Текст книги "Ментальное пространство России"

Характерно, что по окончании бойни в народной памяти образ царя не сохранился, как образ палача. Вскоре после псковско-новгородского похода Ивана Грозного в эти краях стала бродить легенда о злом человеке Петре Волынцеве, который якобы написал царю донос об измене псковичей и новгородцев, после чего и свершился небывалый в русской истории погром. По документам, сохранившихся в царских архивах, эта массовая казнь унесла жизни более трех тысяч человек. Один из главных опричных палачей, Малюта Скуратов, написал царю, что собственноручно убил 1490 псковичей и новгородцев. Впрочем, очевидно, это вымысел, поскольку убийства совершались в основном холодным оружием, «усекновением», как писал сам Скуратов. Однако бросается в глаза бешенный человеконенавистнический пыл среди людей, окружавших Грозного, которые и составляли его многочисленную опричную рать.

Затем дело об изменниках было перенесено в Москву. Расправа началась после выступления московской знати против кровавого террора опричников. 25 июля 1570 года несколько сотен приговоренных были приведены на рыночную площадь, именуемую в народе «Поганая лужа». В окружении охраны к месту казни явился царь.

При виде царских опричников столпившийся народ бросился врассыпную. Раздосадованный царь стал уговаривать людей подойти посмотреть поближе. Вскоре вокруг него собралась огромная толпа. Обратившись к людям, царь спросил: «Правильно ли я делаю, что хочу покарать своих изменников?» Народ ответил царю единогласным одобрением. В присутствии огромной толпы московскую знать, выступившую против бессмысленных казней, варили в кипятке и четвертовали. Однако это было только начало. Под подозрения царя уже попали сами же опричники, создававшие первые карательные отряды, но теперь напуганные безумным размахом казней. Среди них были бояре Басманов, Плещеев, Вяземский и многие другие. В своих казнях царь использовал детей подозреваемых, которые должны были убивать своих родителей. Так сын Басманова, чтобы спасти свою жизнь, зарезал своего отца. И только пожар Москвы на время остановил кровавый террор в столице.

В это время международное положение Росси катастрофически ухудшалось. На западных границах постоянное давление на Русь оказывали Польша, Литва и Швеция. Русские попытались отбить у шведов Ревель, но не смогли. Одновременно с Востока на Москву двинулась сорокатысячная крымская орда.

На Оке татары разбили русские оборонительные отряды, и Иван Грозный, бросив своих воинов, в панике бежал в Саратов. Армия, оставшаяся без царя, отступала до самой Москвы и наконец укрылась за крепостными стенами. Татары, подойдя к Москве, не стали штурмовать город, но предали его огню. Вскоре стали рваться пороховые погреба в башнях Кремля и погребах Китай-города. В Москве началась паника. Кто не погиб в огне, был задавлен в страшном скоплении народа, пытавшегося вырваться из горящего города.

Внутренний террор и внешние набеги привели страну в запустение. Однако опричников народ боялся больше, чем татар. Страх усугублялся еще и царским указом для судов– «Судите праведно, но чтобы «наши» виноваты не были».

Беззаконие полностью деморализовало опричное войско, превратившееся в неуправляемую банду, окончательно разорившую страну. Россия лежала в руинах. По дорогам бродили нищие, обездоленные люди.

Предчувствуя катастрофу, царь попытался вернуть страну к естественному порядку. Началась такая же кровавая чистка опричнины. Теперь уже царь стал собирать доносы на опричников и безжалостно казнить и их. Страх распространился в опричном стане и полностью парализовал его работу. Опричник Штаден, судя по имени, обрусевший швед, после посещения главной резиденции опричнины в Москве, удрученно писал: «Когда я пришел на опричный двор, все дела стояли без движения… бояре, которые сидели здесь прежде, были прогнаны. Каждый, помня свою измену, заботился сейчас только о себе».

После чистки Грозный ввел в опричнину самых высокородных, еще оставшихся в живых бояр– Трубецкого, Одоевского, Щербатого, Сицкого. Однако подлинным руководителем этой организации оставался палач Мал юта Скуратов, возглавлявший сыскное ведомство и впоследствии погибший от случайной шведской пули. И лишь в 1572 году опричнина была окончательно отменена. Последним указом разочаровавшегося в прежних порядках царя, было запрещение вообще произносить само слово «опричнина». Виновного в невыполнении раздевали и били кнутом. Однако казни на этом не закончились.

В 1575 году Иван Грозный отправляет на эшафот уже первое по-слеопричное правительство и высшее духовенство, которое в прежние времена тесно сотрудничало с опричниками. Среди приговоренных был и личный врач Ивана Грозного Елисей Бомелей, он же астролог и фармацевт, собственноручно готовивший яды для придворных, которых Грозный хотел убрать тихо. Царь приказал его зажарить на огромном вертеле. Все казненные были обвинены в сотрудничестве с иностранными державами– Польшей и Швецией, либо в колдовстве. После этого у царя вновь начинается тяжелейший психический кризис, и он вновь отрекается от престола. Однако второе отречение оказывается уже фарсом. Царский титул Грозный передает татарскому хану, состоящему на службе у России, Симеону Бекбулатовичу. Татарин вьезжает в Кремль, а царь переселяется на Арбат.

Перед назначением, Грозный крестил мусульманского хана и из Саин-Булата переименовал его в Симеона. Себя теперь Иван Грозный именовал «Иванец Московский» и назначил удельным князем. Правда, царскую корону он забрал с собой. Разрешения народа на такое перемещение русский царь не спрашивал, так как реальная власть осталась при нем. Трансформация власти, устроенная Грозным была совершенно удивительной. Уничтожив основную массу опричников и отменив саму систему опричнины, после ухода в удельные князья Иван Грозный вновь начинает делить страну на две части и создавать прежний опричный карательный аппарат. Через месяц после «отречения» в Москве вновь начинаются публичные казни еще оставшихся в живых бояр из прежней опричной службы. В это время начинают выявляться истинные причины оставления Грозным престола.

Летописи осторожно повествуют, что в царской семье начались раздоры и царь, боясь претензий на власть своего уже взрослого сына, провел политический маневр с псевдоотречением. Английскому послу Иван заявил, что передал царское место «чужеродцу», который ни в каком родстве с царским домом не состоит, указывая при этом на то, что никакого права на власть Симеон не имеет и все вопросы западные страны должны решать с ним, царем Иваном IV.

Как писал впоследствии английский посланник Гарсей, Симеон был посажен во дворец без согласия боярской Думы, а потому присутствие его там незаконно. Кроме того «инородец» на троне никогда не будет поддержан народом. Таким образом Симеон оказался просто подставной фигурой в политическом маскараде напуганного собственным сыном царя. Татарин просидел на русском престоле почти год. Царь же в это время проводил прежние опричные мероприятия и окончательно вырезал всех своих прежних соратников по ранней опричнине.

Правление Ивана Грозного привело Россию в катастрофическое состояние. Земли пустели, народ вымирал. К концу царствования Грозного в новгородских землях использовалось не более 1/13 пахотных земель. Новгородские деревни напоминали огромные кладбища.

Войска Речи Посполитой захватили Карелию, затем пал Полоцк, но Псков удалось удержать. В 1581 году шведы захватили Нарву. Россия утратила «нарвское плавание», обеспечивающее ей торговлю с западной Европой. В это же время с Востока двигалась ногайская орда и начался мятеж народов Поволжья против царского владычества. С большим трудом, путем территориальных уступок, Россия смогла заключить со шведами мирный договор. Страна оказалась в критическом положении.

После военных поражений царь окончательно утратил доверие к своим приближенным. Он вновь стал искать предателей. Каждый воевода теперь находился под неусыпным контролем царских «доверенных» людей, выполнявших роль прежних опричников. Однако это еще более усиливало конфликты и ослабляло армию. Дойдя до отчаянья, царь поступил, как прежде поступали преследуемые им бояре. Он начал переговоры о предоставлении ему убежища в Англии. Об этом узнали бояре, во властных структурах начал разгораться скандал. Внезапно царь тяжело занемог. Прибывшим к нему в слободу боярам и духовенству он объявляет, что, так как надежд на выздоровление нет никаких, он передает власть своему сыну, князю Ивану.

Это известие возбудило радужные надежды среди царского окружения. Возбуждение двора, очевидно, сильно поспособствовало внезапному выздоровлению царя. Царевич Иван действительно пользовался большой популярностью в народе и, по слухам, не боялся отца. Их роковая ссора вспыхнула в Александровской слободе. Царь в гневе ударил беременную жену царевича, за то, что вместо трех рубашек, соответствующих нормам приличия царского дома, на ней в жарко натопленной комнате оказалась одна. У княжны начался выкидыш.

Царевич, защищая жену, схватил отца за руки, но получил тяжелый удар посохом в висок, после которого вскоре скончался.

По случаю гибели наследника в стране был объявлен траур. Царь уехал каяться в Троицкий монастырь. В состоянии полной растерянности и подавленности Иван Грозный решает посмертно простить всех бояр-изменников, казненных по его приказу. А также вводит смертную казнь для каждого, кто ложно донесет царю о боярской измене. После погребения сына царь обращается с речью к Думе, которую начинает со слов, что сын его, царевич Иван погиб из-за его грехов.

На два года пережил Иван Грозный своего сына. Он умер 19 марта 1584 года, процарствовав 37 лет. После смерти царя бояре еще долго держали в неведении народ, объявляя, что государь болен, но есть надежда на выздоровление.

Глава 7
Динамика пустого сознания

Любая политическая власть, основанная на коллективном религиозном чувстве, является стабильной и прочной, как гранитная глыба, и одновременно хрупкой, как талый весенний лед. Стабильность власти определяется лишь одним обстоятельством – соответствием модели управления коллективному религиозному мифу, который самой властью и олицетворяется. При этом миф, – это не монумент, не памятник, но драматическая история, несущая в себе катарсиси-ческое завершение.

Религиозный характер власти связан с тем, что людей уже не в стаю, но в общество собирает иррациональное мистическое чувство человеческой общности.

В этом отношении очень показательно описание римлянином Корнелием Тацитом жизни варварских германских племен. Тацит писал, что германцы абсолютно не нуждались ни в какой власти, а потому были внутренне свободны. Это ощущение свободы и нежелание кому либо подчиняться, лишало власть в германских племенах хоть какой-то реальной основы. И лишь одно чувство объединяло германских варваров – иррациональное чувство священного трепета, рождающееся у них в глухой чащобе дикого леса. Это иррациональное чувство уравнивало всех, делая людей слугами пока еще не персонифицированной темной силы. Это чувство рождало в человеческих головах странные легенды о неведомых, невидимых, но явно ощущающихся божествах, которые имеют над людьми действительную власть и которым люди намерены служить и приносить жертвы.

Стремление к служению и подчинению, из которого впоследствии вырастает политическая власть, есть темная, глубинная, очень мощная сила коллективного человеческого сознания. Эта сила рождена в человеческой душе иррациональным чувством, что сам человек живет не только в мире реальном, но и в мире ином, мистическом, мифологическом. В этом мире живут персонажи, гораздо более сильные, чем сам человек. Они черпают свои силы из священных мистических источников добра и зла. Эти силы в политической подсознательной человеческой мифологии и двигают человеческую историю.

Дикий лесной варвар жил вне истории, жизнь его не менялась от года к году, он ничего не искал, ничего не достигал, ему некуда было торопиться. Время представлялось ему гомогенной вечностью, где вчера, сегодня и завтра для него самого, для его предков и его потомков есть одно бесконечное сегодня.

Пришедший на смену исторически неподвижному славянскому язычеству христианский миф, будучи мифом историческим, эсхатологическим, словно запустил историческое время в душе варвара-славянина. Согласно христианскому мифу– история должна двигаться, развиваться в борениях добра со злом, и когда-то, наконец, закончиться. Ее завершение – Второе Пришествие Христа и Апокалипсис, описанный Иоанном Богословом. И все это должно произойти именно с ним, с русским человеком, прежде язычником, а ныне христианином.

Христианский миф перевел человеческую жизнь из реального, природного мира в мир виртуальный, исторический, который уже мало напоминал реальную среду человеческого обитания.

Одновременно христианский миф создал государство– систему политической власти, где каждый член общества в той или иной степени чувствует «небесную иерархию» и мистическое разделение мира на добро и зло. Этот новый, политический мир повторяет мир потусторонний, от низших тварей до высших существ, а царь в этом новом мире оказывается персонификацией Бога-демиурга, творящего человеческую историю. Из этого ощущения и родилась иудейско-христианская идея земной власти происходящей от Бога.

Приняв христианство, Россия приняла христианскую мифологию, объединяющую иудейскую священную историю и евангельское повествование человеческой жизни Христа. Поэтому русский царь, принимающий на себя венец христианского правителя и истово верующий в христианский миф, а, следовательно, и в свое мессианское предназначение, ментально оказывался в центре этого мифа. Он становился главным персонажем христианского мифа, обязанным сыграть свою драматическую роль.

Так, князь Владимир, крестивший Русь и ставший первым христианским правителем государства, начал, следуя евангельским заповедям, раздавать имущество бедным, поскольку сама мифология требует от человека обличенного властью непосредственного действия. Этого же действия требовал христианский миф от Ивана Грозного. Говоря о том, что миф требует действия, следует помнить, что миф становится внутренней программой человеческой психики. Он разворачивает жизнь одного человека, как и жизнь всего государства, по своим собственным внутренним законам.

Люди, открывшие в себе новое, христианское мироощущение, почувствовавшие в себе всю глубину мира небесного, избирали несколько вариантов самореализации. Одни из них шли по пути интеллектуальному, как отцы римской церкви, например, Блаженный Августин или каподакийцы, создававшие идеологические основы нового вероучения. Это была гигантская работа «демиургов», создававших новый интеллектуальный мир, который должен структурно и функционально повторить истинный мир сотворенный по божьим законам.

Другие, наоборот, уходили от мира в пещеры и скиты, чтобы, более не увязая в мирской суете увидеть Фаворский свет, постичь истинные основы мироустройства и получить возможность прямого общения с Богом.

Что же касается русского царя, следовавшего по пути христианства, то, естественно, он мог взять на себя лишь роль «демиурга», строителя, созидателя нового пространства, государства, культуры. Однако интеллектуальный взрыв, который начался в Риме и привел к созданию христианства, а затем повторился в Европе, открыв собой эпоху Возрождения, в России еще не начался. Россия, несмотря на то, что христианство существовало здесь уже полтысячелетия, еще не была в полной мере готова к созданию возрожденческого интеллектуального пространства. Этот процесс начнется позднее, со времени царствования Петра I. Во времена же Ивана Грозного в России, интеллектуальная жизнь еще не сформировалась. Россия во многом была страной природной, слитой с землей, с ландшафтом, страной не городской, но деревенской. Именно с этим связано многовековое присутствие на Руси, даже после принятия христианства, древнего язычества.

В этом несоответствии «природной» реальности русского ментального пространства и разверзшихся перед верующим царем духовных глубин христианского вероучения и состояла для власти тяжелейшая мифологическая проблема.

Раскрывшиеся духовные глубины требовали своего заполнения. Они требовали действия, динамики, борьбы, мощнейшего культурного, интеллектуального, созидательного порыва. Без этого порыва они превращались лишь в бездонные душевные пропасти, падать в которые можно бесконечно.

Подобную психологическую ситуацию можно назвать состоянием «пустого сознания», когда человек чувствует необъятную глубину собственного внутреннего мира, но пока еще оказывается не в состоянии эту бездну чем-либо заполнить. Ужас подобной ситуации состоит в том, что, следуя собственным неосознаваемым религиозным интуициям, человек начинает использовать реальный мир и окружающих людей в качестве виртуальных персонажей религиозных борений, происходящих в его собственной душе. И тогда битва света и тьмы, добра и зла, происходящая в человеческой душе в рамках христианского мифа, принадлежащего лишь самому сознанию, изливается наружу. В этой битве начинают участвовать не виртуальные персонажи души христианина, который чувствует в себе одновременно силы добра и силы зла, но реальные живые люди, окружающие христианского монарха. Это он назначает окружающих его людей, граждан своей страны, исполнять роль сил света и сил тьмы. А затем начинает между ними священную войну.

Вынесение мифологической истории собственной души наружу, в реальность, всегда вынужденно, ибо сам человек еще не способен создать внутри себя свой собственный «заполненный» внутренний мир. Его сознание пока еще не продуктивно. У него еще нет христианских эстетических прозрений, как у великих художников итальянского возрождения. У него нет философских откровений, посещавших европейских теологов или, впоследствии, русских писателей. У него нет научных озарений, которые были у Леонардо да Винчи, Галилея или Ньютона. У него есть лишь чувство бездонной темной пропасти в душе, ощущение глубочайшей тоски и страстное желание эту пропасть преодолеть. И он заполняет ее трупами своих врагов, но не виртуальных, а реальных, из плоти и крови, начиная предписанную христианским мифом борьбу. И окружающий мир тогда превращается вокруг него в гигантское кладбище.

«Пустое сознание» – сознание вампирическое. Оно ничего не продуцирует, оно «питается» чужим миром, чужой реальностью, чужими жизнями, используя их в качестве своего внутреннего содержания.

Те страшные битвы, которые у монаха или писателя происходят внутри, в глубинах души, у царя происходят вовне, в подчиненной ему реальности, в его стране, давая самому царю, разыгрывающему политический спектакль, временное ощущение целенаправленной, осмысленной жизни.

Царством тьмы для Ивана Грозного– были земство и бояре, царством и воинами света стала его собственная опричнина. Это разделение мира на зло и добро, обязательный поиск врага – естественная и универсальная процедура восприятия внешнего, реального пространства как пространства собственного сознания.

При этом царь не чувствует подмены виртуального пространства сознания реальным миром. Он относится к живым людям, как к персонажам им же самим написанной мифологической истории. Когда он уничтожает своих врагов, ему кажется, что он уничтожает силы зла, сковывающие его собственную душу. Реки крови и количество жертв не имеют для него никакого значения, ибо для закрытия страшной душевной пропасти не жаль ничего, ни враждебных бояр, ни целых городов, ни даже собственного сына. Любой террор всегда имеет психологическую и идеологическую основу. Идеология террора всегда светлая. Имя ее– свобода, последствия ее– смерть.

Вместе с тем, начатая битва не приносит «пустому сознанию» никакого исцеления. Открывшаяся пропасть остается зиять, ибо внешние события не могут заменить собой внутренних процессов религиозного сознания ищущего пути к свободе и свету. Поэтому «внешняя» война не приносит самому монарху ничего, кроме нарастающего чувства пустоты. Тогда начинает уничтожаться уже ближайшее окружение, прежде принадлежавшее к «силам добра».

Уничтожение «своих», один из неизменных этапов развития «пустого сознания». Общая же его динамика – саморазрушение, самоубийство, самоуничтожение, ибо вместе с уничтожением реальности, которую это сознание приватизировало, оно уничтожает и себя. Именно этими тенденциями обусловлены попытки Грозного оставить трон, уйти в монастырь, искать убежища в Англии, частые уничижительные покаяния.

XVI век для России– время хотя и христианского, глубокого, но еще «пустого», а потому трагического сознания, когда народ и царь едины в своих подсознательных самоубийственных порывах.

В человеческой истории реализация механизмов «пустого сознания» характерна для любого глобального политико-культурного кризиса. Неспособное к продуктивной деятельности человеческое сознание начинает «проваливаться» в собственные глубины, «таща» за собой и уничтожая весь окружающий мир. Это тягостное падение происходит до тех пор, пока вновь из темных и страшных глубин метущейся народной души не начинает бить мощнейший гейзер человеческой фантазии и интеллекта, создавая новый мир, новую, более глубокую культуру, которую снова надо будет прожить, изжить и, в конце концов, уничтожить.

Подобная ситуация страшных падений и мощных взлетов напоминает содержание библейской книги Иова, который услышал голос Бога лишь с самого дна пропасти своего трагического падения.

Что же касается России, то со смертью Ивана Грозного погружение русского коллективного сознания в темную пропасть не закончилось. Оно продолжилось до почти полного разложения государства в период долгого Смутного времени.