Текст книги "Меченые"

Часть вторая
ТАЙНЫ ОЖСКОГО ЗАМКА

Многочисленная группа веселых всадников, поднимая тучи брызг, переправилась через полноводный в эту пору ручей и устремилась к Ожскому замку. Алые плащи на плечах предводителей указывали на высокий ранг гостей. Густаву показалось, что он узнал в одном из них ярла Эйнара Гоонского, правителя Приграничного края. Гость был не то чтобы нежеланный, но обременительный. Перекрестившись, Густав поспешил вниз, предупредить Ульфа о визите высоких особ.

Молодой владетель Тор перехватил озабоченного Густава во дворе замка. На губах владетеля играла беззаботная улыбка. Узнав о предстоящем визите правителя края, он помрачнел, зеленые глаза недовольно блеснули из-под длинных ресниц.

– Иди, открывай ворота, – приказал Тор старому воину, – об остальном я позабочусь.

– А как же Ульф?

– Приказываю здесь я, – надменно бросил владетель Нидрасский.

Густав поспешно зашагал к воротам. Тор смотрел ему вслед невидящими глазами, думая о своем, не слишком веселом. Подошедший Ара осторожно тронул его за плечо:

– О чем задумался, владетель?

Тор обернулся: кривая усмешка, более похожая на гримасу, исказила правильные черты его лица:

– Ярл Эйнар жалует к нам в гости.

Ара вскинул густые, черные, словно сажей вымазанные брови:

– Что нужно Гоонскому быку в нашем замке?

– Скоро узнаем, – вздохнул Тор и нехотя направился к дому.

Гильдис удивленно взглянула на вошедшего сына. Не часто в последнее время он баловал ее своим вниманием. Взрослого человека у материнской юбки не удержишь, но была и другая причина, вызвавшая размолвку между матерью и сыном. Рано или поздно им придется объясниться, и Гильдис надеялась, что сын ее поймет. Должен понять, несмотря на шепоток и досужие сплетни, которыми была окружена ее новая неожиданная беременность. Многие намекали Гильдис на якобы неоспоримое сходство Тора с Тузом, но она этого сходства не видит. Разве что рост и цвет волос, но глаза у Тора совсем другие. У ее сына добрые глаза, хотя в них сейчас и стынет обида на мать. Но, даст бог, все развеется. Имеет же право Гильдис после стольких мук хоть на капельку счастья.

Тор пожалел мать: нежданные гости – лишние хлопоты. Но делать нечего – повелителя края не выставишь за порог без причины. Гильдис выслушала сына спокойно, и он так и не смог определить по ее лицу, обрадована она неожиданным визитом или огорчена.

– Тебе следует встретить ярла Эйнара у ворот замка.

Тор поморщился: он не любил Гоонского и не собирался скрывать это от матери.

– Скажи Ульфу, пусть позаботится о гостях.

– Я все сделаю сам.

Гильдис уловила в глазах сына плохо скрываемое раздражение и пристально посмотрела ему в глаза.

– Как знаешь, – произнесла она спокойно, хотя в душе ее шевельнулась обида.

Ярл Гоонский в сопровождении блестящей свиты из молодых владетелей уже вступил в Ожский замок через предупредительно распахнутые ворота. Густав принял поводья, небрежно брошенные повелителем края. Тор, придав лицу надменное выражение, придерживая рукой длинный и неудобный дедовский меч, сделал несколько шагов навстречу благородному Эйнару. Гоонский дружески обнял молодого владетеля. Пышно разодетая свита, сверкая зонтом и серебром расшитых по последней моде плащей, со смехом и шутками приветствовала владетеля Нидрасского. Тор улыбался молодым владетелям, но глаза его настороженно следили за Гоонским. Ярл перебросился несколькими словами со склонившимся перед ним Ульфом, и лицо его приняло озабоченное выражение.

Эйрик Маэларский, племянник повелителя края, подтолкнул плечом своего нового приятеля Сивенда Хаслумского, недавно прибывшего из Нордлэнда и плохо знакомого с приграничными нравами:

– А это те самые меченые, о которых ты меня расспрашивал, благородный друг.

Хаслумский с изумлением уставился на стоящую поодаль группу молодых воинов в черном, ничем особенно не отличающихся от прочих – разве что мечами, которые висели за спиной крест-накрест. Благородный Сивенд, ожидавший увидеть, по меньшей мере, чертей с рогами, не мог скрыть своего разочарования, чем чрезвычайно позабавил веселого владетеля Эйрика.

– Не все золото, что блестит, благородный Сивенд, – усмехнулся Маэларский. – Таких волков и в Приграничье ныне редко встретишь, а уж у вас в Бурге и подавно. Меченые на вохра ходят в одиночку, а нордлэндские владетели им на один зуб.

В словах Эйрика Хаслумскому почудилась насмешка, он хотел было уже обидеться, но тут глаза его встретились с такими черными и глубокими, как омут, глазами, что у Сивенда даже дух перехватило.

– Кто это? – спросил он у Эйрика.

Маэларский скользнул оценивающим взглядом по фигуре девушки – редкостная красавица, надо признать. Высока, стройна, крутобедра и полногруда, волосы цвета воронова крыла волной падают на спину. А таких лиц с черными дугами бровей и пухлыми устами у лэндовских девушек не бывает.

– Похоже, это Данна, подружка Тора, давненько я ее не видел. – Эйрик даже прищелкнул языком от восхищения. – Лет пятнадцать назад ее вывезли с той стороны границы. Ее отец был колдуном, сдается мне, что и она не без греха.

– За такие глаза ей любые грехи простятся, – заметил стоящий рядом ярл Грольф Агмундский.

– Не все так великодушны, дорогой Грольф.

Молодые владетели засмеялись. Сивенд Хаслумский подкрутил усы и огладил небольшую бородку, пытаясь, видимо, ослепить красавицу нордлэндским блеском, но в ответ получил лишь удивленный и слегка пренебрежительный взгляд. Маэларский в душе посмеялся над Сивендом, мнящим себя неотразимым. Последнюю буржскую моду Эйрик считал нелепой, а уж являться в таком виде в Приграничье, пленять красавиц – и вовсе смешно. Молодому Хаслумскому следовало бы брать пример со своего земляка Рекина Лаудсвильского, который то ли из бедности, то ли из скромности уже целый месяц ходит в простом коричневом камзоле, пошитом, надо полагать, еще во времена героических отцов. Впрочем, и на Лаудсвильского глаза красавицы Данны произвели большое впечатление. Но, в отличие от Сивенда, Рекин не пытался покорить девушку и, может быть, поэтому был удостоен более доброжелательного взгляда.

– Колдовской замок, – вздохнул нордлэндец, – меченые, ведьмы…

Лаудсвильский, видимо, наслушался в детстве буржских сказок о Приграничье и был страшно рад, что нашел в Ожском замке подтверждение самым смелым фантазиям. Маэларский счел своим долгом предостеречь заезжего гостя от слишком громкого и бурного проявления чувств. В Ожском замке не прощают обид. Лаудсвильский, однако, предостережению не внял и затронул тему, которой Эйрик никому бы не советовал касаться во избежание крупных неприятностей.

– Ах, бросьте, благородные владетели, – заступился Хаслумский за земляка, – о связи гордой хозяйки Ожского замка с командиром собственной дружины шепчутся даже у нас в Бурге, а вы делаете вид, что для вас это тайна за семью печатями.

– Эйрик прав, – вмешался осторожный Грольф Агмундский, – советую придержать язычок, благородный Сивенд, иначе тебе не миновать крупной ссоры с Тором Нидрасским, который в драке совсем не подарок.

– Вот как, – удивился Хаслумский, поправляя подвитые и уложенные по последней моде локоны, – неужели этот деревенский мальчишка чего-нибудь стоит?

– Гораздо больше, чем такая напомаженная шлюха, как ты.

Пораженный неожиданной отповедью, Сивенд резко обернулся: высокий воин с широким рваным шрамом через правую щеку смотрел холодными глазами прямо ему в лицо. Хаслумский трусом не был – побелев от гнева, он бросился на обидчика. Лось, не изменив позы и даже не расцепив сложенных на груди рук, спокойно слушал беснующегося владетеля.

Поднятый шум привлек внимание ярла Гоонского:

– Негоже, владетель, обнажать меч в гостях у друзей.

Эйрик Маэларский, повинуясь взгляду Гоонского, решительно вмешался в происходящее.

– Успокойся, благородный Сивенд, подобные размолвки между воинами не решаются криком.

Хаслумский осознал наконец что со стороны его поведение выглядит глупо, и вернул в ножны вытянутый уже но половины меч.

– Пусть кто-нибудь договорится с ним о поединке.

Гоонский неодобрительно покачал головой и, взяв Тора под руку, последовал с ним в дом.

– Я думаю, нет смысла терять время на примирение противников, – заметил Грольф Агмундский.

Ара согласно кивнул:

– Завтра на рассвете, каждый своим оружием.

Секунданты холодно раскланялись. Инцидент был временно исчерпан. Хаслумский собрался было покинуть Ожский замок, но Маэларский его удержал, намекнув, что поведение нордлэндского владетеля сочтут невежливым, а то и чего доброго, трусливым. Агмундский поддержал Эйрика, заметив, что оскорбление Сивенду нанес не владетель Тор, а сержант меченых, который не имеет кровных связей ни с Нидрасскими, ни с Хаарскими.

– Надеюсь, я не уроню себя в глазах приграничных владетелей этим поединком? – забеспокоился Хаслумский.

– Упаси бог, – не сдержал улыбки Эйрик. – Если ты благородный Сивенд, устоишь против меченого, то все приграничные замки сочтут тебя самым дорогим и желанным гостем.

Хаслумский объяснением был удовлетворен, зато Лаудсвильский глянул на Маэларского с удивлением. Видимо Рекин был поумнее своего земляка, а потому сообразил, что слава победителя меченых дорогого стоит. Вслух он, однако, ничего не сказал, не желая, видимо, огорчать и расхолаживать Сивенда накануне опасного поединка.

Владетели последовали в парадный зал Ожского замка, где для гостей уже был накрыт огромный стол. Хаслумского с Лаудсвильским посадили как раз напротив меченых, что позволило последнему попристальней присмотреться к героям самых страшных буржских легенд. Впрочем, дело было не только в легендах, но и в инструкциях ордена, которые Рекин получил перед отъездом в Приграничье. Меченые были молоды, словоохотливы и насмешливы. Лаудсвильский с ходу включился в разговор, затеянный Эйриком Маэларским. Речь шла о духах и таинственных чужаках, которые их время от времени посещают. Черноволосый Ара утверждал, что видел их собственными глазами, благородный Эйрик скептически хмыкал. Лось был, кажется, недоволен откровенностью своего товарища и даже бросил на него пару раз предостерегающие взгляды. Похоже, сержант меченых считал, что Ара в горячке спора сболтнул лишнее.

Заинтересовавший Лаудсвильского разговор прервал ярл Эйнар, поднявший кубок за хозяйку Ожского замка, не преминув при этом отметить ее заслуги в борьбе против Башни. Меченые, сидевшие напротив благородных владетелей, встретили этот тост ледяным выражением окаменевших лиц. Поэтому тост ярла, к его удивлению, вызвал куда менее бурную поддержку, чем он ожидал. Кажется, Гоонский все-таки осознал свою бестактность, поскольку тут же предложил выпить за всех защитников Ожского замка.

К чужакам и духам разговор больше не возвращался: обсуждали недавнюю женитьбу благородного Фрэя Ингуальдского, к которому, к слову сказать, у Лаудсвильского были рекомендательные письма. Рекин, успевший уже побывать в замке благородного Фрэя, о новой хозяйке Ингуальда отозвался в самых лестных выражениях. Сивенд, прервав Лаудсвильского на самом патетическом месте, назвал благородную Кристин кривлякой, чем слегка шокировал почтенную публику и едва не вызвал новую ссору, на этот раз с благородным Рекином, который, слегка разгорячившись от выпитого вина, вздумал защищать честь дамы. К счастью, Лаудсвильский вовремя опомнился и махнул на Сивенда рукой. У Хаслумского сегодня явно неудачный день: что ни скажет, все невпопад.

Шум на дальнем конце стола обеспокоил Гоонского. Ярл подозвал к себе племянника, но Эйрик только руками развел:

– Сивенд и слушать ничего не желает.

– Мальчишка, – обругал нордлэндца ярл, – меченый расправится с ним, как волк с ягненком.

Маэларский был абсолютно согласен с дядей. Разве что у волка будет с утра хорошее настроение, и он ограничится тем, что попортит шкуру своему противнику.

– Поговори с Тором, – посоветовал Гоонский племяннику, – Не страшно, если Лось пустит кровь этому самодовольному прыщу, лишь бы нам удалось вернуть его живым высокородному папаше.

Эйрик недовольно скривил губы. Он не слишком жаловал высокомерного Хаслумского и был даже рад, что тот вляпался в неприятную историю, но отец Сивенда, первый министр короля Рагнвальда, был пока еще нужен Гоонскому в его нелегком противостоянии с владетелем Брандомским. Это следовало учитывать, и Маэларский взял на себя неприятную миссию переговоров с Тором.

Тора дипломатия владетеля Маэларского позабавила, но заставила и призадуматься. Эйрик не был его другом, но не был и врагом, то же самое можно было сказать и о Сивенде Хаслумском, попавшем по собственной глупости как кур в ощип. Смущало Тора только участие в этом деле Гоонского, а Эйрик вряд ли затеял бы этот разговор, не посоветовавшись с дядей. Тор оглянулся на дальний конец стола, где вновь о чем-то спорили владетели и меченые, и подосадовал, что Эйрик вздумал обсуждать столь деликатную тему прямо в зале. По насупленному лицу Лося было видно, что перемещения Маэларского не остались им незамеченными, и уж конечно сержант меченых отвергнет все предложения и просьбы Гоонского быка. Благородный Эйрик своей неуклюжей дипломатией, похоже, сослужил Хаслумскому плохую службу. Недаром же говорится, что благими намерениями дорога в ад вымощена.

Утро выдалось сырым и холодным, а сгустившийся к рассвету туман окутал плотной пеленой подножие холма, на котором возвышался величественный Ожский замок. Но даже в этой молочно-белой густой дымке замок выглядел внушительно. Мрачно-серая громада спрессованных пролетевшими столетиями камней напоминала хищную птицу, присевшую отдохнуть и в любой момент готовую устремиться в небеса. По прикидкам Лаудсвильского, такой крепкий орешек если и можно было расколоть, то только очень сильным ударом. А не прибрав к рукам этой крепости, нависшей над Ожским бором, нечего было и думать о контроле над краем. Теперь Рекин начинал понимать, почему так старательно обхаживает благородную Гильдис ярл Гоонский и почему генерал серого ордена Труффинн Унглинский так долго и настойчиво рекомендовал своему посланцу непременно наведаться в Ожский замок и разузнать как можно больше о его обитателях.

– Умели ваши предки строить, – завистливо произнес владетель Лаудсвильский, кутаясь в длинный плащ, плохо спасающий, однако, от утренней сырости.

– Этот замок предок Тора, Гарольд Хаарский, получил от меченых в награду за помощь в войне против желтых шапок, – пояснил Эйрик Маэларский.

Владетель Хаслумский, озабоченный, видимо, предстоящим поединком, уныло ковырял землю носком кожаного сапога. Богато украшенный серебром стальной шлем он держал в руках, подставляя разгоряченный лоб свежему ветерку, дующему с озера Духов. По наблюдениям Лаудсвильского, Сивенд не так много вчера выпил, чтобы сегодня маяться с похмелья. Похоже, потел он если и не от страха, то от чрезмерного внутреннего напряжения, которое могло сильно ему помешать в предстоящей схватке.

– Дымка скоро рассеется, – заметил молчавший до сих пор Агмундский и, оглянувшись, добавил: – А вот, кажется, и они.

Тор первым вынырнул из тумана и, легко спрыгнув с коня, весело поприветствовал владетелей. Трое меченых его гвардии подъехали следом, холодными кивками отвечая на приветствия собравшихся. Ара и Лаудсвильский отошли в сторону, необходимо было уточнить окончательные условия поединка.

– Меченые привыкли драться двумя мечами, – послышался возмущенный голос Ары.

– У владетеля нет с собой щита, – резонно возразил Лаудсвильский.

Вспыхнувший спор разрешил Лось:

– Я буду драться только левым.

Во избежание недоразумений он передал правый меч Рыжему. Агмундский обратил внимание собравшихся на то, что меч Лося значительно короче меча Сивенда.

– Зато клинок много лучше, – возразил Маэларский.

Рыжий предложил Хаслумскому свой меч, но владетель предпочел драться собственным оружием. Поединок единодушно решили проводить до первой крови – обида не была смертельной. Сивенд пробовал слабо протестовать, но протест был решительно отклонен его же секундантами. Лось во время спора отмалчивался. Обезображенное шрамом лицо его казалось в лучах утреннего, с трудом пробивающегося сквозь туман солнца почти свирепым. Ярл Агмундский шепнул владетелю Лаудсвильскому:

– Похоже, у нашего друга не так много шансов.

– Не стоило Сивенду распускать хвост, – буркнул в ответ Рекин.

Хаслумский первым нанес удар, меченый легко уклонился в сторону. Казалось, он напрочь забыл о своем мече. Глядя холодными глазами на своего противника, Лось закружился в странном танце, резкими движениями крепко сбитого тела уклоняясь от разящих ударов. Лаудсвильский удивленно присвистнул – ничего подобного ему видеть не доводилось.

– Говорил же я вам – волки! – покачал головой Маэларский.

– Да это просто дьявол какой-то! – воскликнул Лаудсвильский.

Сивенд начал потихоньку выдыхаться. И так не слишком искусный рубака, он, встретив необычную манеру ведения боя, сначала пришел в ярость, а потом растерялся. Страх все сильнее сжимал его сердце, мешая вдохнуть полной грудью. Меченый, казалось, был неуязвим для ударов, а тяжелый его взгляд проникал в мозг владетеля, парализуя могильным холодом.

– Клянусь всеми святыми, – возмутился Лаудсвильский, – это не поединок, это дьявольское наваждение.

– Меченые дерутся именно так, – пожал плечами Маэларский, который еще надеялся, что Лось послушает Тора и оставит незадачливого противника в живых.

Сержант первый раз пустил в ход меч – шлем владетеля покатился по земле. Но, как ни вглядывались встревоженные секунданты, кровь на лице Хаслумского обнаружить не удалось, а значит, не было повода остановить поединок. Движения Сивенда становились все менее уверенными, еще недавно пышная прядь мокрым комком упала на глаза, мешая ему видеть противника. И все-таки развязка наступила неожиданно. Хаслумский сделал неловкий шаг вперед и тут же согнулся пополам, роняя меч из ослабевшей руки. Меченый нанес удар быстро и точно: клинок на мгновение мелькнул перед глазами зрителей, и в следующую секунду все было кончено. Ярл Агмундский первым бросился к упавшему владетелю, но спешил он напрасно: меченый свое дело знал. Нанес он только один удар, но это удар был смертельным.

– Это просто колдовство, – прошептал потрясенный Рекин, не успевший даже разглядеть момент удара.

– Чистая работа, – подтвердил Агмундский.

Маэларский был неприятно поражен: до последней минуты он рассчитывай на благоприятный исход поединка.

– Надеюсь, благородный владетель Нидрасский отдает себе отчет в том, что сейчас произошло.

Тор пожал плечами – поединок, ничего не поделаешь. На его лице не было ни радости, ни огорчения, лишь легкая тень сожаления по поводу чужой внезапно оборвавшейся жизни.

Ярл Гоонский поднял равнодушные глаза на стремительно ворвавшегося в его комнату племянника.

– Итак, меченый убил столичного щеголя, – спокойно произнес он.

Пораженный его тоном, Эйрик замер, а потом бросил на ярла удивленный взгляд:

– Ты хочешь сказать, что предвидел это?

– Скажу больше – я этого хотел.

– Но ты же сам послал меня к Тору…

– Послал, – мягко перебил племянника ярл, – в полной уверенности, что меченый Лось именно так отреагирует на просьбу Гоонского.

– Но зачем тебе понадобилась смерть Сивенда?

– Меня мало интересует жизнь или смерть какого-то буржского мотылька, – в голосе Гоонского прозвучало пренебрежение, – меня волнует сотня меченых Чуба, который все больше начинает склоняться к союзу с Брандомским, а Бьерн в последнее время днюет и ночует в приемной короля Рагнвальда.

Вся суть проведенной интриги стала наконец очевидной для Маэларского. Визит в Ожский замок правителя края не был внезапным капризом стареющего, безнадежно влюбленного мужчины, как по наивности воображал Эйрик. Гоонский убил сразу двух зайцев: убрал посланца Нордлэнда, досаждавшего ему в последнее время неуместным любопытством, и поссорил Тора Нидрасского с королем Рагнвальдом. И главное – ссора Тора с Нордлэндом делала неизбежным разрыв Чуба с Брандомским. а они собрались еще заключить союз против правителя края. Маэларскому оставалось только восхищенно качать головой.

– Лаудсвильский считает, что Сивенд убит с помощью колдовства, уж очень необычна, на взгляд нордлэндца, манера ведения боя у меченых.

– Не следует разубеждать благородного владетеля, – усмехнулся ярл и посмотрел на племянника веселыми глазами.

В отличие от Гоонского, Ульф искренне огорчился известию о смерти Сивенда.

– Хаслумский был посланником короля Рагнвальда, – сказал он Тору, – об этом тебе не следовало забывать.

– Жалко земляка? – насмешливо спросил Тор, намекая на нордлэндское происхождение Ульфа.

– Хаслумские не были нашими врагами, – хмуро заметил Ульф. – Пора тебе уже подумать об интересах Нидрасского дома. За твоей спиной сотни преданных людей, и смерть Сивенда может негативно отразиться на их судьбе.

Ульф был прав, но это был Ульф, отношения с которым у Тора с каждым днем становились все хуже, и отнюдь не по вине командира Ожской дружины.

– Я не нуждаюсь в твоих советах, – надменно произнес Тор.

Ульф поклонился и, не сказав больше ни слова, вышел.

– Зря ты так, – ворчливо заметил Ара, – очень может быть, что вы с Лосем действительно поторопились.

Глаза владетеля Нидрасского вспыхнули гневом, и Ара почел за благо убраться от него подальше. С Тором в последнее время творилось что-то неладное. Его откровенная враждебность по отношению к Ульфу удивляла Ару, да и всех остальных меченых. Ульфа они не любили или делали вид, что не любили, памятуя его активное участие в разгроме Башни. Но не уважать Ульфа было нельзя. Наравне с Чубом он был их учителем в бранном деле и не раз спасал их лихие головы в бою. Именно Ульф четырнадцать лет назад зарубил наемника, который уже почти достал мечом Ару у стен Ожского замка, а потом бросился выручать попавшего в беду Тора. Преданность Ульфа владетелю Нидрасскому не вызывала сомнений, и все-таки их отношения ухудшались с каждым днем. Ара не был слепым и угадывал причину этой внезапно вспыхнувшей вражды, но причина лежала в такой области человеческих отношений, куда меченый, при всей своей природной бесшабашности, не посмел бы вторгнуться никогда. Помочь Тору могла только Данна, которая за эти годы из сопливой девчонки духов превратилась в поразительно красивую, но странную и многим непонятную девушку. Ара втайне побаивался ее, хотя никогда бы не признался в этом вслух. Утешало его то, что Тор тоже, кажется, с опаской относился к своему подросшему трофею. Во всяком случае, еще никто не слышал, чтобы обычно несдержанный Тор повысил голос на эту девушку. Данна была лучшим лекарем в округе, она умела останавливать кровь и являлась ангелом-хранителем для меченых, без конца попадавших в разные передряги. Была у дочери колдуна еще одна особенность, за которую ее уважали и боялись: она могла повернуть осколки стаи, прорывавшиеся сквозь ненадежные заслоны наемников и часто тревожившие окрестных смердов. И Тор, и Ара, и все остальные меченые Ожского замка на протяжении последних пяти лет принимали самое активное участие в обороне Змеиного горла. Меченых Ожского замка и меченых Чуба использовали в основном против вохров, которых панически боялись и наемники, и дружинники владетелей. Данна не боялась ни вохров, ни стаи и участвовала во всех приграничных стычках, держась всегда чуть позади Тора с тяжелым арбалетом в руках.

Ара отыскал девушку во дворе замка, но не подошел сразу, а укрылся в тени сторожевой башенки. Быть может, это было не совсем честно, но меченого разбирало любопытство. Данна о чем-то оживленно разговаривала со слизняком-контрабандистом. И Тор, и Ульф смотрели сквозь пальцы на посещения слизняками Ожского замка. Последние, кроме всего прочего, доставляли в замок весточки от Чуба, который поддерживал таким образом тесную связь и с Тором, и с остальными мечеными. Ару поразило выражение ярости на обычно спокойном лице девушки. Меченый и раньше подозревал, что у Данны есть свои связи с духами. Часто она надолго исчезала из замка, к большому неудовольствию Тора, который, однако, хоть и сердился, но помалкивал, и Ара тоже до сих пор не пытался проникнуть в тайны этой необыкновенной девушки. Он и сейчас не стал бы вмешиваться, но меченого поразило поведение слизняка. Слишком уж свободно вел себя смерд, Размахивая руками у лица девушки, пытаясь ей что-то доказать. Ара чуть подался вперед, сгорая от любопытства.

Контрабандист, услышав шорох за спиной, стремительно обернулся. Он не был похож на слизняка – в этом Ара готов был поклясться. Его узковатое вытянутое лицо с большими темными глазами и крючковатым носом ничем не напоминало и широкие лица степняков, на которые Ара в последние годы насмотрелся достаточно. Увидев меченого у себя за спиной, лже-слизняк вздрогнул и, что-то быстро сказав девушке, скользнул в распахнутые ворота замка. Меченый проводил его недобрым взглядом, но преследовать не стал.

– Что ему нужно было в замке? – спросил он у Данны.

Девушка подозрительно покосилась на меченого и ничего не ответила. Ара не стал настаивать, тем более что пришел он сюда совсем по другому поводу. Осторожно, в самых общих выражениях он поведал ей о мучивших его в последнее время сомнениях. Данна слушала его внимательно, не перебивая.

– Не вмешивайся, – наконец сказала она, – Тебя это не касается.

– Но Тор мой друг, – возмутился меченый.

– Я поговорю с ним сама. – Данна смотрела мимо меченого, в открытые ворота замка. Ара обернулся и успел заметить, как удалившийся на сотню метров незнакомец поднял руку и прочертил в воздухе неизвестный меченому знак. Однако этот знак что-то значил для Данны, она вдруг побледнела и, словно боясь упасть, схватила Ару за плечо.