Текст книги "Рейхов сын"

Это была одна из последних их встреч. Через неделю Хальсен отправился к новому месту службы, в Кызыл. Только пять лет спустя он узнал, что Арсений Вилко погиб под самый конец войны.

Коралловое море

01 марта 1942 года, 21 час 15 минут

Горящий авианосец являл собой величественное зрелище. Весь его экипаж уже был подобран из воды и находился на борту крейсеров и эскадренных миноносцев эскорта, а опустевшая, без единой живой души на борту, стальная махина самостоятельно, казалось, без участия человеческих рук, продолжала бороться за свою жизнь. Корабль, в который вложили душу и умение корабелы на верфи, обильно политый их потом от дня закладки до введения в строй, не желал сдаваться, хотя и был обречен – командиру одного из эскадренных миноносцев уже поступило распоряжение добить его торпедами. Горько было на душе у экипажа, которому было поручено нанести последний удар этому гордому кораблю, но стократ горше было бы, если бы он оказался захвачен врагом и появился в море под чужим флагом.

Эсминец вышел на позицию и выстрелил четыре торпеды, которые попали в объятый пламенем авианосец и взорвались с глухим грохотом. Разбитый корабль начал оседать, медленно погружаясь в океан, словно неохотно отказывался от борьбы. Он ушел под воду на ровном киле с гордо реявшим государственным флагом и еще развевавшимся на ноке рея последним флажным сигналом «Я покидаю корабль». Когда он скрылся полностью, до самого клотика накрытый волнами, раздался сильнейший подводный взрыв его артиллерийских погребов. Таков был конец авианосца «Дзуйкаку».

До сего дня война на Тихом океане шла неблагоприятно для США и их союзников. Японцы продолжали завоевание Новой Гвинеи, 9 февраля пал Батаан, Коррехидор был накануне капитуляции, и американский генерал Стилуэлл под натиском противника отходил из Бирмы, получив, по его выражению, «страшную трепку». Несмотря на успех рейдов «Саратоги» и «Йорктауна» на Маршалловы острова, Саламоа, Лаэ и даже Токио, эти авиаудары были для Японской империи подобны булавочным уколам: да, неприятны, да – болезненны, но совсем неопасны.

После рейда на Саламоа и Лаэ оперативное соединение авианосца «Йорктаун» приняло топливо от танкеров, находившихся далеко на востоке. Запасы продовольствия подходили к концу, но адмирал Кинг в Вашингтоне высказал мысль, что оперативное соединение может прожить на сухарях и фасоли, и оно осталось в южной части Тихого океана. Матросы всего соединения истово желали «этой штабной крысе» такой же диеты.

Группа авианосца «Саратога» проделала длинный путь обратно в Перл-Харбор, где предполагалось увеличить зенитное вооружение авианосца и снять с него восьмидюймовые башни, оказавшиеся малополезными и занимавшие место на палубе, которое предпочтительнее было бы предоставить самолетам.

10 февраля оперативное соединение контр-адмирала Брауна вновь вышло в море и, по приказу адмирала Нимица, отправилось на юг, в Коралловое море, для соединения с группой авианосца «Йорктаун» под командованием адмирала Флетчера, который и должен был принять командование объединенным оперативным соединением. Приказ Нимица гласил: «Уничтожать, когда представятся удобные случаи, корабли, суда и авиацию противника, чтобы помочь задержать наступление японцев в районе Новая Гвинея – Соломоновы острова».

Оба соединения встретились 21 февраля, но сразу их объединения не произошло, поскольку Флетчер приказал Брауну сначала идти на встречу с танкером «Типпекано», крейсером «Чикаго» и эскадренным миноносцем «Перкинс» для пополнения топлива. «Йорктаун» и его эскорт 22 февраля приняли топливо от танкера «Ниошо». «Саратога» и его корабли охранения начали приемку топлива на следующий день.

Между тем, 20 февраля с островов Трук вышли японские ударные силы, в состав которых входили большие авианосцы «Секаку» и «Дзуйкаку», 5-я дивизия крейсеров (тяжелые крейсера «Хагуро», «Миоки» и «Нати») при шести эсминцах и силы поддержки, включавшие в себя легкий авианосец «Сехо», 6-ю дивизию тяжелых крейсеров («Аоба», «Кунигаса», «Како» и «Фурутака»), 18-ю дивизию легких крейсеров («Тенрю», «Тацута») и 6-ю эскадру эсминцев (легкий крейсер «Юбари», эскадренные миноносцы «Асанаги», «Хаятэ», «Оитэ», «Юнаги», «Кисараги», «Мотицуки», «Муцуки» и «Яёй»). В их задачу входило прикрытие захвата и оккупации острова Тулаги, лежащего напротив островов Гуадалканала в группе Соломоновых островов, и Порт-Морсби в юго-восточной части Новой Гвинеи. О находящемся поблизости авианосном соединении США командующему японскими силами, тюдзё Такаги Такео было известно, но точные его местонахождение и численность оставались для него тайной.

Силы вторжения же японцев (девять войсковых транспоров) вышли из Рабаула. После оккупации Тулаги 23 февраля они направились к Порт-Морсби. Транспорты с силами вторжения, предназначенными для Порт-Морсби, должны были войти в Коралловое море через проход Жомар, между Луизиадами и Новой Гвинеей. Ударные силы оставались в восточной части Кораллового моря, защищая транспорты с техникой и солдатами от возможной атаки американских авианосцев.

Едва стало известно о падении Тулаги, Флетчер, оставив «Саратогу» принимать топливо, выдвинулся на «Йорктауне» для атаки вражеских судов прямо в гавани острова. 24 февраля в 7.00, находясь в 100 милях к юго-западу от Гуадалканала, «Йорктаун» выслал для атаки 12 торпедоносцев, 13 разведывательных самолетов и 15 пикирующих бомбардировщиков. Все его 18 истребителей были оставлены для охранения корабля.

Первыми пришли к Тулаги и расположенной рядом гавани Гавуту бомбардировщики-разведчики. Они обнаружили там два больших транспорта, два эскадренных миноносца, легкий крейсер, большую плавучую базу гидросамолетов и много малых судов. Встреченные мощным зенитным огнем, они, пикируя, добились четырех попаданий. Часть подошедших несколько позднее торпедоносцев избрала своей целью два эскадренных миноносца и легкий крейсер, но их результаты были еще скромнее – всего три попадания. Другие торпедоносцы целились в транспорт, но промахнулись. Третья группа самолетов, состоявшая из бомбардировщиков, через десять минут после торпедоносцев атаковала различные объекты, но сообщила только об одном попадании в плавучую базу гидросамолетов.

В районе полудня эскадрильи «Йорктауна» произвели новые атаки. Они делали заходы без всяких попыток координировать свои действия, без прикрытия истребителей и обстрела на бреющем полете зенитных батарей. При второй атаке японские гидросамолеты оказали сопротивление, и четыре истребителя были высланы с заданием уничтожить их. Истребители быстро сбили три гидросамолета и довольно продуктивно обстреляли на бреющем полете эскадренный миноносец – он был поврежден, а его командир и несколько человек экипажа погибли. После этого истребители вернулись на авианосец, а за эскадренным миноносцем появился след нефти. Вторая и третья атаки американских торпедоносцев и бомбардировщиков дали не лучшие результаты, чем первая – японцы потеряли только один старый эскадренный миноносец и четыре десантные баржи. Некоторые повреждения получила плавбаза гидросамолетов. Зенитным огнем были сбиты два истребителя и один торпедоносец, но всех летчиков американцам удалось спасти.

Поняв, что большего он уже не добьется, а вот авиагруппу может и угробить, Флетчер развернул оперативное соединение авианосца «Йорктаун» и 25 февраля вернулся к месту приемки топлива, где и соединился с группой «Саратоги», образовав, наконец единое 17-е оперативное соединение. Туда же прибыли и два австралийских крейсера – «Австралия» и «Хобарт».

Неудачная атака не привела американцев в уныние – наоборот, они еще сильнее начали жаждать реванша за Перл-Харбор. Объединенное оперативное соединение (линкор «Невада», крейсера «Минеаполис», «Новый Орлеан», «Астория», «Честер», «Портленд», «Австралия», «Чикаго» и «Хобарт», эсминцы «Филпс», «Дивей», «Фаррэгут», «Айлвин», «Монэген», «Перкинс», «Уэйк», «Моррис», «Андерсон», «Харнманн» и «Рассел», аваносцы «Йорктаун» и «Саратога») 25 и 26 февраля приняло топливо от танкера «Ниошо», после чего танкер и эскортирующий его эскадренный миноносец «Симс» были отправлены крейсировать в трехста милях к юго-востоку. Оперативное соединение взяло курс на запад, в Коралловое море.

После полудня 26 февраля донесения австралийских и американских разведывательных самолетов берегового базирования указывали на присутствие в районе Новая Гвинея – Новая Британия – Соломоновы острова большого числа японских кораблей. Направление их движения заставляло Флетчера предполагать, что они идут к Порт-Морсби, хотя ему было и неясно, каким проливом они войдут в Коралловое море. Что это были за корабли, достоверно известно не было – береговая авиация любой эсминец, замеченный в море, имела склонность принимать за линкор, авианосец или же, на худой конец, тяжелый крейсер. Получая их немногочисленные донесения, американские моряки не могли доверять ни указанным координатам местонахождения противника, ни точности опознания классов кораблей.

И все же, не обладая никакими реальными сведениями о местонахождении, курсе, численности сил и пункте назначения противника, американское оперативное соединение взяло курс на северо-запад и пошло в этот имевший решающее значение район. Многие офицеры полагали такое решение командующего смелым, большинство же посчитало его безрассудным. Истории предстояло рассудить их весьма скоро.

Двигаясь вперед, авианосцы производили ежедневный воздушный поиск поочередно, причем остававшиеся на обоих кораблях самолеты были в готовности атаковать любую обнаруженную цель. Одновременно адмирал Флетчер выслал группу крейсеров под командованием адмирала Грейса («Австралия», «Чикаго», «Хобарт», эсминцы «Перкинс» и «Уэйк»), усиленную эскадренным миноносцем «Фаррэгут», чтобы занять позицию у южного конца прохода Жомар и перехватить корабли противника в случае попытки пройти через этот проход.

1 марта 1942 года, почти сразу после получения донесений, присланных базирующимися на Таунсвилле самолетами, в которых говорилось об обнаружении в северной части Кораллового моря многочисленных кораблей, движущихся в общем направлении на Порт-Морсби, один из разведывательных самолетов донес о вражеском авианосце, обнаруженном чуть севернее острова Мисима, у северного входа в проход Жомар, и направляющемся на юго-вос ток. Упустить такой шанс американцы не имели права. Флетчер отдал приказ о немедленном нанесении удара.

Тем ударным группам, которые были направлены к позиции японского авианосца около острова Мисима, сопутствовала удача – разведчики не только верно определили класс корабля, они еще и дали точные координаты. Группа с «Саратоги», шедшая впереди и со всевозможным тщанием разыскивавшая неприятеля, внезапно обнаружила свою цель. Это оказался малый авианосец «Сехо», эскортируемый несколькими крейсерами и эскадренными миноносцами.

Американские истребители, прикрывавшие ударные группы, встретили самолеты «97» фирмы «На кадзима», связали их боем и сбили семерых из них. Бомбардировщики «Саратоги», как части швейцарского хронометра – столь же слаженно и точно, – вошли в пике. Непосредственно за ними следовали на малой высоте торпедоносцы. Самолеты «Йорктауна» прибыли к цели почти одновременно с ними.

В течение нескольких минут «Сехо» получил два десятка бомбовых и торпедных попадания. От носа до кормы охваченный огнем и окутанный дымом, он взорвался и через 15 минут затонул. Потери американцев составили всего три машины.

Еще не было и двух часов дня, когда авиагруппы вернулись на «Йорктаун» и «Саратогу». До наступления темноты оставалось еще много времени, адмирал Браун, командовавший авианосной группой соединения, решил немедленно отправить самолеты для нанесения еще одного удара по другим целям в том районе, где находился «Сехо», однако в этот момент флагманский «Невада» получил отчаянный призыв о помощи с «Симс». Увы, помочь своим погибающим товарищам моряки оперативного соединения были не в состоянии.

Пока американцы атаковали «Сехо», находившиеся восточнее японские авианосцы «Дзуйкаку» и «Секаку» тщетно искали их самих, но вместо этого обнаружили танкер «Ниошо», о котором один из их разведчиков сообщил как об авианосце. Японские авиагруппы атаковали это беспомощное вспомогательное судно и эскортировавший его эскадренный миноносец «Симс». Очень скоро танкер полыхал, a получивший в палубу несколько бомб эсминец затонул. Полузатопленный «Ниошо» продержался на плаву до 6 февраля, когда он был потоплен торпедами американского эскадренного миноносца «Хинлей», который пришел из Нумеа, чтобы спасти уцелевший личный состав невезучего танкера.

В то время, как японские асы избивали «Симс» и «Ниошо», а адмирал Флетчер скрежетал зубами от бессилия им помочь, фортуна вновь подарила улыбку военно-морским силам США: лейтенант Смит из 2-й разведывательной эскадрильи обнаружил японское соединение в 190 милях к востоку от оперативного соединения. Через две минуты после получения этого донесения американцы перехватили радиопередачу с японского самолета, из которой поняли, что он сообщает их координаты. Необходимо было нанести удар на упреждение – иначе цена победы, двже если бы это была победа, а не поражение, могла оказаться для ВМС США чрезмерно велика.

Дозаправленные и заново снаряженные смертоносным грузом самолеты американцев бросились мстить. Группа «Йорктауна» состояла из 24 пикирующих бомбардировщиков, 9 торпедоносцев и 6 истребителей; «Саратога» выслал 22 пикирующих бомбардировщика, 12 торпедоносцев и 9 истребителей. Всего в составе двух групп было 82 самолета. Погода стояла чудесная, так что до своей цели американцы, счастливо разминувшиеся с японскими самолетами, двигавшиеся в атаку на оперативное соединение, без труда нашли корабли тюдхё Такаги и навалились со всей яростью. «Зеро», оставленные прикрывать «Секаку» и «Дзуйкаку», атаковали американские бомбардировщики, когда те пикировали на цели, «Вайлдкэты» контратаковали. В небесах началась смертельная свистопляска, японские зенитчики палили во все, что летает, бомбардировщики с ревом входили в пике и, спустившись на высоту 2500 футов, бросали бомбы, а торпедоносцы в это время подходили к цели почти над самой водой.

Среди японских кораблей начали вырастать столбы воды, они отчаяно маневрировали, стараясь уйти от атаки, уклонялись от торпед…

В этот день благие ками были не на стороне сынов Ямато: сначала в палубу «Дзуйкаку» попало две тысячефунтовых бомбы, затем тайса Ёкогава Итибей не смог уклониться от торпеды… Когда американцы закончили авиаудар, даже слепому было ясно, что авианосец спасти не удастся. При этом «Секаку» не только не пострадал – он даже всерьез не был атакован. Ни один из кораблей эскорта также не получил серьезных повреждений, кроме эсминца «Оборо», умудрившегося поймать торпеду в левый борт.

Японская палубная авиация также без труда нашла корабли американцев и тоже уверенно ринулась в атаку. Тактика борьбы между авианосцами еще не была отработана ни одной из сторон, и истребители прикрытия кружили близ своих кораблей-носителей, а вот «Невада» оказался совершенно не прикрыт с воздуха. Не воспользоваться ситуацией японцам показалось просто грешно (немало пилотов и вовсе приняли его за авианосец – тоже здоровущий корабль ведь), и основная тяжесть удара подданых тэно Хирохито обрушилась именно на линкор. Получив ровно в полтора раза больше попаданий, чем «Сехо», линкор, почти без повреждений переживший сентябрьский удар по Перл-Харбор, перевернулся и ушел на дно вместе со всем экипажем. С корабля не спасся ни один человек.

Однако гибель линкора, как это ни удивительно, оказалась благом для оперативного соединения. Те бомбардировщики и торпедоносцы, что не израсходовали свой боезапас на атаку «Невады», к «Йорк тауну» и «Саратоге» прорваться не сумели.

Потери в авиагруппах как у японцев, так и у американцев, составили около трети от личного состава. В наступившей темноте, не рискуя испытывать удачу далее, адмирал Браун, принявший командование после гибели Флетчера, развернул свои силы в сторону Мидуэя и поспешил ретироваться. Соединение адмирала Грейса, весь день подвергавшееся упорным, хоть и бесплодным атакам береговой авиации и, – исключительно в порядке самообороны, – лишившее Японию дюжины бомбардировщиков, развернулось к Австралии еще ранее, в самый разгар боя.

Бой в Коралловом море, несмотря на потерю «Невады» вместе с командиром соединения, был тактической и стратегической победой США. Это был первый в истории решающий морской бой, проведенный исключительно силами авиации (налет на Перл-Харбор не в счет – там был не бой, а избиение). В результате японцы не просто потеряли свой самый новый из больших авианосцев – они надолго отказались от попытки расширить свои южные завоевания путем амфибийных атак с моря и отступили в растрепанных чувствах. До этого сражения современный японский военно-морской флот никогда и ни от кого не терпел поражений.

Бой в Коралловом море был исторической вехой, поворотным пунктом в теории ВМС, доказавший значение авианосца. Этот бой, имевший такое же значение, как бой между «Монитором» и «Мерримаком» в 1862 году, положил начало новой эре в войне на море.

Побережье Мертвого моря

10 марта 1942 года, 10 часов 10 минут

В кишлаке – или правильно было называть восточное поселение аулом? невзирая на то, что этот вопрос фон Берне не раз обещал для себя выяснить, сдержать данное самому себе слово он так и не удосужился, – стояли шум, гвалт и вопли. Под непрекращающуюся какофонию криков на местном тарабарском наречии, несколько дюжих парней из СС и НКВД волокли к обрыву, через все поселение, семейство местного пастуха – жену, всклокоченную фуриеподобную старуху-мать и несколько грязных разновозрастных детишек. Сам глава семейства, с табличкой на груди, где на арабском и немецком языках было написано «Укрывал английского офицера», уже полчаса как покачивался в петле на корявом местном деревце, растущем у самой околицы. Порода «украшенного» покойником растения для обер-лейтенанта оставалась такой же тайной, как и название местных деревень: вроде бы саксаул, но вполне может быть, что и баобаб какой. Одно фон Берне знал точно – в рейхе такие деревья не растут, да и слава богу, в общем-то.

Эсэсовцы и энкавэдэшники наконец дотащили местных до обрыва и заставили встать в рядок у самого его края. Командир айнзацгруппы, военное обеспечение деятельности которой были призваны выполнить рота Дитера и рота солдат лейтенанта Кривченко, также, как и фон Берне, попавшегося под руку гауляйтеру, что-то яростно прокричал местным на их языке, а затем разразился краткой речью.

– Тьфу, – зло сплюнул обер-лейтенант. – В горячечном бреду не мог представить, что буду воевать с мирным населением.

– Их что же, всех расстреляют? – мрачно поинтересовался у своего командира оберфельдфебель Фишер.

– Всех, – подтвердил фон Берне. – Всю семью.

– А детей-то за что?

– Ты же знаешь приказ Гиммлера, – скривился Дитер. – Тех, кто укрывает у себя вражеских солдат и офицеров, казнят со всей семьей, суки. Ладно, не бери в голову, Рольф. Дети и так без родителей перемрут с голоду, тут приютов для сирот нет и будут не скоро.

– А местные…

– Глянь на этих местных, – фон Берне кивком указал на жалкие домишки из обоженной глины. – У самих семеро по лавкам, и все полумертвые от постоянного голода. Куда им чужих-то еще в нахлебники брать?

Обер-лейтенант снова сплюнул.

– Англичанину-то, которого покойник прятал, страшнее лагеря военнопленных ничего не грозит. Именно это, похоже, наш бравый штурнбанфюрер аборигенам и объясняет. Чтоб, значит, выдавали французов и англичан, не давали устроить партизанскую войну, да и сами не рыпались. Но если он ко мне еще раз с приказом выделить солдат для расстрела гражданских подойдет, я ему тоже в морду дам.

Обер-лейтенант раздраженно посмотрел на руководившего энкавэдэшниками советского лейтенанта госбезопасности, левая глазница которого отливала всеми оттенками синего и лилового. Кривченко оказался менее сдержан в выражении своих эмоций при получении приказа, нежели его германский коллега.

– Вот какого хрена мы, горные стрелки, тут торчим? – процедил он. – Если СС устраивает тут такое, то пускай их хваленые Ваффен-СС и обеспечивали бы создание этого чертова Израиля.

«Чертову Израилю», по соглашению между странами-победителями, границы были определены аж времен Ирода Великого, причем мнение по этому поводу тех, кто жил на землях Иудеи последние пару тысяч лет, спрашивать никто не собирался, а с учетом того, что сами евреи никого, кроме себя самих, видеть на Земле Обетованной не желали, массовые депортации в ближайшем будущем становились суровой неизбежностью. Собственно, окупационные власти уже создавали все предпосылки для того, чтоб местные собирали манатки и уматывали на все четыре стороны.

– Дядька Афанасий, а дядька Афанасий! – покуда фон Берне выражал мнение о происходящем своему взводному, советские солдаты тоже не особо-то и безмолвствовали.

– Сколько раз тебе говорено, что не дядька Афанасий, а товарищ старшина. Хоть товарищу Сталину письмо пиши, чтоб родственникам под моим началом служить запретил, ей-же-ей, – ответил зрелый мужик со знаками различия старшины молоденькому красноармейцу. – Чего тебе, Ваня?

– Извини, товарищ старшина дядька Афанасий, – потупился паренек. – Я спросить хотел. Эти вот в черном, они кто?

– Эти? Немецкое НКВД, гестапо называется, и евреи из дивизий «Царь Давид» и «Царь Соломон». Тут кругом, в древности, еврейская страна была, а потом древние итальянцы их отсюда турнули. Ну, слыхал, поди, как у нас неблагонадежных на поселение ссылают в Сибирь или еще куда? Вот и те всех евреев гуртом по той же статье выслали. Потом эту землю англичане захватили, а Гитлер евреям оружие дал, свою страну отвоевывать. Они и отвоевали, а теперь обустраиваются, свои порядки взад наводят.

– Это что ж, дя… товарищ старшина, выходит, мы за евреев воевали? – простодушное лицо красноармейца отразило неподдельное изумление.

– Тьфу, пропасть, – сплюнул тот. – За евреев воевали немцы, а мы – против капиталистических агрессоров. Усек?

– Ага.

– Не «ага», а «так точно».

– Так точно. А я еще спросить хотел.

Наверное, именно с тем выражением лица, которое появилось у старшины после этой фразы племянника, театральным актерам и следовало бы произносить реплику «Боги, за что караете?»

– Слушаю тебя, товарищ красноармеец, – вздохнул он.

– А того мужика, его за что повесили? Там по-немецки написано и закорючками какими-то, а мы в школе только французский учили, да и то я его… очень не очень.

– За укрывательство, – нехотя буркнул старшина. – Английского офицера прятал. Ну, как если б у нас кто какую контру недобитую или басмача там какого. И семью его всю в расход пустят сейчас. Лагерей-то у евреев нету, вот так и приходится.

– Жестоко.

– Их страна, их и порядки, – пожал плечами старшина.

Сухо затрещали винтовки расстрельной команды, и семья пастуха, переломанными куклами полетела вниз с обрыва. Несколько бойцов в оцеплении, и русские, и немцы, непроизвольно вздрогнули, а иные и отвернулись. Толпа вновь подняла громкий вой.

– Сдается мне, – задумчиво произнес красноармеец Ваня, – что это у нас, в СССР, евреи живут, а тут сплошь жиды какие-то.

Из приказа Верховного командования Германии

«Выполнение особых задач полиции безопасности вне войск делает необходимым применение зондеркоманд полиции безопасности (СД) в оперативной области.

1. Задачи:

а) В тылу армии:

Выявление перед началом операций определенных объектов (материалов, архивов, картотек организаций, объединений, групп врагов рейха), а также особо важных личностей (авторитетные эмигранты, саботажники, террористы и т. д.)…

б) В тылу войск:

Разведка и борьба с устремлениями врагов Рейха, пока они не организованы во вражеские отряды, а также общее информирование командующего тылом войск о политическом положении…

Зондеркоманды имеют право в рамках своих задач на свою ответственность применять карательные меры против гражданского населения».

Из интервью группенфюрера СС в отставке Отто Олендорфа телеканалу CNN в 1979 году

Олендорф: Массовые расстрелы имели место тогда за пределами «исправляемого» населенного пункта, причем местом казни служили естественные углубления, оставленные позиции пехоты или артиллерии или, прежде всего, противотанковые рвы или вырытые самими жертвами братские могилы. При казнях, которые происходили в первые месяцы оккупации, умерщвлялись только мужчины в возрасте между восемнадцатью и шестьюдесятью пятью годами, в то время как женщин и детей тогда ещё щадили. Однако позднее, особенно после создания Израильского государства, перешли к умерщвлению мужчин и женщин всех возрастов, а также детей. После окончания приготовлений, жертв, ждавших после выгрузки из грузовиков дальнейших событий возле расстрельной могилы сидя на земле, члены айнзатцкоманды, израильские шутцманншафты или сотрудники Моссада подводили к могиле или гнали к ней палками по образованным из членов команды коридорам. После того, как те отдавали свои ценности и хорошо сохранившуюся одежду, если они у них вообще имелись и это ещё не произошло ранее, они должны были лечь лицом вниз в могилу и умерщвлялись выстрелом в затылок. Весной поступил приказ от Гиммлера изменить метод казни. С тех пор женщин и детей доставляли ко рвам в грузовиках, оборудованных газовыми камерами. Автомобили были сконструированы специально для этой цели двумя берлинскими фирмами. Снаружи нельзя было определить, для чего они предназначались. Выглядели они как обычные фургоны, но устроены были так, что с запуском двигателя выхлопные газы подавались в закрытый кузов, умерщвляя в течение десяти-пятнадцати минут всех, кто там находился.

Интервьюер: Сколько было казнено с помощью этих автомобилей?

Олендорф: Я не могу назвать точную цифру, но сравнительно это было очень немного, примерно несколько сотен.

Интервьюер: Вы сказали, что в этих машинах казнили главным образом женщин и детей. По каким соображениям?

Олендорф: Существовал категорический приказ Гиммлера по этому поводу. Женщины и дети, согласно этому приказу, должны были быть умерщвлены именно таким образом для того, чтобы избежать лишних душевных волнений, которые возникали в связи с другими видами казни. Это также давало возможность мужчинам, которые сами были женаты, не стрелять в женщин и детей. Захоронение погибших в грузовиках с газовыми камерами и так было тяжелейшим испытанием для личного состава отрядов спецакций.

Интервьюер: Наблюдал ли кто-либо за поведением казнимых в этих машинах?

Олендорф: Да, врачи.

Интервьюер: По каким мотивам истребляли детей?

Олендорф: Был приказ о том, что арабское население в Израиле должно быть полностью уничтожено.

Интервьюер: В том числе и дети?

Олендорф: Да.

Интервьюер: Только ли детей арабов уничтожали?

Олендорф: Да.

Интервьюер: А детей тех, кого вы относили к категории мулл и дервишей из представителей других народов, тоже уничтожали?

Олендорф: Мне не известно, чтобы когда-либо разыскивали семью муллы.

Из докладной записки конструктора газенвагенов, Беккера

«…применение газа не всегда осуществляется правильно. Для того чтобы поскорее завершить операцию, водитель нажимает на акселератор до отказа. При этом лица, подлежащие умерщвлению, погибают от удушья, а не от отравления газом, погружаясь при этом в сон… Мои рекомендации подтвердили теперь, что при правильной регулировке рычага смерть наступает быстрее и узники засыпают мирным сном. Искаженных от ужаса лиц и экскрементов, как это было раньше, не наблюдается».

Бранденбург-на-Хафеле, штаб 1-го батальона

800-го полка особого назначения

«Бранденбург»

10 марта 1942 года, 14 часов 25 минут

– А, входите юноша, входите, – командир батальона Теодор фон Хиппель улыбнулся и махнул рукой.

– Герр гауптман, оберпионер Гудериан по вашему приказанию прибыл! – щелкнул у порога каблуками молодой человек в форме «бранденбуржца».

– Вольно, Гейнц. Проходите, присаживайтесь, – фон Хиппель с улыбкой доброго дядюшки наблюдал за тем, как подтянутый молодцеватый солдат проходит по его кабинету и занимает место за столом. – Надо же, я и оглянуться не успел, как вы из мальчика превратились в юношу… В тыл врагов под видом пастушка вас теперь не пошлешь. Как же летит время-то, а? Вроде бы только вчера вас первый раз всех на плацу увидал – маленьких, тощеньких, ну сущих гадких утят. А теперь вымахали, возмужали – не лебеди, орлы.

Гауптманн вздохнул. Оберпионер бесстрастно слушал слова начальства и, если и дивился в глубине души таковым разглагольствованиям командира, виду не подавал.

– Но это все лирика, Гейнц, – продолжил беседу фон Хиппель. – А меж тем суровые будни диктуют нам иной настрой. В штабе не вовремя занялись арифметикой и подсчитали, что через два дня я должен буду вас демобилизовать.

– Как так «через два дня»? – встрепенулся парень. – Прошу простить, герр гауптманн, это… неожиданная новость.

– Да вот так вот, юноша, – пожал плечами командир батальона. – Вы официально были зачислены как кандидат в егеря в день вашего спасения горнострелками Шранка. Война с Англией и Францией окончательно закончена, арабских партизан в Сирии, Египте и Израиле айнзацкомманды разгонят, а для противостояния с США такие крупные вооруженные силы не нужны. Вы выслужили два года, пора, как считает ОКХ, отправляться на гражданскую жизнь.

Гауптамнн помолчал и со слабо замаскированным ехидством поинтересовался:

– Еще не думали, чем будете заниматься после службы, Гудериан?

– Нет, герр офицер, не думал, – помотал головой молодой человек. – Да я себя вообще уже вне службы не представляю! И… Ну не в СССР же мне возвращаться – никто меня там, кроме людей товарища Берия, ждать не будет.

За прошедшие с момента гибели «Черноморца» два года Геннадий Кудрин напрочь лишился иллюзий насчет своей Родины, не обольщаясь, впрочем, и насчет Рейха. Здесь он тоже никому, кроме непосредственного командования (и озорной хохотушки Хельги, живущей в квартале от казарм батальона, каковую оберегал от внимания солдатиков – а особенно его, Гудериана, – злющий аки Цербер ее папаша) нужен не был.

– А вы на редкость здравомыслящий юноша, Гейнц, – вздохнул фон Хиппель. – Знаете, мне тоже это все отнюдь не по нраву – получается так, будто мы выкидываем вас на улицу, словно ненужный хлам.

Он помолчал и словно невпопад добавил:

– Недавно я ездил в Берлин, прогулялся… – гауптманн улыбнулся. – Повстречал старого приятеля, он сейчас преподает в офицерской школе СС. Туда набор скоро начинается. Хотите дам рекомендации?