Текст книги "Рейхов сын"

К 14 мая, всего через четыре дня после начала боевых действий в странах Бенилюкса, положение 9-ой армии французов на Маасе превратилось из интересного в катастрофическое – 13 мая взявшие Седан 1-я танковая дивизия и 14-я тяжелая танковая бригада РККА оставили город и двинулись дальше, к побережью Ла-Манша, готовясь с ходу форсировать канал Дез-Арден. Наступление 1-го пехотного полка и, слева от него, пехотного полка «Великая Германия», переправившихся через Маас, протекало так же, как на инспекторском смотре в учебном лагере. Не сильно от своих товарищей из XIX корпуса отставали и солдаты Роммеля. Брюно, до этого находившийся в районе Шарлеруа, получил приказ двигаться на юг, в район Динана, и контратаковать продвигающиеся к Франции немецкие подразделения.

Приказы, конечно, не обсуждают, а исполняют – это правило одинаково действует в армиях всего мира. Другой вопрос, насколько они исполнимы вообще. Дороги оказались забиты потоками беженцев, и к 20.00 у Флавиона оказались лишь передовые танковые части, а основная масса дивизии – только утром 15 мая. Некоторым танкам потребовалось до семи часов, чтобы преодолеть тридцатипятикилометровый участок пути. Основная масса артполка и мотопехота и вовсе застряли в районе Флоренна, так и не добравшись до позиций, где 15-го французские танкисты приняли неравный бой с вермахтом. Серьезно отстали и танковые заправщики Lorraine 37L TRC, понесшие к тому же значительную убыль в результате авианалетов.

Лишь к семи часам утра 15 мая несколько из них добрались до Орет, в девяти километрах северо-западнее от Флавиона, где их ожидал 28-й танковый батальон. К этому времени у многих танков топлива в баках оставалось всего на один-два часа, некоторые танки были уже вообще обездвижены, а 4 из 30 Renault B1bis батальона так и остались где-то на дорогах, с пустыми баками.

Не прошло и полутора часов с момента прибытия танкозаправщиков, еще не закончилась закачка горючего в баки «французских КВ», как у позиций показались передовые машины 25-го танкового полка 7-й танковой дивизии вермахта.

Первой в бой вступила 3-я рота, та самая, танки которой застряли по дороге. Используя внезапность, открыли огонь и моментально уничтожили пять танков. Немцы, для которых появление здесь тяжёлых французских танков стало сюрпризом, атаку однако продолжили и постарались обойти 6 Renault, попав, при этом, под огонь всего батальона. Ответный огонь более чем ста немецких танков был малоэффективен – в конце концов, им удалось поджечь лишь один французский танк и убить механика-водителя в другом, попав в смотровую щель рубки. Уже к 9.00 немцы отошли, понеся дополнительные потери.

Полчаса спустя 25-ый тп немцев, приведя себя в относительный порядок, попытался обойти позицию французов с фланга. Навстречу ему выдвинулась 2-я рота 28-го тб, стремившаяся остановить врага, но вскоре у танков просто закончилось топливо. Все Renault B1bis получили множество попаданий, огрызаясь из своих орудий и тратя последние капли бензина на прицеливание семидесятипятимиллиметровых орудий, но подбить ни один из них немцам так и не удалось. Pz-III, IV и чешские Pz-38(t), поступившие на вооружение перед самым началом войны (формально Чехословакия независимость сохранила, но фактически, перед самой войной, когда Германия вроде бы как обещала воевать против СССР, с согласия Чемберлена и Даладье, Гитлер и ее окончательно «съел», всего лишь отложив создание протекторатов Богемия и Моравия на более спокойное время), даже те из их модификаций, где стояли новые длинностволки, ничего не смогли поделать с французской броней. Вермахт вновь был вынужден откатиться назад несолоно хлебавши. На сей раз – надолго.

Ближе к полудню в небе появился корректировщик Hs-126, и на французские танки обрушился ливень снарядов. Получившие по мордасам танкисты 25-го полка продолжили путь на запад, в обход французской позиции, оставив разбираться с B1bis несколько танков и разведывательный батальон. Большую часть ПТП дивизии и артиллерия также были стянуты к упорным потомкам Хлодвига со товарищи, равно как и авиационная поддержка в лице пикировщиков Ju-87. Впрочем, и у противо-танкистов эффективно бороться против французов могли лишь 88-мм зенитные «ахт-ахт», так что до подхода 31-го полка из 7-й и 15-го из 5-й танковых дивизий сдвинуть оборонявшихся с позиций так и не удалось. Не удалось это и позднее. Спустя час с начала перестрелки 31-й тп потерял танк командира полка, лично возглавившего очередную попытку приблизиться к французской линии и выбить обороняющиеся Renault, а у большинства Pz-IV банально кончились боеприпасы: грузовики снабжения еще находились на восточном берегу Мааса. Ситуация становилась критической для немцев – сами того не зная, отбив атаку 31-го тп, французы открыли путь в тыл танкам Роммеля. Увы, развить этот успех было некому, а сам 28-й батальон был практически обездвижен.

Один за другим B1bis застывали на месте с опустевшими баками, а восьмидесятивосьмимиллиметровые FlaK немцев принимались расстреливать обездвиженные машины с километровой дистанции. У французов тоже подходили к концу боеприпасы, экипажи оставляли танки и, подорвав их, или пробирались в тыл, или оставались на поле боя, продолжая воевать с пистолетами в руках. Лишь к шести часам вечера пришел приказ отступать к Шастру и Бомону – пришел с офицером-связным, так как радиоантенны на всех танках были сбиты, а аккумуляторы посажены постоянным вращением электропривода башен при молчащих моторах. Те из танков, что сохранили способность двигаться, начали отползать к Ставу и Шастру, лишенные же этой возможности продолжили бой до полного исчерпания снарядов, а затем были подорваны своими же экипажами. На конец дня 15 мая 28-й батальон сохранил только 8 машин (включая танк командира батальона) из 31. Вот только с собой, в райские кущи для стальных машин, подбитые танки прихватили куда как больше подобной им немецкой техники.

Но, несмотря на то, что в некоторых местах противник, как при Орет, оказывал более чем достойное сопротивление, вермахт продолжал стремительное движение на запад. До капитуляции Франции оставалось менее месяца.

Турция, участок фронта между горой Готрак

и озером Эбер

17 мая 1940 года, 22 часа 15 минут

– Это танк? – удивился генерал-полковник Гот, разглядывая монструозную пятибашенную конструкцию на передовых позициях.

– Да, герр генерал, – ответил сопровождавший его штандартенфюрер Ланс. Вид у эсэсовца был крайне неважнецкий: форма покрылась пылью и грязью, левая рука висела на перевязи, а бинт, намотанный прямо поверх формы, был не менее грязен, однако, несмотря на тяжелый дневной и вечерний бой, невзирая на ранение и нечеловеческую усталость, он счел своим долгом сопровождать прибывшего на передовую командующего. – Это советский Т-35, русские передали эти машины туркам в связи со вступлением в строй новых тяжелых машин КВ и БХ. Насколько я знаю, бригада, где раньше стояли на вооружении эти пятиглавые драконы, полностью переукомплектована техникой и сейчас воюет во Франции.

– Пятиглавые драконы? – усмехнулся генерал. – И что, хороши эти Zmei Goriyniytchi?

– Когда их удается заставить работать – вполне, хотя и крайне тихоходны, – ответил Ланс. – Но сделать это почти невозможно, поэтому мы используем их, в основном, как стационарные огневые точки. Те, что добрались сюда, разумеется, а не встали на вечный прикол по пути к нам.

– Так разукомплектуйте недобравшиеся на запчасти и заставьте работать те, что тут, – посоветовал Гот.

Ланс невесело засмеялся:

– Неужели вы полагаете, герр генерал, что мы не пытались?

– Полагаю, что пытались. Возникли проблемы с извлечением узлов?

– Нет, – штандартенфюрер снова невесело засмеялся. – С установкой. Советские агрегаты не унифицированы. Запчасти одних танков не подходят к другим.

– Странно, – заметил генерал-полковник. – Русским удалось дотащить их до Номон-Хана.

– Если бы я не знал, что они это сделали, я бы сказал, что это в принципе невозможно, – покачал головой Ланс.

Вообще-то командир батальона танков Т-35 Бохайский, тогда еще майор, наверняка бы согласился с штандартенфюрером. Он и сам на вопрос о том, как ему удалось добраться до Халхин-Гола своим ходом, не потеряв ни одного этого сорокапятитонного чудовища, всегда отвечал коротко и по существу: «Чудом». Чудом, которое сотворили экипажи танков, без устали и ежедневно отлаживавшие и перебиравшие капризные боевые машины, что туркам делать просто в голову не пришло.

Гот перевел взгляд на поле боя, заваленное телами в лучших традициях войн времен Наполеона I и освещенное множеством осветительных ракет, запущенных с обеих сторон, на остовы уничтоженной техникой, и вздохнул.

– Сколько там? – он движением подбородка указал Лансу направление, куда следует глядеть.

– Потери уточняются, герр генерал, – ответил штандартенфюрер. – Но, по моим прикидкам, до двух с половиной – трех полков, если брать и наших, и вражеских убитых.

– Наверняка там есть и раненые, – заметил Герман Гот.

– Тяжелые – вне всяких сомнений, – ответил Ланс.

Генерал на минуту задумался.

– Связь с вражеским командованием есть? – наконец спросил он.

Штандартенфюрер едва не поперхнулся.

– Мы прослушиваем некоторые их частоты, герр генерал, – ответил он. – Но связь… Зачем?

– Иногда с врагом надо разговаривать, а не сражаться. Соедините меня с их командиром. Известно его имя?

– Так точно, мы же брали «языков» и пленных. Колонель Фурже.

Турция, участок фронта между горой Готрак

и озером Эбер

17 мая 1940 года, 22 часа 47 минут

Командующий франко-британскими силами на этом участке фронта, усталый и злой, слушал эфир и отказывался что-либо понимать.

– Что это может означать, господа? – спросил он у радистов.

– Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Ответьте, прием, – вновь донеслось из наушников.

– Не могу знать, сэр! – отрапортовал кэптен Лоуренс, командир радистов.

– Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Ответьте, прием.

– Черт возьми! – выругался командующий и нажал на тангетку. – Колонель Фурже на связи, прием.

– Приветствую вас, мсье. Надеюсь не разбудил? – донеслось в ответ на хорошем французском.

– Представьте себе, нет, мсье женераль, – ответил Фурже. – Чем обязан?

– Колонель, сейчас между вашими и нашими позициями умирают десятки, если не сотни раненых. Предлагаю объявить перемирие на этом участке до завтрашнего полудня. За это время обе стороны успеют собрать своих, эвакуировать в тыл пострадавших и похоронить с соответствующими воинскими почестями убитых. Во избежание провокаций со стороны несознательных лиц с обеих сторон, в темное время суток полагаю необходимым производить дальнейшую подсветку поля боя ракетами.

– Хорошо, – помолчав, ответил Фурже. – Ваше предложение человеколюбиво, оно не противоречит чести офицера и здравому смыслу, и, следовательно, должно быть принято. А что с подбитой техникой?

– Мы же оба понимаем, колонель, что любой тягач может быть вооружен или, возможно, будет прикрывать корпусом действия саперов. Пусть стоит где стояла.

– Согласен. Предлагаю начало время перемирия определить в двадцать три часа ровно.

– Нам это подходит, – ответил немец. – Конец связи.

– Конец связи, – подтвердил Фурже и повернулся к Лоуренсу: – Мсье, я надеюсь, эта частота более не будет применяться для передачи приказов нашим подразделениям.

На другой стороне фронта генерал-полковник Герман Гот снял наушники и усмехнулся.

– Французов, – язвительно произнес он, – погубят куртуазность и хорошие манеры. Штандартенфюрер, к завтрашнему полудню в ваше распоряжение прибудет по батальону танков «Кристи русский» пятой модели и Т-26. Они сейчас уже на марше.

«Может, хоть коммунисты смогут починить свои пятибашенные чудовища», подумал Ланс.

Москва, Кремль

25 мая 1940 г., 18 часов 20 минут

– …таким образом, после заключения с правительством президента Рюти перемирия мы смогли снять ряд частей с финского направления и направить их в Турцию, к товарищам Рокоссовскому и Готу.

– Товарищ Гот нам вовсе не товарищ, – пробормотал себе под нос Ворошилов, как бы отвечая на последнюю фразу в докладе Тимошенко. Сидевший рядом Буденный покосился в его сторону, но ничего не сказал – Семен Михайлович раз в кои-то веки был с Климентом Ефремовичем абсолютно согласен.

– Боевые действия с Финляндией прекращены полностью, войскам дан приказ не поддаваться на провокации, – продолжил меж тем Нарком Вооруженных Сил.

– А что, имэют мэсто провокации с финской стороны? – поинтересовался у него Иосиф Виссарионович.

– С финской – нет, товарищ Сталин, – доложил Тимошенко. – Но еще довольно значительное количество англо-французских солдат и моряков не эвакуировались в Норвегию и Швецию. С их стороны недружественные действия случаются.

– Вот как? – удивился Вождь. – И моряков? Ми полагали, что вторгшаяся в Балтийское море эскадра вчера интернировалась в Швеции. Это не так?

– Так, товарищ Сталин. Однако авиацией в портах были уничтожены авианосец «Фуриоус» и крейсер «Глуар», а также окончательно выведены из строя линкор «Нельсон», крейсера «Перт» и «Кольбер», а также ряд эсминцев. Эти корабли в настоящий момент совершенно немореходны, и их экипажи принимали участие в сухопутных боях, а не ушли в Стокгольм с эскадрой Харпера.

– Понятно, товарищ Тимошенко, – Сталин кивнул. – Продолжайте доклад, пожалуйста.

– Как я уже говорил, военные действия в Финляндии прекращены, военные уступают поле боя Наркомату Иностранных Дел. Вооруженные мятежи в Украине, Крыму и республиках Кавказа подавлены, бандитских недобитков сейчас вылавливают сотрудники товарища Берия. На Западном фронте, – стоящий у карты нарком ткнул указкой во Францию, – ограниченный контингент войск РККА проявил себя с наилучшей стороны и позавчера вечером, вместе с частями Девятнадцатого мехкорпуса Гудериана, вошел в Дюнкерк. Остатки Британского экспедиционного корпуса генерала Джона Веркера эвакуировались к себе на родину. Насколько я знаю, наши, немецкие и датские подводники сумели их при этом несколько «пощипать».

Кузнецов кивнул, подтверждая слова своего сухопутного коллеги.

– Фронт во Франции разваливается, противник уже не может удерживать германское наступление. Фактически весь север Франции захвачен, Париж падет в течение максимум двух недель. В этих условиях полагаю, что части, накопленные нами на советско-польской границе для поддержки вермахта, в случае провала немецкого наступления могут быть направлены на турецкое направление, а частично и демобилизованы. Пока же подкрепления в Турции представляют собой, в основном, отдельные полки и батальоны из различных частей.

– Ми обсудим этот вопрос, Семен Константинович, – произнес Сталин.

– В Турции, – Тимошенко ткнул указкой уже в эту страну, – западная группировка под командованием Гота ведет маневренную войну, постоянно тревожа Вейгана и О’Коннора контратаками по всему фронту. В настоящее время англо-французов и примкнувшие к ним силы турецких предателей удалось потеснить, хоть и весьма незначительно. Наиболее значимые бои на этом направлении произошли близ города Герзе, где было окончательно остановлено английское наступление на севере Турции, и под городом Чай, между горой Готрак и озером Эбер, где союзным войскам удалось существенно потеснить французские и британские дивизии, перейти в наступление и овладеть городом Акшехир. В настоящее время в указанном районе продолжается концентрация войск и авиации для удара на Конью через Илагын и Саители. Восточная группа Рокоссовского так же проводит стратегию выдавливания противника. Основной целью этого этапа кампании является город Элязыг. К сожалению, гористая местность и скверная транспортная инфраструктура препятствуют решительным успехам, да и, честно говоря, снабжению войск. Что, впрочем, не сказалось на действиях Шестьдесят третьего стрелкового корпуса комкора Петровского Леонида Григорьевича, смело перешедшего хребет Битлис в районе города Муш, форсировавшего Тигр и успешно продолжающего наступление на сирийский Эль-Камышлы.

– Что ж, вопрос с перегруппировкой войск ми рассмотрим чуть позже, – задумчиво сказал Иосиф Виссарионович. – Тогда, полагаю, Генштаб предоставит нам подробные планы. А что нам скажет флот, а, товарищ Кузнецов?

Народный комиссар Военно-морского флота сменил у карты Тимошенко.

– Флот, товарищ Сталин, делает все возможное, – произнес он. – Хотя после Аландского боя крупных надводных кораблей, пригодных для эскадренного боя, на Балтике не осталось, крейсера и субмарины Балтийского и Северного флотов активно действуют на вражеских коммуникациях и против надводных сил неприятеля – как совместно с немцами, так и независимо от них. Так, позавчера, крейсер «Киров» под командованием каперанга Фельдмана Николая Эдуардовича, рейдерствовавший в Норвежском море, столкнулся с британскими эсминцами «Сэвидж» и «Скорпион» и, после недолгого боя, «Скорпион» утопил, а второй эсминец повредил и обратил в бегство. «Киров» получил в бою всего два попадания, оба не нанесли кораблю сколь либо значительного ущерба. Также Северофлотская К-1 каплея Леликова Александра Александровича торпедировала британский крейсер «Эксетер», серьезно его повредив. В общем и целом, можно говорить о внушительных успехах советских и немецких моряков в борьбе с торговым судоходством неприятеля, что не в последнюю очередь обеспечивается хорошо налаженным сотрудничеством с Кригсмарине и лично гросс-адмиралом Рёдером. Хороший контакт поддерживается нами и с адмиралом Осами Нагано и его штабом. После заключения Пекинского мирного договора[42]42
  Мирный договор между Китаем и Японией, заключенный при посредничестве СССР в 1940 году. В реальной истории его, разумеется, не было и быть не могло.


[Закрыть] и недавнего объявления войны Японией Англии и Франции вражеское судоходство в Тихом океане практически полностью прервано – это связано и с тем, что японцам более нет нужды держать боевые корабли у китайского побережья. Штабами Японского Императорского и советского Тихоокеанского флотов разрабатываются операции по совместным крупномасштабным действиям в Индийском океане. Также, совместно с турецкой стороной, кораблями Черноморского флота была проведена артподдержка союзников при обороне Герзе. Флоту удалось избегнуть ответного авиаудара со стороны Новой Антанты, потерь в кораблях и личном составе при проведении операции не имеется. Вот с кем отношения не сложились, так это с Каваньяри. Супермарина боится активно действовать на море до тех пор, пока французский флот в игре, к тому же два их линкора сейчас на модернизации. Возможно, если Италия, Болгария и Югославия пойдут на вторжение в Грецию, и если оно будет успешно, ситуация изменится в лучшую сторону, но до той поры Черноморский флот, как и турецкий, заперт за проливами и не может соединиться с итальянцами для совместных действий. В настоящее время мы можем лишь обеспечивать безопасность западного турецкого побережья силами подводников.

– Есть данные, что Греция сама готовится к вой не на стороне Англии и Франции, – обронил Берия.

– Кто на кого нападет, не имеет значения, – ответил Кузнецов. – Важен исход кампании. Насколько мне известно, Гот учитывает возможность греческой атаки и держит часть сил в европейской части Турции. Вопрос лишь в том, достаточные ли?

– Это вопрос скорее к Генштабу и лично Готу, – произнес Сталин, – Ну а настроение на флоте какое? Бодрое?

– Так точно, – ответил нарком ВМФ СССР, едва не брякнувший в ответ фразу из расхожего и избитого анекдота: «Идем ко дну, настроение бодрое». – Флот победой в Аландском сражении воодушевлен и горит желанием отомстить за погибших товарищей. Вчера мне передали коллективное письмо матросов, старшин и командиров Балтфлота с просьбой увековечить память товарища Трибуца. Предлагают переименовать одну из центральных улиц Ленинграда.

– Увековечить память моряка лучше в названии боевого корабля. Верно я думаю, товарищ Кузнецов? – хитро прищурился Иосиф Виссарионович.

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил тот.

– Ви передайте товарищам балтфлотцам, что переговоры о покупке у Германии новейшего, хоть и недостроенного пока, линкора «Тирпиц» практически закончены, и что после подписания договора на его приобретение, назначенного на следующую неделю, кораблю будет присвоено имя Владимира Филлиповича. Товарищу Сталину кажется, что в сложившейся ситуации это будет наилучшим решением. Ну, а пока, Николай Герасимович, доложите нам, как на владивостокском Дальзаводе идет переоборудование учебного корабля «Комсомолец»в авианосец и строительство в Молотовске авианосца проекта Семьдесят один «а», «Щорс».

«Подвиг кашевара»,

«Правда», 25 мая 1940 года

Говорят, что повар – исключительно мирная профессия, что удел его – варить супы да каши, кормить мирных граждан или, если это повар военный, красноармейцев. Это верно, труд повара нужен, важен и почетен, особенно же он важен на передовой. Советские солдаты и командиры, руководимые Партией и Правительством СССР, воодушевляемые учением Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, горят желанием придушить империалистическую гидру франко-британских агрессоров и проявляют при этом чудеса мужества и героизма, ежедневно совершая бессмертные подвиги на всех фронтах.

Однако не только пищей духовной жив советский боец. Важную задачу по организации правильного и калорийного питания, поддержания сил красноармейцев, ведущих упорные бои с врагом, выполняют армейские и флотские службы снабжения, повара и коки. Сытная и вкусная пища, которой обеспечивает красноармейцев наша Социалистическая Родина, есть не меньший залог успехов РККА в боях, чем наиболее передовая техника, оружие и боеприпасы. Лучшие повара ресторанов и комбинатов общественного питания добровольцами отправляются служить в вооруженные силы, чтобы всеми своими навыками и знаниями приблизить час неминуемой победы!

Однако ошибется тот, кто скажет, что в службе повара нет места героизму и подвигу. Есть! И для подвигов ежедневных, почти обыденных, когда, мужественно перенося все тяготы военной службы, повара, под огнем артилерии, ударами вражеской авиации, минуя засады и ловушки неприятеля, доставляют на передовую горячую пищу, и даже для подвигов, с их служебными обязанностями, казалось, мало связанными: неприятель, отлично понимая важность снабжения передовых частей, устраивает постоянные атаки не только на колонны с боеприпасами, но и на фуражиров и полевые кухни. И тогда повара, люди, казалось бы, сугубо мирной профессии, берутся за оружие и дают отпор империалистическому агрессору, мужественно встречая его и защищая вверенное им войсковое имущество. И бежит враг, встречаясь с непреклонной стойкостью советских людей, которых иностранные капиталисты надеялись сделать рабами, бессловесной скотиной на службе своих капиталов! Мужеством и коммунистическим жаром своих сердец преодолевают красноармейцы злобные происки врага! Вступая в бой с заведомо сильнейшим противником, не только не бегут – но и побеждают неприятеля!

Так, 20 мая, красноармеец Иван Середа из 63-го Стрелкового корпуса, доставляя полевую кухню к передовым позициям бойцов РККА, успешно ведущих наступление из Турции в Сирию, был атакован британским бронеавтомобилем «роллс-ройс». Не дрогнув, вступил он в схватку с бронированным монстром, ублюдком английской танковой промышленности, чей экипаж возжелал лишить красноармейцев заслуженного обеда.

Не имея гранат для уничтожения вражеской бронемашины, красноармеец Середа, расстреляв все патроны из винтовки, вооружился топором и дождался приближения противника вплотную, после чего взобрался на его броню и топором вывел из строя пулемет в его башне, а затем взял в плен экипаж бронеавтомобиля и доставил его, вместе с полевой кухней, к месту назначения.

За проявленное мужество красноармеец Иван Середа был представлен к званию Герой Советского Союза[43]43
  Подобный случай действительно имел место в 1941 году, когда Иван Середа с помощью топора вывел из строя немецкий танк и пленил его экипаж.


[Закрыть].

Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр

29 июня 1940 года, 15 часов 20 минут

– Майор Вилко по вашему приказанию прибыл!

– Присядь, Арсений Тарасович, – начальник особого отдела бригады Миронов указал на стул. – Не на плацу мы с тобой, чай, незачем так тянуться и глазами меня преданно есть.

Батальонный комиссар последовал предложению и уселся на скрипнувший стул.

– Что, Василий Михайлович, случилось чего? – поинтересовался он.

– Да как тебе сказать? – вздохнул полковой комиссар. – Сигнал по поводу твоего поведения пришел.

– О как, – крякнул Вилко. – И что я натворил?

– А ты не догадываешься?

– Ни сном ни духом! – энергично заявил майор.

Василий Михайлович открыл папку и начал перелистывать документы.

– Ты даже не представляешь, какая на тебя кляуза похабная пришла… И вредитель ты, и шпион, и агент всего, чего только можно, из тебя получается. Кто-то из сослуживцев порадел, из тех, с кем вас в Германию командировали. Мы, пока ты во Франции воевал, тебя не трогали, не дело это – срывать бойца с передовой, да и конфуз в международных делах мог выйти – Гудериан, после того как вы с ним гавкнулись, лично за твоими успехами следил. Но теперь, уж извини за прямоту, разбираться будем-то на своей территории, и если хоть десятая доля обвинений подтвердится, я тебя к стенке должен буду поставить, как вредителя и врага народа.

– От это интересно, – хмыкнул хорохорясь Вилко. – Кому ж это я, окромя французов, навредил? Японцам чи шо?

– Молчи, дурак! – рыкнул Миронов. – Мы с Японией теперь близкие друзья и соратники. Комиссаром сколько отслужил, а таких простых вещей не понимаешь?

– Ну так чего ж мучиться? – деланно изумился майор. – Поставь к стенке весь личный состав воевавшего против японцев батальона – да что мелочиться? – всего Пятьдесят седьмого особого корпуса.

– Потребует политический момент, и поставят, – резко бросил в ответ полковой комиссар и добавил, уже спокойнее: – Не ершись, Тарасыч. Я с тобой частным образом покуда беседую, без записей и протоколов.

– Помочь хочешь? – скривил губы Вилко.

– Хочу, – ответил Миронов. – Что ж, если особист, так сразу конченая сволочь, так по-твоему?

– Не обижайся, Василий Михалыч, – после небольшой паузы ответил батальонный комиссар. – Не первый год вместе служим, не думаю я ничего такого про тебя. Мужик ты справедливый и дельный.

– Доброе слово и «особисту» приятно, – криво улыбнулся полковой комиссар. – Ладно, оставим выяснение личных взаимоотношений до более благоприятных времен, пройдемся лучше по твоим прегрешениям.

– Ну давай пройдемся, – согласился майор.

– Начнем с того, что полегче… На капитана Хальсена тебе жалоба была?

– От кого?

– От х...я маво! – взъярился Миронов.

– От него – не было. А анонимка, да, таки была.

– Почему не отреагировал? – требовательно вопросил Василий Михайлович.

Арсений Тарасович не выдержал и расхохотался в голос.

– Ты… – он всхлипнул, вытирая выступившие слезы. – Ты хоть знаешь, о чем в ней написано было?

– Ну, просвети, – нахмурился Миронов.

– Написано там было, что второго мая Хальсен и немецкий капитан-танкист, Бейттель его фамилиё…

– Тот, у которого ты с Гудерианом сцепился? – хмыкнул полковой комиссар.

– Он самый, самый он. Так вот, что они вдвоем, будучи оба в увольнении, нализались шнапсу до поросячьего визгу и поперлись к проституткам. – Вилко снова заржал.

– Вот не разделяю твоего веселья, Арсений Тарасович. Они что же, в расположении части пили?

– Да кто б им там дал пить… вдвоем? Без остальных, – фыркнул батальонный комиссар. – Нет, в Валендорфе, в харчевне.

– Ну ладно, в увольнении, в культурном заведении – ведь в культурном?

– Вполне, – кивнул майор.

– Это не грех, раз в кои-то веки можно и накушаться до полного изумления, особенно если в объяснительной указать, что к иностранным напиткам не привык, а потому дозу и не рассчитал. – Вилко кивнул, так оно и было, мол. – Но скажи, это разве нормально, что красный командир и кандидат в члены ВКП(б) к немецким бл...дям в прифронтовой полосе ходит?

– Как же мне надоели эти все, которые норовят в чужой постели свечку подержать без фитиля.

– Почему ж без фитиля-то?

– Потому что она от геморрою! Ну какие там бл…ди, Василий ты мой Михайлович! Парни ж лыка не вязали! В этом состоянии только накрахмаленный воротничок стоит! Ну, и волосы дыбом могут.

– Вот ты-то откуда знаешь, какие они были? – спросил Миронов.

– Так я в это время как раз в Валендорфе был. Кто, по-твоему, их в часть припер? Я и старший лейтенант Мукашев Руслан Беркалиевич. Можешь спросить у него. Хальсену, понятное дело, я потом пистон вставил – еще до утреннего рассолу, – ну а уж выносить неподписанный донос на повестку дня партсобрания, это извини. Тем более, что факты истине не соответствуют.

– Ну, ладно, – поморщился полковой комиссар. – Будем считать, что ты проверил факты, изложенные в сигнале, и подтверждения они не нашли. Ты, надеюсь, это не забыл оформить, Тарасыч?

– Обижаешь, Михалыч, – развел руками Вилко. – Все сделал честь по чести.

– Молодец, – легкая улыбка коснулась губ особиста. – Ну, а по поводу твоего чрезмерного увлечения азартными играми что скажешь? Это-то я как должен оправдать?

– Ты про то, что я половину немецкой дивизии в карты раздел? – улыбнулся майор. – За это меня вообще к медали представить надо.

– Ну ты нахал, Вилко! – в некотором даже восхищении произнес полковой комиссар. – За азартные игры? К медали?

– Так играть по-разному можно, – пожал плечами тот и полез в нагрудный карман. – Вот у меня тут квитанция даже есть о количестве сданной в казну валюты. И справочка имеется, на немецком, правда, за подписью начштаба Девятнадцатого мехкорпуса, о том, что добыта оная валюта путем спортивных соревнований с нашими немецкими камрадами.

Миронов глянул на сумму, указанную в квитанции, и присвистнул.

– Напомни мне потом, чтоб я с тобой играть не садился ни при каких условиях, – сказал он. – Но ты молоде-ец! Как ты справку о якобы чемпионате корпуса по покеру из немцев вытряс?

– Ну так из них же никто не просил напоминать о том, что со мной играть не надо, – ухмыльнулся Арсений Тарасович. – Так вот и вытряс. С этим вопросом тоже все?

– С этим – все, – кивнул Василий Михайлович. – Квитанцию и справку к делу подошьем. Ну, а скажи мне, почто ты советскую технику лаял?

– Кто – я?!! – Вилко аж подскочил на стуле, издавшем от этого громкий жалобный скрип. – А выговор о подрыве боевого духа германских союзников путем критики их техники кто получил? Письменный! Пушкин?!!

Батальонный комиссар вышел от начальника особого отдела бригады уже глубоко заполночь, усталый, но довольный. Из заданных ему вопросов можно было сделать вполне определенный вывод о личине неизвестного «доброжелателя», накатавшего на него донос.