Текст книги "Седьмой флот"

– И сколько «штыков» ты мне выделяешь?

– Двоих. Надеюсь, хватит. Водитель и охранник. В Скадовске подключится еще один мой человек. Он в курсе и у него возможностей навалом, – Вадиму опять не дал договорить телефон. Нахмурившись, он ответил на вызов, но сразу заулыбался и воскликнул. – О-о!! Какие люди?! Здравия желаю, господин Юнкер! Что Вас заставило меня потревожить? Неужели интуиция подсказала, что Слон у меня?

Потом наступила пауза. Бокальчук внимательно слушал и уже не улыбался. А я, конечно же, знал, с кем он ведет беседу.

Виктор Иванович Черноух в школе милиции был заместителем командира нашего взвода. То есть, заместителем Володи Вишенцева. На сдачу вступительных экзаменов этот улыбчивый парнишка явился солдатской форме. На шевроне и сержантских погонах, по-дембельски обшитых белой проволокой, поблескивали эмблемы танковых войск. Несмотря на безупречно налакированные офицерские сапоги с высокими каблуками, его невысокий рост сразу бросался в глаза. Настоящий танкист! Да и форма на нем сидела, словно влитая. А образ щеголя завершали черные завитые бакенбарды и аккуратно постриженные тонкие усики. Витя умел и любил носить форменную одежду. В ней он сразу преображался. Проявлялись манеры, присущие офицерам царской армии. Ну, чем не юнкер?! Так и приклеился к Черноуху этот позывной. Но лично мне всегда нравилась его богатая мимика. Это не было похоже на шутовские ужимки, но в минуты, когда нужно было шевелить мозгами или кого-то взгреть, усы Юнкера и бакенбарды становились дыбом, а глаза смешно округлялись. Если с таким видом он отвечал у доски на семинарских занятиях, то все понимали, что наш «замок» (заместитель командира) «плавает» и нуждается в подсказке. В общем, Юнкера любили и уважали все! У них с Вишенцевым был спетый сплоченный тандем. Оба сговорчивые, но рассудительные. Веселые и далеко неглупые, а вместе с тем требовательные командиры. Только Володька был родом с Херсонщины, а Юнкер – уроженец Крыма из Симферополя.

После окончания школы милиции Черноух почти сразу поступил в академию МВД, поэтому за время его учебы в Киеве мы часто встречались. Я тоже несколько раз по работе бывал в Крыму и навещал его в Симферополе.

– Хорошо, Витя, договорились, – почти кричал в трубку Бокальчук. – Слон сейчас едет в Скадовск. Когда все там порешает, то мои «гвардейцы» подвезут его до Армянска. В общем, созвонитесь и тогда перехватишь его там… Нет! «Трубу» Слону не дам. Времени нет. Потом поговорите.

Я с нетерпением ждал конца разговора. Чувствовал, что слова Молодязева о продолжении истории, скорее всего, оказались пророческими. Бокальчук положил на стол мобильник, молча наполнил фужеры и, ощущая на себе мой нетерпеливый взгляд, обнадеживающе закивал.

– Не гони! Сейчас все узнаешь, – наконец заговорил он, поднимая фужер.? Похоже, что театр военных действий перемещается на Крымский полуостров. Ты же понял, кто звонил?! Господин Юнкер!

– Понял, понял! Ну, говори! – чуть не закричал я.

– У них там что-то со Слоником случилось. Черноух в курсе всех наших дел, потому что намедни пообщался с Пуртевым. А сегодня ему позвонила из Джанкоя жена Слоника. Сообщила, что тот пропал. А в последнее время ходил, как в воду опущенный. Руки заламывать, конечно, рано, но чуйка Юнкера пока еще не подводила. Говорит, что пахнет жареным…

– Час от часу не легче! Теперь еще и Слоник, – раздосадовано вскричал я и заторопился. – Давай, Вадим, кличь своих орлов. Пора ехать.

Еще на первом курсе я сдружился со Слоником, то есть еще с одним крымчанином – Сашей Кухаренко. А на втором курсе его перевели в другой взвод, поэтому мы стали общаться меньше, хотя отношения оставались дружескими. После окончания школы он получил разнарядку в родной Крым, и после этого мы больше не виделись. Я только слышал, что Слоник до последнего времени работал в Джанкое, где возглавлял службу угрозыск линии несовершеннолетних.

***

Полученное от Юнкера известие моментально нас мобилизовало. Уже через пару минут я был готов к отъезду. Бокальчук пообещал незамедлительно передать новую информацию в Одессу и сообщить о моих дальнейших передвижениях. То есть после Скадовска охранники Бокала отвезут меня в Армянск и передадут из рук в руки Юнкеру. Ну, а что будет дальше, предугадать было нельзя.

На бронированном серебристом «Прадо» мы неслись в сторону Скадовска. Вечерело, но от этого машин на трассе меньше не становилось. Водитель уверенно обгонял колонны ползущих грузовиков и фур, иногда включая дальний свет и громкую «квакалку», которую обычно устанавливают на спецавтомобилях и машинах сопровождения.

Я сидел рядом с водителем, а на задних сидениях, развалившись, дремал мускулистый охранник. Мы проносились мимо бесконечных придорожных базаров. За ними до самого горизонта простирались поля, на которых и созревало все то, что можно было купить на этих базарах. Поля были пересечены ровными полосами высоких пирамидальных тополей, а небо на исходе дня становилось бирюзово-сиреневым – характерная примета для южных летних сумерек.

Уже стемнело, когда мы проехали мимо дорожного указателя «Скадовск». Водитель хорошо знал дорогу. Почти не снижая скорости, промчались по узким немноголюдным улочкам, а потом поехали вдоль бесконечных заборов каких-то пансионатов и баз отдыха. Машина остановилась у железных свежевыкрашенных ворот. Клаксон «квакнул», после чего створки ворот стали автоматически открываться. Освещенная садовыми фонарями аллея привела нас к ступенчатому крыльцу трехэтажному здания. По архитектурному стилю оно очень напоминало санаторный корпус. Позже мое предположение было подтверждено зеркальной вывеской на входе с лаконичной надписью: «Пансионат».

Нас приветливо встретила статная дама с высокой пышной прической и предложила пройти внутрь. Потом сопроводила компанию на второй этаж, где для меня отвели отдельную комнату.

Через полчаса я уже спал.

Глава пятая. ЮНКЕР

Проснулся совсем рано, но поднялся с кровати не сазу. Почти час нежился в казенной постели и приводил в порядок скопившуюся в голове информацию. Около восьми утра нашу компанию пригласили на завтрак.

Мы разместились за столиком у окна в просторном зале абсолютно пустой столовой. Нарочитая безлюдность и тишина были весьма необычным явлением для подобных заведений, расположенных на морском побережье. Да еще и в самом разгаре курортного сезона. Позже я узнал, что какая-то российская турфирма выкупила все путевки на ближайший месяц, а потом внезапно объявила себя банкротом. Что ж и такое случается, хотя сам пансионат от этой сделки финансово не пострадал.

Встречавшая нас накануне строгая статная женщина молча расставляла на столе тарелки с едой. Пожелав приятного аппетита, хозяйка удалилась, а чуть позже мы услышали, как она распекает кого-то на кухне.

– С человечком я уже все «перетер», – доложился охранник, тщательно протирая салфеткой вилку и нож. – Он мне сам с утречка на мобилу «маякнул». Через полчаса будет «пасти» нас в центре города. Место «толковища» я знаю. Так что шамкаем по-быстрячку и делаем ноги. – уловив мой вдумчивый взгляд, здоровяк сконфужено добавил. – Прошу пардон за мой французский!

Водитель, такой же крепкий парень лет двадцати пяти, хихикнул басом и пояснил:

– Борила у нас эрудит.

– Для тебя не Борила, а Борис Николаевич, – поправил его охранник. – Как Ельцин. Понял? А ты, Лютик, типа журфак закончил?! То-то же! «Точи» свою пайку и сопи в две дырки. Твое дело – баранку крутить.

– А я шо? Я ж для поддержания «базара».

Так за неспешной светской беседой наша утренняя трапеза подходила к концу. После завтрака я забрал из комнаты сумку, после чего мы покинули место ночлега.

***

В условленное место в самом центре города экипаж «Прадо» прибыл вовремя.

– Подъезжай вон к тому пляжному «Опелю», – Борис Николаевич ткнул толстым пальцем в лобовое стекло, показывая водителю на припаркованную у тротуара машину ярко-желтого цвета.

Тем временем из приземистой легковушки неспешно выбрался здоровенный детина лет тридцати в зеленой шелковой рубашке навыпуск и расклешенных джинсах. Чуть согнутые в локтях бугристые жилистые руки, заканчивались внушительного размера кулачищами. Казалось, что круглая и почти лысая голова атлета прикреплена непосредственно к широченным покатым плечам. Описывая внешность таких «качков», обычно говорят: «Его шея плавно и незаметно соединяла голову с седалищем».

Тем временем здоровяк довольно легко запрыгнул на заднее сидение «Прадо» и молча пожал Бориле руку. Несмотря на эту легкость, машина, покачнувшись, ощутила значительную прибавку груза, хоть и была бронированной.

Судя по приветствию, мои спутники хорошо знали этого человека, а мне он отрекомендовался:

– Майор Иванов. Начальник местного розыска. Можно просто – Игорь, – несвойственным для своей внешности ломающимся подростковым тенором представился визитер. – Если не возражаете, я перейду сразу к делу. А то у меня через полчаса заслушивание в прокуратуре.

Я хорошо знал, что такое заслушивание в прокуратуре. Обычно эти изнурительные «головомойки» проводились перед окончанием какого-нибудь отчетного периода. Годовые, полугодовые, квартальные. Сейчас, очевидно, оперативно-следственная сходка собиралась по вопросу перспективы успешного окончания полугодия. К сожалению, подобные заслушивания зачастую сводились не к оказанию практической помощи по раскрытию контрольных и резонансных преступлений, а к тому, чтобы район или город в целом не ударили в грязь лицом перед вышестоящими ведомствами и закрыли отчетный период высокими показателями.

– Понятно, – решил я показать свою осведомленность. – Итоги работы по «висякам» за полугодие?

– Так точно! – невесело подтвердил Игорь и ответил мне тем же. – По поводу Вас, Сергей Иванович, я получил инструкции. Готов оказывать всяческую помощь.

– Тогда докладывай!

Он ознакомил нас со всеми обстоятельствами скоропостижной смерти Вишенцева. Слушая лаконичное, но выстроенное повествование опытного оперативника, я ощутил легкий приступ ностальгии: «Сколько раз мне приходилось вот также докладывать или слушать подобные доклады!».

Сам же я не сразу научился выстраивать в уме общую картину происшествия, чтобы донести ее до требовательных руководителей. Чтобы у них не возникало вопросов и суждений о слабо проведенной оперативной работе. Умение дать исчерпывающую фабулу дела и подкрепить план мероприятий несколькими реальными версиями – это как визитная карточка хорошего сыщика.

Начальник местного угрозыска, бесспорно, обладал таким умением.

– Вишенцев вышел на пенсию четыре года назад, – докладывал Иванов. – Последняя занимаемая должность – заместитель начальника городской милиции по службе охраны общественного порядка. Женат. Двое взрослых детей. Дети живут отдельно в Херсоне. Владимир Николаевич с женой проживали в своем доме на окраине Скадовска, возле моря. Оформили частный бизнес и организовали не то отель, не то кемпинг для отдыхающих. Двадцать первого мая около семи утра жена обнаружила Вишенцева в летней кухне, якобы спящим. То есть подумала, что спит. Потому что накануне вечером он немного выпил. Провожал постояльцев, которые уезжали на следующий день рано утром. С ее слов муж употреблял мало, так как последнее время сердце пошаливало. В общем, зашла на летнюю кухню, посмотрела, но будить не стала. Чрез какое-то время забеспокоилась и опять пошла к нему. Сама она по образованию медик, поэтому быстро определила, что Вишенцев умер. В половине десятого мы уже были на месте. Во время осмотра не обнаружили ничего подозрительного. На теле видимых повреждений не было. Тем более что жена рассказала о частых сердечных приступах у покойного. За месяц до этого Вишенцев даже проходил обследование в госпитале в Херсоне. Экспертиза во время вскрытия подтвердила ишемическую болезнь сердца. Алкоголя в крови почти не было. На наличие токсинов кровь не проверяли – повода не было. В общем, ничего подозрительного.

– А постояльцев, которых он провожал, установили? – спросил я.

– Их данные есть в материалах проверки, но показаний с них не брали. Живут в России, где-то на Урале, поэтому не успели бы опросить в срок. Сами понимаете, – Иванов, как бы оправдывался. – Никаких подозрений смерть Вишенцева не вызвала. А у нас конец полугодия на носу. Да еще и курортный сезон в разгаре. Работы просто завались! Прокуратура согласилась с полнотой собранных материалов и вынесла соответствующее постановление.

– Да нет у меня никаких претензий! – заверил я его. – Я же не проверяющий из Главка! Мне просто нужно еще раз все проверить. Есть основания, понимаешь?

И я вкратце рассказал Игорю о событиях в Одессе. Рассказал и о спичечных коробках в надежде на то, что он вспомнит какие-нибудь незначительные детали. Но все было без толку. Поэтому я продолжил:

– Нужно еще раз поговорить с женой Вишенцева. Этим я займусь лично, чтобы не вызвать у нее ни малейшего подозрения. Ей итак несладко пришлось. Поэтому о том, что случилось в Одессе ей ни слова! А ты, Игорь, «нарой» побольше данных на этих квартирантов с Урала. И еще мне нужен список всех, кто присутствовал на похоронах.

Перед тем, как убежать на заслушивание, начальник сыска дал мне свою визитку, на обороте которой написал номер домашнего телефона Вишенцевых. Тут же перезвонив, договорился о встрече, после чего мы поехали к дому, где жил бывший командир нашего взвода.

***

Невысокого роста, худощавая, смуглая женщина с грустными глазами, спокойно выслушала мой рассказ. Я придумал историю о том, что, будучи в отпуске решил встретиться с однокурсниками. Еще в Одессе узнал о том, что случилось с ее мужем, поэтому по дороге в Крым заехал выразить соболезнование и наведаться на могилу.

– Ой! Я ничего не успела там сделать, – услышав о моем намерении посетить кладбище, всполошилась вдова. – Столько работы! Сезон, огород. Володя, наверное, обижается на меня?

Она плакала, а мне нечего было ей сказать. Утирая слезы и всхлипывая, убитая горем женщина спросила:

– Но как Вы узнали о том, что Вова умер? Я же никому не сообщала! Не хотела, чтобы приехало много народу. Правда, Володины сослуживцы помогли все устроить. Спасибо им большое!

И опять мне нечего было ей ответить. Никто не знал, откуда Пуртеву пришло сообщение о смерти взводного.

Сейчас было понятно одно: никаких подозрений по поводу случившегося у вдовы нет, иначе она бы об этом сказала. Вот и решил я не задавать разных вопросов: «Не буди лихо, пока оно тихо». Уточнив, где находится могила, я откланялся, после чего экипаж «бронемашины» выехал в сторону кладбища. У входа я купил букет полевых ромашек.

Решение посетить могилу Вишенцева пришло само собой. Оно появилось во время разговора с его женой. То есть, сначала я об этом сказал, а потом понял, что именно так и должен поступить.

Еще по дороге мне позвонил Молодязев и рассказал, что экспертиза по бутылке, которую изъяли у армян на базаре, выдала результат, которого мы с нетерпением ожидали. В остатках содержимого была обнаружена убойная доза клофелина, а судебный медик дал заключение, что после выпитого в течение шести-восьми часов человек не мог находиться в бодрствующем состоянии, а тем более применять к кому-либо силу. Юра сообщил, что Панфилов уже готовит необходимые бумаги для освобождения Дохода, но пока только на подписку о невыезде. А отец Александр обязался взять сердешного под покров святой обители на длительную реабилитацию.

Это были хорошие новости, но только для Недоходова…

Я представил себе неуемное «веселие» оперов, которые уже успели показать в своих отчетах раскрытие этого преступления. Теперь им не позавидуешь! Теперь будет назначено служебное расследование, после которого последуют выводы и соответствующие взыскания. А что поделать? Такова наша милицейская тягомотина…

– А за нами-то «хвостик» ходит, – сообщил, чему-то улыбаясь, водитель Лютик, когда мы все вместе блуждали по территории кладбища в поисках могилы Вишенцева. – Я еще в городе приметил белую «девятку» с антенной на крыше. Думал, что померещилось, а теперь уверен. Вон, они на стоянке паркуются.

– Вида подавать не будем, – распорядился я. – Пусть делают свое дело. А вы, любезные, если что – не вздумайте палить! Во всяком случае, хотя бы первыми не начинайте.

– Не! Шо мы, дети малые? – возразил Борила. – Да и с чего Вы взяли, что мы на такое способны? Ладно, ладно, поняли!

К тому времени мы, наконец, отыскали могилу Владимира Николаевича Вишенцева. Железная табличка была прикреплена к высокому деревянному кресту. У подножья лежали венки из искусственных цветов, и стояла пластмассовая лампадка. Я положил рядом с ней принесенный букетик ромашек и, разжигая лампадку, осмотрелся.

Метрах в двадцати от нас, возле одной из свежих могил топтался худой, сутулый юноша. Можно было подумать, что он пришел на могилу кого-то из своих родственников. Но вид и состояние его прически свидетельствовало совсем о другом. Это была копна русых волос, не мытых и не чесанных довольно долгое время. Еще одной характерной приметой кладбищенского бомжа были несколько потертых полиэтиленовых пакетов, которые он держал в немытых руках. А дополняла картину абсолютно непонятного цвета рубашка и брюки, подобранные не по размеру. По-видимому, он дожидался, пока мы уйдем, чтобы посмотреть, чем после нас можно поживиться.

Даже не знаю почему, но мне захотелось с ним поговорить. Я сообщил сопровождающим о своем решении и попросил, чтобы они привели его тихо и аккуратно. Через несколько минут рядом со мной стоял хныкающий бомж. Очень характерный для таких людей запах распространялся от него на несколько метров. На мгновение я даже пожалел о своем решении.

– Не хнычь! Никто тебя не обидит. Ответишь на вопросы, и получишь пару гривен, – успокоил я его, а сам думал, как поскорее закончить столь «приятное» общение. – Это твой участок? Кто приходит на эту могилу?

Парню, при близком рассмотрении, было всего лет двадцать. Канюча что-то невнятное и размазывая грязь по лицу, он начал говорить:

– Ну, тетка пару раз была. Плакала. Менты однажды приезжали. Больше никого не видал… Может «братка» видал? Мы с ним вместе здесь трудимся. Сейчас моя смена…

«Ого! Сменная работа. У бомжей все серьезно организовано», – подумал я и спросил, где нам найти «братку».

Тогда я не мог ответить себе на вопрос, почему зацепился за этого бедолагу. Наверное, это была интуиция. А еще потому, что других зацепок просто не было. По выражению лиц Борилы и Лютика я понял, что они тоже этого не понимали. И явно не одобряли моего решения общаться с дурно пахнущими обитателями кладбища. Но ребята привыкли выполнять указания и не задавать при этом лишних вопросов.

Наша странная процессия направилась к бетонному забору, которым была обнесена тыльная сторона кладбища. Там среди колючих кустов за мусорными баками была выстроена халабуда из бутылочных ящиков, полуистлевших венков, досок и кусков фанеры. Я сразу понял, что вонь, распространявшаяся вокруг нашего провожатого, – это еще не самое страшное. Потому что возле странного сооружения от нестерпимого смрада начали слезиться глаза.

Наш спутник нырнул в халабуду и выволок оттуда за шиворот такого же, как сам «инопланетянина». Тот не сопротивлялся, а только матерился и мычал что-то нечленораздельное, прибывая в пьяном угаре. Поначалу «братка» не мог понять, что происходит, и даже не реагировал на мой голос. Стоял, пошатываясь и выпучив глаза, и тупо пялился на своего сменщика. Вскоре я понял, что начинаю медленно задыхаться от вони и выдыхаться в плане заготовленных вопросов. Поэтому спросил скорее от безвыходности:

– Куришь?

– Ну, – «инопланетянин» утвердительно кивнул.

– Тогда показывай, чем прикуриваешь!

Я, как тот гончий пес, азартно шел по следу, даже не зная, к какому зверю он меня приведет. «Братка» нехотя вытащил из кармана засаленных джинсов скомканный целлофановый пакет, в котором были свалены в кучу окурки, табак, обрывки газет и спички. Трясущимися руками он вытряхнул содержимое прямо на землю. Среди всего этого мусора я сразу увидел спичку с красной головкой. После этого нестерпимая вонь уже не так ощущалась, а глаза вдруг перестали слезиться. Только учащенные удары сердца отдавали резонансом в горло и затылок.

– А где коробок от этой спички? – членораздельно спросил я, как будто общался с иностранцем.

– Так размок. Дождь был, – промямлил мой собеседник. – Я его там возле могил подобрал, – он махнул рукой в ту сторону, откуда мы только что пришли. – Чудной такой коробок, фанерный. Размокший, весь в грязи, а спички сгодились. Я их посушил возле костра, а коробок спалил. Мы венки тогда палили…

– Спичек много было? – наседал я, не давая опомниться «братке».

– Та не. С десяток. А сгодились только две. С остальных серу смыло. А одна вообще поломанная была.

Мне уже больше не хотелось задавать вопросы ни о цвете коробка, ни о наклейке. Я и так все понял. Тем более что бомж не помнил, возле какой из могил валялся коробок. Но сектор указал точно.

Я позвонил начальнику розыска и объяснил ему ситуацию. А уже через двадцать минут милицейский наряд загрузил наших «инопланетян» в УАЗ и повез в горотдел. Сразу же после их отъезда на кладбище примчался и сам Иванов на своем заметном «Опеле».

– Прими у бомжей объяснения и дай чего-нибудь пожевать. А потом гони в три шеи, – инструктировал я его. – Материалы придержи пока у себя. Руководству докладывать, я думаю, не надо.

– Само собой, – пообещал Игорь. – А этих «синяков» я потом назад привезу. Они тут прижились, и вреда от них особого нет. А нам, глядишь, польза будет…

– Грамотный подход. Кстати, обрати внимание на белую «девятку». Там, на стоянке. Если что, то притормози их, чтобы мы спокойно уехали из города. Потом сообщишь мне, кто такие…

– Да мои это! – заулыбался начальник розыска и почесал бритый затылок. – Ох уж мне эта «старая гвардия»! Ничего от вас не скроешь. Извините, что не предупредил, но мне так спокойнее было. Удачи Вам!

***

Выехав на крымскую трассу и проехав с полсотни километров, мы остановились и пообедали в придорожном ресторане. Заодно и убедились, что за нами не было «хвоста». Я отзвонился Молодязеву и кратко доложил все, что удалось узнать в Скадовске. Борила параллельно доложился Бокальчуку, а потом, подбирая слова, поинтересовался:

– А шо это было? Ну, там, на погосте с бомжами? Я раньше такое только по «видаку» видал. Прям как в полицейских сериалах.

– Да я и сам не понял, – честно, но не без удовольствия признался я. – А шо, понравилось? Это называется «пруха». Но без чуйки ее не уловить.

– Ага, – задумался Борис Николаевич, а потом легонько ткнул своим кулачищем в плечо Лютика. – Учись, студент! А то так и будешь всю жизнь баранку крутить.

Остаток пути до Армянска мы проехали молча. Бокальчук после доклада Борилы, очевидно, сообщил Черноуху, что мы выехали из Скадовска. Потому что Юнкер каждые полчаса донимал меня своими звонками: «Ну, где вы? Сколько можно ждать!».

В Армянске мы договорились встретиться на автозаправочной станции возле автовокзала.

***

Как только наша серебристая бронемашина припарковалась возле кафе, рядом с АЗС, я сразу же «срисовал» Юнкера. Виктор Иванович топтался у обочины дороги и провожал взглядом, проезжавшие мимо машины. При этом он нервозно теребил двумя пальцами свой седой ус. «Все такой же «живчик», – определил я, выбираясь из салона «Прадо». – «Только «аксессуары» лица поседели». Заприметив меня, Юнкер аж подпрыгнул, а его лицо моментально расплылось в добродушной улыбке.

– Сергей Иваныч! Ну, ты прям исхудал весь! – сверкая золотыми фиксами, подтрунивал надо мной Черноух. – Ничего, дорогой! Я тебя мигом к своей Ленке доставлю. Уж она-то тебя откормит. Телефон уже мне оборвала: «Ну, где там Слон?! Стол уже накрыт!».

Серебристый «Прадо» быстро удалялся от нас в сторону Николаева.

Мы обошли здание заправочной станции с тыла, после чего Юнкер остановился и ленинским жестом указал на новенькую черную «Мазду», стоявшую на служебной стоянке. Крымский номерной знак явно был получен в МРЭО по знакомству, так как состоял из одних восьмерок.

– Ну, как аппарат?! – горделиво вопрошал он.

Черноух всегда любил машины. Он говорил, что у него две жены, имея в виду свою Лену и ухоженный старенький «Жигуленок» третьей модели. Со своей «тройкой» он никогда не расставался. Ни в курсантские годы в Одессе, ни во время учебы в Киеве.

– А как же вечная «тройка»? – спросил я, умащиваясь в кожаном кресле рядом с водителем.

– Жива, старушка! В гараже отдыхает. Я на ней картошку с дачи вожу и жену с базара, – с довольным видом ответил Черноух, запуская двигатель.

«Все тот же манерный Юнкер!»? отметил я с удовольствием. Витя всегда был жизнелюбом. Даже когда приходилось туго, он не унывал и ко всякого рода неудачам подходил по-философски. «Неприятность эту мы переживем!» – часто любил он напевать строчки из мультяшной песенки.

Мы стремительно мчались по шоссе в сторону Симферополя и непринужденно болтали. Так, как будто совсем недавно виделись, а я в очередной раз приехал в Крым на отдых или в командировку.

Черноух действительно рад был меня видеть и не собирался этого скрывать.

– Здорово, что ты здесь! – шевеля усами, говорил он. – Только бы с делами разобраться побыстрее. А потом закатимся в Алушту или Ялту – гульнем, как полагается.

– Я тоже рад встрече, но не могу разделить твоего оптимизма. Потому как дела наши еще далеки до финала.

– Только давай, не будем при Ленке об этом говорить, – посерьезнев, предложил Юнкер. – Она уже столько натерпелась. Ментовка у нее поперек горла стоит! Я этого как-то раньше не замечал, а теперь стараюсь лишний раз уберечь ее от переживаний. Ленка-то помалкивает и вида не показывает, но… Ты же помнишь, как наш начальник курса на выпускном вечере сказал: «У сыщиков не бывает жен. Рядом с ними по жизни идут боевые подруги».

Конечно же, я помнил этот прощальный тост, который Новохатов провозгласил в честь наших спутниц, съехавшихся на выпускной вечер. К тому времени мы почти все успели пережениться. А с годами я понял, насколько был прав наш начальник курса. Слова короткие, а смысл огромный. Не скажу, чтобы сразу до меня это дошло, но с каждым годом значение становилось все емче и понятнее. Сначала я только пытался пробудить в себе желание, бережно относиться к жене и близким людям. И только потом это переросло в необходимость, а позже – в потребность.

– Не так давно я смог ощутить себя в «шкуре» Ленки, – продолжал тем временем Черноух. – Теперь это стало ежедневным занятием. Особенно, когда возвращаюсь домой после нескольких дней отсутствия. Она смотрит на меня, улыбается: «Вернулся и, слава Богу!». Потом хи-хи да ха-ха! Обнималки-целовалки. А в глазах мольба: «Когда вы уже наиграетесь в своих казаков-разбойников?». У меня ведь выслуги уже больше тридцати лет, а уйти из ментовки побаиваюсь. Делать-то больше ничего не умею.

Я знал, что Черноух еще служит. На работе его ценили и не торопились спровадить на пенсию. Таких профессионалов старой школы уже почти не осталось в рядах украинской милиции. Обычно, руководители всячески стараются не держать у себя в подразделении людей с пенсионной выслугой. Потому что некоторые работающие пенсионеры, пользуясь своим особым статусом, просто отбывают время на работе и становятся обузой. Но есть такие ветераны, которые трудятся за пятерых и на них равняется молодое поколение сыщиков. Юнкер, несомненно, был из их числа.

Вообще-то, лицо нашей современной милиции, что называется, сильно обезображено. Есть у меня такое личное, субъективное наблюдение. Характеристика работникам милиции чаще всего дается словами: «оборотни в погонах», «милицейский беспредел», «хапуги», «дебилы» и так далее. А я всегда говорю в таких случаях: «Дураков хватает везде». Ну не могут приходить на работу в милицию одни только неучи, недоумки и рвачи! Приходит достаточно много молодых ребят, которых переполняет желание сделать наше общество добрее и безопаснее. И это не громкие слова! А вот что с ними происходит потом? Какими они становятся профессионалами? Это вопрос другой. Вопрос, который нужно задать тем, кто учит ребят работать. Это вопрос к системе в целом.

– Согласен, Витя. Устроим вечер воспоминаний, а о делах – ни-ни, – сказал я вслух, прерывая свои размышления. – Уж Ленке-то незачем об этом знать. И вообще, скажем, что я приехал по вопросам моей теперешней работы. Мол, нужно провести переговоры по организации отдыха в Крыму для сотрудников моей фирмы. Хотя обмануть наших боевых подруг, по-моему, невозможно. Они нас насквозь видят! Но мы постараемся тумана напустить, так сказать, для общего блага.

***

Время в дороге пролетело быстро и незаметно. Лена встретила нас радушной улыбкой и богатейшим столом. Ужин обещал быть плотным и продолжительным. Так и вышло – засиделись мы далеко за полночь. Не знаю, раскусила ли жена Черноуха нашу оперативную игру, но несколько раз я все же ловил на себе ее проницательный изучающий взгляд. А в целом все проходило по-семейному. И действительно, со времени моего отъезда из дома я впервые был в теплой и уютной домашней обстановке. С этими людьми я чувствовал себя непринужденно, и было ощущение, что мы не расставались на все эти долгие годы. А ведь я не видел семью Черноуха пятнадцать лет.

В нашем общении с Юнкером никогда не было запретных тем или недомолвок. Мы легко находили с ним общий язык, потому что обходились без споров. Поэтому не нужно было друг другу ничего доказывать. Мы оба понимали, что каждый имеет право на свою точку зрения, а эта точка зрения, пусть даже ошибочная, имеет право на существование.

***

Проснувшись далеко не ранним утром понял, что кроме меня в квартире больше никого нет. На кухонном столе лежала записка: «Мы ушли на работу. Завтракай. Скоро позвоню. Юнкер».

Но первым вышел на связь Нюра. Посмеиваясь, он поведал о приключениях своих друзей и о «приятном» знакомстве с милицейской разведкой. А потом добавил, что зацепил кончик одной ниточки, которая может привести нас к организаторам слежки. Поэтому по согласованию с Бокальчуком, он пока остается в Одессе. Как выразился Нюра: «Пока ваши работают за нашими, наши будут работать за ихними. А в нужный момент наши слиняют, а ваши ихних возьмут».

– А еще «папа» просил предупредить, – продолжал Паша. – В Крыму за Вами тоже будут присматривать. Поначалу он хотел скрыть это от Вас, но после недоразумений с милицейской разведкой передумал. В общем, Вас будет подстраховывать тот же экипаж, который был с Вами в Скадовске. В Николаев они тогда так и не уехали – «папа» завернул. Они только поменялись машинами с экипажем контрнаблюдения. Теперь Ваша охрана на черном «Мэрсе».