Текст книги "Цепная реакция"

46

НИККИ

ЛУИС НЕ ПОЯВЛЯЛСЯ в школе всю неделю. Я позвонила Бриттани, и она меня успокоила, сказав, что за ним присматривают Алекс с Карлосом. Алекс бодро отрапортовал, что выздоровление идет даже быстрее, чем ожидалось.

Наверное, только поэтому я согласилась поиграть в гольф в «Брикстоуне» – с Кендалл, Дереком и Хантером. Мне не очень хотелось, но надо было хоть на какое-то время выкинуть из головы мысли о Луисе и перестать беспокоиться, вот я и поехала.

Я давно сбилась со счета, сколько раз порывалась отправиться к Луису домой. Шесть раз, не меньше, я даже садилась в машину и выруливала на улицу, но всегда останавливалась, не доехав даже до переезда через железную дорогу, которая отделяет южные кварталы от северных.

– Я рад, что ты поехала с нами, – говорит Хантер.

Убираю клюшки в гольф-карт и сдержанно улыбаюсь ему.

– Я тоже.

– И я, – добавляет Дерек и толкает Кендалл в бок.

– И я, – кисло произносит подруга.

На восьмой лунке Дерек принимается учить Кендалл делать подсечку, чтобы мяч не попадал в песчаную ловушку, а Хантер усаживается в гольф-карт рядом со мной.

– Пойдешь со мной на бал выпускников, – говорит он.

Я уточняю:

– Это вопрос или утверждение?

– Учитывая, что я не хочу давать тебе даже возможность сказать «нет», это скорее всего утверждение. – Он обнимает меня за плечи. – Ты же знаешь, я всегда хотел с тобой встречаться.

– Врешь. Ты хотел добавить меня в свою коллекцию.

– Увы, ты права. Так что насчет моего предложения?

Я опускаю глаза и разглядываю его зеленые туфли для гольфа, разумеется, сшитые по спецзаказу, с блестящими золотистыми узорами на ткани. На них вышиты инициалы Хантера, тоже золотые. Луису в таких и помереть было бы стыдно.

– Я не могу пойти с тобой на бал, Хантер.

– Ага. И дело в моих туфлях?

– Нет. Дело в том, что я люблю другого.

– А он об этом знает?

– Знает. Но не верит мне.

Когда мы с Марко расстались и я увидела, что он целуется с Марианой, я не стала за него сражаться. Я сдалась и позволила банде забрать его у меня. С Луисом все иначе. Я поняла, что не хочу сдаваться и предавать нас обоих, и буду бороться за него, делать все возможное, чтобы он вернулся. Я не просто люблю Луиса всем сердцем – я люблю его душой, самой сокровенной своей частью, как будто он – часть меня самой.

И рано или поздно Луис об этом узнает.

47

ЛУИС

Я УЛУЧАЮ МОМЕНТ, КОГДА Алекс куда-то выходит, а Карлос смотрит в гостиной телевизор, хватаю рюкзак и выбираюсь из своей комнаты через окно. В кармане у меня лежит ключ от ячейки, и я твердо намереваюсь попасть сегодня в банк. Глупо рассчитывать, что мой побег не заметят и удастся вернуться тайно, но я должен узнать, что лежит в ячейке. Поэтому я, не колеблясь, воплощаю свой план в жизнь и добираюсь до банка переулками, постоянно оглядываясь и проверяя, что за мной никто не следит.

В банке я показываю удостоверение личности и подписываю бумажку, на которой значится, что именно я – владелец ячейки. После этого сотрудники провожают меня в депозитарий и оставляют в одиночестве. Я наконец открываю ячейку и замираю от неожиданности.

Первое, что я вижу, – пачки стодолларовых купюр. Тут тысяч десять или пятнадцать баксов, и я чувствую, как быстрее начинает биться сердце. Намеренно не смотрю наверх, боясь попасть в камеру – как будто кто-то может следить за каждым моим шагом. Но в любом случае я нервничаю, видя такие огромные деньги. Что я должен с ними сделать? Зачем Гектор написал на ячейке мое имя? Не факт, что я когда-нибудь узнаю ответы на эти вопросы.

Кроме денег в ячейке лежит клочок бумаги с длинным рядом цифр и буквами под ним: КОДМОЛЧАНИЯ – именно так, все заглавные и без пробела.

А под долларами я нахожу еще один листок – с тиснением и печатью, подтверждающей, что это оригинал, – мое свидетельство о рождении.

Луис Сальваторе Мартинез Фуэнтес.

Бездумно пялюсь на два последних слова… значит, mi’amá вписала Гектора в мое свидетельство о рождении как отца. И дала мне его фамилию, но так и не сказала об этом мне. Внизу листа, где указаны данные о родителях, я вижу в графе «отец» имя «Гектор Мартинез» – и подпись. Этот ублюдок официально признал меня своим сыном.

Как бы там ни было, я не чувствую себя Мартинезом. Я не Мартинез и не могу принять фамилию и все, что с ней связано, как часть себя. Просто не получается.

Я переписываю цифры с бумажки себе на руку, сворачиваю свидетельство о рождении, убирая его в карман, и вставляю ячейку обратно, на место. Мысли о деньгах неотвязно преследуют меня – с тех самых пор, как я их увидел. Пытаюсь заставить себя забрать их – ведь они мои, правильно? – и не могу. Пусть они нужны mi’amá, и Алексу, и… и Карлос с Киарой могли бы жить вместе, но…

Но что, если это грязные деньги? Что, если Гектор получил их, убив кого-то или торгуя наркотиками? Вот зараза, я член «Мексиканской крови», и у меня есть совесть, черт бы ее побрал. Не очень хорошее сочетание.

Все-таки перекладываю деньги из ячейки в рюкзак, выхожу из банка и сажусь на автобус, идущий до местной библиотеки, надеясь, что не обзавелся «хвостом». Если Чуи пронюхает, что я был в банке, то поймет, что я доставал ячейку и видел содержимое. Чего ему от меня нужно? Отдать деньги и сообщить цифры, переписанные с той бумажки? А если я этого не сделаю, что будет? Чуи меня убьет? С другой стороны, если я подчинюсь, то зачем буду ему нужен? Как ни крути, а я в любом случае в заднице.

Если бы мы с Никки сейчас были вместе, она тоже оказалась бы под ударом. Так что я скорее рад, что прогнал ее, хотя из-за этого медленно пожираю сам себя изнутри.

И рассказать обо всем Карлосу с Алексом я тоже не могу. Они и так уже вляпались в это сильнее, чем я рассчитывал. А теперь, когда вернусь домой, и вовсе глаз с меня не спустят ни на минуту, зуб даю. Если Карлос встрянет в ситуацию, что-то пойдет не так и его арестуют, то скорее всего с позором вышвырнут из армии. Алекс может остаться без стипендии и даже без семьи… Если он загремит в тюрьму, второй его ребенок родится без него.

Нет уж, я ни за что не дам им вмешиваться. Может, я и Мартинез, но чувствую себя Фуэнтесом, и никем больше.

Оглядываюсь и вдруг понимаю, что за мной тащится черный «камаро». Парень за рулем подозрительно похож на pendejo, оказавшегося в том доме на территории «Ф-5», куда мы с Марко мотались за пятью штуками баксов.

К счастью, Фейерфилд я знаю как свои пять пальцев. Иду к полицейскому участку, который находится как раз рядом с библиотекой. Заскакиваю внутрь и сажусь в вестибюле – жду, пока проедет мой преследователь. Потом огибаю участок и через заднюю дверь вхожу в библиотеку.

Я заказываю час пользования компьютером, захожу в гугл и набираю то, что было написано на бумажке в ячейке. Поиск ничего не дает. Что могут означать эти цифры? Наверняка не номер телефона – ни один из них не начинается с двух нулей. В конце концов делаю вывод, что это какой-то код, пароль или номер счета. Счета в банке, например. Но в каком? Их же тысячи. Как, ради всего святого, я должен понять, о каком банке идет речь? А может, это никакой не счет и цифры вообще ничего не значат…

Бесполезно. Оплаченный час истекает, а я до сих пор не имею ни малейшего понятия, что означают таинственные цифры. Оглядываюсь и вижу, что возле компьютерной стойки скопилось уже немало народу, ждущего, пока освободится комп. Черт. Мне нужно больше времени.

Вернувшись домой и собираясь подняться обратно к себе в комнату через окно, я вдруг вижу Рейеса. Он курит сигарету на заднем крыльце своего дома, повернувшись ко мне спиной, голый по пояс, и я совершенно ясно могу разглядеть между его лопаток татуировку. «Ф-5».

Рейес – бандит, выдающий себя за копа? Вот блин. Чем он тогда тут занимался? Следил за мной? Все это спланировано? Чуи упоминал, что присматривал за мной даже тогда, когда я жил в Колорадо. А вдруг он мне лапшу на уши вешал?

Черт, я так запутался, что, кажется, голова сейчас просто взорвется. Но я совершенно точно знаю одно: на глаза Рейесу лучше не попадаться. Поэтому огибаю дом и захожу внутрь через переднюю дверь, как положено.

Питерсон сидит за кухонным столом и разглядывает меня через стекла очков.

– Разве вам не пора уже рожать? – брякаю я от неожиданности.

Она прикасается к своему выпирающему животу.

– Да, теперь уже в любой день могу попасть в роддом. И я буду в декрете, так что тебе придется немножко от меня отдохнуть, несколько месяцев. Надеюсь, ты не сильно расстроишься.

– Ни чуточки не расстроюсь.

– Ты чуть не пропустил наше занятие, – говорит Питерсон и глядит на часы. Учитывая, что мои шансы остаться живым в ближайшие недели весьма малы, ей вряд ли стоит тратить на меня время.

– Послушайте, миссис Пи, я знаю, что братья вроде как заставили вас прийти сюда, но вы напрасно это делаете.

– Ну уж нет, я тебя не брошу, – говорит она, похлопывая по стулу рядом с собой.

– А я бы бросил.

– С Алексом не прокатило, и с тобой не прокатит. Хотя твой старший брат имел все основания забить на меня, но не сделал этого.

Угу, только у Алекса не было такой связи с бандой, как у меня сейчас.

Химичка командует:

– Покажи мне, что вам задали по математике.

– Не хочу быть невежливым, миссис Пи, но я однозначно лучше вас разбираюсь в математике, – говорю я и за пять секунд решаю все задачи. Благо, «добрые» братья нашли мой учебник и «случайно» оставили его на столе в кухне.

– Мистер Гаспер дал мне новые задачи. Я сделала копию. Спорим, что я решу все быстрее тебя?

– О'кей. На что спорим?

Миссис Питерсон достает бумажник, открывает его и вынимает пятидолларовую купюру. А я во все глаза смотрю на ее руки: с другой стороны кошелька лежат чеки, и на каждом… на каждом внизу – длинный ряд цифр. Первые две везде – нули.

– А что это за цифры? – спрашиваю я, указывая на чеки.

– Код банка и номер счета. Почему ты спрашиваешь?

Гляжу на ряд цифр у себя на ладони и чувствую, как в кровь выплескивается адреналин. Вот оно. Код банка и номер счета.

– Просто так, – отвечаю я. – Никогда не имел дела с чеками.

Следующие десять минут я слушаю лекцию о том, как это работает. Миссис Пи даже заставляет меня взять пустой чек из ее кошелька и заполнить его как полагается.

– И распишись вот тут, – говорит она, указывая на нижний правый угол. – Умение обращаться с чеками – навык, который точно пригодится тебе в жизни.

– Предпочитаю владеть другими навыками, – возражаю я.

– Ну да. Только не думаю, что умение сквернословить или драться со всеми подряд – это полезные навыки.

– Как по мне, так очень полезные.

Химичка качает головой и разочарованно вздыхает.

– Ты должен знать о чеках кое-что еще. – На том чеке, на котором я тренировался, она пишет большими жирными буквами: «НЕДЕЙСТВИТЕЛЕН». – Пусть это будет первый и последний раз, когда ты писал свое имя на чужом чеке. Если ты так поступишь или подделаешь чью-то подпись на чеке, это преступление. За него тебе грозит тюрьма, так что принимай правильные решения, Луис. Сосредоточься на математике, естественных науках и хороших оценках в школе. Это тебе непременно поможет. А от драк толку не будет. – Миссис Питерсон кладет передо мной лист с заданиями по математике. – Ну так как? Спорим?

Берусь за карандаш.

– Идет, миссис Пи. Но должен предупредить: в математике я гений.

– Вот и отлично, – она хлопает меня по плечу. – Этот навык тебе точно пригодится. И когда в университете будешь учиться, и когда в космос полетишь.

Если раньше, чем полечу в космос, я не загремлю в ад.

48

НИККИ

Я ПОПРОСИЛА ДЕРЕКА ПЕРЕДАТЬ Луису мою записку. Вскоре он эсэмэс отчитался, что задание выполнено, а значит, мне остается только ждать. Если Луис не придет, пойду к нему сама.

Я еле смогла решить, что именно надеть, а теперь вот опять сомневаюсь, правильно ли выбрала. Что, если он не вспомнит платье, в котором я была в тот вечер, когда мы впервые встретились? Что, если он не вспомнит, в какой комнате мы находились, когда впервые обратили внимание друг на друга?

С другой стороны, обстановка совершенно неважна. Важно, что Луис знает: я его люблю и собираюсь бороться за нас обоих.

Да, Луис вступил в «Мексиканскую кровь». Но если он поймет, что связь между нами сильнее, чем любая другая, то сможет порвать с бандой, и все наладится. Я не могу не верить, что на самом деле Луис не хочет быть в «Крови», а значит, найдет способ вырваться из ее тисков.

Смотрю на телефон. От Луиса – ни звонка, ни эсэмэс, хотя уже девять вечера. В записке я попросила его встретиться со мной именно здесь и именно в это время. С каждой отсчитываемой секундой я все сильнее беспокоюсь, что Луис вообще не придет, но стараюсь не терять надежды. И даже в девять пятнадцать я все еще верю, хотя его по-прежнему не видно. Чувствую себя как в том фильме, где девушка стоит на питчерской горке и ждет своего парня. И, когда уже она совсем отчаивается, ее герой появляется на поле, подбегает к ней, и они живут долго и счастливо.

Луис – мой герой, даже если он сам об этом пока не знает. Сегодня узнает… если вообще появится.

В сотый уже раз смотрю на часы. Девять тридцать.

Когда я позвонила в то поместье, где Алекс с Бриттани праздновали свадьбу, администратор посоветовала мне побеседовать с управляющим, чтобы обсудить вопрос аренды на сутки. И я очень удивилась, когда услышала в трубке голос Хантера. Оказалось, поместье принадлежит его семье, оно два дня будет пустовать, и я могу совершенно бесплатно им воспользоваться. Когда я упомянула, что Хантер, возможно, передумает, так как я там планирую свидание с другим парнем, он заметил только:

– Что ж, повезло ему. Надеюсь, он этого заслуживает.

– Так и есть, – ответила я.

Когда стрелка доползает до десяти, я окончательно прощаюсь с надеждой. Достаю из сумочки ключ, чтобы запереть особняк, и тут дверь открывается.

На пороге стоит Луис.

– Привет, – говорит он.

– Привет.

– Дерек передал мне записку. Извини за опоздание. С моей собакой произошла небольшая неприятность.

– Что с Гренни?

– Она решила побродить по округе, но я ее нашел. Зачем тебе нужно было, чтобы я сюда приехал?

– Ты не ходил в школу. – Я делаю шаг к Луису. – Я скучала.

– Ты надела то же платье, в котором была, когда мы познакомились.

– Значит, ты запомнил?

– Разве я мог такое забыть? Мне казалось, что ты ангел, сошедший с небес.

– Я по-прежнему твой ангел, Луис.

– Нет, мы не можем… – Он беспомощно оглядывается вокруг. – Тогда, у себя в спальне, ты меня оттолкнула… и была права.

– Нет. Я просто испугалась, Луис. В тот момент, когда впервые увидела тебя, я поняла, что ты опасен… потому что сразу почувствовала связь между нами.

– То же самое ты чувствовала рядом с Марко, – печально возражает он.

– Нет, не то же самое. Другое. Совсем другое. Луис, ты же лучший по химии в нашем классе. Объясни, откуда берется электричество в этой комнате. Потому что оно течет между нами… и ни ты, ни я не можем это контролировать.

– Обычное физическое влечение.

– А мне кажется, дело не только в этом. Иди за мной, – прошу я, проскальзываю мимо него и выхожу на улицу, на танцпол.

– На свадьбе ты, если я правильно помню, танцевала так себе, – говорит Луис, наблюдая, как я включаю через портативные колонки музыку. Я заранее ее продумала.

Смотрю на него смущенно.

– Я до сих пор танцую так себе.

– Слушай, я не тот, за кого ты меня принимаешь. И не тот, за кого я сам себя принимал. Как выяснилось, мой отец – Гектор Мартинез, глава «Мексиканской крови». И я должен стать таким же, как он.

Ошеломленно пялюсь на Луиса. Что ж, теперь мне многое понятно.

– А зачем тебе становиться таким, как он?

– Потому что это мой долг, Ник. Мое наследие… и наследство. Я был рожден в банде и ради банды, – отвечает он. – И, видимо, умру в ней и ради нее.

– Но не сегодня вечером точно. – Беру его за руки и обнимаю себя ими, покачиваясь в такт музыке – медленной песне о любви. Свои руки я закидываю ему на шею. – Я люблю тебя, Луис… безо всяких условий.

– Ник, не делай этого, – шепотом просит Луис.

В ответ я лишь крепче его обнимаю.

– Я больше не стану сдерживаться. Луис, скажи, что ты тоже меня любишь.

– Я и не переставал любить тебя, mi chava. – Слышу, что он приглушенно ругается. – Но не могу тянуть тебя за собой в пропасть. Между нами ничего не может быть, потому что мне все равно придется тебя бросить, и ты это знаешь.

Беру Луиса за руку и веду на пляж, в один из множества заброшенных сейчас маленьких домиков – спасательных станций. В тесном пространстве таинственно мерцают свечи – час назад я расставила их по стеклянным стаканчикам и зажгла.

Он стоит, прислонившись к стене, и наблюдает за каждым моим движением.

– Когда мы в последний раз были наедине, я сдерживала свои чувства, – говорю я.

– Я знаю. Ты не доверяла мне, и это был умный поступок. И ты сказала, что не любишь меня.

– Соврала. – Я пробегаю пальчиками по его бритой голове, и Луис зажмуривается. – Ты теперь такой… крутой.

– Но я не чувствую себя таким. – Он смотрит на меня, и в зрачках отражается мерцающее пламя свечей. У Луиса прекрасные, завораживающие глаза, они просто пронзают мою душу. – Тебе нельзя меня любить. Я этого не заслуживаю.

Беру его лицо в ладони.

– Луис, ты знаешь, чего хочешь, и идешь к своей цели, даже когда все против тебя. Меня это восхищает, я даже завидую тебе. Ты научил меня гордиться тем, что я мексиканка. Я восторгаюсь твоим умом и тем, как отчаянно ты меня отталкиваешь, только чтобы защитить от «Мексиканской крови». И невероятно здорово, что ты смотришь на небо и не просто любуешься им, но хочешь полететь туда, чтобы оказаться ближе к звездам. Я люблю тебя, потому что ты единственный человек на земле, с которым я хочу заниматься любовью безо всяких условий, и… и мне ужасно нравится, что я так сильно тебе нужна.

– Ты даже не представляешь, насколько сильно. Но я тебя недостоин.

Сейчас мне достаточно и того, что Луис здесь, рядом со мной.

– Мы достойны друг друга, Луис… и ты мне нужен так же сильно, как и я тебе. Обними меня, пожалуйста.

Он приближается, но все еще колеблется.

– Если я обниму тебя, mi chava, то вряд ли смогу отпустить.

– Вот и хорошо.

Луис наконец сжимает меня в объятиях, и я тоже обнимаю его. Вокруг нас царит тишина, если не считать нашего дыхания да волн, негромко облизывающих берег. Мы просто стоим, обнимая друг друга, и кажется, что это будет длиться вечно. Как и должно быть.

– А хочешь услышать, почему я тебя люблю? – спрашивает Луис. – Я когда-то написал об этом стихотворение… и назвал тебя в нем моими Всегда и Навсегда.

Я не могу сдержать улыбки, слушая его, и говорю то, что ощущаю всем сердцем.

– Так и будет, Луис.

– Обстоятельства против нас, Ник.

– И с каких это пор обстоятельства заставляют тебя отказываться от цели, а? – поддразниваю я, задирая Луису рубашку и целуя накачанный пресс. Прослеживаю губами тонкую полоску волос – от пупка до ремня джинсов.

– Поцелуй меня, – просит он, заставляя меня подняться и посмотреть ему в глаза.

Мы начинаем медленно, не торопясь, но как только язык Луиса проскальзывает мне в рот, тормоза слетают сами собой. Наши тела растворяются друг в друге, и через джинсы я отчетливо чувствую, как он возбужден. Но на этот раз я не сдерживаюсь. Да и не смогла бы, даже если бы захотела, – наши чувства слишком яркие и сильные, чтобы можно было сейчас им противостоять.

– Какая у тебя нежная кожа, – хрипло бормочет Луис, забираясь мне под платье. Он стягивает с меня трусики, и я торопливо выступаю из них, а в следующую секунду толкаю Луиса к стене.

– Стой тут. Не двигайся, – командую я. Расстегиваю молнию на джинсах и снимаю с него боксеры.

– Ник… – выдыхает он, а я прикасаюсь к нему, пока не ощущаю, что Луис вот-вот сорвется.

– М-м-м…

– Я сейчас… – Он замолкает, не в силах договорить.

– Люби меня, Луис, – прошу я.

– С радостью, детка, но у меня нет презерватива. Я не могу рисковать тобой…

Закрываю пальцем его идеально очерченные губы.

– Все в порядке. Я на таблетках. Тебе ничего не грозит.

– Тебе тоже… то есть я имел в виду, у меня нет никаких болячек, – поясняет Луис.

– Тогда я готова и на этот раз дам себе волю, Луис. Ты хочешь этого так же сильно, как я?

– И даже сильнее.

Он скидывает мешающие джинсы и боксеры, потом на пол летит остальная наша одежда, а следом за ней на теплое дерево опускаемся и мы сами.

– Ты точно уверена, что готова? – спрашивает Луис, и за хаосом чувств на его лице я вижу уязвимость, от которой когда-то страдала сама. Киваю.

– Я люблю тебя, mi chava, – шепчет он мне на ухо, когда мы начинаем двигаться в унисон, как единый организм. – И всегда буду любить, что бы ни случилось, поняла? – Теплые пальцы Луиса отводят волосы, упавшие мне на лицо, а полные страсти, проникновенные глаза словно пронзают мое тело. Мы вжимаемся друг в друга со всем отчаянием, на которое только способны, но тут Луис на секунду замирает. – Если завтра я умру – не страдай по мне слишком сильно, живи дальше. Пообещай, что так и будет.

Глаза щиплет от подступивших слез.

– Я не дам тебе умереть, Луис.

– Пообещай, Ник. Ради меня. Ну же, если ты меня любишь…

Он знает, что его жизни угрожает смертельная опасность. Я чувствую, как сильно Луис напряжен, чувствую его боль… и печаль.

Стараюсь не расплакаться, но слезы не остановить. Я вцепляюсь в Луиса, прижимаю его к себе… почти физически ощущаю, как течет между нами любовь… и как скрепляется вечная связь, которую не объяснить и во веки веков.

Потом мы лежим вместе на песке и смотрим, как лунный свет качается на ночных волнах. Спать не хочется, но тепло Луиса убаюкивает меня, и веки тяжелеют.

– Ты сможешь изменить свою судьбу, Луис, – говорю я, прежде чем окончательно провалиться в сон. – Если есть на свете человек, которому хватит сил такое сделать, то этот человек – ты.

Я просыпаюсь, только когда солнечные лучи, проникнув сквозь деревянные планки крыши, щекочут мою кожу. На ближайшей стене Луис ваяет какую-то надпись, используя для этой цели воск от свечей.

Поворачиваюсь и вижу сердце, а внутри – инициалы: ЛФ + НК.

– Доброе утро, – говорю я.

Луис глядит на меня и улыбается.

– Доброе. Ты хорошо спала?

– Просто замечательно. Мне нравится спать в твоих объятиях.

– Твои родители знают, что ты со мной?

Я качаю головой.

– Нет.

Он тяжко вздыхает.

– Им не понравится, что ты встречаешься с парнем вроде меня. И они будут правы. Я уже замешан во многих делах, и, боюсь, все зашло слишком далеко, чтобы можно было вот так запросто выбраться. – Луис садится на корточки рядом со мной и осторожно прикасается к моей щеке. – Боже, как бы я хотел, чтобы эта ночь длилась вечно. Но это нереально.

– Ты так говоришь, словно уже все кончено.

– Как знать. Тут речь идет об очень больших деньгах, и я – в самом центре этих разборок. Людей пристреливают и за меньшее.

– Я не дам тебе умереть, – говорю я, уверенная, что найду способ помочь Луису.

– Если бы это было так просто. – Он крепко зажмуривается. – Извини, но мне пора идти. Дольше тянуть время уже просто не получится.

Я одеваюсь и поднимаюсь на ноги.

– Значит, я пойду с тобой. Будем сражаться вместе.

Луис улыбается.

– Ага, так я тебя и пустил. Ты же знаешь, я не могу подвергать тебя опасности. Мне нельзя звонить в полицию, нельзя рассказывать братьям… Я один, сам по себе, понимаешь?

Я подхожу к нему, целую в щеки, в веки, в теплые губы, а слезы не переставая бегут у меня из глаз.

– Я верю в тебя всем сердцем, Луис. И люблю тебя, несмотря ни на что. Помни об этом, хорошо?

Он кивает.

– Ты заставляешь меня поверить в невозможное.

Мы обнимаем друг друга, долго и крепко, пока я не слышу виноватый голос Луиса, шепчущий, что ему пора идти. Смотрю, как он уезжает, а в голове сам собой зреет план. Я знаю, что нужно делать. И пусть Луис думает, что я не в силах ему помочь, но я должна хотя бы попробовать.

Сажусь в машину и еду к Марко, надеясь, что смогу так рано застать его дома. Он в самом деле дома и открывает дверь, явно удивленный моим визитом.

– Чего тебе надо?

– Мне надо, чтобы ты помог Луису.

– Чуи велел всем держаться подальше от склада, когда он будет встречаться с Луисом. Обычно это означает, что ему не нужны лишние глаза и уши. Тут я тебе ничем не помогу.

Он начинает закрывать дверь, но я хватаю его за рубашку.

– Ты не можешь просто сидеть вот так, зная, что Луису грозит опасность.

Марко отмахивается от меня.

– Это не в моих силах, Ник.

– То есть помогать ты не станешь?

– Мне пока еще дорога собственная шкура, Ник. Если я пойду против Чуи – я труп. И так приходится играть за обе команды сразу и ждать, кто первым навернется. Если победителями окажутся «Ф-5» – я буду с ними. Если выиграет Чуи – останусь с «Мексиканской кровью».

Я влепляю Марко пощечину.

– Да ты просто трус. Как можно оставаться спокойным, зная, что жизнь друга висит на волоске?

– Очень легко. Своя рубашка ближе к телу, Никки. Для меня в этом мире существует только один ценный человек. Я сам.