Текст книги "8 Основ обретения жизненной силы. Как выиграть в кальмара с Киай Цигун"

3. Глупое бесстрашие

Зимой 2007 года мой ученик в Чикаго договорился о моем поединке с чемпионом штата по ММА (смешанным боевым искусствам). Бой должен был проходить в подвальном додзё дома, где мой ученик устроил себе просторный зал с татами. Я видел бои этого чемпиона. Они всегда заканчивались в первые же минуты: он, стремительно и грамотно уклоняясь от встречных ударов, входил в борцовский клинч, затем следовал мощный и неотвратимый бросок, после чего происходило добивание хорошо поставленными нокаутирующими ударами. Этот боец в свои тридцать лет имел двадцать пять лет опыта борьбы и был чемпионом Панамериканских игр по греко-римской борьбе. Это был идеальный кандидат для проверки метода Центральной Линии. Другое дело, что для поединка с ним надо было быть на таком же пике формы. Встреться я с ним до болезни, вероятность травмы была бы гораздо меньше. Но я встретился с ним лишь через два года после реабилитации, в возрасте сорока пяти лет, не пройдя никакой особой тренировки перед боем.

Я, безусловно, побаивался своего оппонента, видя его мастерство и мощь, которым мог противопоставить только свои практические навыки и знания. Если бы он смог легко победить меня, такая же участь ожидала бы любого из моих учеников. Поэтому мне надо было пройти проверку боем, по результатам которой либо продолжать свою линию, либо рекомендовать ученикам дополнительное обучение у других мастеров. Также это означало бы и необходимость дальнейшего обучения и для меня самого с целью восполнить пробелы в своем образовании. При этом я имел в своем арсенале по несколько лет в туитэ-джицу, дзюдо, самбо, джиу-джицу, хапкидо, айкидо и айки-джицу. Но все же, имея базовым древний корейский стиль Тхеккён, в сочетании с различными стилями карате и кунг-фу, я был и остаюсь больше «ударником», предпочитая ударные техники борьбе.

Со временем страх из врага становится союзником, а осознание препятствий превращается в мудрость. Страх делает человека осторожным, и он исключает ненужный риск. Страх делает сильным, мгновенно мобилизуя тело в моменты опасности. Бесстрашие делает человека смелым и слепым одновременно. Именно мое бесстрашие сослужило мне в тот момент плохую службу. Глупость моего бесстрашия подтолкнула меня бросить вызов чемпиону штата по имени Анджело, тогда как мудрость страха могла бы заставить меня подождать и хорошенько подготовиться.

Мы видим на экране минуты боя. Мы не видим месяцев и лет подготовки, которые стоят за ними. Мы не видим пота и крови, неизбежных на пути чемпиона к победе. И это не только знания и техника – это отработка и наработка, это пик формы для сердечно-сосудистой и дыхательной систем, это «накачка» мускулов и адекватная растяжка, это тренировка на скорость и выносливость и многое, многое другое. Ничто из этого не было присуще моей жизни в то время. Я пошел на бой безрассудно, объясняя свое решение благородным намерением проверить правильность и эффективность принципов моей школы самозащиты.

Мы не знаем, когда жизнь поставит нас перед опасностью, вызовет на бой, так же как не знаем, когда наступит час смерти. Поэтому лучше готовиться и к тому, и к другому постоянно. Мы не можем гарантировать ни равенства сил в момент угрозы жизни и здоровью, ни того, что будем на пике формы. Скорее всего, противник будет превосходить нас по силе. Поэтому нельзя полагаться только на собственную силу и здоровье. Необходимо освоить и отточить знания и умения, чтобы быть способным защититься независимо от возраста и состояния здоровья. С этой точки зрения моя готовность вступить в бой была оправданной. Я постарался максимально обезопасить себя, договорившись о правилах боя: не добивать и не применять экстремальных методов самозащиты, ограничиться только борьбой. Я собирался защищаться методами Центральной Линии от попыток чемпиона бросить меня на ковер, а также методами укоренения и балансирования из тайчи и багуа. Его же задача была проста: уложить меня как можно быстрее на татами.

Я посчитал – если продержусь хотя бы 30 секунд, то успею его нокаутировать, применяя свои методы атаки; если меньше, то мои методы недостаточны для защиты от борцов такого уровня. Вплоть до этого поединка никто из противников не мог не то что поднять, но даже сдвинуть меня, заставить потерять равновесие, наработанное годами специальных упражнений и тренировок. Поэтому я был уверен в своих возможностях решения этой задачи. Я хотел скорее подтвердить свои убеждения, чем подвергнуть их настоящему испытанию на прочность. Но дело приняло совсем другой оборот…

4. Поединок

Поединок длился около часа. Я не раз оказывался на татами, как и предполагалось, но гораздо реже, чем могло бы быть, если бы мои методы и рефлексы не сработали. За час я оказался на полу раз десять. Все остальные попытки бросить меня оказались тщетными. Мой оппонент был несказанно удивлен этим. Честно говоря, я и сам до сих пор удивлен. Противника такого уровня и с такими навыками борьбы я еще не встречал. У меня было впечатление, что он одновременно тянет и толкает, причем сразу во все стороны. Подъемы, прижатия, подбивы, заходы за спину, толчки и рывки под разными углами, да еще в постоянном нащупывании слабых мест в моей позиции шли непрерывно и с такой скоростью, что парализовали мою способность считывать, реагировать и противодействовать им.

Это был настоящий полет мастерства моего оппонента, невиданный и не опробованный мной до этого поединка. Пока я успевал считывать, реагировать и находить нужные ответы, я оставался на ногах. Но он буквально перегружал мое сознание приемами по выведению из равновесия. Каким-то чудом я выдерживал физически, но сознание и ум имели свои пределы. Он так быстро забивал оперативную память, что буквально отключал внимание и волю к сопротивлению. Но я все же смог решить свою задачу: выстоять больше 30 секунд.

Несколько минут на ногах – этого более чем достаточно, чтобы нанести поражающие удары. Пока мой оппонент не перегружал мой мозг очередной серией комбинаций, я успевал заметить открытые бреши и отметить то, что я смог бы их поразить в случае необходимости. Но это надо было бы делать сразу, в начальной фазе очередной коллизии, в которой мы сходились. Но я не атаковал, согласно договоренности, а только отмечал для себя, возможно ли это.

Собственно говоря, весь поединок для меня был лишь уроком и экзаменом на эффективность моей школы боевых искусств и моей боеготовности. Я не рассматривал его как бой. Но, как оказалось, мой оппонент иначе отнесся к поединку. Он был наслышан обо мне и видел мои демонстрации. Ему тоже важно было понять, кто же выйдет победителем, если бы мы, гипотетически, сразились по полной. Ему надо было убедиться в собственном превосходстве, обеспечиваемом молодостью, уровнем физической подготовленности, а также мастерством и знаниями о бое. Узнав, что я не профессиональный атлет, не борец, что мне уже сорок пять лет и не так давно я перенес тяжелую болезнь, он не ожидал сопротивления, которое получил с моей стороны. Он знал, что его задача – уложить меня быстрее, чем за 30 секунд, и был уверен, что это легко осуществимо. Но ни разу не смог этого сделать, как ни старался.

Наш поединок приближался к концу, так как «выкладываться» около часа на ковре без особых перерывов явно было не под силу даже такому сильному и молодому борцу, как Анджело, а я был совершенно вымотан. Мой друг, устроивший поединок, был секундантом и измерял время каждого мини-поединка от начала до моего падения на ковер на секундомере, фиксировал время для проверки выполнения этой задачи. Увидев наше состояние, он предложил закончить сражение.

5. Травма

Анджело был расстроен «неудачей» и не понимал, почему он так долго возится со мной для того, чтобы уложить на татами. Он все наращивал напор и, судя по всему, разозлился не на шутку. Поэтому, хотя он тоже устал и замедлился, он был не готов остановиться. Мы решили сойтись еще один раз. Собравшись и сфокусировавшись, он решил все же продемонстрировать свое превосходство в борьбе. С неожиданной стремительностью он бросился ко мне и после нескольких финтов и выведений из равновесия зашел мне за спину и решил сделать бросок прогибом – довольно опасный бросок, учитывая мою неподготовленность к такого рода приемам. Когда он поднял меня, оторвав от земли, я обвил его правую ногу правой ногой, зацепившись стопой сзади, чтобы не дать ему перебросить меня через себя. В этот момент он сделал рывок, который был замедлен моей правой ногой, и вдруг раздался громкий треск…

Острая боль пронзила мое правое бедро в области тазобедренного сустава и ослепила меня изнутри яркой вспышкой в глазах. У меня возникло ощущение, что правую ногу вырвали из сустава или что отломилась головка берцовой кости. Я был почти уверен, что громкий треск и хруст, которые я услышал, означали, что связки порвались. Моя нога повисла, а Анджело повторил попытку броска прогибом. Если бы он ее осуществил, то к травме ноги могла добавиться и травма шеи, так как я не научен приземлению и страховке от таких бросков. Как ни странно, эта мысль пронзила мое сознание, и в момент совершения броска я собрал все свои силы и умения и направил энергию вниз, укореняясь в землю.

Порой страх обостряет наши способности. Единственной защитой в той ситуации была энергетическая защита, так как физических сил не осталось. Я мысленно вцепился в землю и направил свою Центральную Линию вниз, произнося звук «У», который направляет энергию вниз. Обычно для укоренения надо стоять на земле – мои же ноги были в полуметре над нею. Я не знаю, как мне это удалось, но все же я укоренился и утяжелился так, что Анджело не смог меня перебросить через себя. Он не мог понять, что происходит, поэтому еще дважды сделал движения для исполнения полного нельсона (броска прогибом назад) и наконец, тяжело дыша, опустил меня на ковер. В горячке я проверил, могу ли я стоять, и, убедившись, что нога не вырвана из сустава, я продолжил поединок. Но сильная боль вновь дала о себе знать, и я был вынужден завершить бой.

Анджело признался потом, что впервые столкнулся с тем, что возможно так заземлиться, будучи в воздухе без опоры. Он сказал, что не мог понять, почему он не смог не только совершить бросок, но даже поднять меня выше, оторвав от пола. Позже я узнал, что он все же боялся меня и перед поединком принял для храбрости кокаин. Возможно, этот поединок был для него важнее, чем я думал. Кстати, позже он скатился в наркотическую яму…

В традиционной китайской медицине есть объяснение связи между большими суставами и внутренними органами. Область сустава называется «морем» или «океаном энергии Ци». Тазовый изгиб и тазобедренный сустав соотносятся с «морем Ци Селезенки». Левая сторона больше связана с самой селезенкой, а правая – с поджелудочной железой. В результате воспаления поджелудочной железы произошли изменения в области правого тазобедренного сустава, о которых я не догадывался. Поэтому, с учетом потери эластичности тканей и ослабления энергии в области сустава, обвивание ногой в ходе поединка было прямой дорогой к травме.

6. Цена знания

Несмотря на перенесенную болезнь, я полагался на правую ногу как на здоровую и действовал так, как если бы не прошел только что через все осложнения, связанные с панкреатитом. Я не предполагал, что правая нога окажется слабым местом, – она не болела, не мешала, только на время утратила растяжку, и пришлось ее долго массировать, чтобы убрать мышечные узлы. Обычно таз является источником силы и опоры – фундаментом, но здесь его подвергли растягивающей нагрузке, да еще и резким рывком, и он не выдержал.

В одно мгновение я лишился «ноги-бабочки», как ее называли мои коллеги. У меня была особая техника «рука-бабочка» и «нога-бабочка», где движения похожи на полет бабочки – быстрые и непредсказуемые. И хотя панкреатит усложнил управление правой ногой, я все же мог совершать сложнейшие движения, мгновенно перемещая ногу в самые разные по месту и высоте точки, и наносить удары, произвольно меняя направление и угол атаки. Жизнь моей «ноги-бабочки» была относительно долгой – я освоил эту технику лет за двадцать до описанного поединка. И вот в буквальном смысле слова в одночасье с ней было покончено…

Поначалу я все же надеялся, что возникшая хромота и ограничения в ноге – временные трудности. Что надо подождать, дать время ноге для восстановления и постепенно вернуть ей былую легкость и техничность. Но жизненные обстоятельства не давали возможности всерьез заняться лечением и реабилитацией после травмы. По истечении нескольких лет я вынужден был признать, что перешел черту, за которой обратной дороги нет.

Сравнительно скоро нога стала доставлять мне серьезные проблемы даже и без выполнения высокоскоростных и координационных движений. Она просто начинала ныть, болеть, особенно после нагрузки на неровных поверхностях. Стало тяжело переносить на нее вес, опираться, стоять на ней, когда надо было делать движения другой ногой. Вскоре стало просто больно поднимать колено или приседать на корточки. Даже обычный наклон вниз, завязывание шнурков, надевание брюк или носков стали постоянной встречей с болью. Я стал непроизвольно избегать совершения многих движений. Когда же мне приходилось вести двигательные занятия по боевым искусствам, я просто превозмогал боль и игнорировал ее.

Последствиями травмы были также затруднения при выполнении «8 Основ». Они появились не сразу, а лет через восемь, потихоньку накапливаясь и концентрируясь. Особенно сильно это проявлялось после перерывов в практике. С годами стало все труднее делать упражнения, стоя на правой ноге. Любые прыжки отражались на состоянии – а избегать прыжков я не мог, поскольку преподавал довольно динамичные методы боевых искусств. И чем больше я пересиливал себя, тем больше не только усиливалась боль, но и нарастало сопротивление тела.

Боль заставляла тело реагировать и пытаться защитить себя. Она создавала неустойчивость в самом суставе. Проблемой сустава может стать как недостаток мобильности, так и недостаток стабильности. Тело, пытаясь сохранить ногу, стало воспринимать меня как врага. Оно стало создавать компенсаторные реакции и принимать системные меры, чтобы предотвратить дальнейшее и окончательное разрушение тазобедренного сустава. Я же, смирившись с ограничениями и болью, не мог смириться с потерей ноги как эффективного оружия для боевых искусств. Но каждое техническое действие становилось насилием над ногой. Любой удар, любой прыжок запускал часы на бомбе замедленного действия. Я все еще мог нанести быстрый, точный и мощный удар ногой, мог делать прыжки с приземлением на правую ногу, но за каждый такой удар я расплачивался слишком дорогой ценой.

7. Повороты жизни

Когда в 1995 году я переехал из России в США, то думал, что навсегда покинул страну, в которой родился и вырос, – лишь иногда приезжал в гости к родным и друзьям. У меня были для этого веские причины. Но в конце 2008 года меня пригласили в интересный проект в Москве. Красивый проект: оазис здоровья в центре Москвы, сочетавший в себе изысканное, но здоровое питание, полный набор спа-услуг, включая водные и тепловые процедуры, все виды массажа, настоящий традиционный додзё для боевых искусств, студию для йоги и даже концепт-отель – все в едином комплексе с великолепным дизайном и оснащением. Заниматься этим проектом наездами было невозможно – им надо было управлять и готовить для него персонал, поэтому я решил вернуться в Россию.

Мой переезд совпал с экономическим кризисом, начавшимся в 2008-м и продолжившимся в 2009 году. Этот кризис создал непреодолимые препятствия для осуществления проекта, но не помешал моему возвращению в Россию. Кроме того, у меня было время, чтобы залечить свои раны. Я частично восстановил практику йоги, стал регулярно выполнять комплекс «8 Основ». Тогда же я стал вести занятия для небольших групп и провел несколько семинаров в Москве. Возможно, если бы я тогда продолжил восстановление, мне удалось бы избежать осложнений и усугубления травмы, но последовавшие повороты жизни не оставили мне для этого времени.

В 2010 году, когда я уже подумывал вернуться в США к своей прежней жизни – путешествиям и преподаванию, меня пригласили в другие многообещающие проекты. В итоге я провел в России несколько лет как топ-менеджер, решая управленческие задачи и знакомясь заново с этой стороной реальности. Заниматься собой и своим здоровьем стало совершенно некогда. Работа требовала всего моего внимания, всех умственных и душевных сил, не оставляя места для физических занятий. Это не преминуло сказаться на моем здоровье и физической форме. Но куда большей проблемой стало то, что я начал осознавать, что занимаюсь не своим делом.

В конце 2012 года я принял решение вернуться к своим личным проектам, связанным с практикой боевых и целительских искусств, которым я посвятил бо́льшую часть жизни. Я решил открыть свою школу в Москве и начал вести занятия, проводить семинары и мастер-классы. Но это оказалось совсем не просто: несколько лет сидячей работы в условиях не зависящих от меня стрессов и довольно напряженных обстоятельств отвлекли меня от восстановления и усугубили плачевное физическое состояние. Физические нагрузки свелись к преподаванию несколько раз в год за границей, что было совершенно не на пользу здоровью. Поэтому, прежде чем приступить к ведению занятий, я на несколько недель погрузился в практику – прежде всего «8 Основ».

Больше всего меня удивило, насколько было сбито дыхание. Но к этому добавились жесткость и напряженность конечностей, плохой баланс и равновесие. Отдышавшись и немного восстановившись, я окунулся в новый этап своей жизни, надеясь, что проведение занятий поможет по ходу восстановиться. Но несмотря на все мои старания, накопившиеся и недолеченные проблемы никак не исправлялись. Почти трехлетняя пауза в занятиях, когда пришлось игнорировать травму правого бедра, сильно уменьшила мои шансы на поправку. Точнее будет сказать – лишила меня всякого шанса. И каждый день тело стало ясней и безжалостней напоминать мне об этом.

8. Боль

У меня всегда был относительно высокий болевой порог. Поначалу я был довольно чувствительным, но научился стойко переносить боль. Помню до сих пор, какой нестерпимой поначалу была боль при отжимании на кулаках на деревянном или каменном полу и когда, сорвав на костяшках кожу набивкой о макивару (тренировочный снаряд для набивки в карате), погружаешь руки в раствор йода. По молодости мы с моими друзьями учились держать удары, принимая их на тело или колотя друг друга то предплечьями, то голенями, даже палками. Синяки, ушибы, кровоподтеки, ссадины были обычным делом, все относительно быстро заживало. Это не было проявлением жестокости или наслаждением своей или чужой болью. Нам казалось, что такая закалка необходима настоящим воинам. К счастью, мы не ломали друг другу костей и не умели выворачивать суставы, так что особых последствий для здоровья не наступало.

Когда меня с панкреатитом послали на месяц домой, чтобы успокоить воспалительный процесс, дали целый короб болеутоляющих. Но я так и не прикоснулся к ним. Если боль была терпимой, я всегда терпел. Мне странно видеть, как многие люди при малейшем недомогании без особой необходимости прибегают к лекарствам от головной боли, болей в животе, в мышцах или суставах. Лекарства лишь снимают симптомы, и за передышкой от боли можно пропустить реальную угрозу здоровью. Боль – это сигнал, сообщение о неблагополучии, о расстройстве. Это язык тела, дающий нам знать о проблеме или повреждении.

Каждая часть тела связана с определенной частью мозга. Обычно это двойная связь: исходящая из мозга – моторная, которая, к примеру, дает команду мышцам или сосудам, и входящая – чувствительная, которая приносит информацию о состоянии этой части тела. Чувствительные нервные волокна имеют двойную проводимость. Базовая проводимость нервных волокон составляет примерно одну сотую секунды, а экстренная, которая идет через поверхностный слой, так называемую миелиновую оболочку, в десять раз быстрее – за одну тысячную секунды. Например, если мы коснулись огня, то прежде, чем мы осозна́ем это, сигнал будет доставлен чувствительным нервом в мозг и даст обратную связь командой, которую моторный нерв доставит мышце. Это повышает шансы тела на выживание.

Когда тело испытывает боль, передача нервных импульсов начинает переключаться на экстренный способ. В результате нервные окончания в мозге начинают принимать все больше электрических импульсов, переживая настоящий электрический шторм. И если боль становится постоянной или регулярной в результате воспаления, это приводит к перестройке нейронных связей, пытающихся отвести от перегруженных нервных клеток сигналы боли, одновременно запутывая и нарушая эти нейронные связи. Отчасти поэтому тело теряет координацию и точность движений после перенесенных болезней и травм. Для реабилитации потерянных навыков и связей требуется восстановление количества и качества нейронных связей. Более того, начинают строиться и активизироваться нейронные связи, отвечающие за ограничение вызывающих боль движений или действий. Тело начинает сопротивляться таким движениям, включаются мышцы-антагонисты, и подавляются сигналы моторной части нервной системы.

Тело пытается защитить себя от своего владельца, теряя к нему доверие и переставая с ним сотрудничать и подчиняться. Когда это заходит далеко, то сама исходная травма составляет лишь 20 % проблемы. 80 % проблемы находится в сфере компенсаторных реакций организма. Поэтому восстановление движений, особенно сложнокоординационных, требующих баланса и равновесия, может занять гораздо больше времени, чем первоначальное обучение. Я убедился в этом на примере собственного тела. Восстановить диалог и доверие тела не менее сложно, чем восстановить отношения с человеком, которого предал или причинил сильное страдание.