Текст книги "Змей Горыныч"

– Ты, Никита, сослужил мне хорошую службу, заслужил себе в Новгороде не малую славу, побил много врагов христианской веры. Но многие подвиги твои не перекрывают твоих пороков и преступлений. И чародеев ты одолевал силой чародейской, а потому места тебе среди новгородских богатырей нет. Уходи лучше сам, уходи как герой, иначе все узнают, кто ты на самом деле. Вот тебе 50 гривен, бери и уходи, уходи один, люди твои здесь останутся.

Никита крепко обиделся на такие слова и пошёл к своим товарищам, чтобы вместе с ними уйти в леса на путь разбоя. Но верных ему людей, творивших с ним прежде разбои, почти не осталось, а богатырь Никола Северянин уже принял на себя командование отрядом. Лишь не многие остались верны своему старшине и захотели уйти с ним. Промеж них и собой Никита разделил поровну 50 гривен Вольги и убрался прочь из города, больше его никто там никто не видел. Вскоре все стали забывать про Никиту Кожемяку, на его место пришёл новый силач, так же крупный как медведь, да к тому же и любимец Вольги – Микула Селянинович. Характера он был доброго, но в бою ему не было равных. Вольга познакомился с ним, когда собирал ополчение, отступая от Волги. Микула одним из первых пришёл с целым отрядом из одной из окрестных деревень, чтобы помочь сражаться против чародеев. Он поразил Вольгу своей силой и силой своего коня, а также отвагой, проявленной во время отступления. Микула Селянинович, жертвуя собой, прикрывал отступающих товарищей и тем самым снискал себе славу и уважение. Никита же всех почестей был лишён, имя его было приказано забыть и не упоминать более, но его слава змееборца ещё раздавалась отголосками на Руси и спустя пять лет после его ухода из города, что и заставило Вольгу снова призвать его для войны с колдунами.

Глава 3.

Никола Северянин.

Никола из племени северян до войны жил в Неревском конце Новгорода, в самом тихом его уголке. Здесь относительно спокойно прошло обращение Новгорода в веру Перуна, затем так же почти без шума осуществилось и крещение. И всё же, сына пекаря нелёгкая занесла в богатыри. Сначала, ещё в молодости нужда заставила его пойти в наёмники. После нескольких лет службы и стычек с печенегами на разных заставах вернулся домой живым и лишь немного потрёпанным. На заработанные деньги Никола выстроил себе новый дом и даже успел завести семью. Но с ремеслом у него что-то не ладилось. То ли постоянная смена религий сказывалась, то ли засухи и отсутствие зерна, но пришлось Николе снова пойти в наёмники, а после крещения в христианскую веру и в богатыри. Однажды судьба свела его со змееоборотнями, ужас, испытанный в тот день, богатырь запомнил навсегда. Помнил, как их сотню разведчиков в раз разгромили страшные монстры, помнил, как несколько часов лежал в лесу раненный, умирая. Но на его счастье и счастье других, кто были ещё живы, появился здесь отряд земского сотника – Бориса Шапкина, который подобрал всех раненных и отвёз в стан киевских витязей. Вскоре сюда же доставили и Никиту Кожемяку лишь с двумя выжившими богатырями из сотни, братьями-скандинавами: Сигватом и Дьярви. До того момента Никола знал о Никите лишь по слухам и видел издалека, теперь же людинский голова стал его непосредственным командиром и был им до конца войны. Когда же Никиту изгнали, новым сотником стал именно Никола. Именно он взял на себя задачу убедить богатырей не поднимать бунта за своего сотника, в итоге Никита вынужден был уйти лишь с Сигватом и Дьярви, за ним последовал сотник Василий Колчан с тридцатью своими витязями, а вскоре ушёл и Борис Шапкин, которого в награду за его заслуги на войне не только не взяли в богатыри, но и приказали разоружиться. Никита затаил тогда злобу на Николу, Борис же, напротив, успел крепко подружиться с новым сотником, который предлагал ему даже вступить в свою сотню богатырём, но Борис не захотел оставлять своих хлопцев.

И вот теперь Никола должен был разыскать Бориса Шапкина. К тому времени была уже поздняя осень, приближалась зима, что значительно осложняло Николе его поиски. Не известно было, в какой деревне живёт бывший земский староста, ясно лишь было, что в городе Пскове его мало кто знал. Был один горожанин, торговавший сапогами на ярмарке из Пскова, который вроде бы состоял в хорошем знакомстве с Борисом, его и принялся искать Никола, как только с первым снегом прибыл в посад. В его поисках ему помогали его спутники, многие из которых когда-то служили ещё под командой Никиты. По всему городу искать тех, кто делает сапоги. А как находили, приценивались к товару, да только ничего не покупали, а всё спрашивали про Бориса. И не знал ещё Псков более привередливого покупателя, чем Никола Северянин. И всё же, некоторые торговцы убеждали его или других богатырей взять по паре отменных сапог. Никола уже начал хорошо разбираться в сапогах и набил себе хороший глаз на всякие детали, когда, наконец, нашёл нужного мужичка. Только тот уже лыка не вязал от хмельной браги, и заставить его что-либо вспомнить не представлялось возможным. Решили прийти завтра поутру. Пришли с восходом Солнца, а торговец уже никакой, и так ещё 6 дней подряд не просыхал, и лишь на седьмой день предстал перед богатырями в трезвом, но очень болезненном виде, и, конечно же ни о каком Борисе Шапкине не слыхал, и Николу не помнил. Тогда повели его богатыри в баню, растопили её как адское пламя, и отделали мужичка берёзовыми вениками так, что он вспомнил даже, как появился на свет, и стал рассказывать. Поведал он не много, сказал лишь, что село, где жил Борис, находится на псковской земле, сказал название его и вроде бы указал сторону, в которую нужно ехать. Но как туда добраться, не знал. С трудом богатыри нашли человека, который согласился показать им дорогу до этого мало кому известного села. И вот, пробираясь на санях через сугробы, прибыли они в нужное село на порог к Борису Шапкину. Никола тут же изложил ему все свои дела, сказал, что время не ждёт, и что нужно ему срочно найти Никиту, чтобы поставить его во главе войска.

– Видимо, Вольга совсем в отчаянии, – рассуждал Борис, – если хочет Никите доверить целое войско. Я бы и сам не доверил бы ему войска. Ведь Никитка-то, говорят, до сих пор чародейское ремесло не забыл. Да и времени много прошло, он уже не так силён, как прежде.

– Так ты приведёшь нас к нему?

– Я-то приведу, хоть бывал у него уже давно, ещё больше двух лет назад проездом. Но, скажу вам, Никита – отменный кожемяка и довольно небедно живёт. И хотите верьте, хотите нет, у него под Овручем новая семья, дочь-Ольга уже совсем невеста, говорят. То золото, что мы получили от Вольги, я потратил сразу, купил вола, а Никита накупил шкур и стал с ними работать. Сигват и Дьярви – наши варяги тут же прибились к нему, и дело у них очень быстро пошло на лад. Но хозяин у них всё равно Никита. Говорят, стал он скупым, жалеет каждую гривну.

– Вернулся к прежнему ремеслу? Видимо, мять шкуры выгоднее, чем их снимать. Ну, так когда сможешь отвести нас к нему?

– В путь можем идти хоть завтра, только вряд ли он согласиться. Никита теперь человек не бедный, а на Вольгу он обиду затаил. А все эти дела лихие и военные его уже не привлекают.

– Вот в это я ни за что поверю. Чтобы Никита прекратил лиходейничать и душегубствовать? Совсем на него не похоже.

– Не любишь ты своего бывшего сотника, Никола, – усмехнулся Борис, – а ведь в войну вы с ним душегубствовали вместе. Помнишь то село, где вас отравили, которое вы перебили под корень?

– Не напоминая, прошу тебя, – лицо Николы исказилось в гримасе боли, – мне до сих по ночам снится тот кошмар.

Я тогда только одного мужичка заколол, который на меня с топором накинулся. Но рядом была его семья, дети. А потом они и их….

– Ну, будет тебе, будет, – схватил его за плечо Борис. На Николу было страшно смотреть, казалось, он вот-вот сам совершит над собой страшную казнь за тот ужасный проступок, в который он случайно оказался вовлечён.

– На вот, вина лучше выпей, полегчает, – протянул ему кружку Борис. – Я тебя не осуждаю, приказ есть приказ. Либо выполни, либо погибни. И все же, думаю, тяжело тебе будет, если придётся опять под началом Никиты служить. Уверен, что хочешь к нему ехать?

– Надо, – отвечал лишь Никола.

И вот, поехали. Через метель, через вьюгу, под вой и свист зимнего холодного ветра, пробирающего порой до костей. Дорога выдалась не простая, а порой её и вовсе не было, приходилось пробираться через чистое поле, лошади уходили в сугробы по самое пузо, морды их закрывала снежная маска, которую они время от времени стряхивали. Никола и сам уже пожалел, что не дождался наступления весны и отправился в путь зимой. Но и по весне было бы не лучше, только вместо снега была бы непроходимая грязь и лужи глубиной с целые болота. Только летнее время подходило для дальних поездок на Руси, но до лета ждать было нельзя. И потому богатыри, что есть сил, пробирались, оставляя за собой издохших лошадей, и, наконец, добрались до Овруча. Именно на земле этого города жил известный змееборец Никита. Разыскать Кожемяку было не сложно, многие ремесленные люди его тут знали. И вот Никола вместе с Борисом Шапкиным и другими товарищами отправился в пригородное село, к богато убранной избе Никиты. Уже на пороге им встретились двое старых товарищей – варяги: Сигват и Дьярви. Оба брата такие же широкие в плечах, как и прежде, такие же могучие, один с русой бородой, другой с каштановой и такого же цвета длинными волосами.

– Вот так да, – произнёс Дьярви, завидев гостей, – кто к нам пожаловал. Старые товарищи, холопы Святослава Вольговича.

– Иди к нам, Борис, – произнёс Сигват, – что ты гуляешь с этими псами? Ты нам брат или им?

– Как ты нас называл? – не выдержал богатырь Семён Гривна, доставая из телеги свою секиру.

Другие богатыри, сражавшиеся прежде в отряде Никиты, а теперь путешествующие с Николаем, стали делать тоже самое.

– Да будет вам, будет, – произнёс Борис, – столько лет уже прошло. Вы, братья, лучше скажите, Никита дома?

– Дома, а по что он вам?

– Соскучился, увидеться хочу, – произнёс Никола.

– Он тебя видеть не хочет. Хотя, заходи, может он сразу тебе отвернёт голову, и поделом.

И вот вошли они все в избу, где был и сам хозяин. Сигват и Дьярви вошли первыми и доложили ему о прибытии гостей.

– Пусть войдут, сучьи дети, – произнёс Никита.

И вся компания в миг оказалась в большой горнице, в которой кожемяка и работал. Везде здесь висели шкуры, иные обработанные, другие свежие, прочие лежали в бочках с водой, ждали обработки, иные лежали в стопке на столе. Посреди всего этого добра с закатанными рукавами стоял Никита, такой же угрюмый, как и раньше, смотрел исподлобья. Такая же густая, но не длинная борода, только теперь появились седые волосы. Но это был он, их старый командир, с которым они в своё время так погуляли на Руси, что до сих пор никто не мог забыть.

– Чего надо? – спросил их грубым басом Никита.

– Я к тебе по делу, – произнёс Никола, – послал меня к тебе сам Вольга Святославович. Нужен ты нам и Новгороду.

– У меня ни с тобой, ни с Вольгой дел никаких нет и быть не может. Я теперь сам по себе. Вы меня предали, так убирайтесь теперь по добру, по здорову.

– Даже не хочешь узнать, что нужно от тебя Вольге? Он платит любые деньги, хочет, чтобы ты помог ему снова справиться с волшебниками и колдунами из клана Змея. У них теперь новый вождь – Змей Горыныч, сильнее него, говорят, у них вождя ещё не было. На нашем берегу Волги он уже построил свой город и разбил войско Хотена Блудовича.

– И что же Святослав без меня с ним не может справиться? – спросил Никита и вдруг расхохотался, а вместе с ним

засмеялись Сигват и Дьярви, улыбнулся и Борис.

Никола же с товарищами решительно не понимал, над чем они так хохочут.

– Всё бы отдал, – заговорил Никита, – чтобы посмотреть, как Змей повесит Святослава. Он помнится, испугался моей правды, я ведь едва, было, его место воеводы не занял. А теперь вот пришла расплата за его грешки. Что ж, посмотрим, какой он без меня герой.

– А ты, поди, сам хотел стать воеводой в Новгороде? – совсем не добро заговорил Никола Северянин, – я твоё прожорливое пузо знаю. Хотел и через Вольгу, и через Хотена, и через Потамия Хромого, и через других богатырей переступить. До только накоси, выкуси. Только и можешь теперь, что зубы скалить на Вольгу.

– Ах ты пёс! – прокричал Никита и уже готов был наброситься на своего старого товарища. Все богатыри замерли как львы перед броском на добычу, а Борис встал между Никитой и Николой, пытаясь их сдержать.

– Уходи, Николай, – говорил он, – я же говорил, что он не захочет. Ступай по добру, по здорову, а то зашибёт.

– Неужто ты думаешь, я боюсь его? – произнёс Николай, – это раньше он был силач, одним ударом убить мог. А теперь он стар и напуган. Его прозвали змееборцем, но это имя ничего не стоит, ведь он не лучше других сражался с оборотнями. А сейчас наш враг – сильнейший оборотень на свете, о трёх головах, таких ещё не было. Я и сам испугался, когда увидел его впервые. Но ничего, я снова пойду на него, а ты оставайся, прячься здесь.

Никита вдруг перестал напирать на Бориса и пошёл в другую сторону, к столу, на котором лежали шкуры. Молча он взял двумя руками сложенные вместе три шкуры, напрягся и разорвал их как бумагу, а затем отшвырнул обрывки в сторону

– Поди вон, Вольгин холоп, – бросил он Николе.

И Николай, полный гнева, вышел прочь, а за ним отправились и его товарищи, поражённые силой Кожемяки. Вышли и Сигват с Дьярви, остался один Борис.

– И ты теперь с ними? – укоризненно, но уже снисходительно спросил его Никита.

– В чём-то он прав, Никита. Мы стареем, мы не вечны, и силы наши уходят. А душа ещё просит хоть разок погулять на Руси, как раньше, как в молодости. Показать, что мы на что-то ещё способны. Никита, 5 лет уже прошло, никто уже в Новгороде не помнит про наше изгнание и про наш позор. А вот как ты давил змей, помнят все.

– Погулять, говоришь? – задумчиво произнёс Никита, усаживаясь на лавку, – это можно, конечно. Но я и здесь не плохо разгулялся. Все меня бояться, я сам себе голова. А Василия Колчана сможешь разыскать, знаешь, где он?

– Слыхал, будто он купечеством занялся, немало добра себе нажил. Ему теперь все эти дела не интересны.

– Эх, плохо ты Ваську знаешь. Он для того и пошёл в купцы, чтобы гулять по морям, чтобы чувствовать ветер в душе, как он говорит. Он пойдёт, я знаю. Особенно если узнает, что я пошёл. Без Васьки будет совсем скучно.

– Ну что ж, на том и решим. Я тогда за Васькой поеду, а ты уж гостей прими, как положено, по-людски.

– Да нет уж, Борис, хватит с меня. А что, этот Змей и впрямь так страшен?

– Он одолел Гарольда, сына Тормунда Йотуна. Помнишь такого?

– Не может быть, – раздался голос вошедшего Сигвата, – как же он с ним справился?

– Что за Гарольд? – насторожился Никита, Борису это и было нужно, – неужто отец его был настоящим ледяным великаном?

– Так говорили. Я слышал, он не чувствовал холода, мог купаться в ледяной воде о голым ходить долгое время по снегу. Тормунд заплывал так далеко не север, как не заплывал никто. Слышал я как-то от Гарольда, как отец учил его плавать. Забросил в ледяную воду, Гарольд тогда едва не утонул, онемело всё тело, а Тормунд спокойно нырнул и достал его. Говорят, дошло до того, что он перестал совершать подношения богам Асгарда, возомнил себя в самом деле непобедимым потомком йотунов, равным богам. Но вот однажды ушёл в плавание и так и не вернулся. Гарольду тоже часть его силы передалась.

– А Змей ведь холодом берёт, – подхватил Борис, – мне Никола рассказывал. Всех мог взять холодом, а Гарольда не смог, стал жечь его огнём из пасти, но не брал огонь сына Йотуна. И всё же Гарольд погиб, от его меча, который, говорят, был выкован на самой Сорочинской горе.

– Что? – подскочил усевшийся, было, на лавку Никита, – не может быть.

– Люди сказывают.

– А вот это уже интересно, – задумался Никита, – я пойду, надо мне к одному человечку в гости наведаться. Наш старый знакомый. А ты, Борис, чтобы время не терять даром, ищи пока Василия Колчана.

И на то он покинул избу быстрее стрелы, оставив товарищей лишь пожимать плечами от недоумения.

Глава 4.

Бывшие враги.

Искать Ваську Колчана Борис Шапкин отправился без Николы Северянина. Уже с самого начала стало ясно, что поиски могут затянуться. Василия вообще могло не быть на Руси, вместе с купцами он мог умчаться уже на другой конец света. Но если до зимы он остался на Руси, то теперь зимовал на этой земле: для плаваний это время не годилось. Прежде чем начать искать в киевских портах, товарищи решили отправиться в городок Переяславль, который так же, как и стольный град Киев находился на Днепре и участвовал в торговле не хуже своего влиятельного соседа.

Пока Сигват и Дьярви устраивали на погост новгородцев, Никита отправился к самым окраинам села, куда знатные мужи старались без крайней необходимости не заходить. Здесь жил всякий сброд: изгои, бродяги и пришлые люди. Когда-то Никита и сам жил здесь, но со своими друзьями-скандинавами очень быстро выбил себе право жить в почётном месте. Теперь он уверенно шагал по знакомым улицам, проходил по известным тропинкам, спрятанным между домами и в зарослях клёнов и вязов. Наконец, ноги вынесли его к покосившейся старой избушке, стоявшей одиноко посреди огорода, засыпанного высокими сугробами. Трудно было представить, что в этом месте может кто-то жить, но, если приглядеться, можно было увидеть в сугробах расчищенную от снега тонкую полосу, ведущую к двери и белый, почти невидимый дым, выходящий из трубы на крыше. Никита, скрипя снегом под сапогами, дошёл до самой двери, громко постучал в неё кулаком и стал прислушиваться. Никаких признаков движения, ни крика «иду», ни скрипнувшая половица, ни «кого там чёрт принёс» не прозвучало. Кожемяка ударил ещё раз, но только стукнул, как дверь стала открываться.

– Ну чего долбишь, не глухие, – послышался скрипучий мужской голос, и вот на пороге появился мужчина пожилых лет, слегка сгорбившийся, с длинными чёрными волосами с проседью и бледным, гладко выбритым лицом с каким-то застывшим равнодушным выражением на нём.

– А, это ты, Никита. С чем пожаловал?

– Впусти в дом, Пафнутий, а затем расспрашивай. Или ты жертву своим богам приносишь?

– Проходи, – произнёс Пафнутий, криво улыбнувшись шутке старого приятеля. И вот Никита оказался в мрачной избушке. На столе ему в глаза бросилась засохшая хлебная корка, на полках лежали какие-то сухие травы и конечности животных. Видно было, что в доме живёт один человек, который в силу возраста уже не очень следит за порядком.

– Ты, я смотрю, всё чародействуешь, – произнёс Кожемяка, усаживаясь на лавку.

– Да так, понемногу, – отвечал Пафнутий, – нужно же как-то на хлеб насущный зарабатывать.

– И много к тебе народу ходит?

– Не много совсем, но ходят. Кому подлечиться, кому порчу навести надо. А тебя никто не видел, когда ты ко мне шёл? А то слухи плохие поползут о тебе в селе, не отмоешься потом. Хорошо, что уже вечер. Да, давно ты у меня не был, Никита, видно, важное дело у тебя ко мне.

– Да плевал я на слухи. Скоро я, возможно, буду жить в городе. Да, дело очень важное, Пафнутий. Приехали за мной люди из Новгорода, хотят, чтобы я унял чародеев из клана Змея, чтобы возглавил целое войско. У них, говорят, теперь новый вождь, зовётся – Змей Горыныч.

– Слыхал я о нём, – отвечал чародей, – только он не ихний вождь, пришлый, из чужих земель. Но Симаргл дал ему силу.

– То есть он не из клана? – удивился Никита, – и за какие же заслуги Симаргл дал ему такую силу.

– Симаргл только за одну заслугу даёт силу, за смерть. Тот, кто умер, чья душа почти перешла Калинов Мост, но нашла в себе силы вернуться, тот возвращается чародеем. Раньше все так становились чародеями. Сейчас такой только один Змей Горыныч. В этом и его сила, и его тайна. Уже больше ста лет никто таким путём не становился столь могучим волшебником. Он не вождь клана, просто посадник в Змейгороде, и правит он не столько кудесниками, сколько волхвами и простой людью. Но колдуны слушаются его и даже выполняют его запрет не приносить жертвы.

– Откуда же ты всё это знаешь?

– Я ведь и сам из клана Змея, не забыл? И иногда до меня что-нибудь от них, да доходит.

– Как такое забудешь? Поехали со мной, Пафнутий, ты мне нужен. Заработаешь себе на безбедную старость, а то совсем ты уже обнищал, я смотрю. Прикончим Змея Горыныча во славу нашу и русскую.

– Не забывайся, богатырь, – усмехнулся Пафнутий, – мы с тобой оба чародеи, но я никогда не был богатырём, и на твоей стороне не воевал. Я сражался против тебя, за свой клан, а не за Русь.

– Но не забывай, что ты сдался киевским богатырям в плен под Новгородом. Если бы не я, тебя бы казнили вместе с остальными. Вольга колдунов в живых не оставлял никогда.

– Я был ранен, я не мог сражаться. Если бы не я, тебя бы убили прямо во время боя с киевскими богатырями, чтобы не отдавать тебя им живым. Я спас тебе жизнь, ты – мне. Мы ничего не должны друг другу.

– Но ты сдался, а я – нет, – вскрикнул Никита, и лицо Пафнутия на мгновение выразило испуг, – но я не виню тебя. Не нужно меня бояться. Ты поступил разумно, и я хочу, чтобы ты поступил так же и сейчас. Я ведь не бросил тебя тогда, я забрал тебя с собой, не смотря на возмущения моих товарищей, против воли Вольги. Помогал тебе, помог тебе устроиться в селе. Чего смеёшься? Как смог, так и помог, ты же всё-таки колдун, а чародейским ремеслом можно заниматься только за пределами села.

– Ты сохранил мне жизнь только для того, чтобы я смог защитить тебя от мести чародеев, против которых ты воевал, чтобы был твоими глазами и ушами, помощью против колдунов. А теперь ты просишь меня, чтобы я воевал против своих же родичей.

– Ты не будешь воевать, воевать буду только я и мои люди. Ты же будешь лишь советовать мне.

– Это почти тоже самое, что вести войну против них.

– Почти, да не тоже самое.

– А что, если я начну давать советы Змею?

– Меня ты знаешь много лет, а его совсем не знаешь. Ты не знаешь, что от него можно ожидать и можно ли на него положиться. Но если ты прав, и Змей знает дорогу к Калинову мосту, только мы с тобой сможем вытащить из его головы эту тайну. А уж если мы найдём дорогу к Калинову мосту….

– Что? – оживился Пафнутий, – уж не думаешь ли ты, Никитушка, провести богов и пройти через мост живым?

– Именно это я и задумал. Или ты не слышал о том, что Змей Горыныч владеет клинком Сорочинского мастера?

– И что? У доброй половины колдунов мечи Сорочинского мастера. С чего ты взял, что этот меч – тот самый?

– Что-то мне подсказывает, что это так. Не забывай, что я тоже чародей, хоть и не колдун, но какое-никакое чутьё, да имею. Так что, пойдёшь со мной, или останешься здесь прозябать?

– Поехали, чёрт с тобой. Всё ж лучше, чем торчать в этой клоаке Велеса.

– Хорошо, тогда готовься, по весне отправимся в Новгород.

– Куда? – встревожился Пафнутий, но богатырь уже вышел, закрыв за собой дверь.

Поначалу Никита совсем не говорил с Николой Северянином и выдерживал гордую паузу. Николай это понимал, и потому особо не навязывался. Рано или поздно им всё равно пришлось бы заговорить, и однажды это случилось, ещё в марте, до прибытия Бориса Шапкина с Василием Колчаном. Случилось это как-то само собой, Никита и Николай оказались за одним столом. Никита был слегка хмельной, и оттого у него было очень хорошее расположение духа.

– Значит, ты уже имел со Змеем дело? – спрашивал Никита старого товарища, – неужели он и впрямь такой страшный?

– Самый жуткий оборотень из всех, которых я когда-либо встречал, – отвечал Николай, – он один стоит целого отряда.

– А зачем ему три головы?

– Я точно не знаю, хоть и много думал об этом. Он может смотреть на три

стороны, отбивать атаки с трёх сторон, в три стороны извергать огонь. Подкрасться к нему почти невозможно, а вот он отлично умеет подкрадываться, и его почти не слышно. Его любимая тактика – нападать ночью, когда все спят. Он так в одиночку перебил половину нашего войска.

– Хм, это очень странно, – поглаживал бороду Кожемяка, – оборотни ведь глупы и неуправляемы, поэтому оборотничество считается слабой волшбой. Оборотень не может совладать со своей животной стороной, и потому в образе зверя может причинить вред себе или своим же товарищам. Только с другими оборотнями он может ладить. Если он, конечно, действительно, оборотень.

– Вот именно, – согласился Николай, – никто не знает, что это за существо, и откуда у него такая сила.

– Да, главный вопрос только в том, зачем Симаргл дал ему эту такую силу? Чего он боится? Что это за вид чар, что позволяет волшебнику летать?

– Ты веришь во всю эту ересь? В Симаргла и других богов? – удивился Николай.

– Когда-то ты и сам в это верил, забыл? Видно слишком долго ты жил среди христиан.

– Со временем плохое забывается, и вспоминается только хорошее. Я много делал глупостей в молодости, но приходит время, когда нужно забыть о глупостях и пойти по пути мудрости. Христианской мудрости.

– Или по пути предательства. Или предательство для тебя и есть мудрость? Как же ты живёшь-то после того, как предал всё, чему был верен?

Но Николай не ответил, а только резко изменился в лице, которое вдруг приобрело невероятно печальное выражение. И Северянин ушёл прочь, ничего не ответив.

А вскоре прибыл, наконец, и Борис Шапкин вместе с товарищами. Васька Колчан был с ними. Выглядел он каким-то помятым, потрёпанным жизнью, хоть, как и прежде носил длинный чуб и длинные свисающие усы, но теперь стал сутулиться, в волосах появилось не мало седых волос, а во взгляде боязливость и неуверенность. Прежде он был отменным стрелком, его стрелы были самыми меткими, его выстрелы были самыми быстрыми. Васька сам сделал себе лук, сам делал и стрелы, и летели они дальше прочих. Такой стрелок был просто незаменим в отряде. Но теперь у него не было ни лука, ни колчана со стрелами за плечами. После ухода из Новгорода Василий и впрямь связался с купцами. Он встретил своего дядьку-купца, а тот пристроил его к себе. Поначалу дела шли неплохо, Василий зажил весьма безбедно, побывал в разных местах. Но дядька его был уже не молод, и решил больше не плавать, взял себе молодую жену и осел в Тмутаракани, стал там заниматься ремеслом и торговлей, и прочими делами. Васька же продолжал плавать, и вскоре его постигла целая полоса неудач. Сначала на них напали разбойники и разграбили их суда. Васька бился с ними храбро, но силы были не равны. Колчан был ранен, едва выжил, и два месяца приходил в себя, а когда оклемался, оказалось, что у него ничего нет, даже до дома добраться не на что. Тогда стал занимать у купцов, чтобы вновь восстановиться, но дело всё не шло. Василий занимал снова, а потом прятался и старался не попадаться на глаза своим кредиторам. Но вечно так продолжаться не могло, он задолжал уже слишком многим, а отдавать было нечем. В результате купцы его схватили, избили и посадили под замок. Дело это было зимой, и Василий точно погиб бы от холода в полуземлянке, если бы Борис Шапкин вовремя не отыскал бы его. Но каким он застал Василия! Униженным, побитым, с кривым сломанным носом, презираемый всем городом и всей знатью, даже родной дядька не пришёл ему на помощь. Часть долгов Борис обещал отдать сразу по прибытии в Новгород, остальную часть обещал отдать после победы над Змеем Горынычем. Купцы долго не соглашались, пока один из них, по имени Зиновий, ни подал пример и ни дал своё согласие. Шибко купцы тогда не любили Горыныча, и отпустили Василия. Из всех людей Кожемяки Колчан был единственным, кто не был женат, и не имел своей семьи. По сути же, его товарищи и были его семьёй, и Василий был очень рад, что снова возвращается к ним, что он снова при деле. Ничто он не умел делать так хорошо, как воевать, а потому больше всех других он жалел о том, что в своё время ушёл с Никитой, а не остался в Новгороде. И вот теперь этот старый воин, потрёпанный жизнью, ехал верхом на коне, но смотрел уже не взглядом воина, а взглядом загнанного зверя. И Никита даже не сразу узнал его, а как узнал, поспешил заключить в объятия, едва тот слез с коня.

– Василий, ты ли это? – обрадовался он, – живой!

– Я-то? Живой ещё, с божьей помощью.

– Ну что, погуляем ещё, друг мой? Прижмём проклятому Змею его шершавый хвост.

– Да с тобой я хоть на Змея, хоть на самого дьявола пойду. И на смерть пойду, лишь бы рядом с братьями. Эх, братцы, как же я скучал по вас.

И расчувствовался Василий, и принялся обнимать всех: и Сигвата, и Дьярви, и даже Николу Северянина. И вот стали они собираться в дорогу, и тут неожиданно перед ними возник колдун Пафнутий.

– Что этот чародей здесь делает? – возмутился Николай.

– Он едет с нами, – отвечал Никита, даже не поворачивая к нему головы.

– Ты в своём уме? Он же наш враг.

– Я ему доверяю, и беру его в своё войско. А тебе если что не нравится, можешь уходить, я тебя не держу.

– Да ладно, будет тебе, – успокаивал Николая Борис.

– Ты хочешь, чтобы нас прикончили в первом же бою? Мы теперь христианское войско, а не горстка разбойников. Василий, скажи хоть ты ему.

– Никита мой старшина, – отозвался Колчан, – я ему верю, как он велит, так и будет.

– Мы не христианское войско, – произнёс Кожемяка, – мы сами по себе. Это ты – христианское войско, и ваш Вольга. А я бьюсь не за вашего бога, а за свою славу да за злато.

Николай понял, что оказался в меньшинстве, хоть его люди и поддерживали его, но теперь главным был Никита, и им нужно было подчиниться, чтобы не сеять вражды промеж войска.

– Ты не бойся, я тебя не заколдую, – злорадно сказал Пафнутий Николаю.

– Помолчал бы лучше, – зарычал на него Семён Гривна.

– Сам молчи, я здесь такой же воин, как ивы.

– Ладно, Семён, – произнёс Николай, – раз командир так решил, будем надеяться, что он не выжил из ума, и подчинимся его решению.

Глава 5.

Евпатий.

Приближалось время тяжёлого испытания для Ратмира Вышеславича, он должен был сразиться с войском богатырей. Когда-то он и сам был богатырём, а теперь супротив него выходили легенды, обожаемые им с детства. Но теперь сам Симаргл избрал Змея своим помощником, и во всём ему помогал. Симаргл покровительствовал ему даже вопреки воле других богов. И вот задумался Змей Горыныч о том, как ему справиться с врагами. Сильная тоска одолела его, ведь не хотел он проливать богатырской крови. А когда на него находила тоска, он брался за гусли и начинал играть. Пальцы быстро вспоминали почти забытые движения, и лилась над посадом Змейгородом тихая, тревожащая душу мелодия. Узнал Ратмир, что во главе войска стал великий богатырь – Хотен Блудович, которого он очень уважал, хоть лично и не знал. Хотен был скандинавом и начинал простым наёмником в Новгороде, вместе с князем Владимиром брал Киев, Полоцк, Корсунь. В Новгород он пришёл уже христианином. Сильно отличился при взятии Корсуня, когда начали крестить Киев, стал крупным военачальником богатырей, наравне с такими легендами как Анастас, Леон Отважный, Святогор. Когда Новгород осадили чародеи, князь послал Хотена с войском на помощь новгородцам. В Новгороде было немало своих богатырей. Это и известный Садко, и Святослав Вольга, и Микула Селянинович, они стали Хотену названными братьями. И теперь Вольга вверил ему войско, чтобы пошёл он с ним на проклятого Змея и обратил в пепел посад Змейгород. На Змейгородской земле тогда и без того было не спокойно, и если богатыри не пришли бы, то подняли бы там крестьяне восстание против Змея. Но общий враг сплотил враждебные сословия. Хотен же Блудович обращался с крестьянами, как с язычниками, и вместо того, чтобы попытаться с ними завести дружбу, подавлял и наказывал, и насильно обращал в христианскую веру.