Текст книги "Век Екатерины Великой"

Великий князь ехал с обер-гофмаршалом Брюммером, обер-камергером Берхольцем и Дуккером. Екатерина Алексеевна путешествовала в другой карете, с матерью, фрейлинами и обер-гофмейстериной Марией Андреевной Румянцевой, которая всю дорогу поминутно выглядывала в окошко и дивилась переменчивой красоте природы и встречающимся на дороге крестьянам.

– Ах, какой запах прекрасный, лесной, – говорила графиня, когда проезжали березовые леса. – Как я люблю наши русские березоньки! Как они стройны и красивы!

– Как, однако, уже пожелтели листья, – заметила Иоганна.

– Да, скоро осень. Наступят холода, – грустно согласилась одна из фрейлин.

Герцогиня попыталась отвлечь ее от печальных мыслей:

– Вы не печальтесь. Холодно будет на улице, а у нас шубы, а дома и во дворце печи топятся.

– О себе не печалюсь, – ответила та. – Вот народ тяжко переживает зиму. Одним одеться не во что, другим нечем топить…

– Я вижу, им и летом особенно не во что одеться, вон, колико на нашем пути оборванных встретили, – заметила Екатерина.

– Права, права ты, матушка! Все правильно примечаешь. Беден у нас народ. А все потому, что бесправен. Закрепощен.

– А почему так? Ужели по-другому не может быть? У нас в Пруссии такой страшной нищеты не увидишь. Почему же у вас иначе?

– Не знаю. Испокон веков так.

– Бедные… Кланяются, на колени становятся, крестят наши повозки…

– Кланяются, ибо любят нашу государыню-матушку.

– Ведь она – помазанница Божья, к тому же Петрова дщерь.

Сердце юной принцессы сжималось при виде суровых лиц простого народа, вышедшего приветствовать свою царицу.

– Ой, смотри, матушка, какой страшный дядька бородатый стоит с синей холщевой котомкой. Видишь?

– Похож на разбойника. Немолодой…

– Он улыбнулся! Смотри, какой же он разбойник, когда у него улыбка ангельская?

И в самом деле, страшный на вид мужик в мгновенье изменился. Глаза засветились неиссякаемой кротостью, обнажились крепкие белые зубы. Он махал рукой и что-то говорил.

Екатерина выглянула из открытого окна.

– Наверное, говорит что-то доброе, – заметила она.

– Они все что-то говорят, нешто расслышишь. Да и колеса тарахтят, лошади ржут, рессоры скрипят, – ответила раздосадовано Румянцева. – А хотелось бы послушать того дядьку.

– Интересно, выйдет он к нам, когда будем возвращаться в Петербург?

– Я его обязательно узнаю, – заявила без обиняков гофмейстерина Румянцева. – Да, и ты, моя голубушка глазастенькая, тоже узнаешь его. От твоего пытливого глаза никто не ускользнет.

Великая княжна заметила, что украинские крестьяне выглядели справнее. Одежда на них не была рваной и грязной, и держались они повеселей. На вопрос ее, мол, откуда же взялась такая разница, Румянцева ответила, что на Украйне нет крепостных крестьян. Что зарабатывают, то и имеют. Кстати, были здесь и исконно русские города, как Сумы и Харьков, куда бежали христиане, преследуемые польскими католиками. Их основал русский царь, Алексей Михайлович – батюшка Петра Первого. Город Чернигов, русский с незапамятных времен, был когда-то разрушен поляками, но потом отвоеван назад.

Ожидая приезда императрицы в селе Лемешево, что близ Козельска, энергичная Mutter, злившаяся, что в поездку не взяли ее друзей, Бецкого и князя Трубецкого, не долго думая, приказала приспособить скамейки вокруг открытой повозки, дабы в ней разместилось как можно больше людей. Герцогиня распорядилась разложить постельные одеяла на все сиденья и пригласила графа Захара Чернышева, князя Голицына, Великого князя и двух дам помоложе к себе в повозку. Таким образом, ее повозка, разговаривавшая на немецком и французском, веселилась всю дорогу, вызывая зависть и недовольство Румянцевой, Брюммера, Бергхольца и других из ехавших не с ними.

Проделав изрядный путь, путешественники, усталые и голодные, решили подкрепиться, отдохнуть и дождаться императрицы. Великий князь велел сделать последнюю остановку у украинской столицы. На сей раз недолго пришлось ждать: на следующее же утро прибыла государыня Елизавета Петровна. Проехав последние несколько сот верст, объединившиеся кортежи Большого и Малого двора наконец въехали в Киев. Встреча русской царицы в самом Киеве была чрезвычайно торжественна. В ней участвовало все население города. Воспитанники духовной академии ожидали государыню Елизавету Петровну, обрядившись греческими богами. Были произведены разные удивительные явления. Так, на подъезде к городу их встретил седовласый старик в богатой одежде, с короной на голове и жезлом в руках. Он представился киевским князем Владимиром Мономахом, приветствовал государыню как свою наследницу, пригласил в Киев вместе с ее кортежем… Сидел он на колеснице, названной «Божественный фаэтон», в кою были запряжены два коня, с приделанными по бокам крыльями из гусиных перьев.

Государыня в Киеве оставалась две недели. Она осталась в восторге и от приема, оказанного ей, и от самого города. Посещая церкви и монастыри, она оставляла богатые пожертвования. Восьмого сентября при императрице заложили Андреевскую церковь, и она собственноручно позолотила купол церковной колокольни. Помимо сего, государыня пожаловала лично лаврскому архимандриту Тимофею Щербацкому три тысячи рублев, на братию десять тысяч и тысячу на Малосеевскую пустынь. Кроме того, в киевском Царском саду заложили дворец по ее указу, проект в стиле барокко, который должен был разработать ее придворный архитектор Бартоломео Растрелли. Немало подарков получил город от щедрот императрицы Елизаветы Петровны! Киевляне были потрясены: до приезда императрицы они не видели подобных празднеств. Великий князь, Великая княжна и герцогиня Иоганна-Елизавета, присутствовавшие при всех церемониях, токмо успевали дивиться широким жестам государыни. Петр Федорович постоянно насмешничал по оному поводу, дескать, казна безразмерная, чего мелочиться. Екатерина Алексеевна же внутренне восторгалась природным величием и поистине царственными поступками императрицы. Мимо внимания Ея Высочества Екатерины Алексеевны не проходила ни одна встреча со знатью и с народом, ни одно событие, связанное с участием в закладке новых зданий по указанию государыни, ни одна литургия. Всюду юная Великая княжна не упускала из виду взгляды Елизаветы Петровны, ее жесты, манеры разговора и улыбки. Она училась величию и великолепию императрицы, которые она хотела в будущем воспитать и воплотить в себе.

Радость нахождения в Киеве подпортил нелепый инцидент между Великим князем и герцогиней Иоганной, от коего пострадала в первую очередь Екатерина Алексеевна. Случилось так, что герцогиня открыла шкатулку со своими драгоценностями, дабы выбрать себе подходящее к платью украшение на следующий день. Зашедший перед сном Великий князь, заглянув в шкатулку, хотел было запустить туда руку. Герцогиня попросила его ничего не трогать. Петр сделал свою обычную гримасу и начал скакать по комнате. Прыгая то туда, то сюда, он задел крышку открытой шкатулки, и та упала. Герцогиня рассердилась, и они стали крупно браниться. Герцогиня полагала, что он нарочно опрокинул шкатулку, а он отпирался. Екатерина сказала матери, что навряд ли Великий князь учинил сие намеренно. Тогда мать набросилась на нее с бранью. Екатерина замолчала и заплакала. Хлопнув дверью, Великий князь вышел из комнаты. Он откровенно невзлюбил герцогиню и долго потом не мог забыть сей ссоры. Их отношения стали предельно натянутыми. Великий князь даже стал мягче относиться к Екатерине, понеже видел, что неуравновешенная герцогиня часто нападала на дочь, особенно когда не могла придраться к Великому князю.

* * *

Из малороссийского похода вернулись в сентябре. Большой и Малый дворы остановились на некоторое время в Первопрестольной. Государыня-царица нервничала из-за необходимости заниматься неотложными делами, как, например, все тем же нескончаемым делом Ботты. Приехавший в Белокаменную от Марии-Терезии посланник, австрийский дипломат Розенберг, подал вице-канцлеру Бестужеву-Рюмину официальную ноту два месяца назад, когда двор выехал на Украйну, и все сие время ожидал приезда императрицы Елизаветы Петровны для получения официального ответа. Австрийский посол наконец получил резолюцию, что принятые Марией-Терезией меры в отношении дела Ботты Елизавету Петровну удовлетворили.

Завершив сие злосчастное дело, государыня-царица принялась активнейшим образом за подготовку свадьбы племянника, стараясь проникнуть во все сферы, касающиеся сего события, доводя и без того безумную роскошь двора до неслыханных пределов. Всем придворным чинам выдали жалованье за год вперед, дабы они пристойно подготовились к свадьбе. Именным указом повелели знатным персонам обоего пола изготовить богатые платья, кареты цугом и прочее. Из Парижа выписали подробное описание всех церемоний празднеств и банкетов, бывших при свадьбе дофина с инфантою гишпанскою, а из Дрездена – все рисунки, программы да объявления тех торжеств, коими во время правления польского короля Августа Второго сопровождалось бракосочетание его сына. Свадьбу решили играть в конце лета, на французский манер. Государыня страстно любила празднества. Пока же при московском дворе постоянно давали банкеты, куртаги, балы, комедии французские и русские, а такожде итальянскую оперу. Два раза в неделю устраивали маскерады – один для двора и для тех лиц, коих государыня удостаивала приглашениями, другой – для шести первых классов и знатного шляхетства.

Окромя того, часто бывали публичные праздники для дворянства. Иногда на них допускалось и купечество, и всякого звания люди. На сии маскерады дамы должны были являться в платьях с самыми маленькими фижмами, дабы одежда не занимала много места. Строго воспрещалось привозить с собою малолетних и употреблять в убранстве хрусталь и мишуру. Дозволялось являться и в приличных костюмах, не позволяя никаких непристойностей.

Иностранные посольства не могли надивиться роскоши русского двора, искренне восторгаясь императрицей.

Танцуя, государыня Елизавета Петровна во всяком наряде умела придавать своим движениям особенную прелесть. Все признавали, что она танцевала превосходно и отличалась особливо в менуэтах и русской пляске. Кокетство было в большом ходу при дворе. Все дамы токмо и думали о том, как бы перещеголять одна другую. Императрица первая подавала тому пример, но при том никто не смел одеваться и причесываться так, как она.

Что и говорить, свадьба наследника – прекрасная возможность блеснуть во всей красе, показать не токмо себя, но и то, чем богато вверенное ей Богом российское государство.

С началом зимы, перед возвращением в Санкт-Петербург, все предвкушали праздник, объявленный Ея Величеством Елизаветой Петровной: она решила отпраздновать свои именины в сорока верстах от Москвы, недалеко от Твери, в Гостилицах – усадьбе, отобранной у фельдмаршала Миниха два года назад и недавно пожалованной ее фавориту, графу Алексею Разумовскому. Мария Андреевна Румянцева, Мавра Егоровна Шувалова и другие ее подруги-фрейлины были при ней. Приехали к графу Разумовскому восемнадцатого декабря. Столы ломились от яств. Пир был горой. Танцевали до самой последней устали. Задавали тон именинница и Мария Андреевна Румянцева. Графиню Румянцеву, гофмейстерину их Малого двора, Екатерина Алексеевна недолюбливала, понеже была она из тех, кто постоянно нашептывал императрице всякие гадости о ее матери, Иоганне-Елизавете. Марии Андреевне палец в рот не клади – откусит. Поговаривали, она имела смелость дерзить Петру Великому, при коем состояла в полюбовницах. Все знали, что последний ее сын, Петр, рожден был от императора через полгода после его смерти. Потому и чтит Румянцеву государыня Елизавета, как-никак – мать ее единокровного брата.

Герцогиня Иоганна с дочерью вернулись с именин в свои покои под утро. Утомленная танцами, Екатерина Алексеевна полулежала в постели и раздумывала о последних событиях придворной жизни, улыбаясь самой себе. Она делала записи и пометки в своей тетради. На самом деле, время текло не так уж и грустно. Взять хотя бы нынешние именины: весело и радостно! Одни танцы чего стоили! Окромя того, жизнь разнообразили балы и частые карневалы, устраиваемые государыней. Чаще всего на них все обязаны были переодеваться в одежды противоположного пола. Женщинам не нравились такие переодевания – мужские рейтузы некрасиво обтягивали их тяжеловатые зады, а мужчины попросту ненавидели женские неудобные наряды. Все подобные неприятности совершенно не касались государыни Елизаветы с ее прекрасной фигурой. Впрочем, Великая княжна тоже чувствовала себя одинаково хорошо в любом костюме – с ее тонкой фигурой в мужских одеждах было даже комфортнее. Она со смехом отвергала любовные признания кавалеров в женских платьях, картинно обмахивающимися веерами. Колико раз ей предлагали встречи в укромных местах, колико страстных поцелуев руки – и нескромных пожатий оных! Нет, она должна была блюсти себя. Мать ей постоянно напоминала: кругом шпионы, доносящие Елизавете каждый ее шаг. Одна ошибка – и Auf Wiedersehen, поезжай обратно в свой паршивый Штеттин. Так легко потерять привязанность царицы Елизаветы Екатерина не желала. Нет, ни за что на свете не вернется она в скучный нищий отчий дом. Ни за что! Она выйдет замуж за наследника российского трона несмотря ни на что – в том числе, несмотря на то, что он был неприятен ей во всех отношениях. Иногда Екатерина представляла, как его некрасивое лицо приближается к ней, чтобы поцеловать, и на нее накатывала сосущая, приторная где-то внутри тошнота. В такие минуты она уговаривала себя, что человек способен преодолеть чувство брезгливости. Ей не привыкать. По крайней мере, положение в будущем законной жены императора стоило того. Сказывают, государыня Елизавета ждала своей короны шестнадцать лет. Что ж, она, Екатерина, согласна подождать и подольше, но пусть все же оное случится быстрее.

Екатерина ругала себя, что не все у нее получается, как хотелось бы. Все старания приносили не самые лучшие плоды. Недавно она навлекла на себя гнев императрицы тем, что наделала долгов. Что она пережила, пока ей выговаривала Елизавета Петровна, один Бог ведает! Весьма неприятно было и присутствие при сем разговоре личного медикуса императрицы Лестока, преследовавшего ее своим злорадным взглядом. Отповедь Екатерина Алексеевна выслушивала в комедии, стоя перед государыней в ее ложе. Принцессе казалось, что вся публика смотрела на нее. Что ж, денег ей и в самом деле не хватало. Ей приходилось даже заимствовать у своей матери, которая сама спускала деньги, стоило им токмо у нее появиться.

Принцесса заметила, что при русском, как и при цербстском дворе, дружба подогревалась маленькими подарками. Екатерина научилась пользоваться сим приемом, дабы поддерживать хорошие отношения с окружающими. Среди них и Великий князь обожал принимать подарки от невесты, и сие весьма помогало ей сохранять с ним терпимые отношения. К тому же, ее гофмейстерина Румянцева, выступала для принцессы плохим примером. Она и сама была в крайней степени небрежна с деньгами, бесконечно играла в азартные игры и проигрывала, занимала и снова проигрывала. Постепенно она научила расточительности и Екатерину. Выговор императрицы пришелся весьма кстати, и Екатерина пересмотрела свои подарочные подношения, особенно касательно своего жениха. Их взаимные отношения не отличались сердечностью, стоит ли метать бисер, занимать деньги, страшиться не суметь отдать долг? Екатерина Алексеевна быстро научилась тратить деньги, а заново учиться экономить оказалось крайне сложно. Все же медленно, но верно она шла к сей цели. Весь следующий месяц она не позволяла себе ничего лишнего. Результат ошеломил ее – она сумела не превысить суммы, назначенной на растраты. Екатерина с удовольствием похвалила себя, отметив в тетрадке о своей победе, уверенно дописав в конце: «Все в руцех человека, все можно достичь, когда есть воля к достижению желаемого».

* * *

Екатерина Алексеевна внимательно просматривала свои недавние записи. Как у нее продвинулись дела с намеченными пунктами? С третьим пунктом она, кажется, на правильном пути: постоянно получает комплименты от придворных дам и сановных господ, утверждающих, что в ней масса обаяния и им так приятно встречаться, говорить и проводить с ней время. Сказывают, и народу она тоже по душе: очень уж угодила им, когда во время своего крещения без запинки прочла «Символ веры» на русском языке. Да, можно сказать, что третий пункт выполняется. Надо токмо усерднее учиться разговаривать. Особое внимание, как говорит Ададуров, надобно обратить на народные пословицы и поговорки. Как сие будет по-русски? Екатерина заломила правую бровь, как делала, задумавшись, государыня Елизавета Петровна. Ах, да: «Нет худа без добра», «Без труда не вынешь и рыбки из пруда», «Сколько волка не корми, он все в лес смотрит», «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет». Екатерина, довольная собой, улыбнулась сама себе. Так, стало быть, надобно еще и еще выучить. Не надо токмо лениться. Что еще? Не пропускать церковные службы, чаще ходить туда вместе с государыней: пусть народ видит, как набожна она и какие замечательные у нее отношения с императрицей Елизаветой Петровной.

И что еще? Пожалуй, не мешает периодически наряжаться в русские народные одежды, к примеру, в сарафан. Тем паче, что богато украшенные сарафаны ей очень к лицу. Екатерина задумалась. Да, и последнее – надобно ей начать брать уроки российской истории и литературы. Она обхватила голову руками: ох, как много ей еще надобно потрудиться и колико на оное уйдет времени! Ну так что же теперь? Ничего не делать? Нет, не в ее правилах опускать руки. Русские сказывают: терпение и труд все перетрут. Прекрасные слова!

Она выпрямила спину, строго сдвинула брови, сделала несколько новых пометок в тетради.

Великий князь Петр Федорович… второй пункт: с ним сложнее всего.

Он не хотел учить русский язык, не хотел ходить в церковь, не хотел соблюдать правила приличия. Ничто русское его не привлекало, напротив, все раздражало. К тому же, понимая, что рядом с ней он смотрится совсем невыгодно, он явно ревновал ее, Екатерину, к тетке и ко всему окружению. Она чувствовала, что тяготила его; ему не нравились окружающие ее люди, окромя, пожалуй, совсем немногих. И как бы она не старалась приноровиться к его характеру, все напрасно. Он намеренно игнорировал ее, избегал встреч.

С одной стороны, таковое положение вещей ее радовало: надоел он ей своими глупыми разговорами, замечаниями и особенно играми в оловянные солдатики, где она должна была воевать с ним, голштинцем, на стороне противоположной, русской. Вестимо, все оловянные победы одерживали пруссаки во главе с гл авнокоман дующим, Великим князем Петром Федоровичем.

Теперь ей реже приходится слушать его скрипучую скрипку, он обожал её токмо лишь потому, на взгляд Екатерины, что его идол, прусский король Фридрих, паки любил музыку и играл на флейте. На самом деле, как ни удивительно сие было для Екатерины, но многие почитали Великого князя за хорошего музыканта.

Все чаще принцесса отмечала, насколько они разные. Разительнее не бывает. А уж в отношении музыки… Он мог часами пиликать на скрипке, а ей хотелось зажать уши и бежать, куда глаза глядят.

На следующий день после своих именин Елизавета Петровна приказала собираться ехать в Санкт-Петербург, где ее давно ожидали неотложные государственные дела. Царский кортеж двинулся дальше. К вечеру наследник и сопровождающие его лица достигли Хотилова Яма, где и остановились на ночлег. Ночью великому князю стало плохо. У него поднялась температура, начался сильный жар, а к утру выступили характерные пятна. Послали гонца за Елизаветой Петровной, кортеж коей уже выехал. Иван Иванович Лесток сразу определил страшную болезнь – оспу. Весь двор вынужденно остановился в городке Хотилове. Елизавета Петровна была сама не своя. Бледная, с опухшими после бессонной ночи глазами, она потребовала к себе Екатерину и герцогиню Иоганну. Обе они предстали перед императрицей. Она сидела в кресле, за ней стояла гофмейстерина Великой княжны, Мария Андреевна Румянцева, другие кресла заняли граф Алексей Григорьевич Разумовкий и медикус Лесток.

Прервав приветствия, Елизавета устало махнула рукой, приглашая устроиться напротив.

– Вы уже знаете, что Великий князь тяжело заболел. Оспа безжалостно забрала в мир иной моего жениха, вашего брата.

– Да, сия болезнь весьма опасна, Ваше Величество, – тихо проговорила герцогиня, со страхом оглядываясь на дочь.

Елизавета с участием посмотрела на Екатерину.

– Вот посему я и мои приближенные решили, дабы не подвергать опасности Екатерину Алексеевну с матушкой, отправить вас отселе безотлагательно. Вы проследуете дальше по намеченному пути в столицу, а уж мы здесь будем учинять все возможное, дабы спасти Петра. Прошлую зиму, – сказала она печально, – хворала невеста Петрова, теперь хворает сам жених. Какие испытания дает мне Всевышний! Но, чаю, велика Его милость, и Петр Федорович одолеет сию напасть. Не может Господь Бог так дважды меня наказать – забрать к себе моего любезного жениха, а теперь моего племянника, не дав жениться на любящей его принцессе.

Глаза Елизаветы наполнились слезами, и она, судорожно смяв платок, вытерла их. Разумовский и остальные беспокойно задвигались. Разумовский взял ее за руку.

– Матушка-государыня, успокойтесь, – попросил он, кивая в сторону Лестока. – Иван Иванович учиняет все возможное. Ты же знаешь, он толковый лекарь. Все, кого он лечит – выздоравливают.

Елизавета Петровна благосклонно посмотрела на своего лекаря.

– Вся надежда на Бога и на тебя, Иван Иванович. Иди к нему и не отходи, я приду сию минуту.

Лесток мигом исчез. Елизавета Петровна, всхлипнув, молвила:

– Снова испытывает меня Господь! Ежели Петруша одолеет хворь, велю в благодарность Господу поставить здесь церковь Архангела Михаила. – Государыня снова прижала платок к глазам и встала. – Буду ему сама сиделкой, он – моя родная кровинушка, сын моей сестры, внук моего отца. А вы езжайте. Через час вас не должно быть здесь. С вами едет половина свиты. – Императрица взыскательно посмотрела на Екатерину. – Ни в коем случае, принцесса, не вздумайте заходить попрощаться с Петром Федоровичем.

Екатерина кинулась к ней в ноги и срывающимся голосом попросила:

– Ваше Величество, позвольте мне остаться, дабы помогла я вам ухаживать за Петром Федоровичем!

Елизавета даже не посмотрела на нее. Не поворачивая головы в ее сторону, сказала голосом, не допускающим возражения:

– Сие рискованно. Отправляйтесь, не мешкая.

Взяв под руку своего фаворита, крайне расстроенная императрица удалилась. Гофмейстерина Мария Андреевна Румянцева настоятельно потребовала срочно собраться. Кареты и повозки должны были подать через час.

Целый месяц петербургский двор жил ожиданием новостей о состоянии здоровья наследника.

Для Екатерины наступили тяжелые дни. Судьба ее висела на волоске: со смертью Петра менялись все ее планы. Вернее сказать, рушилась вся ее жизнь. По утрам и вечерам она неизменно на коленях молилась перед образами, прося выздоровления своему жениху.

Холодный мрачный декабрь особенно давил на самочувствие Екатерины. Не хотелось ни вставать из постели, ни есть, ни пить. Воображение рисовало ей больного умирающего цесаревича, лежащего без движения, памяти, намека на жизнь. Ей казалось, ежели б она была рядом, разговаривала с ним, заботилась о нем, то он бы смог прийти в себя, поправиться, одолеть жуткую болезнь. Но нет, ей не позволяют и думать даже об оном, хотя она со слезами просила дать ей съездить повидаться с больным. Господи, хоть бы Петр не умер от сей ужасной оспы!

Новогодние праздники прошли серо и незаметно. На третью неделю, когда было получено известие, что здоровье Великого князя пошло на поправку, Екатерина, посоветовавшись с Ададуровым, с его помощью написала Великому князю письмо на русском языке. Конечно, к расчетом на то, что читать ему оное послание станет не кто иной, как сама государыня. Теперь через каждые день-два она снова будет отписывать ему: и ей практика, и жениху приятно, точнее – императрица будет весьма довольна. Сие было маленькой уловкой юной Екатерины: пусть императрица, помимо ее небезразличия к положению Великого князя, лишний раз увидит и ее успехи в русском языке.

На фоне безрадостных перспектив в жизнь принцессы все-таки была привнесена и некоторая приятная новость. В Санкт-Петербург приехал граф Гюлленборг – специально сообщить русскому двору о свадьбе недавно избранного шведами наследником престола ее дяди, Адольфа Фридриха. Какой же счастливчик ее дядя, старший брат Mutter, будущий шведский король! Какая фортуна: женился на сестре прусского короля Фридриха Второго! Луиза-Ульрика такая красивая… А вот ей, Екатерине, видимо не придется испытать счастья с Петром-Ульрихом. Принцесса видела графа Гюлленборга еще четыре года назад, в Гамбурге. Он тогда уже делал ей комплименты об ее особом философском складе ума. И на сей раз он долго расспрашивал, как идут ее занятия, что читает, чем увлекается. Екатерине весьма пришлось по душе его внимание к ней, и через день она преподнесла ему на листке бумаги изложение под названием «Портрет философа в 15 лет», в коем описала свое восприятие себя и окружающего ее мира. Прочитав его и сделав комментарии, окромя всего прочего, граф высказал приятные комплименты ее уму, обаянию и осанке, и посоветовал ей почитать «Жизнь знаменитых мужей» Плутарха, «Жизнь Цицерона» и «Причины величия и упадка Римской республики» Монтескье.

Екатерина сознавала, что не блещет красотой, но притом понимала, что людей привлекает в ней нечто большее, чем красота. Сие становилось все более заметно ей. Вот даже и немолодой граф Гюлленборг заметно волновался, беседуя с ней. Екатерина решила прислушаться к совету графа, поскольку тосковала от одиночества невероятно. Романы все были перечитаны, и она подумывала попробовать почитать из предложенного Гюлленборгом.

Больше месяца, пока судьба Петра Федоровича колебалась между жизнью и смертью, государыня неотлучно находилась подле него. В Санкт-Петербург Елизавета Петровна вернулась из Хотилова в начале февраля, вместе с Великим князем. Наследник вырос, но лицом стал неузнаваем: все черты его огрубели, лицо распухло, было видно, что оно останется с заметными рябинками. Но и распухшее лицо, и огрубевшие черты, и заметные следы оспы, – было такой мелочью, ведь наследник был жив и здоров.

Наконец он предстал пред Екатериной в полный рост, в парадном мундире и со шпагой, с широкой победной улыбкой на лице. Екатерина, все сие время переживавшая за него, выбежала встретить его у порога и на радостях с разбегу крепко обняла его. Разомкнув объятья, чуть отстранившись, она заметила, что он сильно вырос, и все в нем стало вполне прилично, кроме лица. Стоя в шаге от него, она разглядела, что сделала болезнь. Распухшее лицо в огромном парике выглядело отталкивающе. Кажется, Петр понял чувства свой невесты. Проведя вместе еще немного времени и ответив друг другу на несколько вопросов, они разошлись, каждый по своим делам. Вернувшись к себе после встречи с ним, Екатерина упала без сознания, и ее долго не могли привести в себя. Никто не мог понять, в чем дело. Что явилось причиной глубокого обморока Великой княжны?

Екатерина уговаривала себя, что к некрасивости можно привыкнуть. Не станет же она всякий раз падать в обморок при виде него. Размышляя так, она не переставала лить слезы: сможет ли она выносить Великого князя всю жизнь? Страшно подумать… Надобно быть очень сильной и терпеливой, а иначе… Господи! Скорее бы решился вопрос с ее браком. У Екатерины впервые появились мысли о возможном возвращении домой. И ежели случится такое, она не станет сильно сожалеть: уж слишком нареченный стал ей неприятен.

На следующий день, перед самым завтраком, пересилив себя, она прошла в половину наследника. Он стоял в дверях, на выходе. Екатерина с трудом заставила себя мельком взглянуть ему в распухшее лицо.

– О, принцесса! С добрым утром! – весело воскликнул Петр, целуя ей руку. – Никак вы решили меня навестить в столь раннее время? А что за обморок случился с вами намедни? Не мое ли по-страшневшее лицо так вас напугало?

– Доброе утро, Петр Федорович! Отнюдь. Сама не ведаю, как сие могло случиться. Как спалось в первую ночь после возвращения?

– Спалось прекрасно! И самочувствие неплохое. Еще немного, и я полностью «оклемаюсь», как говорит моя любимая тетушка.

– Весьма радостно слышать сие. Вы изволите идти на завтрак? Тогда пойдемте вместе, ежели вы не против.

– Конечно, не против. Хотел поблагодарить за письма, которые вы слали мне во время моей хвори.

– Слава Богу, вы победили ее! – Екатерина слегка пожала ему руку.

Великий князь насмешливо проследил за ее жестом, но сам никак на него не ответил.

– Победил – благодаря моей тетке. Она и мертвого бы заставила ожить!

– Слышала, она приказала поставить в Хотилово каменную церковь в честь вашего выздоровления.

– Церковь Михаила Архангела. Отпустила значительные средства…

– Как Ея Величество Елизавета Петровна щедра!

Петр хмыкнул, потоптался на месте, и, протянув ей руку, бодро предложил:

– Что ж, пойдемте. Государыня уже, верно, завтракает. Не будем заставлять ее ждать.

Елизавета Петровна и в самом деле уже сидела за столом с герцогиней Иоганной-Елизаветой и своими близкими подругами-фрейлинами. Все они переглянулись, когда увидели молодую пару, вошедшую, держась за руки.

* * *

Екатерина Алексеевна, немецкая принцесса, невеста наследника российского престола, прожила в России необычайно насыщенный и трудный, но незабываемый год. Впервые она увидела своего нареченного в день его рождения, который, к удивлению принцессы и ее матери, чрезвычайно пышно отпраздновали. На сей раз, после его болезни, празднование семнадцатилетия племянника императрицы прошло очень скромно. Елизавета Петровна изволила обедать токмо вдвоем с Екатериной. Великий князь из-за недавно перенесенной болезни не появлялся на публике ни в оный день, ни еще долго спустя. Во время обеда императрица ласково разговаривала с невесткой о ее будущей жизни в России, о свадьбе. Изволила признаться, что русские письма, которые Екатерина Алексеевна писала в Хотилово, доставили ей большое удовольствие, и что она ведает, как принцесса старается научиться хорошо говорить по-русски. Елизавета Петровна перешла с французского на родной язык, и Великая княжна отвечала ей на нем весьма неплохо. Императрица похвалила ее за хорошее произношение. Потом намекнула, что в последнее время Екатерина похорошела. Коротко говоря, во время всего обеда она токмо тем и была занята, что оказывала своей будущей невестке знаки своего доброго расположения.