Текст книги "Меченые"

Как и в прошлый свой приезд, Лаудсвильский остановился в замке Ингуальд. Благородный Рекин и сам себе не смог бы объяснить, что привлекало его в этом небогатом приграничном замке: простодушие и гостеприимство владетеля, красота хозяйки или возможность быть в самой гуще событий. Но так или иначе, посланец ордена именно Ингуальд выбрал местом своего постоянного пребывания. Сюда стекались со всего Приграничья сведения о настроениях в замках, о происках ярла Гоонского, о передвижениях непоседливого Чуба, о таинственных духах и многом другом. Время от времени Лаудсвильский отправлял обширные послания главе ордена, но далеко не все сведения, полученные им от агентов в Приграничье, становились известными в Нордлэнде. Благородный Рекин был предан интересам ордена, но еще большей была его преданность собственным интересам. Огромные средства, которыми распоряжался Бьерн Брандомский, не могли не привлечь внимания пронырливого посланца серых. Лаудсвильский без труда установил, что баснословные траты Бьерна нельзя объяснить ни доходами с собственных земель, ни постоянными набегами на казну Приграничья, которой хитроумный владетель распоряжался практически единолично. Был еще один источник пополнения богатств Бьерна, быть может, самый существенный. Поначалу Рекин заподозрил Брандомского в связях с молчунами и Чубом. Огромные средства Башни, накопленные за столетия разбоев, так и не были найдены. Не вызывало сомнений и то, что капитан меченых имеет доступ к этим сокровищам. Но вскоре Лаудсвильский отказался от этой версии. Стало очевидным, что Чуб скорее удавится, чем отдаст хотя бы золотой своим смертельным врагам. Смутные слухи о золоте духов доходили и до Рекина, но поначалу он не придавал им особого значения. Подобными слухами были наводнены и Приграничье, и Лэнд, но они лопались как мыльные пузыри стоило только заняться ими всерьез. Однако встреча с одним из бывших дружинников Гоонского, неким Эстольдом, ставшим активным приверженцем ордена в Приграничье, заставила Рекина призадуматься. Эстольд рассказал владетелю о походе в земли духов лет пятнадцать тому назад. Более всего убедила Лаудсвильского сумма, которую Гоонский продолжал выплачивать ушедшему на покой дружиннику. И, как утверждал Эстольд, не только ему одному. Это золото держало на замке языки всех участников похода.

Лаудсвильский произвел тщательный розыск, стоивший немалых денег серому ордену, и убедился, что бывалый воин не солгал. Гоонский, безусловно, получал золото от духов, более того, он аккуратно делился этим золотом с Брандомским и, возможно, с Тором Нидрасским. По мнению, сложившемуся у Рекина за время расследования, именно золото духов удерживало Бьерна от окончательного разрыва с Гоонским быком. Во время последней встречи с Труффинном Унглинским Лаудсвильского так и подмывало блеснуть осведомленностью. Но он трезво рассудил, что вряд ли его доклад повредит Бьерну в глазах генерала, зато сам Рекин окажется в дураках, потеряв всякую надежду добраться до несметных богатств. Вот почему Лаудсвильский встретил своего дорогого друга Бьерна Брандомского с распростертыми объятиями и радостной улыбкой на устах. Однако благородному Бьерну было не до обмена любезностями: он не на шутку был встревожен событиями в Ожском замке. Проскакав десять верст по пыльной дороге в этот неистово жаркий день, владетель ожидал от посланца ордена если не сочувствия, то хотя бы понимания надвигающейся на Лэнд опасности. Но благородный Рекин был поразительно спокоен.

– У Нордлэнда достаточно сил, чтобы обуздать меченых, если они станут разбойничать на наших границах.

– Иными словами, орден отказывает в помощи владетелям Приграничья?

В голосе Брандомского слышалось подозрение. Серые, чего доброго, могли сговориться с Чубом головами приграничных владетелей – с этих станется. В любом случае, война в Приграничье на руку ордену, потом можно будет предъявить счет ослабевшему победителю. Лаудсвильский не спешил развеивать подозрения хитроумного друга:

– Война с мечеными потребует больших средств, которыми орден истинных христиан в настоящее время не располагает, а королевская казна пуста.

– Приграничные владетели разорены набегами стаи и необходимостью содержать наемников.

Лаудсвильский сочувственно покачал головой, однако в его глазах Бьерн уловил насмешливый огонек.

– Я знаю владетелей Приграничья, которые не испытывают недостатка в средствах.

Брандомский соображал быстро, когда дело касалось его собственного кармана. Плывущее в безудержном ликовании лицо нордлэндца однозначно подтверждало догадку приграничного владетеля. В том, что этот негодяй не сообщил о золоте духов в Бург, Бьерн не сомневался, но с решительными действиями спешить не стал. Было бы неразумно терять столь необходимого в нынешней тревожной ситуации союзника.

– Я не буду делать вид, что не понял тебя, благородный Рекин, – начал с подкупающей откровенностью Бьерн, – речь идет о золоте духов.

Лаудсвильский удивился столь скорой и легкой победе, более того, он не на шутку встревожился. Одно из двух: либо Брандомский готовит каверзу, либо ситуация настолько серьезна, что владетель готов пожертвовать частью своего состояния, чтобы спасти остальное.

– Мой благородный друг знает о появлении в Ожском замке чужаков?

– Чужаков?! – Рекин побледнел, потом покраснел.

– Ну, дорогой Рекин, – справедливо возмутился Брандомский, – ты вернулся в Приграничье неделю назад, я – только позавчера и тем не менее знаю больше. Чем ты занимался все это время? Или неудача Тора Нидрасского так тебя обрадовала, что ты даже не потрудился выяснить, кто его враги?

Лаудсвильский нахмурился. Бьерн был кругом прав: непростительная глупость упускать из виду столь важное обстоятельство.

– Кто они, эти чужаки?

– Я знаю только, что у Чуба появились новые союзники числом до полусотни.

– Это не так много, – с облегчением сказал Рекин.

– Тем не менее, я сообщил об их появлении в Бург.

Лаудсвильский молча проглотил обиду – Бьерн и в этом случае был прав.

– Чуб двадцать лет болтался по ту сторону границы, – задумчиво произнес Брандомский, – и, судя по всему, времени зря не терял.

– Что мы можем противопоставить меченым?

– Думаю, ярл Гоонский будет нашим союзником в этом деле, – уверенно сказал Брандомский, – а вот позиция других владетелей будет зависеть от поведения Чуба.

С этим выводом Рекин молча согласился. Многие владетели с грустью вспоминают Башню. Средства, уходившие на содержание наемников, себя не оправдывали, прорывы стаи стали повседневной реальностью в Приграничье, даже несмотря на то, что активность монстров резко упала в последние годы. Такое, по воспоминаниям стариков, не раз бывало и раньше, а потому многие со страхом ждали всплеска этой активности. К привычным страхам перед стаей прибавились упорные слухи о новой опасности, надвигающейся с востока. И хотя контуры этой опасности были размыты, а скупые сведения противоречивы, это не уменьшало, а скорее увеличивало тревогу населения края. Рекин, правда, подозревал, что эти разговоры и слухи – дело рук молчунов и их агентов, но попробуй докажи это владетелям. Власть Нордлэнда в Приграничье еще не утвердилась, а надежды на ярла Гоонского таяли с каждым годом. Чуб, надо отдать ему должное, удачно выбрал время для решительного наступления.

– А где сейчас Тор Нидрасский?

– Говорят, заперся в Хаарском замке, а я не рискнул его потревожить. Наши отношения испортились в последнее время.

Лаудсвильский понимающе кивнул:

– Пожалуй, мы поторопились с Ульфом. Был бы он жив, вряд ли Чубу так легко достался бы Ожский замок.

– Не все можно просчитать наперед, – Бьерн не любил признавать свои ошибки.

– Если нам удастся устранить Чуба, кто станет во главе меченых?

– Скорее всего, Лось. Он, конечно, тоже не подарок, большой глупостью было выпускать его живым из рук.

– Генерал Унглинский любит дешевые эффекты, – позволил себе покритиковать начальство Рекин. – Лося следовало прикончить сразу, но генерал охотился на более крупную дичь.

– Нидрасские земли – лакомый кусок.

Собеседники обменялись понимающими взглядами, но ни тот, ни другой не осуждали Унглинского – своя рубашка ближе к телу.

– С кем теперь пойдет Тор Нидрасский – с мечеными или против них?

– Скорее всего, попытается примирить часть владетелей с Чубом. И, боюсь, желающих будет немало.

– Следует вывести Тора из игры.

– Вряд ли у нас будет время для столь сложной работы, – покачал головой Брандомский, – меченые всегда славились стремительностью… Возможно, Чуб ударит уже сегодня ночью.

– И все-таки попытаться стоит. У меня есть для него хорошая приманка – Ожская ведьма.

Лаудсвильский с тревогой ожидал, какое впечатление произведут его слова на хитроумного Бьерна. Брандомский, однако, с ответом не спешил, внимательно изучая собеседника, словно видел его в первый раз.

– Ты отчаянный человек, Рекин, – сказал, наконец, Бьерн с усмешкой, – но я тебе не завидую. Меченые жестоко расправляются с теми, кто посягает на их женщин.

– Я не насильник, – обиделся Лаудсвильский.

– Дела торговые? – поднял бровь Бьерн. – Или ты решил отправить ее в Бург?

– Все зависит от конкретных обстоятельств, – слегка смутился Лаудсвильский. – По моим сведениям, она поддерживает тесную связь с духами.

– Это от нее ты узнал о наших с ярлом золотых делах?

– Нет, – честно признался Рекин. – Эта женщина – ведьма, Бьерн. Я только попытался взглянуть ей в глаза, как моя голова едва не лопнула от боли.

– Нечто подобное я слышал о молчунах, – задумчиво произнес Бьерн. – А про ее отца говорили, что он колдун. Сдается мне, Гоонский напрасно его повесил, он многое мог бы нам рассказать. Ты ничего не слышал о Храме, благородный Рекин?

Лицо Лаудсвильского осталось непроницаемым:

– Не понимаю, о чем ты говоришь, благородный Бьерн.

– Тем хуже, – криво усмехнулся Брандомский. – А золотом духов я готов с тобой поделиться, Рекин. Думаю, и ярл Эйнар возражать не будет. Зато наверняка возразит Чуб, и, пока он сидит в Ожском замке, золото будет уплывать к нему. Что же касается Ожской ведьмы, то либо верни ее Тору, либо убей его, иначе он непременно убьет тебя.

Лаудсвильский помрачнел, но возражать Бьерну не стал: возможно, он действительно крупно промахнулся с этой женщиной. Возвращать ее владетелю Нидрасскому он не собирался, хотя очень хорошо понимал степень риска. Однако Рекин был человеком не робкого десятка, к тому же в нем еще теплилась надежда, что в ордене оценят заслуги собрата, не щадящего живота своего для достижения благой цели. Ибо не женщину он собирался отправить в Бург, а клад.

Кристин гневно разглядывала мальчишку, присланного в замок мечеными. С их стороны было величайшей наглостью после всего того, что произошло в Бурге, обращаться к ней за помощью. Крис слегка поеживался от нелюбезного приема благородной дамы, но старался держаться с достоинством, как и подобает настоящему послу. Мальчишка хоть пообтерся слегка по владетельским домам и замкам, но к роскоши все еще относился с трепетом. А покои благородной Кристин даже очень искушенного человека могли удивить блеском отделки и яркостью тканей. Благородный Фрэй не поскупился, дабы угодить своей любимой жене, которая, к слову сказать, принадлежала к одному из богатейших остлэндских родов и принесла мужу немалое приданое, которого хватило бы на перестройку всего замка Ингуальд сверху донизу.

– Что нужно от меня меченому?

– Рекин Лаудсвильский захватил девушку и прячет ее в твоем замке. Ара надеется, что ты нам поможешь.

Кристин задохнулась от возмущения. Со стороны меченого было просто свинством вмешивать ее в свои грязные интрижки с деревенскими девками. Вот уж воистину: горбатого исправит могила, а меченый так и останется до конца своей жизни насильником, наглецом и бабником. Крис понял свою ошибку и поспешил исправиться:

– Это девушка владетеля Тора.

– У твоего владетеля в каждой деревне по девушке, – отрезала Кристин, – и он, судя по всему, весьма бесцеремонно с ними обращается. Еще большой вопрос: похитил ли Лаудсвильский девушку, или она сама сбежала от твоего владетеля.

Кристин была оскорблена за свою подругу, королеву Ингрид, которую этот мерзавец Нидрасский похитил, а потом бессовестно бросил посреди дороги, в глухом лесу. Неизвестно, что было бы с несчастной женщиной, если бы не владетель Хаслумский, случайно оказавшийся в тех местах со своими людьми. Несчастная Ингрид! Подобного позора нордлэндский королевский дом еще не знал. Не случайно король Рагнвальд в неистовой ярости приказал поймать владетеля Нидрасского и с живого снять кожу. Об этой неприятной истории в Бурге ходили разные слухи, в том числе и весьма нелестные для королевы Ингрид, но Кристин отважно вставала на сторону своей подруги, тем более что и сама во всей этой истории была не без греха. Попался бы ей сейчас Тор Нидрасский, она с удовольствием привела бы в исполнение угрозы короля Рагнвальда. Аре тоже не поздоровилось бы, хотя во всей этой истории его вина несравненно меньше. Но что толку изливать свой гнев на голову бестолкового мальчишки. Если бы Ара был здесь, то разговор бы носил, конечно, более предметный характер. Пожалуй, стоит с ним встретиться хотя бы для того, чтобы высказать все накипевшее на душе. Лишь бы Фрэй ничего не узнал. Как все-таки подозрительны и ревнивы бывают эти стареющие мужья!

Владетель Ингуальдский был неприятно удивлен по возвращении из Бурга, что в его замке расположился довольно значительный отряд серого ордена. Это свое недовольство он со свойственной ему прямотой высказал Рекину прямо в лицо за обеденным столом, рискуя испортить аппетит, который, к слову, и без того был испорчен захандрившей Кристин.

Рекин, уплетавший за обе щеки вареную свинину, сочувственно покачал головой:

– Я понимаю твое недовольство, благородный Фрэй, но за время твоего отсутствия обстоятельства резко изменились – меченые захватили Ожский замок.

Рука Ингуальдского так и застыла в воздухе, не донеся серебряного кубка до открытого рта.

– Уж коли Чуб не посчитался с Тором Нидрасским, то нет никакой уверенности, что он станет брать в расчет Фрэя Ингуальдского. Меченые – опасные соседи. А если мне не изменяет память, то ты, благородный друг, был не последним среди участников известных событий. С тех пор прошло более двадцати лет, но вряд ли они изгладились из памяти капитана меченых.

Фрэй угрюмо молчал. Его доверие к Лаудсвильскому сильно пошатнулось, да и к серому ордену он относился с подозрением. Однако если Чуб действительно начнет мстить, то у Фрэя будет мало шансов на его снисхождение. Пожалуй, истинные христиане в такой ситуации не слишком плохая защита.

– Чуб решился на войну, – убеждал хозяина Лаудсвильский, – твой замок – первое препятствие на его пути, и нет никаких шансов, что он его минует. Мы устоим, если объединим усилия. Владетель Брандомский уже заявил о своей полной солидарности с нами, с минуты на минуту мы ждем вестей от ярла Гоонского. В такой ответственный момент следует забыть все старые обиды и разногласия.

Фрэй от души пожалел, что не задержался в Бурге еще на месяц. А причиной всему была скандальная история с королевой Ингрид, в которую каким-то боком оказалась замешана его жена. Король Рагнвальд, с прискорбием следует это признать, повел себя неблагородно и начал ворошить то, что умные мужья предпочитают в упор не видеть. Ему показалось, что это дело политическое. Вот ведь идиот, прости Господи! Он, оказывается, свято верит в непорочность своей жены! За такую доверчивость буржские острословы тут же окрестили короля благородным ожским оленем. После чего Его Величество не нашел ничего лучше, как обвинить Кристин Ингуальдскую в сводничестве и пожелать ее мужу, благородному Фрэю, доброго пути.

– Нордлэнд поможет Приграничью?

– Во всяком случае, орден будет с вами до конца.

Фрэй все-таки выпил вино из серебряного кубка, но большого удовольствия от этого приятного во всех отношениях процесса не получил. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – даром серые помогать не будут. Еще большой вопрос, кто лучше – серые или меченые. Если бы Фрэй был уверен, что Чуб не будет мстить, он тут же принял бы все условия Башни. В конце концов, Фрэй не ярл Гоонский и не владетель Брандомский, он всего лишь добродушный увалень, втянутый по молодости лет в кровавое дело. А что касается Башни, то не так страшен черт, как его малюют. Сотни лет приграничные владетели были ее вассалами, и за это время случалось всякое, и плохое, и хорошее, но жизнь-то продолжалась, пока не докатилась до наших окаянных дней. Было о чем подумать Фрэю Ингуальдскому.

Прибытие Гоонского быка в замок Ингуальд явилось полной неожиданностью для его союзников. Судя по всему, ярл Эйнар внимательно следил за происходящими на границе событиями. Брандомский, извещенный ярлом заранее, приехал следом. Бывшие враги дружески обнялись, словно не было между ними многих лет интриг, раздоров, а подчас и открытой вражды. Эйрик Маэларский, сопровождавший ярла, иронически улыбался, глядя на дружеские объятия недавних врагов. Однако и сам пожал руку Брандомскому почти сердечно – близкая опасность объединяла всех.

Гоонский внимательно слушал собеседников, маленькие глазки перебегали с одного лица на другое, массивное кресло, в котором расположился благородный Эйнар, уныло поскрипывало. Ошибиться сейчас в анализе ситуации, поставить не на ту карту – значило проиграть все, в том числе и жизнь. Эйрик Маэларский с интересом наблюдал за дядей, однако лицо ярла оставалось непроницаемым, только раз на это лицо набежала тень, когда Лаудсвильский упомянул о появлении чужаков в Ожском замке. Сам Маэларский ничего хорошего от Чуба не ждал и был уверен, что рано или поздно все должно было закончиться именно так, как закончилось.

– Сколько воинов может выставить орден в помощь владетелям Приграничья? – спросил Гоонский у Рекина.

От этого поставленного в лоб вопроса Лаудсвильский слегка растерялся. Здесь, в Ингуальдском замке, в его распоряжении находилось три десятка воинов, еще приблизительно столько же было разбросано по всему Приграничью.

– Орден не собирался вести в крае военных действий, – оправдывался он.

На лице Брандомского мелькнула слабая улыбка, из чего Маэларский заключил, что в словах Рекина далеко не все было правдой. Впрочем, это уже не имело особого значения: серые уступили инициативу меченым, и теперь Чуб будет диктовать дальнейший ход событий.

– Шестьдесят воинов – сила немалая, – заметил Фрэй, которого в эту минуту более всего заботила безопасность собственного замка, – Добавим к этому пятьсот наемников у Змеиного горла.

– На наемников надежда плохая, – возразил Брандомский. – Я уже не говорю об условиях контракта, где черным по белому написано об их невмешательстве в наши междоусобицы, но, скорее всего, Чуб им еще и приплатит за это невмешательство.

Благородного Бьерна поддержал владетель Эйрик:

– Если у наемника будет выбор: воевать за плату или через губу плевать за те же деньги, то нетрудно догадаться, что он предпочтет.

– Сброд – он и есть сброд, – подвел черту Гоонский.

– Никто не знает, какой силой располагает Чуб, – напомнил Маэларский, – вряд ли он затеял войну, имея под рукой только сотню меченых.

Брандомский согласился с Эйриком – капитан меченых хитер и осторожен. Двадцать лет он кружил над Приграничьем, как коршун над добычей, а когти осмелился выпустить только сейчас. Наверняка силы чужаков значительны.

– Быть может, Чуб просто блефует, – осторожно заметил Фрэй, – готовится нам выставить какие-то требования.

– Скажем, восстановить Башню, вернуть земли. Не будем забывать, что Тор Нидрасский всегда был союзником меченых – кто знает, какую игру они с Чубом ведут сейчас.

Слова Фрэя заставили собравшихся призадуматься. Худой мир лучше доброй ссоры. Вопрос только в том, как далеко зайдут в своих требованиях меченые.

– Если Чуб выдвинет какие-то требования, то на переговоры следует пойти, – сказал Маэларский. – ни орден, ни король Рагнвальд, как мы убедились, нам не помощники.

Лаудсвильский горячо возразил Маэларскому, но его горячность не произвела на приграничных владетелей особого впечатления. На любой войне в цене прежде всего сила, а не благие пожелания. Все взоры устремились к ярлу Гоонскому – от него ждали решающего слова.

– Требования Чуба в конечном счете будут зависеть от нашей с вами силы или слабости. Следует объединить все имеющиеся у нас резервы в одну Большую дружину, а уж потом вести переговоры и с Чубом, и с королем Рагнвальдом.

Владетели Брандомский и Лаудсвильский переглянулись: нынешние события вели к усилению власти Гоонского быка. И воспрепятствовать этому было трудно. Во всяком случае, пока Нордлэнд равнодушно наблюдает за суетой на границе, владетель Брандомский серому ордену не союзник. Король Рагнвальд и генерал Труффинн могут позволить себе роскошь морщить в раздумье лоб, а Брандомскому нужно спасать свой замок и нажитое добро, которое же завтра может быть развеяно по ветру.

Благородные Фрэй и Бьерн настаивали на том, чтобы сбор Большой дружины был назначен в Ингуальде. Лаудсвильский резонно возражал, что на это просто может не хватить времени. Гоонский с окончательным решением не торопился, взвешивая все «за» и «против».

Эйрик Маэларский отошел к. окну и приоткрыл его, от горячих споров в зале становилось душновато. Ночь уже вступила в свои права, но Ингуальд и не думал успокаиваться. Маэларский вдруг заметил во дворе знакомую фигурку и насторожился. Разумеется, он мог и ошибиться, но ему показалось, что он узнал в одном из деятельных обитателей замка буржского мальчишку Криса.

Ара поднял голову и огляделся, благо широкие поля шляпы скрывали его лицо от посторонних взглядов, и он почти не боялся быть узнанным. Ингуальдский замок был переполнен воинами и челядью, и в сгущающихся сумерках появление еще одного человека прошло незамеченным. Мычащий и блеющий скот разместили в загонах, а меченый, изображающий из себя пастуха, скользнул в тень небольшого навеса, заваленного разной рухлядью, где его уже поджидал Крис.

– Тебе сбросят из окна веревку, как только окончательно стемнеет.

Ара оглянулся на закрывающиеся ворота Ингуальдского замка и дружески похлопал мальчишку по плечу.

– Про Данну узнал что-нибудь?

– Она наверняка в правом крыле дома, где расположились серый владетель и его люди.

Попасть в эту часть дома было не так-то просто. Криса, во всяком случае, остановили на дальних подступах, и сообразительный мальчишка решил, что это неспроста.

– Ладно, – сказал Ара, хитро улыбаясь, – сегодня ночью мы нанесем визит благородному Рекину.

– В замок приехали несколько владетелей, – предостерег Крис, – если тебя поймают, то сочтут лазутчиком Чуба.

– Не беспокойся, – самоуверенно отозвался Ара, – я выкручусь.

Крис исчез бесшумно, не потревожив стайки пугливых птиц, расположившихся поблизости. Меченый внимательно наблюдал за перемещениями во дворе. Несмотря на свою браваду перед Крисом, он был не на шутку встревожен. Приезд в Ингуальд Гоонского говорил о многом. Каша заваривалась крутая. Интересно, знает ли об этом Чуб и следует ли Аре предупредить его? Сердце меченого разрывалось между Чубом и Тором. Капитану он не мог простить пролитой при захвате Ожского замка крови. Как будто мало других замков в Приграничье? Возьми Чуб, скажем, Брандом – и все могло бы пойти по-другому.

Ара тряхнул головой, отгоняя надоедливые мысли. Наступало время действий. Жизнь в обширном дворе постепенно затухала. Лишь на стенах торчали истуканами часовые, освещаемые лишь луной да подмигивающими звездами. В окнах хозяйки замка сначала погасили свет, а потом в одном из них робко замерцал слабый огонек, оставленный, судя по всему, с расчетом на чужую любознательность. Ара выскользнул из своего убежища и осторожно двинулся вперед, старательно укрываясь тенью, падающей от стены. К сожалению, он запоздал с визитом: с десяток воинов расположились вокруг костра прямо напротив ворот замка. То ли воинам не хватило места во внутренних помещениях, то ли встревоженный развитием событий Фрэй Ингуальдский специально оставил их здесь на случай неприятных неожиданностей. Так или иначе, но их присутствие во дворе сильно осложнило меченому задачу. Нечего было и думать проскользнуть невидимкой к самому окну, где для него была спущена веревка. Да и подниматься по стене на виду у сторожей было бы безумием. Оставался один выход: попробовать добраться до заветной цели через двери – не самый привычный и не самый безопасный путь в подобных обстоятельствах. Дверь, к счастью, была не заперта и тихо захлопнулась за его спиной, лишь слегка скрипнув смазанными бараньим жиром петлями. Меченый уже хотел поздравить себя с удачным началом, но тут наверху послышался шум шагов, и украшенная шлемом голова появилось в тускло освещенном проеме. Похоже, заботливый Фрэй выставил охрану у спальни своей жены. Меченый тихо свистнул и отступил в тень. Больше всего Ара боялся, что страж закричит, призывая на помощь товарищей, но тот, видимо, был скорее удивлен, чем встревожен. Смело печатая шаг по гулкой лестнице, олух царя небесного спустился вниз прямо в объятия меченого. Впрочем, Ара сначала ударил, а уж потом подхватил обмякшее тело и оттащил его под лестницу. Придурок был без сознания и, судя по всему, не собирался пока возвращаться в негостеприимный мир. Ара освободил его от тяжести доспехов и сноровисто связал руки и ноги подвернувшейся веревкой. Затем для верности забил кляп в зубастый рот. Нахлобучив пастушью шляпу на уши поверженного противника и завернувшись поплотнее в его широкий плащ, меченый смело двинулся вверх по винтовой лестнице. Тяжелый меч непривычно оттягивал пояс, но с этим неудобством пришлось смириться. Комнату Кристин меченый вычислил без труда и, оглядевшись на всякий случай по сторонам, осторожно постучал. После нескольких томительных минут ожидания дверь тихонько приоткрылась. Ара решительно толкнул ее и ввалился в комнату мимо пораженной Кристин, не узнавшей его в полутьме. По испуганному лицу хозяйки Ингуальдского замка меченый понял, что она сейчас закричит. Это никак не входило в его планы, и он без церемоний закрыл ей рот ладонью. И тут же едва не взвыл сам – зубки у благородной Кристин оказались весьма острыми.

– С ума сошла! – зашипел Ара, потрясая прокушенными пальцами.

Кристин наконец узнала его и поспешно сняла нахлобученный на самые глаза меченого шлем.

– Я ждала тебя, – шепнула она ему в ухо.

Ара поцеловал ее долгим поцелуем в приоткрытые жадные губы. Дело принимало затяжной характер, и меченый только через полчаса осознал, что пришел сюда не только за этим. С большим трудом ему удалось убедить огорченную Кристин, что он не волен распоряжаться своим временем. Кристин обиделась, но ненадолго. Встревоженный вид возлюбленного оказал на нее воздействие.

– Служанки болтали о какой-то женщине, – задумчиво проговорила она, – но я думала, что речь идет о простой интрижке нашего постного гостя.

– Ты должна проводить меня к нему.

– Ты полагаешь, что прилично замужней даме посещать мужчину среди ночи?

– Конечно, приличнее принимать мужчину у себя, – пошутил Ара. За что тут же получил затрещину от рассерженной не на шутку Кристин. Для продолжительной ссоры Ара не располагал временем, а потому к примирению пришлось идти самым коротким путем.