Текст книги "Умоляй, ведьма. Часть 1"

Глава 10

Все еще 13 число месяца Грозовых рек.

В доме Ирмабеллы Довилье.

Первое, что я сделала, едва ступив на порог дома, это едва не бросилась на шею Эйвину с криками: «Получилось! Ты представляешь, получилось!»

В последний момент застыла напротив улыбающегося парня, вспомнив, что мы не так чтобы хорошо знакомы для объятий. Но мой подмастерье совершенно не смутился. Встряхнул короткими светлыми волосами, взял меня за обе ладони и крепко сжал, не переставая улыбаться.

– Я вижу, что все в порядке? План удался, принц поверил, что «страшные и ужасные сестры-колдуньи пытаются убить тебя из-за бабушкиного наследства»? Пообещал защиту?

– Эм… нет, – покачала головой я, вспоминая, каков был первоначальный расчет.

Эйвин посоветовал мне попытаться попросить у принца заступничества, ссылаясь на мифическую опасность. Я и так-то лгать не любила, а вплетать в ложь сестер, с которыми я даже не знакома, казалось вообще неправильно. Вдруг они хорошие и приличные девушки, а я о них так плохо отозвалась бы?

Однако, памятуя о словах Хмури, что, мол, сестрицы почти наверняка должны были перенять по наследству дар, я все же приняла решение согласиться на план Эйвина. Потому что, весьма вероятно, мои слова оказались бы не такой уж и ложью.

К счастью, обманывать вообще не пришлось!

Но Хмуре я, конечно, спасибо за это говорить не буду…

– В общем, его высочество пригласил меня на Королевский отбор, представляешь? – выдохнула я, показывая блестящий желтый перстень с короной внутри. – Он мне еще и денег пожаловал, и благородное звание! Я теперь дворянка!

– Это прекрасно! – воскликнул Эйвин, радуясь совершенно чистосердечно.

Это было так приятно… Когда кто-то по-настоящему переживает за тебя. А я чувствовала, что улыбка на лице парня самая настоящая.

– Однако хотелось бы заметить, что, судя по всему, ты и так дворянка, – проговорил он, заводя меня в дом и сразу на кухню. – Не знаю, почему при рождении тебе дали фамилию Довилье, фамилию твоей бабки. Ведь получается, если ты ее внучка и Ведьмономикон тебя признал, то ты на самом деле дочь давно отошедшего от дел Клермона Сирье, бывшего городского главы Вальтариума. Года три назад, говорят, он сильно заболел и был вынужден уйти с поста.

Я нахмурилась, слегка сжав зубы.

Говорить о родителях мне не нравилось. Каждый раз, когда в памяти всплывала информация, что кто-то из моих родственников жив, сердце больно колола мысль, что они меня просто бросили. Мазохисткой я не была, а потому просто старалась об этом не думать.

Ну бросили и бросили. Если я им не нужна, то и мне о них думать незачем…

А Эйвин тем временем продолжал, заставив меня сперва переодеться в домашнее платье, а затем усадив за стол. Волосы, на которых прочно застыла белая пудра, плохо поддавались какому-то воздействию, но после непродолжительных мучений мне удалось-таки убрать их в хвост.

«Потом разберусь с ними», – решила я, стараясь прислушаться к тому, о чем там говорил мой подмастерье.

– Так вот, если предположить, что ты и впрямь дочь Клермона, то статус благородства передался тебе и так, потому что гранд Сирье им обладал.

– А моя мать? – уточнила я, отвернувшись к окну и делая вид, что меня это мало интересует.

Однако сердце все же на миг сжалось.

– Ронна Сабрина Сирье, единственная дочь Ирмабеллы, умерла очень много лет назад, к сожалению. Говорят, недолго они с Клермоном успели пожить в браке, – скорбно проговорил Эйвин, словно это могло меня расстроить.

Сердце снова больно кольнуло и отлегло.

Она и не могла меня спасти, моя бедная мама. Если она отошла в мир иной так давно, то, может, и не знала, что меня отдали в приют. Зато знал отец…

Но хотела ли я прийти к нему и спросить: «Зачем?»

Пока что у меня еще оставался такой шанс. Но… мне не было до этого никакого дела.

Я сжала губы и ничего не ответила.

– Однако все это так только в том случае, если мы не ошибаемся, – продолжал Эйвин.

– Из приюта я вышла неблагородной. Отец не признавал меня, – покачала я головой. – А значит, только протекция принца…

– Да, ты права, – кивнул парень, накладывая мне в тарелку несколько свежих, еще горячих блинов. – И грамота благородства – это, безусловно, большая удача. Хмуря помогал тебе?

Я фыркнула, едва не подавившись.

– Ага, сейчас! – воскликнула, не сумев сдержать возмущения. – Так помогал, что мое единственное, любимое между прочим, платье теперь вряд ли отстирается, а вот это, – я пригладила к голове белые твердые пряди, которые даже в хвост не до конца зачесались, – мне наверняка так просто не удастся привести в порядок.

В этот момент, как обычно, из окна донесся скрипучий голос ворона:

– Ты еще не постирала свою белую паклю? Смой, выглядит отвратительно.

– Да как у тебя язык-то поворачивается! – воскликнула я, едва не запустив в него вилкой. Но побоялась, что есть будет нечем, так что негодяю опять повезло.

Но Хмуря словно бы и не заметил моего раздражения, спокойно влетел на кухню и бесстрашно уселся на стол. А я ведь обещала его придушить!

– Терпеть не могу блондинок. А что это у нас тут, блины? – спросил он, сунув нос в тарелку с румяным угощением. – Откуда взялись?

– Я приготовил, – с легкой гордостью в голосе ответил Эйвин. Ему явно хотелось похвастаться. – Утром сбегал на базар, молока купил. Еще купил себе новую рубашку, совсем недорогую, надеюсь, ты не против, – посмотрел он на меня. – А то мне совсем ходить не в чем. Моя старая вся в пятнах крови…

Он немного покраснел, кивнув на стул, на котором лежала ладненькая льняная рубашка приятного светло-ржаного цвета.

Я перевела взгляд обратно на парня и внезапно увидела его словно в новом свете. Прежде я воспринимала его как простого соседа, что-то вроде дальнего родственника, которого я плохо знаю, но которому очень нужна моя помощь. Этому способствовал его прежде худой и болезненный вид, который создавал впечатление слабости и беззащитности.

А теперь вдруг поняла, что передо мной совсем другой человек. Это был молодой парень, старше меня на несколько лет. У него оказалось уверенное лицо с довольно волевым подбородком и веселыми глазами. Прежняя болезненная худоба и темные круги под глазами почти полностью исчезли.

И сейчас этот парень жил со мной и стеснялся попросить у меня для себя одежду.

– Конечно, я не против, – махнула рукой я.

У меня теперь был целый мешок монет от принца, что ж мне, рубашки, что ль, жалко?…

– Если ты будешь ходить по дому голый, вряд ли это будет предпочтительней, – усмехнулась я, а парень вдруг покраснел еще сильнее, продолжая:

– Конечно, я не стал бы ходить голым, – проговорил он быстро. – В общем… после похода на базар я чудом стащил у Шали два яйца, хотя она меня едва не заклевала насмерть. Еще бы! В кои-то веки она снесла два, а не одно, и тут я!

Он немного натянуто усмехнулся, словно все еще смущался. Затем уселся рядом и неожиданно поставил перед Хмурей тарелку с одним блином.

– Муки у Ирмабеллы в сенях аж два мешка, так что проблем с ингредиентами не было. А печь я с детства люблю.

– Да ты прям хозяюшка, – хмыкнул ворон, взглянув на блин перед собой. Затем ловко отъел половину и добавил: – Отвратно готовишь, кстати.

– Что? – искренне изумился Эйвин, и мне его даже стало жаль.

Ну старался же парень!

– Хмуря! – воскликнула я. – Имей совесть!

– Имею, имею. Ежедневно, – бросила наглая птица. – Будем надеяться, что прибираешься ты лучше, чем готовишь, дармоед.

Эйвин в это время взял себя в руки и спокойно проговорил:

– Как будто ты знаешь толк в готовке, ты же ворон.

– Ворон – не значит безрукий… вроде тебя, – хмыкнул Хмуря и съел вторую половину блина.

Как у него это получалось с клювом, я никак не могла понять. Но вот блин был, а потом р-р-раз – и его уж и нет.

Вот где настоящая магия!

– Вообще-то, ты как раз безрукий, – прищурился подмастерье.

– Мне-то хоть простительно, у меня крылья, а у тебя какое оправдание вот этим вот лопухам?

И с этими словами схватил еще один блин и за пару секунд умял.

Эйвин сжал губы, пробубнив:

– Тебе бы рот помыть, птичка…

– Ты мне поговори еще, прихлебатель, – каркнул фамильяр, – давно надо было тебя пришить по-тихому, да и всего делов.

На этот раз подмастерье не выдержал.

– Что ты сказал, облезлый суповой набор? Воронушка – мозгов как у воробушка.

– Ква! – неожиданно квакнула лягушка.

И я поняла, что нас на кухне даже больше, чем я предполагала. Повернула голову чуть в сторону и увидела в небольшом стеклянном террариуме Лягурмеллу.

– Ух, Эйвин, это ты сделал? – удивилась я, планируя встать и постучать по стеклу.

Но подмастерье меня уже не слышал, он вскочил из-за стола, явно рассчитывая поймать Хмурю, который взлетел к потолку и сыпал оттуда ругательствами.

– Эй, хватит! – вяло бросила я, уже привыкшая к Хмуриным выкрутасам, а потому реагирующая не так бурно, как Эйвин.

Ворон даже не думал униматься. Взмахнул крыльями, перелетел на стул, где лежала новенькая рубашка подмастерья, уселся на нее когтистыми лапами и, пока парень огибал стол, чтобы того прогнать, невозмутимо вытер клюв о светлую ткань, снова взмыл в воздух и выпорхнул в окно.

Эйвин, тяжело дыша, встал у окна и посмотрел ему вслед.

– Нет, ну это ж надо, – пробубнил он. – Как говорится: «Пришел – спасибо, ушел – большое спасибо».

Парня было жалко, но, признаться, выходка Хмури вызвала у меня легкий приступ смеха, который я тщательно скрывала. Мне вдруг показалось на долю секунды, на какое-то крохотное мгновение, что мрачный фамильяр-то не лишен чувства юмора. Да, поступки его отвратительно-некультурные, часто жестокие и бьющие в самые больные места. Но именно этими чертами и отличается качественный сарказм.

Впрочем, из-за умения шутить ворона хотелось пристукнуть ничуть не меньше.

– Ква! – снова раздалось из стеклянного вольера возле окна.

А я в очередной раз поразилась тому, что у нас на кухне теперь стоит крохотный домик для лягушки.

Заметив мое удивление, Эйвин покачал головой:

– Это не я построил, откуда бы мне взять стекло и инструменты для такой тонкой работы? Это дом Ирмабеллы, твой дом… преображается для твоих нужд.

– Правда? – восхитилась я, постучав по стеклу.

– Ква! – донеслось оттуда.

Лягушка сидела на влажных камушках возле какого-то заботливо вкопанного растения. Рядом в стенку была встроена прозрачная колба с настоящими живыми стрекозами. Иногда у них хватало ума, чтобы найти дырочку в самом низу колбы и вылететь наружу. Тогда лягушка быстро ловила их и съедала.

– Стрекоз тоже дом наловил? – удивилась я.

– Нет, увы, – хмыкнул Эйвин. – Это пришлось делать мне. Есть одно простенькое заклинание…

Неожиданно он протянул ладонь к окну и, не успела я и слова сказать, шепнул:

 
– Перламутровы глаза,
Перья словно бирюза,
Прилети на голос мой,
Золотая стрекоза…
 

– Эй-эй! – воскликнула я, когда с его губ сорвались последние слова. Вот только колдовства мне тут не хватало!

Но со всех сторон на ладонь парня уже начали слетаться самые настоящие стрекозы.

Сперва одна, потом вторая, потом еще десяток… Их глаза и вправду сверкали разными цветами, крылышки переливались зеленовато-голубым, а тельце было таким красивым, словно кто-то посыпал насекомых золотой пудрой.

Эйвин сжал свободную ладонь в кулак, шепнув: «Хватит». Стрекозы перестали прилетать, а тех, кто уже сидел на другой его руке или порхал над ней, он осторожно направил прямо в прозрачное жилище Лягурмеллы. Приоткрыл крышку и просто запустил внутрь.

– Ква-ква-ква!

Та была явно просто счастлива.

– А с другой мошкарой тоже так можно? – спросила я, когда восторженное любование стрекозами было внезапно прервано укусом комара. Я шлепнула на ноге маленького кровососа, мечтая, что если однажды и не войду в силу полностью, то хотя бы научусь быть ведьмой в достаточной мере, чтобы расправляться с этой пакостью.

– Нет, увы, я знаю заклятье только для стрекоз, причем только для этих конкретных… золотых с бирюзовыми крыльями, – усмехнулся парень. – Меня научила ему еще Ирмабелла. Поговаривают, что она сама умела создавать заклинания, я же сколько ни пытался что-нибудь придумать – ничего не работает. Но я неинициированный волшебник. Возможно, в этом все дело.

Я вздохнула, почесывая укушенную комаром ногу. Выходит, от кровососущей гадости избавиться так просто не получится. А вот бы благодать была! Хотя можно попробовать на досуге что-нибудь эдакое выдумать… какой-нибудь купол над домом от мошкары и… членов Тайной канцелярии. А что? Вдруг у меня врожденный дар, как у Ирмабеллы?

И, словно услышав мои мысли, подмастерье проговорил:

– Кстати, сегодня на базаре я еще кое-что услышал, – звучал его тихий голос, пока я самозабвенно мечтала о мире без комаров, слепней и убийц. – Говорят, крысы из Канцелярии снова активизировались. Поймали трех колдунов, один из которых был вступившим в силу. Вроде молодой парень, которому только-только удалось пройти инициацию, и он на радостях всем об этом рассказал. Ну, его быстренько и замели.

– Какой кошмар, – съежилась я, подтянув ноги на стул и обхватив их руками. – Теперь казнят?

– Пока неизвестно, – покачал головой парень. – Официальная причина, как всегда, подозрение в государственной измене.

– Волшебненько, – пробубнила я, почувствовав, как по спине прокатывается холодная дрожь.

Ведь и я могу быть на месте любого из этих колдунов. О моем существовании уже знают король и принц. Мне не удалось сохранить в тайне свое существование, и жить одинокой, никому не известной колдуньей в лесной чаще уже не получится.

В этот момент, словно в резонанс моим страхам, в дверь громко постучали.

Эйвин резко повернул голову и нахмурился. В свете только что прозвучавшего разговора этот стук казался особенно зловещим. Похоже, парень думал о том же, о чем и я… Что о моем существовании все-таки донесли Тайной канцелярии.

Стук повторился, и подмастерье медленно встал со стула и пошел открывать со словами:

– Прятаться нет смысла.

Эйвин стал подозрительно серьезен, таким я не видела его прежде. Он оглянулся на пороге и посмотрел на меня, как-то очень официально проговорив:

– Дом еще недостаточно силен, чтобы служить защитой, ронна Довилье. Открыть ли мне дверь?

Вопрос звучал настолько странно и торжественно, что я поняла: без моего позволения Эйвин, скорее всего, вообще не может никого впустить.

Я действительно была его хозяйкой…

– Открывай, – кивнула я, собравшись с силами. Всю жизнь бояться не было никакого желания.

Я уже встречалась и с королевским посланцем, и с наследным принцем, и с трясинными пауками. Не знаю, кстати, что было страшнее. В общем, после этого всего члены Тайной канцелярии как-то уже не казались такими страшными. Может, и зря, конечно…

Дверь распахнулась, и на пороге появился какой-то молодой парень в пыльном коричневом камзоле посыльного.

– Письмо для ронны Мартеллы Довилье, наследницы гранды Ирмабеллы Довилье и владелицы дома.

– Это мне! – слишком уж рьяно вскинула я руку в воздух, подбегая к двери.

Письма я любила! Особенно когда ожидаешь вместо них палача.

Выхватив конверт и расписавшись в длинной ведомости посыльного, я захлопнула за пареньком дверь и быстро разорвала белоснежный конверт с золотой гербовой печатью, над которой значилась красивая маленькая корона.

Внутри все перехватило от смутного ожидания.

Пробежав глазами по тексту письма, я взглянула на подмастерье, который все это время, сдвинув брови, ждал моих слов, и проговорила:

– Это грамота Благородства, Эйвин. Я теперь официально обладательница дворянского звания, передающегося по наследству.

К сожалению или к счастью, дворянство в нашем королевстве никак не отражалось на имени. Как я была прежде ронной, то есть молодой девушкой, так ею и осталась. Разве что в официальных письмах и обращениях к имени добавлялось слово «благородная». Таким образом кто-то из прежних королей пытался сгладить сословное неравенство, убрав и упразднив полностью все существовавшие в нашей стране на тот момент титулы. Поговаривают, что дворяне были в бешенстве, ведь теперь они почти ничем не отличались от простого люда.

Простой люд, конечно же, считал иначе. Потому что ежегодной королевской ренты для дворян никто не отменял, равно как не отбирал их обширные состояния, особняки, дворцы и земли. Так что равенство было лишь номинальным, а не реальным.

Впрочем, по крайней мере, самим дворянам определять, кто из них более важный, стало сложнее. Теперь их отличал только размер благосостояния.

– Поздравляю, Мартелла! – воскликнул Эйвин и вдруг сам схватил меня в охапку и прижал к себе. – Это восхитительная новость!

Я слегка покраснела, но тоже улыбнулась.

Он был прав. Часть моей жизни стремительно менялась. И я пока не поняла, к лучшему эти изменения или наоборот. Но это в любом случае хорошо!

Иначе вряд ли я смогла бы справиться со всем тем, что меня ждало дальше…

Глава 11

Месяц Грозовых рек, 16 число.

В новой спальне дома Ирмабеллы Довилье.

– Просыпайся, недоведьма, – раздалось у меня над самым ухом.

Не открывая глаз, я схватила одну из подушек, которыми была щедро завалена моя постель, и запустила в беспардонную птицу, которой вздумалось будить меня такую рань и портить дивный сон.

Судя по глухому стуку, попала я разве что в стул, что стоял неподалеку от постели.

– Вставай, я говорю, королевишна, – каркнул со смехом Хмуря. – На бал опоздаешь.

Я нехотя открыла глаза и посмотрела на старинные заводные часы с кукушкой, что висели на стене в моей комнате. Подтянула к себе оставшиеся подушки и зарылась в них лицом.

В приюте нам никогда не давали много подушек. У каждого была всего одна, и если кому-то вздумывалось из вредности пролить соседу на нее, скажем, стакан чая, то пострадавший оказывался без подушки ровно до того момента, пока все не просохнет. У нас это считалось изощренной местью не меньше чем кровному врагу.

В общем, как только я стала хозяйкой самой себе, то решила, что уж теперь подушек у меня будет столько, сколько уместится на кровати. Спать было непривычно и местами неудобно, зато мягко. И спокойно.

– Кто рано встает, тот ворону найдет, – пробубнила я недовольно, скидывая одеяло. Спрыгнула с постели и подошла к шкафу, чтобы найти какую-нибудь одежду.

Еще буквально два дня назад я счастливо прошлась по самому большому базару Вальтариума, впервые посетив не только простые ремесленные лавки, но и самые дорогие, в которых отоваривались исключительно благородные особы.

Конечно, закрадывалось у меня предположение, что совсем уж богатые столичные дворяне шьют себе вещи на заказ у популярных модельеров, однако мне, конечно, до них было далеко. Мешочек монет принца Альфиана очень быстро полегчал, когда я купила себе несколько платьев для Отбора и простых нарядов для себя лично. Удержаться я не смогла и едва не потратила все подчистую, когда обнаружила одну в меру недорогую одежную лавку. В общем, теперь я стала счастливой обладательницей целого гардероба разноцветных платьишек из самых разных тканей. Там были и с кружевами, и с цветочками, и с бантиками! К некоторым в комплект полагались перчатки и чулки, к другим – накидочка, а к одному даже веер!

Если было на свете счастье, то теперь оно начиналось у меня в шкафу.

Поправив тонкую лямку маечки, я открыла его дверцу и начала тихонько напевать от удовольствия, даже о вороне позабыв.

Но Хмуря обо мне явно помнил. Несколько минут он сидел совершенно молча, позволяя мне войти во вкус и петь гораздо громче, пока я снимала с вешалки для сегодняшнего мероприятия богатое платье нежно-розового цвета. Оно все было усыпано мелкими камушками, прилепленными к лифу на тонкий слой какого-то специального клея. Дело в том, что на более крупные камни, которые должны были пришиваться вручную, у меня все же средств не хватило. Но продавец уверял меня, что клей – его особое изобретение и в таком наряде я сумею и сэкономить, и при этом буду мало отличаться от самых богатых придворных дам.

Я уже при этих словах готова была зубами выхватить наряд и бежать к выходу, пока не перекупили. Но потом продавец озвучил цену и, поймав мой торопливый нервный кивок, поручил помощнице упаковать покупку красиво, избавив меня тем самым от необходимости демонстрировать свое тряпичное сумасшествие.

Собираться во дворец было еще рановато, несмотря на слова Хмури, а вот позавтракать уже было давно пора. Я повесила на дверцу шкафчика наряд на сегодняшнее мероприятие и потянулась за халатом. Между делом посмотрела на себя в зеркало, все так же напевая. Настроение было прекрасное! Все шло по плану, и, казалось, ничто не сможет испортить этот день.

Из отражения на меня взглянула румяная, хорошо выспавшаяся девушка с приятным цветом лица. Длинные рыжие волосы, которые я с таким трудом отмыла от пудры, снова стелились по плечам жгуче-огненными волнами, обрамляя маленькую черную маечку и такую же полосочку ткани на бедрах. Довольно нескромное нижнее белье, которое я воровато ухватила вчера в магазине уже буквально на выходе. «Воровато» не потому, что мне хотелось его украсть, а потому, что никогда прежде мне не приходилось носить ничего настолько же крохотного и бесстыдного. И потому даже покупать было слегка неловко.

В приюте все девушки носили длиннющие бесформенные сорочки и панталоны до колена. Так было принято. Поэтому сейчас я чувствовала себя прямо-таки ужасно дерзкой.

С удовольствием осмотрев комплект со всех сторон, оценив все округлости и изгибы, которые почти совсем не скрывались тканью, я игриво улыбнулась. Приятно было ощутить себя кем-то другим. Не нищей, никому не нужной оборванкой, а новоиспеченной дворянкой с грамотой благородства, возмутительно-открытыми спальными маечками и целым шкафом богатых платьев.

Однако мое счастливое созерцание самой себя было прервано, когда в отражении я внезапно наткнулась на острый, как кинжал, темно-изумрудный взгляд ворона.

Он следил за мной, не отрываясь. И было в этом взгляде что-то странное. Нечто совершенно не вписывающееся в образ фамильяра.

Черное и мрачное, густое и обволакивающее, как бесконечная ночь.

По спине невольно прокатилась дрожь.

– Что тебе опять не нравится? – спросила я, пытаясь сбросить с себя оцепенение.

Накинула халат на плечи и тут же крепко обвязала его ремнем.

Глупо стесняться взгляда птицы. Я, наверное, и не стеснялась, просто отчего-то было не по себе.

Сильно не по себе…

– Поешь ты неплохо, недоведьма, – ответил вдруг он и отвернулся, словно ничего странного не происходило.

Мне даже стало казаться, что у меня просто разыгралось воображение. Как только горячие изумруды глаз ворона перестали жечь меня, наваждение мгновенно исчезло.

– Спасибо, – пробормотала я, впервые, кажется, услышав от него какой-то комплимент. Я, правда, была не уверена, что это комплимент. От Хмури чего угодно можно было ожидать. – В приюте я частенько пела на разных мероприятиях. В честь праздников или юбилеев.

– Потрясающе, – хмыкнул он так, словно ему совершенно наплевать. Зачем тогда и хвалил – непонятно. – Тебе нужны украшения, ты знаешь?

– Украшения? – не поняла я.

– Да, – каркнул ворон, и его голос снова стал казаться злобным.

И что его могло рассердить на этот раз? Ну что за несносная птица?

– Или ты хочешь отправиться на Отбор как самая нищая претендентка на трон? Поразить всех своей бедностью – это, конечно, интересный стратегический ход, но сдается мне, что провальный.

– А ты вдруг решил мне что-то посоветовать? У меня смутное ощущение, что ты едва не испортил прошлый мой план и вот-вот надеешься испортить следующий, – с легким возмущением проговорила я.

Голубое платье, кстати, так и не отстиралось.

– Я еще не простила тебе испорченный подол.

Цветочек я от наряда, кстати, отцепила, приладила на брошку и прямо сейчас, раз уж вспомнила, решила прикрепить на халат. Ну а что? Кто сказал, что по дому нужно ходить некрасивой?

Красные лепестки с ярким камнем посередине украсили мягкую ткань песочного цвета, из-под которого виднелась черная маечка. В целом мне показалось, что я настолько прекрасна, что просто восхитительна.

Хмуря, наблюдая за мной, издевательски хмыкнул, но мне уже ничто не могло испортить настроение.

– А я не простил тебе одно перо, бездарно растраченное на пауков, и второе – выдранное на лесной опушке. Как думаешь, стоит начать мстить или забыть в качестве исключения?

Я бросила на него чуть нахмуренный взгляд через плечо, пытаясь понять, шутит он или серьезен.

Но Хмуря никогда не шутил. Он иногда издевался, часто иронизировал, постоянно отвешивал саркастичные замечания. Но никогда не шутил.

– Ладно, будем считать, что мы квиты, – бросила я, снова отвернувшись. Не хватало еще, чтобы он заметил мое беспокойство.

Стоило вспомнить, как с Трясинного паука слезала кожа, обнажая кости, и как-то, признаться, ругаться с вороном уже совсем не хотелось. Как и ходить в его должниках. У него еще вон сколько перьев. Кожу спустить можно с сотни недоведьмочек.

Волшебненько! Я уже сама себя называю недоведьмой!

Хмуря тем временем мрачно продолжал:

– Не уверен, что мы квиты, Мартелла. Но вернемся к теме Отбора. Без меня этот тупица Альфиан на тебя бы даже не взглянул, поэтому в твоих интересах слушать, что я говорю.

– Не взглянул? Почему? – удивилась я и даже, признаться, несколько оскорбилась.

Мне все-таки хотелось думать, что не настолько уж я некрасивая, что на меня и не посмотреть без чужой помощи.

– Потому что Альфиан любит дам в беде, – ответил ворон. – Пунктик у него. Ему сразу чудится, что он прекрасный принц и вот-вот всех спасет. Болван.

– А разве на самом деле это не так? Он ведь и есть прекрасный… – договаривать я сама отказалась, мгновенно покраснев, потому что назвала вслух наследника престола «прекрасным принцем». Как будто я одна из тех кумушек, что мечтают о внимании королевского сыночка.

Не надо мне его внимания!

Но щеки все же вспыхнули и стали гореть еще сильнее, когда я представила, сколько у меня было бы платьев, стань я женой принца. Все разноцветные, пышные, в россыпи блестящих камушков… И никаких больше приютских рубищ!

– К тому же, – поспешила перевести тему я, – в тот раз я и так планировала сыграть «даму в беде». Эйвин предложил сказать, что на меня хотят напасть сестры-ведьмы. Они же, мол, и виноваты в том бедственном положении, в котором я оказалась.

– А ты не думала, что твои «сестры-ведьмы» могут узнать о клевете? – переспросил Хмуря. – И малость поломать твой план?

Я снова взглянула на него, приподняв бровь. Но ворон отвернулся, сделав вид, что чистит длинный черный коготь.

– То есть ты вроде как все сделал специально, да? – уточнила я, прищурившись.

– Местами, – спокойно ответил он, снова переведя на меня пронизывающий взгляд. – Ни один дурак, тем более принц, никогда не поверил бы, что на тебя напали, когда ты просто сидела в кустах в новеньком выглаженном платье, с укладкой и цветочком на груди.

Я открыла было рот, чтобы поспорить, и тут же закрыла его.

Действительно, учитывая, что в тот момент на голове у меня было самое настоящее воронье гнездо, а платье я старательно прятала, то краснея, то бледнея, со стороны наверняка казалось, что со мной стряслась беда.

И легенда с ворами смотрелась гораздо натуральнее, чем мифическое нападение ведьм.

Осознав этот факт, я уже даже хотела пробормотать нечто вроде благодарности, но, хвала дракону Рока, Хмуря меня остановил:

– Однако не думай, что я не получил удовольствие, наблюдая за твоим позором, недоведьма.

Я покраснела от раздражения, сжала губы и отвернулась.

Извиниться я вздумала! Совсем уже с ума сошла!

– Так вот, – продолжал ворон, нарочно не замечая моего бешенства, – раз уж мы благополучно добрались до того пункта, в котором ты беспрекословно меня слушаешься, то прямо сейчас тебе стоит спуститься в погреб Ирмабеллы. И подыскать каких-нибудь побрякушек для посещения дворца.

– Погреб?… – выдохнула я, на миг даже забывая, что злилась. – Эйвин упоминал, что там могут быть защитные чары. И пока я не вступлю в силу, лучше туда не спускаться.

– Ну и трусиха, – хмыкнул ворон хрипло и усмехнулся, – не трясись… я же рядом.

– Да кто трясется? – притворно возмутилась я, хотя стоило на самом деле представить, сколько в подземной тьме погреба может быть спрятанных заклятий, как становилось серьезно не по себе. – Просто я… стараюсь трезво оценивать опасность. Но если ты говоришь, что снимешь опасные чары…

Ворон что-то то ли каркнул, то ли кашлянул и, распахнув крылья, полетел из комнаты в сторону погреба.

Эйвин, скорее всего, все еще спал, и я решила его лишний раз не беспокоить. В конце концов, что я, вообще ни с чем сама справиться не могу? Как будто в собственном доме для любого мероприятия мне нужна помощь! Глупости какие. Хватит и того, что меня сопровождает крайне деловой и надутый от ощущения собственной значимости фамильяр. Вон какой важный – аж перья топорщатся.

Хмуря тем временем уже подлетел к круглой крышке люка-дверцы в полу, что вела в подвальное помещение, и сел рядом.

– Ну, открывай, – буркнул он, сверкнув на меня своими зелеными глазами.

Люк находился прямо в спальне Ирмабеллы недалеко от окна, и я не очень любила здесь находиться. Хотя комнатка была светлой и ясной, даже сейчас из окна лился апельсиново-желтый утренний свет, а кружевные шторки еле-еле колыхались от легкого ветерка.

Я наклонилась над крышкой, ища ручку, но так ее и не обнаружила. Сам люк был встроен в пол таким образом, что если накрыть его половичком, то никогда и не догадаешься, что он вообще тут есть.

– Ну и как мне его открыть?

Ворон прищурился, странно взглянув на меня, а затем посмотрел на люк. Я уж думала, что опять ругаться начнет, мол, ничего-то я не умею. Но фамильяр оставался серьезен и спокоен.

– Не думаю, что это должно быть сложно. Положи руку на крышку.

– Да я уже десять раз клала, – фыркнула на этот раз я, сделав, что он говорит, и еще раз пройдясь ладонью по всей деревянной поверхности, касаясь пальцами безупречных стыков половиц.

Ворон склонил голову набок, словно задумался.

– Дом еще не признал тебя до конца, – проговорил он через несколько мгновений тишины. – Видимо, ждет, когда ты вступишь в силу.

– Ну что ж, не судьба, значит, – выдохнула я, чувствуя некоторое облегчение и торопясь уйти отсюда. – В другой раз…

– Оставайся на месте, Мартелла, – грозно каркнул ворон. – Не стоит пасовать перед трудностями, иначе никогда ничего не добьешься. Самые стоящие вещи в этой жизни даются дорогой ценой.

Звучало внушительно. Настолько, что я даже заслушалась.

– И что ты предлагаешь? Может, выдернешь у себя еще одно перо? – спросила я с любопытством, усаживаясь рядом.

Признаться, сильно хотелось снова посмотреть, как он колдует. Очень уж он это интересно делал!