Текст книги "Седьмой флот"

Добравшись до места, все пятеро быстро рассредоточились по квартире. Широкая кровать в спальне, диван в зале и раскладное кресло были мгновенно заняты. А через минуту отовсюду уже слышался богатырский храп вперемешку с мерным посапыванием.

***

В девять ноль-ноль я был нещадно разбужен настойчивыми трелями своего мобильника.

– Спите, бродяги? – как ни в чем не бывало, поинтересовался Бокальчук.

– Зарядку делаем, – отшутился я, медленно просыпаясь.

– Тогда объявляю общий сбор. Всем немедленно прибыть ко мне на завтрак!

– Понял, – ответил я, успокаивая себя мыслью, что с такой доброй вестью можно будить остальных и не бояться противодействия.

А ровно через час мы уже шумно рассаживались в беседке за домом Бокальчука. И если принять во внимание бурную ночь, то лично я ожидал увидеть на столе лишь тарелку с мясной нарезкой, сыром, и сковороду с яичницей. Но Вадим поразил всех своей хозяйственностью и дальновидностью. Что и говорить – подчиненные «дворецкого» Борилы были «заточены» не только для охраны депутата. Перед нами возвышалась целая гора парующих вареников, от которых по всей беседке распространялся неповторимый аромат шкварок и жареного лука. Конечно же, была и тарелка с мясной нарезкой и сыром…

За завтраком мы узнали, как говорится, от первого лица, что происходило с его дочкой и внуком на протяжении всего вчерашнего дня.

– Дочь уже проснулась и чувствует себя хорошо, – рассказывал Вадим. – Я присутствовал во время ее допроса. Картина получилась такая: когда она утром поехала в больницу, то на въезде в город ее остановил работник ГАИ. Но до этого другие гаишники тормознули машину охраны, которая ехала за ней следом. Она-то об этом не знала. Остановивший дочку милиционер без объяснений, сел к ней в машину на пассажирское сидение и, угрожая пистолетом, приказал ехать. Сразу же отобрал сумочку с телефоном. Внук все это время спал в детском кресле на заднем сидении. Так они и доехали до завода. Потом прямо в машине он сделал ей укол. И все.

– Ну, а приметы есть? – поинтересовался Молодязев.

– Конечно. Еще вчера охранники описали того гаишника, который их остановил, но из-за ментовской нерасторопности только сегодня выяснилось, что инспектора с такими приметами в управлении нет. И факт задержания нигде не зафиксирован. Как вы понимаете – и второй гаишник, описанный моей дочерью, оказался «оборотнем». Вот только ни один из них по приметам не подходит под крымского подрывника. Мне ведь Юнкер хорошо его описал.

– Значит, мы зря сушили головы, просчитывая, мог ли он так быстро добраться из Крыма в Николаев, – подытожил Черноух.

– Да, похоже, что Брут был прав, – сказал я. – Похищение в Николаеве – это только имитация действий нашего чистильщика. Кто-то «косит» под него. А ведь мне об этом еще вчера говорил Нюра.

– Но тогда как эти имитаторы узнали об олимпийской символике? – спросил Бокальчук. – Письма-то приходят с медведями! Они могли, конечно, прослушивать наши переговоры, но все это как-то сложно и неправдоподобно. Как не крути, но операция подготовлена на хорошем профессиональном уровне.

– Если все это так, то действия «важняка» вписываются в общую картину, – тщательно пережевывая очередной вареник, заключил Пуртев. – Получается, что этот Штейн работает по чьей-то указке. Теперь понятно, почему он так быстро по-английски покинул «сцену».

Завтрак заканчивался чаепитием с конфетами и миниатюрными эклерчиками.

К шапочному разбору заявился Брут. Генерал выглядел слегка помятым, но виду старался не подавать. Никифорыч вообще никогда не жаловался.

– Что за перекус спозаранку? – прогремел он, вваливаясь в беседку. – Никак с утречка водку пьянствуете? А я тоже не откажусь!

Опрокинув запотевшую стопочку оковитой и закусив оставшимися варениками, Брут рассказал, что еще вчера по таинственному «Хаммеру» пошла ориентировка. Грамотно сработал оперативник за пультом, который слышал рассказ Нюры и немедленно передал приметы Штейна и описание машины всем постам ГАИ. Но «Хаммер» как в воду канул.

– Спешу доложиться, Серго, что свое обещание я выполняю, – продолжал Борис Никифорович. – Информационный центр МВД уже собирает данные на вашего Боровика. А еще я с утречка побеспокоил одного зама генпрокурора, который якобы давал указание возбудить уголовное дело по факту похищения. Так вот он рассказал, что это была инициатива самого Штейна. Говорит, что Шурик так запудрил ему мозги, что тот и не понял, как дал соответствующее указание. Вот так-то, ребятки…

В этот момент из-за угла дома появился вчерашний знакомый подполковник Слепчук. Он издали обратился к своему начальнику:

– Товарищ генерал, пришло очередное письмо с «медведем»!

– Вот вам и новость, – нахмурился Брут. – Давай сюда!

Мы все склонились над листом бумаги. На нем красовался все тот же олимпийский мишка, улыбка которого лично у меня вызывала приступы тошноты. Под рисунком был напечатан текст: «Я решил не убивать твое тело. Я буду медленно убивать твою душу!».

– Что за бредятина?! – воскликнул Зимбер, а я заметил, что он на самом деле похож на кота Матроскина.

– Это не бредятина! – заметил Бокальчук. – Это реальная угроза. Вот только ни по одному кодексу за такие слова нельзя привлечь к ответственности. Но с другой стороны лично меня это даже успокаивает. Значит, он отказался от намерений вымещать злобу на моей семье, а со своей душой я уж как-нибудь сам разберусь. Чтобы ее убить, в нее еще влезть надо! А вот тут-то я буду начеку.

– Тебе бы с Батоном поговорить, – предложил Пуртев.

– Само собой…

А меня почему-то «заклинило» на том факте, что письмо пришло сразу после прихода Брута. «Что за ерунда лезет мне в голову?!» – корил я себя, но мысли усиленно шли в наступление. – «Как будто кто-то специально посылает в мозги импульсы недоверия и подозрительности! Но ведь генерал повел себя пассивно в ситуации со Штейном. А потом говорил о своих невообразимо широких полномочиях. И что?! Почему же он ими не воспользовался вчера? Да нет же! Вот это уже точно бредятина!! Под таким напором и психологическим давлением может спасовать любой! И Брут тому не исключение».

– Свою работу здесь мы закончили, – прервал мое внутреннее единоборство генерал. – Пора и честь знать! Вылетаем сегодня в полдень. Вадим Федорович, как дочка, как внучек?

– Спасибо, все нормально. Сегодня выписывают, а завтра я их отправляю отсюда подальше. Жена уже далеко и будет их встречать…

– Только никому не говорите, где это сказочное место, – прервал его Брут и обвел всех присутствующих хитрым взглядом. – Даже этим великим «флотоводцам». Кстати! А вы, любезные мои, куда путь держите?

– Я домой, – отозвался Юнкер. – С утра уже забросали эсэмэсками. Начальство грозится войти в сговор с женой и совместно намылить мне шею. А если серьезно, то сразу вплотную займусь Малореченским и Севастополем. Нужно собрать все воедино и проследить, чтобы местные ничего не замылили. И самое главное! Сразу пришлите мне фото Боровика. Как он сейчас выглядит.

– Обещаю! – заверил Брут и повернулся ко мне. – Пошли, Серго, пошепчемся.

Попрощавшись со всеми, Борис Никифорович вальяжно направился к воротам дома. На выходе он остановился и еще раз окинул взглядом поместье Бокальчука.

– Поверь, Сергей Иваныч, – сказал он серьезно. – За эти дни со мной произошло много странного и поучительного. Как будто прокрутили учебный фильм под названием: «Свой, чужой». Наверное, чтобы еще раз напомнить, как легко ошибиться в этих понятиях. Одни вроде бы свои, но на поверку оказываются чужими. Другие наоборот. Представляешь?

«Интересно, а ты-то сам кто?! Свой или чужой?» – опять эта четкая и навязчивая мысль сверлила мне мозг. Мне было больно ее даже фиксировать, но я был научен, что ни одну мысль нельзя просто так отбросить. Без анализа и проверки, но ни в коем случае не принимать ее слепо, как руководство к действию. Полезно удерживать ее на периферии сознания и дать возможность проявиться подтверждениям или контрафактам. А вообще-то подобную работу по распознаванию своих и чужих лучше всего начинать с контроля за своими мыслями.

– Хоть и не люблю об этом говорить, но тебе скажу, – продолжал тем временем Брут. – Еще никогда у меня так не болело сердце, как здесь, в Николаеве. Вот прилечу в Киев и мигом в госпиталь. А ты, Серго, думай! Думай о моем предложении и не тяни с ответом. Мало ли что может случиться…

Последнюю фразу он обронил как-то вскользь, усаживаясь в машину. А через минуту генеральский кортеж в сопровождении микроавтобуса «Беркута» скрылся за поворотом дороги.

На пути в беседку я думал о странных мыслях: «Они друзья или враги? Ведь мысли такими бывают. Поначалу кажется, что сработала интуиция, а на поверку оказывается, что это предвзятость. Потом и доказательная база будет однобокой и не объективной»…

Мы все еще сидели в беседке, пытаясь как можно эффективнее продумать и организовать последующую работу. Одно было понятно – поимка киллера оставалась за нами. Учитывая косвенные доказательства никто из работников милиции или прокуратуры, не станет сейчас процессуально оформлять розыск и задержание Гриба. Порешили на том, что в данной ситуации лучше всего разъехаться по местам постоянной дислокации. Разъехаться, естественно, всем кроме меня. Я отправлялся не в Киев, а в Одессу.

Вскоре уехал Черноух, а Бокальчук вернувшись в беседку после того, как проводил его за ворота, сообщил:

– За меня не переживайте – я в порядке! Главное, что здесь все целы. Но сидеть без дела я не намерен. Завтра отправлю родичей – и сразу к вам, в Одессу. Уверен, что штаб-квартиру «Седьмого флота» нужно организовывать именно там. Потому что там Самчуков и вся документация Сени Пуртева. Будем вместе разыскивать наших, кому угрожает опасность. Но главное – это поиски Гриба! Найдете, где меня приютить?

– Приютить?! – сорвался с места Зимбер. – Простите, Вадим Федорович, но Ваш особнячок по сравнению с моим дворцом – жалкая избушка садовода-любителя. Гарнизона одесской милиции не хватит, чтобы взять мой замок штурмом. Так что милости прошу! Кстати всех. Дом пустой – мои все на северном побережье Красного моря.

– Нет уж! – твердо заметил я. – Меня, пожалуйста, доставьте на улицу Красных зорь. Там море рядом, а во дворцах мне тесно и воздуха мало.

– Пролетарий! – заключил Пуртев.

– От слова «пролетать», – смеясь, добавил Зимбер.

– Все, Вадим, до встречи! – подталкивая его в спину, сказал Молодязев. – А то ты от нас не отвяжешься. Эти одесские маргиналы могут сутками хохмить, а нам уже пора ехать.

Мы обнялись на прощание и, выйдя со двора, расселись в просторном салоне Сениного «Ниссана». Вадим остался стоять у ворот и махал нам вслед обеими руками, пока машина не выехала из переулка.

До границы Николаевской области нас сопровождал микроавтобус с бойцами «Беркута». Мы пытались отговорить от этого капитана, но он и слышать ничего не хотел. Только упрямо твердил: «Обязан сопроводить!».

Через два часа мы были уже в Одессе. Всей компанией меня доставили к дому Марии, где прощаясь, договорились созвониться завтра утром. Мне, как участнику боевых действий в Крыму, было велено отдыхать и купаться в море.

Переодевшись в пляжный комплект, выстиранный и поглаженный Маричкой, я так и сделал.

***

Соленая морская вода постепенно снимала физическое и психологическое напряжение. Чем дальше я заплывал, тем легче становилось на душе. Вместе с напряжением ушли и странные мысли.

Вдоволь накупавшись и развалившись на мокром песке, я смотрел, как спокойно и размеренно накатывается прозрачная волна, оставляя на берегу мелкие ракушки и отшлифованные камешки. Я перевел взгляд с береговой кромки на морскую даль. Море тоже спокойно дышало, искрясь в лучах полуденного солнца. Точно также у меня внутри заискрились и радостные нотки детского озорства. «С пирса сигануть, что ли?» – подумал я, вспоминая детство и глядя на молодых парней и девушек, прыгающих в море с волнореза. – «Плохая идея! Только ребят распугаю. Подумают, что дядька выпил лишнего на радостях от того, что впервые попал на море». Наверное, это лишь комплексы и стоило пару раз нырнуть с пирса головой вниз, но все же я сдержался. К тому же я ощущал себя переполненным силами, энергией и вдохновением. А все это не хотелось растрачивать попусту. Теперь, как говорится, можно снова в бой!

Отужинав в прибрежном кафе, я вернулся на улицу Красных зорь. Занырнув из раскаленного на солнце проулка в тенистый двор дома Марии, я приятно удивился. Входная дверь комнаты Даши и Паши была приоткрыта, а на бельевой веревке, натянутой перед верандой, сохли знакомые шорты. Предупредительно кашлянув, я постучал в дверь.

– А мы уже Вас заждались! – весело откликнулась Даша. – Заходите! Паша пошел в душ. Мы уже успели на море сходить.

– Я тоже уже искупаться, – заглядывая в комнату, сообщил я. – Но как вы так быстро добрались до Одессы?

– Дядя Вадим поспать не дал. Поднял на рассвете и отправил в Одессу. Сказал, чтобы от Вас ни на шаг. Пообещал, что скоро и сам приедет.

– Я знаю. А как насчет вечерних посиделок?

– Окей! Я сейчас Пашу за вином отправлю.

Договорившись о времени начала мероприятия, я пошел в свою комнату, где до вечера провалялся на диване под вентилятором. А вечером в беседке собрались все постояльцы пансионата семейного типа. Мы шутили, рассказывали анекдоты и смешные истории. Над беззаботной компанией царил закон отдыха, накладывающий негласный запрет на любые серьезные разговоры. Ведь юмор и смех – это дополнительный заряд энергии, но и им тоже нужно умело пользоваться, поэтому, посидев час-полтора, мы разошлись по своим комнатам спать. Спать!

***

«Молоко! Молоко! В Кордонном переулке свежее молоко!».

Как было приятно просыпаться под крики одесского молочника, который сообщал в громкоговоритель, где сегодняшним утром стоит его машина.

А утро снова выдалось солнечным и жарким. Пока я приводил себя в порядок, Даша сварила кофе и предложила дать ей постирать что-нибудь из моих вещей. Это оказалось как нельзя кстати.

На море идти не хотелось. Критическим взглядом я осмотрел свою грязную и запыленную машину, после чего отказался от идеи поехать на ней в город. На такой машине кататься по Одессе было, по меньшей мере, неуважительно по отношению к любимому городу.

Я решил пройтись до сквера на Фонтанской дороге, чтобы обзвонить все заинтересованные инстанции. Сначала позвонил жене и выслушал краткий урок о том, как должен вести себя муж, «слинявший» посреди лета на юг по отношению к любимой супруге. Так уж было заведено в нашей семье, что без надобности Оля мне не звонила. Я же, пользуясь такой бесконтрольностью, выходил последний раз на связь еще из Крыма. Все замечания и предложения «жить дружно» мною были приняты безоговорочно.

Потом поговорил с Панфиловым. Сергей Давидович уже знал о всех наших злоключениях, так как с самого утра находился на кафедре у Молодязева. По делу Недоходова никаких новостей не было.

Следующий телефонный разговор был с Брутом. Генерал, как и обещал, сдался на милость докторам и проходил медицинское обследование в столичном госпитале МВД. Но, не смотря на это, все рабочие вопросы держал под контролем.

– Ты представляешь, Серго?! – говорил он с нескрываемым раздражением. – По запросу на Боровика наш доблестный информационный центр выдал нулевую информацию. Глухо! Какая-то сволочь вычистила все учетные карточки его семьи. Люди фактически есть, а данных на них нету. В общем, кибернетика оказалась бессильной. Так что давай, Серго, напрягай своих «мореманов» и… ножками, ручками и головой!

Так всегда говорил Брут, когда дело касалось сбора информации. Его никогда не устраивало, если в материалах проверки были подшиты только распечатки, ксерокопии, бланки. «Это не работа, дорогие мои!» – воспитывал Борис Никифорович молодых сыщиков. – «С людьми нужно работать, а потом уже с документацией. Думаешь, послал запрос, получил ответ – и все? Ан нет! Теперь «подключай» голову и давай работай ножками и ручками».

Закончив разговор с Брутом, и пожелав ему скорейшего выздоровления, я созвонился с Молодязевым и передал ему информацию, полученную от генерала.

– Какие проблемы, Слон?! – с энтузиазмом отозвался Юрий Всеволодович. – «Самчуковская флотилия» уже давно курсирует в этом направлении. И я свои возможности подключил. Сеня всем нашим уже сообщения разослал. Вроде бы никого не забыли. К тому же, вдруг кто-нибудь из бывших сокурсников недавно с Грибом пересекался. Не переживай – никуда он от нас не денется.

Финальный утренний разговор был с Юнкером. У него тоже новостей не было, но зато Черноух в кратчайшие сроки успел «навести мосты» дружбы и взаимопонимания с женой и начальством.

На этом «селекторное» совещание было закончено. Правда, мне еще хотелось поговорить с Саечкиным, но я предположил, что Батон станет зазывать меня на завтрак в свою обитель. А мне в такую жару ни ехать, ни тем более наедаться не хотелось. К тому же, если бы была необходимость, Саша первым бы вышел на связь.

А солнце припекало не на шутку! Стараясь спрятаться в тени платанов и акаций, отправился восвояси. Казалось, что я переполнен силой и энергией, но приложить их было некуда. Да и не хотелось – жара просто истязала. В общем, какое-то внутреннее раздвоение единого вектора. А это уже тревожный сигнал! Ведь еще чуть-чуть, и у меня может начаться приступ внутреннего нытья: «Все чем-то заняты, а меня отстранили. Отдыхай, Слон! Ты заслужил! Какой может быть отдых?».

Я просто заставил себя посмотреть на себя же со стороны.

«Во как!» – чуть не расхохотался я. – «Огромный дядька еле плетется, а сам уверяет себя, что полон сил. Руки висят, как плети, голова качается, как у китайского болванчика. А губы-то надул! Как обиженное дитя. А ну-ка взял себя быстренько в руки!». Настроение как-то быстро улучшилось. Все-таки полезно иногда посмотреть на себя со стороны! А еще лучше, когда ты понимаешь, каким на самом деле тебя видят другие люди. Именно так можно научиться просто быть, а не казаться.

«Ну и ладно», – решил я для себя, бодро заходя во двор дома. – «Буду валяться в комнате под вентилятором, смотреть телик и ждать новостей».

Даша возилась со стиркой, а Нюра сидел в беседке и что-то жевал.

– Присоединяйтесь, Сергей Иваныч! – кивнул он в сторону тарелки с бутербродами. – Угощайтесь. В такую жару горячее в рот не лезет, но хоть что-то же поесть надо. А «Папа» к вечеру уже будет в Одессе.

– Это хорошо. А что там с нашими «хвостами»? – вяло пережевывая бутерброд, спросил я.

– «Юннаты» на местах, но пока тихо.

– Вот это и настораживает. Не к добру такое затишье.

– У меня тоже нехорошее предчувствие. А Ваши люди уже всех предупредили? Ну, тех, кому грозит опасность. А следы Гриба удалось найти?

– Вижу, что ты тоже по работе заскучал? – спросил я своего помощника. – И настроение какое-то расшатанное? Это объяснимо. Так обычно выходит стресс. Просто не поддавайся.

– Стараюсь, но получается слабо, – признался Нюра. – Мысли какие-то в голову лезут. Подозрительный стал.

– Не ты один. Думаю, что мы столкнулись с какой-то силой, которая старается залезть к нам в головы и посеять там сомнение, неуверенность и подозрительность. В общем, держи контроль и подключай волю. С Дашей поговори об этом – она у тебя уникум. Ну, в общем, ты понял. Спасибо за угощение – пойду к себе, пораскину мозгами…

Лежа на скрипучем диване, я смотрел на экран работающего телевизора. Так иногда бывает: смотришь и не видишь ничего. Голова абсолютно пустая и кажется, что в ней вообще нет мыслей. Наверное, это и есть прострация? Слишком много информации поместилось в моей голове в течение всего нескольких дней. Вот мозг и сделал тайм-аут. Это состояние можно сравнить с работой на персональном компьютере. Решил, к примеру, навести порядок в папках. Открываешь одну за другой, а там все разложено, как надо, временных и ненужных файлов нет. А в некоторых папках есть неполная информация, но по ней все запросы сделаны, и остается только дождаться ответов. Тщательно пересмотрев все папки и позакрывав все рабочие окна, сидишь и тупо глядя на заставку монитора думаешь: «Ну, где бы еще порыться?». В этом деле главное, не переусердствовать, а не то компьютер может тебя попросту послать. То есть зависнуть. Лучше включить программу дефрагментации дисков и пусть он сам комплектует и упорядочивает внутреннюю расстановку, как ему удобно.

Неожиданно зазвонил мой телефон, а я все никак не мог сосредоточиться. Как будто мой мозг-компьютер еще не закончил перезагружаться после обновления программ.

– Через десять минут за тобой заедет Зимбер, – услышал я голос Молодязева и моментально включился в рабочий режим. – Профессор дал команду: «Свистать всех наверх!».

Я быстренько оделся и уже не замечая жары, поспешил к Фонтанской дороге, чтобы перехватить там машину «Матроскина». Не зачем ему «светиться» возле дома Марии. Но перед выходом со двора я успел заглянуть в беседку:

– Я в город по делам, – негромко сообщил я Паше и Даше. – Проводите меня.

«Главное, не забыть поговорить с Профессором», – наказывал я себе, выходя на дорогу. – «Ведь этот момент остался невыясненным. Я же просил Самчукова проверить информацию о визитерах, которые несколько дней назад осматривали мою комнату. Он пообещал разузнать, но потом все забегались. Ведь если с ними была паспортистка, то ее начальник должен знать о проведении мероприятий такого рода. Короче, должна потянуться ниточка».

– Привет, Серега! Как отдыхается? – приветливо «замурлыкал» Зимбер после того, как я уселся на переднее сидение его черной «Тойоты». – Однако сегодня жарит по-взрослому! Охлаждайся – я кондиционер на полную мощность врубил.

– А шо за кипиш? – спросил я по-одесски. – Неужели Гриб нарисовался?

– Таки да! – подыграл мне Витя, хитро прищурившись. – Все одесские биндюжники в курсе, шо если Профессор берется за дело, то «шухириться» треба как минимум у Греции.

Мы проехали по Французскому бульвару и, свернув на улицу Канатную, помчались в сторону парка Шевченко. С этой улицей у меня связано много воспоминаний. Когда первый раз ко мне в Одессу приехала моя невеста Оля, то мы снимали комнату именно на Канатной.

Хозяйка квартиры – маленькая сухонькая старушонка с чисто одесской внешностью и манерой общения встретила нас настороженно. Позже оказалось, что она была членом партии коммунистов с немыслимым стажем, поэтому для начала захотела убедиться, являемся ли мы законными мужем и женой. Я уже подумывал, что бы такое соврать насчет отсутствия паспорта. Но моралистка неожиданно успокоилась, изучив мое милицейское удостоверение. И ничего удивительного в этом не было. Ведь для одесситов старшего поколения, которые помнили разгул преступности в послевоенные годы, работники органов всегда были особо уважаемой составляющей городских властей. Бдительность советских граждан этого поколения с одной стороны приятно удивляла, но с другой – настораживала. Попахивало не только идеологическим перекосом, но и маниакальным сдвигом, вызванным ожесточенной борьбой с инакомыслящими…

В конце Канатной перед самым поворотом в парк мы свернули во двор трехэтажного дома дореволюционной постройки. Проехали мимо дремлющего охранника, который сидел на табурете возле шлагбаума, после чего Зимбер припарковал свою «Тойоту» у первой парадной. Наличие охраны, ухоженные клумбы и чистота двора свидетельствовали о том, что в доме обитают весьма уважаемые в Одессе люди.

Мы поднялись лифтом на третий этаж, где на выложенной мрамором лестничной площадке была только одна входная дверь. Она оказалась незапертой. Через овальный холл прошли в просторную гостиную, где на огромном диване и в мягких креслах расположился личный состав «Седьмого флота». Группировка тщательно законспирированных одесских ментов старой закалки была в полном составе. Достигший пенсионной выслуги, но продолжавший трудиться на ниве борьбы с преступностью «профессор» тайного сыска Александр Сергеевич Самчуков важно прохаживался по комнате. В одной руке у полковника была папка с документами, а другой он удерживал возле уха портативную радиостанцию.

– Чьи хоромы? – с порога поинтересовался я, рассматривая богатый интерьер. – Это у вас местная традиция такая – проводить оперативные мероприятия на виллах и во дворцах?

– Так Одесса-мама – это ж вам не Киев! – пожимая мне руку, пошутил Пуртев. – В отличие от вас, у нас в милиции работать престижно.

– Хорош острить, Сеня! – шумнул на него Самчуков и повернулся ко мне. – Это конспиративная квартира из моего личного фонда. Скромное жилье одного бывшего слуги народа. Он многим мне обязан, поэтому на время работы в качестве консула одной из африканских стран любезно предоставил мне свою квартиру. Для присмотра. А сейчас заткнитесь все, пожалуйста! Мешаете слушать доклады.

– Его орлы след взяли, – шепнул мне Молодязев.

Юрий Всеволодович расслабленно полулежал в глубоком кожаном кресле и что-то тщательно и с удовольствием пережевывал. Зимбер молча усевшись за стол, сразу набросился на содержимое картонной коробки, стоявшей возле Молодязева. Я заметил, что вся компания без отрыва от оперативной работы занималась поеданием крохотных пирожных разной формы и цвета, а на коробке красовалась надпись: «Сластёна». Мне тоже были знакомы эти коробки с фирменным логотипом. Знаменитая кондитерская на Екатерининской улице входила в перечень моих излюбленных и обязательных для посещения достопримечательностей Одессы. А под приятный охлаждающий ветерок из кондиционера можно было и перекусить.

– А как себя чувствуют наши «роботы»? – запустив обе руки в коробку с пирожными, тихо спросил я Молодязева. – Батарейки им еще не вставили?

– Бесполезняк, – отмахнулся Юра, кивая в сторону Самчукова. – Профессор перепоручил их другому профессору. Теперь ребятки в «дурке» на улице Воробьева маются.

– А ну тихо! – прикрикнул на нас Самчуков и командирским голосом обратился к рации. – «Второй», ответь «Линкору»! Как обстановка?

Зимбер прыснул от смеха, а Молодязев предусмотрительно закрыл ладонями лицо.

– ? Чё вы ржете?! – убрав радиостанцию за спину и силясь не рассмеяться, вопрошал Профессор. – Позывных не слышали? Дураки! Мешаете же работать.

Рация в его руке зашипела, после чего моложавый голос доложил:

– Я «второй». Мы на месте. Пока осматриваемся. Конец связи».

– Понял, – ответил Самчуков и заговорил, обращаясь к присутствующим. – Думаю, что нужно ознакомить Сергея Ивановича с результатами нашей совместной работы, – он раскрыл папку и принялся перелистывать страницы. – Итак, по данным городского и областного архивов вырисовывается следующая картина: После того как Боровика выгнали из школы милиции, он какое-то время трудился на сезонных работах в своем селе. Это возле Маяков в Белгород-Днестровском районе на трассе в сторону Татарбунар. Потом уехал на заработки в Молдавию, а спустя год неожиданным образом проявился там, но уже в качестве военнослужащего. Служил прапорщиком в танковой бригаде.

– Где бы ни работать, лишь бы не работать, – прокомментировал Пуртев.

– Слушайте дальше, – продолжил докладчик. – Вскоре началась заваруха в Приднестровье. Танковая бригада осталась в ведении Министерства обороны России, и согласно записям в штатном расписании Боровик был откомандирован в Южный округ. Короче говоря, затерялся наш «Грибок» где-то в горячих точках на территории Российской Федерации. Эту информацию «нарыл» наш бывший школьный каптерщик Продан. Помните Вову-молдавана из третьего взвода? Кстати, он тоже есть в нашем «черном» списке, поэтому за дело взялся без лишних объяснений. Сейчас Владимир Степанович работает консультантом в МВД Молдовы.

– Вот вам и Вован-молдаван! – вставил Зимбер. – А со второго курса чуть не выгнали за неуспеваемость.

– Можно без комментариев? – попросил Самчуков.

– Теперь о родственниках Боровика. Кроме матери больше никого найти не удалось. Она и сейчас живет в том же селе под Маяками. Село мы уже отработали. Односельчане рассказали, что Гриб появился в селе полгода назад. Рассказал, что живет с семьей в России. Погостил у матери пару дней и уехал.

– Если он гражданин России, то в паспортном отделе должны быть соответствующие отметки, – предположил я. – Не может же он столько лет жить там без гражданства?

– В соответствующей графе паспортной формы № 1 последняя запись сделана еще в девяностом году, – пояснил Молодязев. – Еще при Союзе. Там записано: «Убыл для прохождения службы в рядах Советской Армии в Молдавскую ССР». И все.

– В Россию мы запрос отправили, – сообщил Самчуков. – Сами понимаете, что ответ придет нескоро. Интересно другое: через пару месяцев после того, как Боровик приезжал к матери произошел интересный случай. Это удалось выяснить во время отработки его села. Бывший одноклассник Боровика однажды увидел мужика, очень на него похожего. И случилось это в одном из сел под Белгород-Днестровским. Он тогда гулял на свадьбе у родственников, а на следующий день возвращался домой. Вышел утром на трассу и дожидался автобуса или попутку. Увидел легковушку и решил остановить. Говорит, что машина даже не затормозила, а в ней сидели два мужика. Тот, который был за рулем и оказался мужиком, очень похожим на Боровика. И наш свидетель почти уверен, что Гриб его узнал, поэтому и не остановился.

– Ну-ну, – засомневался Зимбер. – После свадьбы, да с «бодуна», он мог и свою тещу в той машине увидеть.

– Это Вы по себе судите, Виктор Петрович? – поинтересовался Молодязев.

– Чтобы развеять сомнения некоторых скептиков, докладываю, – с укором взглянув на Зимбера, повысил голос Самчуков. – Тот мужик, что на Боровика был похожий, сидел за рулем синей «Нивы».

В комнате стало тихо, а у меня вдруг сердце забилось так, что, наверное, услышали все.

– «Линкор», я «Второй», – послышалось из радиостанции. – Синюю «Ниву» часто видели на хуторе. Здесь недалеко. Мы уже нашли адрес. Объекта на месте нет.

– Перекрыть там все и ждать меня! – скомандовал Профессор и, направляясь к выходу коротко бросил. – Кто со мной?

– Что за непочтительный вопрос? – возмутился Зимбер. – Все, конечно!

К нашему счастью автомобильных заторов на дорогах города почти не было. «Флотская» колонна на сей раз состояла всего из двух машин. Впереди, установив на крышу своей «Шкоды» синюю «мигалку», ехал Самчуков с Пуртевым в качестве пассажира. У них «на хвосте» плотно сидела «Тойота» Зимбера. На заднем сидении развалился Молодязев, предоставив мне «штурманское» кресло рядом с водителем.

Уже через полчаса мы мчались по трассе в сторону Белгород-Днестровского. Проехав лиман, свернули на пустынную проселочную дорогу, уходившую в холмистые выкошенные поля. Только через десяток километров по обе стороны от нее начали появляться жилые строения. Мы так быстро ехали, что я даже не увидел табличку с названием села. Скоро дома закончились, после чего колонна пронеслась вдоль фруктовых садов. А еще через пару километров, впереди идущая «Шкода» Профессора начала притормаживать.