Текст книги "Седьмой флот"

– Что, Серго? Не складываются пазлы? – спросил Брут, усаживаясь рядом со мной на диван. – У меня кстати тоже. С одной стороны – все разрешилось, а с другой – дело ясное, что дело темное. Я-то свою партию отыграл, как говориться, без запинки. Ну, если не считать короткого антракта из-за выходки Штейна. А дальше пусть местные гребутся. Пусть выискивают заказчика, посредников, исполнителей… Ну, а ты, что обо всем этом думаешь? Кстати, может уже созрел на мое предложение?

– Не дозрел. Извините, но сейчас не до этого…

– Да я понимаю…

– Для меня это дело еще не закончено. Четыре трупа и один человек при смерти. Пять уголовных дел в разных областях, но пока только мы понимаем, что это одно масштабное дело. Теперь еще здесь, в Николаеве, непонятно, чем все закончится. Какой-то изощренный моральный садизм! На Бокальчука больно смотреть. А еще Шурик Штейн неизвестно какой фортель может выкинуть. Вам бы тоже не мешало поостеречься. Так что, о предложении помню, ценю его, но ответ дать пока не могу. Да и с женой нужно посоветоваться.

– Заметано! – дружелюбно похлопал меня по плечу генерал. – Я все понимаю. А со своей стороны обещаю тебе помощь в вашей медвежьей тягомотине. Вот приеду в Киев и сразу соберу информацию по всем вашим эпизодам. Прости, Серго, но твой рассказ в гостинице я записал на диктофон.

– Это нормально. За что же мне Вас прощать?

– Это так, к слову. Но если что, я на тебя насяду, насчет полноты информации. Понимаешь, у меня в генпрокуратуре есть нормальные здравомыслящие люди. И полномочия у них гораздо шире, чем у Штейна. Посидим, покумекаем, как все это грамотно и процессуально обобщить, а потом преподнести кому-то из замов генпрокурора. Если все получится, то будет единое следствие по всем эпизодам и контроль будет неслабый. Ну а вы, «флотоводцы», что дальше думаете делать?

– Здесь нужно все закончить, – ответил я как можно уверенней, чтобы не выказать генералу полное отсутствие дальнейшей программы действий. – Сейчас главное – все просчитать, чтобы обезопасить Бокальчука и его семью.

– Вот-вот, – перешел на шепот Борис Никифорович. – Не забывай, что его оперативно опекают все кому не лень. В том числе и моя служба. Посему помни о секретности. Бокальчук тебе друг, но о многом ему знать не зачем. И смотрите, особо не выпендривайтесь. Присматривай за своими биндюжниками. Особенно за этим «пупсом», что на Швондера смахивает.

– Обещаю, – с улыбкой поглядывая на взъерошенного Зимбера, заверил я. – А по поводу оперативного сопровождения, думаю, что Бокал и сам в курсе дела.

– Всего знать нельзя! – отрезал генерал и объяснил. – Это не безопасно! Если бы знал все – нас бы здесь не было. Ну, и хватит об этом! Я вот тут подумал, – он обернулся, поискал кого-то взглядом, а потом обратился к Пуртеву. – Послушайте, Семен, кажется! Это Вы говорили о работе по «состариванию» фотографий курсантов. А вы уверены, что собрали все фотографии?

– Ну да. Только руководит этим процессом Юрий Всеволодович. Я только оцифровывал фотографии. Мы же использовали наш выпускной альбом 1981 года. Там есть фото всех выпускников.

– Выпускников! – подчеркнул Брут. – А разве у вас потерь не было? Что, никого не выгнали за время учебы? Ну, типа, как этого вашего Прихода?

– Дохода, – поправил его Молодязев, но тут же изменился в лице. – Азохен вей!! Какие же мы лохи недалекие?! Говорила мне Зоя, чтобы я Ламброзо больше почитывал! Вот почему никто из нас до генерала не дослужился.

Все наперебой начали вспоминать и перечислять курсантов, которых отчислили из школы за время учебы. Получился список, в котором набралось более полутора десятка фамилий. Но наш взвод потерял кроме Недоходова, только одного курсанта. О нем никто и не вспомнил раньше, наверное, из-за того, что каждый в свое время попытался вычеркнуть из памяти этого человека, случайно оказавшегося в рядах курсантов советской школы милиции. А еще потому, что он был отчислен еще с первого курса. А звали его Федор Боровик по кличке Гриб… Стоп!!

Неведомой силой меня буквально подбросило с дивана. Казалось, что влетевшая в дом молния пронзила тело от темени до самых ступней ног, а потом намертво пригвоздила меня к полу.

– Я на море. Если будут спрашивать, скажи, что у меня грипп, – словно завороженный повторил я слова, сказанные женой Слоника в кабинете Черноуха.

– Ты чё, Слон, перегрелся? – заглянул мне в глаза Зимбер.

– Он дело говорит, – вступился за меня Юнкер. – Мы-то думали, что Слоник говорил о гриппе. То есть о болезни. А он сказал жене: «У меня Гриб»!

– Может кто-то мне объяснит, что здесь происходит? – проворчал Брут.

– Наверное, Слоник встречался с Грибом в Малореченском. А может случайно его там увидел, – не обращая внимания на генерала, продолжал я, пытаясь восстановить в памяти лицо Феди Боровика.

– Высокий лоб, глубоко посаженные глаза, пусть не на выкате, и брови не такие, как на словесном портрете, но это же показатель времени.

– Дошло! – радостно вскликнул Брут. – Так значит я молодец…

– Нужно срочно найти фотографию Боровика, – прервал я хвалебную речь Бориса Никифоровича.

– Точно, Серега! Это Гриб! – подхватил Юнкер. – Ну как же мы сразу не сообразили? Ведь у Федьки точно осталась веская причина для мести.

– Ё-маё!! – пропел Молодязев. – А я ведь тогда вас предупреждал!

***

Еще на первом курсе сразу после Нового года, у курсантов из кубриков стали пропадать личные вещи и деньги. Сначала это были всякие мелочи: знаки отличия, туалетные принадлежности, книги. Потом размер краж увеличился. Помню, как у Слоника из чемодана «испарились» новые джинсы, а у меня прямо с вешалки у кровати пропала куртка. Для меня это был настоящий удар! Ведь это была не просто куртка, а раритетный экспонат – подарок родителей. Мама перешила для меня офицерский френч отца, украсив его накладными карманами и всякими армейскими прибамбасами на западный манер. В общем, получилась моднячая куртка, потому что в те времена молодежь просто сохла за одеждой в стиле «хаки-милитари».

Терпение у курсантов лопнуло после того, как у командира взвода Вишенцева пропал кассетный магнитофон «Весна». А ведь по тем временам – это была просто роскошь!

Начальник курса Новохатов тайно собрал в своем кабинете группу курсантов, которым можно было доверять. Он высказал предположение, что все украденное спрятано где-то в школе. Потому что две последние кражи были совершены подряд и с промежутком в один день. А в эти дни никто из курсантов увольнительных с выездом домой не получал. Ночью мы скрытно обыскали все помещения: подвалы, бытовки, учебные классы. Тайник был обнаружен на чердаке учебного корпуса. Высоко на стропилах за кирпичной кладкой был спрятан вместительный портфель, в котором мы нашли магнитофон и другие украденные вещи. Правда, моей куртки там не было.

Новохатов посвятил в наше мероприятие начальника кафедры криминалистики, и тот предложил оставить портфель на месте. Но не просто так. Опытный криминалист вмонтировал внутрь химическую ловушку. То есть когда злоумышленник откроет портфель, ему в лицо вылетит мощная струя яркой малиновой краски, которую нельзя будет смыть в течение недели.

Вот так и был изобличен Федор Боровик. А наказание он понес довольно жестокое. Ни курсанты, ни тем более преподаватели не хотели выносить сор из избы. Поэтому поступили проще, но не совсем по-человечески. Народный суд вершили сами курсанты с молчаливого согласия офицеров школы…

Федю Боровика били в учебной аудитории нашего взвода. Били так, что после воспитательной «беседы» он оказался в больнице. А пока Гриб выздоравливал, его отчислили из школы и уволили из органов, а дальнейшее разбирательство попросту «замяли». Очень скоро все забыли о курсанте Боровике, потому что в то время шла усиленная подготовка к поездке в Москву на Олимпиаду.

***

– Нужно вспомнить, кто тогда «воспитывал» Гриба? – сказал я. – Надеюсь, что всем понятно, о чем идет речь? Лично я тогда дневалил по гаражу вместе с Пуртевым. Помнишь, Семен?

Сеня-летописец утвердительно кивнул.

– Я не участвовал, но руки чесались, – подхватил Зимбер. – Дома отлеживался, простуду изображал.

– Лично Боровика я не бил, но участвовал, – принял эстафету Черноух. – Стоял на шухере у дверей аудитории.

– А я не участвовал по морально-этическим соображениям, – задумчиво сказал Молодязев. – И сейчас на том же стою! И если это действительно Гриб с ума сошел, то можете убедиться, чем заканчиваются такие воспитательные процессы.

– Вы же у нас, Юрий Всеволодович, известный моралист, – подтрунил над другом Зимбер.

– А ведь точно! – воскликнул Пуртев. – Когда Боровику «темную» устроили, были и курсанты из других взводов. Вот и Сарычев точно был! Он мне сам потом рассказывал. Ведь у него перед Новым годом большая сумма денег пропала.

– Вспоминайте, вспоминайте, всех, кто участвовал! – настойчиво твердил Черноух. – Их надо найти и предупредить. Как можно скорее!

Наш вечер воспоминаний был неожиданно прерван заглянувшим с улицы бойцом «Беркута».

– Там дети какие-то в дом просятся, – пробасил он. – Говорят, что родичи Бокальчука.

В этот момент на мой телефон пришло сообщение с текстом: «Я возле дома. Нас не пускают. Нюра».

– Это свои, – объяснил я к Бруту. – Мои помощники по Одессе. Прикажите пропустить.

Борис Никифорович устало кивнул, после чего «беркутовец» мгновенно скрылся за дверью.

– Детский сад, – вздохнул генерал и поморщился, набрасывая на плечи вымокший под дождем пиджак. – Грибы, пенсионеры, дети – это мне уже не интересно. Спать хочу! До утра не беспокоить. Застрелю.

Выходя из зала, он столкнулся в дверях с Нюрой и Дашей в сопровождении улыбающегося Борилы. Посторонившись, Брут тоже заулыбался и, отвесив элегантный поклон, вышел из дома.

Мои помощники вымокли до нитки. Я попросил Борилу поухаживать за ними, после чего тот быстро раздобыл пару полотенец и одеял. Молодязев с Пуртевым заварили крепкий чай. Нюра не стесняясь, плеснул в чашки немного коньяку.

– Мы только из больницы, – сообщил он, ухаживая за Дашей. – «Папа» остался до утра, а нас отправил отдыхать. Но мы прямиком к Вам. Разговор есть.

Паша оглядел всех присутствующих и вопросительно посмотрел на меня.

– Говори, – разрешил я.

– Мы тут весь день в окрестностях дома отсиживались, – начал Нюра, шумно прихлебывая из чашки. – Кое-что видели, кое-что слышали. Заценили ваши маневры! А когда из дома «мажор» вышел, так мы его малость «попасли». Так вот, он по дороге все время звонил кому-то. И ему тоже звонили. Потом добрел до выезда из поселка, а там его уже машина ждала. Здоровенный такой «Хаммер» без номеров, с тонированными стеклами. Мы эту машину по эстафете передали нашим ребятам на скутерах, а те ее до окружной довели. Потом «Хаммер» на одесскую трассу выехал и дал копоти! На скутере разве догонишь?

– Нужно было сразу мне позвонить! – назидательно вставил я.

– А я и позвонил! Только дяде Вадиму, – пожал плечами Нюра. – Он ответил, что переодевается и сейчас это не важно. Сказал, чтобы мы выдвигались на завод…

– Ему не да этого было, – перебил я Пашу, сожалея о случившемся. – А для нас это очень важно. Ввели бы «Перехват» и… Да что уж теперь…

Нюра виновато потупился, а я вдруг понял, что мои упреки выглядят неуместно. Ведь Пашины бойцы выложились полностью и сделали больше, чем вся милиция, задействованная в операции. А я слишком многого от него хочу.

– Прости, – примирительно сказал я. – Расскажи лучше, что там, на заводе произошло.

– Да полнейший «развод»! – оживился Паша. – Я это понял сразу, как только «папа» сообщил, что обмен, скорее всего, будет не заводе. Я сразу же туда своих «топтунов» отправил. Они потом отзвонились и говорят, что все тихо и кругом одни менты. А когда «папа» подтвердил, что обмен будет именно там и отправил на завод нас с Дашей, тогда уж и я убедился. Мы сразу поехали на то место, где машину нашли и в соседнем цеху наткнулись на «папину» дочку с малышом. Они спали на каких-то ящиках. Решили шум не подымать, а место держать под наблюдением до приезда дяди Вадима. Потом перехватили его по дороге и прямиком в цех. Ну, вот вроде бы и все.

– Молодцы, – резюмировал Молодязев. – Сработали лучше спецов!

– Мы тут еще сказать хотели… – не отреагировав на похвалы, начал Нюра, с опаской поглядывая по сторонам. – Не знаю только, как вы к этому отнесетесь. Только ржать не надо! А то мы «папе» рассказали, так он нас послал.

– Давай, не томи! – махнул рукой Зимбер. – Может маленько и похихикаем, но посылать точно не будем.

– Ну, так вот, – запинаясь и подбирая слова, начал Нюра. – Дашка у нас – дама со странностями. Ну, как бы это сказать по-простому? В общем, она иногда видит то, что другие не видят. Короче, с детства у нее это.

Паша сделал паузу, чтобы оценить реакцию присутствующих, а потом предложил:

– Даш, давай лучше сама!

– Хорошо. Попробую объяснить, – смущаясь, заговорила девушка. – Понимаете – это не галлюцинации. Это такие картинки, которые появляются у меня перед глазами как бы поверх человека. То есть, такая мультяшная иллюстрация, которая показывает, что этот человек собой представляет на самом деле. Ну, какой он настоящий внутри. Понятно?

Сосредоточенные лица опытных следователей и бывалых сыщиков в тот момент напоминали мне врачебный консилиум светил психиатрии. Если сказать проще, то это были обычные тупые физиономии без какого-либо выражения. Но их седые головы дружно при этом кивали, изображая тем самым насколько им все было понятно.

– Ну вот, к примеру, смотрю я на Вас, – продолжила Даша и показала рукой на Зимбера. – Смотрю и вижу поверх Вас кота Матроскина.

От разразившегося хохота зазвенела посуда в буфете. У самого же Зимбера было такое выражение лица, как будто ему сообщили о существовании внебрачного ребенка.

– Мяу! – неожиданно выдал он, двигая одними губами.

Усилившийся хохот плавно перерастал в истерику.

– Ну, дослушайте же! – взмолился Нюра.

– Отставить шабаш! – скомандовал Пуртев.

– Так вот, я хотела про того «мажора» рассказать, – продолжила Даша после того, как «пенсы» немного утихомирились. – Ну, тот, который на «Хаммере» уехал. Помните, был такой мультик «Тайна третьей планеты»? Про Алису Селезневу. Так вот там есть персонаж – директор музея доктор Верховцев. Интеллигентный такой дядечка в шляпе. А под него замаскировался инопланетный бандит Глот. Он как бы натянул на себя внешность доброго доктора.

Мне было понятно, о чем говорила Даша. Но какова реакция других? Я посмотрел на присутствующих и остановил взгляд на Юнкере. У Виктора Ивановича было такое умиленное лицо, что я не смог сдержаться и бессовестно заржал. Спохватившись, я жестом показал Даше, что это никак не связано с ее рассказом. Поджав губки и покачав головой, она твердо заявила:

– В общем, этот ваш «мажор» в модном костюме – только оболочка. А внутри – инопланетный бандит с перекошенной от злости рожей.

– Ну, у меня несколько иное видение, – задумчиво произнес Пуртев. – Но я при детях говорить не буду.

– А я всё думал, – глядя в потолок, молвил Молодязев. – Чего же не достает во всей этой истории с медведями? И вот он, ответ. Нам не хватало мистики, господа! Поздравляю! Мы вышли в открытый космос!

Но смеха эта саркастическая речь не вызвала. «Флот» явно пребывал в логическом тупике. Степенные мужи просто не знали, что с этим таинственным явлением делать.

И тогда я поспешил на помощь Даше:

– Вы зря иронизируете. Мне вот как-то попала в руки одна фотография, сделанная еще в семидесятых годах прошлого века. Тогда не то что «цифры» – цветное фото было в диковинку! Так вот, на черно-белом снимке была запечатлена компания молодых людей, расположившихся на лесной поляне. Очевидно, это было во время пикника на природе. Молодые люди стояли, обнявшись, а по их сальным лицам было видно, что они изрядно пьяны. Вроде бы все банально. Но над головой каждого из них проявились звериные морды. Над одним виднелся оскалившийся волк, а по соседству – угрюмый медведь. Над третьим нависала пасть самодовольного кабана. Получилась какая-то мистическая иллюстрация на тему того, какие звериные черты характера скрывались внутри у этих людей. Внутри каждого жили повадки зверя. Наши эксперты так и не смогли объяснить, как обычный советский фотоаппарат смог зафиксировать то, что не увидишь обычным зрением. Думаю, это было предупреждением для тех людей. Ведь в жизни все они входили в одну преступную группировку, а вскоре были убиты в бандитских разборках. Вот вам и мистика, господа…

Глава десятая. ГРИБ

Мистика в моей жизни всегда занимала особое место. Именно так и в первую очередь для себя самого я пытаюсь истолковывать некоторые случаи, выходящие за пределы обычного восприятия и понимания. Примеров достаточно, но самым ярким из них является тот факт, что благодаря событиям мистического толка я бросил пить. Не в том смысле, что «завязал» напрочь, а просто перестал употреблять спиртное для того, чтобы опьянеть. Ведь раньше я как думал? Водка нужна для снятия стресса, чтобы расслабиться и обезопасить себя от астенического синдрома из-за нескончаемых засад и погоней. Я даже не предполагал, что можно выпить просто для удовольствия и не доводить себя до «поросячьего визга». А вообще-то человеку нужно научиться получать удовольствие от самой жизни, не прибегая к искусственной стимуляции и проживать ее в осознанности и согласии. Но не всегда это получается…

На милицейской работе систематические пьянки так и назывались – «снятием стресса». Только с годами стало понятно, что от такого «расслабления» страдают близкие тебе люди, а дети впитывают алкогольные «пары», как губки и перенимают для себя эту пагубную привычку родителя. Да и не привычка это вовсе, а тяжелая и, порой, неизлечимая болезнь. Я приходил к этому убеждению долго и болезненно, пока один яркий случай не поставил в «борьбе» с зеленым змием жирную точку.

***

Однажды я заступил на дежурство по району в качестве ответственного офицера, который назначался от руководящего состава управления согласно графику. Была такая форма суточного контроля над работой всех нарядов милиции на вверенной территории.

И вот поздно вечером поступило сообщение о беспорядках в общежитии, где жили наши молодые милиционеры. Туда уже выехал наряд «Беркута» и теперь вызывали меня. Прибыв на место, я выяснил, что два наших гаишника после службы напились, что называется, до «оранжевых огурцов». А когда после трудового дня, домой вернулась жена одного из них и увидела этих «орлов» в невменяемом состоянии, то, естественно, закатила скандал.

Не представляю, до какой степени нужно было «накушаться», но одному из перспективных инспекторов ГАИ, то есть мужу вышеупомянутой жены, показалось, что на его любимую супругу навели порчу. Не знаю, откуда такие изощренные способы снятия сглазов и порч он отковырял в своей пьяной башке, но эти доморощенные экзорцисты вытворяли нечто неописуемое. Чтобы изгнать бесов, которые мерещились пьянчугам чуть ли не наяву, они приковали бедную женщину наручниками к батарее отопления и приступили к огненному ритуалу очищения. Жгли какое-то тряпье и окуривали ее едким дымом. Ничего не понимающая женщина вопила так, что ее услышали работники находившейся неподалеку железнодорожной станции. Они-то и вызвали милицию. И даже проходящие мимо поезда не смогли заглушить этих истошных криков. В общем, можете себе представить, какое зрелище мы застали в комнате общежития. Все было в дыму и копоти, а шатающиеся экзорцисты напялили на рожи непонятно откуда взявшиеся противогазы. Женщине пришлось оказывать скорую медицинскую помощь, а очумелых балбесов отправить под конвоем в управление. Там их уложили спать, пристегнув наручниками к лавкам в комнате для допросов. Утром обоих забрали для воспитательной работы руководители ГАИ, а я благополучно передал дежурство следующему ответственному офицеру.

После такой напряженной работы, конечно же, нужно было расслабиться. Вместе с коллегами, которые дежурили со мной сутки, и теперь могли отдыхать, мы организовали пышное застолье, во время которого было выпито немало спиртного. В общем, мы капитально «сняли стресс»! Домой я добрался лишь к обеду, сами понимаете, в каком «расслабленном» состоянии.

Здесь нужно сделать небольшое отступление.

Дело в том, что лет пятнадцать назад моя жена Оля тяжело заболела. В результате все закончилось серьезной операцией, после которой она пережила клиническую смерть. Выход после наркоза был тяжелый, с осложнениями, но к счастью все обошлось. После этого моя любимая супруга сильно изменилась. Так в ее жизни появилась церковь, а параллельно Оля начала поиски «своего», как выразился Саечкин пятнадцать лет назад в Одессе. Искала и нашла…

По профессии моя жена медик, и как выяснилось позже – медик по призванию. Я всегда замечал за ней стремление и желание помогать людям. Но выздоровление тела не доставило ей полного удовлетворения. Оля продолжала поиски, пока не пришла к осознанию, что выздоровление какого-то органа и исцеление всего человека – абсолютно разные понятия. Тогда, в начале девяностых, было модно совмещать медицину с нетрадиционными методами лечения. За несколько лет жена ознакомилась почти со всеми методиками и остановилась на практике целительства, истоки которого кроются в опыте христианских мистиков древности. Так понемногу Оля начала практиковать на дому.

Как я к этому относился? Трудно объяснить в двух словах. В целом меня это даже устраивало, потому что жена неожиданно прекратила «пилить» несговорчивого супруга из-за частых пьянок. Я тогда почувствовал какую-то свободу действий. Так мне тогда казалось…

В тот день, когда я «тепленьким» вернулся домой после дежурства и прибывал под впечатлением от ночных разборок с «экзорцистами», Оля принимала пациентов. К счастью, меня никто не увидел. Я тихонько «заплыл» в спальню и улегся в постель. А когда проснулся, то на улице было уже темно. Ужасно хотелось в туалет по малой нужде, а в голове еще порядком шумело. Я с трудом поднялся с дивана и прислушался. Из комнаты жены слышались приглушенные голоса – значит еще идет прием. Хорошо, хоть в коридоре никого не было. Я решил этим воспользоваться и незаметно проскользнуть в туалет.

Но в самый неподходящий момент распахнулась дверь, ведущая в комнату жены, и в коридор вышла женщина. Внешность у нее была, извините, как у бабы Яги. Среднего роста, худая и сутулая. На ней, как на плечиках в шкафу раскачивалось и топорщилось длинное расклешенное черное платье. Волосы были собраны в узел на затылке, отчего лицо казалось заостренным из-за выступающего носа. Столкнувшись со мной в коридоре, она вежливо поздоровалась.

Я ответил и продолжил свой путь к туалету, но тут случилось нечто невообразимое! Неожиданно все ее тело пробило дрожью, как от разряда электрического тока. Женщина застыла на месте и, приняв боксерскую стойку, издала гортанный звук, похожий на боевой клич индейцев племени чероки. Потом подхватила обеими руками подол длинного платья и с криком: «Святой Евстратий, пошел на…!» – пустилась в пляс. Этот неистовый танец напоминал классический канкан. Перед моим лицом мелькали худые ноги в сморщенных черных колготах. Это продолжалось с полминуты и прекратилось так же внезапно, как и началось. Как будто кто-то невидимый перещелкнул «тумблер» в ее голове и бедная женщина в одночасье стала нормальной. Танцовщица остановилась, перевела дыхание и, одернув подол, сказала абсолютно нормальным голосом: «Извиняюсь! Со мной сегодня что-то не так». В подтверждение ее слов «тумблер» в голове снова переключился, и опять возобновились дикие танцы. Выбрасывая вперед ноги и завывая, она вприпрыжку выскочила из квартиры. Прижавшись к стене в коридоре, я терялся в догадках: «Чем так насолил этой женщине святой Евстратий?». Ведь она продолжала крыть его матом даже на улице. Было лето, окна открыты, а квартира наша находится на втором этаже. В общем, все это было слышно не только нам, но и перепуганным соседям. Хорошо еще, что милицию никто не вызвал.

Жена стояла на пороге своей комнаты и пристально смотрела на меня. Как потом выяснилось, Оля пыталась определить, нуждаюсь ли я в медицинской помощи. Но я тогда ни в чем не нуждался. Я даже забыл, куда и зачем шел. Молча развернувшись, я вернулся в спальню и снова улегся в кровать. Но спать уже не хотелось. Оля решила меня не беспокоить и постелила себе в своей комнате. Я же проворочался всю ночь, а с раннего утра бродил по квартире, как привидение. В голове постоянно проигрывалась эта фраза про Евстратия, а еще вспоминались былые кошмары с кикиморами и страшными гадами.

Через неделю весь личный состав нашего управления взбудоражено обговаривал известие о том, что я бросил пить. Для многих моих сослуживцев этот факт остается загадкой, по сей день. А для некоторых стал назидательным примером. Конечно же, никто не узнал, кто и каким образом мне в этом помог, потому что я по известным причинам ничего не рассказывал. А на бесконечные вопросы и «подколки» отвечал: «Думайте, что хотите. Я не пью, потому что не хочу. Устал. А кто считает меня своим другом, то им должно быть все равно, пьющий я или штунда». Вот такая житейская мистика!

***

В доме Вадима Федоровича Бокальчука было тихо.

Дежурный связист дремал сидя за столом с компьютерами и радиостанциями. На диване обнявшись, спали Нюра с Дашей. «Седьмой флот» восседал вокруг большого овального стола, как рыцари при дворе короля Артура. Кто-то тихо переговаривался, а кто-то молча вглядывался в темноту за окнами.

Все-таки интересно, как складываются иногда отношения между людьми. Мы часто говорим о дружбе, о взаимовыручке, но каждый из нас по-своему растолковывает эти понятия. Для кого-то дружба – это немыслимое количество кумовьев и нужных людей в телефонном справочнике. Для таких жизнь проходит в ожидании шумных застолий и выездов на пикники, где можно будет не только расслабиться, но и решить свои насущные проблемы. Я не говорю, что это плохо. Плохо, когда весь этот список твоего личного окружения нужен только для решения твоих же вопросов. По-моему, это и есть использование и манипуляции людьми. Именно для этого обзаводятся «нужными друзьями».

А для кого-то дружба – это собирание вокруг себя людей, которые во всем тебя слушаются и повинуются. То есть друзья должны слушать тебя молча, открыв рот и впитывать твои слова, как безоговорочную истину. И со временем ты начинаешь понимать, что ими легко можно управлять. А если кто-то сделает тебе замечание или подвергнет критике, ты гневно или со слезой в голосе начнешь ему выговаривать: «Как ты можешь со мной так говорить?! Я же твой друг!».

Наверное, дружба – это такое чувство, когда незримая, живая и трепетная теплота присутствует внутри тебя по отношению к человеку. И что-то такое же есть внутри другого человека по отношению к тебе. Внешне это может и не проявляться. Наоборот, у таких людей могут часто возникать разногласия, и они внешне могут отталкиваться друг от друга. А то, что есть у обоих внутри, не может стать поводом для разрыва отношений. Они даже могут долгое время не встречаться, но в случае необходимости, не раздумывая, придут на помощь. Один человек сказал: «Дружба – это тяжелый труд, так как нужно научить себя думать о человеке хорошо». И тогда ты будешь принимать своего друга таким, какой он есть. Ты будешь знать о нем не только хорошее, ведь все мы – просто люди. Никакой проступок твоего друга не сможет разрушить это чувство, потому что если оно есть, то оно бессмертно.

Я где-то читал, что в древности мудрые короли не держали вокруг себя большого войска. В мирное время они давали возможность своим придворным рыцарям заниматься обустройством родовых поместий и обучением молодых воинов. Так у придворных рыцарей формировались свои обученные и боеспособные дружины. А в случае войны рыцари со своими боевыми отрядами объединялись вокруг короля, образуя мощную и непобедимую армию. А если нападение было направлено против замка одного из них, к нему на помощь спешили все остальные рыцари во главе с королем. По-моему, именно так формируется фундамент для настоящих дружеских отношений. Никакой обязаловки или угнетения, а только чувство долга и взаимовыручка.

Вот так и «корабли» нашего «Седьмого флота», объединившись когда-то под одними знаменами, получили боевое оснащение и навыки военного искусства. Потом разошлись по своим портам приписки, где умножали огневую мощь и совершенствовали навыки. А спустя тридцать лет из глубин внутреннего эфира каждого из нас распространилось эхо единой команды: «Полундра! Свистать всех наверх!». И корабли, не медля и не раздумывая, покинув свои тихие гавани, устремились на помощь друг другу.

Несмотря ни на что, я чувствовал себя умиротворенно. Все события прошедшего дня казались уже далекими. Кое-что за этот день стало понятным, но, в основном, оставались вопросы без ответов. Мы поняли, кто стоит за всеми этими преступлениями, но не знали, действовал Гриб в одиночку или ему кто-то помогал. А может Боровик – только видимая часть айсберга? Ну, не мог же один человек так быстро переместиться из Крыма в Николаев и провернуть такую спецоперацию. А если и так, тогда почему он спасовал и не захватил Бокальчука? Что вообще ему нужно от Вадима? А кто стоит за «неживыми» разведчиками, задержанными службой Самчукова в Николаеве? Кто руководит действиями Штейна? В общем, одни только вопросы…

Но говорить об этом больше не было сил. Уставшие аналитики и прагматики просто «тухли» на глазах. Скоро стало понятно, что Бокальчука мы вряд ли дождемся. Поэтому я предложил всей честной компанией отправиться на конспиративную квартиру и завалиться спать. Конечно, это можно было сделать и в доме Вадима, но мне захотелось вырваться на «оперативный простор» подальше от нагромождения электроники, поминутно снующих по дому охранников и автоматчиков под окнами во дворе.

– Погнали, пацаны! – поддержал мое предложение Зимбер. – А то здесь как-то неуютно. Да и Бокал может припереться ни свет ни заря. Поспать не даст!

– Я только «за»! – потягиваясь, согласился Пуртев. – Только надо Вадиму позвонить.

На том и порешили. А вскоре из депутатского поместья вырулила целая автомобильная колонна, во главе которой ехал черный «Мерседес». Борила и Лютик были назначены Бокальчуком нашими сопровождающими. За ними неотступно следовала «Мазда» Черноуха, где на переднем сидении развалился ваш покорный слуга. Силясь не заснуть я всю дорогу выслушивал бубнение Юнкера о наших упущениях и просчетах. За нами ехали одесситы на «Ниссане» Пуртева, а замыкал колонну микроавтобус с бойцами «Беркута». Чтобы окончательно реабилитироваться в глазах бывших коллег, капитан решил сопроводить нас к месту отдыха.