Текст книги "Древнее китайское проклятие"

Глава пятьдесят четвертая. Конец затмения и небольшой локальный Армагеддон

Герман

Проснулся утром. Один. Ушла? Знает, что я ни минуты без нее не могу.

Ошейник на шее. Кандалы на руках. Как я их раньше не замечал? К чему цепи, если Любовь?

А может, это не любовь? Раз цепи. Какая уж тут любовь.

А это что за тряпка на шее болтается?

Ее чулок.

Когда же ты вернешься, любимая?

– У нас могут быть проблемы, сестричка. Работа не выполнена еще и наполовину, а он все чаще возвращается. Теперь его ни на минуту нельзя оставлять.

– Нужны более радикальные меры, братец. И я их приму.

– Как тебя зовут?

– Пуфик.

– Нет, я передумала. Теперь тебя зовут Песик и ты будешь моей собачкой. Моей комнатной собачкой. Ошейник у тебя уже есть. Лизни мамочке ручку. Хороший мальчик.

«Фарт, покровительствующий только реальным пацанам, вложил в руку героя стингер, мантру заветную произнес, и отправился великий герой нечестивцев уничтожать…»

Эта фраза была единственной на мониторе. Странная какая-то фраза. Никогда не думал, что в одном предложении могут сочетаться слова «стингер» и «мантра».

Кто это написал?

А, это же я написал. Комнатная собачка.

Вот и ноутбук на коврике стоит. А коврик у кровати хозяйки. Все правильно. Домашние любимцы должны спать неподалеку от своих хозяев.

А изредка их даже приглашают в хозяйскую кровать.

Стингер. Мантра. Почему именно так?

И почему из всего предложения только эти два слова полужирным шрифтом написаны?

Подсознание шутки шутит? Стингер – мантра.

СтинГЕР-МАНтра.

Герман.

Зар-раза!

И много я этой фигни насочинял? Ого, порядочно. На пять авторских листов потянет.

Ну-ка, почитаем. «Рождение Бакса». «Рейтинг правит бал». «Свадьба Бакса и Евры».

Стыдно-то как!

«Фарт смелых любит».

Неужели это все я?

Так это сколько я здесь?

«Березовский лишается расположения богов».

Ну, ты и… гм, негоже так о женщине.

Сам хорош. Маг называется. Человек разумный и трезвомыслящий. Чем мыслил, когда эту белиберду сочинял?

– А почему это ты не работаешь, Песик?

Нет, отрицать бессмысленно, внешность у нее потрясающая. Изгибы, пропорции. Но одевается слишком вульгарно. Не богиня, а работница борделя.

И такая же глупая. На что я повелся? На фигуру? На личико симпатичное?

Она же пустая внутри. Она же только для постели и создана и вне постели ничего собой не представляет.

Кукла.

– Я задала тебе вопрос, Песик. Почему ты прекратил работу?

– Надоело, – ответил я.

– Да как ты сме… Почему ты так говоришь со мной, любимый?

– У тебя очень точное имя, – сказал я. – Я не смог бы подобрать лучше. То, что у нас с тобой было, – это не любовь. Это порнография.

Ее личико исказила гримаса ярости.

– На колени, раб!

Я пожал плечами, и тут ее взгляд упал на обломки ноутбука.

– Что ты наделал?

Я покачал головой, и оковы упали с меня. Когда-то я надел их на себя сам, но это была моя большая ошибка. У нее больше нет власти надо мной.

– Ты ничего не добьешься, смертный. У нас есть распечатки.

– Но у вас нет продолжения.

– Кто-нибудь напишет его за тебя. И когда мы придем к власти, наша месть будет страшна. Ты проклянешь этот день. День, когда ты вызвал мое неудовольствие!

– Ты не слишком очаровательна, когда сердишься, – сказал я, и одежда вернулась на мое тело.

Тогда она бросилась на меня. Разъяренная фурия в сексапильном прикиде. Я увернулся от ее броска, и она упала на кровать.

– Подожди следующего, – усмехнулся я, помахал ей ручкой и пошел на выход.

Она разорвала подушку, и над кроватью пошел снег.

На выходе меня ждали трое. Вован, Фарт и Борис.

Последний явно не ожидал меня увидеть, потому как на лице у него застыла изумленная гримаса. Но пистолет, направленный на меня, стоящего в дверном проеме, не дрожал.

– Ты? – удивленно спросил он.

– Я.

– Ты вернешься и закончишь начатое, – приказал Фарт.

– Не думаю.

– Тогда ты умрешь. Боря, завали его.

Ну что ж. Так тому и быть. Я приготовился отбивать пули или в худшем случае переваривать свинец.

Борис почему-то медлил.

– Убей его, если хочешь по-прежнему пользоваться моим покровительством.

Это уже я немного перефразировал. Потому как в оригинале фраза звучала так: «Вали его, если моя крыша тебе и дальше катит».

– Нет, – тихо сказал Борис. Вид у него был не слишком уверенный. И не слишком верующий. – Я его знаю. Он хороший парень, нам помогал, и вообще… Неправильно это. Не по понятиям.

– Что? – так же тихо спросил Фарт. – Я сейчас не понял. Ты на кого попер? Совсем рамсы попутал?

Мне показалось, что в этот миг Фарт слегка сбавил в объеме. И росту в нем тоже поубавилось. «Слишком мало верующих, – подумал я. – А тут еще сомневающиеся нашлись».

– Не было фарта, – сказал Борис. – Не было. Никогда не было. Ну и не надо.

Он выстрелил Вовану в грудь, и когда тело его бывшего адъютанта упало на пол, рост потенциального бога уменьшился еще на пару сантиметров.

Но сам Борис хоть и сомневался, а все же продолжал в него верить. Потому что никаким другим образом нельзя объяснить тот факт, что Фарт оторвал ему голову.

Не вошедший в полную силу бог ничего не сможет сделать человеку, который в него не верит.

И стал еще меньше. Теперь наш рост почти сравнялся, и я уступал ему какой-то жалкий десяток сантиметров.

– Нельзя так с верующими, братан, – сказал я.

Его рука потянулась ко мне, но застыла на половине пути.

– Я все равно тебя достану, – пообещал он. – Землю буду грызть, а достану. Веришь?

– Ответ спроси у Станиславского, – хохотнул я.

В колонном зале я встретил Двуликого Рейтинга.

– Молодой человек, вы даже не понимаете, сколь чудовищна ошибка, которую вы совершаете, – затараторил он сразу на два голоса. – Ведь в данный момент вы противопоставляете себя всему обществу, которое создало нас, и тем самым беретесь его судить, а эта функция не свойственна…

Я не стал ему отвечать. Несколько десятков метров он бежал за мной, вещая мне в ухо и пророча самые жуткие последствия, но потом отстал.

Тяжелая артиллерия ждала меня у лифта. Главная сладкая парочка нового русского пантеона. Бакс Всемогущий и жена его Евра.

– Стой, дурак, – сказал Бакс. – Неужели ты думаешь, что сможешь что-то изменить?

– Может быть, и не смогу. Но помогать вам точно не буду.

– А может, тебе больше по вкусу Коммунизм? Может быть, ты все-таки считаешь, что деньги – зло?

– Не совсем. Против денег я ничего не имею. А вот лично вы мне сильно не нравитесь.

– Глупец.

– С дороги, идол.

– Здесь ты не пройдешь.

Они с женой стояли плечом к плечу, и выражение их лиц напомнило мне отца Павлика Морозова.

– Значит, я найду другую дорогу.

Я повернулся к ним спиной, и тут на мое плечо легла тяжелая рука бога.

Значит, не зря он пантеон возглавил. Верят в него многие уже, если материальность проявляться стала. И еще какая материальность!

Развернул он меня и прямо перед собой поставил.

– Дурак ты, – сказал он. – Дураком был, дураком и помрешь. Сам посуди, час мой близок, и скоро я обрету могущество, о котором ты, смертный, не имеешь ни малейшего представления. И что, ты всерьез думаешь, что его надо использовать на благо людям?

– В общем-то да.

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Уже сейчас я могу многое, а скоро буду способен на гораздо большее. Я могу, например, избавить население вашей страны от комаров. Это полезно? Это благо?

– Средство от комаров уже изобретено. Оно называется «Фумитокс».

– Неважно, – не унимался Бакс. – Избавить его от крыс, от тараканов, от ожирения, алкоголизма или перхоти. Я могу это сделать, но станет ли человечество от этого счастливее?

– Определенно, станет, – сказал я.

– Но намного ли? – спросил он. – И надолго ли? Многие религии пытались изменить вас, сделать вас лучше и совершеннее. Вас учили, вам вбивали в головы, что каждый человек – это собственная вселенная. Со своим миром, своими чувствами, своими законами. Но вы не видите этой вселенной. Большинство из вас о ней даже не знает. Вы воздвигаете себе искусственные барьеры, вы начинаете мыслить категориями своей страны, своего города, своей квартиры, своей дачи. И ваша Вселенная съеживается до крохотных размеров. Люди должны думать хотя бы категориями планет. Человек может и должен думать категориями вселенных. Человек должен думать, но можем ли мы, ты или я, его заставить? Вы могучи, вы порождаете богов силой своего воображения и своей веры и добровольно отдаете свое могущество нам. Так скажи мне, маг, заслуживаете ли вы в таком случае кого-нибудь лучшего, нежели я?

Руку с моего плеча он так и не убрал и с каждым новым предложением сжимал пальцы все сильнее. Этак он мне плечо раздробит.

– Ты не ответил на мой вопрос, маг. Заслуживаете ли вы?

– Может, и нет, – сказал я. – Может, и не заслуживаем.

– Будда не был богом! – уговаривал Бакс. – Он был рожден человеком, что не помешало ему основать религию, которая до сих пор собирает миллионы верующих. Правильные мысли, правильные действия, правильная медитация, умеренность. Почему так мало людей следуют его идеям? Ведь это добрая, мирная религия, и реки крови не проливались во имя принца Гаутамы. Но что такое несколько миллионов верующих по сравнению со всем населением Земли? Почему так мало? Потому что Будда призывал людей измениться, а они не хотят перемен. Так давай дадим им то, чего они хотят. Супермаркет веры открыт. Каждый выбирает бога в той упаковке, которая ему нравится. Посмотри на них. Вот они все, стоят перед тобой.

Я оглянулся. Действительно стоят, а я и не слышал, как они подошли. Даже новые лица появились.

Ага, вот этот, с лицом пропитого алкаша, наверное, какой-нибудь Градус, покровитель пьяниц. А эта полная матрона? Никакого, представления. Не вызывает она у меня никаких ассоциаций.

И все смотрят на меня. Фарт – с ненавистью, Рейтинг – с жалостью, Порно – с презрением. Новые тоже как-то не слишком добро смотрят. Гадюшник какой-то, а не пантеон.

Со всех сторон обложили. С боем прорываться придется.

– Боги бандитов, продажных политиков, олигархов и проституток! – Когда я перечислял, поименованные кривили лица, но не возражали. – Неужели во всем вашем новом пантеоне нет ни одного бога нормальных, добрых, честных, интеллигентных людей?

– Какой-то старикашка обретался в нашей стране еще до прихода к власти Коммунизма, – сказал Бакс, презрительно складывая губы. – Может, и сейчас жив, кто его знает. Только есть он – никто, и звать его – никак. Слишком мало людей верит в доброту и честь, а норма – это понятие преходящее. Люди верят в меня! И вера их все сильнее.

Словно подтверждая этот тезис, он сжимал пальцы, лежащие на моем плече.

– Удивлен? Ты все еще не веришь в меня? Только мне это уже все равно. Вчера утром в продажу поступила первая часть той мифологии, которую ты создал. Книга расходится неплохо, и каждый, кто ее прочитал, уверовал, так что моя сила – результат твоего труда. Не ты породил меня, но ты дал мне силу.

Это я, конечно, погорячился.

Хорошо, сумел вовремя остановиться. Если бы дело было доведено до конца…

А вовремя ли? Может быть, процесс необратим и мой отказ писать вторую часть мифологии уже ничего не изменит?

Знаете, что было самое поганое? Самое поганое было то, что Бакс говорил. Я слушал его, и мысли его были правильны. Мы породили именно его, и значит, мы не способны породить никого другого. Для создания религии нужна вера миллионов, миллионы верят во всемогущий доллар.

Вот он – Бакс.

Я скинул его руку со своего плеча. Несмотря на железную хватку, это оказалось легче, чем я думал. Миллионов верующих у него еще нет.

Но с моей помощью – будут.

– Зачем тебе куда-то идти? – поинтересовался Бакс. – И куда ты собрался? Будешь бегать по магазинам и скупать весь тираж своей собственной книги? Или собираешься вещать на площадях, что деньги – зло и тлен, секс – грязь и тлен, политика – вранье и тлен? Что надо думать о чем-то другом, более возвышенном? Как думаешь, много народу соберется выслушивать твои проповеди? И как скоро приедут санитары, которые увезут тебя по правильному адресу? Ты можешь остаться здесь и получить все, и ты можешь уйти и все потерять. Тебе нас все равно не остановить. Что ты выберешь?

– Не вас, – сказал я.

Порно прыгнула мне на спину, как дикая кошка. На мгновение в душе колыхнулись прежние желания, но теперь она не могла взять надо мной власть. Она продолжала шептать что-то мне в ухо, когда я изогнулся и бросил ее через плечо.

Прямо в надвигающегося на меня Фарта. Двое новоявленных божеств повалились на пол, с визгом и нецензурной руганью, исторгавшимися из двух глоток. Бакс и его супруга по-прежнему блокировали лифт, поэтому мне пришлось перепрыгнуть через голову Рейтинга, в три прыжка пересечь колонный зал и выпрыгнуть в окно.

Окно оказалось бронированным.

Я упал обратно на ковер, зверски ныло плечо.

– Ах, почему люди не летают, как птицы, – ехидно процитировал Бакс, и в моем поле зрения появился его ботинок. – Куда ты хочешь уйти, маг? Туда, в город? Это теперь мой город. Знаешь, я ведь могу сделать твою жизнь крайне неприятной. Деньги будут обходить тебя стороной, они будут утекать у тебя из-под носа, и ты лишишься всего. Квартиры, работы, друзей. Ты будешь проклинать тот день, когда навлек на себя мой гнев, и ты будешь завидовать тем, кто уже умер, ибо жизнь твоя будет хуже смерти.

Я встал. За его спиной было видно, как сюда подтягивается остальной пантеон.

И я понял, что уходить отсюда нельзя.

Потому что, если я сбегу, этим признаю, что они сильнее. Что я их боюсь. Что они есть. И даже если я потом найду в себе силы вернуться, с ними будет уже не совладать.

Я щелкнул пальцами. Колдовать здесь было очень сложно, все равно что подниматься по склону горы во время лавины, и вместо заказанного меча в руке у меня оказался короткий кинжал.

– Сделай им себе харакири, братан, – посоветовал Фарт.

Они выстроились полукругом. Посередине был, конечно, Бакс. По правую руку от него стояла Евро, слева был Рейтинг. Фарт, Порно и двое новеньких занимали места по краям.

Гермес

– Я в тебя верю, – сказал Герман, и эти слова изменили все. Нет, мир остался прежним, и Солнце по-прежнему занимало свое место на небосклоне, и люди остались теми же, и проблемы их были те же, изменился только я.

И моя личная вселенная.

Я в тебя верю.

Никто никогда не говорил такого ни одному богу. Без всяких ритуалов, без молитв и жертвоприношений, без клятв и обетов. Без долгих заверений и нудных восхвалений. Просто глядя в глаза.

Конечно, он не верил в меня как в бога. Но такой верой, слепой и бездумной, не требующей доказательств основанной лишь на страхе и корысти, я был сыт по горло. Смертные придумывали себе богов, а потом поклонялись нам, требуя с нас того, чего не могли получить сами.

Смертные все время чего-то от нас хотят. Защиты, благополучия, помощи в войне и любви, богатства, славы мудрости или справедливости. Как будто они не способны сделать все это без нас. Это вполне в их духе – придумать кого-то, чтобы потом обвинить его в своих бедах.

Неурожай? Боги прогневались. Мор среди коров? Кому-то опять не угодили.

А кормить коров пробовал? А сорняки пропалывать пытался?

Ограбили по дороге – боги не охранили. А фигли ты прешься с деньгами и без охраны, раз сам за себя постоять не можешь?

Взяли на краже с поличным. Гермес отвернулся. Тебя посадят, а ты не воруй.

Покровитель воров, я никогда не был хорошим богом. Я тоже играл на самых низменных желаниях смертных, стремясь прибавить себе силы.

Но Герман не хотел от меня никакой помощи. Все, что я сказал ему тогда, он прекрасно понимал и сам, а я только помогал ему формулировать. Он знал, что я не могу ничем ему помочь, знал, что я не могу его защитить или придать ему сил. Знал, что не могу уничтожить его врагов или тех, кого он провозгласил своими врагами.

Знал, что я не могущественнее его и не могу решать его проблемы.

А потому он не мог верить в меня как в бога.

Он верил в меня как в друга, готового оказать посильную поддержку, подставить плечо, дать совет. Никто никогда так в меня не верил.

Я помогал ему, а он помогал мне. Не тем, что, втайне от меня посмеиваясь, приносил мне жертвы. А тем, что разговаривал со мной, спорил, заставлял меня вспомнить, что я еще жив.

Я мог бросить верующего в беде. По сути дела, я часто так поступал.

Но я не мог оставить в беде друга.

– Что-то ты зачастил в Тартар, внучок. Я даже соскучиться не успел.

– Надо нам с тобой поговорить, дед.

– А что мы еще можем делать в Тартаре? Только разговаривать. Что ты хочешь узнать?

– Почему?

– Почему что?

– Почему ты здесь?

– Потому что так решил мой сын и твой отец. В той войне я был проигравшей стороной.

– Не верю. Что такое папина молния по сравнению с мощью повелителя времени? Чуть-чуть шума, чуть-чуть света. Ты мог уделать папу в любой момент, но не захотел. Почему?

– Ты всегда был самым умным в нашей семье, внучок. Не буду врать. Я добровольно сложил с себя власть и ушел сюда. А Зевс придумал эту историю с войной, потому что захотел взойти на трон красиво. И его поколение его поддержало. Какие причины заставили меня сделать это? Ты за ними сюда пришел?

– В числе прочего.

– Я понял то, что рано или поздно понимает любой из нас. Смертные создают нас, но они не нуждаются в нас. Более того, мы мешаем им, сковываем их, вешаем шоры на глаза. Без нас жить им было бы гораздо легче.

– И ты начал с себя?

– Время – не та стихия, с которой можно заигрывать. Время лучше всего предоставить самому себе. Пусть течет. Боги не нужны людям, а особенно сильно им не нужен я. Иначе они только и будут делать, что просить меня повернуть время вспять. Вернуть утраченное. Войти в одну и ту же реку во второй, третий, десятый раз. Это тупик.

– И ты ушел. Ушел, но оставил вместо себя своих детей, не таких мудрых и не таких понимающих. Решение, которое потребовало смелости, не так ли?

– Мы не можем изменить смертных. Они не избавятся от нашей обузы, пока сами не поймут, что это обуза.

– Почему ты не увел детей за собой?

– Каждый решает сам. Я никогда никому не навязывал своего мнения.

– Ты так же могуч, как и раньше.

– Брось, внучок. Никто на Земле даже не помнит моего имени.

– Крон. Кронос. Хронос. Все люди верят в понятие времени. А ты и есть время, дед. Ты так же могуч, как и раньше, даже еще более могуч, потому что смертные научились ценить и уважать время.

– Даже если и так, что с того? Зачем ты пришел и нарушаешь покой этого места?

– Мне нужна твоя помощь.

– Тебе? Глядя на тебя, как ты скачешь из Дромоса в Дромос, размахивая своим кадуцеем, я думаю, что ты нашел свою нишу и даже не вспоминаешь о былых временах. Ты слишком активен для бывшего, внучок, и я не думаю, что тебе может потребоваться помощь.

– Помощь нужна смертному.

– Исключено. Я давно не вмешиваюсь в дела смертных и не собираюсь делать это сейчас.

– И такова цена твоей благодарности?

– Благодарности? За что я должен быть им благодарен?

– За то, что они создали тебя.

– Лучшей благодарностью для них был мой уход.

– Твое место заняли другие.

– Это не мое дело. Я не несу ответственности за все человечество.

– Ага. Ты добровольно запер себя в этой тюрьме, живешь и в ус не дуешь, думаешь, что можешь остаться в стороне. Ты самый могучий из нас. Усилием воли ты можешь изменить мир, вернуть нас на Олимп или сбросить нас сюда, в самые глубины Тартара. Но ты не делаешь ничего, найдя успокоение в наблюдениях и медитациях. Так позволь я скажу тебе кое-что, дед. Наш долг перед человечеством огромен, и мы не можем полностью искупить его, пока живы.

– Уже уходишь?

– Да.

– Что будешь делать?

– То, что считаю нужным.

– Тебя убьют там, внучок.

– А ты, оказывается, информирован куда лучше, чем пытался прикинуться. Что тебе за дело: убьют меня или нет? Ты свою сторону выбрал.

– Я жив. Я могу сменить свое мнение.

– Ты мертв, дед. Сидя здесь, ты мертв. Здесь нет жизни.

– Ты не боишься разгневать меня, внук?

– Нет.

– И правильно делаешь. Ты всегда был моим любимцем. Пошли. Будем искупать долг.

У выхода нас ждала проблема. Три проблемы. Три скалоподобных существа стояли бок о бок, и непонятно было, кому из них принадлежат эти руки и головы.

– Но пасаран, – сказал Бриарей. – Вам не пройти.

Гиес и Котт кивнули.

– Я скоро вернусь, – сообщил Крон. – Только воздухом подышу.

– Вам не пр… агу… ыыыыы…

Три ребеночка по центнеру веса в каждом лежали на полу и забавно загребали воздух тремястами пухленькими ручками. Из полутораста глоток доносился плач, от которого хотелось выть самому. Но скоро он был уже не слышен.

Герман

– Один на один, – сказал я. – С любым из вас. Со всеми по очереди. Или со всей толпой. Выбирайте.

– Думаешь, этот ножик тебе поможет? – спросил Бакс.

– Да, – ответил я, и кинжал стал длиннее на добрых полметра. Теперь это был полноценный меч.

– Хорошо. – Бакс кивнул своим мыслям. – Тебе предлагали жизнь, но ты выбрал смерть. Фарт, разберись.

– Но…

– Он верит в нас, – сказал Бакс. – Иначе он не попытался бы бежать. И не пытался бы нас убить. Он в нас верит, и это делает его уязвимым.

– Вот и хорошо, – согласился Фарт, снимая со стены здоровенный тесак. – Сейчас я тебя, братан, на фарш рубить буду.

– Любимый, может, ты передумаешь? – спросила Порно. – Нам же было хорошо вместе.

– Лучше уж на фарш, – сказал я.

Маги во все времена отдавали должное фехтованию. Пуля – дура, говорил Суворов. Он был прав. Когда ты пользуешься огнестрельным оружием, твой успех или твоя неудача зависят не только от твоей меткости, но и от удачи, а удача капризна.

Фехтование же сродни магии. Чем больше ты знаешь и умеешь, чем выше твой личный уровень мастерства, тем больше у тебя шансов на успех. Фортуне нет места ни в фехтовании, ни в магии. Результат заклинания не может зависеть от удачи. Он зависит только от того, правильно ли ты это заклинание составил.

Юнец на дуэли может случайно застрелить опытного бойца. Но зарезать – никогда.

Фарт не был опытным бойцом. Я, впрочем, тоже. Но я хоть знал, что я делаю, а он полагался только на свою физическую силу и магию своей клички.

– Это за Бориса, – сообщил я ему, пронзая мечом грудь бога уже на третьем выпаде. Фарт удивленно посмотрел на меня и рухнул на пол. Он был бездыханен.

– Нет Фарта, – пробормотал Бакс, констатируя неудачу своего подчиненного. – Видно, правду говорят, что если хочешь что-то сделать, делай это сам.

В его руках появился меч. Большой такой меч, двуручный.

– Все вместе, ребята, – сказал он, и в мгновение ока толпа богов оказалась вооружена.

Я описал мечом полукруг перед собой, и лезвие срезало прядь волос с очаровательной головки богини секса.

– Ой, – сказала она и сделала шаг назад. – Война – не моя стихия.

– Хочешь жить, сестричка? – прорычал Бакс. – Тогда вперед!

В этот момент потолок пентхауса треснул и в пролом заглянуло солнце. А в вышине была видна только синева. Боги озадаченно уставились вверх, ожидая подвоха.

В пролом спустились двое. Одним из них был мой старый знакомый Гермес, но на этот раз я его едва узнал. Вместо легкомысленного пьяницы и прощелыги передо мной стоял прекрасный юноша с разгневанным лицом, и змеи на его кадуцее шипели и извивались, капая ядом.

Его сопровождал зрелый мужчина, плотного телосложения, с кустистыми бровями и лихо загнутыми усами а-ля Буденный. Его одеяние переливалось всеми цветами радуги и даже теми цветами, которых в радуге не было. Его фигура дышала непреодолимой мощью, происхождение которой я не мог тогда постичь.

– Мы зря пришли сюда, внучок, – сказал он. – Твой друг в состоянии решить все свои проблемы без нас. Он уже начал это делать.

Дед Гермеса указал на мертвое тело Фарта.

– Рад видеть тебя в полном здравии, Герман, – сказал Гермес.

– Это еще кто такие? – спросил Бакс. Сейчас он совсем не выглядел всемогущим. Скорее жалким и растерянным.

– Ты можешь убить их сам, – сказал Гермес. – Я вижу, что можешь. Но стоит ли пачкаться? И что, получается зря я вытаскивал дедушку из Тартара? Сделай одолжение, позволь ему заняться ими.

– Охотно, – согласился я.

Желание убивать бесследно исчезло, осталась только брезгливость. И знание того, что я могу это сделать. А раз я знаю, что могу, неважно, кто сделает это за меня. Не зря же Гермес дедушку из Тартара вытаскивал, небось это ему дорого стоило.

Крон пожал плечами.

Боги нового русского пантеона начали изменяться на глазах. Они старели. Появлялись морщины, спины сгибались под грузом прожитых лет, набухали вены, глаза становились красными и больными. Порно за секунду из прекрасной девушки превратилась в старуху. Бакс – в дряхлого старика.

Спустя миг они стали прахом.

Крон пожал плечами и посмотрел на меня.

– Человек, – сказал он, – ты мне нравишься. Ты способен решать свои проблемы самостоятельно, но этого не всегда бывает достаточно. Постарайся научить этому остальных. Ибо я не буду выбираться из Тартара каждый раз, когда вы придумаете себе новых богов, только для того, чтобы уничтожить их. Не ждите помощи и защиты, ибо вы сами можете помочь и защитить. Запомни этот совет старого бога. А теперь мне пора обратно в Тартар. И, внук, постарайся не беспокоить меня следующую тысячу лет.