Текст книги "Сегодня я рисую треугольник"

ЧАСТЬ IV
Рациональное безразличие

1

Я остановилась посреди большого холла торгового центра и смотрела на эскалатор. Когда, несколько лет назад, я впервые встретила М., он тоже спускался с эскалатора, но в метро – тогда мы ещё не были лично знакомы, но, казалось, узнали друг друга. Однако не подали виду и не поздоровались. Сегодня всё было иначе. Другой эскалатор, другие отношения, но мужчина остался тем же. Я смотрела, как он стоит на ступени спускающейся вниз лестницы. Он улыбнулся и кивнул.

Сейчас я шла купить платье для первой Конференции Д., которую, наконец, мы были готовы открыть. Проходя мимо эскалатора, увидела знакомую высокую фигуру. Это было первой встречей после долгого молчания. М. спустился и подошёл ко мне. На этот раз не было ни традиционных объятий, ни поцелуя в щеку. Ни один из нас не сделал попытки возобновить старое приветствие.

– Привет, – он улыбался, его взгляд был тем самым, мутно-голубым и мягким. Словно не было долгих месяцев отсутствия.

– Привет, – кивнула я, не вынимая руки из карманов.

– Ну, как дела? – он по-прежнему смотрел мне в глаза.

– Отлично! Вот, открыла Галерею.

– Да, я слышал. А я наоборот.

– В смысле?

– Я продал свой лейбл. И занялся музыкой.

– Как и хотел? – я вспомнила наш разговор на последнем Фестивале.

– Да.

– И как успехи? – поинтересовалась я.

– После такого длительного воздержания нелегко вернуться в колею, но, похоже, потихоньку что-то прорисовывается. Как твоё творчество?

– Сейчас немного не до этого, – улыбнулась я, неожиданно вспомнив, куда шла.

Мы еще немного поболтали. Я смотрела на высокого мужчину, стоявшего напротив: казалось, в нём вовсе не было ничего особенного. Он был абсолютно бесцветным. Тусклым теперь казался не только цвет глаз, а весь образ целиком. Я рассматривала его неровно растущую бороду, крупный нос без всякой выразительной формы, верхние веки, устало прикрывавшие внешние уголки глаз, заросшую шевелюру неясного каштанового цвета, сутулые плечи, белую кожу, просвечивающую сосудами. Я уже и не слышала, о чём он говорил, прищуриваясь и отводя взгляд. Я вдруг вспомнила своего одноклассника. Вспомнила ясно и чётко, хотя не общалась с ним класса с шестого. Это был высокий бледный парень, его веки были чуть красноватыми, поэтому на их фоне глаза казались болезненно бесцветными. У него были длинные тощие руки и ноги. Мы жили недалеко друг от друга, и поэтому нам иногда приходилось ездить в школу на одном автобусе и стоять вместе на остановке. Я перенеслась в зимнее утро, когда я стояла позади него и смотрела на его сутулую спину и темно-серую куртку. Ткань куртки была глянцевой, поэтому на капюшоне прорисовывались все помятости, а меховая оторочка износилась и торчала клочьями – из-за этого создавалось впечатление, что на его плечах лежит тушка мертвого зверька. Я отчетливо почувствовала весь спектр отвращения, который мне приходилось переживать каждый раз при виде этого типа. Он был настолько отвратителен мне, что я не могла перестать об этом думать. Даже дома за уроками я то и дело возвращалась мыслями к этим длинным тощим конечностям, прозрачной коже и трупе животного на сутулых плечах. Морщилась и с удовольствием раздражалась. Я не могла понять, отчего это воспоминание пришло мне в голову именно сейчас. Потом, сфокусировав взгляд на сухой высокой фигуре М., на его глазах, мягко смотревших на меня, я поняла, что вижу того самого парня, только на двадцать лет старше. В одну секунду мужчина, бывший так долго моей навязчивой идеей стал мне противен. Я ужаснулась этой мысли, но подумала её еще раз, чтобы убедиться. Конечно, это был не мой одноклассник, да и я уже не была той глупой девчонкой, но образ был разрушен, подорван сам фундамент, на котором так долго возвышался.

Мы покивали друг другу еще пару минут, а потом разошлись. Я пошла покупать платье, ещё некоторое время поражаясь, почему эта ассоциация не родилась в моей голове раньше: это могло бы спасти меня от лишних переживаний.

Конференция проходила в Галерее. Д. степенно ходил по помещению, довольно осматриваясь и здороваясь с гостями. Мы немного переоборудовали залы для этого мероприятия, хотя вся его местная команда работала с нами бок о бок, ведь на входной табличке было два имени: моё и Д. Однако он с почтением относился ко всем моим замыслам и планам, и мы всегда заранее планировали всю деятельность нашего пространства. Так что работа его сотрудников шла в ногу с работой моих коллег, зачастую мы вместе решали сложные вопросы или выступали как соорганизаторы.

Всё шло отлично: в ноябре мы официально открылись. Е. навела много шума, и к нам стеклись все самые главные люди Города. Теперь мы стали официальной площадкой Фестиваля, о котором в нужных кругах все уже были наслышаны, и Конференции, которая в свою очередь вовсе являлась международным событием.

Тем временем моя команда параллельно продолжала работать в двух направлениях: мы по-прежнему занимались разработкой визуальных концепций, но уже в меньшей степени, чем раньше; большую часть нашего времени занимала подготовка к следующему Фестивалю, который мы наметили на март. К моему ужасному сожалению, нам приходилось периодически сдавать Галерею под всяческие мероприятия, однако отбор шёл крайне жесткий. Конечно, приходили запросы и на свадьбы и на дни рождения, и, однажды, даже на поминки. Подавляющую часть этих безумных клиентов я отсекала. Больше не было здравого смысла, который уговорил бы меня пожертвовать идеей ради денег. Конечно, ни о каких открытых мастерских или художественных коворкингах речи идти не могло – слишком много мероприятий приходилось проводить в пространстве. У творцов просто не было бы шанса расслабиться и поймать вдохновение.

Не смотря на это, гайки закручивались все сильнее. С уходом Ж. стало больше спокойствия в кадрах и улучшился пиар, но появилось множество недочетов, которые приходилось фиксировать мне. Я завела традицию еженедельных планерок, чтобы держать ситуацию под контролем. Косяки были небольшие, но фокусировка на них мешала мне мыслить масштабно. Поэтому проект остановился в развитии. От некоторых замыслов приходилось отказываться, потому что я не успевала просмотреть все необходимые документы и свести сметы. Финансами теперь занимался отдельный человек, но он то и дело вмешивался в креативный процесс, прося подписать те или иные бумаги или встретиться с клиентом, чтобы детально обсудить расходы.

В какой-то момент я осознала, что уже больше полугода не думала о личных проектах. Моим единственным проектом стала Галерея. Она полностью съедала моё время. Занималась я не просмотром картин великих современников или поездками по дружественным странам с миссией культурного обмена, а проверкой и перепроверкой нулей в отчетах. Я перестала творить: у меня не оставалось на это ни времени, ни сил. Придя домой вечером, единственным, чего мне хотелось, – это выпить чашку хорошего чая и лечь спать.

Чтобы не терзаться мыслями, я отвернула северную богиню лицом к стене – теперь она не могла с упреком добиваться ответа, на свой сакраментальный вопрос. Но её лицо стояло у меня перед глазами. От собственного внутреннего голоса я не могла никуда деться. Мне были болезненны мысли о столь важной для меня стороне жизни – чистом созидании. Я почти физически ощущала боль от невозможности заняться искусством – хотя бы живописью. Вся моя жизнь свелась к построению стратегий привлечения аудитории, к обдумыванию, как помочь людям по-настоящему понять и полюбить актуальное искусство. Сейчас, ощущая монотонную ломку в пальцах рук, я постепенно начала понимать, что, возможно, я вовсе не должна была кому-то что-то доказывать. Ведь я всегда ощущала себя художником, а не посредником между холстом и зрителем – почему вдруг я стала настойчиво себя в него превращать? Я начала продумывать пути отхода.

Сперва я сократила свои рабочие будни, оповестив коллег, что по деловым вопросам меня можно беспокоить лишь трижды в неделю. Это мало помогало. Оставшиеся дни я посвящала написанию колонок в журналы и завершению книги для издательства. Казалось, появилось время для собственных дел, но по факту все они скорее были нужны кому-то другому. Не мне.

После Нового Года ко мне заглянул М. Мы с ним периодически переписывались, правда общение было довольно скудным – у меня не было ни времени ни сил на бессмысленные переписки. На днях он припомнил мне обещание, данное год назад, когда я сказала, что он мог на меня рассчитывать, если ему понадобится обложка для альбома. Параллельно со своей работой в редкие свободные моменты я рисовала картинки для Ш. – у него за последний год вышел альбом, несколько синглов и сплитов. Так что просьба М. казалась мне еще одним клиентским заказом, на который придется тратить секунды перерывов между работой и работой. По старой дружбе я согласилась, но попросила его сразу придумать, что ему нужно, чтобы мне осталось лишь нарисовать его идею – это прилично экономило мое время и силы. Он предложил подумать над ней вместе и пообещал забежать на днях, предварительно выслав мне демо-записи.

Сейчас он сидел напротив меня на диване в моей студии. Между нами лежала стопка текстов его песен. Он рассказывал мне наработки по каждой: какими были основные мысли, как они сочетались между собой. Я сосредоточено слушала его, с усилием отрезав все мысли о Галерее и надвигавшемся Фестивале.

Его длинные бледные пальцы бегали по белым страницам, исписанным мелким неровным почерком. Он что-то чертил, нумеровал и объяснял. В какой-то момент до меня вдруг дошло, что он фактически аллегорично рассказывает мне историю нашего знакомства. Поймав себя на этой мысли, я решила, что совсем тронулась умом от нагрузки, и нужно было съездить куда-нибудь, отдохнуть. Он продолжал смотреть прямо на меня, отводя пристальный взгляд, лишь когда я отрывалась от рассматривания бумаги между его пальцев. Продолжал улыбаться ямочками на щеках, когда я кивала и повторяла его слова. Я отсекала свои предположения, стараясь припоминать тот неприятный образ, что пришёл мне на ум при нашей встрече в молле. Словно расковыривала мелкую царапину, стараясь отвлечь внимание от кровоточащей язвы. Я отвечала на его вопросы и предлагала разные варианты решений. Говорила, что пока не могу точно сказать, как быстро смогу всё нарисовать, потому что очень нагружена. Я понимала, что на мне было мое стандартное рабочее лицо, к которому я обращалась во время переговоров с очередным клиентом. Я не могла позволить себе слабости, не на этот раз.

– Это может быть что-то абстрактное, – говорил он, не отводя от меня глаз, – а может быть какой-то сюжет.

– Ясно, но лично тебе что предпочтительней?

– В общем-то, одинаково, главное, чтобы попало в концепцию. Тут тебе видней, ты ведь художник.

– Я просто хочу сэкономить наше время, поэтому пытаюсь максимально чётко понять, чего ты хочешь, – я произносила слова так, словно передо мной был едва знакомый человек, делающий у меня заказ на оформление своего проекта.

– В любом случае, у тебя должно получиться здорово. Я вижу это либо как серию картинок с сюжетной линией о любви, – он листал тексты песен, указывая то на одну, то на другую строчку. – С другой стороны, это может быть что-то совершенно отвлеченное.

– Короче говоря, не понятно, что, – обобщила я. – Ну, раз у тебя прослеживается сюжетная линия, имеет смысл проиллюстрировать именно её. По крайней мере, это хоть какая-то основа для работы, – я вздохнула, подумав о том, сколько часов, которые я могла бы посвятить сну или творчеству, мне придется положить на оформление его альбома.

– Отлично! Пусть будет так.

Мы пришли к примерному пониманию концепции, допили чай, и он ушел из мастерской в ледяную зиму. Я сложила листы с его текстами и набросками в стопку и отложила на рабочий стол, пообещав себе найти для них время в течение пары недель.

2

Мы с Н. сидели в типографии и рассматривали пробный экземпляр моей книги. Через несколько минут должен был подойти С., чтобы обсудить детали и недочеты.

На столе перед нами были разложены не скрепленные листы первого издания. Рядом был прошитый экземпляр. Я аккуратно перекладывала большие страницы, просматривая верстку и расположение всех иллюстраций, которые я в течение года собирала для книги. Здесь были в основном исторические справки, фотографии, документирующие те или иные инсталляции и перформансы. Изначально мне хотелось, чтобы вся книга была черно-белой, однако С. убедил меня в том, что у них была отличная печать и за достоверность цвета переживать не стоило, а цветные книги разошлись бы лучше. Здесь он был прав. Поэтому сейчас я соотносила палитру репродукций с цветом оригинальных картин, четко отпечатавшихся в моем сознании. Всё было почти идеально. Кое-где имело смысл подвинуть колонтитул, чуть сместить номера страниц. В паре мест зоркий глаз Н. углядел несоответствие величин шрифтов. Я взяла её, чтобы услышать мнение постороннего человека, не имеющего никакого отношения к моей работе или книге. Она одобрительно кивала, хотя из всех моих друзей была, пожалуй, самым жестким критиком.

– Ну, что? – позади нас появилась светловолосая фигура С. – Порядок?

– Привет! – улыбнулась я ему, обернувшись.

– Да, привет, – мы обнялись и вернулись к столу. За время работы над книгой мы подружились, мне нравилось общаться с людьми моего склада, которых было так немного вокруг.

– Я уже видел отпечатки, там есть пометки зеленым маркером. Это мы исправим!

– Мы посмотрели, – кивнула я, покосившись на испещренные зелеными галочками листы. – Там есть еще пара моментов, которые нужно чуть сдвинуть. По-моему, синопсис выглядит странно. Можно ли его переписать?

– Конечно! Хорошо, что ты просмотрела, прости, совсем вылетело у меня из головы!

– Это не самое страшное, в остальном, по-моему, вышло круто.

– Очень достойно, – отметила Н., проведя рукой по переплету прошитого экземпляра. – И бумага отличная.

– Спасибо, – С. сложил вместе ладони в жесте благодарности.

– Как считаешь, не слишком ли все же тут все разжевано? – лишний раз спросила я о содержании книги.

– Нет, все в порядке. Когда я отчитывал материал я узнал очень много нового. Хотя я не могу сказать, что никогда ничего не знал об искусстве! – он поднял широкие брови и округлил и без того большие глаза.

– Ну и славно! – улыбнулась я.

– Даже не бери в голову, ты большая молодец! – он положил руку мне на плечо.

– Да все мы тут не лыком шиты, – покосилась на него я, наклонив голову.

– С обложкой порядок? Черная, как ты и хотела!

– Да! Супер. Особенно мне нравится тиснение! – я коснулась обложки книги. Буквы названия, моего имени и фамилии были вдавлены в плоскость твердого переплета и окрашены сверху серым цветом.

– Да, кстати про супер! – С. оглядел офис и подскочил к одной из полок. – У нас же ещё есть суперобложка! – он поднял указательный палец. – Черная книга это, конечно прекрасно, но нам все ещё нужно как-то её продать!

Он протянул мне глянцевый лист, который в будущем должен был обернуть тело моего труда. Это была белая обложка со стильным минималистичным дизайном и яркими буквами строгого шрифта.

– Мне нравится, – кивнула я.

– Если что-то не так, говори, суперобложку мы можем сменить в любой момент!

– Нет, нет, пусть остается так. Все очень лаконично, как я люблю!

– С-супер! – ответил С. – Тогда на сегодня мы закончили! Может, чаю?

– Давай!

– А что у вас за чай? – поинтересовалась Н., она была знатоком этой области и что попало пить отказывалась на отрез.

– Эм, – С. свел брови и посмотрел на меня, ища поддержки, – просто чай из пакетиков…

– М-м, ясно, – мрачно кивнула Н.

– Ещё у нас есть кофемашина, – его брови все еще были сложены «домиком».

– Нет, спасибо, – ответила Н.

– Ну, мы, пожалуй, пойдем, – заулыбалась я, беря подругу под руку.

– Хорошо! Не забудь, что в пятницу на следующей неделе лекция и автограф-сессия, а в субботу – он-лайн презентация!

– Ну как же я могу забыть! Мы ведь проводим все это в моей Галерее, – ответила я, стоя в дверях.

– Действительно, – С. подошел ко мне, и мы снова обнялись на прощанье.

Для презентации книги мы сделали специальную экспозицию. Она не содержала никаких картинок. Это были станицы из журналов с моими колонками. Достать их было несложно: стоило мне написать всем редакторам, что у меня выходит книга, как они полезли в архивы, чтобы помочь с моей просьбой. Для каждого из них презентация была отличным пиар-поводом. Кроме того, супер-обложку теперь украшали не только лаконичные буквы моего имени и названия, но и выдержки из рецензий этих журналов. Это была идея издательства. Так что на обороте книги были хвалебные абзацы, а на загнутых внутрь полосах – мое фото и краткая биография. Она оказалась ужасно разношерстной, поэтому редакторы ограничились упоминанием моего образования, опытом лекций для Академии и многолетней практикой ведения колонок в многочисленных журналах.

Я стояла в офисе, глядя из-за огромного стекла, что отделяло его от основного пространства Галереи, на публику. В офисе было темно, а в зале ярко горел свет – поэтому я незаметно скрывалась в темноте. Через десять минут мне нужно было выйти, произнести речь и небольшую лекцию об искусстве в качестве описания книги. Я должна была бы быть рада. Вместо этого чувствовала смертельную усталость. В дверь постучали – это был издатель. Он присел на край стола вместе со мной и протянул мне бокал белого сухого.

– Ну что, ты довольна? – спросил С., подняв брови и улыбнувшись.

– Конечно, разве может быть иначе? – я улыбнулась в ответ и сделала глоток вина.

– Отлично выглядишь! – сказал он, поправив мои распущенные волосы.

– Спасибо, значит походы по магазинам и укладка не прошли даром!

– Да прекрати, ты всегда отлично выглядишь!

– Ох, если бы это и правда было так…

– Что-то ты кажешься уставшей! Ты выспалась? – мягко спросил он.

– На удивление, да! Но почему-то очень хочется спать. Вообще последнее время мне всегда хочется спать.

– Как я тебя понимаю, – грустно закивал С. – бизнес в искусстве – отважное испытание.

– По-моему, совершенно неоправданное, – внезапно для самой себя произнесла я вслух слова, вертевшиеся на языке последние полгода.

– Эй! Ну-ка, веселее! У тебя сегодня презентация книги в твоей крутой галерее! Посмотри, все эти люди пришли к тебе! – он указал рукой с бокалом на публику за стеклом.

– Нет, они пришли выпить на халяву и получить экземпляр книги со скидкой, потому что об этом написали в «Human».

– Вообще-то от нас тоже была довольно крупная рекламная компания, – шутливо акцентировал С.

– Да, прости. Конечно. Даже если они и пришли ко мне, то я не знаю, хочу ли я этого, имеет ли вообще это для меня значение?

– Какие-то нерадостные мысли тебя гложут, дорогая, – он обнял меня одной рукой.

– Просто я смертельно устала… – я опустила голову и посмотрела на свои бледные тонкие кисти рук: одна лежала на колене ладонью вверх, другая держала стеклянную ножку бокала, но, казалось, еще секунда, пальцы расцепятся, и он полетит на пол. – Ладно, прочь хандру, – встряхнулась я, вставая. – Пора идти!

– Другое дело! – он медленно убрал руку с моих плеч.

«Параллели» – крупными красными буквами на белом фоне прочла я на обложке книги, которую протянула мне худенькая девушка в очках для подписи. Мне казалось, это был чей-то чужой труд, а я просто выступала дублером, посаженым за стол, чтобы выдать определенную порцию автографов. Но книга была моей. На трехстах страницах я давала ссылки и анализировала авторов из всей истории искусства: рифмовала Рембрандта с Бойсом, Ван Гога с Берденом, Тициана с Бэконом, проводила аналогии между различными концепциями и идейными течениями. Это было научной литературой, но никакой науки труд не проповедовал. Я не была ни кандидатом, ни доктором искусств. Никогда не собиралась писать научных трудов или заявлять о себе как об историке искусства. Для меня это было всего лишь личным размышлением на тему внутренних и внешних мотивов, которые двигали художниками сквозь века. Я всего лишь хотела ответить на этот вопрос себе. Вылилась вся эта история в целую книгу. При этом я уже частично не верила в то, о чем говорила в некоторых её главах. Ситуация менялась, менялась и моя точка зрения. Нужно было принять, что никакой акт творчества, вне зависимости от направления, не мог быть достаточно объективным. Так невероятно субъективной, сводившейся всего к одной работе стала моя серия-исследование о богах загробного мира. Точно таким же примером персональных раздумий, искажающих чужую реальность, стала эта книга. Может быть, стоило развести огонь из этих свеже отпечатанных копий и сжечь их все вместе с Галереей и моими амбициями. Сейчас, подписывая книги, я совершенно не была уверена в том, что эти амбиции были моими, я не могла вспомнить, в какой момент я так целеустремленно бросилась на путь просвещения. Не могла воскресить в памяти ни одного логичного мотива. Однако я знала, что все эти годы старалась верить в свою миссию, верить в необходимость моих действий. С ростом масштабов начали расти и сомнения.

К концу вечера было подписано около сотни книг. Я автоматически пила один за другим бокалы вина. После пятого я повеселела и стала обсуждать радужные перспективы современного искусства в нашей стране. К счастью, вечер успел завершиться раньше, чем я упала без чувств. Мои коллеги и друзья охотно обсуждали со мной спорные моменты рукописи, счастливые обладатели новых книг внимали моим словам, точно веря каждому из них, хотя те во многом противоречили написанному, представители СМИ задавали мне каверзные вопросы и получали шутливые ответы, разве что издатель стоял в стороне, приложив пальцы к подбородку и сведя брови. Позже он сказал мне, что бы удивлен моей перемене и, прищурив глаза, отметил, что еще не видел такого профессионализма в поведении на публике. Я вспомнила кучу выступлений, лекций, переговоров и наш Фестиваль – все эти мероприятия напоминали мне не только держать спину прямо, но и не показывать своих истинных чувств. И то и другое я умела делать еще с детства: этому отлично учат на занятиях по конкурсному парному танцу детей от шести до двенадцати лет.

Несколькими днями позже я ехала со встречи с клиентом на такси. В моей сумке был экземпляр «Параллелей». У меня была мысль подарить его М. У него как раз должен был быть концерт в честь Дня его Рождения. Сидя в теплой машине и глядя на уходящую вдаль перспективу сияющего огнями Проспекта, я думала о том, что ни разу еще не слышала его песен. Я не смогла заставить себя послушать те записи, что он выслал, попросив нарисовать обложку. Я очень предвзято относилась к музыке, особенно беря в расчет творчество Ш., чей подход и исполнение вторили каждому удару моего сердца. Я подсознательно боялась, что песни М. окажутся настолько хорошими, что я вновь попаду в сеть своих навязчивых мыслей. Поэтому я удалила записи с компьютера. Но сегодня была намерена пройти испытание.

Расплатившись с водителем и выйдя из машины, я оказалась перед дверью в клуб. Внутри было шумно и многолюдно. Зайдя, я посмотрела на сцену – там никого не было. Я взглянула на часы и поняла, что безнадежно опоздала. Встреча задержалась, дорога оказалась длинней, чем я ожидала. В общей сложности я приехала позже на час с лишним. Я осмотрелась – вокруг было довольно много знакомых лиц, я кивала направо и налево, ища взглядом его высокую фигуру. Тут в толпе увидела его спину с широкими, но чуть ссутуленными плечами. Рядом с ним собирала их вещи та девушка, с которой я видела его возле метро.

– Привет, – я подошла к нему, похлопав по лопаткам.

– О, привет! – радостно ответил он и подхватил меня в объятия. – Как тебе концерт?

– Я… – сложно было придумать правдоподобную ложь, так как я не слышала его песен даже в записи, – прости, я опоздала, только пришла.

– Ну вот, – он опустил глаза и повел плечами.

– Уверена, это не последний раз, – улыбнулась я, доставая книгу. – Вообще, хотела поздравить тебя с праздником. Никакого особенного подарка у меня нет, но мне бы хотелось подарить тебе свою книгу, – я протянула ему прямоугольник в белой супер-обложке.

– О, спасибо! – он принял книгу и, приложив её к груди, обнял. – Что ты так с размаху, давай может отойдем, поговорим? – спросил он как-то извиняясь.

– Не хочу тебя отрывать от праздника, – ответила я. – Хорошего вечера, – я легко обняла его и поцеловала в щеку. Он обнял меня в ответ и тоже поцеловал:

– Спасибо. И тебе хорошего!