Электронная библиотека » Сергей Малицкий » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 20 мая 2014, 15:45


Автор книги: Сергей Малицкий


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Палыч метнул в сторону Романа неожиданно быстрый взгляд, но не в глаза, а на стоптанные кроссовки и, отвернувшись, словно и не рассчитывал на ответ, наклонился, умыл лицо, пробормотал что-то почти неразборчивое, присел в воду и поплыл «по-собачьи», булькая и судорожно вытягивая шею.

– Девушки здесь замечательные! – почему-то вслух повторил Роман, поднялся и стал раскладывать этюдник, зло размышляя, с чего это он должен уклоняться от разговоров, встреч, взглядов с несимпатичным соседом? Пускай сосед и уклоняется, а он будет работать несмотря ни на что. Роман приладил к этюднику небольшой холст, взял в руки кисть и остановился. Он вдруг вспомнил лес травы с просветом на синее небо, и ему стало плохо. Ненависть к этому вторгшемуся в его мир и теперь фыркающему на быстрине существу скрутила такой болью, что он присел перед этюдником, обхватил себя за бока и стал покачиваться из стороны в сторону. В глазах  потемнело.

Роман боялся этого состояния. В такие минуты он почти переставал себя контролировать. Мог наговорить гадостей и расстроить отношения даже с близким человеком, разнюниться над глупой мелодрамой в темном зале кинотеатра, уйти из шумной компании, не попрощавшись. Да мало ли чего он может выкинуть?

– Ненавижу! – тихо, но отчетливо прошептал он.

– Я видел ваши картины, – сказал Палыч.

Роман поднял глаза и увидел, что старик замер у берега, рассматривая и разминая пальцами полутораметровый стебель кувшинки.

– Ну и что? – неожиданно спокойно спросил Роман, – Я их тоже видел.

– Так посмотрите еще раз, – посоветовал Палыч. – Вы же мучаетесь, я вижу. Это, конечно, не мое дело, но ей богу смотреть больно. А между тем ваша работа, которая висит в передней у Софьи Сергеевны, это нечто особенное. Я даже купить ее хотел, но старушка не продала. Сказала, что Александр Дмитриевич очень любил эту работу.

Роман знал, о какой картине говорил Палыч. Это была небольшая, размером сантиметров тридцать на сорок, работа, которую Митрич как-то выудил из кипы стоявших у стены в мастерской Романа холстов и выпросил себе в подарок. Роман пожал плечами и отдал. Редкость, когда художник просит об этом у художника. Как давно это было? Лет десять прошло, не меньше. Роман тогда еще чувствовал себя на подъеме. Ему все казалось, что вот сейчас он напишет нечто, что затмит все сделанное им до сего момента. Молодость и талант распирали изнутри.… И эта работа чудилась ему только пробой пера, не больше. На картине почти ничего не было. Серый или серебристый фон, из которого как из воздушной вуали проступали две фигуры. Женщины и ребенка. Что-то мерещилось в силуэтах. Нельзя было даже определить, куда идут эти двое, в сторону зрителя или от него, но то, что они шли, не вызывало сомнений. Роман тогда написал на обороте какую-то глупость, что-то вроде: «мама обещала ребенку показать ежика в тумане», и подарил. А теперь ему  вдруг нестерпимо захотелось самому увидеть эту картину, словно что-то забытое, но очень важное, он оставил на том холсте.

– А потом Софья Сергеевна сказала, что Александр Дмитриевич просил ее в больнице после инфаркта, чтобы она сразу, или когда срок придет, отписала эту работу обратно вам. Чтоб непременно отписала. Что если человек ошибется в жизни, или заплутает, ему нужно будет выходить на знакомую дорогу и начинать сначала. На то место, в котором он уверен. Александр Дмитриевич считал, что это ваше правильное место. Вы знаете, мне так все это понравилось, что я даже думал просить вас что-то написать для меня. Конечно не в подарок, упаси боже. Но за такую работу я мог бы дать любую цену.

– Не думаю, что я мог бы повторить такую работу.

– Тогда продайте мне ее.

Палыч уже вышел из воды и теперь пытался выжать мокрую ткань, не снимая трусы, а закручивая их валиком на ногах и постукивая ладонями. Что это он с ним разговорился? Что он понимает в искусстве? Какой мерзкий старик…

– Вы что, не понимаете? – Роман внезапно уловил тон раздражения в собственном голосе. – Эта работа мне не принадлежит!

– Я все понимаю, – ответил мягко Палыч, неуклюже подпрыгивая  на одной ноге и натягивая штаны. – Я же не прошу вас ограбить Софью Сергеевну? Упаси боже! Меня бы устроило устное обещание отдать картину за условленную цену только тогда и в том случае, когда она, согласно воле Александра Дмитриевича, окажется опять у вас либо в вашем распоряжении. Согласитесь, что это не только не обязывает к чему-то особенному, но и не причиняет никакого неудобства. Более того, рассчитаться за эту работу я мог бы в очень короткий промежуток времени, даже еще до того момента, когда она фактически поступит в мое распоряжение. Даже уже теперь.

– Я не нуждаюсь в деньгах, – пробормотал Роман, чувствуя, что весь этот разговор начинает приобретать идиотский оттенок.

– На самом деле никто не нуждается в деньгах, – подмигнул Роману Палыч. – Представляете? Самое смешное, что никто не нуждается в деньгах, но этого практически  никто не знает! А, не зная этого, человек думает, что он нуждается в деньгах и тем самым действительно начинает нуждаться. Таким образом, получается замкнутый круг. Но почему обязательно деньги?! Кто говорил о деньгах? Хорошо, пусть будут деньги. Хотя есть и более важные понятия. Согласитесь, не все на этом свете выражается в деньгах!

– Но все ими измеряется, – удивляясь сам себе, буркнул банальность Роман.

– Вряд ли эти измерения точны, – улыбнулся Палыч, застегивая галстук и поправляя застиранный воротник рубашки. – И уж во всяком случае, они не абсолютны.

– И все-таки я не готов об этом говорить, –   вновь опустил голову Роман.

– Время терпит, тем более что вы… – Палыч хотел что-то сказать, но словно спохватился, заторопился, надевая пиджак. – Ладно, об этом потом, если позволите. Пойду-ка я разгонять старушек от ваших апартаментов, а то так они, глядишь, высадят дверь.

– Подождите, – Роман поднялся.

– Да, я слушаю, – остановился Палыч, пихая бутылку с пивом во внутренний карман пиджака и становясь от этого еще круглее и нелепее.

– Я не понял, что вы сказали, когда входили в воду? Что-то про хозяина?

– А! – рассмеялся Палыч. – А это я у хозяина разрешения просил умыться, искупаться. С хозяином по-другому нельзя. Не ровен час, невзлюбит, тогда дела плохи.

– У какого хозяина? – не понял Роман.

– Да у водяного, – объяснил Палыч и махнул рукой в сторону болтающейся метрах в тридцати от берега утки. – Вон он. Прислушивается. Вы с ним аккуратнее. Рекомендую.

Палыч снова масляно улыбнулся, приложил руку к груди и поспешил через крапиву в сторону пляжа. Роман проводил его взглядом и тоже стал собираться. Неожиданно подумалось, что если он будет изображать привидевшийся образ, то, чтобы передать объем, перспективу, ухватить движение воды, придется травины передавать не в фокусе, то есть чертить расплывающиеся зыбкие линии на переднем плане, а этого ему очень не хотелось. Как-то это не совпадало с затягивающим в себя образом. Он еще раз неприязненно оглядел противоположный берег, представляя, где бы вставить на возможном эскизе витиеватый купол деревенской церкви, а то и собора какого-нибудь, сплюнул, покосился на утку, стал собираться и решил идти домой дальней дорогой через зернохранилище.

В зернохранилище он не попал. Хмурая женщина в синем халате в бетонное здание его не пустила, сказав, что на самом деле Кузьмич не отчество, а фамилия. То есть правильно и с уважением Кузьмича зовут Николай Егорович Кузьмин. Но принять сейчас он Романа не в состоянии, так как уже с обеда мертвецки пьян, говорить не может и ничего не соображает. Она так и сказала, «принять сейчас Романа не в состоянии». Роман смерил ее удивленным взглядом, поблагодарил и отправился к дому, надеясь, что ему не придется вновь столкнуться с Палычем.

Столкнуться не пришлось. Уже издали он заметил что-то необычное у дома, подошел ближе и, разглядев загнанную за штакетник пыльную бледно-голубую «восьмерку», почувствовал, как тепло поднимается в груди. Танька приехала!


– Как здесь тихо!

Она перевернулась  на живот, приподнялась на локтях и принялась надкусывать ногти.

– Почему же тихо? – удивился Роман, стряхивая пепел в пустой спичечный коробок. – Всю ночь шум. То гармошка. То пьяные песни. То кошки орут. Лягушки порой в пруду так квакают, хоть уши затыкай. Под утро петухи. Кстати уже скоро.

– Ничего ты не понимаешь, – Танька раскинула руки и легла. – Здесь удивительно тихо.

– Брось ты свою привычку грызть ногти, – он потушил сигарету, заложил руки за голову. – Я ждал тебя еще неделю назад.

– Неделю назад я не могла.

– Ты просто не слишком сильно хотела меня видеть.

Она не ответила, закрыла на мгновение глаза, затем вновь перевернулась на спину и потянула на себя простыню.

– Прохладно.

– Ничего, днем поджарит, – Роман сел, наклонился за бутылкой. – Может, все-таки выпьешь? Оставайся. Выходные, сходим на речку, отдохнешь!

– С тобой отдохнешь, – она засмеялась. – Ты  же вампир Суворов. Я каждый раз от тебя возвращаюсь как выжатая тряпка. С тобой даже разговаривать тяжело, дышать рядом с тобой тяжело, а я к тебе, можно сказать, иду прямо в пасть. Нет. Это я без тебя отдыхаю. С тобой я почти тружусь.

– Смотри, не перетрудись, – зло бросил Роман и выпил стакан вина.

– Да я уж и сама думаю.

Роман обернулся и внимательно посмотрел на нее. Она, прищурившись, тоже смотрела на него и не улыбалась.

– Ты чего, Танька?

– Вот смотрю на тебя и думаю, – медленно протянула она.

– И о чем же?

– О тебе.

– Надо же, – он усмехнулся. – И давно это у тебя?

– Давно, – ответила Танька.

– И что же ты надумала?

– Да вот, надумала…

Она закрыла глаза, взяла уголок простыни в зубы и стала медленно говорить, смотря куда-то потолок и покусывая эту свежую белоснежную ткань, только что привезенную ею из Москвы.

– Понимаешь, все. Все.

– Что все?

– Все. Я кончилась. Вся. Без остатка. Родник иссяк. Сил нет. Ты высосал меня, Суворов, до донышка. Я даже сама себе противна. Одна оболочка. Приехала к Глебу за деньгами, продался там один твой пейзажик, а он мне говорит, что от меня осталась только тень. Какая там тень, говорю, я за весну на три килограмма поправилась, а он и отвечает, нет. Ты, говорит, Танька, на килограммы не пеняй. Ты, говорит, с точки зрения художественного вкуса и мужского глаза идеал женщины, только внутри у тебя, Татьяна, пустота. И ведь он прав. Жить не хочется. Иду с работы на автостоянку, знаю, что все вроде хорошо. Димка из школы пришел. Мамка его кормит. Меня ждут. Работа отличная. И мужик у меня вроде есть. Все замечательно. А внутри такая тоска, кажется, первый встречный улыбнется, чтобы теплом повеяло, я ему на руки и упаду.

– Ну и кто же тебе мешает? – спросил Роман.

– Да нет, никто не мешает, – она улыбнулась. – Теперь.

– Что-то изменилось? Теперь.

– Меняю я свою жизнь, Суворов. Буду теперь делать только то, что хочу. Все у меня с тобой как-то по инерции происходило. Самое трудное, оказалось, выдержать паузу, остановиться. Я, кажется, это смогла. А дальше, уж как получится.

– И чего же ты хочешь?

– Многого! Я очень много хочу, я даже и сказать тебе не могу, Суворов, как много я хочу.

– Я, выходит, тебе в твоих желаниях не помощник?

– Ты? – Танька вдруг опять рассмеялась, встала, отбросила простыню и стала, не торопясь, одеваться. – Нет, ты молодец Суворов. Ты очень стараешься. У меня как понимаешь, ты не первый. Так вот мужики разные были, но так как ты, никто не старался. Ты очень стараешься в постели. Молодец. Только ты стараешься для себя. Просто так надо. Соответствовать. Поскольку, если ты стараться не будешь, тогда чем ты возьмешь? Ты же любишь только себя. Не так ли?

– А если не так? – напряженным голосом спросил Роман.

– Ладно, – она махнула рукой, расчесывая волосы и ища глазами косметичку. – Ты же, когда любовью занимаешься, в лицо не смотришь. Пребываешь, так сказать, в своих ощущениях. Тебе же нужна не я. Тебе нужна просто баба. Желательно красивая, покладистая, хорошая, здоровая баба. И желательно одна и та же, чтобы не переиначивать себя. И лучше бы, чтобы ты имени ее не знал. Чтобы она являлась по первому зову твоей плоти как джин из бутылки. По свистку!

– Можно подумать, что ты являлась по свистку, – усмехнулся Роман.

– Можно сказать и так. – Танька опустила голову, помолчала мгновение, затем сказала. – Ты здесь комедию только не ломай, хорошо? Я и на самом деле сейчас абсолютно спокойна. Это мне раньше хотелось твоего сочувствия, понимания, поговорить с тобой. Теперь нет. Неинтересно. Так же, как раньше неинтересно было тебе. Суворов. Надеюсь, что ты не пропадешь. Хотя ты слишком легко живешь. Точнее, тебе кажется, что ты легко живешь, а на самом деле врос в землю. Мхом покрылся. Запомни. Стараться надо не в постели, а жизни. В жизни надо стараться. А в постели надо любить.

– Ты хорошо подумала? – он поймал ее за руку. – Смотри, я гляжу тебе в глаза.

Все это время, пока Танька спокойно, так не похоже на саму себя говорила эти слова, он внимательно смотрел на нее и даже отстраненно фиксировал мысли, которые появлялись в голове. Первая мысль была о том, что жаль терять Таньку. Хорошо с ней. Тело замечательное. Характер покладистый. Без лишних претензий. Опрятная. Машину имеет. Выручает. Точнее, выручала. Запах у нее хороший. Да и вкус тоже. Вторая мысль пришла почти сразу после первой, и так резанула, что даже чуть-чуть закололо сердце. Как же он теперь без нее? Как? Да никак, успокоился он почти в ту же секунду. Только этих разборок ему еще не хватало. Да и зачем ему нужна эта Танька с ее проблемами, с вынужденным хорошистом Димкой, с больной мамашей? Да и лет ей, наверное, уже  тридцать пять. А то и больше. Что с ней будет года через три-четыре? То-то и оно. Хотя, теперь другую придется искать, прикармливать. Морока.

– Ты хорошо подумала? – он поймал ее за руку. – Смотри, я гляжу тебе в глаза.

– Суворов, – она присела на корточки перед ним, голым, нелепо набросившим на колени простыню, прикрывающую безвольный живот. – Суворов! – положила холодные ладони на плечи. – Если когда-нибудь в твою дурную башку придет мысль приманить какую-нибудь бабу, имей, пожалуйста, в виду одно очень важное обстоятельство. Женщина живет не только в те редкие дни и часы, когда ты вдруг соблаговолишь вспомнить о ней и обратить на нее свое внимание, как правило, в целях удовлетворения плотских потребностей, а постоянно. Убеждение, что в перерывах между общением с тобой человек хранится где-то в специальном отстойнике в выключенном состоянии – ошибочно. Постарайся не забывать об этом. Вот так. А сейчас мне нужны туфли.

Она заглянула между ног Романа под кровать, встала, оглядела комнату и вдруг  пронзительно завизжала! Роман вздрогнул, посмотрел в угол и увидел огромную черную крысу, которая, не торопясь, протискивалась через казавшуюся для нее тесной дыру. У него дернулись руки что-то бросить в отвратительный крысиный зад, заканчивающийся голым толстым хвостом, но под руки ничего не попало, вставать было лень, и он безвольно смотрел, как чудовище исчезает в норе.

– Бежать, бежать отсюда надо! – заторопилась Танька, всовывая ноги в туфли и вытирая  ладонями с лица пробивший пот. – Бежать надо от этой экзотики. Прощай, милый. Думаю, что от одиночества ты тут не погибнешь.

Хлопнула дверь. Затем пикнула сигнализация. Заскрипел отодвигаемый штакетник. Лязгнула дверь машины. Заурчал двигатель. Взвизгнули колеса по мокрой ночной траве. Уехала.

Роман закрыл глаза и представил сначала восхитительную голую Таньку с раскинутыми ногами на этой кровати какой-то час назад. Затем почти голого Палыча, стоящего в воде и произносящего фразу – «Девушки здесь замечательные». После этого ему привиделась Дуська продавщица с мухами на лице. Он зябко повел плечами, встал, подошел к темной норе. Возле отверстия аккуратной кучкой лежали отравленные семечки. Нашарив на столе бутылку, Роман опрокинул остатки вина в рот, нагнулся, вставил бутылку в нору и плотно забил ногой. Затем, медленно пройдя по избе, аккуратно загасил почти сгоревшие старательно натыканные всюду свечи и устало повалился на кровать. Последней мыслью, которая возникла в его голове перед погружением в темноту, было: «Танька – сука. Штакетник за собой не задвинула!»


Ему снился поезд. Он не знал, куда едет, зачем, но сидел в купе. Поезд колыхался на рельсах, на столе подпрыгивал грязный стакан в подстаканнике, настойчиво дребезжал, скатывался к самому краю, а он не мог остановить его. Рук у него не было, что ли?

Проснулся Роман от настойчивого дребезжащего стука в оконное стекло. С трудом открыв глаза и не сразу сообразив, где он, и что слышит, Роман  поднялся, накинул выцветший махровый халат и вышел во двор. У окна стоял участковый.

– Привет людям искусства, – козырнул милиционер. – Вот жизнь у богемы! А? Время двенадцать, а они еще в постели. Завидую. А я уж забыл, когда вставал позже семи утра. Даже в воскресенье.

– Привет, Серега, – Роман пожал милиционеру, с которым после однократного дружеского распития бутылки водки и двух подаренных картин числился в друзьях, руку и, прислонившись к стене дома, поежился. – Какими судьбами?

– Привет, судьба у меня все та же. Тем более летом, когда на селе самая жизнь. Служба. У тебя закурить не будет?

Роман, хлопнув по халату, шагнул в сторону избы, но Сергей остановил его:

– Угощаю!

Они закурили. Роман втягивал дым, думал о том, что очень неплохо сейчас умыться, почистить зубы, снять с себя щетину, водой  облиться из ведра, но не суетился. Он уже привык за несколько прожитых тут лет, что в деревне никто никуда не торопится, все делается медленно, но успевается никак не меньше чем в городе, а то и больше. Вот и теперь он ждал, когда Сергей скажет, зачем пришел, потому что торопить его было неприлично, да и не нужно.

Сергей выкурил полсигареты, затем покосился на примятую колесами Танькиного автомобиля траву.

– Гости были?

– Танюха приезжала из Москвы. Ночью уехала.

– Штакетник закрывать надо, – Серега подошел к забору, бросил сигарету в уличную колею. – Красть, конечно, у тебя нечего, но непорядок.

– Закроем, – улыбнулся Роман.

– Да ладно, не дергайся, – довольно улыбнулся Сергей, взял  в руки блок штакетника и прикрыл выезд со двора. – Шеф мой очень твоей картиной доволен! Только, блин, меня же в багетную мастерскую и погнал, чтобы я раму там заказал ему. Ну, я-то думал, что под это дело и свою картинку оформлю. Фиг вам! Там такие цены, что любой довесок по деньгам способен вызвать немедленную прокурорскую проверку!

– Ну, насчет этого ты тоже не дергайся, – успокоил его Роман. – Поеду в Москву, оформлю твою картинку в лучшем виде и бесплатно. У меня приятель багетчик.

– Это хорошо. Но сейчас я совсем по другой надобности. Сосед мне твой нужен.

– Это Палыч то? – удивился Роман. – А что? Его нет?

– Не знаю, я как-то решил сначала к тебе заглянуть, – пожал плечами Сергей. – Может, познакомишь?

– Познакомлю, конечно, – согласился Роман. – Хотя я сам с ним разговаривал всего пару раз по три слова. Какой-то он… неприятный что ли? Или странный? Он как приехал, у меня у дома все деревенские старухи перебывали. У тебя то какой к нему интерес?

– Интерес все тот же, – достал вторую сигарету Сергей. – Понимаешь, осенью порося взяли. Считай, вот уже больше чем полгода кормим, а он расти перестал. Дело, видишь ли, к осени опять идет, вроде пора прибыток получать, а в нем килограмм пятнадцать общего веса, если не меньше, и не прибавляется. Комбикорма перевел – пропасть. Жрет сволочь, а не растет. Зоотехник приходил, смотрел, все в порядке говорит, здоровый, не болеет. Я спрашиваю его, чего же поросенок не растет, а он, козел, смеется. Может быть, говорит, это карликовая порода? Подожди…. Я ему покажу карликовую породу, когда он начнет телят на падеж на ферме списывать!

– Понятно, – сдержал улыбку Роман. – Непонятно другое, сосед то мой причем?

– Ну, здрасте! – развел руками Сергей. – Так ты что? Не знаешь? Он же скотину лечит! Этот, как его? Знахарь! Народный целитель. Не знаю, как насчет чего другого, мало ли чего там бабки наговорят, но скотину точно лечит. Вот как приехал, прошел по дворам, обещал помощь. Вон у моей соседки у коровы вымя воспалилось, думали уж резать скотину, сосед твой помог. Причем цену не называл, а говорил так, если польза будет – принесете чего-нибудь, молочка там, яичек, чтобы деревенского покушать летом, не магазинного. Да чего там соседка? Моя говорит, что сам наш зоотехник со своим псом к нему ходил клеща подкожного выводить. А это ведь дело гиблое, я тебе точно говорю. Так что ты зря на соседа бочку катишь.

– Да не качу я никаких бочек, – махнул рукою Роман. – Просто привык к уединению, а тут каждое лето совладелица то одного, то другого присылает.

– Ну, уж не обессудь, – сплюнул Сергей. – На то она и деревня. А мне каково? У меня каждое лето население удваивается. Разве тут уследишь? То одно, то другое. Зарплата, сам знаешь. А теперь еще и поросенок забастовал, так тут не только к знахарю, к самому черту пойдешь на поклон.

– Ну, уж сразу и на поклон? – хлопнул по плечу милиционера Роман. – Пошли знакомиться с народным целителем.

Он запахнул халат и двинулся за Сергеем вокруг дома, стараясь не наступать на синеющие под окнами анютины глазки.

На ступенях покосившегося крыльца сидели трое. Полненькая старушка, крупная широкая в кости рукастая женщина и благообразный дедок, попыхивающий то ли замусоленной папироской, то ли самокруткой. Увидев милиционера, вся кампания попыталась подняться, но, оторвавшись от ступеней на пол-ладони, уселась обратно и настороженно замерла. Роман огляделся. Трава с этой стороны дома уже вытопталась до земли. Вдоль забора стояли несколько пустых деревянных ящиков, служащих видимо в моменты наибольшего избытка посетителей скамейками. Дверь в дом была приоткрыта, но окна задернуты белыми занавесками.

– Здравствуйте, граждане, – официально прогудел участковый. – Кто такие будете? Что-то в нашей деревне я вас не припомню.

– С Выселок мы, – заторопилась старушка, оглядываясь на согласно кивающих женщину и старика. – Вот, пришли за помощью. Скотина у нас болеет. Да.

– С Выселок значит? – с деланным сомнением покачал головой Сергей. – В доме есть кто? Хозяина кликните.

– А нету никого, – развела руками старушка, вновь пытаясь приподняться. – Сами уже с утра ждем. Вашенские, что с здесь были, сказали, что не будет его сегодня, а мы вот ждем. Надеемся.

– Чай восемь километров до вас перли! – недовольно пробасила женщина.

– А дверь то, что открыта? – удивился милиционер.

– Так он, говорят, и не закрывает! – опять заторопилась старушка. – Божий человек, стало быть. Мои двери, сказывают, говорит, для всех открыты. А красть у меня, говорит, нечего.

– Проветривает, – вновь вмешалась женщина.

– Да, – протянул вполголоса Сергей, сдвигая на лоб фуражку и почесывая затылок. – Похоже на сегодня я, художник, с поросем пролетел.

– Граждане, – подделываясь под милицейский тон, вмешался Роман. – А может, зря вы тут топчетесь? Вдруг он не появится сегодня?

Все трое неодобрительно покосились на халат Романа и его босые ноги.

– Мы не топчемся, – проскрипел дедок. – Сидим мы. А сидим не зря. Придет он. Скоро и придет. За травами он ходил. Вчера ночь была специальная. Травы надо было собирать. Обязательно.

– Ну ладно, – участковый хлопнул Романа по плечу и направился к калитке. – Отложим это дело на послезавтра. И, похоже, тут я без твоей помощи обойдусь. А насчет рамки не забудь!

– Обязательно! – отозвался Роман и крикнул уже вслед милиционеру. – А почему пешком? Мотоцикл то твой где?

– Все там же, – махнул рукой Сергей. – Поверишь, когда он иногда заводится, я сам удивляюсь!

Роман обернулся на вновь застывших в статических позах посетителей, брезгливо провел рукой по колючему подбородку и спутанным волосам и заторопился  к умывальнику.


Все перепуталось в голове. И сейчас, когда Роман шагал по пыльной совхозной бетонке в сторону зернохранилища, он пытался  обдумать, утрясти, уложить произошедшее по полочкам. Хотя бы для того, чтобы плюнуть и забыть. Как-то не похоже было происшедшее на Таньку. С другой  стороны, хорошо ли он ее знает, чтобы говорить так? К тому же, если вдуматься, во всем случившемся были и хорошие стороны. Вновь погружаться в семейную бытовую тину он не собирался. Танька, конечно, баба замечательная, но и на ней свет клином не сошелся. Что ж. Пусть устраивает свою жизнь. Если не опоздала уже. А он? Уж как-нибудь. Придется побеспокоиться на этот счет. Неохота только в Москву пилить, тусоваться в обрыдших компаниях. Но, кажется, придется.

В зернохранилище стояла тишина. И время не уборочное и час для села уже поздний. Роман поинтересовался у запыленного, страдающего давним похмельем тракториста, где найти Кузьмина, и отправился к выцветшим деревянным вагончикам. Кузьмин обнаружился во втором из них. Он лежал на потемневшем от грязи топчане, положив голову на подушку, естественный цвет которой разобрать было невозможно. Морщась от запаха грязи, пота, перегара и еще неизвестно чего, Роман потряс его за плечо. Человек застонал, сел и тупо смотря перед собой, повел перед лицом дрожащим пальцем, готовясь вновь провалиться в обморочное состояние.

– Николай Егорович!

Роман достал из взятого с собой пакета бутылку водки, постучал ею по грязному заплеванному стакану, откупорил и налил половину. Кузьмин уставился на поданную емкость, втянул ноздрями воздух, ухватился за водку скрученной пятерней, выдохнул и опрокинул содержимое  в рот. Следующие несколько секунд он молча сидел, закрыв глаза и поводя плечами. Затем неожиданно резво вскочил, взял из рук Романа начатую бутылку, сунул ее под топчан, выудил оттуда кусок коричневого хозяйственного мыла и выскочил на улицу. Роман вышел следом. Кузьмин умывался. Из прилаженного к бетонной стене резинового шланга била холодная струя. Он стоял, широко расставив ноги в замасленных брезентовых штанах, сбросив себя все остальное тряпье, и намыливал лицо, голову, шею, плечи, руки, живот.

– Эй! – неожиданно трезвым голосом позвал он Романа. – Гринго! Полей-ка.

Роман взял шланг и направил струю на худую и мускулистую спину. Кузьмин фыркал, прогибался, опираясь рукой на выщербленную бетонную плиту. Наконец разогнулся, вытерся тем, что с себя снял, предварительно вывернув наизнанку, и бросил все это тут же.

– Курить есть?

Роман молча протянул сигарету. Перед ним стоял пожилой, но еще крепкий мужик, состоящий казалось из одних сухожилий, узких, но крепких мускулов, обтянутых темной от загара кожей. Закурив, мужик выпустил дым, прищурившись, внимательно посмотрел на Романа красным от постоянного подпития глазом, собрал в кулак жиденькую седую бородку.

– Что еще принес?

Роман зашелестел пакетом.

– Хлеб. Колбасы одесской кружок. Две скумбрии.

– Давай сюда.

Через секунду пакет с продуктами также исчез в недрах вагончика. По легкому блеску в глазах вновь появившегося Кузьмина, Роман понял, что содержимое бутылки уменьшилось еще на несколько хороших глотков. Мужик подошел к Роману, протянул крепкую ладонь:

– Николай Егорович Кузьмин. Бывший учитель истории из местной школы. Теперь на пенсии. Охранник данной территории. По совместительству – алкоголик. За чем пожаловали?

– Роман, – представился Роман, слегка удивленный стремительной метаморфозой, произошедшей с только что умиравшим человеком. – Помощь ваша нужна.

– Помощь – это можно, – согласился Кузьмин, доставая из-за уха заначенный окурок. – Только если в богоугодном деле. Если насчет комбикорма или там зерна, то не по адресу. Я в расхищении народного добра не участвую. Даже за пол-литра. По этому вопросу к новым хозяевам. К директору не советую, а агроном, или скажем, агрохимик посодействуют точно. За  приемлемую мзду посодействуют в ограблении родного хозяйства.

– Нет, комбикорм не нужен, – покачал головой Роман. – Мне посоветовали к вам обратиться насчет крыс. Кот мне нужен.

– Ну, здоров брат, – удивился Кузьмин. – Неужто в  совхозе кошачья порода перевелась?

– Да нет, не перевелась, – вздохнул Роман. – У меня-то кота нет, я здесь живу только с весны до осени. На Пионерской улице. Третий дом. Но вот с неделю как появились крысы. Отраву не едят. А размером не меньше чем с кошку. Так что мне посоветовали только к вам.

– Ну, раз посоветовали, – Кузьмин вновь собрал в кулак бороду, задумался. – Если размером с кошку, то это крыса выдающаяся. Хотя на поверку, когда увидишь такую штуку наяву да в задавленном виде, обнаруживается, что половина этого размера хвост, а другая половина собственный испуг. Ну да ладно. Вообще я тебе скажу, что в таких случаях лучше помогают кошки, а не коты. Особенно если с котятами, то она насмерть биться будет. Хотя и не факт, что справится. Крысы они же редко по одиночке. Но у тебя, если тебе не почудилось, случай особый. Есть у меня тут один зверюга. Хвастаться не буду, но вот уже года три, как на всей этой территории не только крыс и мышей, но и котов не особенно встретишь. Такая, прямо скажем, абсолютная котовая монархия. Собаки, веришь, не приживаются. Хотя, последнее не очень хорошо.

– Ну, так вы можете мне помочь?

– Я, нет, – озорно улыбнулся Кузьмин. – Кот сможет. Только, во-первых, это тебе будет стоить еще два пузыря.

– Не слабо вы оцениваете своего крысолова! – удивился Роман.

– Ну, ты не торгуйся, – успокоил его Кузьмин. – Ты просто еще этого зверя не видел. Во-вторых, я тебе его даю на день, два – не больше. Ему этого хватит, будь уверен. Кормить его ни в коем случае нельзя. Ничем. Не волнуйся, с голоду не умрет. И еще, принесу я кота сам. Мне его еще поискать надо будет, и подумать, как донести, чтобы он мне самому глаз не выцарапал. Так что имей в виду, что трогать его руками не надо. Оставишь в доме и жди результата. Да держи окна и двери закрытыми, а то уйдет. Ну, а как дело будет сделано, дверь откроешь. Он сам дорогу домой и найдет.

– А как я узнаю, что дело сделано?  – спросил Роман.

– Узнаешь, – подмигнул Кузьмин. – Не волнуйся. Сейчас сразу в магазин дуй и жди меня дома, потому что если тебя не будет или водки, я животину в аренду не сдам. А дом номер три по Пионерской я знаю. Там когда-то  приятель мой жил. Так что не сомневайся. Жди.

– Ну, вы уж не подведите, – собрался уходить Роман. – А то я как увидел, понял, что не усну теперь. Такая крыса может и горло перегрызть.

– Не сомневайся, через пару часов буду. Покедова.

– А почему гринго? – остановился  Роман.

– А что не нравится? – засмеялся Кузьмин. – А кто же вы есть то, приезжие? Ты не обижайся! Комплимент это, однако.


Через два часа Кузьмин не пришел. Роман засунул купленную водку в старый холодильник, раздвинул занавески, вымел пол, смахнул пыль с подоконников и полок. Расставил вдоль стен холсты, вскипятил на керосинке чайник, перекусил и начал перебирать сваленные на комоде детективы в потрепанных обложках, надеясь занять голову или попросту убить время. В дверь постучали.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации