Текст книги "Умоляй, ведьма. Часть 1"

Глава 14

18 число месяца Грозовых рек.

Бывшая спальня Ирмабеллы Довилье.

Я стояла одна-одинешенька посреди бабушкиной комнаты и смотрела на толстый фолиант, обернутый чем-то, что напоминало человеческую кожу. На самом деле, может, это была просто кожа свиньи или коровы, может – вообще какого-нибудь задрипанного козла. Однако сама мысль о том, что Ведьмономикон такой сильной ведьмы, как Ржавая вдова, сделан из шкуры обычного домашнего скота, вызывал во мне протест.

Хотя, конечно же, это было бы лучше, гораздо лучше, чем человеческая плоть… Однако, уже примерно представляя характер бабки благодаря рассказам Эйвина и Хмури, я склонна была считать Ведьмономикон страшной книгой, пропитанной настоящей кровью.

С поверхности гладкого переплета, как живой, на меня глазел ярко-красный камень, переливаясь каким-то подозрительным жемчужным мерцанием. Он словно призывал: «Открой… И я явлю тебе мудрость самых черных колдунов столетия…»

Поэтому открывать и не хотелось.

Я знала, что в этой книге хранится не только знание о том, как стать ведьмой, не только ступени инициации, подготовленные лично для меня, но и множество уникальных заклятий, создательницей которых была моя темная бабуля.

Не книга, а бесценный дар!

И все же огромных трудов мне стоило прямо сейчас подойти к ней и откинуть в сторону толстую кожаную обложку.

А ведь прежде подобных терзаний за мной не наблюдалось. В самый первый раз, когда я открыла эту книгу, меня не мучила и половина тех мрачных мыслей, что витали сейчас в голове. Я не задумывалась о том, из чего сделан переплет, не размышляла о структуре магии, заложенной в эти страницы.

А размышлять стоило бы. Ведь книга, казалось, знала обо мне все. Ну, если и не все, то, по крайней мере, явно больше, чем знала я сама!

И теперь меня мучили отголоски страха. Я боялась читать Ведьмономикон вновь.

Эйвин ушел на базар за продуктами, а Хмуря снова улетел в неизвестном направлении. С тех пор, как два дня назад мы явились с Отбора, я вообще практически не видела его. Словно у ворона было неимоверно много дел или он просто не хотел видеться со мной.

Но какие дела могут быть у обычной птицы?

Напрашивался ответ: никаких. Фамильяра просто явно раздражала необходимость общения со своей хозяйкой.

Впрочем, по крайней мере сегодня мне было это на руку. Ведь я собиралась не просто открыть Ведьмономикон Ирмабеллы. Я планировала узнать следующий этап инициации и самостоятельно обдумать его. Без посторонней помощи.

В прошлый раз, стоит признать, всеми моими действиями управлял Хмуря. Поэтому если прямо сейчас он был бы тут со мной, то наверняка стал бы давать советы, как, на его взгляд, мне быстрее пройти следующую ступень. Он стал бы говорить мне, что делать.

Я этого не хотела.

Не позвала я и подмастерье. Эйвин наверняка распереживался бы, пытаясь помочь. И опять не позволил бы мне самой принять решение.

Не то чтобы я была против помощи. Мое самомнение уже давно смирилось с мыслью, что я и впрямь недоведьма. Мне совершенно ничего не известно даже о теории магии, не то что о практике. От помощи отказываться глупо.

Но я могла хотя бы обдумать ответ книги самостоятельно. А уж затем делать выводы.

С этими мыслями я шагнула вперед и, не садясь на стул, будто бы нарочно отодвинутый кем-то от стола так, чтобы я могла удобно на нем расположиться, распахнула книгу.

Первые несколько листов, на которых были начертаны слова предыдущей ступени инициации, были мне уже знакомы. Искра Земли, болота, лягушки и прочее. Я осторожно перелистнула их до того момента, пока бумага в книге не стала напряженно пустой.

Однако в тот же миг, как я это сделала, на желтоватом пергаменте начали проступать кроваво-чернильные слова… И я буквально видела, как их словно бы выводит старческая рука Ржавой вдовы:

 
«Рыжая ведьма, черная бровь,
В жизни твоей будет править любовь,
Чтоб Искру добыть, скорей подготовь
Кладбище, хворост, отраву и кровь.
В ночь, когда тьма станет светлою вновь,
В погребальном костре час-другой позлословь…»
 

А в самом низу под текстом появился значок – язык пламени.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: следующей ступенью инициации должна стать искра Огня.

– Ну, это уже что-то, – выдохнула я, чувствуя, как напряжение, скопившееся в мышцах, буквально заставляет ноги подкоситься.

С этими словами я упала на стул, стоявший аккурат позади меня, и громко сглотнула.

Во рту пересохло.

Да, чтобы расшифровать послание Ведьмономикона, особого ума не надо.

– Все просто… просто волшебненько… – с напряженным смешком выдавила я, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. – Чтобы получить искру Огня, мне всего лишь нужно сгореть…

Из комнаты Ирмабеллы я бежала так быстро, словно за мной гналась стая бешеных пауков. Торопиться было некуда, но мне казалось, что если я прямо сейчас убегу, а потом, через пару дней, вернусь к книге как ни в чем не бывало, то там появится что-то новое. Запись о том, что я должна войти в погребальный костер и сжечь саму себя, исчезнет, и появится какая-нибудь невинная информация о горящем гроге, который надо залихватски выпить, или о связке горящих дров, через которую я обязана бесстрашно перепрыгнуть, как горная косуля.

Уже у самого порога дома я внезапно наткнулась на довольного Эйвина. Он, видимо, только что вернулся с покупками, распахнул входную дверь и, бросив сумки на пол, заключил меня, бегущую, в объятия.

– Ты куда это торопишься, хозяюшка?

Я покраснела, когда он обхватил меня за плечи и слегка отодвинул от себя, чтобы взглянуть в глаза.

По лицу подмастерья было понятно, что он не видит ничего особенного в том, чтобы прижимать меня к себе. А мне вот было неловко… меня никто особенно не обнимал в жизни. Просто некому было это делать.

Когда-то в детстве я обещала себе, что если у меня однажды будут дети, то я стану обнимать их каждый-каждый день… Но такого счастья со мной пока не приключилось. По очевидным причинам. Способа заиметь детишек без помощи мужчины пока не придумали, а в моем окружении из мужского пола были только домовой да ворон. И я даже не уверена, кто из них пришел бы в больший ужас, вздумай я предложить такую оказию.

Впрочем, наверно, в больший ужас пришла бы я.

– Эм… – забубнила я в ответ, краснея так, словно сделала что-то предосудительное.

– Знаешь что? – начал вдруг говорить мой друг, – я решил, что сегодня мы должны сходить в трактир все вместе! Даже Хмурю возьмём. Может, кружка пенного эля сделает его чуть менее мрачным негодяем, чем всегда. Как думаешь?

– Отличная мысль! – чистосердечно улыбаясь, воскликнула я. Даже от сердца немного отлегло. – А у нас есть деньги? – спросила и тут же спохватилась. – У нас же есть деньги!

Эта мысль явилась мне как озарение. Я настолько не привыкла иметь свободные средства, что все происходящее казалось ужасно необычным. Ведь я теперь наследница страшно богатой черной ведьмы!

– Выходим немедленно! – хлопнула я в ладоши, едва не выскакивая за дверь, но в последний момент останавливаясь. – Знаешь, а я возьму с собой Лягурмеллу! Пусть тоже проветрится! В конце концов, она же моя лягушка. Я сама её завела, я за неё и в ответе. И не думай спорить, зуб даю: она просто-таки мечтает освежить мозги в каком-нибудь злачном трактире Вальтариума!

– Да я и не думал, – усмехнулся парень. – У каждой приличной ведьмы должны быть свои причуды. И я, конечно, не рассчитывал, что из всех трактиров города ты выберешь именно какой-нибудь «злачный», – хмыкнул он. – Но все колдуньи, которых я когда-либо знал, были с приветом, так что можешь брать хоть курицу. Правда, я не знаю, как ты ее из клетки вынешь, но…

– Это ты на что намекаешь? Я что, тоже с приветом? – возмутилась я, уже выходя из соседней комнаты и держа в руках банку с Лягурмеллой.

Ну хотелось мне выгулять волшебную лягушку! Ну что в этом плохого, в конце концов? Вообще, с тех пор, как я принесла ее в дом, она то и дело глядела на меня такими умными-умными глазами, что сердце сжималось. Вот вроде ядовитая тварь, посреди страшных топей жила, с Трясинными пауками практически за лапу здоровалась. А глаза такие добрые-добрые! Ну чисто домашний кот.

В общем, решила я этого кота выгулять. А Шалю всё-таки не взяла… эта красавица съест меня по пути – глазом не моргнет.

– Нет-нет, я ни на что не намекаю, ну что ты, – примирительно поднял ладони Эйвин, но взгляд у него оставался таким хитрым-хитрым, что сразу становилось ясно: намекает, и еще как.

– А где Хмуря? – тут же спросил он. – Если мы берем с собой лягушку, то и его обязаны взять. Он же нам потом весь мозг выклюет, что мы без него там пир устроили.

– Ой, а мы планируем устроить пир? – Мне кажется, я была уже так воодушевлена предвкушением праздника, что мне было не до Хмури. Тем более что этот тип нас бы точно никуда не пригласил.

Эйвин многозначительно улыбнулся и, взяв меня за руку, потащил за собой.

– Иди, забирай своего спутника, колдунья, – проговорил он, заглядывая в комнату, которую я выделила для ворона. – Ведьма без фамильяра как конфета без фантика.

Но Хмури в его комнате не оказалось.

Мы мельком оглядели весь дом, остался лишь погреб.

– Да улетел он, как пить дать, – махнула я рукой, утягивая Эйвина прочь. – Слушай, ну пойдем уже, Лягурмелла, вон, уже проголодалась!

– Момент, хозяйка, – ответил парень, откидывая крышку люка. – Договор на крови не дает одному из его участников находиться слишком далеко от второго. Так что если Хмуря не поселился где-нибудь в лесу в норе, лишь бы тебя не видеть, то он точно где-то тут.

И, как оказалось, подмастерье был прав. Стоило нам спуститься в погреб, как мы обнаружили ворона на деревянном стеллаже рядом с банкой сухих многоножек.

Причем выглядел Хмуря… сдохшим.

Он лежал неподвижно на спине и, кажется, даже не дышал. Огромные черные крылья были раскинуты в стороны и занимали собой все пространство полки.

Одна из банок с ингредиентами даже валялась на полу разбитая.

Мы замерли с Эйвином, не в силах шелохнуться. Это было настолько ужасно, что у меня сердце упало куда-то низко-низко, а желудок скрутило болезненным спазмом.

– Он что… съел эту дрянь и сдох? – не веря своим глазам, спросила я, медленно с опаской подходя к неподвижной птице.

Я не могла понять, что чувствую при мысли о том, что больше никогда злобный ворон не будет надо мной издеваться. Не взглянет хитрым зеленым глазом, не засмеется своим хриплым каркающим смехом.

Ладони похолодели.

Я была в ужасе.

– Видимо, эти многоножки все же были достаточно ядовиты, – пробубнил Эйвин, явно находясь в не меньшем шоке, чем я. – Странно… этот ворон так хорошо разбирался в магических ингредиентах, что мне трудно представить, как он мог съесть нечто заведомо отравленное.

Парень подошел к телу птицы и, сдвинув брови, склонился над ним. Затем положил палец ему на грудь так, словно боялся, что тот его клюнет.

Хмуря мог.

Но не клюнул.

– Вроде не дышит… – пробубнил подмастерье. – Да как так-то?! – возмутился он наконец и сжал губы. Уже более уверенно поднял крыло Хмури и через мгновение отпустил. Крыло обвисло и безжизненно упало. – Он же колдовать умел! Как можно было сдохнуть от дурацкой многоножки?! Может, он возомнил себя человеком и сожрал слишком много?…

У меня на глаза навернулись слезы. Сами собой. Я даже не сразу поняла, что они там есть. Просто вдруг стало мокро и плохо видно. А потом я поняла, что мне очень жалко ворона. Каким бы он ни был мрачным и гадким типом, я успела к нему привязаться. И хоть, может быть, сам фамильяр и не считал меня другом, но для меня он уже был как член семьи. Злобный и довольно жестокий, но семью ведь не выбирают?…

Я аккуратно взяла птицу, хотя Эйвин и пытался меня остановить, а затем положила его на сгиб руки. Сложила его крылья и осторожно погладила.

Он казался просто спящим. И так трогательно его голова легла на мой локоть, словно он и впрямь уютно утроился у меня на груди. Будто доверял.

Хмуря никогда мне не доверял. А я поняла, что и сама в жизни не взяла бы его в руки, будь он… жив. Мне стало так обидно оттого, что прежде я даже прикасаться к нему боялась, – не высказать.

Всхлип вырвался из груди.

– Ну… не плачь, – выдавил Эйвин. – Зато он больше не испортит тебе платье. И не сорвет поцелуй с принцем.

– Да пусть бы срывал, – захныкала я. – Может, у меня и так бы ничего не вышло… Да и какая теперь разница…

Я вспомнила, какой должна быть следующая ступень инициации, и мне вдруг стало ясно, что я ее никогда не пройду. А значит, ведьмой мне не быть, кровавый договор не исполнится. Получается, что и искру Солнца добывать из принца не имеет никакого смысла.

– Это вообще замечательно, что Альфиан не стал меня целовать, – проговорила я, всхлипывая. – Совершенно нет у меня никакого желания просто так целоваться с мужчиной, у которого цветочки на камзоле крупнее моих собственных.

– Почему просто так? – удивился Эйвин.

– Потому что в силу я все равно никогда не войду, – выдохнула тихо, вытирая слезы.

Прошло несколько долгих и совершенно ужасных секунд, в течение которых я смотрела на птицу и чувствовала, что оплакиваю кого-то другого. Кого-то гораздо более важного, чем просто… ворон.

И в этот момент время словно застыло. А затем голова фамильяра медленно повернулась и зеленые глаза открылись, направившись прямо на меня.

– Хмуря?… – выдохнула я, чувствуя, как в груди все сжимается. – Живой!

Кожу закололи ледяные мурашки.

От всего случившегося, от зеленого взгляда, пронизывающего насквозь, от понимания, что, кажется, злой и страшный фамильяр все же жив. А я держу его на руках в обнимку…

Ворон молчал. Его грудь стала неторопливо вздыматься и опускаться, хотя еще мгновение назад, клянусь, он лежал неподвижно, как сломанная игрушка. Сейчас же с каждым мгновением его все еще неподвижное тело будто наливалось силой. И теперь он уже не казался игрушкой. Снова стало ощущаться, насколько он на самом деле огромный. Настолько, что я едва удерживала его в руках. При желании такая птица могла покалечить или даже убить человека и безо всякой магии. Просто силой огромного острого клюва и длинных загнутых когтей, блестящих медью.

Хмуря продолжал глядеть на меня и молчать. Он не двигался, и от этого становилось еще страшнее.

– С тобой… все хорошо? – прошептала я, все еще глядя в его большие изумрудно-зеленые глаза, словно горящие огнем изнутри.

– Во-первых, – проговорил он хрипло, почти ни капли не каркая, – ты зря жалуешься, бездарность. Ты забываешь, что, если бы не я, Альфиан на тебя даже не взглянул бы. А так ему дважды пришлось тебя спасать. Ты теперь его личная маленькая недоведьма, на которую он явно имеет планы.

Я была так возмущена, что на миг даже потеряла дар речи и мгновенно забыла, что еще секунду назад мне было жаль его.

– Но почему же ты тогда помешал ему меня поцеловать и тем самым передать искру?!

Я не нашла ничего лучше, чем высказать очевидный факт.

– Потому что искра Солнца передается только через искренний поцелуй. Альфиан должен либо желать передать тебе часть своей Искры, либо ему придется в тебя влюбиться, чтобы сделать это неосознанно. Скажи мне, этот златовласый заморыш сделал хоть что-нибудь из этих пунктов?

Я открыла рот и тут же закрыла.

Зато ворон явно молчать не собирался. Не в его это было характере.

– А теперь скажи мне, недоведьма, почему это ты никогда не войдешь в силу?

Я покраснела.

В тот же миг Хмуря сперва повернул голову набок, странно задержав взгляд на моей груди, а затем резко вывернулся и, взмахнув крыльями, взлетел к потолку.

– Отвечай, Мартелла Довилье, или тебе не поздоровится.

– Ну вот, а я еще его жалела, – фыркнула я, взглянув на Эйвина.

Он пожал плечами, мол, чего еще можно ожидать от злобного фамильяра?

– Пойдем в трактир, – махнула я рукой, и не думая удовлетворять любопытство Хмури.

Тот возмущенно бил крыльями под потолком и призывал меня к ответу.

А я схватила банку Лягурмеллы и, взяв под руку Эйвина, деловито проследовала к выходу из дома.

Как ни странно, ворон летел сзади, даже не думая нападать. Хотя крыльями хлопал страшно.

– Эй, недоведьма! А ну, не смей от меня уходить! – ворчал он позади. – И не думай даже меня игнорировать!

А я нарочно отвернулась и начала рассказывать Эйвину какой-то анекдот, а тот смеялся нарочито громко. Так, что через пару минут ворон заткнулся и продолжил лететь рядом молча, хмурый и полностью оправдывающий свое имя.

Таким образом мы и добрались до ближайшего трактира, расположенного неподалеку от леса. Он назывался «Лимонный енот» и выглядел довольно обшарпанно.

– Ну вот, достаточно злачное место, – усмехнулся Эйвин, открывая дверь в это подозрительное заведение. – Как ты и хотела.

А я была счастлива как никогда. Даже у Лягурмеллы глаза горели!

Хмуря же бросил взгляд на вывеску и мрачно каркнул:

– Вот только лимонного енота нашей компании и не хватало…

Однако, как только мы сели за самый крайний столик в углу помещения, которое оказалось довольно чистым и светлым, Хмуря замолчал и начал старательно делать вид, что он обычное бессловесное домашнее животное.

– Пытаешься не привлекать внимания? – усмехнулась я, ставя перед собой банку с лягушкой.

– Вряд ли это удастся, учитывая, что на нас и так уже смотрит половина посетителей заведения, – усмехнулся Эйвин. – Лягушку и ворона вместе с собой на обед в трактир приносят нечасто.

Я улыбнулась, а затем через весь зал к нам подплыл хозяин, мощный мужчина в желтом фартуке с вышитым именем на груди. По всему получалось, что его звали рон Петер Льемон.

– Доброго дня, рон Льемон, – ничуть не удивившись лимонному имени, поздоровался Эйвин.

– К вашим услугам, уважаемые, – не моргнув глазом, ответил хозяин. – Желаете запечь ваших ворона и лягушку? – деловито осведомился он, уже закатывая рукава, чтобы поймать особо крупную птицу.

Хмуря склонил голову набок и предупреждающе скрипнул огромными когтями по столу. Но рон-лимон тоже был не робкого десятка. Он внимательнее осмотрел «материал», с которым предполагалось работать, и тут же в его руках откуда ни возьмись появился кухонный тесак.

И пока не разгорелась нешуточная драка, я поспешила сказать:

– Нет-нет, рон Льемон, это наши… питомцы, они тоже желают заказать у вас что-нибудь.

– Правда? – удивился мужчина, убирая тесак.

Глаза Хмури все так же блестели ядовитой зеленью, но он и не думал отходить подальше от хищно настроенного хозяина, словно ни капли не боялся оказаться в печи.

Впрочем, я тоже была скорее склонна поверить, что на сковородке окажется сам рон Льемон, чем наш Хмуря.

– Чего же желают наши дорогие гости? – спокойно уточнил хозяин, приготовившись записывать.

И тогда начал говорить Эйвин, до этого момента тихо усмехавшийся в кулак.

Он назвал по крайней мере десяток блюд, большую часть которых я слышала впервые, а затем закончил:

– Лягушке, пожалуйста, чашечку свежего мотыля, а нашему любимому ворону, – с этими словами он бросил прищуренный взгляд на Хмурю, который многозначительно мрачно глядел на него в ответ, – лучшего вашего зерна!

Хмуря каркнул, словно подавился. А Эйвин только шире улыбнулся.

– Да-да, прям вот целую миску зерна несите. Мы же любим нашего ворона. Самое лучшее для него берем!

– Конечно, – многозначительно кивнул хозяин и исчез с заказом, так и не уловив иронии в словах клиента.

А Эйвин продолжал посмеиваться:

– Воронушка – голодная утробушка. Ну-ну, подожди немного, скоро принесут твое любимое блюдо.

Хмуря же ни словом не высказал то, что явно был в бешенстве. Гордо молчал, отвернувшись к окну. Мне даже на миг стало его жаль и показалось, что зерно он вот ни капли не любит. Но почему? Он же птица.

– Кстати, а что, разве в трактирах подают такие странные заказы? – спросила я тогда, несколько удивляясь.

Я, конечно, никогда в заведениях общественного питания не была, но почему-то мне казалось, что там не должны быть в меню, например, черви. Здесь же рон Льемон выслушал Эйвина так спокойно, словно у него птицы и лягушки каждый день обедают. А еще лось иногда заходит в обнимку с овцой, а по вечерам на сцене медведь приплясывает.

– А мы потому и пришли в «Лимонного енота», потому что тут не удивляются никаким заказам, – улыбнулся Эйвин. – Кстати, тут часто обедают колдуны и маги. И даже Тайная канцелярия не слишком любит тут появляться, хотя прекрасно знает об этом месте. Поговаривают, что трактир охраняют Трясинные пауки, а тот, кто зайдет сюда с дурными намерениями, навсегда лишится потенции.

Я почувствовала, как начали гореть уши, а подмастерье тем временем с усмешкой продолжал:

– А поскольку крысы из канцелярии, как правило, поголовно мужского пола, то они и носа сюда не суют. Славную байку хозяин придумал!

А потом через мгновение добавил:

– Впрочем, кто знает…

Я так и не поняла, правда это или нет.

Непринужденная обстановка трактира начала потихоньку проникать под кожу, а легкое бренчание музыканта на домбре, что стоял на подмостках в другом конце зала, – ласкать слух. Стоило мне немного расслабиться, как голову опять заняли мысли обо всем, что случилось за последние два дня.

А если подумать, не случилось ничего хорошего.

Настоящей ведьмой мне не стать, а значит, и от Тайной канцелярии будет не защититься. Семьи у меня никогда не будет. Родная сестра вообще пыталась меня убить.

Какие-то не слишком удачные деньки, надо признать! Бывали в моей жизни и получше…

– Не кисни, Мартелла, – проговорил Эйвин, мгновенно улавливая мое настроение и неожиданно угадывая направление мыслей. – Лучше расскажи, что тебе говорила Сафира перед тем, как напасть.

Я удивленно приподняла бровь, не слишком зацикливаясь на его догадливости. Эйвин практически являлся моим домовым. А эти существа, поговаривают, вообще обладают странными возможностями. А вот то, что Хмуря в этот момент подозрительно напрягся, не осталось для меня незамеченным.

– Она требовала вернуть ей какой-то глаз Огня.

– Глаз Огня? – переспросил Эйвин и нахмурился. – Забавно… Откуда, интересно, она о нем знает?

– А ты в курсе, что это? – удивилась я, а ворон демонстративно отвернулся в сторону, глядя в окно, словно его ни капли не интересует наш разговор.

Ну да, ну да. Теперь-то я слишком хорошо понимала, что фамильяр мой не прост. Совсем не прост.

– Увы, – кивнул парень. – В курсе. Это амулет, а точнее – подвеска с крупным оранжево-алым рубином. Жутко дорогая, между прочим.

– Понятно, – кивнула я. – Это все объясняет. Значит, Сафире просто не хватает бабулиного наследства. Все же она была очень богата.

– Ну… – пожал плечами подмастерье. – Не думаю, что дело только в этом. Глаз Огня не случайно называется именно так. Это один из мощнейших и самых важных артефактов Ирмабеллы, потому что там хранится одна из сильнейших искр Огня из всех возможных.

Едва он произнес это, взглянув словно сквозь меня, как я почувствовала, что вместе с его взглядом меня пронзила легкая дрожь.

– Искра Огня? – выдохнула я.

Эйвин стал мрачно серьезен, особенно когда кивнул, а с его губ сорвались страшные слова:

– Да. Та самая, которую Ирмабелла вырезала из моего сердца…

– Из твоего сердца? – с ужасом выдавила я. – Так что… давай скорей найдём её и… вставим обратно!

Слова с трудом сорвались с языка, мне было по-настоящему страшно. Даже кончики пальцев начали подрагивать.

Как же это так выходило: Ирмабелла сотворила с Эйвином страшную вещь. Моя собственная бабушка чуть не убила его, когда он был еще маленьким ребенком, и отобрала то, что могло сделать его настоящим инициированным колдуном! А мне ли не знать, как это сложно – заполучить сильную искру Огня! У Эйвина она была с рождения, и, возможно, если бы не Ржавая вдова, парень давно стал бы великим магом, легко и просто пройдя остальные шаги.

Вообще, после того, что я прочла в Ведьмономиконе, мне казалось, что огонь – это самая сложная и непроходимая ступень инициации. И разве можно с этим поспорить? Книга предложила мне сгореть!

И вот теперь оказывается, что та самая Искра, которую Эйвин потерял, всегда лежала где-то в закромах сокровищницы дома Ирмабеллы. Моего дома! Получалось, что я все это время была способна вернуть ему утраченное и не делала этого?!

– Ничего не получится, – будто назло моим светлым планам, оборвал подмастерье.

Впрочем, ему самому наверняка должно быть сейчас гораздо обиднее, чем мне…

– Как не получится? Почему? Что же это за Искра такая особенная? Её никак не вставить на место? То есть она прямо как камень и уже обратно не запихнешь? – затараторила я, нервно перебирая салфетку на столе.

В это время хозяин заведения как раз начал приносить нам блюда. Сперва поставил перед подмастерьем, затем передо мной, не обделил он и лягушку, засыпав прямо в банку небольшую мисочку красненьких червячков. Только ворон, как нарочно, оставался обделенным.

Впрочем, Хмуря, казалось, этим фактом нисколько не был огорчен. Он вообще переместился на край стола и тщательно делал вид, что его тут нет. Один из посетителей кафе, проходя мимо фамильяра, даже бросил нечто вроде: «Классное чучело, сами делали?»

На что Хмуря только неторопливо повернул голову, мрачно зыркнув на незадачливого зеваку.

«Ой, так он живой, надо же! А так неподвижно сидел! К тому же он такой огромный, не думал, что настоящий. А можно потрогать?»

Хмуря повернулся к нему всем телом, будто случайно чиркнув лапой по деревянному столу.

От блестящих медью когтей отлетела пара искр.

«А впрочем, не стоит, прошу прощения за беспокойство…»

Незнакомец исчез так же быстро, как и появился. Словно его и не было. А Хмуря снова отвернулся, прикидываясь если не ветошью, то чучелом, набитым опилками.

Эйвин в это время продолжал объяснять мне, распереживавшейся не на шутку:

– Не получится запихнуть искру обратно, потому что, когда Ржавая вдова добывала её, магическим кинжалом она повредила внутри меня какие-то энергетические каналы. Я больше не могу хранить в себе искры. Вообще.

Я нахмурилась, задумавшись. Что-то тут не сходилось.

– А как же искра Жизни, которая есть в каждом человеке?

– Ты всё правильно понимаешь, – с немного грустной улыбкой кивнул парень.

Светлые пряди растрепались, и я впервые заметила, что ресницы Эйвина хоть и черные, но поблескивают оттенком спелой ржи, как и его волосы.

– Искры Жизни во мне тоже нет. Именно поэтому Ирмабелла была вынуждена привязать меня к дому. Она создала у меня в груди другую магическую структуру. Как у домового, духа, который человеком никогда не был. Поэтому вдали от дома я умираю. Во мне нет человеческой искры Жизни.

– Какой кошмар, – прошептала я, чувствуя, как меня начинает бить озноб.

Получается, на самом деле я понятия не имела, кем теперь являлся Эйвин. Мне хотелось спросить, что с ним будет после смерти, станет ли он стареть и можно ли его убить, как обычного человека. И хоть большая часть этой информации мне не была нужна совершенно (ведь убивать своего домового я не собиралась), все равно хотелось знать правду.

Однако в этот момент подмастерье начал говорить дальше:

– Сейчас главное не я, Мартелла. Раз уж разговор зашел про Глаз Огня, тебе срочно необходимо его найти. Такой сильный артефакт не должен попасть в чужие руки.

– Конечно, не должен, – согласно кивнула я. – Тем более мне совсем не хочется, чтобы у кого-то на шее болталось то, что когда-то было у тебя… ну ты понимаешь… в груди. Это вроде как… неправильно. Я думаю, что Глаз Огня должен носить ты.

– Нет, Мартелла! – вдруг взял меня за руку Эйвин и посмотрел прямо в глаза. – В артефакте есть Искра. Очень сильная. Я, признаться, и думать про нее забыл. Понятия не имел, что с ней сделала Ржавая вдова. Может, продала кому-то для инициации, а может, использовала как источник магии. Искры многое могут в зависимости от накопленной мощи. Моя… была очень мощной. В общем, раз такое дело, я думаю, ты должна попробовать использовать ее для своей инициации. Мы подождем, пока Ведьмономикон покажет тебе, что следующий шаг – огонь, и тогда попробуем…

– Он уже показал, Эйвин, – призналась тогда я, не в силах больше хранить это в себе. Да и к тому же тяжело было молчать, когда подмастерье выкладывал передо мной буквально всю свою душу. Всю историю жизни.

Мысль о том, что мне нужно сгореть, чтобы пройти следующий этап, буквально высасывала все силы. И, признаться, тот факт, что внезапно появился шанс обмануть Ведьмономикон, заполучив Искру иным способом, заставлял меня испытывать нервное воодушевление.

И стыд. Стыд, что нужно забрать то, что принадлежало Эйвину…

От этой мысли было так плохо, что я даже не хотела озвучивать ее вслух.

Тем временем рон Льемон принес блюдо с отборным зерном и, поставив перед Хмурей, удалился. Ворон даже не взглянул на него, однако почему-то начал очень внимательно глядеть на Эйвина…

Подмастерью, кажется, стало неловко, потому что он нарочито отвернулся от птицы, сев за столом вполоборота ко мне.

– В общем, я думаю, ты должна воспользоваться Искрой, которая хранится в Глазе Огня, – продолжал он. – Это самый безопасный способ пройти этап.

И тут, наконец, раздался хриплый голос фамильяра:

– Самый безопасный, говоришь? – вроде бы спокойно спросил он, но так, словно прорычал. – А ты не думал о том, что чем сильнее Искра, тем сложнее человеку ее принять? – продолжал наращивать громкость его голос. – Что Искра, хранящаяся в Глазе Огня, настолько мощная, что если магические каналы Мартеллы для нее не приспособлены, то они просто сгорят? И придется тогда привязывать ее к дому, как тебя, чтобы сохранить жизнь! Станут в бывшей избушке Ржавой вдовы жить уже два тупоголовых домовых и ни одной умной колдуньи. Правда, умных колдуний там и сейчас нет, но вопрос не в этом. Как ты думаешь, мечтала ли когда-нибудь наша недоведьма стать домовым? Или не мечтала? А, Мартелла? Может, ответишь?

С этими словами он посмотрел на меня, и его зеленые глаза ядовито блеснули.

Вопрос зазвенел в воздухе, как оборванная струна домбры.

Я перевела взгляд на Эйвина и поняла, что ворон не лжет. Лицо подмастерья потемнело.

– Да, действительно, я просто подумал, что… – начал негромко говорить он.

– Что мозги у тебя выгорели вместе с магическими каналами, – оборвал его Хмуря.

– И что же ты предлагаешь? – вскинулся парень, явно начиная терять терпение.

Его можно было понять. Хмуря кого угодно из себя выведет. Даже я уже была на взводе, хотя за весь разговор ворон едва-едва подал голос.

Из нас всех только Лягурмелла, кажется, была довольна. Плавала в банке и ловила червяков, поблескивая колдовскими желтыми глазенками.

– Сперва нужно узнать, что предложил Мартелле Ведьмономикон, – прокаркал фамильяр, переводя тяжёлый взгляд на меня.

Я вздрогнула и опустила голову.

Слова, начертанные в книге, стояли перед глазами так, словно это я их и писала: