Текст книги "Умоляй, ведьма. Часть 1"

 
«Рыжая ведьма, черная бровь,
В жизни твоей будет править любовь,
Чтоб Искру добыть, скорей подготовь
Кладбище, хворост, отраву и кровь.
В ночь, когда тьма станет светлою вновь,
В погребальном костре час-другой позлословь…»
 

– Просто, как ножом пырнуть, – мрачно выплюнул Хмуря, отворачиваясь к окну. – Ты был прав, дармоед. Твоя Искра – ее единственный шанс.

Возможно, мне показалось, но создалось впечатление, что эта новость ворона ни капли не обрадовала. Напротив – даже рассердила, хотя куда уж больше?…

Я резко выдохнула.

– Ты уверен? – тем временем спросил Эйвин, сдвинув брови. – А что значат слова про тьму?

Ворон бросил на него снисходительный взгляд, но все же ответил:

– Ведьмономикон всегда подбирает удачное время. Он никогда не заставляет колдуна ждать просто так и ищет для инициации наиболее удачный день из ближайших. «Тьма станет светлою вновь» через две недели, в последний день месяца Костлявых рек. Это летнее солнцестояние.

– Как удачно – пробубнил Эйвин.

Хмуря передёрнул плечами.

– Если бы летнее солнцестояние уже прошло, Ведьмономикон подобрал бы другой удобный день. Это очень умные книги. Почти живые. Я же сказал, что они никогда не заставляют колдуна ждать просто так.

– Значит, мы должны через две недели попробовать передать Мартелле мою Искру? – приподнял бровь Эйвин.

Ворон задрал голову к потолку, а потом, расправив крылья, коротко бросил:

– Это будет день, в который ей будет проще всего… выжить.

Затем, ударив о воздух черными перьями, взмыл к потолку и, уже когда улетал, мы услышали негромкое, но очень явное:

– Дуракам всё надо разжевывать…

Хмуря явно не старался скрыть свои слова от нашего внимания.

Мы ещё долго сидели за столом в полном молчании. Я не хотела обсуждать тот факт, что мне буквально придётся засунуть в себя то, что когда-то было в сердце Эйвина. А подмастерье, похоже, либо тихо злился, либо чувствовал себя глупо после жестоких слов фамильяра. Впрочем, возможно, имело место и то, и другое.

– Прости, что не подумал о твоей безопасности, я и правда дурак, – сказал он наконец, потерев переносицу указательными пальцами.

Сейчас он казался живым как никогда. Обычным человеком, молодым парнем ненамного старше меня, с которым я могла бы познакомиться случайно на улице, а потом зайти в трактир, чтобы выпить по чашечке взвара. Он вовсе не походил на мальчика, которому практически вырезали сердце, а затем превратили в домовую нечисть, обрекая на смерть вне жилища.

Я тут же всплеснула руками:

– Я не считаю тебя дураком! Ты пытаешься помочь мне изо всех сил, и я очень благодарна тебе за это! Не слушай Хмурю. Ты же его знаешь… наверняка в молодости ему изменила какая-нибудь сексапильная ворона, вот он до сих пор и не оправился, – попыталась успокоить его, неловко пошутив.

Парень снова взял меня за руку и сжал. В какой-то момент я почувствовала, как его большой палец скользнул по моей ладони, будто погладив. Но едва я успела смутиться, как подмастерье убрал руку и взглянул вдаль в окно.

– Кстати, а как ты думаешь, – постаралась перевести тему я, нарочито весело улыбнувшись, – А где бы нам поискать Глаз Огня? Может быть, ты помнишь, где Ирмабелла хранила свои особо важные артефакты?

Эйвин тут же вернул мне всё своё внимание, заразительно улыбнувшись в ответ. Казалось, он всегда был готов помочь, и, честно говоря, мне нравилось играть на этом его качестве. По крайней мере, я всегда знала, как поднять ему настроение.

– Вообще-то, Глаз Огня старая ведьма частенько любила надевать на королевские приемы. А ещё она таскала его на себе, если к ней приходили особенно важные гости. Поэтому артефакт, как правило, хранился недалеко и так, чтобы его можно было быстро достать, нацепив в знак собственной статусности. Последний раз я видел его в ящике трюмо возле кровати Ирмабеллы.

В этот момент внутри меня словно обвалилась огромная стеклянная башня, рассыпавшись по ребрам прохладными острыми осколками. По спине прокатилась ледяная волна дрожи.

– Что с тобой? – тут же нахмурился парень.

– Знаешь, – проговорила я тихо, почти шёпотом. – Может быть, это, конечно, совсем ничего не значит, но, когда я впервые появилась в доме бабули, я первым делом зашла в её спальню. И именно там столкнулась с Хмурей, привязав его к себе кровавым договором.

– К чему ты клонишь, я не совсем понимаю?

Я глубоко вздохнула, а затем серьезно посмотрела на подмастерье:

– Как ты думаешь, где сидел ворон в тот момент, когда я зашла в комнату бабушки?

– Где? – словно в резонанс мне, так же тихо спросил парень.

– На трюмо возле кровати, – ответила я, не сводя с Эйвина напряженного взгляда. – И, если мне не изменяет память, он открывал ящик…

Глава 15

31 число месяца Грозовых рек.

На поляне в лесу.

– Как ты думаешь, это случайность? – спросила я негромко, продолжая разговор, начатый ещё две недели назад.

– Вот уж вряд ли, – покачал головой подмастерье, выкладывая посередине поляны горку из мягких веток и листьев.

Смотрелось мрачновато, и неспроста. Предполагалось, что это вовсе не горка, а ложе… на котором мне же сегодня придется, кхм… лежать.

– Значит, ты действительно считаешь, что Хмуря оказался в доме Ржавой вдовы только потому, что искал там амулет?

– Других вариантов нет, – кивнул Эйвин, укладывая поверх «горки» чистую простыню. – Тем более что Глаз Огня и впрямь оказался в том ящике. Глупо было бы считать это совпадением. Вопрос в том, зачем ворону магический амулет, да ещё и такой силы?

Я потрогала подвеску на шее в виде крупного оранжево-красного камня, нарочно ограненного несимметрично. Камень был вставлен в золотую оправу и действительно немного напоминал глаз. А если к нему прикоснуться, чувствовалось, что он гораздо теплее человеческого тела. Будто что-то нагревало его изнутри…

С тех пор, как мы нашли артефакт, я не снимала его с шеи. Эйвин предположил, что Хмуря может захотеть его забрать или украсть, поэтому лучше придержать его при себе. Кроме того, есть шанс, что он может помочь мне защититься от предполагаемого нападения, например, сестер. В камне якобы заключалась неведомая сила.

Я сомневалась в обоих озвученных Эйвином вариантах. Например, на мой взгляд, странный фамильяр если и имел какие-то планы на Глаз Огня, то явно оставил их после того, как нас с ним связал договор. Ведь он имел множество шансов забрать его из ящика, но не сделал ни одной попытки! А мои сестры… В общем, я отдавала себе отчет в том, что если им будет нужно срочно на меня напасть и отобрать камень, то никаких проблем с этим у них не возникнет.

И все же Глаз Огня я продолжала носить на шее просто на всякий случай. Ну мало ли?…

Отойдя на шаг назад, Эйвин придирчиво оглядел конструкцию из веток. Так, словно это ему на ней лежать, а не мне.

Ложе в лесу – это была уловка, придуманная Хмурей. Он сказал, что, судя по написанному в Ведьмономиконе, проще и легче всего мне получить икру Огня, добровольно войдя в погребальный костер. С какого боку это легче, я так и не поняла, но ворон был непоколебим. Мол, книга знает лучше и ищет наиболее простой путь.

«Разве проще было бы, если б кому-то пришлось тебя привязывать и тащить в костер насильно?» – спросил он тогда. И, признаться, мне нечего было на это ответить.

И вправду ведь не проще!

В общем, дальше Хмуря сказал, что раз книга подобрала мне в качестве дислокации погребальный костер, то не стоит обманывать ее ожидания.

– Но разве мы не планируем получить Искру из камня? – подозрительно спросила я снова, когда все уже было подготовлено к ритуалу.

Хмуря как раз прилетел на поляну, как всегда появившись словно из ниоткуда.

В ответ на вопрос он бросил на меня насмешливый взгляд. Его всегда веселило, когда он замечал во мне хоть отголоски страха. Сам фамильяр, казалось, вообще ничего не боялся, и именно поэтому отмачивать все новые и новые шутки на тему моей трусливости приносило ему неизъяснимое удовольствие.

В этот раз я старалась не показать страха. Но как вообще можно не бояться, если тебе на полном серьёзе предлагают войти в погребальный костер?…

– Тебе не нужно будет сгорать, – прокаркал он. – Я тебе уже это объяснял.

– Но тогда зачем?…

– Потому что ритуал следует соблюсти максимально правдоподобно, – ответил он, и его голос неожиданно стал совершенно спокоен. Он отвернулся к небольшому костру, который Эйвин зажёг неподалеку, чтобы приготовить нам свежих колбасок. Подмастерье уверял, что на еловых ветках колбаски получаются самые вкусные, а чего, мол, зря время терять, все равно уже в лесу! Пока я буду получать Искру, он нам обед сообразит.

Предприимчивый парень!

Вспомнив о еде, я даже на секунду забыла о странном поведении фамильяра. Хмуря же все еще глядел в потрескивающий костер, и в его зелёных глазах мрачно отражались языки пламени.

– Так зачем мне придерживаться ритуала, если Искра передастся мне от амулета? – переспросила я, чтобы вернуть себе его внимание.

Хмуря повернул голову, но снова не стал издеваться:

– Ты должна как можно меньше нарушать правила, – ответил он четко, так, словно вел лекцию. – Колдун, который часто прибегает к короткому пути, меняет собственную магию.

– То есть я могу стать черной ведьмой? – ахнула я, внезапно осознав скрытый смысл его слов.

Ворон не шелохнулся. Только вновь посмотрел в огонь.

– Черной – нет. Не станешь, пока не убьешь. Но серой – легко. А это первый шаг, Мартелла. Когда первый шаг уже сделан, решиться на второй гораздо проще…

Я опустила голову, сильнее сжимая волшебный камень в руке. Сейчас он стал ещё теплее прежнего. Будто нагревался с каждой секундой, чувствуя, что его сила вот-вот должна войти в меня.

В этот момент я вдруг с абсолютной ясностью ощутила, что ворон говорил о ком-то, кого знал… словно озвученный им опыт был ему болезненно близок…

Но возможно ли это? И способен ли вообще мой мрачный фамильяр на переживания или сожаления?

Прежде мне казалось, что нет. Мол, птица, что с него взять?… Но изредка, настолько редко, что подобный момент и поймать сложно, что-то в Хмуре будто приоткрывалось. И я чувствовала, что абсолютно не знаю и не понимаю это странное существо.

Впрочем, возможно, мне лишь хотелось так думать.

– Тебе не придется гореть, – негромко сказал в это время ворон. – Этот вариант для тебя недопустим. Чтобы следовать слову Ведьмономикона, тебе пришлось бы много лет тренировать одно из огненных заклятий. Например, «Кожа саламандры» – это та магия, которая сделала бы твое тело невосприимчивым к пламени, но позволила бы огню проникнуть в сердце достаточно сильно, чтобы передать Искру. Требуемое заклинание немного похоже на ругательства… И его нужно читать без перерыва все время, что ты находилась бы в костре. Без сбоев и запинок. Одна ошибка – и смерть. Полагаю, это и имела в виду книга, когда говорила: «В погребальном костре час-другой позлословь». Но тебе это все равно не удастся. Поэтому мы поступим иначе.

Я уже знала, как мы поступим. Эйвин мне рассказал весь план. И все равно я продолжала слушать Хмурю, потому что каким-то удивительным образом ему удавалось буквально завораживать меня своими рассказами. Он умел увлечь с полуслова. И даже когда с его блестящего медью клюва срывались злые и мрачные слова, как правило, он во всем оказывался прав.

– Ты должна будешь выпить Искру из камня Ирмабеллы, лежа на этой кривой горе веток.

– Эй! – возмущенно бросил Эйвин, уже нанизывая колбаски на тонкие очищенные палочки. Очевидно, он был возмущен тем, что его «ложе» не было оценено по достоинству.

Ну… признаться, мне его хвалить тоже не хотелось. Как-то вот язык не поворачивался сказать: «Не расстраивайся, Эйв, погребальный костер вышел что надо: так и хочется прилечь да поджечь…»

Вот как-то не поворачивался язык – и все.

– А антураж, придуманный Ведьмономиконом, и дата, которую он назначил, послужат чем-то вроде защиты, – продолжал Хмуря, не обращая внимания на подмастерье. – Учитывая, что тебе будет очень больно и ты наверняка станешь ругаться, – не останавливай себя. Тогда написанное в книге ведьм сбудется в точности. Это ясно?

– Эм… – подняла я палец в воздух, сглотнув ком в пересохшем горле. – Хотелось бы уточнить, что значит «тебе будет очень больно»? Это вот ты сейчас мне говорил? Или, может, Эйвину там?… Или еще кому?…

Могу поклясться, что Хмуря приподнял бровь. Бровь приподнял!!! А ведь у птиц вроде бы нет бровей!

– Время подходит к полудню, светило вот-вот будет в своей наивысшей точке, – проговорил тем временем Эйвин, помогая мне забраться на огромное «ложе».

Я же все ещё смотрела на ворона, в ужасе ожидая ответа.

Но негодяй молчал. Только его зеленые глаза подозрительно горели.

– Эйвин, о чем он говорит, а? – схватила я за рукав подмастерье, когда тот наклонился куда-то вниз.

Мне очень хотелось, чтобы парень улыбнулся, тряхнул своими светлыми волосами и сказал что-то веселое. Мол, Мартелла, не обращай внимания на этого старого пернатого сухаря, он же вечно нагнетает!

Но увы. Эйвин был мрачен и даже ни разу не улыбнулся. Мне показалось, что у него был очень грустный взгляд, хотя он это тщательно скрывал.

А потом он вдруг протянул мне красивый бокал, обитый серебром, и уверенно наполнил его вином почти до краев.

– Ух ты, это в честь чего? – спросила я нарочито весело, хотя голос дрогнул.

Что-то я не припомню на кухне Ирмабеллы таких бокалов. Пальцы, удерживающие серебряную ножку, подрагивали.

Мне ответил Хмуря:

– Мы не говорили тебе до сегодняшнего дня, чтобы ты не тряслась так, недоведьма! – его голос зазвучал жестко, как удар хлыста. И, признаться, это мгновенно привело меня в норму. Ну если не в норму, то куда-то очень-очень близко к норме. Вот прям рядышком. – Еще ничего не случилось, а ты уже белая, как смерть! Что будет, когда Искра Огня станет проникать в твое сердце, пытаясь слиться с энергетическими каналами? Протянешь свои прекрасные ножки прямо тут? Ну так имей в виду, что я с тобой возиться не буду. Подожгу костер – и поминай как звали!

Я широко распахнула глаза, удивленно глядя на то, как возмущенно каркает ворон, словно его действительно беспокоит исход дела. Будто он волнуется обо мне.

Это, конечно, была очень опрометчивая мысль, и я отдавала себе в этом отчет. Заботился Хмуря явно только о том, разорвется ли наш договор или нет. Но так приятно было думать, что ему важна и моя жизнь тоже…

А еще мне стало интересно кое-что другое. Я даже слегка развеселилась:

– Прости, ты сказал, что у меня прекрасные ножки?

– Я что?… – запнулся фамильяр и на миг замолчал, глядя на меня. Словно засмущался и потерял дар речи. Но, увы, ненадолго хватило моего триумфа. – Ты в своем уме? В общем, так и знай: если твое тело не выдержит и каналы пережгутся Искрой, я буду только счастлив. Избавлюсь наконец от надоедливой девчонки, которая совершенно ни на что не способна сама!

Было ли мне обидно?

Было.

Было ли мне страшно?

Гораздо, многократно и несравнимо сильнее.

Я чувствовала себя готовой на все, лишь бы этот пернатый негодяй меня не бросал.

С этими словами ворон распахнул крылья, спикировал с соседней ветки мне на бедро, а затем ловко клювом сунул Глаз Огня, висящий у меня на шее, мне же в бокал.

Не успела я и слова сказать, как оранжево-красный камень побледнел и совершенно потерял цвет. А вот вино, напротив, засверкало тысячей алых точек, будто в бокале растворилось пламя. Его язычки поднимались вверх и слегка плясали над поверхностью.

– Пей, – выдохнул Хмуря в этот момент. – Ждать больше нельзя.

Может, и зря, но я сделала так, как он сказал, потому что прямо сейчас верила каждому его слову.

В груди нестерпимо жгло. Если прежде я думала, что получить Искру из амулета – это моё спасение, хитрость, которую я могу применить, чтобы перескочить страшный шаг книги ведьм, то теперь уверенность в этом потихоньку рассеивалась.

Получалось, что способ, казавшийся более простым, на самом деле ничуть не лучше, так сказать, официального.

Хмуря говорил что-то об опасности ускорения инициации, о том, что колдун не должен обманывать. Всё это я помнила смутно, и мрачные слова плавали в океане боли у меня в мозгу.

Получалось, что получение чужой Искры Огня – вовсе не панацея!

Прямо сейчас мне казалось, что я умираю. Глаза закрылись сами собой. Я лежала в полузабытьи, одновременно вроде бы помня, где я, но одновременно совершенно не понимая, что происходит.

– Держи себя в руках, Мартелла, никто не говорил, что будет легко, – прозвучал где-то рядом знакомый голос ворона.

– Она умирает? – обеспокоенно спросил Эйвин.

Кажется, мне на лоб кто-то положил прохладную руку. Очень прохладную, я бы даже сказала – ледяную.

И так как у Хмури не могла быть ледяная рука, да и тёплая – тоже сильно вряд ли, судя по всему, ко мне прикасался подмастерье. Но почему он такой?… Проклятие, почему так холодно?!

– Она вся горит, – говорил Эйвин. – Нужно что-то сделать, температура поднялась очень быстро!

– Это нормально. Так и должно быть… – странно тихо отвечал Хмуря.

Причем голос его звучал на диво серьёзно и спокойно. Я отмечала это краем сознания, словно бы мысли и вовсе мне не принадлежали. Потому что всё, что сейчас принадлежало мне, – это боль.

Каждую частичку тела будто бы объяло пламя. Сперва огнем занялся желудок, затем вся грудная клетка начала гореть, а потом по сосудам вместо крови словно начал струиться раскаленный свинец.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. Зубы стиснулись до скрипа, до хруста. Но я старалась держаться. Какой смысл кричать? Зачем показывать свою слабость? Уже сейчас слышу: когда это все закончится, ворон мне всю плешь проест своими шуточками о том, как забавно я верещала, словно молодой розовый поросеночек.

– Ей становится хуже, – сказал кто-то, и я вдруг поняла, что уже с трудом разбираю, кто говорит.

В ушах шумело.

Разве мне становится хуже? Кажется, всё так же плохо, как и прежде. Когда боль уже так огромна, что ее почти невозможно терпеть, то неважно, насколько высок ее уровень. На десять баллов из десяти или на пятнадцать. Это одинаково ужасно.

Создавалось впечатление, что я и впрямь горю в погребальном костре. Наверно, Хмуря таки решил меня сжечь. А Эйвину я надоела настолько, что он ему это позволил.

– Послушай, что-то нужно сделать! Солнце клонится к закату, а ей не становится лучше! Она не справляется!

– Пошел вон отсюда, истеричка.

– Что? И не подумаю!

– Уходи. Я знаю, что делать. Но тебя здесь быть не должно…

– Ты в своем уме? Я не могу ее оставить!

Несколько мгновений прошли в таком напряжённом молчании, что, признаться, мне уже показалось, будто я умерла. Звук голосов друзей удерживал мое сознание на краю огненной бездны, в которую я вот-вот норовила упасть. А сейчас они замолчали, и мне стало одиноко и горячо.

Только огонь остался вокруг…

– Я не хочу быть одна, пожалуйста, – выдавила я из себя через силу.

И едва ли сама услышала свой голос. Только понимание того, что мой рот открывается, давало осознание произнесенных слов.

– Ты слышишь? Злобная твоя воронья голова! Она не хочет, чтобы я уходил!

– Если ты не уйдешь, на этом славное житье-бытье Мартеллы, наследницы Ржавой вдовы, подойдёт к концу. Убирайся отсюда. Быстро.

Глухое карканье черного ворона стало последним, что я услышала перед тем, как провалиться в бесцветное и беззвучное забытье.

Сил бороться больше не было.

Сколько, интересно, может сгорать человек на погребальном костре? Раньше мне казалось, что это должно происходить быстро. Раз – и все. Конец.

Со мной же творилось какое-то изощренное издевательство. И я бы высказала свои претензии по этому поводу, да некому. Хмуре все равно, Эйвин не при делах, а выговаривать книге, обтянутой человеческой кожей, все то, что я думаю о предложенных ступенях инициации, как-то не слишком умно. И хотя я почему-то была уверена, что Ведьмономикон понял бы каждое мое слово, все равно говорить со старым фолиантом не стоило. А может, не стоило именно по этой причине.

Обозлится еще…

Да и вообще, судя по всему, разговаривать мне уже не придется никогда. Кажется, у меня внутри все превратилось в пепел, включая голосовые связки.

– Думай о том, что заставляет твое сердце пылать, гореть… жить, – раздался ужасно знакомый, но снова будто бы чужой голос ворона. Он вырвал меня из забытья так легко, словно ему это было позволено. Появляться внутри моей головы, мучить и одним приказом заставлять делать так, как он говорит.

Голос ворона…Человеческий голос…

– Разве я мало горю и так? – выдохнула, постаравшись открыть глаза. Но они словно слиплись, склеились от пламени. И казалось, если я постараюсь хотя бы на щелочку приоткрыть веки, внутрь меня брызнет раскалённый воздух.

– Делай, что я говорю, Мартелла… – серьезно, но спокойно приказал голос.

И, как ни странно, приказ снова привел меня в чувство. Он действовал отрезвляюще, но не пугая и не раздражая, как обычные угрозы и комментарии Хмури. Голосу, который я слышала сейчас, хотелось верить. – Думай о том, что греет твое сердце, что заставляет его гореть. Ты понимаешь, о чем я говорю? Твой собственный огонь сольется с огнем Искры. Скажи, ты когда-нибудь была влюблена?

– Нет, – через силу ответила я и вдруг снова почувствовала на лбу прохладную ладонь. Но на этот раз это было так приятно! Просто волшебно!

Может, это Эйвин вернулся? Жаль, что я не слышала и его голоса…

– А ты когда-нибудь был влюблен, а, Хмуря? – попыталась пошутить я, когда от прохладной ладони по моей коже будто зазмеились приятные ручейки. Они остужали жар, снимали боль. Я даже заставила себя улыбнуться и чуть-чуть приоткрыть глаза.

В них словно набился песок, и несмотря на то, что я ожидала увидеть вокруг ослепляющее пламя, оказалось, что меня окружала непроглядная тьма.

И только ярко-зеленые глаза ворона горели изумрудным пламенем совсем рядом. Такие большие и грустные глаза… Разве у Хмури были такие большие глаза?…

Молчание затянулось, и мне снова начало чудиться, будто у меня бред и все вокруг мне лишь кажется. Может, у меня предсмертная агония, потому и полегчало?

Похоже, часть последних мыслей я озвучила вслух, потому что Хмуря внезапно ответил:

– Ты жива, Мартелла. И если будешь делать то, что я говорю, будешь жить ещё очень долго.

– Ты так и не ответил… я думала…

– Да, я был влюблен, – сказал он тогда негромко. – Надеюсь, твое любопытство удовлетворено.

Слова звучали так, словно он злился, но в голосе я неожиданно не услышала ни капли раздражения. Он просто… говорил со мной.

Я снова растянула рот в улыбке, и, кажется, это стоило мне растрескавшейся кожи на губах. Но я была довольна. Мне даже полегчало!

– Значит, ты был влюблен, Хмуря, – тихо усмехнулась я. – Скажи, а это была красивая ворона? А она тоже умела говорить, как и ты?

И в этот момент, готова поклясться, я слышала тихий смех! Мой ворон смеялся!

– Не болтай попусту, Мартелла. Язык прикусишь, – ответил он через мгновение, а затем по моей щеке, кажется, скользнула чья-то рука. Осторожно, едва заметно.

Я почувствовала.

Наверно, Эйвин всё-таки здесь.

– Спасибо вам обоим, – проговорила я на выдохе. – Без вас я бы не справилась.

– Пожалуйста, – раздался уже на грани сознания спокойный ответ одного ворона. – Спи. Маленькая ведьма…

И я уснула. Огонь больше не жёг.

* * *

Во сне я видела мужчину. Высокий и черноволосый незнакомец совершенно точно следил за мной. Я видела, как на фоне бескрайнего лунного неба развеваются его черные волосы, даже издалека различала, как горят его зелёные глаза подозрительно знакомым светом. И я готова была поклясться, что уже где-то видела эти глаза! Но была точно так же уверена, что странный мужчина мне ни капли не знаком.

Меня захлестнула паника. Это большая редкость, и все же я понимала, что сплю и не могу проснуться. Вдвоем с незнакомцем мы стояли на вершине какой-то высокой горы, а у её подножия плескался океан. Черное небо сливалось с черными волнами, бушующими и ударяющимися о камни. Соленые брызги взмывали вверх, как искры магического салюта на праздниках коронации. Блестящие капли переливались голубоватым волшебством в свете луны и терялись в волосах незнакомца, оседая на его черном плаще.

Мужчина продолжал смотреть на меня, и казалось, что расстояние между нами стремительно и неотвратимо сокращается.

Мне стало страшно. Сердце сковало невидимыми ледяными тисками, но при этом, глядя в узкое жесткое лицо этого человека, я чувствовала, как по груди разливается незнакомое пламя. Он пугал меня, но одновременно вызывал странные бесконтрольные и ничем не объяснимые эмоции. Я хотела погрузить пальцы в его волосы и с силой сжать, глядя вглубь изумрудного огня его глаз, ища там какой-то ответ. Хотела, чтобы этот мужчина смотрел на меня в ответ. Хотела кричать.

Но одновременно даже мысль об этом всем приводила меня в ужас.

Испытывать столь странные желания, направленные на человека, которого никогда в жизни не видел, – это не просто странно. Это похоже на сумасшествие.

Однако, как только оковы сна распались и отпустили меня, я резко выпрямилась на постели и, поняв, что мне все приснилось, мгновенно успокоилась. Ну мало ли какая дичь явится ночью? Тем более после того, что я пережила!

Память о получении искры никуда не делась. Я ощущала себя так, словно все едва-едва закончилось. Казалось, что пережитая боль проливалась по моим венам буквально несколько секунд назад! И утихла лишь только что.

Однако, оглядевшись по сторонам, я поняла, что лежу в собственной кровати в собственной комнате. За окном уже давно занялось утро, а значит, наступил новый день. Наверное, Эйвин принес меня сюда из леса! Надо будет сказать ему за это спасибо. Не хотелось бы просыпаться на влажной от росы листве в окружении пауков, комаров и квакающих лягушек.

Я вздрогнула, передернув плечами, а уже в следующий момент резко подняла левую руку и перевернула её запястьем вверх.

– Да! – воскликнула, не сумев сдержать чувств. – Да-да-да!!!

На линии вен появилась новая метка! Прямо рядом с зелёной полосой Искры Земли возник новый рубленый рисунок. Он был похож на ряд треугольников или зубцов безупречного красно-кирпичного цвета.

Моей радости не было предела.

Я прошла второй этап! До того момента, как Мартелла Довилье превратится в настоящую ведьму, осталось всего полпути!

Я вскочила с кровати и начала стремительно одеваться. На мне была надета все та же одежда, что и вчера ночью, – простое голубое платье, в котором запутались ветки. Кое-где в волосах торчали листики. К счастью, забота Эйвина не распространилась на мое переодевание. А то, во-первых, я бы сгорела со стыда, а во-вторых, наши с подмастерьем отношения уже вряд ли были бы такими же легкими, как прежде.

Вообще, если подумать, я жила в одном доме со взрослым мужиком! Одна! Другое дело, что Эйвин вовсе не какой-то там мужик, а мой подмастерье, домовой и вообще отличный парень, но все же иногда было немного неловко.

В любом случае я считала, что мне со всех сторон повезло. И прямо сейчас я планировала поделиться с остальными жильцами дома этой мыслью. Сперва обрадовать Эйвина, что у меня теперь есть Искра Огня, затем сказать спасибо ему и Хмуре за то, что поддерживали меня и до последнего момента не бросали. А затем затискать от радости Лягурмеллу и отсыпать Шале порцию отборных улиток!

Впрочем, Лягурмелла уже оказалась тут, и далеко ходить было не нужно. Каким-то образом лягушка выбралась из своего вольера и теперь преспокойненько дрыхла у меня на комоде.

И комод тоже преобразился… Да и, если приглядеться, вся комната теперь выглядела иначе!

Потолки стали выше, вроде совсем чуть-чуть, но пространство вокруг расширилось, появилось больше воздуха. Стены, которые прежде были оклеены простыми обоями в деревенский желтый цветочек, сейчас посветлели. Я даже сперва не поверила своим глазам, но стоило подойти поближе, как оказалось, что обоев больше нет! Желтый цвет превратился в нежно-песочный, цветочки побледнели и оказались настоящим рисунком! Словно рука неведомого мастера любовно расписывала эти стены, как в каком-нибудь дворце.

На потолке появилась лепнина, окна вытянулись и стали полукруглыми. Их все так же прикрывали легкие белые шторы, поэтому сперва изменения не бросались в глаза. Все было будто бы как и раньше, но при этом совершенно неуловимо другим.

– Потрясающе, – выдохнула я, оглядывая большое напольное зеркало, по которому зазмеилась легкая кованая лоза, усыпанная крохотными цветами. – Просто волшебно! – произнесла, рассматривая изголовье кровати с точно такими же листиками и бутонами.

– Ква! – Лягурмелла проснулась, услышав мой голос, и, совершенно неожиданно потянув лапками, прыгнула ко мне на плечо.

Я дернулась от неожиданности и чуть не растянулась на новеньком пушистом ковре.

Удовольствие было еще то, я вам скажу, когда влажное холодное земноводное оказывается возле вашего лица. Но блестящие глаза лягушки так счастливо светились, что я бы ни за что не решилась ее сбросить.

– Ну… пойдем вместе, чего уж там, – улыбнулась я, аккуратно помассировав ей кожу на лбу между глаз. Кто его знает, где там у этих лягушек приятные места для чесания – чай не кошка! Но вроде бы Лягурмелла осталась довольна.

К этому моменту я таки успела надеть новое платье, на этот раз нежно-фиалкового цвета, с россыпью цветов сирени вдоль треугольного выреза. Огненно-оранжевый пояс блестел шелком и был украшен мелкими блестками. Какая же это все-таки благодать – новый наряд! Человек, который с детства не испытывал нужды в подобном, никогда не поймет.

Рыжие волосы рассыпались по плечам, убирать в прическу их я не стала, и сейчас они восхитительно сочетались цветом с поясом. Я чувствовала себя по-настоящему счастливой!

Быстро умылась, привела себя в порядок и довольная выскочила за дверь.

Мне нужно было поблагодарить друзей.

Пока я шла по коридору, в голове всплывали события минувших дней. В основном я думала о том, как странно вел себя со мной ворон. С одной стороны, казалось, будто он меня совершенно терпеть не мог, а с другой – именно он помогал мне так, как не помог бы больше никто в целом мире. Именно благодаря ему я все еще жива и у меня на левом запястье уже два магических рисунка.

Я в очередной раз пришла к мысли о том, что, даже если Хмуря помогал мне с одним-единственным расчетом – чтобы от меня отвязаться, – все равно он заслуживал мою благодарность. В конце концов он не виноват, что оказался привязанным к такой недоведьме, как я. А свои обязанности фамильяра он выполнял на все двести процентов.

Однако обнаружить Хмурю в доме не удалось. Ни на кухне, которая тоже расширилась и приобрела дополнительное помещение для ингредиентов, ни в его комнате, которая оказалась запертой, ни в подвале, ни в спальне Ирмабеллы. Последняя, кстати, тоже стала больше и теперь напоминала странный будуар. Ведьмономикон лежал не на простом деревенском столе, а посередине каменного постамента, с обеих сторон которого возвышались кроваво-красные свечи. Кровать Ржавой вдовы исчезла, а на ее месте теперь был чистый пол лакированного дерева, поверх которого оказалась начертана странная черная пентаграмма.