Текст книги "Дело Кинг Тута. детектив"

– Во достали мужика! – глубокомысленно заметил Соколов и опрокинул еще стопарик.

– Смехкнара правил два года, потом внезапно умер. Следующим замом был назначен девятилетний мальчик Тут. Спустя два года Эхнатон умер, мальчик стал командовать парадом под присмотром уже упоминавшегося Эйе, переехал в старую столицу, но как только стал взрослым, бац и умер.

– Ну?

– Что «ну»? Обрати внимание, умерли все, кто имел отношение к Эхнатону.

– Все равно не понял. Тебе-то что?

– Так вот, каким-то ребятам не все равно, как умер малыш Тут. Они пытаются прикончить моих клиентов, которые хотят знать правду. Маша помогала членам комисии, так и за ней охоту устроили.

– Во как серьезно! – произнес наевшийся Санек, отваливаясь от столика. И прищурился: – Хочешь сказать, и ко мне могут приехать вслед за вами?

Дима пожал плечами.

– Ушли хорошо. Хвоста не было. Но точных гарантий дать не могу.

– Фигня! Отобьемся, – подумав решил майор в отставке. – Я в своем доме годовую осаду могу выдержать, если танки не подгонят. Ты сам что-нибудь накопал?

– Я лучше тебе скажу, чего не знаю. Убито четверо членов комиссии. Я не знаю, кто организовал их убийства. Я не знаю, каким образом изучение останков Тутахнамона связано с этими убийствами. Я понятия не имею…

– Чем вы тут занимаетесь? – спросила Мария, сходя по ступенькам.

Оба детектива обернулись.

– Хотим быстренько раскрыть убийство Тутанхамона, – сказал Дима, любуясь своей подопечной.

– Интересно, – вежливо улыбнулась она. – Я вам не помешаю?

– Напротив! Если нас занесет в сторону, ты поправишь, – великодушно разрешил детектив. – Присаживайся.

– Хочешь знать мое мнение? – неожиданно серьезно спросил Соколов.

– Нет, – откровенно признался Точилин. – Ты ведь в египетских делах, как я помню, не очень.

– А мне не надо знать египетские дела. Преступление есть преступление. Строится всегда по одной схеме. Эхнатон дорогу попам перешел? Перешел. Умер?

– Да, кстати, Маша, что с Эхнатоном?

– Неизвестно. Он исчезает с исторической сцены вместе с женой Нефертити приблизительно в то же время, когда назначил соправителем Тутанхамона. Это назначение было последним государственным актом Эхнатона.

– Умер, – с удовольствием констатировал фермер, потирая руки. – Первый зам, как его…

– Смехнкара.

– Умер в Фивах. Второй тоже умер. И тоже в Фивах. Все они были родственниками, и, так или иначе, связаны с тестем, который стал жить не по понятиям. Что тут гадать – замочили пацанов!

Мария и Дима рассмеялись одновременно.

– Железная логика, – сказал детектив. – Хорошо. Пусть это будет основная версия. Какие факты на нее могут работать? Маш, подумай.

– Не могу сказать, – не стала поддаваться Мария общему энтузиазму калужских сыщиков. – Я тебе говорила, что все аргументы в пользу насильственной смерти носят умозрительный характер. Единственно, о чем можно точно говорить, так это о том, что смерть молодого фараона была внезапной. Следы поспешности видны в гробнице повсюду: в работе плотников, изготовлявших ковчеги, на едва обтесанных стенах кладовой, в живописи фресок и так далее. Причем Тутанхамону пришлось довольствоваться гробницей относительно скромной – всего четыре помещения. Она была явно приготовлена для кого-то другого и рангом значительно ниже.

– Подойди к этому профессионально, как историк искусства, – развернулся к ней увлекшийся детектив. – Помнишь, ты мне описывала сценку с изображением молодой четы на спинке тронного кресла?

– И что?

– Ты сама говорила, что большой мастер всегда отображает глубинные, сущностные черты характера. Фараон изображен в небрежной позе, раскачивающийся на троне, вместе с женой, которая готовится заняться с ним любовью.

– Так вот откуда порнуха пошла, – прошептал Санек, наливая себе из графинчика водку.

– Минимум две бесспорные вещи можно извлечь из этой сцены: паренек был живчиком и, следовательно, не совсем управляемым, и безумно любил свою королеву. Так?

– Можно сказать и так… – неуверенно пожала плечиками богиня.

– Вообрази, Тутанхамон с девяти лет в фараонах. С девяти лет ему твердят, что он сын Бога Амона.

– Атона, – поправила Мария. – Вначале его звали Тутанхатон, сын бога Атона. По переезду в Фивы он берет себе другое имя – уже в честь фиванского божества Амона, и становится Тутанхамоном.

– Подожди, до переезда мы еще доберемся. С двенадцати лет мальчик правит единолично. Папы нет, некому тяжелую руку приложить к его воспитанию, ему ежедневно твердят, что он – бог и весь мир у его ног. Есть, конечно, старшие, тот же Эйе, Эмхереб, еще куча советников, и дел серьезных ему никто не доверяет, но он же знает, что все равно над ним никто не стоит – на официальных приемах те же опекуны падают перед ним ниц. Почитайте Толстого. Петр I также остался сиротой, долго время играл в кораблики и потешных солдат, но никогда не забывал, что он – царь, и как только представилась первая возможность ухватиться за власть, так сразу же за нее и ухватился. Все зависит от личности. А Тутанхамон был личностью, и, несомненно, ярко выраженной, раз художнику было что отразить в своей картине. Не был бы личностью, получили бы испуганного мальчика, который, будто отличник за первой партой, напряженно сидит на троне с символами власти в худеньких ручках. Могли опасаться за свое будущее опекуны, с тревогой наблюдая непокорный характер своего подопечного?

– Очень утрировано, однако, несомненно, молодой фараон ощущал себя властителем известной ему Вселенной, – согласилась Мария, начиная с интересом следить за рассуждениями своего спасителя. – Могу добавить, даже присутствующие при царских выходах и жертвоприношениях высшие сановники стояли и передвигались в мучительных позах – согнув спины и задрав головы, устремив глаза на властелина. Главные жрецы прислуживали царю у солнечных жертвенников, согнувшись в три погибели, сам верховный сановник бежал перед колесницей. Однако нет ни одного факта, свидетельствующего, что Тутанхамон вел собственную политику, отличную от политики старого жречества. А все эти рассуждения типа «могли-не могли», извините, Дима, непрофессиональны. При нем как раз и началась реставрация отвергнутого культа.

– Не при нем, – отчеканил Точилин, – при его опекунах. Самостоятельно себя малыш Тут проявить не смог: едва достигнув совершеннолетия – умер. Поэтому давайте быть точными. Теперь разберемся в «могли-не могли». Поставим вопрос по-другому: чего опасались фиванские маги? Санек, где у тебя бумага?

– Здесь. Держи.

Доверенное лицо лорда Ассекса начертило на листке три пункта:

– Смотрите.

И Дмитрий начал быстро писать:

– 1. Период резкого противостояния Атона и Амона. 2. Назначение формального соправителя, которого отправляют прямо в логово врага – к лапам фиванских жрецов, где вскоре он благополучно умирает. 3. Назначение соправителем Тутанхамона.

Бросил ручку.

– Затем схема ломается. Эхнатон оставляет Тута в Ахетатоне, рядом с собой, – Дима бросил карандаш. – Вполне логично и здраво, ведь командированный Смехнкара внезапно умер. Уехал здоровым и цветущим парнем, и вдруг его не стало. Если б юноша был хилым и болезненным, едва передвигался и кашлял, то, во-первых, Эхнатон бы не позволил ему жениться на одной из своих любимых дочерей; во-вторых, не отправил в Фивы, иначе бы жрецы расценили приезд чахоточного соправителя, как явную насмешку над ними, и этот политический шаг к примирению стал бы выглядеть профанацией. И так они были унижены, когда приехал в Фивы не мятежный Эхнатон в белой рубахе, бичующий себя розгами, а какой-то мальчишка.

– Дима, я еще в Каире заподозрила, что Египет вас не случайно интересует! – прищурилась искусствовед.

– Вероятно, когда объявили, что покойного Смехнкару заменит Тутанхатон, Ахенсенамон прибежала к папочке в слезах: «Я не хочу, чтобы Тути ехал на смерть!» Я видел в саду Джамала Новбари милую картинку: Эхнатон едет на колеснице, а дочка щекочет бок коня хворостиной. Сын бога выглядит, и это точно отражено художником, как обыкновенный растяпа-отец, позволяющий детям сидеть у него на шее. Вполне естественно, что он уступил дочери, тем более, что старшая овдовела и наверняка надоела ему своими стенаниями по покойному мужу. Три года соправитель Тутанхатон сидит рядом с Эхнатоном. Но в двенадцать лет его перевозят в Фивы. Почему? Ты говоришь, что как раз в это время пропадают в небытие верховная жрица нового культа Атона царица Нефертити и ее муж, фараон Эхнатон. Ясно, что переезду предшествовали некоторые драматические события. Какие? Единственно, что можно предположить – мятежную чету свергают или убивают. Город обречен, теперь никто и ничто не должно помешать вернуть храмам Амона былую славу. Вот тогда и происходит переезд в Фивы.

– Давай, Диман, пока все гладко, – поощрил Санек.

– Теперь перейдем непосредственно к ответу на вопрос, почему фиванские жрецы опасались мальчишку? Вот вам первый аргумент: они знали, что долго держать втайне причину смерти тести и тещи от мальчика-фараона не смогут. Всегда найдется доброжелатель, который нашепчет на ухо повзрослевшему фараону всю правду, и не возьмется ли тогда он за мщение? Есть и второй аргумент. Царица Ахенсенамон очень любила свою маму, царицу Нефертити. Возражений нет? Нет. Даже если муж обрадовался, узнав, что прибили ненавистную тещу, то его жена, любимая жена, узнав правду, могла потребовать наказать виновных в смерти горячо любимой матери.

– Ну, что скажешь? – подмигнул Марии Санек.

– Да, дочери были безумно влюблены в свою мать, – согласилась она. – В гробнице Эйе сохранилась сцена его награждения. В «окне явлений» изображена царская семья. Одна из дочерей Эхнатона держит поднос с ожерельями и бросает их вниз. Вторая царевна заботливо облокотилась на плечо матери. Третья царевна обернулась к Нефертити и обнимает ее.

– Третий аргумент, – продолжил воодушевленный сыскарь. – Опять сошлюсь на покойного профессора Новбари. Есть изображения, на которых Эхнатон вместе со своим многочисленным семейством возносит хвалу Атону. Значит, поколение Тута и малышки Ахенсенамон росли уже при Атоне. Бог Солнца согревал им детство, юность, множество воспоминаний, множество примеров, когда он им помогал и утешал в их детских обидах и огорчениях. Это для людей пожилых, в возрасте, Атон был пришельцем, чужаком. Для новой элиты был своим, родным в доску. Вот вам третий мотив для противостояния юной правящей четы со жречеством Фив.

– В этом ты прав, – задумчиво сказала Мария. – Когда я составляла список для академика Кожинова, я обратила внимания на амфоры с вином. На сосудах есть надписи, которые позволяют установить, где находились виноградники фараона, кто снабжал его вином, и как долго оно выдерживалось. Большую часть партии вин доставляли из виноградников Атона. Виноградники Амона поставили вина меньше всего, и пометка на амфорах указывает лишь на один год. Поэтому, некоторые ученые полагают, что культ Амона полностью восстановили лишь незадолго до кончины Тутанхамона. Могу также добавить, что ни при Тутанхамоне, ни при его опекуне Эйе, то есть еще четыре года спустя после смерти юноши, противники бога Амона гонениям не подвергались. Во всяком случае, таким разрушительным, как при Эмхеребе. Есть изображение сцены поклонения юного фараона богу Амона, но при этом он все еще носит имя Тутанхатон.

– Что и требовалось доказать! – возбужденно потер руки детектив. – Вина пацану не давали. Уже по одному этому факту можно понять, как они его люто ненавидели! И вы еще спрашиваете, чего опасались фиванские жрецы? Итак, мы доказали, что юный царь мог проводить собственную политику, и эта политика была бы явно не профиванской. Так что мотив, и очень серьезный, для убийства у египетских магов имелся!

– Стоп! Мотива недостаточно, – вмешался Санек. – Необходим сам факт преступления. У меня вот тоже имеется мотив прибить главу районной администрации – палки ставит в колеса, где только может – но глава жив, преступления нет, а за один мотив, даже очень серьезный, предъявить обвинение нельзя.

– Вот в этом и проблема, – со вздохом сказал Точилин и потянулся к графинчику с водкой. – Эхнатон, Нефертити, Смехнкара и Тутанхамон один за другим скончались, не дожив до пенсионного возраста, а у нас нет ни заявления от родственников потерпевших, ни свидетельских показаний, ни трупов со следами насильственной смерти. То есть, основания для возбуждения уголовного дела отсутствуют.

– Все? – спросила Мария. – Теперь я могу сказать?

– Говори, – махнул рукой Дима, опрокидывая в рот пятьдесят граммов водки.

– Прекрасный анализ, очень свежий, неожиданный взгляд, крайне любопытная версия. Но сегодня утром все новости сайтов заполнены сообщениями из Каира и Москвы – многострадальная комиссия ЮНЕСКО опубликовала окончательный результат.

– И молчит! – воскликнули друзья.

– Ученые сделали тысячу семьсот томографических снимков мумии юного царя в трехмерной проекции, тщательно изучив кожный покров и костную ткань, и пришли к выводу, что Тутанхамон скончался от плохо излеченного перелома голени, осложненного инфекцией. Генеральный секретарь Высшего Совета Египта по древностям Заки Хаввас заявил, цитирую, «Дело закрыто. Мы не должны тревожить короля больше».

От порыва холодного осеннего ветра, внезапно налетевшего на особняк, звякнула открытая форточка где-то на втором этаже, вспыхнули багровым пламенем угли в камине, в гостиной воцарилась тишина…

Первым ее нарушил хозяин:

– К нам гости, – сказал он, разворачиваясь к небольшому жидко-кристаллическому монитору видеонаблюдения, стоящему на комоде.

Глава тринадцатая. Сила слова

На фоне краснеющего неба темной полосой тянулась березовая роща, разрезанная пополам грунтовой дорогой. По ней, мягко попрыгивая на рытвинах, к дому пылила «Нива» бордового цвета.

– Привет! – прогудел в трубку сотового телефона Соколов, отходя от окна. – Что так поздно? Раньше тебя ждал. Взял, что я просил?

Сложил сотовый, спрятал в карман.

– Зоотехник мой. Поросеночка привез молочного. Сейчас в духовочке затомим, да с хренком и под водочку…

Точилин постарался незаметно перевести дух. Хотя хозяин гарантировал, что дом его – крепость, и выдержит год осады, бегать под пулями от одного оконного проема к другому, как в Грозном, ему не хотелось. Мария так и не встала с кресла, сжавшись в комочек.

– Ну что ты, моя хорошая, испугалась? – он переместился к ней ближе и осторожно обнял ее за плечи. – Самое страшное позади. Они больше не придут. Твоя новость для меня прозвучала, словно райская музыка.

– А мне показалось, что ты обиделся, когда узнал, что твои гениальные рассуждения прошли мимо, – прошептала она, взяв его за руки.

– Ничуть. Теперь, кто бы ни развязал за вами охоту, даст отбой. Кому вы, ученые, теперь нужны, когда известен результат. А мне на самом деле, по барабану, что там произошло в Древнем Египте. Для меня важно, чтобы сейчас людей не убивали, тем более, таких безумно красивых и безумно умных молодых женщин. Хочешь, я открою тебе великую тайну?

– Одну тайну ты уже раскрыл, – улыбнулась она, приходя в себя от неожиданного испуга. – Теперь взялся за вторую. Не слишком ли много за один вечер?

Отстранилась, поправила на груди халат, так деловито, точно не было между ними пусть мимолетного, но искреннего соприкосновения сердец.

Он разочаровано поднялся и подошел к окну.

– Хорошо, скажу завтра. Скажем, на вечерней прогулке в той чудесной березовой роще.

Выглянул, по неистребимой привычке оставаясь в тени за шторой. Ему было хорошо видно, как гостеприимный хозяин пересек двор, как «Нива» притормозила, развернувшись. Насколько он мог разглядеть, причин для беспокойства не было, в салоне автомашины находился один человек – грузный дядька в коричневой длиннополой кожаной куртке. Он вылез, сделал несколько неуверенных шагов, встал.

– Вряд ли, – сказала Мария, тоже поднимаясь и подходя к нему. – Завтра, в это же время я буду находиться за несколько тысяч километров от этой чудесной березовой рощи.

Загремели запоры. Соколов, выходя, весело крикнул:

– Ну, Палыч, тебя только за смертью посылать!

– Куда это ты собралась? – с удивлением спросил Точилин. – Никуда не отпущу. Надо выждать дня три, четыре, хотя бы.

– Не могу. Сергею Петровичу срочно понадобилась моя помощь, и он приглашает меня в свой усинский офис.

– Это так теперь называется?

– Дима, у вас нет повода для ревности! – вспыхнула богиня. – Речь идет о большой коллекции, которая к нему должна поступить на днях из Англии. И ничего удивительного в том, что ему понадобилась моя помощь. Мы и раньше… – тут она сердито оборвала себя. – Собственно, почему я должна перед вами оправдываться?

Вот теперь Точилин вспомнил, где он еще слышал фамилию северного олигарха. Ведь это тот самый покупатель, к которому отходит коллекция лорда Ассекса сразу же после объявления результатов исследования мумии Тутанхамона!

Лицо зоотехника побелело, задергалось… Соколов находился уже со стороны багажника и не мог видеть его.

– Саша, назад! – Заорал Точилин, но вряд ли за двойными оконными стеклопакетами друг услышал бы его.

Крышка багажника вздернулась кверху, и две длинные оранжевые вспышки вылетели оттуда. Соколов покачнулся, сделал шаг назад, из багажника вывалился паренек в черном спортивном костюме и вскинул пистолет с навинчинным на ствол длинным глушителем.

– Не надо! – в ужасе крикнул детектив и бросился к выходу из гостиной.

Он выскочил во двор и был в метре от зарешеченных ворот, когда в них вкатился тот самый карлик, которого он встретил в подъезде Бергман. И опять маленькому убийце не повезло. Первым же рубящим ударом детектив сломал ему кисть руки, держащей оружие, и затем ребром ладони перебил горловые хрящи. Перескочил через тело, забившееся в агонии, и бросился к Соколову. Тот, спокойный и величавый, лежал во весь рост на разбитой колесами подъездной площадке. Лицо его распрямлялось, складки на нем разглаживались, легкая удивленная улыбка застыла на посиневших губах. Карлик не оставил ему ни одного шанса выжить – два выстрела в грудь и один в переносицу.

Точилин сжал ему руку, приподнялся… От чернеющей кромки рощи отделились два темных пятна и сейчас летели к нему, увеличиваясь в размерах – два многоместных джипа, из окон которого торчали автоматные стволы.

– Ну что, зоотехник? Ответить за друга придется… – направился он к предателю бездумным, танцующим шагом.

Мужчина попятился, осторожно, неловко, словно ноги его были связаны путами.

– Не подходи ко мне, не подходи! – закричал он.

В том состоянии детектив убил бы его, не задумываясь, на полном автомате, но зоотехник распахнул пиджак:

– Не подходи!

Живот его перепоясывала брезентовая раскладка, из кармашков которой торчали куски двестиграммового тола и сотовый телефон, обвязанный проводами.

Если бы Дима помедлил хотя бы на секунду, его разорвало бы вместе с несчастным зоотехником на части. Он бросился за «Ниву» в то мгновение, когда ослепительно полыхнуло. Тяжкий гул взрыва прокатился над полем, машину отбросило далеко в сторону, так что Точилин оказался на открытом пространстве, и мгновенно вокруг него заплясали пылевые фонтанчики от разрывов автоматных пуль. Подхлестываемый очередями, он влетел во двор и закрепил за собой ворота на железный болт.

– Маша! – гаркнул он, влетая в гостиную.

Но богини там не было. Бросился по лестнице на второй этаж.

– Ты где?

Он ожидал, что насмерть перепуганная искусствовед где-то забилась в самый дальний темный угол, но она выбежала из хозяйского кабинета с карабином и пачкой охотничьих патронов.

– Возьми, – сказала, запыхавшись, она, – я думаю, тебе это сейчас пригодиться. Я заметила оружие, когда здесь работала за ноутбуком.

– Спасибо, – изумленно протянул он, всовывая прихваченный пистолет киллера за пояс. – Я тоже думаю, что пригодится… А ты молодец, не испугалась.

– Ты меня не знаешь, – нашла в себе силы улыбнуться она. – Под Саккарой мы перевозили ценный груз экспедиции, и нам два часа пришлось отбиваться от грабителей.

– Во как! – Присвистнул он, стоя перед окном и напряженно вглядываясь в глубокие, сгустившиеся сумерки, в которых пропали и роща, и поле, и джипы, и бандиты. – Санек говорил, что может держать осаду год. Интересно, на что он рассчитывал? Вряд ли мы с тобой найдем все его боезапасы, кроме этого охотничьего карабина.

– Нам не надо год держаться, – сказала Бергман, прижимаясь к нему. – Я позвонила Сергею Петровичу. Он обещал, что немедленно свяжется с правоохранительными органами…

– И те успеют приехать на опознание трупов.

Как бы в подтверждение его слов весь дом заходил от гулких, мощных ударов по входной металлической двери.

– Дай-ка я остужу их трудовой порыв. А ты ляг за диван и зажми уши.

Лейтенант милиции в отставке перебежал на другую сторону коридора и выстрелил из ружья по крыльцу. Тотчас замигали со стороны поля огненные вспышки и стальной град заходил по фрамуге и стенам, разбрызгивая во все стороны штукатурку и клочья обоев. Удары возобновились, где-то на первом этаже зазвенели разбитые оконные стекла, защитник соколовского дома выбежал, пригибаясь из комнаты, теперь совершенно непригодной для жилья. Бросился к двери хозяйского кабинета, выглянул… Какие-то черные тени суетились с задней стороны дома, набрасывая трос на прутья оконной решетки. Видимо, решили лебедкой сорвать.

Вбил два патрона, жаль, что они были начинены мелкой птичьей дробью, и выстрелил вниз дуплетом. Бросился на пол рядом Марией, и, перезаряжая карабин, сказал:

– Нам здесь и пятнадцати минут не продержаться. Если они атакуют одновременно и первый, и второй этажи, то все будет кончено разом. Надо уходить.

– Куда? – жалко улыбнулась богиня. Ее безостановочно трясло, видимо, она поняла, в каком безвыходном положении они находятся.

– В подвал нельзя, зальют бензин и сожгут к чертовой матери… В комнатах гранатами закидают. Блин, Санек, где же ты?! – с тоской простонал он, подхватил карабин и выбежал.

Следующие пятнадцать минут он носился по всему дому, как угорелый, пока не расстрелял всю пачку найденных египтологом патронов. Отбросил бесполезное ружье, достал из-за пояса «ТТ», отвинтил ненужный глушитель. В дом пока ни один из налетчиков не проник, видимо, они где-то группировались для решающего броска. Тогда он решил поощрить их. Подполз ко входной двери, уже порядочно изуродованной, снял запоры и приоткрыл. Лучше пусть лезут туда, где он их будет ждать. Занял позицию на лестнице, двумя руками сжал рубчатую рукоять пистолета и приготовился. Ждать пришлось недолго. Они клюнули, наверное, поверив, что сами сломали двери. Тюкнули еще молотом, и, спустя несколько секунд, по коридору покатился зеленый мячик противопехотной гранаты.

Едва с шипением и свистом осколки разнеслись по коридору, как двое в черном камуфляже ворвались в дом. Одного боевика бывший лейтенант милиции положил сразу – убойная сила «тт» с такого расстояния позволяла пробить даже легкий бронежилет; второй, получив пулю, успел юркнуть в гостиную, дверь в которую выбило взрывной волной, и там откатился в недосягаемую для огня зону.

Затем головорезы устроили настоящий бой, точно на площади Минутка. Заговорили сразу несколько автоматов, да еще из гостиной пару раз тявкнул ствол, и Точилину пришлось откатиться с лестницы в коридор второго этажа.

– Мужики! – закричал он. Как ни удивительно, в этом адском грохоте его услышали, поскольку огонь стих. – Куда вы прете, Тутанхамон ведь сам помер, от инфекции…

– Бам, бам! – прокатились два выстрела и далеким эхом отозвались в черной роще.

Но странное дело, массированный огонь не открывался. Приободренный детектив приложил ладони ко рту и вновь закричал:

– Зачем вам нужна эта женщина? Теперь она ничего не убавит и не добавит к выводам комиссии. Умер ваш Тути, сам умер, и нам дайте умереть в собственных постелях! Хватит уже в войнушку играть…

В стволе осталось два патрона. И в последние мгновения своей жизни бывший калужский опер изгалялся вовсю.

– Понятно, если бы я бабки у ваших хозяев затырил, или мешок героина…

Запертый в гостиной боевик внезапно показался на пороге, выпустил длинную очередь по потолку и со стоном, шатаясь из стороны в сторону, – видимо его здорово зацепила точилинская пуля – выбежал из дома к своим. Дима его отпустил, хотя несколько секунд держал под прицелом его широкую спину.

– Ты что несешь? – выглянула из кабинета Мария.

Он приложил палец к губам и подмигнул ей.

– А-а… а я думала ты уже с ума сошел.

Детектив отрицательно покачал головой и вновь закричал:

– Но ведь не было этого – и денег я не брал, и герыча не трогал. Это вашему шефу все не спится из-за мертвых костей. И вас подставляет.

В наступившей глубокой тишине Диме казалось, что каждое его слова разносится далеко вокруг. И, самое поразительное, ему внимали! Спустя полчаса он охрип увещевать врагов не ссориться из-за египетских скелетов. Но в эти полчаса не раздался ни один выстрел. Еще минут сорок осажденные боялись подойти к окнам, опасаясь ловушки, но все было тихо.

– Неужели убедил? – почесал Дима затылок. Все происходящее ему опять стало напоминать сказку. И совсем не страшную, если не думать, что Сашка Соколов лежит убитый перед собственным домом.– Надо сходить в разведку. Не будем же мы сидеть всю ночь в этом грязном коридоре.

– Нет! – воскликнула Мария, вцепившись в его рукав. – Ты никуда не пойдешь, а вдруг они ждут?

Но бандиты действительно скрылись, и об этом они узнали в следующую минуту, когда плотный гул вертолетных винтов накрыл особняк и белый столб прожектора упал с неба. В неестественно ярком свете Дима увидел, что по грязному перепачканному лицу богини текут слезы.

Он обнял ее, поцеловал жадно в губы, в шею, прижал к себе.

– Ты видела, что сталось с бандитами, когда я стал с ними говорить? – возбужденно сказал он. – Вот что значит сила моего слова! Колоссально! Как только закончу это дело, уйду в проповедники.

– Я же говорила, Сергей Петрович нам поможет! – прошептала она, как-то ловко выскользнула из его объятий, вскочила и бросилась вниз по лестнице.

– Куда! Назад! – закричал Точилин, поднимаясь, но не успел – Бергман выскочила на крыльцо и замахала рукой.

Однако того, чего боялся спаситель, не случилось – бандиты исчезли, как по мановению волшебной палочки, а неподалеку в поле садились боевые вертолеты «МИ-28». Из них выскакивали солдаты и, рассыпаясь, на бегу передергивая затворы автоматов, бежали к дому. Из одного вышел человек штатском и, пригибаясь, направился к ним, придерживая полы кожаного плаща, разлетавшиеся от поднятого винтами вихря.

– Здравствуйте! – прокричал он. – Меня зовут Вадим Алексеевич. Я от Славинского. Все целы?

– Слава Богу, не из милиции, – пробурчал Точилин. – А, кстати, вот и они…

По кромке поля прыгали фары, крутились мигалки… Одна машина, вторая, третья…

– Прошу вас, – подал руку Вадим Алексеевич и повел богиню к вертолету. – Чтобы успеть, мне пришлось договариваться с военными, неподалеку от Калуги есть аэродром.

– А как же я? – крикнул детектив, с опаской оглядываясь на приближающиеся милицейские огни. – Меня бы вы не могли подбросить до Калуги, а?

Вадим Алексеевич остановился.

– Мне казалось, что вам придется дать показания против тех людей, что напали на вас, – начал он с холодком в голосе.

– Нет, никаких показаний. Я мимо шел, ничего не знаю, ничего не видел. Маша… скажи ему, – он бросился к искусствоведу и горячо зашептал он ей на ушко, – Мне нельзя в милицию, дел по горло.

– Разве ты с нами не летишь в Усинск? – спросила Мария. – Я тогда не договорила: господин Славинский пригласил тебя, и даже очень настаивал, чтобы мы прибыли вместе.

Последние слова она произнесла громко, посланец олигарха склонил голову, и сделал приглашающий жест.

– Извините, я не знал, что вас ждут. Прошу!

Тяжелая машина с натугой оторвалась от земли и, кренясь на правый борт, стала набирать высоту.