Текст книги "Бытие и сознание"

Анализ рефлекторной нервной деятельности мозга показывает, что в ходе этой деятельности возникают новые – психические явления (ощущения, восприятия и т. д.). Тем самым закономерно возникает новый объект исследования и встают новые задачи его изучения – задачи психологии. Самый ход рефлекторной деятельности закономерно приводит к возникновению психических явлений; значит, самые результаты физиологического изучения высшей нервной деятельности приводят к необходимости его продолжения в новой форме – исследования психологического.

Рефлекторная деятельность коры – это одновременно деятельность и нервная, и вместе с тем психическая; и та и другая – это одна и та же отражательная деятельность мозга, рассматриваемая в разных отношениях. Всякая психическая деятельность есть вместе с тем нервная деятельность; высшая нервная деятельность есть вместе с тем психическая деятельность. Поэтому возникает задача ее изучения не только в качестве нервной, определяемой физиологическими законами нервной динамики (процессов возбуждения и торможения, их иррадиации, концентрации и взаимной индукции), но и в качестве психической (как восприятия, запоминания или мышления и т. д.).

Каждая наука изучает явления действительности в специфической для данной науки системе связей и отношений. Для физиологии действительность выступает как совокупность раздражителей, воздействующих на мозг, на анализаторы; для психологии – в качестве объектов. (То, что для физиологии мир выступает в качестве раздражителей, а в качестве объектов мир выступает для психологии, не исключает того, что предметом не только физиологического, но и психологического исследования могут быть также сигнальные раздражители, т. е. раздражители, взятые в качестве сигналов, а не собственно раздражителей.)

Сначала – до возникновения организма, способного реагировать на раздражители, – бытие, действительность существует в виде процессов и вещей. С возникновением организмов явления материального мира (вещи, процессы) выступают соотносительно с организмами, на которые они воздействуют, и в качестве раздражителей. Это взаимодействие совершается в «онтологическом» плане. Пока вещи выступают только в качестве раздражителей, еще отсутствует гносеологический план; здесь нет еще ни объектов, ни субъекта в собственном смысле слова. В процессе воздействия раздражителей на организмы, обладающие рецепторами (анализаторами, органами чувств), и их ответной деятельности возникают ощущения. Появление ощущений означает появление психики.

Раздражители, отраженные в ощущении, могут действовать в качестве сигналов, не осознаваясь как объекты. Экспериментальным доказательством этого положения являются опыты, свидетельствующие о том, что испытуемый может правильно реагировать на чувственный сигнал, не осознавая сигнала, на который он отвечает (Э. Торндайк, Л. И. Котляревский и др.). Явления (вещи, процессы), служащие раздражителями и выступающие по отношению к организму, его органам (анализаторам) в качестве таковых, осознаются, когда они выступают в качестве объектов. Осознание вещи или явления как объекта связано с переходом от ощущения, служащего только сигналом для действия, для реакции, к ощущению и восприятию как образу предмета (или явления).[243]243
  «Сигнал» и «образ» характеризуют ощущение в двух разных планах. (Точнее, сигналом вообще является не ощущение как таковое, а ощущаемый раздражитель.) Понятие «образ» выражает отношение ощущения (восприятия и т. д.) к объективной реальности; понятие «сигнал» – отношение двух ощущаемых (воспринимаемых и т. д.) реальностей в их связи с действием, которое они обусловливают. Поскольку благодаря ощущению раздражитель как физический (химический) агент превращается в ощущаемый раздражитель, можно охарактеризовать ощущение и в его отношении к раздражителю – а не только к объекту – термином «образ», выделив затем образ в его гносеологическом отношении к объекту как сознательный образ или образ осознаваемого предмета. Таким образом, ощущение и т. д. в его отношении к объективной реальности, к вещи всегда есть «образ» этой последней независимо от того, выступает ли она как объект или как неосознаваемый в качестве такового раздражитель. Более специальное содержание понятия образа связано со специфической сферой познавательного отношения субъекта к осознаваемому объекту.


[Закрыть]

Собственно сознание (в отличие от психического вообще) начинается с появлением образа предмета (объекта) в специальном гносеологическом значении этого термина.

Поскольку психическая деятельность есть рефлекторная деятельность мозга, на нее распространяются все законы высшей нервной деятельности; без их привлечения объяснение психических явлений не может быть полностью осуществлено. Психологическое исследование должно, следовательно, выступить не как нечто, что может быть противопоставлено физиологическому изучению высшей нервной деятельности и, таким образом, обособлено от него, а как его закономерное продолжение, сохраняющее и использующее при объяснении психических явлений все результаты физиологического исследования нейродинамики. Вместе с тем в психологическом исследовании те же процессы, которые изучает физиологическое учение о высшей нервной деятельности, выявляются в новом специфическом качестве. Взятые в этом новом качестве, они детерминируются отношениями, от которых абстрагируется физиология.

Так, например, заучивание, т. е. определенным образом организованное запоминание, рассматриваемое в физиологическом плане, есть организация подачи воздействующих на мозг раздражителей (концентрированных или распределенных и т. д.). Поэтому на процесс заучивания (точнее, на процесс, который в другом плане выступает в качестве заучивания) распространяются все законы нейродинамики корковых процессов. Однако, объясняя результат заучивания действием этих закономерностей, мы берем его не в качестве заучивания. Например, вопросы о том, работает ли ученик равномерно в течение всего года или сосредоточивает работу над учебным материалом на предэкзаменационном периоде, и о том, как распределяются раздражители, воздействующие на мозг, и как то или иное их распределение влияет на его работу, – это явно разные вопросы. Вторая его постановка абстрагируется от целого ряда взаимоотношений, которые включает первая. Физиология как таковая при рассмотрении явлений в свойственном ей аспекте, не знает и не должна знать заучивания как такового, как учебной деятельности человека. Когда тот же процесс, который в физиологическом плане представляет собой ответ мозга на определенным образом организованную подачу раздражителей, выступает в качестве заучивания, неизбежно выступают новые зависимости запоминания от деятельности человека и тех отношений, в которые в ходе этой деятельности он вступает, к тому, что им запоминается.

Для организации деятельности человека знание именно этих зависимостей и закономерностей, которым они подчиняются, практически особенно важно. Задача их раскрытия падает на психологию.

При распространении на психическую деятельность действия физиологических законов высшей нервной деятельности (законов нейродинамики нервных процессов) психические явления выступают как эффект действия физиологических законов. Говоря, что психические явления выступают как эффект действия физиологических законов, мы лишь в другой форме выражаем то положение, что физиологические законы высшей нервной деятельности распространяются на психические явления. Это последнее утверждение в свою очередь предполагает, что высшая нервная деятельность и психическая деятельность – это одна и та же деятельность. Так же, например, при распространении законов химии на физиологические, вообще биологические явления (биохимия), эти последние выступают как эффект действия химических закономерностей. При этом, однако, физиологические процессы представляют собой новую, своеобразную форму проявления химических закономерностей, и именно эта новая, специфическая форма их проявления выступает в законах физиологии.

Подобно этому, физиологические законы нейродинамики, распространяя свое действие на психические явления, получают в них новую, своеобразную форму проявления, а эта новая специфическая форма их проявления получает свое выражение в законах психологии.

Иными словами, психические явления остаются своеобразными психическими явлениями и вместе с тем выступают как форма проявления физиологических закономерностей, подобно тому как физиологические явления остаются таковыми, выступая в результате биохимических исследований и как форма проявления закономерностей химии.

В результате раскрытия биохимической природы физиологических явлений происходит не их исчезновение как явлений специфических, а углубление наших знаний о них. Как бы глубоко ни были вскрыты биохимические закономерности замыкания корковых связей и пищеварения, рефлексы не перестанут быть рефлексами, а пищеварение – пищеварением.

С прогрессом биохимии пищеварения знание этого процесса, конечно, углубится, он выступит как специфический эффект химических реакций, но останется при этом специфической формой их проявления, останется процессом пищеварения, в этой специфической своей форме характеризующим жизнь живых существ, а не реакции химических элементов.

Подобно этому, закономерные зависимости, устанавливаемые психологическим исследованием, могут в результате нейродинамического анализа выступить как эффект действия нейродинамических законов высшей нервной деятельности. Этим не упраздняется специфичность психических явлений, и в частности их зависимость у человека от общественных условий его жизни. От того, что психические явления выступают как эффект, производный от действия нейродинамических закономерностей высшей нервной деятельности, знание законов, устанавливаемых психологическим исследованием, не теряет своего значения. Мало того, само физиологическое исследование, направленное на нейродинамическое объяснение психических явлений, исходит из данных психологии.

Таково вообще соотношение между законами низших и высших форм движения материи, между «ниже» и «выше» лежащими областями научного исследования. Распространение более общих закономерностей «ниже» лежащих областей на области более специальные не исключает необходимости раскрытия специфических законов этих последних. «Выше» лежащие области в системе наук ставят задачи перед «ниже» лежащими, а последние доставляют средства для их разрешения: первые очерчивают подлежащие объяснению явления, вторые служат для их объяснения.

Взаимоотношения психологии и физиологического учения о высшей нервной деятельности укладываются также в общие рамки взаимоотношений между «ниже» и «выше» лежащими областями научного знания, хотя и носят специфический характер.

Сопоставляя отношение физиологических и психологических законов отражательной деятельности с отношением химических и физиологических (вообще биологических) законов, мы этим, само собой разумеется, не отрицаем своеобразия психических явлений как идеальных, которые в качестве таковых могут быть противопоставлены всем вообще материальным явлениям; мы лишь отмечаем аналогию, которая существует между соотношением более общих и более специфических закономерностей в отношении любых явлений, как бы ни были разнородны самые эти явления. Отрицание этой аналогии, отрицание правомерности распространения более общих законов материальных (физиологических) явлений на явления психические означало бы не что иное, как обособление психических явлений от материального мира, отказ от материалистического монизма. Вместе с тем при признании общности всех явлений, включая психические, и распространении более общих законов на все явления, специфичность которых выражается в более специальных закономерностях, признание этих последних не вырывает соответствующих явлений (в частности, психических) из закономерной взаимосвязи всех явлений материального мира. При распространении химических закономерностей на биологические явления, специфичность которых выражается в биологических законах, химические и биологические законы относятся к предметно одним и тем же явлениям, но эти явления выступают в них в разном качестве. Подобно этому физиологические, нейродинамические закономерности высшей нервной деятельности и законы психологические относятся к одной и той же отражательной (рефлекторной) деятельности мозга, но она выступает в них в разном качестве. Эта единая отражательная деятельность – материальная в своей основе – закономерно включается во всеобщую взаимосвязь явлений материального мира. На нее – взятую как единое целое, а не только на одну ее «половину» – полностью распространяется общее для всех наук, для всех явлений положение о соотношении общих и специфических закономерностей.

Изъятие психических явлений из сферы действия этого положения скрывает за собой неправомерное дуалистическое противопоставление обособленного психического материальному и падает заодно с преодолением этого противопоставления.

Из такого понимания соотношения физиологических и психологических закономерностей, физиологической и психологической характеристики деятельности мозга явствует несостоятельность ряда формулировок, ставших в последнее время ходовыми.

Очевидна прежде всего несостоятельность формулы, в которой психическое и физиологическое представляются как две координированные стороны одного процесса. Ошибочность этой формулы заключается в том, что она маскирует ту иерархию первичного и производного, основы и формы ее проявления, которая выражает существо отношения физиологической и психологической характеристик рефлекторной отражательной деятельности мозга, и ошибочно представляет их как равноправно соотнесенные, как координированные, параллельные. Ошибка заключается здесь в том, что выделяются разные «стороны» и не указывается соотношение этих «сторон».

Несостоятельно также иногда противопоставлявшееся этой первой формуле положение, согласно которому физиологическая и психологическая характеристики являются рядоположными «компонентами» характеристики, которую дает психическим явлениям психология, в то время как физиология ограничивается частичной физиологической их характеристикой. Эта формула своим теоретическим содержанием выражает концепцию старой «физиологической психологии», одновременно механистической и идеалистической.

Очень распространенной и все же порочной является формула, согласно которой физиологические законы высшей нервной деятельности относятся только к материальной основе психических явлений, не распространяясь на эти последние, а психологические законы – к психическим явлениям, якобы обособленным от чужеродной им физиологической основы, над которой они «надстраиваются».

Эта формула особенно вредна и опасна, потому что, характеризуя физиологические закономерности высшей нервной деятельности как «основу» психологии, она по своему внешнему выражению кажется близкой к истинному пониманию соотношения физиологических закономерностей учения высшей нервной деятельности и психологии. Вместе с тем по своему внутреннему смыслу и подлинной направленности она выражает заостренный дуализм. Она также устанавливает внешнюю рядоположность между физиологической «основой» и психическими явлениями. Согласно смыслу этой формулы, физиологические законы высшей нервной деятельности относятся не к психическим явлениям, а лишь к их физиологической «основе», а психические явления выступают, таким образом, вовсе не как форма проявления законов высшей нервной деятельности; связь между ними разорвана. Это реставрация старой схемы, одновременно механистической и идеалистической.

Все содержание учения о высшей нервной деятельности, весь ход развития науки опровергают скрытую в этой формуле концепцию.

Говоря о соотношении нервного и психического в единой рефлекторной деятельности мозга, мы, по существу, рассматривали одно звено так называемой «психофизической проблемы», вопроса о соотношении психических и прочих материальных явлений; мы решали вопрос, который можно назвать психофизиологической проблемой, – вопрос о соотношении процессов психических и физиологических. Но по самому смыслу рефлекторной теории, раскрытому нами перед тем, вопрос о зависимости психических явлений от мозга неотделим от вопроса о зависимости психических явлений, психической деятельности мозга от условий жизни. К рассмотрению этого последнего звена – вопроса о связи психических явлений с другими явлениями материального мира – мы теперь и переходим.

К рассмотрению единого вопроса о включении психических явлений во всеобщую взаимосвязь явлений материального мира мы подойдем в два хода, последовательно рассмотрев два его неразрывно взаимосвязанных аспекта: 1) детерминированность психических явлений действительностью и 2) обусловленность деятельности, поведения людей психическими явлениями, опосредствующими зависимость поведения от условий жизни.

Психические явления, как и любые явления в мире, детерминированы, включены во всеобщую взаимосвязь явлений материального мира.[244]244
  В зарубежной психологии в последние годы острый спор о детерминизме или индетерминизме по отношению к психическим явлениям велся внутри психоаналитической школы – между фрейдистами и адлерианцами. При этом обе стороны вели его с неверных позиций. См. дискуссии в: Indiv. Psychol. Bull. – 1951. – 19 и др.
  В целом фрейдисты защищают детерминизм; но детерминизм психологический. Каждое психическое явление детерминировано, но детерминировано оно, по Фрейду, всегда психическими же явлениями. Таким образом, детерминизм, о котором здесь идет речь, – это внутрипсихический детерминизм, игнорирующий зависимость психических явлений от явлений материального мира, предполагающий, что причины любых психических явлений заключаются в других психических же явлениях. Согласно адлеровской концепции, все поведение подчинено телеологической схеме: оно всегда преследует определенные цели. Ошибочно считая, будто причинная обусловленность исключает возможность целеполагания, адлерианцы выступают против детерминизма за индетерминизм.


[Закрыть]

В своем практическом выражении вопрос о детерминированности психических явлений – это вопрос об их управляемости, о возможности их направленного изменения в желательную для человека сторону. В этом основное значение, основной жизненный смысл вопроса о детерминации психических явлений. Конкретно постичь детерминированность, закономерную обусловленность психических явлений – психической деятельности и психических свойств человека – это значит найти пути для их формирования, воспитания.

На психические явления распространяется, приобретая здесь специфическое содержание, основная общая черта диалектико-материалистической концепции детерминизма, согласно которой внешние причины действуют через внутренние условия (которые сами формируются в результате внешних воздействий).

Внутренние условия психической деятельности как таковой не сводятся лишь к тем внутренним условиям рефлекторной деятельности мозга, которые вскрыты в физиологическом плане павловскими исследованиями. Они имеют и свое собственно психологическое выражение. Внешнее воздействие дает тот или иной психический эффект, лишь преломляясь через психическое состояние субъекта, через сложившийся у него строй мыслей и чувств. Всякий психический процесс протекает как бы на фоне определенного психического состояния человека, обусловливающего его течение, и своим последействием имеет его изменение.

Изучение внутренних психологических закономерностей, обусловливающих психический эффект внешних воздействий, составляет фундаментальную задачу психологического исследования.[245]245
  С попыткой разрешения этой проблемы – раскрытия внутренних психологических условий, опосредствующих психический эффект внешних воздействий, – связаны понятия апперцепции, установки и др. Проблема установки разрабатывается в советской психологии школой Узнадзе. Вокруг понятия установки Узнадзе и его продолжателей развернулась в последнее время острая дискуссия. Разработка проблемы установки нужна и принципиально важна как попытка вскрыть внутренние условия психической деятельности субъекта. Но все дело в том, чтобы понять установку как звено, образующееся в системе взаимодействия индивида с внешним миром, взаимодействия, начинающегося с воздействия внешнего мира на индивида, на субъекта.


[Закрыть]

Говоря о детерминированной жизни организмов и тем более жизни и деятельности людей, надо различать внешние обстоятельства, среду, в которой протекает их жизнь и деятельность, и собственно условия жизни. В качестве условий жизни из среды, из внешних обстоятельств выделяются те и только те, которые находятся в определенных объективных отношениях к жизни людей, которыми их жизнь реально обусловлена. В выделении из среды – общественной и природной, – из всей совокупности внешних обстоятельств, среди которых протекает жизнь людей, условий их жизни, – в этом выделении объективно проявляется активность, избирательность человека как субъекта жизни. В качестве условий жизни из среды выделяется то, что отвечает «требованиям», которые объективно предъявляет к условиям своей жизни человек в силу своей природы, своих свойств, уже сложившихся в ходе жизни. Условия жизни входят в определение самой природы человека; от этой же последней, складывающейся под воздействием условий жизни, в свою очередь зависит, что выступит для человека в качестве условий его жизни. Условия жизни, говоря иначе, это не среда сама по себе, а та же система реальных отношений, в которые включается человек; общественная среда выступает в виде совокупности объективных общественных отношений, в которых человек должен занять определенное место. Требования, которые условия жизни предъявляют человеку, задачи, которые она перед ним ставит, заставляют его самоопределиться. Объективные отношения, в которые включается человек, определяют его субъективное отношение к окружающему, выражающееся в его стремлениях, склонностях и т. д. Эти последние, сложившиеся под воздействием внешних условий, в свою очередь опосредствуют зависимость поведения, деятельности людей от внешних условий, от объективных отношений, в которых живет человек.

Условия жизни и деятельности должны учитываться в детерминации психических процессов, как и процессов физиологических. Но в зависимости от того, выступает ли высшая нервная или психическая деятельность в качестве нервной в физиологическом плане или в качестве психической, по-разному выступают и условия жизни. В физиологическом плане они выступают как раздражители. Зависимость от условий жизни выступает здесь в их изменяющемся сигнальном значении. Условно-рефлекторная деятельность высшего отдела мозга направлена, по Павлову, на то, чтобы отыскивать в беспрерывно изменяющейся среде «основные, необходимые для животного условия существования, служащие безусловными раздражителями…» [[246]246
  Павлов И. П. Полн. собр. соч. Т. III, кн. 2. – С. 108 (выделено нами. – С. Р.).


[Закрыть]. Таким образом, условия жизни в физиологическом исследовании выступают как раздражители, в психологическом же исследовании – как объективные обстоятельства жизни, которые осознаются или во всяком случае могут быть осознаны людьми. Обстоятельства жизни, определяя поступки людей, сами изменяются ими.

Говоря специально о детерминированности психической деятельности объективными условиями, не приходится просто подставлять на место условий психической деятельности условия жизни людей вообще (и тем более самое природную или общественную среду). Под условиями психической деятельности надо разуметь не все вообще обстоятельства, среди которых живет человек, и даже не вообще то, что в окружающем мире составляет условия его жизни, отвечая потребностям его как организма или как социального существа.

Говоря об условиях психической отражательной деятельности, надо выделить из общих условий всевозможных проявлений человека специфические условия именно данной – отражательной – деятельности. Условия, от которых закономерно зависит психическая деятельность, не могут поэтому быть определены попросту указательным жестом, направленным на все то, что окружает человека. Они должны быть выделены специальным исследованием психической деятельности.

Условиями отражательной деятельности как таковой являются все те, и только те, свойства или стороны объективной действительности, которыми определяются те или иные требования к отражательной деятельности. Так, запоминание зависит от объема подлежащего запоминанию материала, от качественных его особенностей, но не от всех, а только от некоторых. Так, принадлежность подлежащего запоминанию материала к той или иной науке может быть совершенно несущественна для деятельности запоминания. Запоминание материала разных наук может совершаться одинаково, несмотря на принадлежность его к разным областям знания и, значит, к разным сторонам объективной действительности; и запоминание разного материала, относящегося к одной и той же науке, может совершаться по-разному. Для запоминания существенны все те, и только те, качественные особенности материала, которые обусловливают изменение внутреннего, психологического содержания деятельности запоминания – анализа и синтеза (группировки), дифференциации и генерализации (обобщения) материала, как то: наличие или отсутствие в материале подлежащих раскрытию внутренних связей и т. п.

Все прочие свойства материала и объективные условия жизни и деятельности обусловливают содержание запоминаемого, но не касаются законов запоминания.

Законы запоминания, как и законы любой психической деятельности, сохраняют свое значение при изменении всех неспецифических для отражательной деятельности условий жизни.

Свойства материала влияют на результат запоминания опосредствованно, через изменения во внутреннем характере деятельности запоминания. Объем данного для запоминания материала сам по себе, взятый безотносительно к деятельности запоминания, не определяет однозначно запоминания, его результата; объем материала как объекта запоминания в свою очередь зависит от того, что с ним делается в процессе запоминания – как связываются и объединяются между собой его части, как эти связи в процессе запоминания обобщаются и т. д. Основная задача психологии памяти именно в том и заключается, чтобы раскрыть внутреннее содержание деятельности запоминания, т. е. выявить, что делает человек, когда запоминает, – как анализирует и синтезирует, дифференцирует и генерализирует подлежащий запоминанию материал и т. п. (ср. Смирнов А. А. Психология запоминания. – М.; Л., 1948). Раскрытие внутренних психологических условий, опосредствующих психологический эффект внешних воздействий на субъекта и внутренних закономерностей внешне обусловленной психической деятельности, составляет основную задачу психологической науки. Разрешение именно этой задачи определяет основную линию психологического исследования. При этом под внутренними закономерностями разумеются не имманентные субъекту – в духе интроспекционизма, – а специфические закономерности, выражающие зависимость психической деятельности от специфических условий именно данной деятельности.

Всякое психическое явление как отражение объективной действительности определяется своим предметом. Но эта зависимость психического явления от объекта опосредствована психической деятельностью, в результате которой это явление возникает.

Так, в процессе восприятия образ зависит прежде всего от предмета, образом которого он является. Но образ – не мертвенный отпечаток предмета. То, какой стороной своей предмет повернется к субъекту, какие его свойства и как выступят в образе, зависит от того, какие жизненные отношения сложатся у субъекта с отображаемым предметом или лицом. В психологическом исследовании особенно существенно выявить именно эту зависимость отображения от взаимодействия субъекта с объектом, от его деятельности. Целый ряд советских психологических исследований справедливо уделял этому вопросу особое внимание и с успехом вскрыл на конкретном материале эту зависимость применительно к восприятию, памяти и т. д. Однако эта зависимость может быть правильно понята только если исходить из того, что и жизненные отношения и деятельность субъекта, в которой они складываются и изменяются, сами тоже зависят от объективной действительности, от предмета, с которым субъект в эти взаимоотношения вступает. Сама деятельность человека не исходит из субъекта, взятого безотносительно к объективному миру, и не является сама по себе конечной инстанцией, определяющей сознание[247]247
  Когда марксист говорит о роли практики в познании, в отражении действительности, в деятельности, изменяющей природу, то он исходит при этом из того, что отражается, познается сама действительность, раскрывающаяся в практике. Это отличает марксиста от прагматиста в философии. Это коренное отличие распространяется и на психологические исследование.


[Закрыть]. Сама действительность определяет субъективный образ объективного мира, но, определяя его, действительность выступает не как некая «вещь в себе», безотносительная к субъекту, а как предмет, включенный в реальные, действенные, жизненные отношения с субъектом. Образ – отражение предмета, и отражается в образе предмет так, как он выступает в реальных жизненных отношениях, в которые вступает с ним субъект. Отражение предмета совершается не в порядке пассивной рецепции механического воздействия вещи, запечатлевающейся якобы в субъекте вне его ответной деятельности. Вместе с тем образ предмета, как отражение его, никак не является лишь проекцией на предмет потребностей субъекта, образа и способа его действий. Отвергнута и преодолена должна быть как позиция домарксового материализма, для которого мир выступает лишь в форме объекта созерцания и выпадает субъект, его деятельность, так и позиция современного прагматизма.

Образ предмета отражает сам предмет, выявляющийся в действии, и отражает его так, как он выявляется в действии с ним человека.

Результаты заучивания, как уже отмечалось, зависят не только от того, что именно, т. е. какой материал (большой или малый, состоящий из разрозненных данных – отдельных слов или чисел – или представляющий собой связный текст и т. п.) заучивается, но и от того, как человек работает над материалом, как он его анализирует, группирует, обобщает и т. д.

Аналогично обстоит дело и с развитием речи. Развитие речи – это процесс, в ходе которого ребенок овладевает родным языком. Речь ребенка, ее фонематический и грамматический строй определяются фонематическим и грамматическим строем языка. Однако для того чтобы язык определил речь ребенка, ребенок должен прийти с ним в соприкосновение в процессе общения, совершающегося посредством языка. Развитие речи ребенка зависит от того, как идет этот процесс общения, в котором ребенок осваивает язык. На этом, естественно, и сосредоточивается психологическое исследование, принимая структуру языка как нечто данное. Было бы грубой ошибкой пытаться объяснить развитие речи исходя из речевой деятельности ребенка как таковой, самой по себе: это значило бы неминуемо выводить ее из природы ребенка. Между тем, если фонематический слух и артикуляция русского ребенка различает, скажем, твердое и мягкое «л», а немецкий ребенок их не различает, то это определяется, конечно, не природой русского или немецкого ребенка, а фонематическим строем русского и немецкого языков. Подобно этому, если русский ребенок, общение которого с окружающими осуществляется посредством русского языка, выражает грамматическое отношение посредством морфем, а английский ребенок – посредством предложных конструкций, то это объясняется сложившимися в процессе исторического развития особенностями грамматического строя одного и другого языка. Словом, язык как объект овладения определяет, детерминирует речь, ее развитие; но эта детерминирующая развитие речи роль языка опосредствована процессом общения ребенка с окружающими, которое осуществляется посредством языка.

Таким образом, в различных примерах закономерно выступают те же основные черты детерминации психических явлений.

Диалектико-материалистическое понимание исходит, как мы видели, из того, что воздействие внешнего объекта опосредствуется обусловленной им деятельностью субъекта. Продукт этого внешнего воздействия выступает, таким образом, вместе с тем как результат объективно обусловленной деятельности самого субъекта. Выражением так понимаемой закономерной обусловленности образа является характеристика его как субъективного (субъективного образа объективного мира); термин субъективный при этом коренным образом отличается от субъективистического значения, которое он приобретает при идеалистическом подходе к сознанию.

Такое – диалектико-материалистическое – понимание закономерных взаимоотношений субъекта с отражаемой им объективной действительностью снимает в самой ее основе теорию двух факторов, согласно которой отражение определяется с одной стороны, субъектом, а с другой – объектом. Отражение – психическая деятельность и ее продукт – не определяется ни объектом самим по себе, ни субъектом самим по себе, независимо от объекта, ни одним плюс другим. Психические явления определяются отражаемым объектом; при этом зависимость их от объекта опосредствована взаимоотношениями с ним субъекта.

Легко на любом примере уяснить себе, что конкретно означает каждая из вышеуказанных точек зрения. Так, теория памяти, исходившая из учения об ассоциациях в их старом, допавловском понимании, пыталась объяснить запоминание связями запоминаемого материала безотносительно к их значению для субъекта. Противникам этой теории не трудно было доказать, что одних таких связей в заучиваемом материале, даже при многократном повторении входящих в них членов, оказывается недостаточно для запоминания[248]248
  См.: Lewin К. Das Problem der Willensmessung und das Grundgesetz der Association // Psychologische Forschung. – 1922. – H. I u. II. См. также: Kohler W. Gestalt Psychology. – London, 1930 (Ch. IX «Reproduction», особенно с. 255—256).


[Закрыть]. Этот факт обнаружился первоначально совершенно непреднамеренно и очень показательно в опытах Радосавлевича, свидетельствующих о том, что и при многократном повторении связи между последовательными членами ряда никак не образуются, если перед испытуемым не стоит задача запомнить.