Текст книги "Меченые"

– Мы не будем убивать тебя, Рекин, но плясать ты будешь под нашу дудку.

Лаудсвильский с трудом оторвался от пола и осторожно присел на краешек деревянного кресла, мокрое от пота лицо его мелко подрагивало.

– Мне жаль, Рекин, но ты сам виноват.

Лаудсвильский кивнул головой и провел языком по пересохшим губам. Шорох протянул ему кубок, до краев наполненный вином. Рекин, расплескав едва ли не половину, залпом его осушил.

– Я не думаю, что вам требуется мое согласие на сотрудничество, – сказал он спокойно, – проигравший платит.

Шорох посмотрел на Лаудсвильского с уважением:

– Бывают противники настолько благородные, что готовы заплатить своему в пух и прах проигравшему врагу, если он этого заслуживает. Король Рекин – звучит не хуже, чем король Рагнвальд, ты не находишь, владетель Лаудсвильский?

Рекин Лаудсвильский трусил отчаянно. Ситуация, в которую он попал, как бы она ни обернулась, сулила ему большие неприятности. Шорох сознательно подставлял его, это было очевидно, но и выбора у владетеля не было: приходилось соглашаться на роль подсадной утки. Боже мой, что же это за сила такая! Лаудсвильский вспомнил равнодушные рыбьи лица молчунов, и его передернуло. Однажды он уже испытывал нечто подобное, но тогда то ли Данна пожалела его, то ли сила ее не достигла уровня молчунов. Испытав болевой удар, он не потерял над собой контроль, а главное, не было того иссушающего душу ужаса, который он испытал в лапах у монстров из Башни. Словно что-то сломалось в Рекине Лаудсвильском, словно лопнул становой хребет, и он превратился в ползающую слизь, противную даже самому себе. Шорох обещал ему трон. Король-марионетка, которого молчуны будут дергать за веревочки.

Может быть, именно от этой незавидной участи сбежал Бент Хаслумский, а вот Рекин вляпался, как последний дурак. Ведь знал, догадывался, что в Башне нечисто, но не верил, что и его, благородного владетеля Лаудсвильского, можно превратить в ничтожество. Почему эти монстры не стали полными хозяевами Башни, а временами терпели чувствительные поражения? И почему меченые могут противостоять вохрам, хотя наемники умирают в страшных мучениях после встреч с ними? И не эти ли качества меченых привлекли, внимание Чирса, этого таинственного и непонятного пришельца из чужих краев? Рекин припомнил, с каким вниманием чужак следил за поединком между ним и молчунами, припомнил и тень разочарования на лице Чирса, когда тот понял, что владетеля раздавили. А если вспомнить, что Чирс – брат Ожской ведьмы и, вероятно, тоже наделен от природы жуткими способностями, то поневоле призадумаешься, что это за люди стучатся в наши двери и стоит ли им с такой готовностью распахивать объятия, как это делает Унглинский?

Снег падал крупными белыми хлопьями на задремавшую землю. Было удивительно тихо, словно весь мир застыл в ожидании чуда. Но чуда не предвиделось, Рекин знал это совершенно точно, потому что в этом убогом мире, несмотря на всю его кажущуюся красоту, добрые чудеса происходят гораздо реже, чем всякие мерзости. Лаудсвильский вытянул руку, поймал несколько падающих снежинок на раскрытую ладонь и провел ею по разгоряченному лицу. Следовало поторопиться. Тор уже наверняка прибыл, и не было смысла заставлять его ждать так долго. Рекин остановил коня у одинокого сруба, стоящего на самом краю Северного бора. Это был охотничий домик короля Рагнвальда. Где теперь тот Рагнвальд, да и охота идет совсем на другую дичь.

Из дверей сруба выскочил Ара и приветливо помахал рукой владетелю. Лаудсвильский не спеша слез с коня, утонув в мягком пушистом снегу едва ли не по щиколотку, и решительно направился к двери. Тор сидел у горящего очага, кинув себе под локоть тяжелый полушубок, и, казалось, равнодушно смотрел на пляшущий в очаге огонь. Рыжий старательно колол дрова, припасенные какой-то доброй душой. У ног его лежал огненный арбалет – грозное оружие чужаков. Услышав покашливание гостя, оба как по команде подняли головы. Лаудсвильский медленно стряхивал с кожаных сапог налипший снег, глаза его настороженно шарили по темным углам сруба.

– Вроде все чисто. – Ара вынырнул из-за плеча владетеля Рекина.

Лаудсвильский счел нужным обидеться.

– Все бывает, благородный владетель, – сказал Тор, – тебя могли выследить.

– Между нами были кое-какие недоразумения…

– Что было, то прошло, – махнул рукой Тор. – Мы привезли золото.

Рыжий рывком поднял довольно увесистый мешок и бросил его под ноги владетелю. Лаудсвильский осторожно потрогал мешок носком сапога – сумма, судя по всему, здесь хранилась немалая. Рекин затосковал.

– Хватит, чтобы купить целую армию, – засмеялся Ара.

– Владетели – люди жадные, – вздохнул Рекин, – чем больше даешь, тем сильнее у них разыгрывается аппетит.

– Золота хватит, – успокоил Тор. – Если потребуется, дадим еще.

Лаудсвильский помянул про себя нехорошим словом и Чуба, и Шороха, и всех молчунов скопом – итог напряженной работы лежал сейчас в метре от руки, но, увы, уже не принадлежал ему.

За стеной сруба послышался топот копыт, сердце Рекина бешено заколотилось. Ара оттолкнул владетеля и первым выскочил на поляну.

– Какая неожиданная радость, – скривил он в усмешке губы, – сам капитан пожаловал к нам в гости.

Тор прислонился к стенке сруба и молча наблюдал за Чубом, чуть прищурив зеленые глаза. Рыжий встал в проеме дверей, потеснив Лаудсвильского, в руках он держал огненный арбалет, но оружие было опущено дулом вниз. Рекин на всякий случай отодвинулся в сторону, готовый в любую минуту упасть лицом в снег. Но ни Рыжий, ни Ара стрелять пока не собирались, а у Тора, если не считать мечей за спиной, оружия не было вовсе. Чуб казался спокойным. Одним движением он спрыгнул на землю и принялся отряхивать с полушубка липкий снег. Леденец остался в седле, так же, как и пятеро сопровождавших капитана меченых. Суранцы, которых тоже было пятеро, последовали примеру Чуба и стояли теперь на снегу, широко расставив для упора ноги, вскинув готовые к стрельбе арбалеты.

– Я не рад нашей встрече, – сказал Чуб, поворачиваясь к Аре, – тем более что эта встреча прощальная.

– Вот как, – удивился Ара, – и как скоро ты нас покидаешь?

– Вам лучше сложить оружие. – Чуб не среагировал на выходку меченого.

– А почему не вам? – спросил Тор и взмахнул рукой. Доски на крыше сруба раздвинулись, и оттуда высунулись свиные рыльца четырех огненных арбалетов.

– Ловко, – сказал Леденец, с трудом удерживая на месте испугавшегося коня.

Чуб покачал головой и недобро рассмеялся:

– Ты, я вижу, многому научился за это время, владетель Нидрасский.

– Учителя были хорошие, – отозвался Тор.

Лаудсвильского такой оборот событий испугал не на шутку: обе стороны могли посчитать его предателем. Что, однако, было верно лишь отчасти, ибо перед молчунами благородный Рекин был чист. Место встречи он назвал им совершенно правильно, и у рыбоглазых было достаточно времени, чтобы выследить Тора и установить точное количество сопровождающих его лиц и их боевой потенциал. Но молчуны крупно промахнулись, вольно или невольно подставив Чуба и Леденца под дула огненных арбалетов, которые, как подозревал Лаудсвильский, находятся, скорее всего, в руках владетелей. А уж благородные Агмундский и Маэларский не промахнутся, если им доведется стрелять в такую мишень, как капитан меченых, с расстояния десяти – пятнадцати метров.

– Пора расходиться, – сказал Леденец, – встреча явно не удалась.

Лаудсвильский был согласен с третьим лейтенантом Башни. Противники просто изрешетят друг друга на таком расстоянии, и победителей уж точно не будет. Однако Чуб, к удивлению благородного Рекина, отрицательно покачал головой и пристально глянул в глаза Тору:

– Кто-то из нас должен остаться здесь – двоим в этом мире будет уже тесно.

Чуб расстегнул ремни и сбросил с плеч полушубок. Меченые заволновались, потянулись к арбалетом, но третий лейтенант сердитым окриком остановил их.

– Это не по нашим законам, – сказал Леденец капитану, – меченые не дерутся друг с другом.

– Тор Нидрасский изменил Башне, и если я не могу его повесить, то придется убить собственной рукой.

– Капитан прав, – сказал Тор, – слишком уж далеко разошлись мы во взглядах на мир.

Рыжий и Ара переглянулись, Ара шагнул было вперед, но остановился, ибо сказать ему было нечего. Не было слов, которые могли бы примирить двух дорогих сердцу меченого людей, и оставалось только в бессилии сжимать кулаки да посылать проклятия неведомо в чей адрес.

Тор выхватил из-за плеч мечи, Чуб отступил на два шага и сделал то же самое. Ни тот, ни другой не спешили начинать поединок, а молча и упорно смотрели в глаза друг другу. То ли искали слабину, то ли прощались навек.

– Стой, – крикнул Ара, – нужно утрамбовать снег и сделать площадку побольше.

Противники опустили мечи, соглашаясь с ним. Трудно сказать, на что рассчитывал Ара, оттягивая начало поединка, наверное, на чудо. Меченые угрюмо утаптывали снег. Тор откинул голову и не мигая смотрел, как падают с неба крупные пушистые снежинки. Через минуту лицо его стало влажным, и он вытер его рукавом куртки.

– И все-таки это глупо, – сказал Леденец.

Ни Тор, ни Чуб никак не отреагировали на его слова. Кажется, они уже все решили для себя, и чужое мнение ничего не могло изменить в свершившемся факте вражды, опровергнуть который могла только смерть.

– Перестрелка исключается, – сказал Чуб, поднимая мечи. – В случае моей смерти расходитесь мирно.

– Согласен, – подтвердил Тор, – кто бы ни погиб, пусть это будет последняя кровь, хотя бы сегодня.

Тор был чуть выше Чуба, стройнее и стремительнее в движениях. Плотный широкоплечий Чуб был тяжелее и увереннее стоял на ногах. Кроме того, он был куда опытнее своего молодого противника и прошел хорошую школу. Руки его обладали удивительной подвижностью, приобретенной в ходе многолетних тренировок. Тор активно атаковал, то и дело меняя направление, а также силу и скорость наносимых ударов, он то падал на колени, то стремительно взмывал вверх. Чуб дрался экономно, почти не делая размашистых движений, но при этом зорко отслеживая передвижения порывистого противника. Их поединок напоминал схватку молодого орла с матерым волком, и трудно пока было определить, на чьей стороне преимущество. Рекин Лаудсвильский, которому самое время было уносить ноги, с трудом оторвал глаза от захватывающего зрелища и сделал первый робкий шаг в сторону. Никто не обратил на него внимания, даже суранцы, не меньше меченых увлеченные происходящим.

Тор по-прежнему сохранял невозмутимость, на лице Чуба стыла все та же холодная усмешка, но в поединке что-то надломилось. Меченые опытным глазом ухватили это сразу. Чуб начал потихоньку сдавать: наносимые им удары потеряли силу и четкость. Выпады Тора, наоборот, становились все опаснее – мечи со свистом проносились в тревожной близости от тела капитана. Наконец Тор ударом справа достал плечо Чуба. Одежда капитана окрасилась кровью, капитан отпрыгнул и опустил мечи.

– Нет, – сказал Чуб, делая шаг вперед, – меченых кровью не испугаешь.

Клинки скрестились вновь, и теперь уже капитан теснил своего противника, нанося удары то справа, то слева. Тор резко откачнулся назад, а потом столь же стремительно рванулся вперед, распластавшись над землей, словно большая черная птица, и падая нанес правым мечом колющий удар в грудь Чуба, точно между пластин панциря. Это был выпад Туза, так хорошо известный Чубу, но странный и необъяснимый у Тора, никогда не видевшего своего отца. Чуб зашатался: живой Туз стоял перед ним, укоризненно глядя на товарища. А за его спиной пылала Башня, где плавились камни и разрывались сердца меченых, собственной кровью пытавшихся погасить набирающий силу огонь. Душа Чуба рвалась к своим, но ноги подгибались, не в силах сделать и шага.

– Туз, – позвал он в надежде на помощь.

– Я – Тор, капитан, слышишь.

– Глаза, – вспомнил вдруг Чуб. – Зеленые глаза Гильдис.

Он ошибся – друзья не возвращаются. Это ему придется сделать к ним самый трудный в жизни шаг. И он его сделал, а сделав, рухнул в багровый туман, загребая белый снег испачканными кровью руками.

Меченые растерянно столпились вокруг капитана. С малых лет Чуб заменял им отца и мать, он был их единственной опорой в чужом и враждебном мире. Все рухнуло в одну минуту вместе с этим человеком, без всякой надежды на возрождение.

Тор стоял в стороне, глядя потухшими глазами в серое враждебное небо. Снег прекратился, и нечем было охладить сухое от жара лицо.

– Уезжайте, – тихо сказал Леденец.

Ара бросил на лейтенанта растерянный взгляд, потом опомнился и кивнул. Спрыгнувший с крыши Соболь подвел Тору коня. Тор с трудом взобрался в седло, беспрестанно оглядываясь назад, где на побуревшем от крови снегу лежал мертвый Чуб. Соболь огрел его коня плетью, и семеро всадников стремительно понеслись прочь от лесной опушки.

Лось проснулся от неясного шума, доносившегося издалека. Встревоженный, он подошел к окну: по двору мелькали тени, но не они были источником его беспокойства. Чутким ухом Лось уловил треск очередей огненных арбалетов – стреляли не во дворе, стреляли в дальних помещениях королевского замка. Капитан похолодел: вчерашняя бурная ссора между Шорохом и Леденцом не предвещала ему спокойной жизни, но он никак не предполагал, что развязка наступит так скоро. Шорох, поддерживаемый молчунами, настаивал на немедленном штурме замка Хольм. Леденец возражал, требуя прекращения бессмысленной войны и возвращения в Приграничье, откуда уже неслись призывы о помощи. Третий лейтенант утверждал, что цель войны достигнута: никто и ничто не помешает меченым возродить Башню.

Чирс привычно улыбался, пожимая плечами, и в спор лейтенантов не вмешивался, но у Лося не было сомнений, что чужак на стороне Шороха, а не Леденца. Шорох же считал, что, пока в Нордлэнде не утвердилась покорная Башне власть, войну следует продолжать. Если бы второй лейтенант выражал только свое мнение, им можно было бы пренебречь, но за Шорохом стоял Драбант, и это понимали все. Лось вынужден был сделать вид, что колеблется, и пообещал дать ответ через несколько дней. Ему нужно было время, месяц или хотя бы неделя, чтобы взять бразды правления в свои руки, но, похоже, ему не дали и суток.

Лось застегнул ремни и решительно толкнул дверь. Двое меченых бежали по коридору с обнаженными мечами в руках. Лось мог бы поклясться, что они узнали своего капитана и даже расслышали его вопрос, но ни тот, ни другой не обернулись. Дело принимало скверный оборот – треск очередей звучал все отчетливее, а последняя простучала почти рядом.

Жох вылетел из-за угла, едва не сбив капитана с ног. Правая рука его была перебита, а в левой он держал окровавленный меч. Глаза меченого блуждали, а лицо было перекошено гримасой. Боль и отчаяние читались на этом когда-то веселом лице. Жох был обнажен по пояс, и его мускулистое тело представляло собой сплошную рану, словно он продирался сквозь лес мечей. Наверное, так оно и было: кроме двух пулевых ранений в грудь и плечо Лось насчитал на его теле не менее десятка колотых и резаных ран.

– Шорох, – простонал Жох в ответ на немой вопрос товарища, – и суранцы с ним. Беги, Лось, там ты уже никому не поможешь.

Ноги у Жоха подкосились, и он стал тяжело оседать на каменные плиты пола. Лось попытался удержать товарища, но вскоре понял, что это бесполезно. Жох умирал от потери крови и страшных ран, которые превратили его сильное молодое тело в кровоточащий кусок мяса.

Запыхавшийся суранец ошалело уставился на Лося. Присутствие капитана у тела преследуемого им человека оказалось для него полной неожиданностью. Взгляд его скользнул по неподвижному телу Жоха, и рука, сжимавшая огненный арбалет, непроизвольно дернулась.

– Что все это значит? – резко спросил Лось, делая быстрый шаг навстречу чужаку.

Но суранец уже оправился от смущения, дуло его автомата медленно поползло вверх. Он был уверен в своем превосходстве над безоружным капитаном, и в глазах его промелькнуло торжество. Лось не дал ему утвердиться в приятной мысли о собственном превосходстве – удар железных пальцев пришелся в кадык. Чужак захрипел, схватился руками за горло и медленно сполз по стене на пол. Лось сдернул с его плеча огненный арбалет и забросил его за спину.

Крики и топот становились все громче. Лось без труда определил, что блокированные в дальнем крыле замка люди Леденца отчаянно пытаются прорваться к выходу. За спиной капитана послышались торопливые шаги, Лось отступил в тень и оглянулся. Двое суранцев спешили на помощь своим товарищам. Огненные арбалеты они держали перед собой, готовые в любую секунду открыть стрельбу. Лось уложил их одной очередью.

Стрельба в тылу не осталась незамеченной Шорохом. Три молчуна скользили по коридору, почти сливаясь в полумраке с почерневшими от копоти светильников стенами. Следом, охраняя их от возможных неожиданностей, двигались двое меченых. В руках одного из них Лось разглядел автомат.

Внезапное появление капитана, вынырнувшего из ниоткуда, произвело большое впечатление на меченых. Комар даже присел от неожиданности. Молчуны тоже встревожились и тихо зашептались между собой.

– Леденец изменил Башне, – наконец произнес один из них, которого звали Рысом, – Шорох решил покарать изменника.

– Карать в Башне могу только я, – надменно вскинул голову Лось. – А кто изменник – это я сейчас выясню.

– Остается надеяться, что ты еще капитан, – ухмыльнулся Рыс.

Лось, не говоря лишнего слова, выпустил короткую очередь ему в живот.

– Кто еще сомневается?

Меченые растерянно переглянулись. Два уцелевших молчуна, с лицами куда более бледными, чем обычно, жались к каменной стене, бросая на Лося испуганные взгляды. Но никто не произнес ни единого слова в ответ на заданный вопрос.

– Вперед, – приказал Лось молчунам.

Проходя мимо Комара, капитан молча сдернул с его плеча грозное оружие. Меченый собрался было запротестовать, но, взглянув в перекошенное лицо Лося, почел за лучшее промолчать.

Появление Лося не стало для Шороха неожиданностью. Второй лейтенант стоял в окружении суранцев и меченых, вызывающе поглядывая на приближающегося капитана. Несколько десятков стволов качнулись в сторону вошедшего. Лось искал глазами Чирса, но не нашел. Зато Кон и Гере были здесь – злые лица молчунов не предвещали капитану ничего хорошего. Драбант стоял в стороне, в проеме окна, и Лось заметил его не сразу. Молчун даже не пытался заговорить и объясниться: похоже, он давно уже решил все для себя и не нуждался ни в одобрении, ни в осуждении. Жизнь и смерть окружающих была теперь в его воле, и сознание собственной значимости делало Драбанта неуязвимым и неприступным. С десяток убитых меченых и суранцев лежали на полу в самых причудливых позах. Драка здесь, судя по всему, была нешуточной. Ни Леденца, ни Резвого, ни Зуба среди убитых не было.

– Что скажешь, Лось? – спросил Шорох почти весело. Он не выпускал из рук огненного арбалета, готовый в любую секунду нажать спусковой крючок. Отступление для второго лейтенанта было равносильно смерти, он это знал и готовился пройти начертанный молчуном Драбантом путь до конца.

– Где Леденец?

Леденцу крышка, – нервно дернулся Шорох. – Он сговорился с Тором Нидрасским, а теперь вот готовился сдать замок. Молчуны раскрыли заговор, но Леденец поднял бунт.

– Я поговорю с ним.

Шорох вопросительно глянул на Драбанта, тот утвердительно кивнул головой.

– Только учти, – зачастил второй лейтенант, – Леденцу не жить в любом случае, а остальные могут не сомневаться – волос не упадет с их головы, слово Шороха.

Леденец лежал в глубине комнаты, лицо его, покрытое мелкими капельками пота, было смертельно бледным. Дышал он тяжело, со свистом втягивая воздух, а при каждом выдохе в уголках его губ появлялись кровавые пузыри. Но Леденец был в сознании, услышав голос Лося, он приподнял голову и даже попробовал улыбнуться.

– Жох добрался?

Лось в ответ кивнул.

– Молодец, – третий лейтенант засмеялся и закашлялся одновременно, – я знал, что он прорвется.

Лось присел к столу, на котором умирал Леденец. Под правой рукой лейтенанта он разглядел автомат. Зуб, Резвый и еще несколько меченых тоже были вооружены огненными арбалетами суранцев. Видимо, Драбант с Шорохом в чем-то просчитались и не сумели захватить третьего лейтенанта врасплох. Бывшим владельцам этих плюющихся смертью стволов дорого обошлась эта ошибка.

– Шорох обещал всем жизнь в обмен на твою, Леденец.

– Врет, – убежденно сказал Зуб и тяжело вздохнул.

– У Шороха почти девяносто меченых и до полусотни суранцев, а вас полтора десятка.

– Не выпустят они нас, – поддержал товарища Резвый, и губы его обиженно дрогнули.

Был он самым младшим в Ожской дружине Лося, и тому не раз приходилось выручать его из разных передряг. Поговаривали, что Резвый был сыном Чуба, и, скорее всего, так оно и есть, поскольку появился он на свет через два года после разгрома Башни, но сам капитан ни словом, ни жестом не выдавал своих к нему чувств. Резвый всегда слепо шел за Лосем, не высказывая ему претензий. И, выходит, ошибся в своей слепой вере.

– Мне, как видишь, уже все равно, – глухо сказал Леденец. – Только ребята правы, обманет Шорох. Да и не в Шорохе дело – Башне, которую собирается строить новый капитан Драбант, не нужны такие меченые, как мы.

– Я помню, как погибала та Башня, – сказал вдруг Лось. – Все горело вокруг, а женщины выхватывали нас прямо из огня и дыма, не боясь ни мечей, ни стрел озверевших дружинников. Среди них была моя мать. Три года спустя ее убили псы Гоонского.

Леденец помнил и многое другое. Он помнил тот черный день, когда в Башню привезли тело ее капитана Туза. Это был страшный удар и страшное горе для всех. И только двое улыбались у погребального костра – Драбант и Негор. С тех самых пор Леденец возненавидел молчунов.

– Ладно, – хлопнул рукой по столу Лось, – Зуб и Резвый понесут лейтенанта. Остальным держаться наготове: стрелять только по моей команде.

– Правильно, – Леденец открыл глаза, и в этих глазах была решимость простившегося с жизнью человека, – только с одной поправкой: со мной вам не прорваться, поэтому опустите меня на пол поближе к Шороху и уносите ноги.

Шорох с удивлением взглянул на появившегося в дверях Лося.

– Я думал, что Леденец будет драться до конца.

– Леденцу уже все равно, – угрюмо бросил Лось.

Шорох понимающе вздохнул. Глаза его настороженно следили за процессией. Зуб и Резвый опустили почти потерявшего сознание Леденца на пол. Раненый со свистом втянул в себя воздух и открыл глаза. С детских лет они враждовали друг с другом. Не помогало ни вмешательство Чуба, ни хитрые уловки молчунов. Может быть, поэтому Чуб держал их все это время под своей рукой, сделав сначала сержантами, а потом и лейтенантами. Вражда была то явной, то глухой, но не прекращалась ни на минуту. Слишком уж разными людьми были второй и третий лейтенанты Башни. И вот настал день торжества Шороха, но второй лейтенант, глядя на умирающего Леденца, не чувствовал даже намека на радость, скорее присутствовало чувство досады то ли на извечного соперника, то ли на себя.

– Бросайте оружие, – приказал Шорох меченым Леденца. – И ты, Лось, тоже.

– Вперед, – рявкнул Лось и нажал на спусковой крючок огненного арбалета. Целил он в Шороха, но тот успел метнуться за колонну, и очередь, выпущенная капитаном, опрокинула навзничь стоявшего в пяти шагах молчуна. Меченые Леденца, сметая все на своем пути, ринулись к выходу. Сам Леденец приподнялся с пола и полоснул из огненного арбалета по суранцам, бросившимся было преследовать бегущих.

– К окнам, – крикнул Драбант, – не дайте им прорваться к воротам.

Звон стекла дал понять Лосю, что призыв молчуна был услышан. Надо отдать должное Драбанту, он быстро сообразил, что преследовать бегущих в узких коридорах смертельно опасно, ибо умелый стрелок, оставленный в засаде, мог навалить горы трупов из неосторожных охотников.

Двор отлично просматривался из окон, занятых стрелками Драбанта во всех направлениях, от ворот до конюшни. Лось, прижавшись горячим лбом к холодному камню колонны, ждал, отсчитывая секунды. Треск огненных арбалетов у окон стал для него сигналом.

– Драбант, сука! – крикнул Лось и выстрелил в перекошенное яростью и страхом лицо молчуна, а после полоснул по спинам приникших к окнам стрелков.

Сразу же десятки огненных арбалетов злобно огрызнулись в ответ, и отшатнувшийся к стене капитан Башни принял в свое тело весь свинец, предназначенный его друзьям.