Текст книги "Бытие и сознание"

Ассоциация неотделима от условной (временной) связи как элементарной формы синтеза. Элементарной формой синтеза является условная (временная) связь между двумя раздражителями, образующаяся в процессе условно-рефлекторной деятельности (например, связь между компонентами комплексного раздражителя).

Ассоциация есть связь, образующаяся между сигнальным раздражителем и тем, что он сигнализирует[233]233
  При изучении ряда цифр, слов и т. п. ассоциации между двумя членами ряда образуются, если предшествующий член становится для нас сигналом того, чтобы ответить на него следующим членом ряда.


[Закрыть]; она имеет, как правило, сигнальный характер и образуется, если первый ее член сигнализирует событие, имеющее для нас жизненную значимость как отвечающее нашим потребностям, интересам, задачам нашей деятельности.[234]234
  В качестве ассоциации из прочих условных связей иногда выделяют временную связь между двумя нейтральными раздражителями, подобную той, которая была констатирована в опытах Подкопаева и Нарбутовича (см.: Нарбутович И. О. и Подкопаев Н. А. Условный рефлекс как ассоциация // Труды физиологических лабораторий акад. И. П. Павлова. – 1936. – Т. VI, вып. 2.). Однако образовать связь между двумя «нейтральными» раздражителями (не пищевыми и т. п.) Подкопаеву и Нарбутовичу удалось, как известно, лишь введя новые, необычайные раздражители, т. е. вызвав по отношению к ним ориентировочный рефлекс, а это по существу значит, что второй раздражитель служил удовлетворению «познавательной» потребности, возникающей с появлением первого, и эта связь была, таким образом, сигнальной. Ее отличие от рефлекторных связей, образующихся, скажем, на пищевой раздражитель, заключалось, собственно, лишь в том, что рефлекторная деятельность, ее подкрепление и ее сигнальность осуществлялись в рамках «познавательной» деятельности анализаторов.


[Закрыть]

Образование ассоциации – это, по существу, процесс, в котором одно явление приобретает значение сигнала другого явления[235]235
  Мальчик Алеша Р., четырех лет, выходит с матерью в праздник на улицу, его внимание привлекают флаги. Ему говорят: «Сегодня праздник» и ведут к дяде Коле, где его ожидают угощение и всякие развлечения. По прошествии нескольких месяцев, выйдя на улицу и снова увидав флаги, он заявляет: «Сегодня мы идем к дяде Коле». Флаг приобрел для него определенное значение: он стал сигналом посещения дяди Коли и связанных с этим посещением развлечений и лакомств.


[Закрыть]. Значимость событий, которая сигнализируется обстоятельствами, вступающими с ним в ассоциативную связь, «подкрепляет» ассоциацию. Чтобы ассоциативная связь образовалась, она должна иметь для человека значение, смысл.

Мыслительные связи как смысловые нередко противопоставлялись ассоциативным как якобы бессмысленным, механическим. Основанием для такой трактовки ассоциаций явилось то обстоятельство, что образующаяся у человека при определенных условиях связь между двумя объектами или явлениями может быть несущественной для них. Однако образование этой связи между ними все же должно иметь смысл для индивида, у которого она устанавливается (так, номер телефона, который мне надо набрать, чтобы связаться с нужным мне человеком, несущественен для характеристики этого человека, но общение с ним должно быть нужно мне, чтобы я запомнил номер его телефона). Постольку ассоциация – тоже осмысленная связь; утрачивая свой жизненный смысл для индивида, она угасает.

В силу своего сигнального характера, ассоциативная связь динамична: она образуется (замыкается), угасает и при определенных условиях вновь восстанавливается[236]236
  Намечая замысел функциональной психологии как психологии физиологического типа, Титченер характеризовал господствующую в то время ассоциативную психологию как психологию структурную и анатомическую (о титченеровской концепции структурной и функциональной психологии см. Bentley Madison. The psychologies called «structural». Historical derivation // Psychologies of 1925 // Ed. by Murchison. – 1928. – Part VI. – P. 383—384). В силу того что прежняя ассоциативная психология была связана с анатомо-морфологической концепцией, в которой на передний план выступила структура, а не деятельность, ассоциативные связи в прежней ассоциативной психологии мыслились как статические структурные связи. На самом деле это не так.


[Закрыть]. Обычно не бывает так, что прошлое либо постоянно нами помнится, либо никогда не вспоминается. Воспоминания иногда угасают, а потом вновь восстанавливаются. Причина их исчезновения может заключаться не только в том, что мы не сталкиваемся с воздействиями, которые могли бы по ассоциации восстанавливать эти воспоминания, но и в том, что связь между этими воздействиями и забытым угашена. Иногда все на каждом шагу напоминает нам о прошлом – любая мелочь, даже, казалось бы, лишь очень отдаленно с ним связанная, а в других случаях ничто не оживляет в нас воспоминания – когда само прошлое для нас мертво, когда оно утратило для нас былое значение.

И. П. Павлов утверждал, что ассоциация и условный рефлекс (условная или временная связь) «сливаются». Это верно в том смысле, что нельзя, как мы с самого начала сказали, обособлять ассоциацию представлений от замыкания цельных рефлекторных дуг. «Слитие» ассоциации с условной временной связью преодолевает это обособление. Помимо того, оно позволяет видеть единство всего ряда разнообразных связей, начиная с тех, в которых не осознаются ни элементы, в них входящие, ни самая их связь, а только конечный психологический эффект связывания (как, например, связь – «ассоциация» – зрительных и мышечных воздействий предмета, в результате которых воспринимается глубина), и кончая связями, в которых осознаются самые элементы, в них вступающие. (Именно эти последние связи между психологически данными элементами и являются ассоциациями в более узком, специфически психологическом значении этого термина.)

Только при таком объединении всех этих связей общие законы, их регулирующие, выступают в своем истинном универсальном значении.

Связывая таким образом ассоциации с (условным) рефлекторным процессом, важно осознать следующее: условный рефлекс или временная связь в павловском их понимании отнюдь не соответствуют ассоциации в традиционном понимании старой эмпирической ассоциативной психологии.

Прежде всего образование условной (или временной) связи не зависит от одной лишь смежности двух раздражителей во времени. Образование условного рефлекса не сводится к механической подстановке одного стимула на место другого просто в силу их временной смежности. Такое представление о «классическом павловском условном рефлексе», распространенное среди американских представителей теории «обусловливания», не соответствует павловской концепции. Согласно последней, существеннейшую роль в образовании условной связи играет «подкрепление».

Таким образом, образование связей оказывается подчиненным взаимоотношениям индивида с окружающим миром. Тем самым преодолевается механицизм старой ассоциативной теории.

Новое, павловское понимание условной связи никак не может служить основой для старого понимания ассоциации. Для осуществления «слития» условной связи и ассоциации или наложения ассоциации на условную связь требуется, наоборот, коренное преобразование старого понятия ассоциации, построение новой ассоциативной теории.

Говоря о «слитии» ассоциации с условной связью, многие сейчас попросту сводят ассоциацию к замыкающейся в коре физиологической связи. Это неверно. Такое сведение означало бы упразднение ассоциации как психологического понятия, а она должна быть сохранена как таковое. Замыкание связи в коре – это нервный, физиологический процесс (и без него ассоциации не бывает). Эта связь получает свое психологическое выражение, когда в результате замыкания нервной связи в коре (условный рефлекс в его физиологическом выражении) для человека замыкается связь отраженных в восприятии, представлении или мысли объектов. Эта связь и есть ассоциация в ее психологическом выражении.[237]237
  См. дальше о синтезе (формой которого является ассоциация) и анализе как физиологических и психологических понятиях. В психической деятельности человека существенную роль играют словесные («второсигнальные») ассоциации. Под словесными ассоциациями при этом разумеются ассоциации не между словами (по созвучию и т. п.), а между обозначаемыми ими предметами или явлениями, так же как образные («первосигнальные») ассоциации – это ассоциации не между образами, а между предметами, отражением которых они являются.


[Закрыть]

Ассоциацию нельзя ни оторвать от целостного рефлекторного процесса, психологическим выражением которого она является, ни свести к одному лишь нервному, физиологическому факту замыкания нервной связи в коре. Таким образом, понятие ассоциации должно быть сохранено в психологии; вместе с тем оно должно быть преобразовано. Разработка психологической теории ассоциаций на базе физиологического учения об условных связях – одна из важных очередных задач психологической науки. Ее разрешение должно привести к формулировке ряда общих закономерностей психической деятельности, которые сейчас обычно искусственно втискиваются в главу о памяти.

* * *

Рефлекторная, отражательная деятельность мозга – это деятельность аналитико-синтетическая. Анализ и синтез образуют ее основной состав, ее остов. Замыкание связей, ассоциаций – это наиболее общая форма синтеза аналитически выделяемых элементов. Ощущение и восприятие – чувственный образ вещей и явлений окружающего мира – возникают в результате анализа (и синтеза), специальной дифференцировки (и генерализации) раздражителей. С возникновением ощущений и восприятий воздействующие на мозг раздражители выступают в качестве объектов; анализ и синтез объектов приобретают психологическое содержание. Переходя в анализ и синтез объектов, их чувственных качеств, физиологический анализ и синтез раздражителей, не переставая, конечно, оставаться и физиологическими процессами, становятся процессами психологическими, характеризующими процесс познания в целом, начиная с чувственных его форм.

Наличие и в чувственном отражении анализа и синтеза означает, что вопреки кантианской философии и вюрцбургской психологии отношения отражаются не только мышлением, но и чувственным восприятием. Восприятие, как созерцание вещей и явлений действительности в их связях и отношениях, и чувственное мышление как деятельность, выявляющая эти связи и отношения в чувственном содержании действительности, непрерывно переходят друг в друга. В реальном процессе познания мы имеем переход восприятия в мышление, мышления в восприятие.

Дальнейший переход анализа и синтеза как деятельностей, характерных для познавательного процесса в целом, к анализу и синтезу как операциям собственно мышления обусловлен переходом от анализа и синтеза непосредственных чувственных образов к анализу и синтеза словесных «образов».[238]238
  В попытке понять мышление как движение анализа и синтеза в их взаимосвязи некоторые психологи усматривают не более, не менее как сведение мышления к физиологическим закономерностям, отказ от его психологической трактовки. Анализ и синтез, таким образом, вовсе изгоняются из психологической концепции мышления; они признаются исключительным достоянием учения о высшей нервной деятельности как учения физиологического. С другой стороны, некоторые физиологи объявляют, что понятия анализа и синтеза, которыми оперирует павловское учение о высшей нервной деятельности, не имеют якобы ничего общего с понятиями анализа и синтеза, с которыми имеет дело психология. И одно и другое, как видим, неверно. Психологические понятия анализа и синтеза не сводятся к физиологическим, но не могут быть обособлены от них. Поэтому психологическая теория мышления как аналитико-синтетической деятельности «накладывается» на физиологическую трактовку анализа и синтеза и вместе с тем не сводится к ней.


[Закрыть]

Объективация мысли в слове является необходимой предпосылкой для распространения на мышление рефлекторного анализа. Мышление, оперирующее с мыслительным материалом, объективированным в слове, всегда есть взаимодействие мыслящего субъекта с объективированным в слове содержанием знания. Распространить принципы, лежащие в основе рефлекторной концепции, на мышление – это не значит свести мышление к элементарным рефлексам, утратив, таким образом, его специфику; это значит понять его как взаимодействие познающего человека с объективированными в слове итогами общественного опыта, как общение человека с человечеством.

На каждой ступени познания характер анализа, синтеза, обобщения изменяется в зависимости от того, что анализируется, синтезируется, обобщается. (Очень показательно это выступает, например, при сопоставлении первосигнальной генерализации и понятийного обобщения.) В свою очередь и самый переход к новой ступени познания совершается в результате анализа, синтеза, обобщения содержания предшествующей ступени. Вместе с тем наличие одних и тех же общих процессов анализа, синтеза и обобщения – хотя и выступающих в различных специальных формах – на всех ступенях познания обусловливает единство познавательного процесса, своей реальной основой имеющее единство его объекта – бытия, раскрывающегося в процессе познания. В силу единства познавательного процесса, выражающегося в этой общности основных его операций на всем протяжении процесса, падает дуалистическое противопоставление чувственного познания и рационального, падают эмпиризм и рационализм. Вместе с тем различие ступеней познания сохраняется. На каждой ступени оно выступает в качественном своеобразии анализа, синтеза, обобщения.[239]239
  Специфические формы анализа и синтеза, характерные для абстрактного мышления, проанализированы нами выше (см. гл. II). Основная отличительная особенность анализа в области мышления заключается в том, что он переходит в абстракцию, направленную на выделение явления в чистом гиде, т. е. в абстракцию от привходящих, сторонних обстоятельств, которые осложняют явление и маскируют его существенные закономерности.


[Закрыть]

Вводя понятия анализа, синтеза, обобщения в психологическое исследование мышления, нельзя не поставить вопроса о том, как эти понятия в психологическом исследовании соотносятся с понятиями анализа, синтеза, обобщения, которыми оперируют логика и теория познания.

Ответ на этот вопрос вытекает из того, что уже было сказано о взаимоотношении психологии мышления и логики. Логика и психология мышления относятся к тому же познавательному процессу; психология мышления исследует этот процесс в закономерностях его протекания, в закономерных зависимостях результата этого процесса от условий, в которых он совершается; логика фиксирует соотношения между мыслями – результатами познавательного процесса, которые имеют место, когда мышление оказывается адекватным бытию. В соответствии с этим логика изучает соотношения различных продуктов познания в системе знания в смысле уровня заключенного в них анализа; теория научного познания (эпистемология) изучает эти же соотношения на различных этапах исторического развития знания; психология же изучает анализирование и синтезирование как мыслительные процессы или деятельности индивида в причинных закономерностях их протекания (см. выше, гл. II, общая часть, § 2).

Анализ и синтез (и производные от них абстракция и обобщение) – основные процессы мышления. Закономерности их протекания и закономерные соотношения между ними – основные внутренние законы мыслительной деятельности.

Смысл такой постановки вопроса заключается, конечно, совсем не в том, чтобы свести все конкретные мыслительные операции (арифметические, геометрические и т. д.) к этим общим категориям, утеряв, таким образом, их многообразную специфику. Каждая из многообразных мыслительных операций должна быть понята и объяснена в своей конкретной специфичности. Но нельзя построить общую теорию мышления, не вскрыв и то общее, что объединяет все эти частные операции, не поняв каждую частную операцию как специфическую форму проявления общего. Для того чтобы построить общую теорию мышления, надо понять каждую частную мыслительную операцию как результат движения и специфическую форму проявления одних и тех же общих им процессов анализа и синтеза, абстракции и обобщения и показать, как сам анализ и синтез (и производные от них абстракция и обобщение) приобретают каждый раз новые специфические формы. Входе такого исследования мышления специальные мыслительные операции должны выступить как частные формы анализа и синтеза, как результат их движения; с другой стороны, самый анализ, синтез и т. д. должен применительно к соответствующим объектам и условиям выступить в виде этих частных операций. Этим определяется программа, общее направление психологической теории мышления.

Исходным и определяющим для этой теории является то, уже выше сформулированное положение, что основной способ существования психического – это его существование как деятельности, как процесса. Раскрытие закономерностей мышления как процесса является поэтому основной задачей психологического исследования. Все «образования» умственной деятельности, будь то образы, понятия или уже сложившиеся способы действия, операции, так называемые умственные действия, – должны быть в психологическом исследовании раскрыты как результаты психических процессов, как производные от этих последних.

В этом положении ничего, по существу, не меняет тот, сам по себе, конечно, фундаментальный факт, что человек в ходе своей умственной деятельности, в процессе общения, обучения усваивает знания, истины, принципы и способы действия, выработанные человечеством в ходе его общественно-исторического развития. Усвоение по внутренней психологической, а не только результативной своей характеристике (сводящейся к голому факту наличия определенных знаний, их усвоенности) само есть их анализирование, синтезирование и обобщение, и именно эта деятельность должна быть предметом психологического исследования при изучении усвоения знаний. Знания, за которыми не стоит собственная аналитико-синтетическая, обобщающая работа мысли, – это формальные знания. Когда говорят, что человек как индивид не открывает, а лишь усваивает уже добытые человечеством знания (хотя есть люди, которые сами их добывают), то это, собственно, значит лишь то, что он не открывает их для человечества; но лично для себя он все же должен их открыть.

Концепция, которая исходит из исследования мышления как процесса, как деятельности (анализирования, синтезирования, обобщения) и изучает все мыслительные образования как результаты мыслительной деятельности, раскрывая за всеми ее продуктами процесс, закономерно к ним приводящий, коренным образом противостоит концепциям, принимающим результат мыслительной деятельности как исходное, данное.

Только первая из этих концепций в состоянии выйти за пределы феноменалистических описаний, голых констатаций и дать подлинное объяснение мыслительной деятельности и ее результатов.

Доказательством этому может служить гештальтистская теория (получившая особенно законченное и утонченное выражение в книге Вертгеймера «О продуктивном мышлении»)[240]240
  Wertheimer М. Productive Thinking. – New York and London, 1945.


[Закрыть]. Первая особенно примечательная ее черта заключается именно в том, что в ней все сводится к соотношению так или иначе структурированных «ситуаций», которые человек видит перед собой как данное; из поля зрения вовсе исчезает процесс, та мыслительная деятельность (анализирования, синтезирования, обобщения), в результате которой человек так или иначе видит ситуацию, геометрический чертеж и т. д.

Такой подход неизбежно приводит к голому феноменологическому описанию последовательно выступающих итогов мыслительной деятельности без раскрытия условий и путей, которые к ним приводят, к констатации того факта, что человек сначала «видит» ситуацию, чертеж и т. п. так-то, а потом «увидел» объективно ту же ситуацию иначе, в иной структуре, без надлежащего объяснения того, почему это произошло. Между тем исследования[241]241
  Мы имеем в виду работы, которые будут освещены в другой нашей книге, специально посвященной проблеме мышления и путям ее психологического исследования.


[Закрыть] показывают, что динамика различного «видения» одного и того же чертежа производна от хода мыслительной деятельности, в которую этот чертеж включается. То или иное «видение» чертежа, выделение то одной, то другой линии и объединение выделившихся линий в ту или иную фигуру закономерно определяются анализом условий задачи. Этот анализ осуществляется через соотнесение условий задачи с ее требованиями, т. е. через синтетический акт. Выделение одних или других линий, объединение их в одни или другие фигуры при разном «видении» – это результат чувственного анализа и синтеза.

Чувственный анализ и синтез чертежа и отвлеченный, понятийный анализ и синтез условий и требований задачи представляют собой, по существу, единый процесс, протекающий одновременно на разных уровнях. В нем ничего нельзя понять, если обособить друг от друга чувственное и логическое, восприятие и мышление.

Только обратившись к изучению этой сложной аналитико-синтетической деятельности, можно вскрыть объективные закономерности мышления. Необходимость за каждым внешним результатом вскрывать в психологическом исследовании психический процесс, за ним непосредственно скрывающийся, выступает еще острей при анализе бихевиористических теорий.

В порядке иллюстрации возьмем центральное для бихевиоризма понятие «переноса». В бихевиористской концепции это понятие имеет ясный смысл. Перенос здесь означает, что определенный способ действия, имевший место в одной ситуации, при решении одной задачи, выступает затем в другой ситуации, при решении другой задачи. Это простая констатация непосредственно внешне наблюдаемого факта и больше ничего. Бихевиористу ничего другого и не надо. Он ограничивается феноменологической констатацией факта и не ищет его объяснения, потому что исходит из позитивистской, прагматической методологии. Он не стремится проникнуть во внутреннее содержание поведения и осуществить его психологический анализ, поскольку для радикального бихевиориста принципиально существуют лишь внешние реакции.

Но что означает это понятие переноса в системе нашего философского и психологического мышления, если выдавать его за нечто большее, чем констатацию внешнего факта, еще ждущего психологического анализа? Оно означает подмену характеристики мыслительной деятельности констатацией ее результата (неизвестно как, т. е. в ходе какого процесса сложившегося). Перенос принципа или способа действия с одной задачи на другую – это результат, за которым стоит процесс, требующий своего изучения. За переносом стоит обобщение[242]242
  В этой связи нельзя не учесть павловской трактовки «транспозиции» (во II и III томах «Павловских сред»). За транспозицией одной и той же формы И. П. Павлов вскрывает обобщение отношений – пространственных, временных (например, обобщение по «прерывистости»). См. «Павловские среды», т. III, с. 392 и др.


[Закрыть], которое в свою очередь является производным от анализа и синтеза. «Перенос» ничего не объясняет, он обозначает факт, который сам требует психологического объяснения. Как показывают проводящиеся в последнее время у нас исследования, перенос решения с одной задачи (вспомогательной) на другую (основную) осуществляется лишь в результате включения их обеих в одну общую аналитико-синтетическую деятельность. Такой перенос предполагает соотнесение обеих задач (синтетический акт) и анализ условий одной из них, исходя из требований другой. В двух (в каком-то отношении все же разных) задачах можно увидеть одну и ту же задачу, допускающую одно и то же решение, если проанализировать каждую так, чтобы выделить в них общее. Принцип, способ действия, мысль не лежат, как вещь, готовые, данные так, чтобы можно было, обнаружив их в одном месте, просто перенести затем в другое место. Перенос, выдаваемый за объяснение мышления (решения задач), превращается в метафору, в образное, метафорическое выражение. Его подлинный прямой смысл должно раскрыть психологическое исследование, а это можно сделать, лишь вскрыв процесс, который стоит за переносом.

Для того чтобы можно было объяснить результаты мышления «переносом», надо сперва объяснить самый «перенос» закономерным ходом мыслительной деятельности. Главная работа мысли при переносе решения с одной задачи на другую – это работа по анализу последней. От степени ее проанализированности зависит быстрота, легкость переноса на нее принципа решения, заключенного во вспомогательной задаче. Этот установленный проводящимся у нас исследованием (К. А. Славской) факт с полной определенностью свидетельствует о невозможности объяснить мыслительную деятельность (решение задачи) «переносом» принципа, как бы перемещением его – наподобие вещи – с места на место, не объяснив самого «переноса» ходом мыслительной деятельности, которая к этому результату (решению) приводит.

Нет смысла задерживаться на детальном раскрытии результатов исследований «переноса» решения. Это лишь небольшая иллюстрация, которая дается здесь только для того, чтобы подчеркнуть общую принципиальную линию – направленность психологического исследования прежде всего на изучение мышления как процесса, как аналитико-синтетической деятельности. Речь идет при этом не просто о признании одного, хотя бы и очень важного, положения о процессе как основном способе существования психического; речь идет об основной линии психологического исследования, о его главном направлении, о системе психологического думания.