Текст книги "Сегодня я рисую треугольник"

6

В конце ноября в город с концертом приехал Ш. У него было много планов на пару недель, которые он оставался в стране – после этого его тур продолжался уже зимой.

Каждый раз, стоя в душном клубе напротив сцены, где играла группа моего лучшего друга, я не могла поверить, что это происходит со мной. Настолько мотивы и ритмы его песен совпадали с моими внутренними частотами. Казалось, он брал всю мою жизнь, с моими мыслями, переживаниями; с моим прошлым, настоящим и будущим, и заключал всё это в стройную мелодию. Композиции никогда не были монотонными – они были переменчивыми на всем своем протяжении – а потому становились еще более значительными. И надлом, и радость, и печаль и лёгкость – всё в его музыке было мне близко.

Наверное, поэтому нам было так легко найти общий язык. Ещё в самом начале нашего знакомства мы могли заканчивать фразы друг за друга или начинали говорить об одном и том же одновременно. Я была рада каждому новому альбому, потому что с новым релизом у меня была возможность нарисовать новую обложку. Все пластинки отличались друг от друга: настроением, тональностью и даже составом группы. Постоянными были лишь мы с Ш.: его музыка и мои картинки.

– Всё, хватит с меня, – говорил он, когда мы сидели в баре после концерта, – это постоянное нытье выводит из себя! Ты видела вообще с кем приходится играть? И они еще смеют, смеют! – подчеркнул Ш. – Они смеют обсуждать со мной замысел моих песен! Если бы у меня было достаточно денег, всех бы уволил и нанял сессионных. Тем, по крайней мере, есть дело только до денег, и споров о том, что играть, не будет.

– Ох, могу тебя понять, – вздохнула я. – Слава богу, для моего творчества люди не нужны! Только в студии периодически приходится идти на уступки, хотя иногда мне кажется, что зря.

– Конечно, зря! Нужно гнуть свою линию!

– Знаешь, Ш., ты единственный человек в моей жизни, который настолько уверен во всем, что делает, – улыбнулась я ему. Порой у меня было чувство, что всё кроме него в моем мире менялось, а он оставался константой. Он знал, чего хотел, и четко двигался к цели.

– Конечно, а как иначе? Если прислушиваться ко всем и каждому, это подорвет саму идею проекта! Конечно, я с удовольствием рассмотрю какие-то новые песни, но черта с два я буду вносить коррективы в свои собственные произведения! Если я принес их готовыми, значит, я уже всё тщательно обдумал. И мне не нужны чужие мнения. Я же их не спрашиваю.

– Может, и мне стоит перестать идти на уступки клиентам… – это даже не было вопросом, просто мысленным рассуждением, произнесенным вслух.

– Если ты идешь на уступки, концепция перестает быть твоей. Раз я играю такую музыку, значит я хочу играть именно её. Да, я еще не собираю стадионов. Пусть они горят в аду, если для этого нужно бренчать тупой попсовый рок.

– Куда девать все эти сомнения? Мне всегда кажется, что я точно знаю, чего хочу. Но время от времени в голову прокрадывается какая-нибудь крамольная мысль. Что-то вроде, а так ли это хорошо, как может быть?

– Хорошо для кого?

– Даже для меня. Я не могу понять, почему, для избавления от сомнений, нужно спрашивать чьего-то мнения?

– Не нужно! Будешь спрашивать мнения у всех подряд, сомнений будет только больше. Просто нужно быть честным с собой.

– Но мне всегда кажется, что всё, что я делаю – недостаточно хорошо, что нужно делать лучше.

– Так делай лучше!

– Но тогда можно бесконечно исправлять одну и ту же вещь! Это тоже на меня не похоже… Мне нравится движение, развитие.

– Согласен, бессмысленно вылизывать одну песню и ждать, когда она станет в твоих глазах идеалом – никогда не станет! Никогда! Именно поэтому мы делаем то, что делаем. Двигаемся к этому идеалу.

– Да. Но иногда кажется, что лучше вообще никак, чем плохо.

– Да, это ужасная черта перфекциониста.

– Хорошо, что мне это не свойственно, – засмеялась я. – Я по-прежнему заканчиваю работы тогда, когда мне кажется нужным. И по большому счету не имеет значения, как я буду к ним относиться через год. Пожалуй, надо от них избавляться, чтобы не мозолили глаза.

– Продавай! Я-то он песен уже избавиться не смогу, – улыбнулся Ш., сверкнув черными глазами, – но здесь еще важно принимать себя и своё прошлое.

– Ну да, это часть процесса.

– Да, часть процесса.

Вернувшись домой поздним вечером, я села слушать его новые записи. Они перенесли меня в семидесятые. И вновь каждый удар моего сердца соответствовал ритмичному развитию мелодии. Я просмотрела нашу переписку, прочла текст песни. Поставила демо-записи альбома на повтор и стала делать наброски. Образы точно сходили с нотного стана. С каждым поворотом мотива рождалась ассоциация. Так проходила работа над каждой обложкой. Хотя, порой, когда я зашивалась делами, Ш. просто писал мне, что хочет увидеть на пластинке. Часто мы придумывали концепцию вместе: подыскивали материалы, обсуждали аллегории. Никогда процесс не превращался в банальную работу исполнителя с заказчиком. Мы трудились над переводом аудиального языка на визуальный вместе. Нота за нотой, строка за строкой, линия за линией.

Рисуя обложки для его альбомов, я чувствовала, что делала нечто важное. Каждый раз моё ощущение было правильным. Здесь не нужно было знать аналогов или изучать историю вопроса. Создание иллюстрации было душевным порывом, вдохновением была музыка. Это было отдыхом. От будней, от забот, от исследований, от поиска смысла и от сомнений. Каждый штрих был заведомо верным, каждый цвет единственно возможным. Ш. был константой, и это внушало мне уверенность в верности моих действий.

Мы уже много лет были друзьями, рассуждали о жизни, выручали друг друга верой и поддержкой, говорили в унисон о своих проектах – казалось, он и был тем самым человеком, которого принято называть «Soulmate». Теперь, оглядываясь на наши диалоги о музыке и искусстве, я невольно вспоминала М. У него было больше сомнений, но это не делало его менее значительным в моих глазах. Может быть именно эта черта – постоянный поиск смысла – и была у нас такой общей?

7

Две недели параллельно с подготовкой открытия ресторана и рисованием обложки альбома Ш. я корпела над планом лектория. Кропотливо изучала аналоги и составляла стратегию. Все материалы были у меня готовы – год за лекциями в Академии не прошел даром. У меня была богатая база, с которой просто необходимо было что-то сделать.

В вечер после увольнения я всю дорогу домой думала над предложением, которое озвучила Ж. летом, когда мы шли с Недели Искусств. Мне давно мечталось о пространстве, которое могло бы объединить творческих людей, стать меккой для художников. Но для этого нужны были огромные средства. Поэтому я оставила проект до лучших времен. Сейчас мне казалось, что ждать больше нельзя – необходимо действовать. Я решила набросать план и обсудить его с Ж.

Поскольку разработка концепций была моей работой, к середине декабря у меня сложилась довольно яркая и ясная стратегия. Я взяла свои записи и пошла в студию.

На улице было морозно, но пронзительным холод не был. Пожалуй, два-три градуса ниже нуля. В воздухе кружил снег, но было светло. Проходя мимо старых домов центра нашего северного города, я думала только о том, какой из них подойдет для моего замысла. Мне хотелось думать о пространстве, заполненном идеями, творчеством и свободой. Словно это превратилось в мою новую навязчивую идею.

– Очень круто! – торжествующе сказал Ж., просмотрев мои записи. – Когда приступаем?

– Я готова начинать сейчас. Важно верно продумать структуру: как стартовать и привлечь нужную аудиторию.

– Вкладывать кучу денег мы себе позволить не можем, нужно привлекать больших инвесторов.

– Ты знаешь, я не хочу работать с инвесторами.

– Знаю, но как ты собираешься найти средства?

– Это чертовски хороший вопрос. Поэтому предлагаю начать с малого.

– Я вижу, – взглянув на мой план сказала Ж. – ты хочешь перенести лекторий к нам в студию, так?

– Ведь мы итак платим аренду, какая разница?

– Я согласна! Нужно будет купить стульев и организовать порядок посещений! – я видела, что перед глазами Ж. уже стоят штабеля из новеньких складных стульев, пожалуй, она уже мысленно расставила их по нашему лофту.

– Я прикинула, мы не сможем поместить больше шестидесяти-семидесяти человек одновременно.

– Боюсь, что и в этом случае будет тесновато: ведь у нас уже стоит тьма мебели.

– Да, а казалось, что у нас соврем пусто…

– Станок сразу занимает около пяти-семи посадочных мест, ящики и полки тоже съедают прилично. Думаю, человек пятьдесят – это наш предел на сегодня.

– Давай начнем с пятидесяти! Вряд ли по началу будет много народу.

– Ты хочешь сделать эту историю бесплатной? – недоверчиво посмотрела на меня Ж.

– В идеальном мире, я бы сказала да! По факту стоит все же сделать какую-то номинальную цену, просто чтобы отсеять совсем уж левых людей.

– Ну хорошо, давай попробуем. Хотя, мне кажется, на этом можно неплохо заработать.

– Ж.! Здесь дело не в деньгах!

– Да, я поминаю, – кивала Ж., но в глазах её по-прежнему стояли новенькие стулья, и вряд ли она хотела покупать их за наш счет.

– Я вложу свои деньги, которые откладываю.

– Даже и не думай, что я буду рисковать своей зарплатой! – засмеялась Ж. Но эта шутка была скорее озвученным фактом.

Мы с Ж. были партнерами во всем кроме финансовой части – студия носила мое имя, все бухгалтерские проблемы были на мне, включая и прибыль. Соль была в том, что почти всю прибыль, которая была не очень большой, я вкладывала обратно в студию. На данный момент карман был практически пуст – все, что мы заработали в прошлом году я вложила в переезд. Да и, откровенно говоря, я не хотела делиться ответственностью. Сейчас студия была только моей, и никто не мог диктовать мне условий. В случае с партнерами и инвесторами непременно приходилось становиться рабом на собственной фирме. Я открыла студию и сейчас хотела открыть лекторий для того, чтобы быть максимально свободной – в действиях и мыслях.

Началась работа по продвижению моего замысла. Первая лекция была запланировала на двадцатое декабря, так что времени было в обрез. Мы решили не делать большой рекламы, а воспользоваться сарафанным радио – для начала нужно было откатать процесс, а потом уже заниматься привлечением масс. Стулья были куплены и спрятаны в кладовке – для этого пришлось немного прижать наш «цех компьютерных работников», что, конечно, не было встречено с радостью. Дизайнер объявил, что отныне будет работать из дома. Видео-оператор приходил всего раз в неделю показать свои наработки, так что несчастной стала только специалистка по SMM, которой отныне пришлось соседствовать с когортой из складных монстров. Мы пообещали, что со временем ситуация изменится: на нашем этаже было свободным крошечное помещение, которое можно было бы использовать под склад. Только нужно было выделить под него деньги.

К назначенному сроку все было готово. Ж. взяла на себя роль хостеса и приветствовала наших гостей, забирая у них мелкие купюры и меняя их на свеже отпечатанные билеты. В будущем мы договорились упразднить эту систему, но нужно было сначала попробовать, чтобы понять, как. SMM смотрела из стеклянного куба стеклянным взглядом – эта девушка находила особенное удовольствие в осознании всего фатализма ситуации. Хотя выглядела она как надсмотрщик, а отнюдь не как зверь в клетке.

Посетителей оказалось намного больше, чем мы готовы были принять. Рекламы мы не давали, я скинула новость паре бывших студентов и друзей. По старой памяти пришли почти все мои «вольные слушатели» из Академии. Я сидела на высоком стуле рядом со стеной, на которую проецировался визуальный ряд. Отчего-то я была нервно-напряжена, хотя это была далеко не первая лекция. Возможно, теперь дело было в том, что, помимо содержания, я была ответственна и за оболочку: людям было жарко, гардероб для служащих отказался принимать одежду у наших гостей в самый последний момент, хотя мы тщательно обсудили эту тему; чтобы получить доступ к воде, нужно было обойти весь зал; нельзя было нормально открыть окна, так так сидящие возле них люди рисковали простыть. Меня мутило и голова была ватной, однако необходимо было начинать. Внутренне мне хотелось убежать, выпрыгнуть в окно, лишь бы скрыться от этих доброжелательных знакомых лиц. Ещё утром я была горда нашим лофтом, была рада, что он, наконец, примет столько гостей. Теперь же казалось, что помещение уменьшилось в десятки раз, стало крошечным и уродливым, а наш бесценный станок был точно язва, открытым переломом торчащая посреди тяжело дышащей публики.

Не смотря на все мои опасения и невротические переживания, лекторий прошел отлично. Нам почти удалось воспроизвести тот дух единения, что был на занятиях в Академии. Только к этому духу еще примешалась духота.

На следующий день я не могла встать с кровати – все кости ломило и было невозможно двинуть рукой. Поэтому Ж. благосклонно заглянула ко мне на чай, вместо того, чтобы ожидать меня в студии для дальнейших обсуждений.

– Это успех! – сказала она, шумно заходя в квартиру. Вместе с ней в квартиру прошуршал огромный букет белых пионов и крафтовый пакет со сладостями.

– Это очень мило с твоей стороны, – ответила я, принимая дары. – Но, кажется, нам нужно растянуть наш лофт еще метров на сто…

– Да! И в связи с этим у меня есть куча предложений!

– Погоди минутку, дай мне хотя бы налить чай, – я отправилась на кухню поставить цветы в вазу и поставить чайник.

Ж. предложила проводить мой лекторий на партнерских площадках, в качестве пиара для них. По сути она предлагала совместить нашу обычную деятельность в сфере мероприятий и мои лекции. После долгих вдохновенных обсуждений родилась идея запустить фестиваль. Тот самый, мысль о котором клевала мою голову уже давно. Мы решили отказаться от перманентного лектория в пользу Фестиваля Актуального Искусства. Проводить его каждый год и превратить мой диалог и идею с «ток-шоу» в событие, призванное объединить творческие умы. Ж. предложила собрать всех партнеров так, чтобы минимизировать наши затраты и снизить цену входного билета до минимума. При этом мы все же решили не делать фестиваль совершенно бесплатным, по крайней мере до тех пор, пока не получим городской поддержки и финансирования.

Так был заложен первый камень в фундамент нашего детища. Мы расчертили блокнот планами о выставке, о привлечении профессионалов высокого уровня – на первый раз решили ограничиться отечественными, пока наши бюджеты не позволяли большего. Было тщательно обдумано и решено, что Фестиваль будет идти только два дня, для начала, и будет разделен на теоретическую и практическую части. Кроме диалогов и лекций нам пришло в голову привлечь интерактив: так второй день превратился в площадку с мастер-классами и перформансами. Первый был «днём болтовни» а второй – «днём действия». Мы так воодушевились, что засиделись за полночь. Я выдала Ж. зубную щетку и оставила её на ночь.

С этого момента вся моя жизнь превратилась в подготовку фестиваля, запланированного на весну. Посторонние мысли и другие навязчивые идеи больше сознательно не допускались.

8

К февралю я была выжата как лимон. Конец декабря и январь оказались плотными на события – отдыхали в это время только те, кто не организовывал мероприятия для скучающих на каникулах. Я несколько раз пересекалась с М. по двум нашим заказам, в которых был задействован его лейбл. Встречи были очень короткими, а переписки – деловыми. Я переместила его на рабочую сторону жизни, потому что все мои мысли занимал фестиваль. Не было сил метаться между двумя навязчивыми идеями. Кроме того, я надеялась, что мои необъяснимые чувства к М. со временем пройдут, не смотря на его мягкий взгляд и улыбку, которыми он каждый раз одаривал меня при встрече. Время от времени мне казалось, будто он снова ловил мой взгляд, как в самом начале нашего знакомства. Но я убедила себя, что это было лишь моими фантазиями.

После Нового Года стало очевидным, что всю зиму на ледяном севере в этот раз провести будет нереально. Хоть мы и были на волне вдохновения проектом, параллельные задачи очень отвлекали и утомляли. Я освободила один месяц от проектов, распустив офис, и решила отправиться в путешествие. Поскольку наши с Ж. обсуждения Фестиваля прерывались лишь на ночные часы, мы решили поехать вместе, чтобы не жертвовать целый месяц и не выпадать из процесса подготовки. С одной стороны мы, зарядившись энергией, наверняка генерировали бы больше идей, с другой – отдохнули бы под теплым ласковым солнцем Азии.

Я давно мечтала посетить Индию – в своих азиатских путешествиях я пока обошла её стороной. Так что пришлось убедить Ж., что эта страна стоит визита. Месяц я сражалась с рафинированной натурой коллеги и подруги, объясняя, что грязь и вонь перестанут ощущаться уже на второй день, а все страшные истории – всего лишь квинтэссенция из того, что там в принципе происходит. О нашей стране можно было бы сделать не менее ужасающую подборку. В конце концов, она сдалась, и мы купили пару билетов к солнечному побережью Гоа.

Десятого февраля мы с двумя скудными рюкзаками выходили из самолета в жаркую зиму Индии. Одним из моих коварных замыслов было взять билет не напрямую на пляж, а с пересадками. Так на ближайшие три дня мы оказались в Мумбаи. Аэропорт поразил Ж. своим лоском и современностью. Я, вздохнув, вспомнила о Гонконге и Сингапуре – там этой архитектурой можно было наслаждаться двадцать четыре часа в сутки. Не долго размышляя, мы взяли предоплаченное такси и поехали в туристический район. У меня не было желания тащить Ж. в трущобы – она итак шла на невероятную жертву, отправившись со мной в такое путешествие.

Сев в такси, мы поехали в сторону старой части города. Сперва светлые административные постройки аэропорта сменились автострадой, потом мелькнуло несколько заправок с ухоженными клумбами, а уже потом мегаполис встретил нас всеми красками своих контрастов. На нас, точно громом среди ясного неба, обрушились трущобы: Ж. щелкала камерой телефона, опасливо озираясь по сторонам. Она закрыла окно со своей стороны и чуть позже попросила закрыть и мое. Её глаза буквально выходили из орбит, она громко дышала, но молчала. Мне было легче – я видела подобное раньше: в Каире, Бангкоке и Куала-Лумпуре. Но должна была признать, что даже там не было такого уровня нищеты.

Люди выходили из своих наскоро построенных вдоль дороги лачуг, выливали наружу помои, тут же мыли детей в тазах и справляли малую нужду. Мы остановились на светофоре. Из землянки на нашей стороне дороги вышел мужчина, сладко потянулся и с беззубой искренней улыбкой помахал нам рукой. Ж. в ужасе отшатнулась, я с ответной улыбкой кивнула ему. За светофором автострада лентой взмыла вверх, а трущобы остались внизу, продолжать гнить и испускать зловония.

Мы поселились в небольшом бизнес-отеле, где смогли выторговать самую низкую цену за комнату. В итоге нам достался номер для инвалидов с видом на узкую полоску неба, окна прачечной и протекающие коробки кондиционеров. Зато номер был чистым и вполне мог стоить в два раза дороже.

Сложив свои вещи в шкаф и повесив на него замок, мы собрались на прогулку по городу. Тут же, на выходе из гостиницы, мы уткнулись в местную достопримечательность – Отель «Тадж Махал». Яркий образчик архитектуры колониального периода, с которой нам предстояло сталкиваться на каждом шагу.

Первым, что бросилось нам в глаза, было обилие мужчин. То ли дамы сидели по домам и вили гнезда, поддерживая очаг, то ли это было какой-то странной демографической особенностью. Мужчины ходили за руку, под руку, в обнимку – и при этом томно смотрели нам в след.

Весь день мы гуляли по городу, казалось, обошли его старую часть вдоль и поперек. Я постоянно натыкалась на мысль, что не зря Мумбаи называли городом контрастов: утром мы ехали мимо затхлых лачуг в трущобах, днем толкались на центральном вокзале в окружении бибикающих мотороллеров и колониального однообразия, а ближе к вечеру вышли на набережную и попали в роскошный район с небоскребами на любой вкус, дорогими отелями и чистейшими улицами. Везде на обочинах покоились горы помоев, а в этом районе была безукоризненная чистота.

Три дня прошли как один: мы успели привыкнуть к этой шумной неопрятной жизни, казалось, все вокруг были мягкими и доброжелательными. Мы, две белые высокие девушки, смотрелись совершенно неуместно на этих жарких улицах, пропитавшихся ароматами специй и выхлопных газов. Мы гуляли без карты, наблюдая за тем, как районы сменяли друг друга, как готовилась на улицах еда, как бегали босые дети и разъезжали в лимузинах закутанные в шёлк принцы. Казалось, в этой стране, чуждой европейских убеждений, с чудовищной кастовой системой, неравенством и угнетением должно было быть море страданий. На лицах тех людей, что нам встречались, отражалось нечто иное. В их глазах была свобода. Возможно, эта свобода была обусловлена фатализмом их веры, и они принимали жизнь такой какая она есть. Казалось, таксист, нагрузивший свою дышащую на ладан машину туристами, был счастлив торговаться с ними – будто это была игра не за лишнюю рупию, а за хорошее настроение. Кто бы ни проигрывал, другой принимал поражение, с улыбкой качая головой – так здесь было принято показывать согласие.

Шумный, многолюдный Мумбаи покорил нас. Не смотря на толпы рабочих и туристов здесь всегда можно было почувствовать одиночество: остановившись в центре площади перед воротами Индии, слившись с толпой на Вокзале Виктории, затерявшись в бесконечных шумных переулках, пересекая поле для игры в крикет, сидя в студенческом парке под раскидистым деревом, плывя в переполненной лодке на острова или обнаружив себя в прохладном пустом молле на окраине города. Все эти лица, люди, мелькающие по сторонам, словно лишали мыслей. Не нужно было думать о делах оставленных дома. Можно было почувствовать себя совершенно обезличенным, никому не нужным человеком и в этом ощутить свою полную свободу.

Утром третьего дня мы сдали ключи на ресепшене и, закинув на плечи рюкзаки, отправились ловить такси в аэропорт. Казалось, за эти дни мы с Ж. не обмолвились ни словом. Точно слова здесь были лишними – это было общее ни с чем не сравнимое переживание.

Я сидела в полюбившемся нам придорожном бистро рядом с нашим отелем. Там делали бесподобное карри, а ласси можно было пить литрами. В ста метрах передо мной шумел океан. Справа вид был обрезан скалой, слева пляж уходил за горизонт, прикрытый выжженными февральским солнцем пальмами. Песок здесь не был белым, а вода не была голубой. Мерные будни нашего безлюдного пляжа успокоили все мысли в моей голове. Я читала «Сиддхартху» Гессе, как и подобает для такого места. Ж. уже ушла в отель работать. Здесь повсеместно был ужасный интернет. Исключением была пара точек в нашей гостинице и на пляже. Я не общалась ни с кем из внешнего мира уже неделю. Мне казалось, мир забыл меня, а я стерла из памяти все, что было до приземления в этой солнечной стране. Размеренный Гоа приятно контрастировал с шумным Мумбаи. Здесь никто никогда никуда не торопился. Обед могли подавать час, а потом еще час можно было ждать счет. Этим я и занималась за книгой. На минуту оторвавшись от чтива, я посмотрела на линию горизонта. Где-то там, на севере был он. Эта мысль была немым упреком моему спокойствию. М. больше меня не занимал, я словно забыла и его тоже, заодно с остальным миром.

Мы пробыли на Гоа три недели, наслаждаясь солнцем, морем и фруктами. Вести переговоры о Фестивале было невозможно: переписка обрывалась вместе с Интернетом. Поэтому мы с Ж. просто строили планы и фиксировали новые идеи. Тем не менее, она продолжала заниматься пиаром, отводя этому три-четыре часа в сутки. Так наша контора не загнулась, пока мы отводили душу на экваторе.

В последний день я встала на рассвете и пошла на пляж. Людей ещё не было. Я ступала босыми ногами по прохладному песку. Шла никуда, просто в сторону от отеля. Я шла по кромке воды – океан был приветливо тёплым, но купаться не хотелось. Солнце неспешно, в ритме местной жизни поднималось из-за горизонта, освещая сонную деревню. Я прошла мимо рыбаков, вытаскивающих свое судно на берег – в сетях застряла мелкая рыбешка и сейчас билась о песок в тщетной попытке спастись. Рыбаки смеялись и вытаскивали лодку играючи, будто это было для них развлечением, а не работой. Увидев меня, они весело замахали и спросили, не нужна ли мне рыба. Я с улыбкой покачала головой, давая понять, что просто гуляю. Эта рыба была похожа на людей, к которым мне предстояло вернуться уже завтра. Людей, застрявших в сетях и не понимавших, почему не могут освободиться. Ветер путал мои волосы, бросал их мне в лицо и откидывал назад. В нашем северном городе постоянно дули ветра, но ни в какое время года они не бывали так неспешно ласковы, как был ласков местный ветер. Я закрыла глаза и на секунду вернулась в тот декабрь, на перрон к отходящему поезду. На секунду мне показалось, что я вновь почувствовала трепетные прикосновения его губ. В следующее мгновение, резко открыв глаза, я стряхнула с себя эту мысль, позволив ей лететь дальше с ветром.