Текст книги "Игрушки для императоров: лестница в небо"

В машину к Катарине я еле залез, часы в этот момент показывали почти без пятнадцати. Та, несмотря на следы бурной бессонной ночи на лице, цвела и пахла, находясь в превосходном расположении духа, потому не сделала втык за опоздание, и вообще всю дорогу посмеивалась надо мной. Однако когда мы доехали, вдруг грубо вытащила из машины и дала самого настоящего пенделя. Да так резко и сильно, что я, не успев среагировать, позорно растянулся на бетоне.

– А теперь, Шимановский, предупреждение, – нависла она надо мной, грозная, как скандинавская валькирия. – Если еще раз увижу, что ведешь себя как нюня, сделаю из тебя отбивную. При свидетелях. Соберу как можно больше девчонок. Пусть полюбуются, какой «настоящий» мужчина набивается служить с ними!

Я попытался подняться, беря себя в руки и душа ярость. «Тихо-тихо, Хуанито! Она права! К твоему позору».

– Будешь еще ныть? – усмехнулась сеньора майор.

Я поразился ее умению быстро перевоплощаться из добродушной веселой Катарины в жестокого и бесстрастного офицера корпуса.

Я резво замотал головой, перебарывая боль в руках, и все-таки поднялся.

– Не буду.

– Встать! Смирно! – рявкнула она.

Я тут же вытянулся в струну. Она довольно улыбнулась.

– Так-то лучше! А теперь надень вот это, – она протянула черную тканевую маску, – и за мной, шагом марш! Продолжим веселье.

И я держался. Из последних сил. Падал, еле-еле переставлял дрожащие от нагрузки руки и ноги, полз (ибо бегом такое назвать нельзя), но упрямо продвигался к поставленной цели. Инструкторши, обе, улыбались, всячески демонстрируя симпатию. Видимо, мое теперешнее состояние и поведение тоже входило в их расчеты, и на него они также планировали посмотреть. Интересно, как я справлюсь. И я в тот день не единожды мысленно поблагодарил Катарину за утренний пинок.

Через пару дней стало легче. Постоянная терзающая боль отступила, я перестал падать и вообще замечать доспех на себе. Будто его и нет, а усилия, необходимые для движения, воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Как и предсказывала Катарина. Конечно, тут мне здорово помогли мои прежние тренировки, база.

Если бы я не занимался так усиленно спортом, привычный к перегрузкам, я бы загнулся на этих тестах.

Больше всего напрягало оружие. «Жало» требовало постоянного ухода и контроля, я не мог ни на минуту забыть о нем. Таскал с собой везде, до самого момента отчаливания домой, когда сдавал вместе со скафандром. Но признаюсь честно, мне это нравилось. Держать в руках оружие, настоящее, из которого можно стрелять и убивать, – разве есть в этом мире для мужчины что-либо прекраснее подобного ощущения?

Я все отчетливей осознавал, если меня возьмут, придется очень туго. Теперь еще и представлял насколько. Но с каждой тренировкой все больше чувствовал, что не хочу возвращаться в школу. Мне здесь нравилось. И дело даже не в девчонках, которые постоянно крутились рядом, под любым благовидным предлогом подбираясь поближе, поглазеть, и не в ощущении кайфа, когда сжимал в руках боевой игломет. Это было нечто на духовном уровне, я чувствовал, только так, через боль, кровь и пот можно достичь чего-то в жизни, стать настоящим мужчиной. Может, дико это, стать мужчиной здесь, в главной женской обители планеты, но что поделаешь – это жизнь.

Девчонки… Они были везде. В любом зале, в любом коридоре. При выполнении любого теста на меня смотрело несколько пар любопытных глаз. Поначалу такое внимание напрягало, чувствовал себя не в своей тарелке, но затем привык. Только закрывал лицо забралом, так требовали инструкторы, которые были богами не только для меня, но и для всех, кто здесь занимался. Жестко у них поставлено, ой как жестко! За проступок офицеры могли съездить подопечным по физиономии, под дых, применить болевой прием или еще что покруче. Пару раз при мне били в полную силу, совсем не по-женски. Я ежился, но молчал, идиома про устав и чужой монастырь не выходила из головы ни на минуту.

Требование с забралом не случайно. Оказывается, я у них тут засекречен, никто не должен меня видеть. Во всяком случае, теоретически. Потому в залах, где мы занимались, присутствовали только молодые девочки, максимум лет по шестнадцать, им запрещено покидать территорию корпуса, они вроде как меня не рассекретят. Другие, постарше, больше не появлялись. Черная маска теперь всегда была на мне, когда я снимал шлем, и покидала голову только в машине на обратном пути. На вопрос о тех, кто меня уже видел в первые дни, Катарина промолчала, неопределенно пожав плечами.

Выходных у них не бывает. Даже понятия такого, «выходные». Посему и для меня суббота не стала выходным днем. Впрочем, как и воскресенье. На что я сильно надеялся. Точнее, не надеялся, я привык к субботе как к выходному и в мыслях не держал, что может быть иначе. Потому для меня стали откровением ее простые и привычные слова в пятницу вечером:

– Завтра в восемь тридцать.

Я поперхнулся и закашлялся, но, задумавшись, не нашел аргументов для возражения. На любые мои доводы у нее припасен стандартный ответ: «Шимановский, ты передумал? Если передумал, до свидания!»

Вот так суббота и воскресенье превратились в кошмар, как и остальные дни.

Что еще можно сказать о корпусе? Меня тут кормили. Катарина водила в столовую, совершенно пустое огромное помещение, заставленное длинными столами, где кроме пары женщин на раздаче, судя по виду – тоже ветеранов корпуса, никого не было. То ли специально разгоняли, то ли мои инструкторы подбирали такое время, чтобы никого не было. Скорее второе. Катарина все время сидела рядом в напряжении и молчала, пока я запихивался безвкусной кашей или похлебкой. Безвкусной потому, что к моменту похода в столовую из меня выжимали все имеющееся, все соки и силы, я не чувствовал ничего, даже голода.

После столовой давали часик передохнуть. Естественно, посвящался этот часик не сиесте, как можно сгоряча подумать, а тестам, только психологическим. Картинки, рисунки, программы, в которых надо выбирать что-то, тыкать на непонятные кляксы или отвечать на глупые-преглупые вопросы. Этими тестами моя мучительница также оставалась довольна, но тут я понимал, что это правильно – не хватало мне на самом деле оказаться психом.

Про свою спутницу, свою ярость, я не говорил. Боялся. Пока прокатывало, она ни разу не всплыла на поверхность. Кроме пинка в гараже, причин для ее появления больше не было. Да, тут трудно, но я ни к кому не питал ненависти, ведь все требования и придирки вызваны отнюдь не ненавистью или презрением.

Два раза мною занималась Норма, та самая тренер по единоборствам, отделавшая меня в первый день (перед следующим занятием она представилась, в отличие от остальных). На сей раз меня не уделывали до бесчувствия, немного пометелили и отпускали. Но не по доброте душевной, просто в ее планы избиение не входило.

В целом меня удивило отсутствие силовых тестов в эти дни. Вроде бы и были, при этом терялись в общей массе испытаний. Предельные нагрузки на выносливость, быстроту, ловкость, реакцию и даже гибкость, их сочетание. И никаких отдельных тестов на силу. Это озадачивало, но опять же, не стоит лезть в чужой монастырь.

Так прошла неделя. Неделя с того дня, когда я, обалдев от наглости, впервые пересек порог бело-розового здания. Самая быстрая неделя в моей жизни, столь незаметно пролетела. Я уже привык к нечеловеческим для меня прежнего нагрузкам, спокойно бегал в неуклюжем скафандре по тонкому буму на высоте двух метров, прыгал, кувыркался, преодолевал стены, преграды, ползал, карабкался по перекладинам, канатам и цепям, проделывал все это на скорость с иглометом за плечом, который стал продолжением моего тела. Если бы мне кто-нибудь сказал, что я смогу так кардинально измениться за какую-то неделю! Я, почти занявший призовое место на юношеском первенстве планеты и уделяющий тренировкам все свободное время. Никогда бы не поверил!

Пару раз к моим инструкторам подходила Мишель, смотрела, как я занимаюсь, что-то спрашивала, уточняла. Один раз подошла вместе с расфуфыренной сеньорой с рыжими волосами. Одета та была в гражданское, но в ней ощущалась стальная строевая выправка. Издалека чувствовалась, что это очень важная сеньора, привыкла отдавать приказы, которые немедленно выполнялись. Кто она такая, гадать не стал, это дворец, тут может ходить кто угодно, но Мишель держалась с ней на равных, Катарина же вытягивалась в струнку, это говорило о многом.

Однажды, когда я показал довольно неплохие для себя результаты, а «тренерский штаб» ушел обедать, меня, пытающегося отдышаться, поманила к себе Катарина.

– Шимановский, как думаешь, у тебя хорошо получается? – Глаза ее в момент вопроса лучились ехидством.

Я неопределенно пожал плечами:

– Все относительно, сеньора майор.

Та осталась довольна ответом и приказала идти следом.

Шли мы долго, длинными коридорами, и вышли к небольшому пустому вытянутому залу, в одной из длинных стен которого располагался ряд совершенно одинаковых круглых шлюзов, отличающихся нумерацией.

Я посчитал. Цифры на воротах от одного до пятнадцати. Пятнадцать одинаковых круглых ворот, и больше ничего.

– Это «дорожки смерти». – Катарина указала на ряд шлюзов. – Контрольное испытание для тех, кто считает, что чего-то достиг. Проверка, так ли это на самом деле.

– А почему смерти? – удивился я.

Она усмехнулась, но как-то грустно.

– Оттуда можно не вернуться, Шимановский. Даже опытным, прошедшим многое бойцам. Это на самом деле дорожки смерти.

Я во все глаза рассматривал каждую створку, но пока что не находил в них ничего необычного.

– Первые пять – несерьезные, для малолеток. Там не убьет, максимум – переломает кости. С шестой по десятую – дорожки поинтереснее. Там тебя могут и убить, в случае если совершишь серьезную ошибку. Если же не будешь ошибаться, усвоишь пройденный материал правильно – пройдешь. Естественно, чем больше номер дорожки, тем выше сложность, тем больше сил нужно для прохождения, но повторюсь, пройти их реально.

– А последние пять? – вздрогнул я. По спине поползли мурашки от дурного предчувствия.

Катарина натужно рассмеялась.

– Эти тебе не грозят еще долго. Их проходят не на первом и даже не на втором году обучения. И только те, кто в достаточной мере все усвоил. Совершить ошибку на одной из последних дорожек – самоубийство. Соответственно, их проходят те, кто не имеет на них права.

– «Хранители», – вырвалось у меня.

Она согласно кивнула.

– Или те, кому осталось недолго, чтобы ими стать. Сложнее пятнадцатой дорожки только Полигон.

Катарина подвела меня к небольшому терминалу, завихрила перед собой контур управления. Появилось несколько больших панелей, а также виртуальный пульт с кнопками и иконками.

– Что это?

– Система управления. Отсюда можно программировать дорожки и контролировать прохождение. – Она указала рукой на иконки видеовыходов вверху. – Эти камеры показывают этапы любой полосы. Я вижу отсюда их все, хотя дорожки могут петлять по подземельям до нескольких километров.

Я присвистнул. Ого!

– Теперь я буду тренироваться на них?

– Не то чтобы тренироваться. – Она скривилась. – Это тестовые полосы, экзаменационные. Для начала просто покажи, на что способен, на первых трассах.

– Начинать, естественно, с первой?

Она так на меня посмотрела, что я сразу понял – глупый вопрос.

– А какие ожидают трудности?

– Пока не серьезные. Но если залетишь – будет больно. И еще, согласно правилу, каждый раз дорожки разные, ты не должен знать, что и в каком месте тебя ждет. Готов?

– Готов! – Ну и система у них!

Я тут же надел и застегнул шлем, привычно опуская забрало, затем ставшим автоматическим жестом закинул игломет за спину.

Нижняя половина ворот с цифрой 1 поползла вниз, верхняя – вверх, через десять секунд передо мной зиял черный провал неизвестности, в котором, судя по словам Катарины, придется несладко.

Но на мне был боевой доспех и шлем с целеуказателем, а рука сжимала цевье игломета, придающего дополнительную уверенность. Да, я готов.

– Первая установка – пройти трассу за пять минут, – раздались ее слова при мигающей иконке седьмой линии. – Понятно?

– Так точно! – гулко ответил я.

Катарина щелкнула секундомером:

– Пошел!

Глава 6
И драконы не всесильны

Десять метров. Двадцать. Подъем – металлическая лесенка. Ничего, осилим, это не сложно. Раз-два, раз-два, ножками, ножками, перебираем. Тридцать метров. Пока хорошо.

БУМ!!!

Только я подумал, что все идет нормально, как тут же получил тяжелым мешком в бочину. Спас меня доспех, иначе бы от такого удара я не выжил.

Я прошел по трассе метров тридцать, там почти сразу начиналась наклонная горизонтальная лесенка, поднимавшаяся на высоту примерно метра два. Нет, она поднималась выше, до трехметровой отметки, но добежал я только до двух. Мешок появился откуда-то сбоку, выскочил из специальной ниши, в которой его не было видно. Только успел обернуться, и бамц! Лечу вниз спиной вперед.

– Шимановский, поднимайся! – раздался в ушах веселый голос Катарины, когда я приподнялся, приходя в себя. Доспех спас и тут, но все равно ощущение не из приятных. – Видишь, рядом с полосой снизу идет дорожка с зеленой линией?

Я обернулся. Линия проходила в двух шагах от меня.

– Это зона безопасности, проходит вдоль всей трассы. Возвращайся по ней назад, жду.

– А если не по ней? – прокряхтел я, поднимаясь.

– На первой – ничего страшного. А вот на других дорожках можешь и не дойти.

М-да, полный отпад!

Кажется, ничего не сломал, но тело болело знатно. Еле ковыляя, вышел наружу. Хотелось провалиться сквозь землю. Это был первый, ПЕРВЫЙ снаряд на моем пути! И наверняка не самый сложный. Но я отвлекся, взбегал по перекладинам, стараясь удержать равновесие, не успел оглянуться, и… Результат налицо.

– Вижу, понял, – усмехнулась она, решив не добивать меня. – Еще раз готов?

– Так точно, – похоронным голосом отрапортовал я.

– Вторая попытка, пошел! – Щелчок секундомера.

– Хуанито, ты что, придурок? – Я вновь выходил по зеленой дорожке на свет. – Ты ЗНАЛ, где находится этот мешок! Ты ЖДАЛ его! Я не меняла конфигурацию трассы! Как можно так лопухнуться?

Хотелось удавиться от стыда. Я дважды наступил на одни и те же грабли. Она права, это позор.

Да, знал о мешке. Видел его. Уклониться не смог, ноги стояли не на ровной земле, на перекладинах металлической лестницы. Я отчаянно пытался держать равновесие, но нога поехала, и…

И я оседлал лестницу. Если бы не скафандр, остался бы я после такого трюка без потомства. А еще и шандарахнулся с двухметровой высоты, на закуску, чуть не сломав шею.

– Я не смог избежать встречи с ним, – виновато опустил голову.

Она обреченно вздохнула, дескать, как же ты надоел.

– Хуанито, мешок летит три секунды. Это его расчетное время, заложенное в программу трассы. Чтобы его обнаружить… Ну, допустим, с твоим уровнем подготовки – секунда. Еще секунда – принять решение, как реагировать. И третья секунда – выполнение этого решения. На самом деле достаточно полторы секунды, три это роскошь с поправкой на то, что ты – новичок. Что сложного?

– Непонятно, какое принимать решение. Как уйти от этого мешка?

Новый вздох.

– Да, придурок.

Я не возражал.

– Пойми, ты должен прочувствовать трассу, она твоя, вся, без остатка. Ты свободен на ней, абсолютно свободен! Делай все, что тебе угодно, главное – дойти до цели! Это не школа, ты не на сдаче стандартных тестов, которые знаешь, как сдавать. Прелесть трассы в экстриме, работе на пределе, в неожиданных решениях. Она максимально приближена к боевым условиям. Ты когда-нибудь был в боевых условиях? Я имею в виду общефилософский аспект понятия?

Я вспомнил фонтан и отморозков Толстого. Чем не боевые?

– Да, был.

– Вот и хорошо. Тогда представь, что ты снова в бою. На тебя надвигается угроза, и тебе надо от нее уйти. Выжить. Твои действия? Да ты зубами землю грызть будешь, Шимановский! – заорала вдруг она. – Выше головы прыгнешь! На голую трехметровую стену залезешь без единого выступа! Ты сделаешь все, что от тебя зависит, даже не отдавая себе отчет в действиях! Так в чем проблема сейчас?

Я втянул голову в плечи. Как все сложно.

– Не знаю. Наверное, непривычно.

– Ну, так привыкай, Хуанито, привыкай! Эти полосы не случайно называются полосами смерти, тебе еще повезло, что дорожка первая! На пятой, например, мешок сломал бы тебе кости! А при падении там можно вывихнуть или сломать ногу!

Пауза.

– Работай, Шимановский, думай. Думать – тоже работа.

Я махнул головой – понял.

– Ну вот и хорошо, выяснили. На старт. Пошел!

Третья попытка. Вот оно, оказывается, в чем секрет дорожек – предел. Их можно пройти только на пределе, забыв о стандартах.

«Я бог. Я бог этой дорожки! Мне можно здесь все. ВСЕ!!!» – Аутотренинг включился автоматически.

Десять метров. Двадцать. Лесенка. Ноги перебирают металлические перекладины. Вот оно, то место. Пуууф! Фиг тебе, Хуанито! Нет мешка!

Я чуть было не рассмеялся и не свалился, нога вновь поехала, но быстро выровнялся.

«Собрался, Шимановский! Собрался! Не спеши сильно, на большой скорости эту трассу не пройти!»

Я себя услышал и притормозил, и только поэтому успел почувствовать следующую ловушку.

Крррряяк! Часть лесенки треснула и обвалилась под моей ногой, повиснув на одной из несущих балок. В последний момент я все же схватился за перекладину, следующую за проваленной, повиснув на одной руке.

«Mierda, хреново!»

Скольких сил мне стоило подтянуться. Не буду описывать. Если бы не доспех, я бы залез назад быстро, но то-то и оно, приходилось не только подтягиваться, но и преодолевать сопротивление доспеха. А еще он был шире моего тела и всячески своим размером мешал.

Есть, вылез. Две секунды, отдышаться, и вперед. Секундомер Катарины не дремлет.

Я поднялся, сделал пару шагов.

И вновь был сбит мешком, просто и незамысловато. Теперь я смотрел себе под ноги, а он, гад, прилетел сбоку. Противоположного от того, где прятался в прошлый раз.

А с трехметровой высоты падать больнее, чем с двухметровой!

Когда я, ахая и охая, прихрамывая, вышел назад по зеленой полосе, весь «тренерский штаб» был в сборе. И «Первая», и «Вторая», и Катарина улыбались, душа веселый смех. И я их понимал.

– Хуанито, – взяла за всех слово «Вторая», – твоя ошибка в том, что ты теоретик. А мы, – она обвела рукой вокруг, – все мы здесь практики. Ты привык – надо бежать, ты бежишь, надо лезть, лезешь, и не обращаешь больше внимания ни на что. А в реальной жизни, в реальном бою, опасность может нагрянуть откуда угодно, с любой стороны. И если ты ее не успеешь оценить и среагировать, станешь трупом. Понимаешь, к чему я?

Я понимал. Экстремалы! Угораздило же меня связаться именно с корпусом?

Но с другой стороны, где на планете еще есть такая школа? Да, сурово. Зато действенно.

– А нам не нужны трупы, – закончила она. – Мы лучше порекомендуем не брать тебя, если ты не способен оценивать угрозу, и будем точно уверены, что тебя не убьют в первой же операции.

Я снял шлем, вдыхая полной грудью.

– Сеньора, я способен оценивать угрозу. У меня нет практики, но у меня получится. Дайте еще шансы. Не один, не два – я не знаю сколько, но я смогу!

Они усмехнулись, все втроем, довольно. Они своей цели достигли. «Вторая» лаконично указала мне на провал дорожки и секундомер в руке.

– Прошу.

Вот так здесь берут на «слабо». Легко и не мудрствуя.

* * *

Теперь появился первый мешок. Я упал на лесенку, чуть не скатившись вниз, но пропустил его перед собой. Затем, не вставая, рывком проскочил мимо, хватаясь обеими руками за балки, чтобы не упасть при приземлении. Встать, подъем! Страна зовет! Та же самая деталь опоры хрустнула, я вновь повис, но на сей раз двумя руками, сгруппировавшись, потому быстро вполз назад и продолжил движение. Второй мешок не полетел. Видно, его полет отменили с пульта – для элемента неожиданности.

«Господи, я прошел всего три преграды, за три попытки, а вымотался, как не знаю кто. И эта дорожка – первая???» – поразила меня мысль на бегу.

Мешки до конца лестницы летали дважды. Оба раза я увернулся, и оба раза чудом. Шел медленно, постоянно зыркая по сторонам и глядя под ноги, только потому успевал реагировать. Плевать на время, пока моя задача – тупо дойти.

Дальше шла стена. Разбега не было, пришлось перелезать так. Вроде простая преграда, ничего особенного, но после того, как я перекинул тело…

…Вновь оказался внизу, упав с высоты лицом вниз. За стеной зиял обрыв шириной метра два. Его надо было перепрыгивать, что нетрудно, если есть разбег. Но с разбегом как раз напряженка.

Сеньоры тренеры уже не улыбались. Беседовали о чем-то своем, абстрактном, равнодушно косясь на меня, словно мы вообще в разных пространствах. Лишь «Вторая» знаком показала, не вставая с места, что включает секундомер.

Так мое обучение поставили на поток. Щелчок секундомера – Шимановский бежит. Преодолевает две-три преграды, падает, возвращается по зеленой дорожке, и тут же, не отвлекаясь, новый щелчок секундомера. Автоматика!

Я все же преодолел первую полосу. Раза с тысячного. Дважды дорожку тасовали, давая мне несколько минут отдыха. Изменение конфигурации трассы – одна из функций программы. Система автоматически конструирует ее из модулей в произвольном порядке генератором случайных чисел. Иными словами, все мои препятствия – отдельные модули, и, в соответствии с заложенными данными об уровне сложности, программа самостоятельно творит полосу. Поэтому ни испытуемые, ни тренеры не знают, что там есть на каком этапе.

Классная штуковина. И должно быть, невероятно дорогая. Я слышал про них, их не так много на всю страну. У Олимпийского комитета есть несколько, пара-тройка в армии, в лагерях подготовки новобранцев, да в спецвойсках для тренировки бойцов высокого класса. У спецназа дорожки сложнее, чем у новобранцев. Еще у спецслужб должны быть, как же без них. Их-то кадры обязаны иметь лучшую подготовку, самую лучшую! Но тот факт, что дорожка у корпуса не одна, а пятнадцать, не выходил у меня из головы. Я просто физически не мог осознать, сколько стоит эта махина в подвале дворца. По словам Катарины, протяженность некоторых достигает нескольких километров.

Нет, лучше об этом не думать!

Естественно, в пять минут на дорожке я не уложился. И даже в десять не уложился. Четверть часа, не меньше. При норме в три с половиной минуты. Норме для ИХ новобранцев. Мне осталось только вздыхать и тащить свое разбитое тело в каптерку, сдавать скафандр.

Я был не просто в синяках, а одним большим сплошным синяком, расползшимся по всей поверхности тела. Сколько раз за сегодня падал с высоты? Сколько раз меня огревали тяжелым, килограммов на сто, предметом? Сколько приходилось прыгать, приземляясь то на пузо, то вообще на шлем? Не счесть. Как завтра встану и, более того, продолжу тренировки, не имею ни малейшего понятия.

Смог. Через силу и боль, стиснув зубы. Все меньше и меньше нравилась идея идти в корпус, я проклял день, когда принял то решение. Они – жестокие стервы, убийцы. Единственный критерий, по которому судят, – эффективность. Выполнил(а) задание – молодец. Не выполнил(а) – неуд. С последствиями. Если выживешь. Шаг влево, шаг вправо – удар в лицо со всей силы. Чтобы не расслаблялись, салажье! Сорвешься, сделаешь что-то не так – adios. Навсегда adios, навечно. Прав был Хуан Карлос, древняя Спарта отдыхает.

Но пока я не дошел до той кондиции, когда хочется все бросить, развернуться и уйти. Это для меня стало делом принципа. Выдержу ли? Сдюжу? Я уйду, если не понравится, до приезда королевы время есть. Немного, но еще осталось. А до того момента оторвусь по полной программе. Тем более ходят слухи, что ее величество задержится, что-то там, на Земле, идет не так, какая-то фигня в большой политике. То ли на нас напасть хотят, то ли, наоборот, мы на кого-то, но каждый день сети пестрят заявлениями разных земных лидеров по поводу такой нехорошей Венеры, с брызгом слюной и сотрясанием конечностей в воздухе. Что ж, хотят повоевать – пусть попробуют, мы с удовольствием будем ждать их в гости. Чаю с плюшками, ракетами и излучателями у нас на всех припасено.

Не о том я. Ее величеству сейчас не до меня, а значит, будет намного больше времени на раздумья.

Я занимался всю свою жизнь, лет с десяти. Если не тем, так другим, но постоянно держал себя в форме. А в последней школе единоборств вообще превзошел собственные ожидания. Пришлось попотеть, очень сильно, на износ поработать, но шестое место на первенстве планеты среди юниоров два года назад и четвертое год назад. Это много!

На соревнованиях было нереально трудно. Я бился с такими кабанами! Убийцами! Спецы, их готовят лет с шести, готовят побеждать. Такие далеко пойдут, в олимпийскую сборную попадут сто процентов. И среди них чудом затесавшийся хилячок-любитель Шимановский.

Но держался любитель достойно, не посрамил честь школы и свою собственную. И хотя места не призовые, я ими горжусь.

Теперь корпус. Я не знал, что способен на подобное. Происходящее сейчас – выше моего понимания. Да, им нужен мой предел, но мне он тоже нужен, я тоже хочу его познать. А потому буду заниматься, даже если твердо решу не ходить в эту обитель амазонок.

Второй раз я прошел первую дорожку всего лишь с третьей попытки. А затем, после одного-единственного падения (коим не всегда является падение с высоты, так как большая часть полосы проходит все же по земле), прошел ее подряд раза четыре.

Секрет оказался прост до неприличия. Его можно обозвать двумя словами «боевой транс». Неграмотно, но зато точно отражает собственные ощущения. Тело впадает в состояние, когда все видит и чувствует, но реагирует скорее на интуиции, чем в результате мыс ленной деятельности. Такое возникает, например, в бою с серьезным соперником, как на чемпионате тогда, или в схватке с отморозками. Его можно назвать аффектом, только контролируемым. К нему тяжело привыкнуть, в смысле привыкнуть вгонять себя в него, первые попытки пройти трассу нахрапом это ясно показали, но с каждым успешным разом становится все легче и легче.

С этого момента я сильно зауважал корпус. Да, звери они натуральные, но чтобы использовать на тренировках микроаффекты?

Это не армейский уровень. И уж никак не обычных телохранителей, защитников важных персон. Наверное, уровень спецподразделений, тех самых, элитных, засекреченных. По понятным причинам я имею о них весьма смутное представление, но в народе о них чего только не говорят. Хотя корпус и есть спецподразделение.

Когда я с победным видом вышел пятый раз не по зеленой дорожке, а, как белый человек, через люк (трассы делают кольцо, возвращаешься ты через тот же самый гермозатвор), Катарина махнула рукой – пререрыв – и повела обедать. Я победил.

* * *

А после обеда мною занялась Норма.

Когда я говорил, что они – звери, я шутил. Они так, добрые и милые пушистые зверушки, зайчики и кошечки, по сравнению с этой конкретной представительницей слабого пола. Норма, если захочет, отправит в Валгаллу любого представителя сильного пола, невзирая на бойцовский опыт и такие условности, как наличие оружия. Ходячая машина смерти, для нее нет ничего невозможного. Сегодня она отчего-то взялась за меня всерьез, заставляя пожалеть о решении узнать-таки этот долбаный предел. Порхала вокруг, как бабочка, заставляя открываться, совершать ошибки, а затем на собственном опыте понимать, в каком месте допустил их. Своеобразный метод, надо сказать. И действенный: с каждым осознанием неправоты я получал чувствительный тычок, который в некоторых уличных драках сошел бы за боевой.

Но я понимал, чего она хочет. Она повторяла один и тот же финт пять, десять раз, заставляя вновь и вновь пропускать, пока, наконец, не доходило, где делаю не так и что именно. И все это в полном молчании.

Я изучил пять или шесть приемов, изучил настолько, что в любой схватке до конца жизни не забуду их и не допущу прежних ошибок. Элементарно и просто, но все имеет цену – через час я выбился из сил и с тяжелым вздохом опустился на ковер. И пусть меня хоть режут, не встану. Рожа распухла от постоянных ударов, про тело вообще молчу, оно превратилось в сплошной синяк в самом начале и еще ни разу не возвращалось в норму, день за днем обновляя синие разводы.

Норма усмехнулась, снимая перчатки.

– Рада, что ты все понимаешь. У тебя хорошая база, для классики великолепно.

– Угу. Только эта классика не помогает. Будь она трижды великолепная, меня берут числом.

Она деловито кивнула:

– Да, слышала. У тебя проблемы в школе.

Я устало вздохнул. Все здесь всё знают.

– Можете что-нибудь посоветовать? Как быть? Вот их стоит передо мной десяток человек. – Я знаком обозначил противников.

Она покровительственно улыбнулась.

– Для начала не позволяй им окружить себя, атаковать со спины. Если не получилось – не позволяй атаковать одновременно.

– Как?

– Показать?

Я кивнул.

Она вновь надела перчатки и пошла в другой конец зала, где занималась группа юных созданий лет по шестнадцать. Несмотря на юность, их глаза излучали сталь. И кровь, которую уже успели пролить. Девочки смотрели на меня снисходительно, свысока, улыбались, дескать, какой интересный, но глупый мальчик. Каждая из них была старше меня на бесконечность, и я до сих пор не мог к этому привыкнуть.

Впрочем, несмотря на свой опыт и Полигон позади, здесь все беспрекословно слушались офицеров. И через пару минут передо мной разыгралось самое настоящее представление, в котором группа из шести девочек пыталась атаковать инструктора со всех сторон. Я смотрел на эту картину с открытым ртом и поражался, как все просто и одновременно сложно. Удары у Нормы были знакомые, но вот тактика…

Она вновь порхала, танцевала, словно занималась не единоборствами, а балетом. Девочки – не дуры, атаковали слаженно, способные на гораздо большее, чем я или банда Толстого, но Норма ни разу не дала им совершить задуманное. Те постоянно откатывались в разные стороны, кряхтя и пыхтя, поднимались и вновь атаковали.

Я смотрел во все глаза, поскольку на самом деле драться группой – тоже сложно. Это не стадная тактика стражей трущоб «завалить, а там запинаем», здесь банда головорезов обречена изначально. Для ЭТОГО боя требуется именно умение нападать в группе, с четким распределением ролей и выверенным временем нападения, чтобы не мешать друг другу. Девочки владели этим и очень старались, но их атака вновь натыкалась на инструктора, которая была одновременно всюду, навязывала им свой бой, диктовала свои правила, хотя их шестеро и за их плечами немалый опыт.

– Аааатпад! – прокомментировал я, когда представление закончилось. – Я тоже так хочу. Как такого добиться?

На что получил лишь покровительственный взгляд.