Текст книги "Дело Кинг Тута. детектив"

Глава девятнадцатая. Игра в догонялки

Беседа с высокопоставленным офицером королевской полиции Великобритании протекала в номере высотной гостиницы. Из окна открывалась восхитительная панорама вечерней Москвы, заснеженной, с россыпями разноцветных огней. Рубиновые звезды Кремля ярко горели в мутно-сером подмороженном воздухе, медленно текли черные автомобильные реки в асфальтовых ложах шоссе, стая ворон, громадных, нахохленных птиц толкалась на бетонном козырьке соседней высотки, в сине-белых неоновых огнях блистал восходящий месяц…

Хотя с арестованным обращались довольно вежливо, однако наручники не сняли, даже когда в комнату вкатили столик, сервированный на три персоны. Была и четвертая персона – девушка в черном пиджаке и серых брючках. Переводчица. Симпатичная, но толком рассмотреть ее Диме не удавалось, так как она здорово смущалась и старалась не смотреть на него.

Стенли Баркер, рослый плечистый мужчина в штатском, с холодным взглядом голубых глаз сидел напротив арестованного. Светлые, почти соломенного цвета волосы подстрижены коротко, по-военному; обручальное кольцо на пальце. Он и на вид не выглядел вежливым и интеллигентным человеком, а уж в речи, судя по тому, как часто краснела переводчица, вообще не стеснялся в выражениях.

Прежде всего, он заверил Дмитрия Точилина в том, что если тот, факинг рашн бастард (ох, как знакомо было это английское словечко детективу) осмелится пересечь границу Соединенного королевства, то остаток жизни проведет в одном из исправительно-трудовых учреждений на севере Англии. На него заведено три уголовных дела – покушение на жизнь сотрудника полиции, повреждение государственного имущества (имелся в виду полицейский автомобиль) и бегство с места дорожно-транспортного происшествия. Затем, успокоившись, выложил цель своего приезда в столицу Российской Федерации.

Второе отделение Скотланд Ярда занимается пресечением противозаконной деятельности, связанной с предметами искусства. В качестве профилактики полицейские отслеживают все крупные сделки. Разумеется, их очень заинтересовала продажа коллекции лорда Ассекса русскому миллиардеру Славинскому. Во-первых, потому что от денег новых русских капиталистов всегда отдает «шит» («нехороший запах» – покраснела переводчица), и надо обязательно проверять, не скрывается ли за столь крупной покупкой цель отмыть нечестно заработанные деньги; во-вторых, проверить, соблюдены ли национальные интересы. С интересами все в порядке, в коллекции не было предметов, запрещенных к вывозу. Тем не менее, сумма, предложенная олигархом, вызывала удивление. Глупый русский заплатил пять с половиной миллионов евро за то, что по оценкам экспертов стоит чуть больше трех с половиной миллионов. Почти в это же время произошло убийство крупного ученого-криминалиста Санди Такера, который в это время был занят в комиссии ЮНЕСКО, проводившей по заказу Высшего совета по древностям Египта исследование останков фараона Тутанхамона. И опять выплыл русский след. В Лондон заявился молодчик, который принялся запугивать и шантажировать ассистента покойного Такера Бобби Дугласа с целью получить информацию о ходе следствия по делу об убийстве Такера. Затем русские стали размножаться, как мыши на ферме. Выяснилось, что сержант полиции Микки Рочестер и лейтенант Кромм оказывали покровительство русской мафиозной группе, которая использовала 33 участок, как крышу для своих темных делишек! Для Англии это неслыханно!

В этом месте Точилин и полковник Бронников переглянулись, пожав плечами. Подумаешь, тридцать третий участок! В России целое столичное милицейское управление может выступить единой могучей криминальной силой!

Сотрудникам Баркера удалось отследить, как приезжего русского отвезли в «продажный» участок, как затем машина Рочестера выехала в Хитроу и попала в автокатастрофу на шоссе. Далее следы приезжего потерялись и обнаружились, когда он зарегистрировался на авиарейс Лондон-Каир. Затем в отделение поступила информация по линии Интерпола, что гастролера застукали на месте убийства Сахиб Джамала Новбари, но за неимением веских доказательств его пришлось отпустить. Также выяснилось, что неутомимого туриста на родине разыскивают по подозрению в убийстве. А уж когда российские коллеги любезно предоставили досье на Точилина – бывшего сотрудника спецподразделения внутренних войск, участника подавления восстания несчастных чеченских повстанцев…

– Я в спецвойсках не служил, – мрачно оборвал англичанина в этом месте Дмитрий. – Обычный опер. И не виноват в том, что всю российскую милицию прогнали через Кавказ в обязательном порядке.

– Это есть ваши внутренние проблемы, – отмахнулся Баркер. – Теперь я хочу знать, что вы делали в Лондоне и Каире, кто вас послал и с какой целью?

– Рассказывать с самого начала? – спросил Точилин, внутренне польщенный, что привлек внимание нескольких полиций мира.

– Все! – одновременно ответили Баркер и Бронников.

– Ну, что ж, сами напросились. Слушайте. В 1342 году до нашей эры общественность Древнего Египта была потрясена неожиданной смертью своего правителя, юного фараона… – заученно начал детектив.

Во втором часу ночи, подкрепившись – с него все же сняли наручники… – он подобрался к перестрелке в Калужской области. Английский детектив и русский чекист слушали его с одним и тем же каменным, невозмутимым выражением лица. Одна переводчица реагировала на его рассказ, как положено: смеялась в тех местах, где события приобретали комический характер, и обмирала там, где на сцену выступали зловещие фиванские жрецы.

В номер непрерывно заходили очень серьезные молодые люди, забирали диктофонные кассеты, обратно приносили распечатки. Сыпались и сыпались бесконечные вопросы.

В самолете Бронников бросил фразу, что ему может помочь английский оперативник. Даже мысль зародилась, что именно Гленн послал Баркера в морозную Россию, чтобы вытащить его из полной «асс». Но эта надежда испарилась. Во всяком случае, не было и признака, что Баркер на его стороне или каким-то образом связан с внуком лорда Ассекса.

Что ж, уловка контрразведчика, призванная разговорить подследственного, удалась. Хотя и была напрасна. Он и так не собирался что-то утаивать.

Лишь к двенадцати следующего дня Диме позволили отдохнуть. Ненадолго. К вечеру к нему вошел Бронников, подтянутый, веселый, оживленный.

– Итак, Дмитрий Сергеевич, пришел конец вашим мучениям. Признаюсь, вы загрузили работой несколько отделов. Необходимо было проверить ваши показания, хотя бы вчерне, чтобы принять необходимое решение. Были запросы и в Англию, и в Египет, очень помогли нам Калужское и Усинское управление ФСБ…

– И что вы решили? – спросил Дима. Сердце его замерло, как перед прыжком в ледяную воду.

– Государственных интересов вы не нарушали, поэтому федеральная служба безопасности заниматься вами не будет.

– Уже хорошо, – проговорил арестованный с облегчением. – Я могу идти?

– Вы – заурядный уголовный преступник. Ваше дело мы передаем в городскую прокуратуру, где занимаются расследованием убийства Малахова. Затем вас этапируют в Усинск, чтобы прояснить обстоятельства смерти Кокаревой, попутно вами займутся ваши бывшие коллеги в Калуге…

– Но… – побледнел детектив, – к чему тогда все эти допросы? Я говорил вам чистую правду!

Вадим Николаевич развел руками:

– И что? Что вы нам такое сказали, чтобы снять с вас обвинения? Противозаконно занимались розыскной деятельностью; совершили ряд преступлений в дружественной нам Англии, в России набедокурили… Ах, да, в Каире теперь вы нежеланный гость – обстоятельства смерти заместителя председателя Высшего совета Египта по древностям так и не выяснены.

– Но как же те люди, что шантажировали меня в Лондоне, убили Соколова, Кокореву… Не понимаю.

– Если эти люди не плод вашего больного воображения, то мы обязательно их найдем. Никуда они не денутся. И господина Славинского вместе с его товарищами обязательно проверим, – заверил полностью уничтоженного охранника с Тверской полковник федеральной службы безопасности.

Кивнул двум мужчинам в куртках и кепках, надвинутых по самые брови.

– Всего доброго, Дмитрий Сергеевич. И помните, чистосердечное признание своей вины смягчает наказание.

Мужчины обступили Точилина, прижались к нему с боков, точно родные братья, и нежно повели его вон из роскошного гостиничного номера.

Через подземную стоянку они вышли на свежий морозный воздух. Выпал снег, под ногами похрустывали льдинки, черные в тени и блестящие, точно новогодние игрушки, под светом уличных фонарей. Наручники на него не одели, видимо, уверенные в том, что при попытке к бегству легко справятся с щуплым молодым человеком. Вышли и направились к сияющей неподалеку букве «М» над подземным переходом.

– Бензин кончился? – хмуро спросил Дима, покоробленный тем, что такому важному международному преступнику, как он, даже не выделили машину.

– Разговорчики, – бросил один из мужиков, крутоплечий, широкомордый. Скорее всего, один из бывших чекистских спецназовцев. Такие, говорят, и танк на ходу остановят, и в горящую саклю с голыми руками войдут.

Делать нечего, Дима нахохлился, сунул руки в карман пальто и прибавил шаг, чтобы успеть за охранниками.

У входа в метро они остановились, бросили ему «Стоять, не двигаться!», и направились к киоску. Взяли по бутылке пива, отошли в сторонку. Арестант оглянулся, поток людей в метро нарастал, то и дело скрывая его от взглядов конвоиров, и на мгновение легкий холодок появился в груди – а что если рвануть через запруженное машинами шоссе, с той стороны спуститься в метро и…

Рядом мягко прошипев тормозами, остановилось такси:

– Куда едем? – выглянул водила.

И что дальше? Так хотя бы на свиданку Жанна придет, а подашься в бега… Куда? Прятаться всю жизнь, как крот? Так рано или поздно бегство закончится следственным изолятором. Он вспомнил надпись на плакатике, который сам же и приклеил в своем кабинете убойного отдела Калужского РУВД «На свободу с чистой совестью!».

– Не, я постою, – обреченно ответил он, и махнул рукой – Езжай!

Вернулись конвоиры, подхватили его с двух сторон, точно книжный шкаф, и поволокли в метро. И народу в переходах было немного, но и там они умудрились потеряться при входе через турникеты. Встретились внизу, у первого вагона…

– Вы скажите, куда едем? – спросил разозленный арестант. – Я сам доберусь, если разбежимся.

– Я тебе разбегусь, – грозно сказал один из конвоиров и сунул ему железный кулак под ребро.

Наконец, они добрались до отделения милиции, где Дмитрия оставили в дежурной части. Потом заглянувший на минуту майор выгнал его в вестибюль, где он примостился на деревянной скамейке рядом с пропитой дамой неопределенного возраста в искусственной каракулевой шубке. Она приоткрыла припухший глаз и спросила:

– Мужчина, у вас не найдется сигаретки?

– Точилин есть? – спустился с лестницы в вестибюль молоденький лейтенант. – Пойдемте!

Завел в крохотный кабинет, где опять ему полчаса пришлось сидеть в полном одиночестве, изучая настенный «Православный календарь» за прошлый 2006 год.

Скрипучая дверь отворилась, вошла полная тетка в засаленном прокурорском мундире, крашенная, с сигаретой в зубах. Села, включила компьютер, долго стучала на клавиатуре, потом развернулась к нему, разложила бумаги на столе, веером, словно карточную колоду, и спросила:

– И что вы хотели?

«Ну и бардак!» – изумился детектив. «Я думал, только у нас в Калуге возможно такое!»

– Это вы от меня что-то хотели, – сказал он устало.

– А вы кто? – нахмурилась тетка, сбила пепел с сигареты и зашелестела бумагами.

– Точилин Дмитрий Сергеевич, 1980 года рождения, не судим…

– Ага, нашла, – оборвала она его. – Поняла, вам явку с повинной оформить.

– Было бы неплохо, – несмело улыбнулся Дима.

Прокурорша с потухшим окурком в губах отвернулась от него, целиком погрузившись в экран монитора. Охранник с Тверской почувствовал себя на приеме у врача-терапевта. Тому стоит сказать всего два слова, и он, не обращая внимания на пациента, начинает строчить и строчить.

Матричный принтер звонко отстучал по каретке и выбросил в лоток отпечатанные листы.

– Распишитесь внизу на каждой странице.

Дмитрий быстро пробежал глазами анкетные данные и запнулся на строчке ««Отвечать на вопросы отказался, сославшись на статью 51 Конституции Российской Федерации».

– Но я не отказывался отвечать на ваши вопросы! – удивился он.

– Послушайте, Точилин, уже девятый час и я не намерена нянькаться с вами до полуночи! – нахмурилась тетка и навалилась пышной грудью на затрещавший стол. – Я занимаюсь делом Малахова второй месяц. Вы у меня третий, кого приводят с явкой с повинной. Вначале несовершеннолетний Суздалев, потом грузчик Рощин, работающий в супермаркете на той же Лесной. Теперь вас притащили… И любого красавца можно вести в суд – на все согласен. Я не могу бесконечно вести дело. Уматывайтесь под подписку о невыезде. Если суд вернет дело на дорасследование, тогда мы вас вызовем. Только не вздумайте покидать Москву, в федеральный розыск объявим.

Голова детектива пошла кругом.

– Постойте. Но меня еще обвиняют в убийстве Кокаревой в Усинске.

– Езжайте в ваш Усинск и там разбирайтесь.

– Но как я поеду, когда у меня подписка о невыезде?!

– Точилин, ты меня не выводи из себя. Хочешь ночь в подвале провести? Так мигом хулиганку оформлю. Если что-то не нравится, можешь завтра подать заявление на имя прокурора. Твое право. А сейчас расписывайся, и пошел отсюда. Убивец нашелся.

Дима поднялся, повертел в руках бланк подписки и вышел. Постоял в коридоре, пустынном, мертвом от света люминесцентных ламп, ожидая, что вот-вот набегут люди и навалятся, и начнут крутить руки с радостным криком «Ага, гад, попался!».

Нет, никого. Он спустился по лестнице в фойе, миновал окно дежурной части, вышел на крыльцо. Конвоиров и след простыл. Рядом с милицейской «Волгой» играл с овчаркой сержант, трепля ее за черный лохматый загривок. И тут до него дошло.

– Елы-палы! – хлопнул он себя по лбу и сбежал по ступеням.

Вся эта очевидная нелепость происходящего в этот вечер объясняется очень просто – нет на него серьезных улик! Поэтому решили выпустить, установив за ним наблюдение. А он-то морочит себе голову!

И сразу стало легче дышать, прояснилось в голове, и ярче заблистали огни, и резче стал слышаться звук скрипевшего под каблуками прохожих снега. Он от души расхохотался над положением, в которое попал. Регистрации московской нет – ближайший патруль должен задержать его и вернуть в милицию. Но выехать из столицы не может, поскольку у него подписка о невыезде! Да к тому же – кто его посмеет задержать с агентами госбезопасности на хвосте?

– Чудеса, – пробормотал он, не подозревая, что настоящие чудеса еще впереди.

Когда ехал в метро, когда шел по опустевшим московским улицам, направляясь в единственное место, где ему могли предложить кров, все пытался обнаружить за собой слежку. Но безрезультатно.

– Грамотно ведут, – удовлетворенно прошептал он, – нигде не засветились. А как вы теперь посмотрите на вот такую проверочку?

Завидев стоящий на обочине милицейский желто-синий «УАЗ», бегом через перекресток на красный свет бросился к нему, рывком распахнул дверь и завалился на заднее сидение.

– Привет, мужики! Как дежурство?

Пока постовые в своих толстых серых куртках, опешив от беспримерной наглости, медленно разворачивались к нему, Точилин приподнялся, ухватил одной рукой за шею ближайшего милиционера, второй проворно залез в его кобуру и вытащил пистолет. Сбросил с предохранителя и упер в переносицу водителю.

– Сидеть. И тихо!

Бросил быстрый взгляд по сторонам. Странно. Ни одна тень не выскочила из подворотни, ни одна из проезжавших машин не остановилась.

– Тебе чего надо? – еле выговорил трясущимися губами пожилой сержант-водитель. Обезоруженный притих и перестал дергаться.

«Ах, так… сейчас усложним!»

– Поиграть в догонялки! – задорно воскликнул Дима. – Я вас застукал, теперь ваша очередь!

Выскочил из машины, пальнул в притихшее ночное небо и бросился к ближайшим домам. Милиционеры пришли в себя неожиданно быстро. Позади нехотя, скрипуче взвыла сирена, и грохот длинной автоматной очереди эхом пробежал по верхним этажам высоток. Стрелок оказался неважным, пули неровно остригли заснеженный кустарник сквера в метрах пяти от детектива, он запетлял как заяц, проскочил между двумя минимаркетами и нырнул за бетонное крыльцо магазина. Отсюда хорошо было видно, как «УАЗ» стоял, роняя вокруг себя красно-синие огни, как поднимался с колен автоматчик, отряхивая снег с форменных брюк, как второй, водитель, выбежал с рацией на перекресток, к которому, завывая, с разных сторон, приближались два патрульных «Форда»…

Операция по перехвату дерзкого преступника, осуществившего нападение на постовых, началась. Но где же «топтуны»? Где наружка, которая должна была проявить себя в это нестандартной ситуации? Ведь его могли задержать, убить, в конце-концов, а они даже не пошевелились… И страшненькая мысль зашевелилась в голове – может, и не было никакой наружки, может, действительно, та дама права, и нет никому дела до него?

Надо было уходить, пока не взяли в плотное кольцо. Дима повертел в руках «Макаров». И на хрен он ему сдался? Выбросить? Какой-нибудь придурок подберет и бед с ним натворит. Жаль сержанта – попрут со службы за потерю табельного оружия. Сунул пистолет в карман и бросился вглубь квартала.

Глава двадцатая. Летающие рыбки

Частный детектив и его клиент встретились.

Жанна стояла в прихожей чужая, настороженная, склонив голову и наблюдая, как он неловко стаскивает ботинки, освобождается от меховой куртки с желтой кричащей надписью «Нефтьалмазинвест». За ее спиной величественным монументом высилась женщина с царственной осанкой в пестром халате с меховым воротником. Руки ее были скрещены на груди, в глазах металлический блеск.

– Мама – это Дима, Дима – это мама! – холодно сказала Жанна.

– Очень приятно, – сказал ночной гость, привстал на цыпочки, чтобы повесить куртку в шкаф и… не успел поймать «макаров», вывалившийся из кармана!

Тяжелый пистолет грохнулся о паркет и, прокрутившись несколько раз, замер у ног Жанны, поблескивая вороненой сталью. Не меняя позы, все тем же ледяным тоном девушка произнесла:

– Мама, не пугайся, Дмитрий работает в органах.

– Меня пугает другое, – проронил монумент, – невоспитанность наших правоохранительных органов, позволяющих себе визит в столь позднее время. Надеюсь, он будет недолгим.

– Мама, невоспитанность проявим мы, не предложив гостю чашку чая.

– Да я бы и перекусил немного, – сказал смущенно Точилин, нервно заталкивая ствол во внутренний карман чертовой куртки, – а где у вас душ можно принять, а то я с поезда и сразу к вам.

Когда монумент двинулся в сторону кухни, он подмигнул Жанне:

– Помнишь, ты обещала мне место в гостевой спальне?

Она кинулась к нему, прижалась горячим телом, сотрясающимся от нервной дрожи:

– Дурашка, ты где был?! Я чуть с ума не сошла!

И мгновенно злые чары жуткой, невероятной сказки, в которой он пребывал последнюю неделю, лопнули, точно мыльный пузырь! Обнимая, целуя нежное, любимое личико, он приходил в себя, возвращался в ту жизнь, которая так была ему дорога…

Увы, его мечтам, о которых он говорил Жанне по телефону, уносясь от Москвы на электричке, сегодня сбыться было не суждено. Накормить – накормили, душ в роскошной джакузи принять разрешили, и постель предоставили в комнате, выходящей окнами на шумную Новослободскую… но встретиться ночью, тайком, когда заснет мать – не удалось. Во-первых, мама так и не заснула – до утра из ее комнаты шипел телевизор, а она сама периодически курсировала мимо гостевой спальни, во-вторых, сам Дима, прождав с час, смежил веки на минуточку и позорно заснул.

Утром обнаружил себя в квартире Воронцовых в полном одиночестве. На его подушке лежала записка «Привет, Соня! Завтрак на столе под салфеткой. Я на занятиях, буду в два часа. Отсутствие мамы до шести вечера гарантирую. Жанна».

Прежде чем позавтракать, Дима прощупал всю свою одежду, разгладил пальцами каждый рубец, даже вскрыл кухонным ножом подошвы ботинок. Однако жучка или какого-либо другого следящего устройства не обнаружил.

– Хм, невероятно! – озадаченно пробормотал он. – ФСБ, Интерпол, конспиративный номер в элитной гостинице, двое суток непрерывных допросов… и закончилось все прокурорским следаком, которому вовсе не нужны обвиняемые в убийстве! Нет, тут что-то не так.

Но тут его озарило: зачем им устраивать глупую слежку, рискуя быть обнаруженным на полночных московских улицах, когда чекисты знали, что найти пристанище он может только у Воронцовых!

Точилин обследовал каждое окно, стоя за шторами и выискивая точку, с которой можно было установить наблюдение за квартирой. И такая точка нашлась! Лифтовая будка соседней высотки, находящаяся на прямой от окна в спальне Жанны. Проем в ней был затянут черным, прорванным в нескольких местах полиэтиленом.

Отпрянул, сел в кресло рядом с аквариумом, в котором по-прежнему безмятежно стайки неоновых рыбок и барбусов скользили над палубой полуразрушенного парусника. Современная техника такова, что они могут и слышать и видеть сквозь занавешенные окна. И квартира поди вся в жучках. А он то, дурак, рискуя жизнью, опасные эксперименты устраивал!

Значит, время у него есть, раз они заняли выжидательную позицию. Это хорошо. Плохо, что они все-таки считают его преступником, который играет важную роль в этой международной заварушке. Правильно, силенок для того, чтобы тщательно потрясти Славинского у них маловато, вот всей гурьбой и накинулись на него. Он думал, что вернется в Москву и сразу же бросится на поиски хулиганов, отправивших на тот свет знаменитого академика, а получается, что ему самому надо спасать свою шкуру. И каким образом?

Тот, кто начал эту игру, может быть доволен. Одних членов комиссии по расследованию обстоятельств смерти короля Тута поубивали, оставшиеся в живых признали, что он умер ненасильственной смертью. Раритеты коллекции лорда Ассекса благополучно перекочевали из английского замка в заполярное святилище мистера Славинского. Последний продолжает развлекаться мистическими играми, убрав ненужную свидетельницу, и лживой видеопленкой связав по рукам и ногам назойливого детектива. Неприступная богиня оказалась любовницей миллиардера и, нарядившись в прозрачный хитон, теперь консультирует его по вопросам древнеегипетского искусства.

Лифтовая будка не давала ему покоя. Он поднялся, осмотрел все шесть комнат Воронцовых. К счастью, жили в квартире женщины, и он без труда отыскал несколько ручных зеркал. С их помощью быстро соорудил на подоконнике несложную конструкцию, с помощью которой мог видеть, не вставая с кресла, что происходит на крыше соседнего дома. Это нехитрое изобретение несколько раз спасало ему жизнь в развалинах Грозного.

Теперь можно сосредоточиться на том, что он упустил в этой истории. Должны быть пробелы, должны быть словечки, на которые он не обратил в свое время должного внимания. Слишком глубоко внутри он сидит в этой криминальной каше, чтобы понять, из чего она сделана. Отойдем в стороночку, медленно, медленно и увидим…

В памяти ожили грозные бараньи морды, тихо зазвенели серебряные колокольчики, мальчик в опрятной белой юбке закачался на троне… Кто-то чрезвычайно дерзкий осмелился похитить из луксорского храма нечто ценное, баснословно дорогое. На розыск похитителей брошены лучшие храмовые ищейки. Тайные поиски не увенчались успехом, и, судя по тому, что была выбита каменная стела, верховные священники вынуждены обратиться за помощью к народу. С драгоценной пропажей каким-то образом связано имя богини Сешат, покровительницы писцов. Как сказала о ней Мария – женщина в шкуре пантеры, глава «Дома жизни», записывала годы жизни правления фараона и ведала собранием рукописей. Нашли пропажу или нет – мы не знаем, но вслед за фиванскими жрецами на поиски устремляется Славинский.

Стоп! Дима порылся в столе Жанны, нашел бумагу, фломастер. Начертил две прямые. Над одной поставил 1342, над другой 2007. Теперь нужно посмотреть, где могут пересекаться события прошлого с событиями настоящего.

Итак, что могло пропасть из луксорского храма? Драгоценности – раз; важные, компрометирующие жрецов бумаги – два; человек, либо служитель культа Сешат, либо каким-то образом связанный с этим культом – три.

Теперь, что ищет могущественный олигарх, колдующий в своем в ледяном святилище?

Драгоценности? У него в личном музее «Богатства народов Севера» их столько, сколько не снилось монарху небольшого европейского государства. Человека, то есть, его мумию или изображение? Нет, Славинский гоняется не за высушенными трупами, а за папирусами. Он выкладывает за собрание деловых бумаг из луксорского храма пять миллионов евро. А заполярный колдун не тот человек, который разбрасывает деньги налево и направо. Работяги его за тысячу баксов мерзнут на нефтевышках Крайнего Севера.

Две прямые пересекаются лишь в одном месте – важные, и, скорее всего, компрометирующие фиванских жрецов документы. Мы еще не знаем, что в них было написано, какие тайны… Минуточку. Как это мы не знаем, чем фиванцы были озабочены в это время? Только что они едва не лишились накопленных за десятки веков богатств, только что едва не ослепли от распространившегося на Две земли сияния бога-солнца Атона… Сколько преступлений им понадобилось совершить, чтобы восстановить прежний порядок? И что для них было тогда важнее, чем бумаги, проливающие свет на эти преступления?

Дима вскочил и забегал по комнате.

Бумаги… Покойный лорд Ассекс прямо сказал своему внуку, что в его коллекции имеется показания свидетеля, могущие пролить свет истины на тайну смерти Кинг Тута. Правда, эксперты ничего нового не обнаружили. Глен говорил, что на папирусах магические заговоры, деловая переписка храмового персонала в Луксорах, медицинские трактаты… А если предположить, что какой-то из этих документов зашифрован, на что египетские писцы были большие мастера, и лорд владел ключом к этому шифру, как владеет им Славинский?

Уф, он-то зачем разволновался, так и помереть недолго от сердечного приступа! Сядем, успокоимся.

Детектив вновь, как в лужу, сел в зеленую тень от аквариума. Осталось выяснить, какое отношение имеет к секретным документам фиванских жрецов убийства ученых, расследовавших смерть Тутанхамона; и второе – если вдохновителем и организатором убийств является Славинский, то зачем ему это понадобилось, ведь и так ценные бумаги должны были оказаться в его руках. Но где мотив?

Как только детектив задал себе последний вопрос, так сразу почувствовал, что опять уперся в глухую, гранитную стену, в которую упирался не раз.

Дима поднял затуманенные глаза и… увидел перед собой маленькую красную рыбку. Живую, с разинутым ртом и трепещущими плавниками. На мгновение. В следующее мгновение огромный поток воды, перемешанный с водорослями и осколками стекла, залил его в кресле с ног до головы. Если бы он минутой раньше догадался с помощью своей остроумной конструкции посмотреть, что делается на крыше соседнего дома, то увидел бы, как с лифтовой будки слетел черный полиэтилен, и невидимый в чердачной тьме человек выставил перед собой ствол снайперской винтовки.

Он лежал на полу, сцепив руки на затылке, скользкие аквариумные рыбки прыгали по его спине, а по девичьей спальне словно прохаживался хулиган, разносил вдребезги хрустальные вазочки, сдирал шпонку с поверхности стола, смахивал фотографии со стены, выбивал куски штукатурки со стен…

Свинцовый ливень прекратился так же неожиданно, как и начался. Огненные полоски на боку барбуса, лежавшего прямо перед носом Точилина, потухли, рыба судорожно зевнула и умерла.

Бывший опер перекатился к порогу, выполз в коридор, вскочил на ноги, выхватил из кармана куртки пистолет, нахлобучил на голову шапку и выбежал на лестничную площадку к лифтам. Ткнул кнопку, но кабина шелестела где-то вверху, он сплюнул и бросился вниз по ступенькам. Во дворе его ослепило не по-московски яркое солнце, он приложил руку с пистолетом козырьком ко лбу, огляделся и успел заметить задний бампер серого микрофургона, скрывшегося в арке.

Нет, по времени киллер не мог покинуть здание. Прошло не больше трех минут с тех пор, как прозвучал последний выстрел. А надо ведь еще гильзы собрать, ствол спрятать, переодеться… Значит, он еще наверху.

Точилин прыжками пересек двор и рывком открыл тяжелую металлическую дверь, машинально отметив, что кодовый замок на ней не работает. В девятиэтажке был всего один подъезд, поэтому разминуться с наглецом, обстрелявшим комнату Жанны, он никак не мог.

Подъезд чист. С площадки последнего, девятого этажа лесенка, крашеная синей краской, поднималась на металлическую площадку, где прямо шел выход на чердак, а налево была железная дверь лифтовой надстройке. На ее ручке болтались замки с сорванными дужками.

Точилин проверил обойму – полная; дослал патрон в ствол, и, распахнув дверь, упал на спину, выставив перед собой оружие. Остатки черного полиэтилена болтались на деревянной раме, солнечные лучи просвечивали все крохотное помещение насквозь; гудела машина, лязгали электропереключатели… но палить было абсолютно не в кого!

Детектив осторожно выбрался на крышу. Там на обледенелом гудроне и на виду у всей Москвы ему пришлось попрыгать, точно актеру из голливудского боевика. Правда, с тем же успехом, с которым закончился штурм лифтовой будки. Никого!

Озадаченный, он еще раз спустился в надстройку, обошел по слежавшимся опилкам жужжащий механизм кругом. Точно стреляли. Деревянная рама оконного проема в свежих царапинах; несмотря на сквозняк, отчетливо пахнет пороховой гарью… Вот и парочка свежих гильз. Поднял. Калибр 7.62 от полуавтоматической винтовки СВД. Мощная штука. Как только его не зацепило?

Опаньки, а это что такое? В углу на стене кровь, брызгами, будто кто-то стряхнул малярную кисть с остатками бордовой краски. В железном листе, которым оббита деревянная стена, две аккуратных круглых дырочки. Такие следы обычно от сквозного ранения, когда в потерпевшего стреляют с близкого расстояния, в упор. Выходит, кто-то пытался помешать киллеру.

Дима спустился по металлической лестнице на площадку девятого этажа. Чисто! Сбежал ниже, на площадку восьмого. Стоп! К стальной двери, декорированной пленкой под дерево, вела размазанная мокрой тряпкой дорожка. Ага, вот и те самые опилочки, прямо у порога.

Позвонил раз, другой. Открыл мужик в розовом банном халате и в тапочках с заячьими ушами. Ненатурально зевнул:

– Тебе чего надо?