Текст книги "Сегодня я рисую треугольник"

10

Из зеркала в ванной на меня смотрела уставшая молодая женщина. У нее были крупные серые глаза, провалившиеся от бессонницы, длинная линия бровей, рассеченная на переносице, узкая полоска рта с искусанными губами, волосы светлыми длинными локонами падали на худые плечи. Последние два дня она рисовала завершающие портреты для выставки, запланированной на весну. Она не могла иначе – нужно было занять разбредающиеся тревожные мысли.

Работа над серией больше меня не занимала. Я заставляла себя выводить на холсте черные линии, повторяющие лица моих вдохновителей, но в каждом мазке мне виделся М. Я чувствовала физическую боль в руках, запрещая им рисовать его. Образ преследовал меня и не давал покоя. Это было мучением, но взяться за карандаш и начать его портрет казалось еще большей пыткой. Извлекая черты М. из собственных мыслей на бумагу, я словно отказывалась от него. Это было сродни предательству. Желание рисовать его было больше, чем просто необходимостью создать плод мастерства или упражняться в ремесле. Я чувствовала, что именно в нём скрыт некий смысл моей потребности творить, но не могла подобрать ключ к объяснению этого чувства. Предпочла пустить всё на самотек, продолжая заставлять свои руки переносить на холсты лица других мужчин.

Ночи напролет я рисовала, потом спала пару часов и шла в кино на утренние сеансы. Показывали новый фильм Полански «Резня» и пару драм, едва завоевавших бы мое внимание при других обстоятельствах. Друзья разъехались по родственникам и заграницам. У меня в городе почти никого не осталось – никого, достойного внимания. Только один человек по-прежнему присутствовал в моей жизни. Мы с М. продолжали переписываться как ни в чем не бывало.

В ночь после нашего злополучного посещения галереи, я, наконец, поняла, в чем была проблема. Это должно было научить меня женскому любопытству, которое я всегда недооценивала. Общаясь с человеком, мне никогда не хотелось узнать о нём больше, чем говорил он сам. Возможно, мне просто было лень спрашивать и искать. Вот уже несколько лет мой незадачливый друг с мутно-голубыми глазами жил с женщиной и продолжал жить с ней всё время нашего общения. Узнав этот факт, я почему-то не удивилась. Я приняла его так, словно всегда знала.

Только за пару дней до нового года Ж. предложила выпить кофе и поздравить друг друга с праздниками. Она стала моим спасением. Зеркало в ванной умоляло меня выспаться, но не было времени. Я небрежно закрасила темные круги под глазами тональным кремом и чуть тронула ресницы тушью – у меня не было сил накладывать макияж или выглядеть счастливой.

– Наконец-то! – сказала Ж., когда я подошла к её столику. – Я уже минут пятнадцать тебя жду! – в её словах не было обвинений, только веселый задор.

– Прости, – вымучено улыбнулась я, упав в кресло, не сняв пальто.

– Ты выглядишь утомленной, – заметила обладательница хитрых глаз.

– Да. Я не выспалась, вчера рисовала до утра, а потом ходила на этот ужасный новый фильм, про ирландских полицейских, знаешь?

– Нет, – задумчиво покачала головой Ж. – Наверное, я такое не смотрю.

– Наверное, – безразлично кивнула я, оглядываясь по сторонам и стягивая с себя шапку и шарф.

– Я взяла нам чайник чая и традиционные маковые булочки! На праздник можно себя побаловать!

– Я тебя умоляю, баловать себя нужно постоянно, иначе где искать силы, чтобы просыпаться по утрам?

– Вижу, ты сегодня настроена максимально оптимистично!

– Хм, – издала я неопределенный звук и поглубже вжалась в кресло.

Ж. скрестила руки на груди, втянула тонкую шею в худые плечи, отвела взгляд. Нам принесли чай и булочки с маком. Моя собеседница вежливо поблагодарила официанта.

– Извини за мой вид и настрой, – сказала я. – Этот год меня утомил. Хочется скорее начать новый.

– И мне! – подхватила тему Ж. – У меня билет на поезд уже на завтра! А ты когда поедешь к родным?

– Тридцать первого в десять вечера.

– Да ты что? Прямо в новогоднюю ночь? – у нее неподдельно округлились глаза.

– Именно! Всегда мечтала сделать что-то максимально противоречащее традиционным устоям.

– А тебе не будет грустно ехать с незнакомыми людьми всю ночь?

– Во-первых, это не ночь, а всего шесть часов, во-вторых, думаю, это хороший знак – видимо, в будущем году буду много путешествовать.

– Точно! – улыбнулась Ж.

Мы около часа говорили о планах на будущий год, мечтали о новых клиентах и зло подшучивали над старыми. Когда мы ужасались последним проектом открытия музыкального лейбла, я получила сообщение от его основателя. Он писал, что с радостью поможет мне добраться до вокзала. Перед встречей я все утро убеждала себя, что мы были просто друзьями и впадать в крайности абсурдно. Да, мы взрослые люди, а взрослые, как правило, не водят такой дружбы. Об этом я предпочитала не думать. Так или иначе, я попросила его проводить меня на вокзал. Мне показалось, там я смогу расставить точки над «i». В ответ я написала, что очень рада, и продолжила вслух поражаться декадентскому замыслу открыть свой лейбл в такой неуютной экономической обстановке. Это было гнусной ложью. Мысленно я всегда восхищалась ходом его мыслей, его смелостью. Пожалуй, даже его отношением ко мне. Это приводило меня в замешательство, а потому было таким притягательным. Он будто был на расстоянии вытянутой руки, но я никак не могла до него дотронуться.

Тридцать первого декабря за три часа до полуночи я сидела в своей мастерской напротив темной остроугольной фигуры мужчины, который пил мой чай и весело рассказывал о своих друзьях, поставивших в местном театре искрометную повесть Чехова. Я кивала и отвечала. Если бы не тяжесть мыслей за кулисами, создавалось бы ощущение обычной дружеской встречи. Пятнадцатью минутами позже мы поднялись, я сполоснула чашки и вынесла в коридор сумку, которую собрала в поездку. Мы оделись и вышли.

На улице снова было тепло. Хотелось расстегнуть пальто и дать себе вздохнуть. М. предложил пройтись до вокзала пешком – благо до него было рукой подать. Мы шли рука об руку, на его треугольном плече висела моя коричневая дорожная сумка. Всю дорогу он без причины улыбался. Когда мы прошли полпути, ремешок на сумке лопнул, и она мягко шлепнулась на тротуар. Я, вяло опустив руки, смотрела на её безжизненное тело, аллегорично сброшенное с мужского плеча. М. упер руки в бока и предложил наскоро завязать ремень, потому что чинить его уже не было времени. Я приподняла уголки губ и согласилась. Мы провели пострадавшей оперативную перевязку и поспешили дальше.

На перроне почти не было людей – редкие пассажиры одиноко курили, привалившись к вокзальным столбам. Над городом сгустились тяжелые тучи. Интересно, будет ли виден в такую погоду фейерверк? Мы дошли до моего вагона, я предъявила документы, М. занес сумку в мое купе и аккуратно положил на полку.

Дышалось легко. Он шутил о соседях, что поджидают меня в полночь, о ценах на шампанское в вагоне-ресторане, о том, на какой год я после такого приключения рассчитываю. Мне было хорошо и весело, казалось, что в любой момент тяжесть, повисшая над нами, как мрачный туман над городом, может исчезнуть. Облака рассеются, и всё станет кристально ясно. Мне ужасно хотелось, чтобы он обозначил нас: назвал это чувство конкретным словом, ведь я подходящих слов не находила. Проводница с укором попросила всех пассажиров проследовать на места.

– Хорошей дороги! – сказал М.

– Спасибо, – улыбнулась я в ответ.

Внезапно он крепко обнял меня, обхватив моё истощенное тело своими длинными руками, и долго не расцеплял объятий. Потом убрал с моего лица прядь выбившихся из-под шапки волос и посмотрел в глаза – как в первый раз. Потом поцеловал поочередно в левый и правый висок, в лоб и в уголки губ.

– Не пропадай, – тихо добавил он, отпуская меня из своих трепетных объятий.

– Не пропаду, – пообещала я. Мне сложно было смотреть ему в глаза, но я справилась. Махнула ему рукой и зашла в вагон.

Когда поезд тронулся, он еще стоял на перроне, улыбаясь и глядя в мои окна. А потом исчез.

ЧАСТЬ II
Иррациональные сомнения

1

За последние полгода мы успешно провели несколько мероприятий, у нас прилично расширился штат, про нас, наконец, написали в городском еженедельном дайджесте. Мне казалось это смешным, учитывая, что мои колонки выходили в нескольких журналах каждый месяц по всей стране. Но радость увидеть статью другого автора о своем деле была неподдельной. Мы с Ж. строили планы переезда. Рисовали схемы будущего офиса и считали бюджеты предстоящих заказов.

К июню мы поняли, что авансы за три ближайших открытия вполне позволяли нам переехать в новое помещение. Ж. перелопатила все ресурсы о коммерческой аренде, наш крошеный офис был завален газетами с обведенными объявлениями. Повсюду были расставлены чашки с недопитым чаем и кофе, которые мы не успевали помыть. Пожалуй, к этому моменту мы с Ж. были скорее партнерами, чем единомышленниками. Она отлично ладила с людьми, я отлично придумывала концепции. Иногда мы спотыкались о её желание угодить клиенту там, где для меня это рисковало стать уступкой безвкусице. Каким-то магическим образом мы всё же приходили к согласию. Основная работа велась над парой проектов, а свободное время мы посвящали поиску лофта для переезда.

Лето баловало приятным теплом, угрожающая в мае жара спала, было около двадцати двух градусов. Можно было гулять между потенциальными вариантами в удовольствие. Так, в шортах и юбках, мы проходили по центру города месяц. Говорили с арендодателями, смотрели офисы, квартиры – всё было крайне неподходящим.

Я сидела с ноутбуком на своём длинном диване и, закинув ноги на подлокотник, пересматривала очередные объявление об аренде. Позвонила Ж. и предложила отобедать. На часах была половина третьего. Ввиду моей привычки подниматься не раньше полудня для обеда было ещё рановато. Увы, кроме хитрой улыбки и умения налаживать контакты, моя коллега славилась образом жизни примерного жаворонка. Каждое утро, едва продрав глаза ото сна и взяв телефон, я находила там порядка двадцати сообщений от давно бодрствующей Ж. Поэтому, не смотря на отсутствие голода, я потянулась, отложила ноутбук и отправилась переодеваться к обеду.

– Они несут наш суп уже полчаса! – поражалась Ж., презрительно оборачиваясь на официантов.

Мы сидели на веранде очередного модного ресторана. Его советовали все таблоиды, и неравнодушная к модным тенденциям Ж. не могла пропустить такого события.

– Видимо, они рассчитывают, что изголодавшимся клиентам будет уже не до вкуса. И любая похлебка сгодится на «блюдо от шефа».

– Очень надеюсь, что обед здесь будет вкусным! Никогда не забуду те сухие вафли с каплей меда, что подавали в прошлый раз на завтрак!

– Ж., развей мои сомнения, почему, раз разочаровавшись в этом месте, мы пришли сюда снова? – поинтересовалась я, глотнув дорогой, но безвкусной воды из минеральных источников швейцарских Альп.

– Нужно дать им шанс!

– Мы дали им шанс в первый раз.

– Тогда надо дать им шанс исправиться!

– Теперь мне ясно, откуда в мире столько разводов.

Официант, извинившись, спросил, приняли ли у нас заказ. Мне очень сложно было удержаться от смеха. Я хохотала до слез. Даже порадовалась, что ничего не ем, иначе могла бы поперхнуться.

– Да! У нас уже приняли заказ! – повысив тон, но не потеряв самообладания, ответила Ж.

Официант кивнул и удалился.

– Надо было спросить, когда нам его принесут.

– Да, но я была слишком зла! – ответила коллега.

– Чёрт с ними, скажи, какой у нас план после обеда? – вода в моем стакане закончилась.

– Ах, да! – обрадовалась Ж., доставая из сумки блокнот. – Мы идем в бывший швейный цех. Там как раз восемьдесят метров – как нам и нужно. Агент сказала, что хозяева дают добро на любую перепланировку. Сейчас покажу фотографии, – она включила телефон и стала листать картинки, показывая мне плохо освещенные кадры. На них были отчетливо видны огромные потолки и окна в пол.

– А где это?

– Это Д-переулок, в десяти минутах от метро.

– Хм, десять минут зимой могут сыграть с нами злую шутку!

– Зато там смешная аренда! Мы сможем сделать отличную переговорную и даже проводить собственные мероприятия!

– Ж., ты знаешь, чем меня подкупить! Было бы здорово устроить адекватный фестиваль искусства. Правда, боюсь, восмидесяти квадратов для этого будет маловато. Зато мы точно сможем устроить свой импровизированный лекторий.

– В любом случае, идем смотреть!

Через час мы выходили из ресторана. По-прежнему голодные, но перебившиеся сносным супом из фасоли и брокколи. С утра была замечательная погода, так что Ж. была в голубом платье с открытыми плечами, а я в деловых шортах и закрытой майке. Мы обе жили в этом городе не первый год, но обе надеялись на благосклонность синоптиков, которые обещали ясный день.

По дороге в швейный цех мы стали ощущать неприятное накрапывание. Еще через несколько минут зарядил дождь стеной. В босоножках, промокшие до нитки, мы добежали до какого-то крошечного магазина в подвале со всякой всячиной, которые обычно держат иммигранты с юга. Купив там нечто похожее на зонт, пошли дальше. Конечно, зонт едва спасал нас от ливня, который наполнил тротуары водой до уровня бордюров. Мы шлепали по холодной воде в сторону бывшего рабочего квартала. По хорошему весь путь можно было преодолеть за двадцать минут, но препятствия заставили нас дрогнуть почти час. Потом ещё минут пятнадцать мы стояли на углу Д-переулка и ещё какой-то улицы, ждали агента. Девушка приехала на белоснежном, испещренном каплями грязи внедорожнике. Выйдя из машины, она скрылась под огромным мужским зонтом. Подойдя к нам, она даже не извинилась за опоздание, а просто предложила пройти, осмотреть помещение.

Цех был на третьем этаже пятиэтажного здания, завода начала прошлого столетия. Окна здесь были огромными, а канализация отказывала. Соседние помещения занимали какие-то типографии, мастерские, ремонтные и другие практически черно-рабочие проекты. Пространство, которое нам предлагали, визуально делилось на две части, но было единым помещением. Одну стену длинного лофта занимали окна, поэтому там было очень светло даже в этот дождливый день. Из окна был виден двор, какая-то свалка и пара дымящихся труб. Другими словами, это было практически идеальное помещение.

Разумеется, мне сразу представилась своя галерея и образовательный лекторий – можно было бы собирать здесь людей, которые не могли присутствовать на лекциях в академии. Это помещение было в три раза больше нашей нынешней студии, поэтому внутренний идеалист зашевелился, подбрасывая все новые и новые идеи. Я мысленно наткнулась на свою давнюю мечту об идеальном пространстве для творцов, где они могли бы свободно воплощать свои замыслы – что-то наподобие галереи с открытыми мастерскими.

Чтобы не погружаться в пучину мечтаний, я перевела свои размышления в рабочее русло. Стены отлично подходили для проектора – можно было бы просматривать отснятые ролики; было достаточно места для рабочих материалов и, возможно, даже для печатного станка. Это был отличный шаг в расширении бизнеса. Нынешняя студия просто не могла вместить все наши новые планы: не хватало места даже для хранения багета и прочих модулей наших выставок.

Мы сделали снимки с необходимых ракурсов, посмотрели еще пару вариантов в том же здании и попрощались с агентом. Девушка заверила нас, что цех съедет в начале следующего месяца, и нам гарантируют освобождение от аренды в первый месяц, который традиционно отдается на ремонт после предыдущих съемщиков. Мы пожали руки и договорились связаться через неделю, когда будут точно известны сроки заезда.

На время поиски можно было прекратить, вернуться в наш маленький офис и погрузиться в разработку визуальных концепций для двух новых клиентов.

2

На лето жизнь академии замирала. В июне студенты еще сдавали экзамены, в начале июля приходил черед абитуриентов. Большинство залов и мастерских пустовало. Мои студенты благополучно сдали зачеты, и на все лето лекционная деятельность, казалось, должна была застыть. Как я ни мечтала, передохнуть не удалось. Как-то по пути на встречу с клиентом я приняла звонок от куратора некоего открытого фестиваля для творческих идей «Лето». Куратор говорила, что как-то раз присутствовала на моей лекции в Академии и сейчас хочет, чтобы именно её я прочла на мероприятии. В расплывчатых формулировках она дала понять, что речь о социальном искусстве и его непреложной важности для общества. Я несколько минут напряженно пыталась вспомнить, как такие идеи могли вообще просочиться в мою речь, тем более уж стать лейтмотивом для одного из занятий.

– Прошу прощения, но я не очень понимаю, что именно вы имеете ввиду. Я с удовольствием проведу лекцию на вашем мероприятии, но все тему нужно обсудить конкретнее.

– Вот о ценности искусства для общества нужно!

– Ясно, а для вас имеет значение, на каком примере я буду этот тезис разбирать? – спросила я, уже видя кафе, где договорилась о встрече с клиентом.

– Хорошо бы взять, знаете ли, отечественных авторов. Вот чтобы стало понятно, что у нас гений и общество – это фундамент, на котором строится социум!

– Вы о противостоянии?

– Что вы, ни в коем случае! Наоборот! Маяковский – голос народа!

– Минуточку, если вы были на моей лекции, вы в курсе, что я читаю лекции по изобразительному искусству?

– Конечно-конечно, это был просто пример. Возьмите ну любого, любого автора!

– Мы говорим о прошлом веке или период для вас не принципиален? – я уже начала сомневаться, имело ли смысл читать эту лекцию.

– Знаете, давайте мы с вами встретимся и все обсудим?

– Я могу пересечься с вами завтра в обед в районе первой и десятой станций метро.

– Ой, вы знаете, наш фестиваль будет проходить на окраине синей ветки – наш офис находится там. Вы сможете подъехать?

– Простите, нет. У меня много дел, а дорога съедает не один час.

– Понятно, – женщина на проводе дрожащим голосом продолжила, – ну вы можете взять такси! Да и на метро до нас всего двадцать минут и каких-то пятнадцать минут от станции на маршрутке, автобусы ходят каждые десять минут!

– Послушайте, – сдерживая нахлынувшую волну раздражительности, насколько это было возможно спокойно произнесла я, – мне неудобно сейчас говорить, у меня назначена встреча. Если вам интересна моя лекция, мы можем обсудить все по телефону.

– По телефону многое можно упустить! Хорошо, давайте я заеду к вам в Академию!

– Куда это ко мне в Академию? – я стояла на пороге кафе и уже мысленно прикидывала, что перед встречей хорошо бы зайти в уборную и успокоиться.

– Ну там, к вам в кабинет?

– Напишите, пожалуйста, все подробности о фестивале и пожелания к лекции мне на почту, адрес есть на моем сайте. Я отвечу вам сразу после встречи. Спасибо!

– Хорошо, – поднимая интонацию начала она.

– Всего доброго, – отрезала я и сбросила вызов. Выдохнув, я зашла в кофейню. Мне повезло, клиент опаздывал – у меня было время перевести дух и собраться с мыслями.

В конце июля, вооружившись новым знанием о коммерческих инициативах образования в сфере искусства и способах взаимодействия с ними, я провела три лекции на разных площадках, включая фестиваль «Лето». В итоге я просто час рассказывала об отечественных художниках прошлого столетия – по сути содержание не имело ничего общего с моими идеями, которые я провожу в Академии во время скудно оплачиваемых часов. От диалога о цели искусства пришлось скатиться до банальной исторической достоверности. Я не высказала ни одного мнения, не провела ни одной параллели и не упомянула мировых аналогов. Признаться, я так и не поняла, почему вообще согласилась провести эту лекцию.

Два других мероприятия были вполне достойными – фестиваль рекламы, который объединял все искусства, и открытые чтения в Государственном Институте для летней программы учебного заведения. В этих случаях мне разрешили выбирать тему самой. Я выбрала самые для меня интересную: связь между живописью и акцией. Немного поговорила о Бэконе, о Венском Акционизме и о феномене телесного опыта. Мне показалось, что все прошло довольно удачно. Несколько человек спросили, где еще можно меня послушать. Я, разведя руками, сказала, что разве что в Академии с началом учебного года.

Так сложилось, что поговорить об искусстве мне удалось еще не раз до сентября. К., моя университетская подруга, выступала в комитете Недели Искусств и предложила меня в качестве приглашенного спикера. Я, конечно, не могла отказать – тему снова можно было выбрать вольную, работа снова не оплачивалась, зато был шанс завести нужные знакомства. Мне повезло – на все мои «чтения» со мной ходила Ж. Вовсе не из-за страстной любви к искусству – она точно знала, что на таких сборищах можно найти клиентов среди организаторов и партнеров мероприятий. Вместо денег за лекции мы получали новые заказы и коллаборации.

Здание Союза Художников было обшарпанным, его спасал только огромный зал с убранством в стиле классицизма. Однако и тот требовал реставрации. В ролях команды Недели Искусств были студенты и волонтеры, которые слабо понимали, что происходит, насколько происходящее пропахло нафталином, но чувствовали себя при этом очень важно, пожалуй, подобно полубогам. Они знали точные направления, в их ведении были все списки. Если вас в списке не было, вам указывали на дверь. Случалось, что первокурсники по невнимательности разворачивали журналистов, участников экспозиции или даже членов жюри.

Мы с Ж. пробыли на «Неделе» ровно два часа: полтора часа лекции и по пятнадцать минут до и после нее. На открытие мы прийти «не смогли». Позже я несколько раз припоминала К. эту «услугу».

В небольшом помещении, отведенном под лекторий, висела часть конкурсной экспозиции. Посетители без зазрения совести ходили и в голос обсуждали работы. Я как могла, пыталась завести диалог на тему роли стереотипов в работе художника. Даже в самый холодный и пасмурный день, в разгар эпидемии простуды и в предвкушении апокалипсиса на моих лекциях в Академии не было так мало народу. Предыдущие три фестиваля были коммерческими, организаторы заботились о пиаре – просили у меня выдержки из колонок, фотографии и прочую важную информацию, нужную для рекламы. Их девизом была заученная и замученная фраза «люди идут на людей». И она работала. Сегодня же я с уверенностью могла сказать, моё имя, цель и тему лекции, знали только два человека: Ж. и я.

– Скажите, а как пройти на экспозицию графики? – извиняясь, обратился ко мне худосочный господин в очках и застиранной рубашке.

– Признаться, понятия не имею, вам лучше обратиться к волонтерам, – вежливо ответила я, в сотый раз прервав повествование.

Когда мы выходили из здания Союза, Ж. удрученно смотрела себе под ноги. Потом резко перевела взгляд на меня, и я увидела в её глазах огонь восторга.

– Я знаю две вещи: первая – тебя слушают хипстеры, и вторая – у хипстеров есть деньги. Поэтому нам необходимо воплотить твою идею в реальность и провести нормальный Фестиваль Искусства! Сделать его в крутом месте и платным. Чтобы все было чётко и круто. Без этих вонючих членов и союзов, без запаха пота и без женщин, пришедших послушать про «Демона Врубеля»! Хватит!

– Что с тобой? Давно не припомню такого энтузиазма!

– Просто мне очевидно, твою манеру преподносить информацию можно круто продать, просто нужно определить нашу аудиторию.

– Да уж, это точно не те люди, которых я видела сегодня.

Идея стоила того, чтобы над ней задуматься, тем временем нас поглотила работа над чужими мероприятиями и переезд в новый офис.