Текст книги "Законы Паркинсона"

Ободренный удачей, при свете, льющемся из ванной комнаты, гость возвращается в спальню, и душа его (до некоторой степени) поет. И он не ошибся в своих ожиданиях. Изучая полуосвещенную комнату, он находит то, что не обнаружил ранее, – эластичный шнур, свисающий с потолка в аккурат над центром кровати. Теперь различимы и две настольные лампы, а напротив каждой из них, в плинтусе, – махонькие кнопки, на которые нужно надавить – и дело в шляпе. Одна лампа загорается тотчас, а вторая – лишь после того, как гость покрутил абажур. Еще одна кнопка включает радио, галантно передающее легкую музыку. Выключатель под туалетным столиком запускает кондиционер, и жить становится веселее. Но остается еще шнур с кнопкой, покачивающийся над кроватью, и гость решает испытать, к чему он здесь. Слабый нажим на кнопку – слышится тихий щелчок, и все лампы, даже та, что в ванной, потухают. От неожиданности гость нажимает на нее еще раз – никакого результата. Единственное, что осталось, – это радио, и оттуда раздается женский голос, исторгающий сострадание: «Вы сердитесь, когда что-то не ладится? Да? Сознайтесь! Это означает, что у вас барахлит печень. Вам не повредит ложечка толванала. Его можно купить в любой аптеке…» Быть может, от печени лекарство это и помогает (размышляет гость), но что же делать со светом?

К сожалению, воинствующий индивидуализм породил и наше электрооборудование: приборы рассчитаны на всевозможные напряжения, розетки рассовываются все равно куда, но самое невообразимое – это, конечно же, выключатели. Они щелкают вверх, вниз, наискось, на них надо нажимать или же их дергать – всякий производственник тщится проявить оригинальность в той сфере, где мы более всего нуждаемся в стандартизации. Как бы ни отворялись двери в автомобиле, это не так уж и важно; главное, чтобы все отворялись одинаково. Однако в конце концов погоня за оригинальностью оставляет впечатление абсолютной посредственности. Бог свидетель, дорога прогресса широка, вот только применять ее для вывертов и модификаций там, где это совершенно ни к чему, по меньшей мере глупо. И в этих джунглях новшеств страшнее электрика животного нет. Ненавидя однообразие, он принуждает нас вести постоянную войну с неведомыми конструкциями. То, что возбуждает лишь небольшую досаду, когда у нас вволю времени и терпения, может довести до белого каления, когда дорого каждое мгновение. Иной раз мы можем себе позволить на досуге полюбоваться изобретательностью специалиста, но значительно чаще нам попросту нужен свет. Мы тешим себя робкой надеждой, что электрики грядущего будут меньше поддаваться вдохновению и больше считаться с установленными эталонами. Точное местоположение выключателя не так уж и важно, – гораздо важнее, чтобы мы загодя знали, где его искать… Фантазия – качество весьма необходимое во многих сферах человеческой деятельности (даже в отделке интерьера), но она совсем не нужна при проводке электричества. Пусть феерические световые эффекты используют в танцевальном зале – нам потребны лампы, которые работают.

Но теперь нам пора перейти к спальням – как правило, они планируются, по меньшей мере в Британии, просто как комнаты на втором этаже, которые можно беспрепятственно использовать по любому назначению. В подобных случаях главным предметом меблировки, кроме кроватей, является массивный гардероб, обычно непомерно громоздкий для того, чтобы носить его по лестницам. В исключительных случаях гардероб оказывается встроенным в стену: а ведь тот, кто сооружал дом, не мог не знать, что одежду и обувь придется куда-нибудь прибирать. Можно было заранее сообразить, что без туалетного столика и зеркала тоже не обойтись. При всем том эти предметы до сих пор считаются мебелью, и их перевозят из дома в дом, не щадя расходов. Те уловки, к которым доводится прибегать, проталкивая увесистые шкафы красного дерева в раскрытые окна, вероятно, и выгодны для грузчиков, но никаких иных плюсов данная процедура не имеет. Не лучше ли спальню спроектировать как спальню, в комнате для гостей предусмотреть место для чемоданов, а в детской – для игрушек. Если из-за дефицита ванн возникнет надобность в умывальнике, то не стоит, хватившись, помещать его на самом видном месте – он должен быть заблаговременно внесен в план комнаты, и лучше, если он не мозолит глаза, когда им не пользуются. Иной раз понадобится убрать из комнаты вторую кровать, но куда же ее девать? Изобрести место для лишних кроватей – целиком и полностью в человеческих силах, но отчего это делают так редко? Шкафы для белья, кладовки для одеял и полотенец в быту крайне необходимы, и время от времени об этом все-таки вспоминают, тогда как о помещении для чемоданов забывают постоянно, хотя для него нетрудно было бы найти место. После скрупулезного осмотра мы приходим к убеждению, что второй этаж устроен столь же бестолково, как и первый. Все беспорядочно разбросано, планировка не взвешена, а о предназначении комнат вроде бы никто и знать не знал.

Здесь нам могут возразить, что все указанные недочеты вызваны дороговизной. От любого недостатка можно избавиться, но стоить это будет недешево, да еще много времени уйдет на проект, планы и отделочные работы. А это заставляет нас вспомнить о первоначальных принципах, поскольку и без того несуразная цена находится в прямой зависимости от двух доминирующих факторов, нами уже упомянутых. Ни один мужчина не несет ответственности за дом в целом, и ни у одной женщины не справились, удобно ли ей будет хозяйничать. Мы по сей день сперва сооружаем дом, а затем набиваем его вещами. Нам не приходит в голову собрать все оборудование и возвести дом вокруг него. А если бы мы это сообразили, всю работу мог бы сделать один-единственный инженер. В жилищном строительстве давно пора обходиться без архитектора, подрядчика, слесаря и электрика. Такую средневековую роскошь, как каменщик и штукатур, мы больше позволить себе не можем. Квартира должна преобразиться в блок, запущенный в массовое производство, как домики-прицепы или жилые вагончики. Необходимо добиться того, чтобы строение можно было переместить из одного района в другой, увеличить или уменьшить его размеры, за несколько минут заменить любую отслужившую деталь, а за несколько часов собрать все строение целиком. Производство таких домов несложно, и они гораздо лучше и дешевле тех квартир, в которых мы живем. Общий проект такого жилья можно было бы поручить самому гениальному архитектору, затратить на это годы научной и исследовательской работы. Обдумать его надо настолько всесторонне и скрупулезно, чтобы сравниться с ним не смог бы ни один из прежних домов. Вероятно, некоторые люди взбунтуются против стандартизации, опасаясь, как бы она не отняла у них индивидуальность! Но ведь у современных домов и без того много сходства с массовой продукцией, только вот они лишены всех ее преимуществ. Поразмыслите на досуге и о том, что все ковры, портьеры и занавески могут быть рассчитаны на уже известные размеры – какая экономия при ремонте и покупках! Идея стандартизации совсем не нова – это всего лишь многовековая японская традиция. Но именно она предоставляет нам возможность решить жилищную проблему. Рано или поздно нам придется, хотя бы даже и волоком, втащить в XX век наше жилищное строительство, как бы оно ни увертывалось. Однако еще неизвестно, сможем ли мы своевременно с этим справиться, ведь XX век уже подходит к концу.

Возможно, нам пожелают напомнить, что после главы, посвященной дому, должна следовать глава о саде. У нас такой главы нет, поскольку мы полагаем, что разумный человек предпочтет обойтись без сада. О садоводстве он узнает (по крайней мере, в Соединенном Королевстве) из телепередач и придет к выводу, что дело это лучше всего предоставить другим. А для тех, кто еще не набрался опыта, полезно будет ознакомиться с содержанием таких передач. Любая передача начинается с того, что камеру направляют на Любителя Свежего Воздуха, облаченного в твидовый костюм и раскуривающего трубку на фоне безупречных грядок с цветной капустой и салатом.

– Добрый день, – изрекает он самодовольным голосом. – Вы не забыли, конечно же, что я говорил на прошлой неделе о борьбе с сорняками. Вы могли наблюдать, как я пропалывал междурядья, видели, как нужно сажать рассаду, – вдосталь компоста и вдосталь удобрений. Теперь вы сможете оценить плоды моих трудов, а кроме того – взглянуть на результат обрезки фруктовых деревьев. Вы удостоверитесь, насколько мы были дальновидны, запасая впрок компост еще с прошлого года. Сегодня у меня в гостях мистер Герберт Плодожоркинс, до недавнего времени занимавший пост председателя в Черноземском сельскохозяйственном обществе, автор популярного руководства «Насекомые-вредители». (На экране появляется второй Любитель Свежего Воздуха. Они приветствуют друг друга и начинают обходить огород. Камера неотступно следует за ними.)

– Превосходная фасоль, Фрэнк. Наверное, ты глубоко ее рыхлил и щедро поливал в сухое время года.

– Да, Герберт, ты абсолютно прав. Я поливал фасоль ежедневно в течение трех недель, и она ничуть не пострадала.

– А с рассадой брюссельской капусты никаких неприятностей не было?

– В этом году – нет. А вот в прошлом не все шло так гладко, да и в позапрошлом тоже. Но этой осенью я опрыскал всю рассаду, до последнего листика. Надеюсь, и ты так поступил?

– Нет, Фрэнк. Я ее удалил и посадил другую, которую насекомые не трогают.

– Надо бы и мне сделать то же самое. Какая жалость!.. Как видишь, мы подошли к фруктовым деревьям. Мне хотелось бы проконсультироваться с тобой, Герберт, насчет обрезки. Быть может, тебе кажется, что я немного переусердствовал?

– По-моему, нет. Я имею обыкновение подстригать совсем немного – то тут, то там. Лишнее отрезать – дереву повредить.

– А как ты опрыскиваешь?

– Чем чаще, тем лучше. Обычно я опрыскиваю не только крону, но и ствол, причем раствор делаю чуточку крепче, чем указано на этикетке… – И т. д. и т. п.

Считается, что подобные передачи английские телезрители смотрят часами. Глубокий смысл презентуемых советов состоит в том, что в настоящее время исправить уже ничего нельзя. Все это надо было проделать в феврале прошлого года, но успех обеспечен лишь в том случае, если что-то еще было проделано в апреле позапрошлого года. Вот почему приверженность к таким передачам – мера чистого энтузиазма. Тот, кто их смотрит, и впрямь привязан к земле.

Для пользы дела будем исходить из предположения, что читателя всецело устраивает маленький газончик, траву на котором летом раз в неделю подрезает приходящий садовник. Но если вы желаете узнать больше, приобретите какую-нибудь другую книгу. Попутно сможете в корне пересмотреть свой нынешний образ жизни: дом и семья – вполне достаточная нагрузка для одного мужчины. А если вам хочется еще и сады разводить, стало быть, вы собственными руками роете себе яму.

Дети

В былые времена женатый человек почти неминуемо обзаводился семейством, и лишь высокая детская смертность предупреждала угрозу перенаселения. В примитивном обществе детей рассматривали как одну из разновидностей социального страхования, поскольку предполагалось, что они подрастут и будут заботиться о своих родителях, когда те состарятся. В наши дни людям предоставляется более широкий выбор, а потому многие на несколько лет отсрочивают появление потомства или даже предпочитают совсем его не заводить. Когда женщина беременеет, это означает, что родители сообща приняли решение, и в этом четко проявлено их желание иметь детей. К принятию подобного решения супружескую чету подталкивают два возможных побуждения. Жене известно, что ей, как женщине, дано изведать два существенных переживания: замужество и произведение на свет детей. Если она испытала и то, и другое, значит, она в этом отношении сравнялась с любой другой женщиной, если же ей чего-то недостает, она может ощутить себя обделенной, а если у нее не было ни мужа, ни детей, то и вовсе обездоленной. Муж со своей стороны обязан сочувствовать жене, ищущей полного удовлетворения, – в какой-то степени потому, что он ее любит, а отчасти и потому, что ему совершенно понятно: если она будет обижена, вся семейная жизнь пойдет насмарку. Однако у него наверняка имеются и свои резоны жаждать продолжения рода. Возможно, ему надобно думать о наследниках, которые носили бы его имя, продолжали родовые традиции, увеличивали родовую собственность. Как правило, такие устремления особенно заметны, если семейство знатно или зажиточно, но и более ординарные семьи тоже могут располагать и собственным делом, и фамильным имуществом. Отдельные способности и склонности иной раз передаются по наследству. По целому ряду причин (порой абсолютно необъяснимых) мужчина хочет иметь сына, а если он пессимистично настроен, то и несколько сыновей – чтобы застраховаться на случай естественных утрат. В отличие от своей жены мужчина обычно умеет предугадывать грядущее, а потому к маленькому ребенку он относится как к временной помехе: все-таки из того вырастет будущий преемник. Иногда здравый смысл подсказывает мужчине, что сын может добиться в жизни большего, чем его отец. Следовательно, мужчина даже свыкается с необходимостью ставить интересы семьи выше личных.

К сожалению, в настоящее время проблема человеководства замалчивается, вероятно, потому, что ее исследование может привести к выводам, противоречащим нашим религиозным и политическим воззрениям. Общеизвестно, что исключительная одаренность нередко появляется тогда, когда в породе есть линия, уже обнаружившая разнообразнейшие способности. Деревенский батрак, став егерем, женится на дочери полицейского, а его выросший старший сын получает звание фармацевта. Фармацевт женится на преподавательнице, у них рождаются дети, и один из сыновей делается дантистом. Зубной врач (так он предпочитает зваться) женится на дочери ученого и с гордостью наблюдает за блестящей карьерой своего младшего сына – всемирно известного специалиста по сердечным болезням. Вторая жена светила является дочерью и наследницей процветающего финансиста, так что ее дети могут позволить себе роскошь заниматься политикой. Одному из них удается добраться до места министра внутренних дел и вступить в палату лордов с титулом виконта Чертечтолля.

Ничего из ряда вон выходящего в этой истории нет. По отцовской линии способности передавались достаточно стабильно, а сам политический деятель – это, бесспорно, личность выдающаяся. Но что последует дальше? Возможно, глубокоуважаемый министр, истощив все семейные резервы интеллекта и энергии, оставит после себя малосильных и пустоголовых сыновей? А может быть, есть все основания ожидать, что следующее поколение окажется еще более талантливым? Надо признаться, что знания наши невелики, да к тому же единого мнения о том, как измеряется успех, до сих пор не существует, и в этих разногласиях мы окончательно запутываемся. Зато нам известно, что сыну пользующегося известностью отца не приходится пробивать себе дорогу собственными силами, и к тому же он прекрасно понимает, что поддерживать прежнюю славу ему вряд ли удастся. Тогда он спокойно выбывает из игры, пишет биографию своего отца, женится на аристократке или на красавице и, по всей вероятности, умирает бездетным. Хотя общеустановленной теории на сей счет не имеется, мы в состоянии весьма точно представить себе путь восхождения семейства к признанию и могуществу. Так, можно принять за аксиому, что В, который «выбился в люди» благодаря своему отцу А, приложит все усилия к тому, чтобы его сын С занял еще более высокое положение. Чувство фамильной гордости, в полной мере присущее В, вполне понятно, а польза для общества в целом не вызывает никакого сомнения. Наоборот, семейство, в каждом поколении плодящее тупиц и лентяев, никакой пользы обществу не приносит. Если уж разводить какую-то породу, надлежит отдать предпочтение той, которая совершенствуется.

Таким образом, допустив, что люди все же хотят иметь детей, обсудим теперь их оптимальное количество. Все авторитеты единодушно выступают против единственного ребенка, поэтому двое детей – количество наименьшее, но явно недостаточное для поддержания народонаселения на стабильном уровне. Возможно, когда в семье есть дочь и сын, она выглядит хорошо сбалансированной, но не чересчур ли многое ставится в зависимость от единственного сына? Ведь какого-нибудь заболевания или несчастья может оказаться вполне достаточно для того, чтобы пресечь мужскую линию в роду, – не помешало бы позаботиться и о резервах. Многие люди полагают, что только в таком случае семья является полноценной. И если она продолжает увеличиваться, то только потому, что постоянно рождаются девочки: скажем, если второй ребенок (или даже третий) – женского пола, то в семье все так же остается или единственный мальчик, или одни девочки. Вот и выходит: множатся дочки, пока дожидаются сыночка. Но семьи, где пятеро или более детей, обычно нежелательны. Безусловно, и в многодетной семье ребятишки могут получить хорошее воспитание, но только если родители полностью принесут им себя в жертву. Пятеро детей, между которыми приблизительно по два года разницы, – это же без малого четверть века, более или менее заполненная стиркой пеленок и проверкой домашних заданий. Это оправданно лишь в том случае, если предполагается, что дети главнее родителей. Но почему мы должны придерживаться такого мнения? Короче говоря, хотя в отдельных случаях это несомненный факт, но нет ничего несуразнее утверждения, что родители обязаны всегда жить только ради детей. Да, ребенок может оказаться Исааком Ньютоном, но ведь и отец может оказаться Иоганном Себастьяном Бахом! Считать за правило, что каждое поколение менее ценно, нежели последующее, просто смехотворно, и ни к чему хорошему такая установка привести не может.

Обычно первый ребенок рождается года через два после свадьбы, и скорее всего, такое решение – наилучшее, поскольку, ежели люди вступили в брак только ради романтической любви, ее хватает в среднем именно на два года, а затем следует открытие, что кто-то другой (или другая) еще более ее достоин. Так что первенец появляется на свет весьма кстати, скрепляя союз, который без него мог бы развалиться. На более долгий срок рождение детей отсрочивать, как правило, не принято. А вот ранние браки, как мы уже смогли убедиться, становятся все более популярными, и немногие молодожены успевают серьезно увлечься чем-либо, кроме собственного дома. В этом случае отодвигать произведение на свет первенца тоже не стоит, потому что тогда само супружество подвергается серьезной опасности. Выйдя замуж в восемнадцать лет и став матерью в двадцать, современная девушка входит в тот период (занимающий около четверти века), когда вся ее жизнь преимущественно посвящена материнским заботам. Если допустить, что период этот завершится, когда младшему ребенку минет, к примеру, четырнадцать лет, то жене и матери к тому времени исполнится сорок – сорок пять, когда она наконец-то получит право на заслуженный отдых. Учиться новой профессии в этом возрасте уже поздновато, а уходить на покой еще преждевременно. Некоторых женщины вполне устраивает роль бабушки. Но еще довольно нестарый человек не может (или же не должен) отдавать все свое время воспитанию внуков.

Именно теперь, может статься, мы придем к заключению, что жизнь полна трудностей, которых избежать невозможно. Однако подвергнутая рассмотрению проблема, к примеру сказать, появилась сравнительно недавно, и теоретически она вполне разрешима. В прежние времена родители, как правило, распределяли свои обязанности между нянюшками, кормилицами, гувернантками и педагогами. В трудящихся семействах детей отдавали в подмастерья с семи лет, а к работе они приступали даже и с пяти. Лишь в XX веке возникло суждение, согласно которому родители обязаны лично печься о воспитании детей-подростков. Один викторианец замечает в своем дневнике, что его отец беседовал с ним всего один раз. Другой современник королевы Виктории вспоминает, что как-то раз он похвалил проходившую мимо няньку за то, что у нее такие ухоженные детишки, на что та ему ответила, что детки, которых он не признал, его собственные отпрыски. В XVIII веке, при том образе жизни, который тогда вели, потребны были приемные родители – хотя бы для того, чтобы растить городских детей на свежем воздухе. Многие из еще посейчас здравствующих леди практически не виделись со своими малолетними чадами, а собственных родителей они вспоминают туманно, потому что те почти никогда не заходили в детскую комнату. Если в доме достаточно прислуги, мать может уделять своим ребятишкам по нескольку минут в день, а отец – и того меньше. Но ситуация кардинально изменилась, и в настоящее время все члены семьи живут в условиях, которые многие уже стали находить вполне «естественными»; но никто не предугадал, к чему все это может привести. Еще неизвестно, выигрывают ли он этого дети, а вот родители, бесспорно, многого лишаются. В течение многих лет (полжизни!) им приходится приспосабливать все свои разговоры к уровню малыша или школьника. В их собственном интеллектуальном развитии наступает глубокий застой.

Мало кто из нас понимает, насколько разговоры содействуют нашему развитию (или замедляют его). Быть может, мыслительные способности и зависят от воспитания, но умение применять их на практике оттачивается в полемиках. Мы учим друг друга уговорами и препирательствами, колкостями и рациональными аргументами. И больше всего мы можем позаимствовать от людей незаурядных, мудрый и тонкий ораторский талант которых принуждает нас слушать их речи, храня молчание. Но если от общения с подобными людьми наш интеллект становится острее, то беседа с ограниченными и недалекими индивидуумами его только притупляет. Наши старания наставлять маленьких детей и подростков чреваты тем, что в конце концов мы сами скатимся на доступный им уровень понимания. Они набираются ума, а мы его утрачиваем; мы до такой степени выдыхаемся, пытаясь разжевать им начало алфавита, что сами уже не в состоянии достичь его середины. Наставляющий расплачивается тем, что сам прекращает развиваться. Мы замечаем, что для школьных педагогов это стало правилом, не случайно их принято считать не совсем настоящими взрослыми. Но от нашего внимания ускользает, что та же самая участь в какой-то степени постигает и родителей. Мы не способны увидеть линию, ограничивающую наш собственный интеллектуальный горизонт. Наше сознание – предмет измерения – в то же время является и единственным доступным нам мерилом. У нас нет возможности определить, насколько разумнее мы были бы в других обстоятельствах. И при всем том мы каждый Божий день разрешаем нашему интеллекту притупляться. Когда викторианская семья рассаживалась вокруг обеденного стола, ее члены соблюдали одно строгое правило: когда старшие говорят, младшие слушают. Кое-какие темы в разговоре не затрагивались, некоторые вопросы обсуждались по-французски, но младшим было что почерпнуть. Ко всему прочему, они могли осознать собственную невежественность и научиться формулировать свои мысли более складно. В настоящее время болтают дети, а внимают родители – проку никакого и ни для кого, а вред совершенно очевидный.

Дабы наглядно представить себе это, соберем к ужину нынешнее семейство. Отец возвратился из города в предместье, дети пришли из школы. В семье кроме родителей две дочери, Джоанна и Рейчел (десяти и семи лет), и один сын, Тимоти (пяти лет). Девочки учатся в одной школе, мальчик ходит в детский сад рядом с домом. Потайной магнитофон фиксирует для потомков следующий разговор.

Отец. Скажи-ка, Тимоти, что нового ты узнал сегодня в детском саду?

Тимоти. Ничего.

Отец. Чем же вы занимались целый день?

Тимоти. Нам давали печеные яблоки и пирог.

Мать. А перед этим?

Тимоти. Сосиски с фасолью.

Рейчел. Он думает только о еде.

Тимоти. Врешь! У-у, гадкая!

Мать. Ну, хватит, довольно. А что новенького у тебя, Джоанна?

Джоанна. А у нас новая училка. Зовут мисс Кроули, и все говорят, она что надо, только вот очкастая.

Рейчел. Спорим – ты уже нацелилась протиснуться в любимчики.

Джоанна. А вот и нет, это пусть Диана подмазывается.

Рейчел. Ну разумеется, Диана всегда первая.

Джоанна. Как бы не так! Мисс Кроули сказала, что я талантливая и рисую лучше всех.

Рейчел. Ты бы лучше Библию не перепутывала!

Джоанна.Ты же дала обещание, Рейчел. Замолчи!

Рейчел. Подумаешь, велика важность! Как это… Ага, вспомнила. Исав был обезьяночеловеком… Вот смех-то!

Джоанна. Не смей! (Кричит.) Заткнись!!!

Мать. Перестаньте шуметь, дети. Тим, ты отыскал свой комикс? Он лежал на кухонном столе.

Тимоти. Классная книжка! Там рассказывается про кота Клаудиуса, он плавать не умеет, а рыбки ему очень хочется. Там еще такой пруд (чертит пальцем на скатерти): тут – забор, а здесь – будка, в ней живет собака Кусака, она ненавидит кошек. А у Клаудиуса удочка, во-о-т такой длины (широко разводит руки) и крючок на конце, и он ка-ак размахнется (показывает, сбивая при этом свою кружку с молоком)…

Мать. Быстрее неси тряпку, вытирай!

Мало-помалу порядок восстанавливается.

Рейчел. Все равно книжка глупая. Для карапузов.

Тимоти. А вот и неправда! Врешь! (Ревет.)

Мать. Рейчел, ну нельзя же так, в самом деле. Тебе эта книжка не пришлась по нраву, потому что она написана для мальчиков, понимаешь? Тиму она очень даже нравится.

Джоанна. А он по этой книжке своей бандой командует.

Рейчел. Нет у него никакой банды.

Тимоти. А вот и есть! И моя банда всегда ихнюю побеждает!

Рейчел. Это чью же, позволь узнать?

Тимоти. Фредди и Майкла. А вот и не отгадаешь, чего мы им сегодня подстроили.

Джоанна. А ну-ка, расскажи.

Тимоти. Вырыли большущую яму и налили туда воды. Сверху накидали листьев и всякого мусора, будто бы там трава растет. Потом мы ка-ак побежим, а они за нами – в погоню! – и все в яму – фр-р-р, буль-буль-буль! (Исступленно размахивает руками, но мать уже успела своевременно убрать кружку.)

Рейчел. Выходит, ты с Тедди выкопал большущую яму прямо в детском саду, по время прогулки?

Джоанна. Ясное дело! Какое счастье, что в нее мисс Медхэрст не плюхнулась! (Смеется.)

Рейчел. Уж если кому и нужно туда плюхнуться, так это Розмари.

Джоанна. Какая это Розмари?

Рейчел. Розмари Брэнд. Она теперь наша новая староста! И почему ее выбрали, понять не могу. Хоть бы умная была, раз уж такая уродка и всю перемену с доски стирает.

Джоанна. А ты считаешь, что надо было тебя выбрать?

Рейчел. А почему бы и нет?! Я, по крайней мере, не совала бы всюду свой нос. Да ведь она прямо-таки ходячее страшилище. Салли ее дразнит «Розмари – нос убери!»

Джоанна. Так я и знала – у тебя везде одна только Салли, без нее ты и шагу не ступишь!

Рейчел. И то верно, мы с ней давно уже дружим. Правда, вчера поругались, но сегодня опять помирились. Мы с ней читаем одну и ту же книжку, там про лошадок написано. Там еще есть про маленькую лошадку, которую зовут Тихоня, и никто ее не любит, а Джилл ее полюбила и украдкой ото всех ее дрессирует. Но однажды Тихоня исчезла, и все подумали, что ее похитили.

Джоанна. Знаю, знаю, наверное, в конце книжки она выиграет первый приз!

Рейчел. Мы до конца еще не дочитали. Неизвестно, что с ней приключилось. Может, ее украли цыгане и продали в цирк или еще что…

Мать. Даст Бог, все закончится счастливо. Сегодня у нас на сладкое шоколадный крем или пирог с вареньем. Кому что?

Гул, сумятица, все по нескольку раз перерешают, а Тимоти просит и того, и другого.

Рейчел (заканчивает повествование). Но самое главное в этой книжке, что там вовсе нет мальчишек, одни только девочки, и лошадки, и пес, его зовут Ларри.

Тимоти (бурчит). А у меня в комиксе нет девчонок…

Рейчел. Джилл просто без ума от конных соревнований, и ей очень хочется, чтобы Тихоня выиграла, так что, когда она видит пустое стойло, она жутко сокрушается. Салли на этом месте даже заплакала, а я нет; а мама Джилл извещает полицию. Интересно, похитили лошадку или же она просто заблудилась?

Джоанна. И чего ты понапрасну голову ломаешь?

Тимоти. Я – все. Можно встать?

Мать. Подожди, пока другие доедят. Потом поможешь прибрать со стола.

Тимоти. А ну, живей, поторапливайтесь!

Мать. Не нужно торопить, Тим. Быть может, папочка хочет добавки?

Отец. Спасибо, не хочу.

Мать. Ну, вот мы и поужинали. Рейчел и Тим, уберите посуду, а Джоанна поможет мне ее вымыть. Ладно? Глянем, что сегодня показывают по телевизору для детей. Вот, вторник, «Космические гонки», в семь тридцать – для тех, кто уже выучил уроки…

Невеселая судьба родителей – изо для день все это выслушивать; и при всем том это отнюдь не глупое пустословие, а вполне сознательные разговоры весьма разумных детей. Когда они подрастут, положение немного улучшится, начнутся вопросы, что послужит стимулом для мыслительного процесса. Чтобы иметь возможность удовлетворять детскую любознательность, родителям придется хотя бы изредка заглядывать в районную библиотеку. Правда, на протяжении нескольких лет вопросы будут настолько элементарными, что на них можно давать самые простые ответы, но как раз в эти годы родителям следовало бы пополнять запас своих знаний. Первой жертвой, как правило, становится мать, но было бы ошибкой считать, что отец не терпит никакого ущерба: ведь если она непроизвольно опускается до уровня детских разговоров, то и ему в свою очередь приходится опускаться до ее уровня. Не исключено, что к середине жизни они совсем разучатся думать.

Интеллектуальное развитие (или же его отсутствие) ориентировочно измеряется количеством и качеством книг, наличествующих в доме. Если книг вообще нет, напрашивается вывод, что развиваться, собственно говоря, было нечему. Но значительно чаще книги отображают этапы нашего роста. Например, обыкновенная средняя семья дает приют прежде всего тем книгам, по которым отец когда-то учился, допустим, на бухгалтера. Вероятно, рядом с ними стоит несколько более новых работ в той же сфере – бывает, что и с неразрезанными страницами. Если мама в свое время занималась изучением домоводства, на книжных полках могут сыскаться ее конспекты, а рядом с ними – несколько более свежих кулинарных опусов. Три-четыре томика стихов напоминают о первых днях ее замужества, а испанский словарь – о том, как они с мужем ездили в Андалусию или Мексику. Если бросить взгляд на годы изданий, то можно заметить, что на протяжении последующих лет книги не приобретались, за исключением разве что нескольких брошюр по садоводству или столярному делу. Затем идут книги для детей: словарь, атлас и детская энциклопедия, на которую можно сослаться в тех случаях, когда дети спрашивают родителей о том, что те уже успели забыть или вообще никогда в жизни не знали. И наконец, мы видим дешевые издания в бумажных обложках, а также разрозненные выпуски «Легкого чтения». Вот что предстанет перед нашими глазами в обычной средней квартире, вот как мы определим, в какой степени рождение первенца повлияло на прекращение интеллектуального роста ее хозяев. Никакого намека на расширение кругозора, на трансформацию вкусов, никаких симптомов увлечения театром или историей, наукой или современной политикой. Весь наличный багаж знаний, видимо, был усвоен еще в школе или в колледже. Ничто не свидетельствует о пристрастии к старинным вещам или к скульптуре, о приверженности к религии или о балетомании. Невольно напрашивается мысль, что люди прекращают развиваться, как только обзаводятся потомством.