Текст книги "Игрушки для императоров: лестница в небо"

Лана встала, закинула винтовку за плечо и медленно пошла вон из комнаты. Оклика, как она надеялась, не последовало.

«Ну что ж, так даже лучше».

В гостиной ее встретили четыре обалдевшие напарницы. Она отключила шестой канал и виновато пожала плечами:

– Я попробовала, девочки. Вы видели.

И в гробовом молчании вышла наружу.

– А об этом нам поведает сеньор Шимановский!

Это были первые слова, которые я услышал на паре.

Все остальное, от начала ее и до конца, промчалось мимо. Но, честно говоря, это вообще первая за четыре дня, как я вернулся в школу, фраза, осознанная мною.

– Да, сеньор? – Я поднял голову, пытаясь с ходу вникнуть в процесс и понять, что от меня требуется. Новый преподаватель, я не знал его имени. Но своей уверенной рожей и холодным блеском глаз он мне не нравился.

– Я говорю, – ехидно улыбался мне мужчина лет сорока-сорока пяти с высоким лбом, острым отталкивающим подбородком и слегка узкими глазами энного поколения полукровки, – на этот вопрос нам ответит сеньор Шимановский. Так, кажется, вас зовут? – Он сверился с голограммой журнала.

Я кивнул.

– На правах человека, знающего все, а потому позволяющего себе не слушать то, о чем говорят на лекции.

Вот скотина! Прежнему преподу было наплевать, слушают его или нет. Но с другой стороны, действительно, пришел на занятия – учись, нет – сиди дома. Кто мешает мне приходить в себя сидя дома?

По ходу дела корпус оформил мне нечто вроде свободного посещения на период тестирования. Меня не было две недели, но никаких справок и документов за этот период из учебной части не потребовали. Даже если вспомнить мою роль в скандале вокруг ухода старого директора и предположить, что новый боится меня трогать, это ничего не объясняет. Они могли не отчислить, но потребовать отчетность обязаны. То есть оная уже существует, да такая, что лучше действительно меня не трогать.

Иными словами, у меня есть индульгенция на посещение школы, и она мне в данный момент жизненно необходима. Пока не почувствую себя в норме. Вот только не стоит злить преподов, тем более новых, мне им еще экзамены сдавать. В этом корпус однозначно не поможет.

Меня не трогала не только администрация, в школе все вообще держались подальше. Толстый и его прихвостни обходили стороной, будто меня не существует, «свои» ребята не доставали, видя, что я хожу загруженный. Хуана Карлоса, правда, пришлось мягко, но настойчиво послать, он вроде даже обиделся. А для остальных я и в лучшие времена был представителем Сириуса или альфы Центавра.

Проблемы возникли только с Эммой, отчего-то решившей, что, если уж я вернулся, она может на что-то рассчитывать. Правда, все быстро разрешилось, стоило мне люто на нее зыркнуть. Уж не знаю, что она в моем взгляде такого узрела, но шарахнулась как ошпаренная.

То, что изменился, я понял и без Эммы. Более злым стал, что ли, резким. Какая-то пружина внутри меня деформировалась настолько сильно, что прийти в исходное положение не может. За две недели «ангелочки» сделали то, что невозможно сотворить с человеком и за год, я стал старше. Не в плане возраста, а глобально. Старше, злее и сильнее. Я чувствовал свои силы, чувствовал, что перестал быть маленьким бесправным мальчиком, которого все бьют. Теперь я пойду до конца и, решая свою проблему, не остановлюсь ни перед чем. Я стал зверем, хищником, тигром, окружающие подсознательно чувствовали его во мне, потому вокруг и образовался вакуум. Но меня это устраивало.

Я – мод-берсерк с неизвестными, но жесткими характеристиками. Вполне вероятно, кто-то из моих предков по таинственной мужской линии был искусственно выращен в генетической лаборатории, по заказу специальных служб планеты, как боец суперкласса для особых заданий. Отсюда мне досталась такая живучесть и приспособляемость к нагрузкам. Корпус лукавит, они должны были копать в этом направлении. Другое дело, мне о результатах расследования сообщать не намерены. И это их право, как самостоятельной специальной службы.

А еще меня никогда не оставят в покое до конца жизни. За мной будут наблюдать, чтобы ничего не учудил и не стал оружием в ненужных руках. Это прискорбно, но ничего не поделаешь, я засветился.

В самой школе кипели страсти. Титуляры борзели, блатные теряли уверенность в себе, то и дело случались стычки и разборки. Но я понимал, все это ерунда. Титуляры в любом случае останутся титулярами, нищими плебеями, учащимися в долг за государственный счет, которых школа может легко вышвырнуть за плохое поведение или не успеваемость, а за блатными всегда будут стоять деньги и авторитет родителей. Большого размаха это движение не получит, так, мелкие позиционные бои, постановка на место слишком зарвавшихся с обеих сторон. Мне эта война уже неинтересна. Селеста и ребята развлекаются, флаг им в руки. Я… Ну, как бы перешел на следующий уровень, более высокий, с другими задачами. Я вне игры, и это все тоже понимали.

Сеньору Кампосу-старшему я позвонил позавчера. В принципе особо долго не думал, решение напрашивалось само, тормозил только из-за осознания важности момента. Но когда вечером как на духу рассказал все главному моему и самому мудрому советчику, она долго смеялась.

– Сынок, я не понимаю, что тут можно думать? По-моему, все и так понятно.

– Но такие предложения не делаются.

– Именно, не делаются! И не принимаются. Потому что не делаются. А если делаются, то потому… Додумай сам, почему!

Я додумал. Еще днем, в кабинете у хефе. Но неуверенность оставалась.

– А если это не подстава и он вправду так решил?

Мама лишь разочарованно покачала головой и ушла на кухню.

Да, знаю, дурак. Но «этот сукин сын хефе» дон Кампос – чертовски харизматичный сукин сын! Может запудрить голову так, что долго-долго не отойдешь, хотя фальшь в его словах на самом верху, нисколечко не спрятана, даже для вида.

Утром я позвонил по данному им номеру. Ответили мне сразу и почти сразу соединили. Дон Виктор сдержанно выслушал, пожелал успехов и разъединился. На этом моя эмоциональная эпопея с «усыновлением» третьей властью завершилась.

– Сеньор, я извиняюсь, но вы не могли бы повторить вопрос, на который я должен ответить?

* * *

Катарине я не звонил. По той простой причине, что туда меня тянуло. Это лестница, лестница в небо, в высший свет и во власть, но лестница кривая. Кривая и человеконенавистническая. Смогу ли я удержаться на ней? Останусь ли человеком? Сломаюсь? Или лучше не нырять в это дерьмо, а попробовать свой путь, обходной, долгий и тернистый, ведущий к значительно меньшим вершинам, но на котором я останусь самим собою?

Не знаю. Размышления об этом в принципе занимали все мое время и мысли. И еще о Бэль, девочке-ари стократке, девочке-мечте. Я не мог прогадать, у меня всего один выстрел, и от того, как я выстрелю, будет зависеть мое будущее.

Препод на всю аудиторию недовольно хмыкнул. Мне плевать на него и его недовольство, этот предмет я ненавидел немного меньше «испанки». История Латинской Америки. То еще говнецо! Причем в нее входила и история Венеры, как минимум первые тридцать лет, пока guerillas королевы Вирджинии не вздрючили хваленый имперский десант и не захватили Дельта-полис, последний оплот Владычицы Южных Морей на планете, поставив тем самым крест на всей имперской экспансии. В метрополии после этого началась долгая гражданская война, окончившаяся реставрацией имперских Веласкесов, наших нынешних друзей и союзников.

– Расскажите нам, пожалуйста, – прищурился он, оценивая меня взглядом, – об отличиях Западной и Восточной моделей интеграции и преимуществах последней на примере объединения Южно-Американского континента.

Легкий вопрос. Я раскрыл рот, но, набрав воздуха, выдохнул. Ненавижу этот предмет и эту тему в особенности. Достали уже своей пропагандой! Но отвечать надо, сам виноват. Сидел бы с умненьким видом, и миновала бы сия чаша.

Говорят, они все на службе императорской гвардии. В смысле, преподаватели скользких дисциплин, промывающих юным, не сформировавшимся морально и духовно созданиям мозги с целью добиться послушания в будущем гнилой кланово-монархической системе власти. Пишут докладные, выискивают недовольных, потенциальных противников режима на ранних стадиях. Это не так страшно и достаточно безболезненно, жесткого прессинга со стороны ИГ не заметно (в школьном обществе и среди студенчества, по крайней мере), но на заметку возможных будущих клиентов чекисты берут именно на этой стадии. И когда из хулигана сформируется настоящий диссидент, несущий угрозу власти, выясняется, что на него уже целый багаж компромата. Удобно!

Я вновь набрал больше воздуха и понес бред, в который никогда не верил и до момента встречи с Бэль не заморачивался. Я вовсе не собирался становиться противником власти (как, впрочем, и ярым сторонником), нудно бороться за что-то там возвышенное. Даже националистом, по стопам деда, сосланного на Венеру из фактически оккупированной много лет назад Большой Польши, становиться не спешил (какой из меня националист с такой-то латинской рожей!). А посему, какая разница, что говорить? Главное – понимать, что это бред, а я понимал.

Но сейчас, после тренировок на износ, ныряния в сферы общества, куда в иных обстоятельствах мне заказана дорога, вдруг стало не по себе. Появилось какое-то неуважение к самому себе, что ли. Получается, я пресмыкаюсь, и делаю это в угоду «красноперой» «имперской» мрази?

Останавливало лишь то, что мне это не нужно. Это не моя война, у меня нет цели выпендриваться в поисках истины. Да и кому ее доказывать, стаду под названием «сто вторая группа»?

– Западная модель интеграции отличается от Восточной излишней демократичностью. Классический пример – Западная Европа середины двадцать первого века. В этой модели интегрирующие субъекты, имеющие разные размеры, численность населения и уровни экономического развития, наделялись равными правами, что влекло к постоянному внутреннему антагонизму, бюрократизации системы и отсутствию возможности оперативного реагирования на внешнеполитические и внешнеэкономические вызовы. Несмотря на открытые границы, создать при такой модели единое культурное пространство, по примеру России, способное вобрать в себя территории и подавить сепаратизм, невозможно, что и явилось главным фактором гибели Европейского континента.

– И как же избежать этого? – довольно улыбнулся препод. Похоже, он принял меня за кого-то, по интеллектуальному уровню напоминающего Эмму, и я его удивил.

Я деловито пожал плечами:

– Разрушить систему, иначе никак. После провала во енного переворота, когда радикальные неонацисты попытались силой объединить страну, Европа оказалась обречена и пала в Третьей мировой без единого выстрела. Или насильственная более тесная интеграция, или распад – третьего не дано.

Преподаватель бегло кивнул – сойдет.

В целом то, что я озвучил, – не совсем уж бред, кое-чему нас все же учат. Но это редкий пример истины для убедительности лжи. Подумаешь, падение Европы! Чуждой ненавистной культуры! Гораздо интереснее подход к проблеме такой страны, как Россия, которая веками восставала из пепла и расширялась, не давя врагов, а ассимилируя их в саму себя. Россия выжила в Третьей мировой по причине неучастия, слабости, решала в это время внутренние задачи, но затем пошла в гору и вобрала в себя все отпавшие за век до этого территории, а заодно и некоторые другие, плохо лежащие в послевоенном мире. И, несмотря на национальную пестроту страны, ей не грозит никакая гражданская война, разве что на идеологической почве.

А латиносы, кичащиеся своим гребаным единством, не решили своих проблем и за четыреста лет. Но государственная линия не позволяет говорить об этом. Как же, «наш строй – самый лучший, а все враги – дебилы!».

Это главная идея сего предмета, из-за которой я его ненавижу всеми фибрами души!

– А что с Восточной моделью? – оживился препод.

Я взял себя в руки и подавил иронию. Мне это не надо! Не надо, Хуанито!

– Перед Латинской Америкой на рубеже двадцать первого и двадцать второго веков встали важнейшие задачи, такие как борьба с новыми, появившимися после войны союзами сверхдержав и колонизация космоса. Решить их можно было только вместе, объединившись фактически, а не голословно, как это сделала за полвека до этого Европа. Но в отличие от Европы, разница в экономической мощи и численности населения разных частей континента была в разы больше. Такие страны, как блистательная богатая Бразилия и нищий Эквадор, не могли в принципе иметь равных прав, хотя многие этого хотели.

Я усмехнулся. Преподаватель тоже. Кажется, я ему понравился, бить не будет. Напрасно так грешил на него в начале занятия – нормальный мужик. Ладно, продолжим.

– И какие существуют способы добиться такого невозможного равноправия de facto? – опередил меня «нормальный мужик».

Я прокашлялся.

– Официально считается, что лучший способ – организация монархии. Введение в модель новой переменной – государя императора, вседержителя страны. Источника высшей государственной власти. Хозяина, призванного заботиться о своем народе и защищать его от внешних и внутренних вызовов. Будь ты чилиец или перуанец, бразилец или выходец из Коста-Рики, ты прежде всего подданный императора. А права? Ну, какая разница, больше у твоего региона мест в парламенте или меньше, если итоговое решение все равно не за депутатами, а за ним?

Преподаватель вновь согласно кивнул, но в глазах его появился хитрый блеск.

– Что ж, а неофициально? Как считается неофициально?

Вот оно что. А он тот еще тип! Точно, шпик.

Я почувствовал, что непроизвольно вздыхаю. М-да, умный шпик, а умные люди достойны уважения. Спалился ты, Шимановский! Как последний неудачник! Ну что ж, заднюю включать – себя не уважать, пусть попишет в досье, раз хочет.

– А на самом деле, сеньор преподаватель, – улыбнулся я, беря себя в руки и расслабляясь, – жителю Венесуэлы нельзя заходить за пределы центральных охраняемых улиц колумбийских городов, как и колумбийцам в Венесуэле. Колумбийские и венесуэльские банды режут друг друга на любой территории, в любой стране, даже имея общего врага. Это притом, что в обоих регионах находится большая часть государственных институтов Империи.

Бразильцы же так и остались сами по себе, единой гордой нацией, наплевав на испаноязычных соседей, хоть их и разделили на несколько десятков небольших префектур. Жители Центральной Америки лишены гражданских прав вообще, люто ненавидят мексиканцев, считающих этот регион своей собственностью. А кубинцы всегда были сами по себе, гордецами, твердящими на всех углах, что это их страна стала пионером сопротивления гринго, предтечей создания единого континентального государства, и им все обязаны. Такие вот дела, сеньор!

Империи нет, сеньор преподаватель, – подвел я итог. – И нет никакой Восточной интеграции. Есть страна, искусственно созданная группой очень богатых семей с целью защиты своего богатства от конкурентов и получения еще большего. Кланы создали Южно-Амери канскую Империю, искусственный массивный рыхлый конгломерат, в котором постоянно вспыхивают конфликты, где стороны поддерживают друг друга по этническому признаку, языковому, клановому, прошу прощения за тавтологию, или еще какому. А чтобы все это действовало как часики, одного из своих по происхождению, правда с авторитетом удачливого полководца, кланы посадили на трон и дали поиграть в монарха, государя импера то ра.

Которого полностью контролировали. И контролируют своих монархов до сих пор, сеньор! – распалился я под конец. – Как и у нас на Венере, законной наследнице традиций и обычаев метрополии. А вы впариваете нам туфту, будто мы все тут такие тупые и не понимаем, что к чему на самом деле!

Ответом мне стал громкий, на всю аудиторию, веселый смех и аплодисменты.

– Браво, сеньор Шимановский! Браво! Красивое выступление, эмоциональное. Это называется альтернативным взглядом на проблему. Нельзя сказать, что такой взгляд не имеет права на существование, – он окинул взглядом аудиторию, обращаясь ко всей группе, – и материалов в сети по таким альтернативным видениям хоть отбавляй, как и «экспертов». Но спрашивать на экзамене я буду именно ортодоксальную, одобренную мировыми научными светилами и департаментом образования теорию. Учтите!

Группа съеживалась и прятала головы в плечи, как бы открещиваясь от «этого выскочки, он не с нами». Я лишь презрительно скривился, что не осталось не замеченным преподавателем, который пронзил меня глазами насквозь.

– А вы, сеньор Шимановский, знаете, что только благодаря объединению Империи, такому вот насильственному, «клановому», сверху, Южная Америка смогла защитить себя экономически, а затем усилиться и начать экспансию в космос, опередив конкурентов? Иначе превратилась бы во вторую Европу, медленно гниющую землю, скупленную иностранными компаниями? Так уже было до этого, дважды – сначала нас скупили англичане, затем гринго. Триста лет фактической колонизации! Лишь Третья мировая дала нашим предкам шанс снять ошейник, и они им воспользовались. Каким был – таким и воспользовались, сеньоры и сеньориты будущие менеджеры! – повысил он голос. – Кланы? Олигархия? Власть сверхбогатых, диктующих всем свою волю? Возможно, это не лучший строй, я согласен. Но он позволил нам выжить, сеньор Шимановский. Выжить и самим стать завоевателями, занять достойное место в мире. После веков обочины истории.

Он сделал паузу и усмехнулся, смех его прозвучал как-то зловеще. Затем посмотрел мне прямо в глаза:

– И еще, специально для очень умных, разделяющих республиканские взгляды. Континент был обречен на объединение, семьи все равно претворили бы его в жизнь. С согласия населяющих его людей или вопреки ему. Но без монархии, без единого императора и веры в него пролилось бы слишком много крови.

Вы правы, сеньор Шимановский, Бразилия или Аргентина несравнимы с Эквадором или Парагваем, но просто так задавить право маленьких и слабых еще никому не удавалось. Это кровь, жертвы, волнения и сепаратизм. Хорошо это или плохо?

Зал молчал. Такого развития темы единичного ответа зазевавшегося ученика никто не ждал. Я же чувствовал себя выпендристым щенком, которого поставили на место. Да, это шпик, он знает, кто в группе посещал мероприятия оппозиции и иных нелояльных Короне структур, это есть в его базе данных, но поступил он грамотно – выдавил ненужные мысли из голов остальной группы на примере опускания одного из ее членов, считающегося бунтарем и борцом за абстрактную справедливость. Яблочко!

Я понял, что он спросил бы меня в любом случае, даже если бы я не зевал. Это театральное представление, постановка, на которую я купился как мальчик.

– Так что подумайте, сеньоры, все вы подумайте, что такое монархия и какую роль она играет в жизни общества, – закончил он. – И какую роль играют ненавидимые всеми нами, кстати, ваш покорный слуга не исключение, кланы. Но ненавидеть – не значит не принять. Иногда лучше жить в хорошей стране с плохими правителями, чем с хорошими, но в плохой.

Да, он меня сделал. Я не нашелся с ответом, и от этого сильно зауважал его. Остаток ленты я провел в раздумьях, но немного по другому поводу, и пришел к выводу, что шальная мысль, посетившая после прилюдного разгрома, имеет все шансы на успех. Именно с ним, с таким преподавателем, умным и напористым и стопроцентным шпиком. Потому после ленты ноги сами принесли меня к нему в кабинет.

– Можно?

Тот разбирал лежащий на столе портфель, просматривая какие-то файлы. На мой голос обернулся и с легкой издевкой бросил:

– Что, Шимановский, еще хочешь? Мало показалось?

– Нет, сеньор. Я несколько по иному вопросу. Но вообще, вы правы, хочу еще, причем в лицо и без жалости, – улыбнулся я.

Он рассмеялся:

– Мазохист, значит?

– Ага.

Преподаватель указал рукой на стул, сам сел в кресло напротив.

– Ну, рассказывай.

Я прокашлялся и попробовал начать издалека.

– Сеньор, я знаю, вы обладаете, скажем, неким весом в неких структурах и, судя по тому, как меня отделали, хорошо разбираетесь в щекотливых моментах. Ну, пусть будет – неофициальных альтернативных версиях происходящего в стране.

Он напрягся, но не особо, будто ждал подобного. Его не зацепила даже фраза о «неких» структурах. Уверенный в себе, сукин сын!

– И что же именно ты хочешь узнать такого «неофициального» и «альтернативного»?

– Ну, – потянул я, – ничего сверхъестественного. Просто кое-какие мои рассуждения о системе государственного устройства заходят в тупик, а альтернативным СМИ я верю так же, как и официальной пропаганде. Правды в сетях нет, и я не знаю, где ее искать. Потому решил обратиться к вам, человеку, знающему подводные камни.

Он задумался, усмехнулся.

– Шимановский, ты ведь понимаешь, все, что я могу тебе сказать, – мои личные мысли. Это не аргументы, не доводы, не гипотезы, а именно голые мысли, на которые имеет право любой человек. Я отрекусь от них перед лицом чего бы то ни было.

Я понятливо кивнул. Молодец мужик, перестраховывается, хотя подальше не посылает. Ему нравится эта игра, щекотание нервов в беседе с пацаном. У них, шпиков, наверняка существуют свои заморочки, инструкции и правила, чего можно говорить, чего нет и кому.

«Amigo, а может, он решил завербовать тебя?» – восторженно завопил внутренний голос. Что-то давненько я не слышал этого товарища! Как-то поутих он от этих долбаных тренировок, притупился.

«Все может быть, – усмехнулся я. – А что, Хуан Шимановский – агент императорской гвардии. Звучит!»

Я тряхнул головой и, глядя в глаза, глубокомысленно изрек:

– Мне нужны именно мысли, сеньор, которые не дадут полного ответа, но подтолкнут в верном направлении. Вы совершенно правы насчет страны, лучше жить в сильной стране с плохими правителями. Но я закончил вашу мысль для себя так: «Лучше знать, чем плохи правители, и простить им это, чем не знать и в один непрекрасный момент разочароваться». Последствия в таком случае будут совершенно иными…

Он задумался, затем кивнул. Кажется, я поднялся еще на ступеньку в его собственной табели об интеллектуальных рангах окружающих.

– Хорошо, – вздохнул он, – я согласен. Но только мысли. И разъяснения, почему именно тот или иной недостаток можно простить.

– Разумеется, сеньор.

– Что именно тебя интересует?

Я пожал плечами.

– Я долго думал о монархии, о государственном устройстве, о кланах и системе правления, но у меня нестыковка по нескольким моментам. Одна из них – почему она не использует для борьбы против знати корпус телохранителей?

Преподаватель рассмеялся:

– Шимановский, откуда у тебя такие вопросы? Я думал, тут нечто серьезное!

– Для кого-то это серьезно, сеньор. Если не знать механизмов и возможностей сторон, что толку вникать в подковерную борьбу между ними?

Мой собеседник задумчиво покачал головой:

– Такое чувство, что я разговариваю со своим коллегой, а не со школьником.

– Кто знает, может, я и ваш коллега в будущем? – хитро усмехнулся я.

– Ты прав, ты прав, – согласился он. – Такое возможно. Хорошо. Корпус – это резерв, неприкосновенный запас ее величества. Государство само по себе репрессивная машина, несколько сотен бойцов личной стражи по сравнению с ней – ничто. Что-то вроде предела допустимой обороны, который вступает в игру, когда иначе решить проблему нельзя.

– То есть при перевороте, – уточнил я.

Мой собеседник скривился:

– Вроде того. По самой официальной из неофициальных версий. Но на самом деле подумай сам, что смогут сделать три сотни баб против тысяч бойцов и техники, буде таковые стянут в столицу? А при перевороте их стянут, иначе нет смысла его начинать. Да их сомнут, раздавят за несколько минут, те и пикнуть не успеют! – воскликнул он. – Корпус бесполезен как резерв.

– Тогда получается, он действительно бессмыслен? – не понял я. – Ряженые девочки для парадов? Ведь никак иначе ее величество их не использует.

– Почему же бессмыслен? – вновь усмехнулся преподаватель. – Во-первых, это кадровая кузница. Фабрика, производящая лояльных сотрудников для силовых структур. Я же говорю, государство – машина, а любой механизм куда повернешь, туда и поедет. Вот для того, чтобы не повернул куда не надо, и нужны преданные винтики у него внутри. Эти винтики – ветераны корпуса. Не все, но многие.

И это не все, роль борьбы с кланами он тоже выполняет, хотя и менее заметную.

– Какую?

– А подумай сам, Шимановский, – сощурился собеседник, выжидательно глядя мне в глаза.

Я растерянно покачал головой:

– Не могу, сеньор. Ни разу не слышал, чтобы ее величество уничтожала кланы с помощью своих бойцов. Такое было всего раз, клан Монтеро почти полвека назад, но и тогда это не вызвало почему-то бурной реакции.

– Шимановский, Шимановский! – Преподаватель сокрушенно покачал головой. – Ты задаешь сложные вопросы, но не видишь на них простых ответов. Монтеро не в счет, они готовили переворот, захват власти, и сами кланы «слили» их, пассивно приняв сторону королевы. У них своя борьба.

– Тогда что? Сдаюсь, сеньор! Честно! – Я поднял руки вверх.

– Пойми, юноша, ей нельзя этого делать напрямую, в противном случае, начни она прессовать кланы с помощью своих девиц с винтовками, изменится ее имидж. Из беззащитной бедной овечки она превратится в агрессора, активного игрока на сцене. Такого же, как остальные кланы, только хуже. Ведь королеве не позволено того, что позволено другим, это все и решит. Ее быстро демонизируют, – с жаром продолжил он, словно пытаясь меня в чем-то убедить. – И люди, которые сейчас готовы пойти за свою королеву на баррикады, будут гневно кричать: «Долой мерзкую шлюху! Да здравствует республика!» Это тонкий баланс, Шимановский. Быть жертвой, но не быть съеденной. И корпус – тот буфер, который позволяет маневрировать. Кланы знают об угрозе, этого достаточно. Твой корпус телохранителей оружие сам в себе.

– Получается, он нужен только для этого?

Преподаватель, имя которого я так и не соизволил до сих пор узнать, довольно пожал плечами:

– В принципе да. Для всего остального у ее величества есть ДБ и императорская гвардия. Я же говорю, государство – репрессивная машина, и не стоит ее недооценивать, веря гуляющим по сетям анализам «экспертов». Тем более машина, насквозь пронизанная бывшими «ангелочками». Если государство захочет, оно без всяких корпусов сокрушит любого внутреннего противника, даже такого могущественного, как Феррейра. Другое дело, будут последствия, но теоретически такая возможность у королевы есть. Что еще непонятно?

Я замялся, пытаясь переварить полученную информацию. И решил перейти на другую, менее политизированную, но все же интересную для себя тему.

– Скажите, а как лично вы думаете, почему именно женщины? Это же слабый пол, девчонки, бабьё! Зачем такие сложности? Воевать и умирать – не их дело! Если они – подушка, то почему именно они, а не, например, какая-нибудь лейб-гвардия? Особый полк, типа швейцарских королевских гвардейцев прошлого?

Преподаватель вновь рассмеялся.

– Да, Шимановский! Рассмешил! Ты сам хоть понял, что сейчас ляпнул?

Я недоуменно захлопал глазами.

– То, что ты описал, по-научному называется «преторианская гвардия». У нее может быть много официальных названий, но суть та же. Корпус создали не Веласкесы, – продолжил собеседник. – В смысле, не наши Веласкесы, не венерианские королевы. Его создатель император ЮАИ Антонио Второй. Хороший император, умный мужик и один из лучших психологов своего времени.

– При чем здесь это? – не понял я.

– Это только версия, Шимановский. Правда, не моя и достаточно распространенная, но дело в природе, человеческой природе. Женщина создана для кухни, рождения и воспитания детей. Мужчина же – охотиться и убивать. Он агрессивен по своей сути, добытчик благ, ему надо всего и много, тогда как женщина довольствуется малым – заботой мужчины, теплом очага и уютом быта. Да, есть стервы, выпадающие из правила, но это единичные случаи. Напряги память, проанализируй историю – и все поймешь.

– Вы считаете, что женский полк не смог бы стать преторианской гвардией? – удивился я, поняв, к чему он клонит.

Собеседник улыбнулся:

– Не я. Антонио Второй. Да, есть такая версия. Женщины не настолько амбициозны и рисковы и в большинстве своем не желают идти до конца ради призрачной химеры обладания большим, чем имеют. И на сегодняшний день эта версия пока не опровергнута, несмотря на некоторые робкие попытки в прошлом диктовать условия, корпус все еще подчинен и предан королеве, а не наоборот.

Задумавшись, он вывел новую мысль, подведя ею черту под моими многодневными мучениями:

– Я думаю, чтобы корпус стал преторианской гвардией, его должен возглавить мужчина. Хотя бы возглавить, пусть тот и будет по-прежнему состоять из бабья. Сильный и амбициозный мужик, способный устоять перед прорвой девок с оружием и задавить их. Такой мужчина сможет диктовать волю ее величеству и, значит, управлять страной. Именно поэтому, мой дорогой будущий коллега, они принципиально не принимают мальчиков, – улыбнулся он. – Чтобы не случилось прецедента. А тех, что берут, признают непригодными и расстреливают. Сто лет, год за годом, королевы держатся за глупую традицию, окружив себя девками, хотя и динозавру понятно, что толку с них… – Он выдал неприличный жест, показывая, сколько именно с них толку. – У тебя все, Шимановский?

Я обалдело кивнул:

– Да, сеньор.

– Тогда иди. И учти, на экзамене буду спрашивать только официальные версии. Альтернативные теории, а также любые, чьи бы то ни было мысли прошу оставить за гермозатвором.

Я понятливо кивнул и вышел за дверь. Люк за мной услужливо опустился.

«Что, Шимановский, скушал? Как тебе такая затравочка?» – рассмеялся мой безликий собеседник.

«Но они же не дуры, брать человека, который их же потом возглавит!» – возразил я.

«А если не их же? То будет уже другое поколение рядовых бойцов, а всемогущий совет офицеров, старших и избранных, в который они могут входить еще неизвестно сколько лет, не сможет отменить даже этот очень сильный мужчина!»

Пожалуй, тут стоило поразмыслить. Я включил музыку и направился в оранжерею.