Текст книги "Цепная реакция"

39

ЛУИС

МНЕ ХОЧЕТСЯ ЧТО-НИБУДЬ разбить, раскурочить… что угодно. Выходя из дома Никки сегодня вечером, я четко понимал только одно: все кончено. А сам-то, идиот, думал, она чувствует ко мне то же, что и я к ней. Верил, что она сдерживается, потому что ей страшно… а оказалось, меня просто использовали, чтобы справиться с собственными тараканами.

Домой я не еду, вместо этого рулю к складу «Мексиканской крови». По дороге вижу в зеркале заднего вида машину, которую уже пару раз замечал позади. За мной что, хвост? Прибавляю скорости и углубляюсь в оживленные кварталы города – там мне удается оторваться без проблем.

Захожу на склад и вижу Марко вместе с какими-то парнями. Кто-то пьет пиво, кто-то курит дурь. Вот от таких вот сцен mi’amá и старалась меня оградить – может быть, она просто знала, что в какой-то момент я все равно в это втянусь.

Этот момент наступил.

– Привет, амиго, – говорит Марко. По его красным глазам видно, что Дельгадо пьян в стельку. – Я думал, ты сегодня собирался к своей novia.

– Она больше не моя novia. – Беру банку с пивом и залпом выдуваю. Дешевая дрянь, но свою работу сделает, надеюсь.

– Поздравляю. Наконец-то ты избавился от этой сучки. – Он салютует мне пивом. – За все большее и лучшее!

– Точно. – Сминаю в кулаке пустую банку и тянусь за следующей. И еще одной. И еще. К пятой становится уже чертовски хорошо. Как будто мне плевать на всех, особенно на Никки.

Надо сказать: то, что случилось сегодня, было ошибкой и больше не повторится. Нельзя позволять какой-то девке думать, что она меня задела и унизила. Достаю телефон и звоню.

– Привет, Ник, – говорю, когда она берет трубку. – А я с Марко. – Обнимаю другана за плечи и продолжаю: – Мы тут делимся всякими историями о тебе. Я прав, амиго?

Марко ржет, и я знаю, что она его слышит. Да, я веду себя как полный pendejo и импровизирую на ходу, но под алкоголем у меня напрочь срывает тормоза. Она сейчас может ударить меня в самое сердце – и попадет.

– Я отключаюсь, – предупреждает Никки.

– Нет! – ору я в микрофон. – Мне нужно еще кое-что тебе сказать.

– И что же?

Пора выставить себя засранцем, каким она меня и считает.

Сосредотачиваюсь, чтобы произносить все четко, но не уверен, получается ли.

– У нас все кончено.

Она вешает трубку. Мои слова причинили ей боль. Утром я пожалею, что звонил ей, но сейчас я под кайфом и мне плевать.

Спотыкаясь, бреду к холодильнику и беру себе еще пива. К тому времени, как я приканчиваю банку, у меня двоится в глазах и совершенно не получается думать… ни о чем. Я даже не помню, что именно сказал Никки, и не понимаю, правда ли я ей звонил или только подумал, что позвонил.

– Привет, Луис, – ко мне подходит Мариана. – Ты надрался.

– Да неужели?

– Что, в раю проблемы?

Мотаю головой и поднимаю повыше банку с пивом.

– Вот он, мой рай.

– А я знаю, что поможет тебе отвлечься от Никки.

– И что же?

– Я.

Она целует меня, а я слишком слаб и слишком отупел от алкоголя, чтобы сообразить и оттолкнуть ее. Мариана – не та, кто мне нужен. Она знает об этом, но ей плевать. Я ведь могу закрыть глаза и притвориться, что она – это Никки… и вот это уж точно сделает меня последним засранцем.

Мариана ведет меня в боковую комнату. Сажусь на старый продавленный диван, а она принимается меня ласкать, но мое тело не желает откликаться. Словно оно само знает, чего хочет, и Мариана не входит в список его желаний.

– Я ее люблю, – говорю я, останавливая девушку, прежде чем все зайдет слишком далеко.

– Да почему? – раздраженно спрашивает Мариана.

– Она – мой ангел.

Мариана сползает с меня и идет к двери.

– Ты не представляешь, от чего отказываешься, Луис.

Да нет, представляю. У меня была куча интрижек на одну ночь… и все они были одинаковые. С Никки все по-другому… и поэтому сегодня мне так адски плохо.

– Извини, – говорю я Мариане.

Она не отвечает. Молча выходит и захлопывает за собой дверь.

Проснувшись рано утром, я продираю глаза и понимаю, что так и продрых всю ночь на складе. Все, конечно, разъехались, за исключением нескольких членов банды, которые называют эту дыру своим домом.

Голова начинает кружиться еще до того, как я поднимаю ее, чтобы попытаться принять сидячее положение. Интересно, выгляжу я сейчас так же хреново, как чувствую себя? Смотрю на пустые банки из-под пива рядом с диваном, и к горлу подкатывает тошнота. Меня сейчас вырвет.

Выползаю на улицу и долго блюю, пока в желудке ничего не остается. Я так слаб, что едва держусь на ногах.

– Тяжкая выдалась ночка? – спрашивает невесть откуда взявшийся Чуи.

– Sí.

– Я тоже нажирался в хлам, когда был помоложе. Веселые деньки, да?

– Прямо сейчас мне не до веселья, – говорю я, и меня снова тошнит.

Он смеется, а мне кажется, что меня рвет уже собственными кишками.

– Ключ, который я дал, у тебя с собой?

– Знаешь, у меня не было возможности заглянуть в банк, – замечаю я. – К тому же, мне кажется, за мной следят.

Чуи издевательски хохочет.

– Я в курсе, что за тобой следят. Это мои люди. Ты слишком ценен, Луис, и для меня, и для банды.

Вот черт. Теперь придется чаще проверять, нет ли «хвоста».

Сото хлопает меня по спине, довольно сильно, и мой желудок, еще не отошедший после вчерашнего, переворачивается с ног на голову.

– Все путем, амиго. Даю тебе еще неделю, но потом, уж извини, придется на тебя надавить. Считай это предупреждением. Все, топай домой, – приказывает он. – Там Алекс с Карлосом, но не вздумай сказать им, что ты был здесь.

– Откуда ты знаешь, где мои братья?

– А неужели ты еще сам не понял, Луис? – удивляется Чуи. – У меня повсюду есть глаза и уши. Даже когда торчал в тюряге, я и то знал каждый твой шаг. Когда ты умотал в Колорадо, я отправил парней присматривать за тобой.

– Почему именно за мной?

– Когда будешь готов услышать – расскажу. А пока живее утаскивай отсюда свою задницу.

Я открываю дверь дома, но чувствую, что меня опять тошнит, и, не в силах добраться до ванной, бегу к ближайшим кустам. Не обращая внимания на внимательные взгляды семьи, проползаю по лестнице к себе в комнату. Спать. Все, что я сейчас хочу, – только спать. Ничком падаю на кровать.

– Луис! – mi’amá стоит в двери. Она жутко разгневана, а я не в том настроении, чтобы слушать, как на меня орут. – Где тебя носило? Я звонила тебе всю ночь, но ты так и не ответил. Какой смысл таскать с собой телефон, если ты даже с матерью не желаешь разговаривать? – Она сердито щурится. – Что с тобой? Ты под кайфом?

Краем глаза я, кажется, замечаю, как мама несколько раз осеняет себя крестом. Если она сейчас начнет зажигать свечки и молиться Papá, я точно свихнусь.

– Я напился, – говорю я. – А теперь у меня похмелье. Если бы я ответил на твой звонок, это убило бы весь кайф, поэтому я не брал трубку.

Слышу, как она резко, сквозь зубы втягивает воздух, а потом чувствую тупой удар по затылку. Мама врезала мне тапочком.

– Разве это не жестокое обращение с детьми? – стону я.

– Было бы, если б ты был ребенком. Тебе восемнадцать, Луис. Ты взрослый человек. Веди себя соответствующе!

Она выбегает из комнаты, громко хлопнув дверью. Звук такой, словно мне к черепу приставили отбойный молоток и включили его, но я подозреваю, она сделала так специально. Mi’amá не привыкла с нами нежничать, это уж точно.

Комната погружается в благословенную тишину, и я закрываю глаза. Впрочем, мое умиротворение длится не особо долго – я слышу скрип открывающейся двери.

– Хочешь запустить в меня вторым тапочком? – бормочу я в подушку.

– Не-а, – эхом разносится в моей гудящей голове голос Алекса. – Mi’amá велела нам с Карлосом пойти проверить, что ты не умер. Хотя, когда ты прошлой ночью не отвечал на звонки, она была уверена, что найдет тебя только в морге.

Алекс и Карлос вместе – убойная сила. Меньше всего я сейчас хотел бы видеть именно их. Если они тоже решили разделать меня под орех, живым мне отсюда не выбраться.

– Я в норме.

– Тогда сядь и поговори с нами.

– В таком случае я не в норме. Валите отсюда, – стону я. – Если не хотите, чтобы меня вырвало на вас.

– Что у вас с Никки стряслось вчера вечером? – спрашивает Алекс.

– Nada. У нас все в прошлом.

Карлос фыркает.

– Ну да, точно. Поверь мне, я когда-то был точно в таком же состоянии, что и ты, братец. Нажираться до соплей из-за девушки – это не выход. Поговори с ней, разберитесь.

– Я не стану с ней говорить.

Открываю один глаз и вижу, что Алекс присел на корточки рядом с моей кроватью.

– Я не дам тебе совершить ошибку и все просрать, как мы когда-то ошиблись.

– Посмотри фактам в лицо, Алекс. Я уже все просрал и не намерен в ближайшем будущем ничего исправлять.

40

НИККИ

ВСЕ ИЗМЕНИЛОСЬ В МГНОВЕНИЕ ока: Луис, я… мы… Остаток той субботней ночи я провела, рыдая в кровати, не понимая, как все могло настолько выйти из-под контроля. И звонок Луиса, раздавшийся посреди ночи, нисколько не помог. Боже, как лихорадочно бился пульс, когда я увидела на экране его номер! Вдруг он скажет, что будет ждать, когда я открою ему свое сердце, и неважно, сколько времени это займет? Если Луис действительно меня любит… Ох, теперь это уже не важно. Он сказал, что все кончено.

Проблема в том, что чувства, которые я испытывала и испытываю к Луису до сих пор, настолько сильные, что меня это пугает. Я хотела заняться с ним любовью – всей душой хотела, – но мои страхи заставили меня оттолкнуть его. И в конце концов я смогла дать ему только свое тело. Этого Луису было мало.

В понедельник я изо всех сил стараюсь не смотреть на него, но каждый раз, как открываю глаза, вижу Луиса то у шкафчиков, то в коридоре вместе с друзьями. Он избегает моего взгляда, даже на химии, когда мы стоим за лабораторным столом лицом к лицу.

Во вторник после химии Кендалл спрашивает:

– Пойдешь со мной после уроков на футбол?

– Нет. Однозначно нет, – отвечаю я.

Подруга останавливается и с жалостью смотрит на меня.

– Почему ты не хочешь рассказать, что случилось в субботу вечером?

– Мы с Луисом расстались.

– Это я знаю. Не хочешь поделиться, как это произошло?

– Когда буду готова. Пока что – не могу.

Она вздыхает.

– Ладно. В любом случае я рядом, ты знаешь.

– Ты всегда рядом. Не устала еще от меня? Может, пора поискать себе другую лучшую подругу, которая не так сильно будет выносить тебе мозг?

– Не дождешься. – Кендалл тепло улыбается. – Ты меня вдохновляешь.

– На что? На истерики?

– Нет, конечно. Ты вообще прикидываешь, скольким собакам помогла спастись от смерти? Ты – девушка, которая не боится иметь дело с неудачниками.

– Я сама себя чувствую жуткой неудачницей.

– Значит, ты никогда не узнаешь, каково это – ставить на себе крест. Ты сильнее, чем думаешь, Никки.

Каждый день, каждую минуту мне хочется написать Луису эсэмэс. Или позвонить – просто чтобы услышать его голос.

В среду Луис болтает с Марианой возле своего шкафчика. Во время обеда они сидят рядом. На химии он отпускает какую-то шутку, и она ржет так, что мне кажется, у нее сейчас легкие взорвутся. Слава богу, что в четверг после уроков мне нужно поработать в приюте. Возня с собаками поможет мне хоть ненадолго выбросить из головы мысли о Луисе.

Отмечаюсь у дежурной и бегу обратно к клеткам. Сердце пропускает удар, когда вижу, что отсек Гренни пуст и в специальном кармашке на двери нет ее розовой идентификационной карточки.

Она умерла ночью, когда была совсем одна, в жутком страхе? Или так отощала от голода, что ее пришлось отвезти к ветеринару? Запаниковав, бегу к Сью.

– Что случилось с Гренни? – спрашиваю я.

– Ее забрали. – У нее звонит телефон, и, прежде чем ответить, Сью скороговоркой выпаливает: – Думала, ты знаешь.

Откуда бы я узнала? Я же не готовила ее документы. Достаю и изучаю книги заявок на собак и просматриваю утвержденные. Когда вижу кличку Гренни на последнем листе, сердце сжимается от счастья, что она наконец обрела дом.

Пока не добираюсь до имени и фамилии того, кто ее забрал. Луис Фуэнтес.

– Быть не может, – выдыхаю я.

– Твой друг пришел вчера прямо перед закрытием и забрал Гренни, – говорит мне кто-то из волонтеров.

Луис знал, что я сама хотела забрать бульдожку. Как он посмел увести ее у меня из-под носа?! Наверняка сделал это, чтобы меня позлить. Господи, как я вообще могла общаться с человеком, который забирает собаку из приюта только ради мести?

В мозгу мутится от ярости. Я выполняю положенную работу – мою клетки, гуляю с собаками, – но как только заканчивается мое время, прыгаю в машину и несусь к дому Луиса.

Стучу в дверь.

Тишина.

Колочу кулаком.

По-прежнему тихо.

Прикладываю ухо к двери и слышу работающий телевизор. Значит, кто-то точно дома.

Я протискиваюсь через кусты к свободному пространству перед окном. Вижу, что Луис сидит на диване, положив Гренни на колени, и стучу по стеклу, чтобы привлечь его внимание. Он поднимает глаза, и я тычу пальцем в сторону чертовой двери, на универсальном языке жестов давая понять, чтобы он мне открыл.

Протискиваюсь обратно к крыльцу и вижу, что дверь уже открыта.

– Ты бы поосторожнее по кустам шастала. Я там блеванул несколько дней назад.

Фу! Я и так старалась не наступать ни во что подозрительное, но в этих зарослях все равно ничего не было видно.

– Не могу поверить, что ты украл мою собаку!

– Я не крал собаку, Ник. Неужели ты меня считаешь настолько жестоким?

– Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. О Гренни.

– А что, когда собаку официально забирают из приюта, это считается кражей?

Я прищуриваюсь.

– Ты знал, что я сама хотела ее взять.

– Даже если так – что такого? Ты же знаешь эту поговорку… Кто не успел, тот опоздал. Могу по-испански сказать, хочешь?

Луис явно делает все возможное, чтобы меня позлить, и ему это удается.

– Нет. Ты ведь даже не хотел заводить собаку.

– Теперь захотел. Мы с Гренни уже как родные. – Он скрещивает пальцы. – Вот так.

– Вся эта история ведь никак не связана с Гренни. Дело в нас с тобой.

– «Нас с тобой» больше не существует, забыла?

Его слова кусаются и больно жалят меня.

– То есть ты украл ту самую, единственную в приюте собаку, к которой я привязалась, просто чтобы вывести меня из себя и поприкалываться надо мной?

– Я тебя умоляю, не воспринимай все так серьезно. Да не ради мести тебе я ее забирал. В районе было несколько краж, и мы решили, что сторож не помешает.

– Она слепая, Луис! – ору я. – Она ничего не видит. Я даже не уверена, что она может лаять. Гренни уже одной лапой в могиле, понимаешь?

Он делает вид, что мои слова жутко оскорбили и его, и бульдожку.

– Ш-ш, зачем ты такое говоришь, она же все слышит!

– Ты издеваешься, да?

Луис пожимает плечами.

– Слушай, сотрудница приюта приняла мою заявку. Если у тебя какие-то проблемы – разбирайся с приютом, не со мной. Мне плевать, что ты себе напридумывала.

Если бы это был мультик, у меня из ушей повалили бы сейчас огромные клубы пара.

– Что насчет вечера субботы, Луис? Ты вроде говорил, что любишь меня?

– А разве не это говорят парни своим подружкам перед тем, как переспать с ними, а? Я думал, это такое обязательное условие для секса.

– Врешь.

– Чего ты пытаешься от меня добиться, Ник? Чтобы я вернулся в твою постель, а ты бы в это время думала о другом парне? Нет уж, спасибо.

Гренни вразвалочку подходит к двери. Луис наклоняется и подхватывает ее на руки. По той нежности, с которой он держит бульдожку, я вижу, что в нем очень много тепла и заботы. Только он пытается их не показывать.

– Ты не знаешь, о чем я думаю, Луис. И не притворяйся, будто у тебя нет от меня никаких секретов. Ты явно проворачиваешь какие-то сомнительные дела с этим парнем, Чуи. Не в бойскауты же он тебя завербовал. И тем не менее я решила не обращать внимания на предупреждающие знаки и довериться тебе. А ты врал мне, так ведь? У тебя тайн больше, чем у Пентагона.

– Я всем вру. Ничего особенного.

– Для тебя, может, и ничего. Для меня – важно. – Указываю на шрам на его руке. – Это ведь не в гараже случилось. Тебя порезали в драке?

– Мимо. Подстрелили из пистолета. – Луис опускает Гренни на траву, чтобы она могла побегать вокруг, и примирительно поднимает руки. – Ладно, хорошо. Ты меня поймала. Перед тобой стоит новенький член «Мексиканской крови», детка. Я торгую наркотой и вымогаю у людей деньги, а Марко меня прикрывает. Это мой секрет. А у тебя какой?

Тяжело сглатываю, пытаясь хоть как-то подготовиться к тому, чтобы рассказать правду. Раз больше не имеет никакого значения, кто такой Луис, почему тогда по щекам у меня текут слезы? Мне хочется их сдержать, но не получается. Я злюсь, мне больно, грустно… Он такой же, как Марко. Сколько бы я ни пыталась это отрицать, правда в буквальном смысле колет глаза.

– Я была беременна от Марко. В тот день, когда он порвал со мной. – Луис, совершенно ошеломленный, отступает от меня на шаг. – Я потеряла ребенка сразу после того, как мы вернулись со свадьбы Алекса, и едва не умерла. Но то, что происходит между нами, никак не связано с тем, что было у меня с Марко! – кричу я, накручивая сама себя. – Все дело в доверии. В глубине души я знала, что ты врешь мне о банде. И не стоит укорять меня в излишней скрытности, Луис. Я была почти готова наплевать на все и попробовать снова довериться другому. Да, мне требовалось время, и, может, не все получилось так, как надо, но я по крайней мере попыталась. Я не собиралась этого говорить, но в том, что я молчала и сдерживалась, виноват ты, а не я. Ты слишком многое от меня скрывал.

Я достаю из сумочки метеорит.

– Может, я и не смогла этого сказать, но попробовала показать. Показать, как сильно ты мне небезразличен.

Слезы уже потоком льются по щекам. Я не удерживаю камень, и он падает на крыльцо к моим ногам.

Жду, что после моих слов Луис захлопнет передо мной дверь, но этого не происходит. Он не сводит с меня глаз.

– Почему ты не рассказала? – негромко говорит он и тянется ко мне.

Я бью Луиса по руке.

– Не смей больше никогда ко мне прикасаться!

41

ЛУИС

ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ, САДЯСЬ на мотоцикл на парковке возле библиотеки – я писал там эссе для поступления в Пердью, – вижу машину, которую уже не раз наблюдал у себя на хвосте в зеркало заднего вида. Только теперь она подъезжает и останавливается прямо передо мной, перекрывая дорогу.

Парня, вышедшего из нее, я тоже уже видел пару раз на складе банды, но ни разу не разговаривал с ним. Знаю только, что это кто-то из НБ.

– Чуи хочет поговорить с тобой.

– Попозже, – не соглашаюсь я.

– Ты не понял, – парень шагает ближе ко мне. – Он хочет поговорить с тобой прямо сейчас.

Приходится оставить мотоцикл на стоянке и сесть в машину. Я старался избежать этой встречи, но не получилось. А ключ, который дал Сото, висел у меня на совести как неподъемный груз.

Чуи сидит на заднем сиденье и ждет меня. Мы колесим по городу – видимо, просто так, без определенной цели.

Достаю ключ из бумажника.

– Я не могу это сделать. Думал, что смогу, но никак.

Жуткий, полный ненависти взгляд Никки, когда я попытался успокоить ее после того рассказа о беременности и ребенке Марко, заставил меня осознать, что между нами действительно все кончено. Она ненавидела Марко, ненавидела «Мексиканскую кровь», а теперь и меня туда же записала, потому что я ее предал, как и Дельгадо. Я всю неделю пытался понять, знает ли Марко о беременности Никки, но ни на одну приманку он не клюнул. То ли понятия об этом не имеет, то ли решил хранить в секрете.

– Тебя тянет к банде, – говорит Чуи. – Но ты не знаешь почему.

Храню молчание. Каждое сказанное им слово – чистая правда. Но я в этом не признаюсь, потому что мне стыдно.

– Не стоит скрывать свои истинные чувства. Tu papa[65]65
  Твой отец.


[Закрыть] хотел, чтобы ты был в «Крови», Луис. Он сделал так, чтобы тебя оберегали и охраняли. Он принес тебя на склад спустя неделю после твоего рождения и благословил тебя на служение «Мексиканской крови»… собственной кровью. Ты полноценный, настоящий член банды, Луис.

Да ну на хрен.

– Мой отец умер еще до моего рождения, – говорю я. – Алекс рассказывал, что он был там и видел, как убили papá… То, о чем ты говоришь, не имеет никакого смысла, если только…

– Твой отец – не Фуэнтес, – говорит Чуи, прерывая мое замешательство. Он достает из кармана фотографию и протягивает мне. – Я лично при этом присутствовал.

Я разглядываю снимок. Гектор Мартинез, с широченной улыбкой на лице, держит высоко над головой ребенка, совсем крошку, – словно король представляет подданным своего новорожденного наследника, принца. На лбу малыша четко видны написанные кровью буквы: МК, «Мексиканская кровь».

– Это ты, – объясняет Чуи. – И твой papá. Твой настоящий papá.

Он еще не успевает договорить, а я чувствую, как меня накрывает волной ужаса. Нет, это не может быть правдой. Но, с другой стороны, сразу вспоминается куча мелких знаков и намеков. Я никогда не видел своего свидетельства о рождении. Когда ранили Алекса, Карлос ходил сдавать кровь, но меня mi familia ни о чем подобном не просила, и это настораживало. Чего боялась мама? Того, что мы с Алексом не совпадем по крови, или того, что мы братья только наполовину и я об этом узнаю? Чуи сказал, меня благословили на служение банде, но mi papá умер до моего рождения. Если это так, то я никак не мог с рождения принадлежать «Мексиканской крови». А если я действительно благословлен бандой, значит, мой отец в то время был ее членом.

Мне нужны ответы, и желательно прямо сейчас. Получается, mi’amá старалась оградить меня от бандитской жизни, потому что не хотела, чтобы я узнал правду?

До сих пор я четко знал, кому предан, а кому нет. Теперь я уже ни в чем не уверен.

– Отвези меня обратно в библиотеку, – говорю я чуваку, который сидит за рулем. – Мне надо выбраться отсюда.

Водитель косится в сторону Чуи, и тот утвердительно кивает.

Даже когда мы останавливаемся на парковке и я выхожу из машины, то чувствую, что ловушка, в которую меня загнали, никуда не делась. Чуи знает, где меня найти, знает, чем пригрозить, чтобы я не смог отмахнуться и проигнорировать. Фотку с Мартинезом я оставляю в машине Сото, надеясь, что хоть так удастся избавиться от застрявшей в голове картинки: Гектор гордо показывает всем своего сына, младенца… меня.

За размышлениями я не замечаю, как оказываюсь у дома Алекса. Стучу в дверь, надеясь, что брат никуда не уехал: мне нужны ответы, а он – единственный человек, кто может их дать. Алекс открывает.

– Что случилось, Луис?

Я решаю не ходить вокруг да около.

– Ты мой брат? – спрашиваю я.

– Конечно, я твой брат. – Он сбит с толку.

– Так, давай уточню. Я тебе сводный брат, не родной?

Алекс не отвечает, только смотрит на меня, и татуровки «Мексиканской крови» у него на груди и руках вдруг начинают неимоверно меня бесить.

– Да пошел ты, Алекс!

– Что происходит? – Бриттани подходит к нам с Пако на руках. – Луис, ты выглядишь не очень здоровым. Надеюсь, не подхватил от Пако простуду. У тебя все в порядке?

– Уиз! – Племянник хлопает в ладоши, он очень рад меня видеть.

– Нет, не все у меня в порядке. – Я с презрением смотрю на Алекса. – Брит знает?

Он медленно кивает.

– Что я знаю? – непонимающе уточняет Бриттани, крепче заворачивая Пако в одеяльце. – Да что тут у вас стряслось?

– Алекс только что подтвердил, что я ему не брат, – говорю я.

Алекс разворачивает меня за плечо к себе. Мы смотрим друг другу в глаза.

– Черт возьми, конечно, ты мой брат.

– Угу, наполовину. А вторая половина не скажешь чья?

– Не знаю, кто чего тебе наплел, но…

– Мой отец – Гектор Мартинез, так ведь?

Я смотрю на плечо Алекса. Туда попала пуля Гектора – сразу после того, как Мартинез убил Пако.

– Ну? Ведь так? – настаиваю я.

Алекс сдается.

– Sí, Луис. Твой отец – Гектор Мартинез.

Бриттани успокаивающе кладет руку мне на плечо, но я сбрасываю ее.

– Карлос тоже в курсе? Или я все-таки не единственная паршивая овца в нашей семейке, кто еще не знает, кем на самом деле был мой ублюдок-отец?

Алекс явно не хочет говорить. Конечно, он предпочел бы, чтобы я по-прежнему ничего не знал, но теперь это не прокатит. Я больше не ребенок. Далеко не ребенок.

– Скажи мне! – ору я. Все мышцы напряжены, и я с трудом сдерживаю невесть откуда взявшуюся безумную ярость, бурлящую внутри.

– Успокойся.

– Нечего меня успокаивать. Не смей говорить мне ничего, кроме истинной правды.

– Ладно. – Алекс проводит рукой по волосам. – Карлос подозревает. Он как-то обмолвился мне об этом, лет десять назад, но я велел ему заткнуться и больше никогда не поднимать эту тему. Он и не поднимает.

– Что ж, да здравствуют тайны семьи Фуэнтес! – саркастично замечаю я и, чувствуя в горле комок размером с баскетбольный мяч, все-таки решаюсь спросить: – Он что, изнасиловал маму?

– Нет.

– Она изменила отцу?

– Не совсем. Почему бы тебе самому не поехать домой и не спросить у нее?

– У меня нет дома, Алекс.

– Не глупи, Луис. Твой дом – там, где твоя семья. А Mamá сделала это, чтобы мы были в безопасности.

– То есть она себя продала. Мило.

Алекс отталкивает меня, в его глазах вспыхивает безумный гнев.

– Не смей так говорить о mi’amá! Она сделала то, что нужно было сделать. Точка. Не суди ее, если не знаешь, что тогда произошло.

Все это время я был непроходимо слеп. Доказательства валялись прямо у меня под носом, а я даже не удосужился соединить их в осмысленное целое. Жил себе в иллюзии, что я – золотой ребенок, последний подарок жене от убитого мужа, а все было совсем не так. На самом деле я никогда не был золотым ребенком. Я был белой вороной… Называл себя Фуэнтесом, но не имел права на это имя.

Я отступаю от Алекса.

– Adios, братец.

– Что это, черт побери, значит?

– Это значит, что я ухожу. Навсегда.

– Никуда ты не уйдешь.

– Ты не сможешь удержать меня, Алекс. Черт, вообще-то у нас с тобой отцы разные!

Я невольно вспоминаю, сколько раз переживал из-за Карлоса, потому что он казался самым ненормальным из нас. Природа не дала ему ни мозгов, ни терпения, как нам с Алексом.

Но судьба подшутила не над ним, а надо мной. Мы с братьями – даже не одной крови.

– Ты что же, думаешь, гены имеют какое-то значение? – вскидывается Алекс. – Ни фига. Ты был моим братом с той самой секунды, как родился. Я держал тебя на руках, когда тебе и часа не исполнилось. Ты был моим братом, когда Mamá пропадала на работе и я подтирал тебе задницу и менял памперсы. И ты будешь моим братом до последнего моего вздоха! ¿Comprende?

– Но ты отнял у меня мою историю… мое происхождение!

– Я ничего у тебя не отнимал, Луис. Твой биологический отец был… – Он замолкает.

– Ну давай, продолжай, Алекс. Говори уже, нечего отступать.

– Гектор Мартинез – конченый интриган, манипулятор и засранец. Он запугивал других людей, чтобы заставить их делать то, что ему было нужно. Он был наркобароном и убийцей. Мы еще оказали тебе большую услугу, не сказав, что половину своих генов ты унаследовал от человека без чести и совести.

– Ты бы поосторожнее, Алекс. – Я пихаю его в грудь, готовый и к драке, если она завяжется. – Ты говоришь о моей крови.

Мои слова причиняют ему боль, я вижу это.

– Очнись, Луис. Ты стоишь перед своей кровью. Я – твоя кровь.

С отвращением разглядываю его.

– Все, что я вижу перед собой, – бывшего члена «Мексиканской крови». Предателя моего народа.

– Хватит нести чушь.

– Будь начеку, братан. Никогда не знаешь, кто твой друг… а кто – враг.

Вылетаю из дома, не обращая внимания ни на просьбы Алекса вернуться, ни на мольбы Бриттани не уходить. Она еще успевает крикнуть, что вместе мы со всем справимся.

Вот только не хочу я ни с чем справляться.

Чуи был прав. Быть в банде – моя судьба, мое право, данное от рождения. Я говорил себе, что хочу быть ближе к Сото, чтобы разузнать нужную мне информацию о «Мексиканской крови», но я врал сам себе. Все это время я хотел быть в банде, быть ее частью, пусть даже это связано с наркотой и вымогательством. Я еду на склад «Крови», а в голове бьется только одна мысль: я должен оправдать наследие моего отца.

Чуи сидит в своем импровизированном кабинете и разговаривает с НБ, которых я не знаю. Он вскидывает на меня взгляд – и сразу же велит всем убраться вон. Остается только здоровенный парень по имени Тини, хотя трудно придумать более неподходящее ему имя[66]66
  Tiny (англ.) – малютка, крошка.


[Закрыть].

– Я пойду в банк и посмотрю, что лежит в ячейке, – говорю я. – Но у меня есть условия.

Вездесущая сигара по-прежнему торчит в углу его рта. Чуи вынимает ее и выпускает дым в воздух. Я слежу, как тот медленно собирается в облачко над его головой и растворяется в прокуренной атмосфере комнаты.

– Условия?

– Sí. Первое: ты никогда больше не будешь угрожать семье Алекса, Карлоса или mi’amá. Второе: ты устроишь мне посвящение в банду, точно такое же, через какое проходят все.

Хватит болтаться между двумя мирами. Я выбрал свой и не хочу, чтобы кто-нибудь принимал меня за того, кем я не являюсь и кем я никогда не стану.

– Рад, что ты передумал, Фуэнтес.

– Не называй меня так, – обрываю его я. – Я не Фуэнтес, и ты это знаешь, так что хватит нести чушь. Так ты согласен с моими условиями или нет?

Мы пристально смотрим друг на друга.

– Конечно. Гектор предсказывал, что из тебя вырастет настоящий боец, – с гордостью говорит Чуи, а я невольно вспоминаю фотку, где Гектор держит новорожденного меня. Сото кивает Тини, чтобы тот позвал обратно остальных НБ. – Ребята, тут вот Луис желает закрепить за собой место в нашей дружной семье, – кричит он, когда все собираются в кабинете. – Проблема в том, Луис, что ты уже благословлен бандой. Посвящение тебе не нужно.

– Я сам хочу. Хочу вступить в «Мексиканскую кровь» как новый член.

Сото смеется.

– Хочешь, чтобы мы выбили из тебя все дерьмо?

– Хочу пройти посвящение, как Алекс. Да, я не ищу легких путей. Но я справлюсь.

Справлюсь и покажу им, что от меня не нужно скрывать правду. Мне кажется, я даже слышу, как Гектор Мартинез из могилы подбадривает меня, подначивает бросить вызов и доказать этим парням, что и я не лыком шит и умею быть таким же жестоким, каким был он.

Чуи изгибает бровь.

– Справишься, значит?

– Я сын своего отца, – упрямо говорю я. – Начинай уже.

– Mi placer[67]67
  С удовольствием.


[Закрыть], – весело отвечает он и кричит: – Эй, Рико! Собирай парней, давай устроим Луису наши фирменные тринадцать секунд! Я тоже присоединюсь. – Чуи трещит костяшками пальцев, разминая их. – Ох и весело будет!