Текст книги "Законы Паркинсона"

Закон вакуума

Первый закон Паркинсона, обусловливающий отношения между работой и временем, так и не был опровергнут – ни доводами, ни исследованиями, ни опытом, ни теорией. Его главную идею как бы увенчивает вот какой вывод: численность любого административного аппарата возрастает на определенный процент независимо от того, уменьшилось ли, увеличилось или вообще исчезло количество дел. Более того, государственный аппарат довольно часто умножается сверх всякой меры. В общем, справедливость этого закона доказана самим временем, хотя нельзя не признать – кое-какие исключения все же имеются. Известны случаи, особенно в области частного предпринимательства, когда рост административного аппарата был застопорен, а в некоторых местах волна даже покатилась вспять. Например, одна из ведущих немецких корпораций сократила свой центральный аппарат с 2000 до 250 человек. Делаются попытки как-то облегчить удел жителей Калифорнии и отчасти освободиться от государственных чиновников. Так что хотя и не каждый день, но время от времени такое все-таки происходит.

Данные исключения только подтверждают правило. Однако отметим – закон Паркинсона, в целом понятный, нуждается в более полном истолковании. Многолетние наблюдения показывают, что он представляет собой составную часть более общего закона, который гласит:

ДЕЙСТВИЕ РАСШИРЯЕТСЯ, ЧТОБЫ ЗАПОЛНИТЬ ВАКУУМ, ОБРАЗОВАННЫЙ НАШИМИ ОШИБКАМИ.

Приведем конкретный пример. В Британии некую крупную промышленную группу возглавил высокопоставленный промышленник (позже ему был присвоен титул пэра). Однажды, обходя территорию завода, он обнаружил, что административные конторы разбросаны по всему комплексу: одни ютятся в деревянных сарайчиках в стиле времен первой мировой войны, другие располагаются в строениях более современных, эдаких навесах для велосипедов. Директор решил собрать все эти конторы под одной крышей – и не из-за предполагаемого увеличения эффективности работы (он прекрасно знал, что никакой связи тут нет), а просто ввиду уменьшения суммы налога на землю или муниципального налога. Новый административный блок, современный до отвращения, был построен и открыт со всей помпой, присущей завершению строительства здания достаточно мерзкого. В идеале резание ленточки у входа в новую контору должно было совпадать со свистком, подающим сигнал бульдозерам: снести старые конторы, чтобы к заходу солнца и следа от них не осталось. Но при всех своих достоинствах и совершенствах новоиспеченный руководитель не учел одну простую вещь: административный аппарат склонен к размножению, вследствие чего он обладает свойством просачиваться в любое свободное конторское пространство. В день торжественного открытия нового офиса все новые кабинеты оказались заняты сотрудниками. А неделю спустя сотрудники заполонили и все старые конторы, предназначенные под снос. В них по-прежнему кипела чиновничья жизнь. Хорошая в принципе идея привела к жалким результатам. И дело даже не в деньгах, потраченных впустую. Дело в том, что при размножении бюрократов эффективность неминуемо падает.

Данный принцип набирает обороты, когда разыгрывается трагедия поглощения одной компании другой. Нам известны финансовые пираты, терроризирующие всю деловую Британию и наживающие гигантские состояния на присоединениях, слияниях и реорганизациях предприятий, которые до этого выглядели непоколебимыми и монументальными. И мы спрашиваем себя: выходит, когда эти пираты начнут действовать на фондовых биржах, несчастье может приключиться с любой компанией? Разве нельзя принять закон, стоящий на страже интересов вероятных жертв?

Однако и тут прежде всего нужно обвинять до приторности самодовольных осанистых директоров, не осознающих уязвимости и шаткости своего положение. Уходя с работы рано и являясь на работу поздно, эти самонадеянные руководители сами приближают свой конец. Они непредприимчивы, инертны, несведущи и стары. А тем временем их нединамичный, без проблеска фантазии бизнес уже вступил в полосу загнивания и спада; он создает пустоту, которая должна быть чем-то заполнена, вследствие чего и появляются желающие эту компанию поглотить. С той же неизбежностью внутренняя пассивность приводит к трудовым конфликтам. Отцветшее растение начинает постепенно умирать. Все это вроде бы очевидно, но мы как-то упускаем из виду, что уязвима не только компания, уязвимо и свободное предпринимательство в целом. Мы достаточно быстро устанавливаем очаги внешней опасности. От коммунистических стран исходит военная угроза, чему предшествуют более предательские процессы просачивания. Коммунистические или полу-коммунистические партии внутри страны угрожают иначе – они используют в своих целях волнения среди рабочих и проржавевший механизм демократии. И хотя бизнесмены об опасностях этих знают хорошо, реагируют они на них лишь запоздалым возмущением и протестом. Они не понимают, что ответственность за происходящее, пусть отчасти, лежит на них самих.

Можно констатировать, что лидеры слабеющего сообщества (страны, университета, профсоюза или промышленного предприятия) сбились с пути, лишились чувства цели. Пустота возникает по ряду причин; чтобы как следует в них вникнуть, нужна не страница, а целая книга. Причины эти сложны и запутанны, зато симптомы несомненны, и один из них – неумение установить контакт и поддерживать связь. Бог свидетель, симптомов таких предостаточно, кое-какие из них грустно взывают со страниц балансового отчета, другие уныло повествуют о правительстве, запутавшемся в тенетах дефицита. Но здесь мы хотим отдельно выделить, на что обычный наблюдатель должен обратить особое внимание. Промышленное или коммерческое предприятие мы оцениваем по тому, насколько привлекательна секретарша в приемной. Университет – по богатству и разнообразию книг, продающихся в книжном магазине университетского городка или в близлежащих книжных магазинах. Военное подразделение – по офицерским группировкам в клубе-столовой. Однако любое сообщество мы оцениваем еще и по тому, что оно желает сообщить миру. Каждое здание, например, о чем-то нас извещает, хотя бы при помощи простой надписи: «Требуем десятипроцентного повышения зарплаты». Так вот, если зданию всегда есть что сказать, пусть даже нечто низкое или избитое, организации частенько сказать совершенно нечего. Это мы и называем неумением установить контакт, поддерживать связь.

Связь, на которой зиждется вся цивилизация, имеет в виду обмен эмоциями, фактами, идеями или знаниями. Чтобы достичь успеха в искусстве связи, прежде всего необходимо наличие желания ее установить, умение завоевать доверие, четко понимать, что ты хочешь сказать, и чувство стиля. Разговаривать любят многие, но единицам есть что сказать. Речи, отчеты и статьи, в неимоверном количестве изготовляемые лидерами всевозможных организаций, довольно часто совершенно бессмысленны и являются лишь бюрократическим эквивалентом сотрясения воздуха. Чтобы преуспеть в искусстве связи, надо приложить немало усилий, усилий творческих. Нужно поставить себя на место людей, которых мы намереваемся в чем-то убедить, а для большинства из нас это и есть самая сложная задача.

Когда во время сражения при Балаклаве лорд Реглан приказал лорду Лукану атаковать артиллерию противника, он находился на вершине холма, и с этого места план его прекрасно просматривался. Но у лорда Лукана, находившегося в долине, обзор поля боя был немного иной: он не видел пушку, которой лорд Реглан хотел овладеть, зато видел несколько батарей, о которых в приказе вообще не было упомянуто. По его распоряжению лорд Кардиган бросил на их захват пехотную бригаду. Атака, понятное дело, захлебнулась, а все люди погибли. Что тут важно усвоить? Лорду Реглану, человеку во многих отношениях выдающемуся, не хватило воображения, чтобы постигнуть, как поле сражения выглядит под другим углом, и тем более – на другом уровне. Подобные промахи происходят буквально каждый день и всегда объясняются неумением оценить ситуацию с иной точки зрения.

А теперь предположим, что желание установить контакт имеется, присутствует и некоторое воображение. Что же делать дальше? Дальше необходимо добиться того, чтобы люди вам поверили, чтобы ваши слова и обещания не вызвали у них ни тени сомнения. Если вы просто скажете: «Положитесь на меня. Можете мне верить», этого будет мало. Так поступают только политики. Совершенно неприемлем вопрос: «Неужто вы сомневаетесь в моей честности и порядочности?» – ибо вас тут же заподозрят в жульничестве. Доверие нельзя потребовать, его надо заслужить. Этот процесс, начавшись с первого знакомства, иной раз длится многие годы. К окончательному согласию приходят только единомышленники и друзья.

Данное правило применимо и к производственному уровню. Чтобы предупредить конфликт, который может возникнуть лет через пять, необходимо действовать прямо сейчас. Чтобы убить его на корню, мы приступаем к переговорам уже сегодня, но беседуем не о том, кто сколько получает, а о скачках, рыбалке, музыке и шахматах. Проявите себя хорошим другом, тогда и доверие к вам возрастет.

Итак, вам удалось установить нормальные человеческие отношения. Теперь пришла пора подумать, с чем вы обратитесь к людям. Допустим, с надеждой – вы знаете, что именно хотите сказать. Любой руководитель обязан вкладывать в свою программу что-то личное, но три позиции (если говорить о промышленности) нужно выделить особо. Во-первых, всегда напоминайте, что мир, который нас окружает, сотворен промышленностью – мир автомобилей, телефонов, пишущих машинок и радио. Во-вторых, постарайтесь, чтобы люди хорошо усвоили простую истину: богатство необходимо сначала создать, а уж потом – тратить. В-третьих, бизнес, конечно же, гарантирует рабочие места, но цель его существования совсем другая. Теперь о связи. Как известно, связь представляет собой двухсторонний процесс, вот почему так важна реакция другой стороны. Если к вам вдруг пришла депутация с жалобой, знайте, что это уже скверный признак. Вы должны были знать о таком посещении заблаговременно. Знать – и первым принять меры.

Теперь скажем несколько слов о стиле, ведь это именно он придает индивидуальность тому, что мы говорим и делаем. Любое обращение или намерение несет в себе отпечаток личности. Оно сжато и метко, но сжатостью и меткостью совсем не ограничивается. За ним стоит конкретный живой человек, а не безликая администрация. В нем отсутствуют длинные слова и запутанные конструкции. Слова четки, каждое – как удар молота, а не клочок ваты. Кроме того, постарайтесь разбавить свою речь шуткой. Это всегда помогает – ваше обращение становится более человечным и приковывает внимание. Юмор закрепит его в памяти тех, к кому вы обращаетесь. Удачно связать шутку с содержанием – в этом весь фокус и состоит; запомнив одно, слушатель не забудет и о другом. Наука эта не так проста, как может показаться на первый взгляд, и если вдохновением вы не наделены, вам не остается ничего иного, как добиваться успеха часами кропотливой подготовительной работы.

Почему промышленность не может обойтись без контактов? Да потому, что существует такое понятие, как вакуум. Если мы не побеспокоимся о своей репутации, за нас это сделают другие, причем непременно выставят нас не в самом лучшем свете. В нынешнем мире информации более чем достаточно. Людей захлестывает лавина фактов, теорий и рекомендаций по любому, самому незначительному поводу, в устном, отпечатанном или транслированном виде. Воздвигнуть вокруг себя завесу тайны либо гордо хранить молчание – сегодня этого не может себе позволить ни одна промышленная группа. Именно замалчивание открывает широкую дорогу всяческим слухам, диапазон которых весьма обширен – от бесправного положения рабочих до загрязнения окружающей среды, от бездумного отношения к побочной продукции до подкупа местных властей. Старания отмести подобные обвинения вряд ли окажут нам большую помощь. Протесты лишь привлекут внимание ко всему, что говорится против нас. И обвинять в этом надо только себя самих. Мы создали вакуум, который тут же поглотил всю эту болотную хлябь. Бывает, что из каких-то беспорядочных побуждений, жажды унизить, выявить чью-то глупость или показать свою непричастность к грядущей катастрофе, руководство отдает заведомо ошибочные приказания. О каком контакте тут можно говорить? И все-таки гораздо чаще бывает по-иному: установить контакт очень хотелось бы, но как это сделать? Налицо недостаток воображения.

Накопленный опыт подталкивает нас вот к какому выводу: роль вакуума в отношениях между людьми значительно важнее, чем нам до сего времени виделось. Один прозорливый политик однажды применил выражение «ветры перемен». Другой, куда более мудрый человек, живший задолго до нас с вами, сравнил благодатные весенние ветры с ураганом, несущим с собой лишь разрушение. Однако крыша дома обвалилась не из-за разбушевавшейся стихии. Ее затянуло в воронку, образовавшуюся с подветренной стороны здания.

В делах человеческих вакууму отводится та же самая роль, и не замечать его было бы непростительной ошибкой. Историки ввели нас в заблуждение своими утверждениями, что революции будто бы совершали голодные крестьяне, задумавшие восстать против своих хозяев. Но соответствуют ли это действительности? Люди, подлинно угнетенные, никогда не станут бунтовать. Если бы революции вырастали из народного недовольства, они происходили бы значительно раньше, когда дела обстояли еще хуже. Но в том-то и загвоздка, что деспоты преуспевают, а кресла качаются под их преемниками, ставящими перед собой вроде бы самые благие цели. Иными словами, мы делаем ошибку, пытаясь распутать сети заговора. Это пустая трата времени. Нужно получше присмотреться к правительству, которое не сегодня завтра низвергнут. Сетования по поводу истинных или мнимых страданий бедноты бессмысленны – в реальности любую революцию вызывает само правительство, создающее пустоту, куда восставшие затягиваются, можно сказать, против своей воли. Может ли в странах современного Запада произойти государственный переворот? Не исключено, только не спрашивайте себя, строят ли армии западных держав подобные планы. Таких планов не существует, но даже если бы они и были, это не имеет никакого значения. Из поля зрения прежде всего не надо упускать министров и их ближайшее окружение. Достаточно ли они несведущи, чтобы возник вакуум, на месте которого появится какая-то другая сила?

Все, что содействует стабильности или ее отсутствию внутри страны, справедливо и в делах международных. Как правило, в развязывании войн мы обвиняем государства-агрессоры, и отчасти такая критика правильна. Но давайте присмотримся к стране-мученице, стонущей под бременем войск противника. А ведь она еще больше виновата в том, что началась война. Быть может, подобное обвинение выглядит несколько аморальным, но ведь именно она создала ту ситуацию, при которой война стала неминуемой. Покорение испанцами Мексики обнаружило в первую очередь бессилие ацтеков, и только потом – решимость и смелость испанцев, хотя Кортесу эти качества были, бесспорно, свойственны. Империи разрушаются, потому что разлагаются изнутри, а властители, не отягощенные никакими конкретными преступлениями, повергают свой народ к бездну катаклизма всем, чего они не захотели совершить. Истинные же лидеры управляют ярко, мощно, стремительно ведут за собой народ к четко обозначенной цели. Когда этого нет, как, например, в царской России, образуется вакуум. Если Запад хочет выжить, ему надлежит добиться определенного единства, сомкнуть свои ряды, чего в настоящее время нет и в помине. Если в такой цепи начнут рваться звенья, это произойдет не в пограничном государстве, где всегда наблюдается напряженность, и не в странах, безысходно цепляющихся за свой ускользающий суверенитет. Надрыв случится там, где с виду все в полном порядке: в Брюсселе или Вашингтоне.

Закон миссис Паркинсон

От автора

Каждый день жители нашей планеты разъединяются на две части: на тех, кто идет на работу, и на тех, кто трудится дома. Мои прежние книги предназначались главным образом для тех, кто работает вне дома, то есть в основном для мужчин. В них более детально рассматривались проблемы управления и организации, пути индивидуального продвижения и способы увиливания от уплаты налогов. И вот теперь я решил – хотя и с некоторым опозданием – извиниться перед прекрасной половиной рода человеческого и обратиться к проблемам чисто домашним. В этой книге, написанной преимущественно (хотя и не исключительно) для женщин, речь пойдет о мужьях и женах, о детях и гостях, о домоводстве и электропроводке, о пылесосах и автомашинах. Надеюсь, что помощь, предложенная мною хозяйке дома, будет полезной и своевременной, а вот заглавие, которое я выбрал для своего нового произведения, довольно легко неправильно интерпретировать. На первый взгляд может показаться, что автор книги – миссис Паркинсон или, по меньшей мере, что книга написана именно о ней. Бесспорно, я ей очень признателен за сотрудничество и поддержку, более того – в определенном смысле закон миссис Паркинсон из ее опыта и выведен. Когда-то она редактировала в газете полосу объявлений и консультаций, где обсуждаются самые сложные вопросы личной жизни, и благодаря этому сумела накопить множество сведений, касающихся домашних неурядиц и конфликтов. Тем не менее ни в коем случае не следует думать, что вся книга отражает одни лишь ее мысли.

Было бы неверно считать, что книга написана миссис Паркинсон, но еще большее заблуждение – думать, что эта работа автобиографическая. Я задался целью вникнуть в жизненные коллизии самой нормальной и обыкновенной английской или американской семьи. Что же касается нашей семейной жизни, то она началась в Сингапуре, где все обстоятельства были абсолютно нетипичны, да к тому же там шла гражданская война. А с каждодневными поездками на работу и обратно, обычно разлучающими мужа с женой, семья писателя вообще не сталкивается. Сложности, которые появляются, когда доводится ездить с лекциями, вполне реальны, однако многим совершенно неинтересны. Одним словом, автобиографический материал тут почти полностью отсутствует, но зато в своих поездках мне довелось много повидать. В свое время я был и самодеятельным архитектором, и строителем, что тоже пошло мне на пользу. Опираясь на все эти познания, приобретенные за долгие годы, я попытался по мере своих сил и возможностей проанализировать семейную жизнь с тех же позиций, с каких ранее рассматривал деловую и социальную сферу. Сопоставляя машинописное бюро с кухонной раковиной, я понял, что основное различие здесь – контраст между коллективом и одиночкой. Служащий работает вместе с другими, домашняя хозяйка нынче вынуждена трудиться одна. Осознание тяжелого положения домохозяйки и привело к открытию закона миссис Паркинсон, впервые обнародованного в «Макколлз мэгэзин». Изучая домашнюю обстановку как первопричину такого положения, я подверг анализу и все его логические последствия, начиная с детского сада и заканчивая миром «-надцатилетних», – так что в итоге получилось уже не эссе, а целая книга.

Как и в предисловиях к остальным книгам, я хочу поблагодарить всех тех, кто оказал мне посильную помощь, особенно своих домочадцев и миссис Д. К. Нил, которая печатала и не раз перепечатывала рукопись. Как всегда, я в неоплатном долгу перед издателями моих книг в Англии и в США за то, что они не поторапливали меня с работой и поддерживали советами, а также перед художником мистером Робертом Осборном22
  Художник, оформлявший английское издание. – Прим. ред.


[Закрыть], чьи прекрасные иллюстрации стали украшением книги. Относительно же той, кому книга эта посвящена, должен сказать, что без ее помощи все мои усилия оказались бы тщетными, хотя я и очень старался подчеркнуть свое авторство. И если всю ответственность за фактические или логические погрешности я полностью беру на себя, то все похвалы намерен разделить с нею. Сама она, несомненно, написала бы значительно более увлекательную книгу того же названия, и лишь домашние заботы постоянно препятствуют ей вернуться к литературе. А покамест пусть извинит меня (если сможет) за то, что я поминаю имя ее всуе.

Посвящается Энн

Романтика

Как сказал псалмопевец, лет жизни нашей – семьдесят, однако он забыл добавить, что около полувека человек может быть женат, причем – на одной и той же женщине. Безусловно, пятьдесят лет активной жизни не такой уж большой срок, чтобы успеть создать какие-нибудь непреходящие ценности, но для диалога с другим индивидуумом его хватает с избытком. За это время все наши резервы наития, житейского опыта, остроумия, все наши познания и выдумки могут иссякнуть – впрочем, иной раз для этого довольно и пятидесяти недель, а то и пятидесяти минут. Придет пора, когда все анекдоты будут пересказаны, все комплименты преподнесены, все взгляды на жизнь излиты – одним словом, вся информация сделается общеизвестной. Безусловно, отдельные профессии более интересны, чем прочие. Скажем, у летчиков-испытателей и воров-домушников наверняка есть о чем порассказать. Да и шпионы могут поведать о своих захватывающих похождениях много интересного; хотя они, конечно же, вынуждены будут кое-что утаивать, рассказ от этого почти что не пострадает. А вот жизнь обыкновенных средних супругов проходит значительно спокойнее и тише – в ней нет более захватывающих событий, чем распря с сослуживцами, удачное приобретение в универмаге, штраф за парковку в неположенном месте или лопнувшая водопроводная труба. Если бы Шерлок Холмс женился, он, скорее всего, оказался бы мужем достаточно нудным, а может статься, и совсем неприятным. Но как собеседник он по крайней мере смог бы развлечь жену за завтраком.

– Помните ли, Ватсон, ох, извини, дорогая, помнишь ли ты историю «Союза рыжих»?

– Конечно, Шерлок, помню. Загадочное дело! Еще апельсинового джема?

– Нет, лучше скушаю тостик… Так вот, вчера я это дело раскрыл. Вроде бы ничего особенного, но несколько необычных деталей достойны быть упомянутыми…

Спустя неделю речь, вероятно, пойдет о «Пестрой ленте» или о «Собаке Баскервилей»; и даже если в подобных происшествиях порой и недостает высокого напряжения, то все же темой для разговора они могут послужить. В сравнении с этим наше с вами существование представляется весьма тусклым. У обычной супружеской четы может найтись достаточно много общего, чтобы приятно прожить бок о бок года два. Но далее их начинает преследовать мысль, что понятие, полярное полигамии, не моногамия, а монотонность. Одним словом, им все наскучило до слез.

Размышляя на досуге о нашедшей на них тоске, люди как правило склонны думать, что это нечто неизбежное, существовавшее испокон веков. На их взгляд, такой брак, как у них, – явление повсеместное и извечное, и изъяны ему столь же присущи, как и достоинства. И если им нелегко с этим смириться, они решают, что так было всегда и всюду и что предыдущие поколения попросту проявляли больше хладнокровия в отношении разнообразных проблем, которые мы сейчас находим «чисто психологическими», а потому и принародно обсуждаем. Однако брак не до такой уж степени традиционен. То, что мы считаем общепринятым, свойственно всего лишь нашему времени и нашему государству. В других местах и в минувшие эпохи у людей и воззрения были совершенно иные. Взять, к примеру, царя Соломона с его семью сотнями жен и тремя сотнями наложниц. Не вызывает никакого сомнения, что и он был обременен какими-то своими заботами, но эти заботы с нашими не имеют ничего общего. Мусульманин, у которого четыре жены (как раз для партии в бридж), или тибетская женщина, имеющая несколько мужей, тоже, бесспорно, сталкиваются со сложностями, выпадающими только им на долю. Но то, что какая-то пара без малейшего принуждения решила жить сама по себе, вдвоем, всем этим людям представится чем-то противоестественным. Подумать только! Рядом с опрометчиво уединившейся супружеской четой нет ни родственников, ни слуг, ни соседей, ни верблюдов, даже ни одной козочки! Да они же обязательно замучат друг друга! Кстати, так оно частенько и происходит. Надо набраться смелости и признать, что семья из двух человек с вероятным прибавлением в виде детей – это эксперимент сравнительно недавних лет, проводящийся на очень ограниченной части поверхности нашей планеты. Для викторианского Лондона, например, подобный образ жизни не был характерен совершенно: тогда примерно половину населения составляли слуги, ведшие более или менее общую жизнь с семьей хозяина, в состав которой нередко входили еще разные бабушки, тетушки и кузины. Более уединенная нынешняя жизнь в пригородах, быть может, и удобнее, однако с первого взгляда становится понятно, что, справившись с множеством проблем, она породила не меньшее количество новых. Чтобы уразуметь, в чем тут дело, надо разобраться, какие произошли изменения и как мы ухитрились нажить себе столько забот.

До самых недавних пор институт брака упрочивался и поддерживался объединенными стараниями Церкви и Государства; он находился под неусыпным надзором общественных запретов и общественного мнения, обычаев и предрассудков, снобизма и законности. Для сохранения видимости благоденствия люди прибегали ко всяческим уловкам, поскольку знали, что тех, кто допустил распад семьи, ожидают самые ужасные наказания. Мужчина, бросивший жену ради другой женщины, лишался профессиональной репутации, не мог оставаться членом каких бы то ни было комитетов или коллегий, не имел ни малейшей надежды быть хоть когда-нибудь принятым при дворе и должен был готовиться к тому, что церковь откажет ему в причастии, банк – в кредите, в местном клубе его «прокатят на вороных», а распорядитель псовой охоты будет смотреть на него как на пустое место. Что же касается женщины, допустившей самую незначительную измену, то ее ждало лишение наследства, бесчестье, ей грозили развод и всеобщее порицание. Люди пытались любой ценой избежать скандала, в особенности если мужчина изменял своей супруге с чужой женой. На человека, стремящегося сохранить свое привилегированное положение, общество налагало обязанность до последней возможности соблюдать приличия, вести себя пристойно и делать вид, что в основе его брака лежит супружеская верность. В низших слоях общества ограничения были приблизительно такие же, а наказания, если уж на то пошло, – еще более строгие. Чтобы предупредить развод, закон предпринимал все возможное и давал свое согласие нехотя, с большими проволочками.

В те времена, когда подобные суровости были наиболее сильны, брак как таковой сохранялся значительно легче, и вот почему. Во-первых, браки были сравнительно более коротки. В средние века наши предки женились очень рано (девушкам доводилось выходить замуж в четырнадцать лет), но жили они, как известно, недолго. Если кто-то дотягивал до семидесяти лет, то за плечами у него было по меньшей мере три или четыре брака. В ту пору слова «пока смерть не разлучит нас» воспринимались вовсе не так серьезно, как в наши дни. Зачастую семейный очаг разрушался из-за таких напастей, как голод, мор, чума, смерть при родах, гибель от пожаров или в сражениях. Клятвы верности давались на десять-пятнадцать лет, и супруг, которому посчастливилось остаться в живых, вновь вступал в брак. Вероятность того, что брак затянется на целых полвека, практически равнялась нулю. В качестве примера семейной жизни XVI столетия полезно посмотреть акт V, сцену II из «Гамлета». Прежде чем в конце этой вполне будничной сцены упадет занавес, королева умрет от яда, Гамлет и Лаэрт убьют друг друга, и у Гамлета как раз достанет времени, чтобы перед кончиной заколоть короля. В первой сцене была похоронена Офелия, а теперь пришло известие о казни Розенкранца и Гильденстерна, так что в результате почти все действующие лица делаются покойниками. Английский посол, оставшийся на сцене почти в полном одиночестве, растерянно озирается, не зная, кому можно вручить верительные грамоты. «Унылая картина, – замечает он, совсем не гиперболизируя, – и вести наши сильно опоздали». С ним нельзя не согласиться, но мне хотелось бы обратить особое внимание на количество летальных исходов даже в мирное время. Если бы дело дошло до свадьбы Гамлета, то свадьба эта была бы весьма пышной, но брачный союз не связал бы принца датского на такой долгий срок и не наложил бы на него такие обязательства, как это происходит сейчас. Вечно он длиться не мог, и надо думать, что в действительности оказался бы очень непродолжительным.

Когда-то браки были не только более краткими, но при этом они затрагивали гораздо большее число людей, чем в настоящее время. После свадьбы молодожены оказывались в окружении родичей и соседей. Они, как исстари повелось, становились составной частью социальной или семейной группы, и если обычаи их иной раз сковывали, то уж одиночество им совершенно не грозило. В те давние времена деревня представляла собой сообщество людей, находящихся в кровном родстве; кое-где это можно наблюдать и теперь. Брак не только не освобождал человека от собственной родни – он еще и прибавлял ему множество новых родственников. А в знатных домах обитали целые легионы слуг, постоянно приезжали гости, да и предлогов для радости или грусти было более чем достаточно. Почти до самого последнего времени семейная атмосфера значительно разряжалась от постоянного присутствия чужаков. Одна из сценических условностей, которую Шекспир применял, а Шеридан потом осмеивал, состояла в том, что героине полагалось иметь наперсницу. Ее заставляли везде появляться в сопровождении этакого глупого создания, которому приходилось все объяснять. Даже и мужчинам на сцене случалось употреблять сходный прием. Вот, к примеру, сцена из «Критика», где сэру Кристоферу Хаттону представляется возможность в самом начале справиться у сэра Уолтера Рэли, почему оглашен смотр всем войскам королевы Елизаветы:

 
Сэр Кристофер:
Могу я лишь гадать – прости, мой друг,
Коль я поторопился, – только сердце
Мне говорит – стране грозит беда…
 
 
Сэр Уолтер:
Ты не ошибся.
 
 
Сэр Кристофер:
Но где? Откуда? И когда?
Какая Опасность нам грозит?
Хочу я знать…
 

Подобное введение позволяет сэру Уолтеру объяснить своему другу (а мимоходом и зрительному залу), что к Британии приближается Великая Армада.

Такой предмет театрального реквизита, как обделенная Богом наперсница, как минимум имел реальный прообраз. Когда подружка Тильбюрины надоедает ей своими утешениями, та немедленно ставит ее на место:

 
Тильбюрина:
Увы, малютка Нора,
Ты в юности своей еще не знала
Коварных стрел любви. И где тебе понять,
Как сердце бьется в горе неутешном
И радости не знает.
 

«Что правда, то правда», – подметит нечуткий зритель. Однако Нора оказывается весьма полезной. Более того, она вновь выходит на сцену в тот момент, когда драма достигает своего апогея. В авторской ремарке говорится: «Входят: окончательно обезумевшая Тильбюрина, вся в белом атласе, и ее окончательно обезумевшая наперсница, вся в белом полотне». Впрочем, Норе надлежит держаться со своим безумием где-нибудь на заднем плане. Данный сценический прием – даже в пародийном контексте – отображает то общество, в котором знатные особы почти не появлялись без соответствующей их статусу свиты, да и люди попроще нечасто оказывались в одиночестве. Всегда отыскивался кто-нибудь, с кем можно было поделиться своими сожалениями, несчастьями или неудачами, человек, готовый поплакать и посмеяться вместе с тобой. И после свадьбы ничто не препятствовало джентльмену по-прежнему прибегать к услугам камердинера, а его жене – держать горничную. В свою очередь ни камердинер, ни горничная не лишались компании прочих слуг, так что было с кем посплетничать о слабостях господ. В том образе жизни, которого общество придерживалось до начала XX столетия, было много своих изъянов, но отчуждение личности в их число не входило. Так что психоаналитикам еще предстояло ждать, когда пробьет их час.