Текст книги "Чувство бездны"

Глава 21
«Цветочный Сад»

Царила тишина, прерываемая воем ветра меж штабелей аккумуляторных отсеков и шелестом сухих иглообразных побегов, пучками торчащих из земли. Этта окончательно скрылась из глаз за плотным облачным слоем, воздух был густым и сочным. Темнело на глазах – так всегда бывало перед «штормом».

Антон опустился перед Аней на колени, моля бога, чтобы никто не вспомнил про его, Антоново, существование хотя бы какое-то время. Хоть ненадолго… Она подняла руку и прикоснулась к его щеке. Он закрыл глаза и стал трогать губами ее пальцы.

«Ком» затрезвонил снова, и тогда Антона охватил приступ ярости. Он вдруг возненавидел этот бездушный кусок металла, который всюду был с ним все эти годы. Никогда в жизни он так не проклинал его и не мечтал, чтобы тот исчез, провалился под землю, заткнулся хотя бы на несколько минут.

Вскочив на ноги, он сорвал с пояса осточертевший пиликающий прибор.

– Полежи-ка тут, братец! – зарычал он, роняя «ком» в траву. – Видеть тебя больше не могу!..

Потом схватил Аню за руки, поднял и притянул к себе.

– Давай уйдем отсюда!.. Куда-нибудь, где мы можем побыть одни!.. Аня моя… Я с ума схожу от тебя…

– Куда же мы пойдем?! – прошептала она. – А «шторм»?.. У меня голова кружится, Антоша…

– Все будет в порядке, малыш! «Шторм» еще не начался, мы успеем! – воскликнул он, чувствуя, как внутри разгорается огонь задора, стремление делать глупости и нарушать запреты. – Мы погуляем немного и вернемся. И никто не в силах нам помешать! Никто!!!

Тут его осенило.

– «Поляна»! – выпалил он. – Вот место, где нам точно никто не помешает! Ни одна живая душа. Заберемся наверх и будем на всех смотреть свысока! Хочешь?

– Я с тобой – куда угодно!.. – выдохнула она. – Хоть «поляна», хоть край света!.. Антон… Безумие просто… Ты мое безумие, ты это понимаешь?

В ответ он крепко поцеловал ее и нетерпеливо добавил:

– Там сейчас должно быть красиво. Идем, пока совсем не стемнело!

Он перешагнул через «ком», увлекая Аню за собой, даже не посмотрев на вызов, отчаянно мерцавший сквозь стебли травы.

Они двинулись сквозь заросли, мимо мрачных штабелей, в сторону, противоположную ангару, туда, где на севере высилось горное плато, окаймленное чернотой леса. Вокруг продолжало быстро темнеть, но это не остановило Антона. Он странным образом не замечал ни стремительно наступающих сумерек, ни увеличивающегося ритма облачных «танцев», ни того, что порывы ветра стали жестче и хаотичнее, а воздух – плотнее и теплее. Сейчас он просто был счастлив, счастлив так, как, может быть, никогда еще в своей жизни. И, может быть, как никто до него во Вселенной. Хотелось кричать, прыгать и совершать безумные поступки, покорять мир и бросить его к ногам Ани… Весь этот мир, с его противоречивостью и целостностью, ужасным несовершенством и потрясающей красотой, непостижимыми загадками и тошнотворными банальностями, со всеми его радостями и печалями. Весь…

Сначала они шли по колено в траве, потом помчались, охваченные весельем, держась за руки, улюлюкая и выкрикивая всякую бессмыслицу. Позади остался ангарный комплекс, мрачные груды аккумуляторных отсеков, цепь старых грузовых контейнеров, густо поросших ядовито-синими побегами, и опустевшая демонтажная площадка. С их пути постепенно исчезли какие-либо упоминания о разумной деятельности, железные формы сменились частыми бугорками, покрытыми ломкой щетиной выгоревшей на солнце травы. Они, смеясь, скакали по кочкам, сшибали ногами крупные темно-желтые бутоны, отчего те выстреливали пыльцой вверх метра на два струйками, похожими на фейерверки, и в воздухе повисали серые облачка, которые начинали клубиться, словно сигаретный дым.

Потом бугры с бутонами тоже кончились, уступив место плотному жесткому ковру из низкорослых коричневых цветов, не доходивших им даже до колена. Они бежали, и под ногами, где-то во чреве «ковра» у самой земли, что-то глухо чмокало, а по цветам в разные стороны, подобно кругам на воде, пробегала дрожь.

Расстояние в двести метров они преодолели в один рывок. Разгоряченные и запыхавшиеся, они остановились возле отвесной стены с оборудованием подъемника. На песочно-желтом фоне он смотрелся чуждо, не вписывался в окружающий пейзаж. Черные, блестевшие смазкой направляющие, по которым двигалась площадка, уходили вверх метров на пятнадцать-двадцать и терялись за неровной кромкой обрыва.

Аня задрала голову, пряди ее волос прилипли к вспотевшему лицу.

– А нам точно туда можно? – тихо спросила она. – Как-то темно становится…

– Нам с тобой можно все! – воскликнул он и взбежал по лестнице на площадку подъемника. – Не бойся! Иди ко мне.

Аня последовала за Антоном, цокая каблуками по рифленому металлу. Антон вынул из нагрудного кармана идентификационный ключ, разблокировал панель управления и дал команду. Его коды доступа еще действовали. Уже неплохо. Механизмы подъемника зарычали, и площадка, мелко дрожа, поползла вверх.

«Поляна» выглядела спящей. Несколько сотен цветов стояли неподвижно, вытянув розовые стебли и напоминая стаю фламинго, а точнее, их статическую трехмерную модель. Здесь, на плато, ветер разгулялся заметно больше, чем внизу, но купол силовой защиты не пропускал его в зону.

Они сошли с площадки, ступили на территорию «поляны» и с минуту молча стояли на ее краю.

Туша станции тускло поблескивала напротив. В надвигающихся сумерках с этой части обрыва виднелась разрушенная эстакада, мертво уткнувшаяся сломанным хребтом в болото. Вернее, была видна лишь ее длинная часть, примыкавшая к восточному порталу станции. Тот конец, что прилегал когда-то к плато, обвалился во время катаклизма и отсюда не был заметен. На станции бойко сверкали сигнальные огни посадочных ярусов, дежурные маяки метеомодулей, иногда ритмично мигали прожекторы наружного наблюдения – системы безопасности готовились к особому режиму.

Было тихо. Только мерно зудели излучатели защиты, распределенные по овальному периметру «поляны», да шумели листвой деревья, плотно подступавшие к плато с восточной стороны впадины.

Антон вставил ключ в разъем терминала, авторизовался, и через минуту излучатели умолкли. Исчезло силовое поле, оберегавшее цветы от всех мыслимых и немыслимых напастей. Теперь «поляна» была доступна любой твари и беззащитна даже перед ветром, который тут же ворвался на давно желанную территорию и стал носиться между цветами как безумный. Но цветы были настолько огромны и величественны, что его жалкие порывы им были не страшны. Розово-фиолетовые гиганты нехотя, как бы снисходительно шевелили своими громадными, размером с человеческую голову, бутонами. Наверное, в глубине души смеялись над нелепыми потугами ветра.

– Красиво… – сказала Аня.

– Идем, – сказал Антон, и они, взявшись за руки, шагнули в царство цветов.

Медленно и осторожно ступали они по земле, которую и землей-то назвать было трудно. Розовые, с руку толщиной стебли (или, если угодно, стволы) цветов росли из черной, пупырчатой поверхности, напоминающей кожу и мягко пружинящей под ногами. Ничего похожего на траву не было, только зеленоватые, напоминающие паутину волокна густыми прядями стлались между цветами и обвивали места, где стебли выходили из поверхности наружу. Росли цветы очень редко – не более одного экземпляра на квадратный метр, и сразу становилось понятно, почему место назвали «садом».

Антон и Аня медленно бродили среди чудных созданий, глядевших на них свысока, поглаживали стебли, которые на ощупь оказались теплыми, задирали головы и глазели на исполинские фиолетовые бутоны. На некоторых цветах бутоны были чуть обращены вниз, и тогда становилось заметно, что поверхность мясистых лепестков изнутри усеяна огромным количеством отростков-сосочков. Вдоль полупрозрачных и влажных стеблей по всей высоте вились сизые спиралевидные листья. Сейчас листья были еще малы, едва видны, они только-только начинали набухать соком и больше походили на наросты.

– Никогда не видела ничего подобного, – прошептала Аня. – Какие же это цветы? Это ж настоящие деревья… И впрямь – сад!

– А видишь, – сказал Антон, – возле многих бутонов розовый пар? Как туман… Вот у этого, например.

Он дотронулся рукой до цветка. Растение задрожало.

– Спокойно, дорогой, спокойно… – улыбаясь, сказал Антон. – Ишь ты… Возбужден, видимо.

– Ой, там как будто бы волны пробежали, когда ты его задел! Очень мило.

– Это они так цветут, – сообщил Антон. – Мне рассказывали. Три или четыре дня этот пар держится, а потом все.

– Что – все?

– Ну… Стадия цветения кончается. Бутоны не то сворачиваются, не то засыхают. Не помню… А через неделю набухают листья. – Он погладил спиралевидный нарост. – Смотри: больше не дрожит!.. Привык, что ли?

– Славный…

Они все ходили и ходили между цветами, трогая их чуткие, отзывчивые тела. Им нравилось чувствовать их дрожь, так не свойственную поведению земных растений. Иногда цветы дрожали настолько сильно, что это ощущалось подошвами. Тогда они приседали на корточки, гладили теплую шершавую поверхность ладонями и шептали успокоительные слова. Очень часто им приходилось отвлекаться на поцелуи, останавливаться, сжимать друг друга в объятиях. В эти моменты они почти теряли волю и чувствовали, как их начинает затягивать в пучину наслаждения. Их чем-то возбуждала эта игра: чуть вырваться из плена страсти, преодолеть, оттянуть ощущения… едва прерваться, сделать временную передышку, чтобы поделиться своей любовью с цветами. Любовью, переполнявшей их настолько, что казалось: еще немного, и они окунутся в нее окончательно, еще вот-вот – и не вырвутся из ее плена. Еще немного – и ноток страсти захлестнет их бесповоротно, и точка невозвращения будет пройдена. Бороться с неизбежным было все труднее, с каждым разом их поцелуи становились все длиннее и страстнее, а перерывы – ничтожнее. Время и пространство совершенно исчезли из восприятия. В какой-то миг они, уже полураздетые, тяжело дыша, попытались подняться с колен и не смогли – тогда им пришлось сесть. И в это мгновение они одновременно осознали, что в «саду» что-то изменилось.

– Что это? – первым пробормотал Антон, озираясь.

Не сгустившиеся сумерки поразили его, а то, что вместо недавнего обрыва, вида погибшей эстакады и купола станции перед ними теперь плескался океан. Багровое, в отсветах заката небо соприкасалось вдали с морской гладью, которую пенно трепал ветер. И это было совсем не айское небо и не айский океан – Антон мог поклясться.

– Что это? – еле слышно повторил он и посмотрел на Аню. – Ты видишь океан?..

– Значит, это не галлюцинация? – прошептала она. – Значит, не мираж?..

– Это Катлея, Аня… – ошеломленно сказал Антон, сам еще не до конца веря в это. – Наш берег… Это же наш берег! Ты узнаешь его?!

Он изумленно огляделся. Не было больше ни «сада» с гигантскими цветами, ни айских склонов, покрытых плотным лесом, что грозно нависал над маленькой «поляной», ни беснующегося «искрящего» неба – ничего не было… Был лишь вечерний океан, бесконечная, багровеющая линия горизонта, шорох волн, лениво лижущих песок, обломки камней и обрывки веток по всему берегу да рыжие скалы с кряхтящими наверху от ветра деревьями…

– Катлея, – сказала Аня. – Я слышу ее запах… А ты?

Он вдохнул воздух всей грудью и сразу узнал его: этот странный, терпкий, будто с пряностями запах Катлеи. Нигде ранее и после того он больше не встречал подобного запаха, и ни с каким другим запахом не спутал бы. Он зачерпнул горсть влажного песка, поднес к лицу и растер в ладони.

– Потрясающе… – проговорил он.

– Антоша, – заворожено сказала Аня. – А вдруг мы сошли с ума? Как это может быть?

Она подползла к нему. Он обнял ее.

– Надо подойти к тому завалу… – сказал он, глядя вдоль берега, где в десятке метров от них находилась груда скальных обломков. – Там за оползнем должно быть оно… Ты… ты помнишь бревно, на котором мы сидели в тот вечер? Большущее черное бревно?

– Конечно помню, – тихо отозвалась она. – На нем еще были поперечные линии… Как у тигра на спине. Боже, это же было так давно. Безумие…

– Пойдем проверим, – решительно сказал он.

Они поднялись и медленно пошли к каменной груде, перешагивая через оторванные конечности деревьев, повсюду валявшиеся на берегу, оставляя на песке цепочки следов. Ноги повиновались плохо, а в голове царил дурманящий хаос.

Бревно оказалось на месте, и им даже не потребовались слова – они оба узнали его мгновенно и несколько секунд стояли, пораженные.

– Господи… – произнесла Аня в ладони.

Она опустилась на колени перед массивным бревном, напоминающим спину тигра и наполовину утопшим в песке, и прислонилась лбом к его прохладной поверхности. Розовые вездесущие рачки, облепившие дерево и гревшиеся в лучах заката, тут же встрепенулись и проворно засеменили, чтобы исследовать пришельцев. Антон сел на песок и прислонился к бревну спиной К горлу подступил комок. Аня взяла его руку.

– Сколько лет я вспоминала это место… – заговорила она дрожащим голосом. – Сколько раз мне снилась эта тигриная спина! Я так хотела, чтобы все вернулось, чтобы можно было повторить то время… когда я увидела тебя… Боже мой!.. Антон, милый…

Он молчал, ему трудно было говорить. Он закрыл глаза и стиснул ее пальцы.

– Я не знаю, кого мне благодарить… – продолжала Аня, всхлипывая. – За то, что снова обрела тебя… Хоть Ая, хоть Катлея… мне все равно!.. Пусть мы вернулись в прошлое, пусть!.. Главное, что я наконец с тобой! Я готова остаться навсегда здесь… на этом берегу и на этом бревне, слышишь? Только бы ты был рядом…

– Все хорошо, Анечка… – хрипло сказал он, чувствуя, что слезы начинают наворачиваться на глаза. – Это Ая… Ее фокусы, я уверен… Может, она таким образом преподнесла нам подарок или что-то хочет сказать…

– Не смогу больше быть без тебя… – лихорадочно говорила Аня. – Честно-честно! Жизни без тебя не представляю! Мне страшно, Антоша… Как подумаю…

– Не вздумай говорить ничего подобного! Мы всегда будем вместе, всегда!.. – Он прильнул к ней и стал целовать ее глаза. – Даже думать не смей об этом, слышишь! Я люблю тебя!.. Люблю так, как даже помыслить не мог раньше!.. Аня… Слов не могу найти, чтобы сказать то, что чувствую… Черт!.. Я не понимаю, зачем нужны слова! Аня…

– Антон…

Он открыл слезящиеся глаза и чуть не вскрикнул от удивления.

Вместо строгого голубого костюма на Ане был полосатый желто-синий комбинезон. Тот самый комбинезон стажера на стройной фигурке, что часто снился ему раньше. Лицо Ани стало смуглым и чуть обветренным, волосы – длинными и выгоревшими. Именно так, как пять лет назад. И это оказалось последней каплей, которая переполнила чашу. Лавина внутри стронулась и стала окончательно сметать на своем пути последние преграды, освобождая путь потоку чувств. Он хлынул, захлестнул и поглотил их без остатка и без всякой возможности на возвращение.

Они стали срывать с себя одежду. Аня сквозь слезы шептала его имя, и желто-синий комбинезон съеживался и опадал к ее ногам. Он остервенело рвал на себе тугие застежки, от которых давным-давно отвык. За минувшие годы былая сноровка притупилась, и форма оперативника снималась чудовищно медленно. Шепча что-то несвязное, он отшвырнул в сторону биорадар, пояс с кобурой парализатора, отбросил комплект батарей и аптечку, стал сдирать непослушную куртку и штаны…

Их обнаженные тела слились прямо на разбросанной на песке одежде. Слились неистово, безумно, жадно – так, словно пытаясь в один момент наверстать упущенное за пять лет. За эти бесконечно долгие пять лет, исчезнувшие с лица истории в один миг. Волна наслаждения, не встретив препятствий, подхватила и унесла их в иное измерение, где уже не существовало ни пространства, ни времени… Где ничего не было, кроме их единого горячего тела, единого возбужденного дыхания, единого непрерывного поцелуя… Сознание меркло с каждой секундой, таяло и уступало место нарастающему экстазу. Такому же единому экстазу, который все больше и больше завладевал ими, отнимая не только остатки разума, но и чувств. Он окунал их обезумевшее от счастья существо в неотвратимую пучину. В бездну, где вместе с приближающимся завершающим мигом их ожидало небытие. И когда этот миг кульминации настал, когда экстаз достиг высшей точки и финальный всплеск наслаждения вырвался во Вселенную двухголосым криком сладострастия и они замерли, лишенные сил и воли, – тогда сознание окончательно покинуло их.

Глава 22
Воды тьмы

Возвращение из небытия было медленным.

Неторопливо, по очереди восстанавливались чувства. Сначала он ощутил, что дышит необычно теплым воздухом, а по телу изредка барабанит что-то мелкое. Потом, когда застучало по лицу и потекло в открытый рот, он понял, что это – капли дождя… Теплого и крупного. В следующий момент он осознал, что умеет дышать, и вдохнул. Легкие наполнились воздухом, а в мир ворвался звук скрежещущим рокочущим ударом, прорезавшим пространство над ним, и он понял, что теперь еще и слышит. Звук повторился, на этот раз он был мощнее, громовой раскат, похожий на взрыв, резанул слух. Он вздрогнул и открыл глаза.

И не увидел ничего. Только тьма, кромешная и пугающая, да повсюду – негромкий частый шелест вперемешку с дробным стуком. В первый миг он подумал, что ослеп, и испуганно заморгал. Лишь когда над ним раздался новый звуковой взрыв, эхом отразившийся со всех сторон, и ломаная линия, напоминающая ветку дерева без листьев, угрожающе сверкнула, когда резкий свет выхватил из темноты предметы, он окончательно пришел в себя. И вспомнил, кто он и где он. По спине пробежал мерзкий холодок предчувствия недоброго.

Аня шевельнулась на его груди, веки ее затрепетали.

В свете новых молний он увидел, как она с изумлением смотрит то на него, то в черное, без просветов, небо. Там, прямо над ними, свинцово-черные, почти невидимые облака бесновались с такой силой, что становилось не по себе. Они будто затеяли между собой схватку на молниях, то и дело нанося друг другу пронзительные сверкающие удары. С трескучим грохотом удары распарывали небосвод, рикошетили в горы и, отразившись от склонов, долго гремели. И еще слышался гулкий, монотонный шум, что-то напоминавший Антону, вот только он пока не понимал – что.

Они, наконец, приподнялись и сели в темноте, изредка нарушаемой светом молний. И тут их ждал новый сюрприз.

Цветы были мертвы. Все до единого.

Антон не знал точно, сколько их росло на «поляне» – то ли около двухсот, то ли трехсот экземпляров… Все они лежали вповалку, чуть изогнув тела-стебли и уронив большие фиолетовые головы на землю и друг на друга. Один цветок покоился прямо на их ногах. Величественный, цветущий сад вдруг превратился в мертвое царство, в братскую могилу, в жуткую свалку мокрых трупов, видимую только в отсветах молний. От этого картина выглядела еще более зловещей.

– Мне страшно… – тихо произнесла Аня, хватая Антона за руку. – Что это с ними?

– Не знаю… – проглотив комок, сказал Антон. – Но что-то произошло, это факт. Только не бойся, не бойся, слышишь?!.. Все будет хорошо!

– Они все умерли… – голос Ани задрожал. – Антон… Почему?.. Они были такие славные… Большие… красивые…

– Не понимаю, – пробормотал он. – Ничего не понимаю…

– Что с ними могло случиться?

– Анечка, надо уходить! Срочно одеваться и возвращаться на станцию! «Ком» еще, как назло, нужно найти в этой темени… Интересно, сколько сейчас времени? Ну не плачь… – Он взял ее лицо, мокрое от дождя и слез, в свои руки. – Пожалуйста!

Она шмыгнула, вытерла влагу со щек и закивала. Надсадно треснул очередной удар грома, и она вздрогнула. Он поцеловал ее в губы, прижал на миг к груди, ощущая, как бьется сердце, и сказал:

– Одеваемся.

Они стали впотьмах искать свою одежду. Анин костюм нашелся быстро – маленькая кучка голубела совсем рядом, а вот свое тряпье Антону пришлось собирать в радиусе двух метров, перелезая через цветочные трупы, отгибая мертвые стебли, поднимая тяжелые безжизненные головы. Теперь они уже не дрожали.

– А что это за шум? – спросила Аня, натягивая мокрые брюки. – Все время шумит… где-то внизу, кажется… Не знаешь?

– Нет… – Он замер с курткой в руках и прислушался. И тут вдруг понял, что ему напоминал этот звук. – Похоже на шум воды! Да… Так реки шумят… Или водопады.

– Откуда тут водо… Ой, мама! – внезапно закричала Аня.

Он выронил одежду, подскочил к ней и схватил в охапку.

– Ты чего?! – испуганно выпалил он. – Аня, что случилось?!

– Там… – выдохнула она, показывая в сторону леса, который был почти не виден во тьме. Глаза ее округлились.

– Кто?!

– Кто-то смотрит… – прошептала она и стиснула его руку. – Оттуда, из леса!..

– Кто там может быть? – сказал он неуверенно. – Может, показалось?

– Я видела глаза! Огромные такие… глазищи… Мне страшно, Антоша!

– Успокойся… – забормотал он, помогая ей надеть блузку и напряженно вглядываясь в черноту лесной чащи. – Я вот ничего не вижу, например…

– Сейчас, кажется, уже нет… – Аня дрожала. – Вроде бы пропали… Но я видела их, Антон, правда! В тот момент как раз молния сверкнула. Секунды две или три… Они смотрели прямо на нас… Горели, как два огня! Так жутко стало, Антон!..

– Хорошо, хорошо. – Он погладил ее по щеке. – Не бойся, никто ничего нам не сделает. Надо отсюда убираться как можно быстрее.

Аня, вздыхая и шмыгая, продолжила одеваться.

– Бр-р, – сказала она, влезая в пиджак. – Безумно мокрый весь… Очень мило. Как мы сейчас пойдем, а?

Антон застегнул пояс, проверил кобуру с пистолетом, идентификационный ключ. Затем снова всмотрелся в мрачную стену деревьев, подступавшую к «поляне» с гор. Ничего подозрительного, ну ничего… Ни в свете молний, ни без него.

– Ты готова? – спросил он, снова прислушиваясь к странному шуму воды.

– Ага, – кивнула Аня. – Ты только не отпускай меня! А то в туфлях я куда-нибудь точно улечу…

Он взял ее за руку, и они стали пробираться к подъемнику, перешагивая через мокрые завалы из мертвых цветов. Чем ближе они подходили к обрыву, где была площадка, тем отчетливее слышался шум. Страшное подозрение возникло у Антона лишь тогда, когда он попытался вставить ключ в терминал системы защиты и обнаружил, что тот обесточен.

– Что за черт… – проговорил он, уже чувствуя неладное и шагая к подъемнику.

Но вовсе не безжизненная панель управления с матово погасшим экраном и не осознание того, что теперь они заперты на плато без средств связи, потрясло его. То, что предстало перед его взором, шокировало настолько, что Антон застыл на краю обрыва словно парализованный.

Впадина затоплялась.

Происходило это столь стремительно, что картина бедствия сначала не укладывалась в голове. Странный шум был ничем иным, как шумом вод, хлещущих с гор в пространство впадины. И это были отнюдь не ручьи, не горные речки – это были гигантские потоки, несущиеся по склонам и крушащие на своем пути все подряд, ломая деревья, смывая камни. Огромные бурлящие водные массы устремлялись во впадину со всех сторон, но в темноте было трудно определить, откуда они берутся: то ли с расщелин, то ли с вершин склонов, то ли прямо из-под земли… Казалось, что вода обрушилась на территорию станции сразу отовсюду. Потоки клокотали, сшибались друг с другом, потом сливались в общее русло. Даже кратких вспышек молний было достаточно, чтобы понять, что масштабы стихии грандиозны. Было очевидно, что она бушует далеко не первые минуты. Сколько метров из тех пятнадцати-двадцати, на высоте которых находилась «поляна», уже успело скрыться под водой, оценить было сложно. Но даже по тому, что над поверхностью несущейся в круговерти воды не было заметно никаких строений автономного лагеря, располагавшегося неподалеку от плато, можно было судить, что высота затопления уже составляла несколько метров. И продолжала увеличиваться. Стихия не собиралась униматься, она громыхала и метала молнии, она смывала груды камней и тонны земли со склонов, она гневно закручивала бушующие воронки, напичканные выдранными, сломанными деревьями и гнала их, гнала…

Антона из шока вывела Аня.

– Что же с нами будет? – почти беззвучно произнесла она. – Боже мой…

Он опомнился, медленно отступил назад. Уже через минуту сумел собраться с мыслями, и мозг стал действовать сосредоточенно и целенаправленно.

– Туда! – крикнул он, показывая рукой на западный край плато, к которому ранее примыкала разрушенная эстакада.

Они ринулись к эстакаде в темноте, не дожидаясь новой подачки света от стихии, стали пробираться на ощупь, спотыкаясь о стебли, ударяясь о них ногами, иногда падая и поскальзываясь на размокших волокнистых прядях. Добравшись до западного края плато, они остановились у разрушенных останков магистрали, переводя дух и глядя вниз. Отсюда хорошо просматривалась станция, и картина масштабов потопа прояснилась.

Станция по всему периметру пульсировала красными аварийными огнями, звуки сирен были почти не слышны: те, которым удавалось пробиться сквозь клокот потопа и раскаты грома, тут же сносились порывами ветра. Опоры станции были погружены в воду примерно на треть, из чего следовало, что уровень воды во впадине был никак не меньше пяти метров. Из наземных сооружений Антон разглядел над водой лишь жалкие, одиноко торчащие башни наружной защиты и вышку мультисвязи.

Он сделал шаг к краю обрыва, вытянул голову и глянул вниз. Не менее десятка метров. Между рухнувшими концами эстакады на земле, насколько он помнил зрительно, было не более пятнадцати метров. А на воде, на высоте пяти метров, это расстояние с учетом углов наклона, по его прикидкам, могло быть раза в два больше. И если поток воды в этом пространстве относительно спокоен, то шанс его переплыть был весьма реален.

– Аня, – произнес он серьезно и повернул ее к себе. – Малыш…

– Да, любимый, – одними губами ответила она.

– У нас небогатый выбор, – сказал он как можно спокойнее. – Либо остаться здесь и полагаться на волю айских богов, что они не станут топить плато, либо…

– Я все поняла, – сказала Аня на удивление спокойно. – Мы будем прыгать, да?

– Нет-нет, – помотал головой Антон. – Отсюда прыгать опасно. Попробуем спуститься по концу эстакады к воде, а потом переплыть место разлома. Заберемся на тот конец, а там докарабкаемся по эстакаде до станционного портала, это не проблема… Лишь бы успеть добраться до станции, пока ее не затопило всю. Там на каждом ярусе есть аварийно-спасательные блоки с катерами, даже на крыше… Но мы должны успеть! Главное, не бойся, Аня. Я уверен, у нас всё получится!.. Ты меня слышишь?! Ты только не бойся!..

– Я не боюсь, – все так же спокойно ответила она и даже улыбнулась. – Как я могу бояться, когда ты рядом? Когда я люблю тебя…

– Иди строго за мной и умоляю: по возможности держись за меня… или хотя бы дотрагивайся, чтобы я знал, что ты тут.

– Хорошо.

В ту секунду, когда он сделал несколько шагов и уже схватился за мокрый металл покореженной опоры, он отчетливо почувствовал на спине чей-то взгляд. Настолько явно, что замер как вкопанный. В следующее мгновение он резко обернулся. Успел услышать, как вскрикнула Аня, а потом все окружающее куда-то исчезло…

…Они смотрели на него – два огромных светящихся круга или скорее полусферы. Смотрели не из леса, а с противоположного края «поляны». С самой ее кромки, где проходила граница с лесом, теряющаяся во тьме. Глаза не просто смотрели – они пригвождали к месту и лишали воли к движению. Антон не мог ни шевельнуться, ни отвернуться от этих чудовищно огромных глаз величиной с кулак… Взгляд их был пронзителен, он парализовал его, выворачивал душу. Словно вытаскивал ее наружу. Антон вдруг ощутил себя Ничтожеством, мелкой букашкой, вселенской пылью, ничем и никем… Ему заглядывали в самые потаенные уголки его вынутой души и пристально рассматривали их содержимое. Он почувствовал, будто чья-то незримая рука взяла его сердце в свою ладонь… и даже не то чтобы сжала, нет… а стала поглаживать, поглаживать мягко, но ощутимо… И ничего нельзя было поделать с этим ощущением, ни задавить в себе, ни противиться… Бессилие вызывало страх, а тот лишь усиливал скованность. Казалось, только смерть в состоянии прервать это мучительное состояние, но и этой возможности у Антона не было. Он не мог ни умереть, ни сопротивляться смерти – он не мог ничего…

Это длилось несколько мгновений, но ему почудилось, что прошла целая жизнь. А может, не одна, а много разных жизней… Чужих? Или тех, что он мог бы прожить?.. Душу и сердце его плавно выпустили на свободу. Светящиеся круги померкли, растворяясь в окружающей тьме. Именно померкли, потухли, как осветительные приборы с плавным выключением света. Но на долю секунды, в тот самый момент, когда свет глаз-блюдец исчез, сверкнула молния, и Антон успел заметить темное, размытое пятно над поверхностью «поляны». Обладатель глаз не то сидел на стеблях, не то висел над ними в воздухе. В следующий миг пятно шевельнулось и резко пропало из виду.

Антон вновь стал принадлежать себе, он вернулся к жизни, судорожно хватая ртом ночной воздух. Рядом пошевелилась Аня, белая и молчаливая. Он неистово схватил ее ослабшее тело, прижал к себе так, точно они вернулись живыми с того света. Он еще плохо соображал, и только одна мысль стала ему абсолютно очевидной.

– Уходим… – выдохнул он. – К чертовой матери уходим отсюда!.. Быстро!

Дальнейшее происходило словно в бреду. Действие демонического взгляда, по всей видимости, еще продолжалось, потому что они плохо воспринимали окружающее, и почти не помнили как, рискуя сорваться, спускались по залитой дождем эстакаде. Каблуки Аниных туфель постоянно подворачивались, и Антону пришлось в конце концов снять их с нее и прицепить к своему поясному ремню.

Эстакада была скользкой и холодной, ухватиться оказалось практически не за что, и их ноги все время разъезжались. Угол наклона эстакады был довольно опасен, и вмятины на ее металлическом теле зачастую переходили в огромные рваные раны. Запросто можно было сорваться в эти дыры, провалиться в зияющие чернотой щели и сломать ногу или хребет… При обрушении конец эстакады накренился таким образом, что поручни очутились под ногами, держаться за них было неудобно, а иногда просто бессмысленно.

Ветер стал откровенным врагом, он хлестал их нещадно, старался уронить, чтобы разбить им голову о металл, опрокинуть через погнутый монорельс, чтобы сломать им ребра, он мечтал сбить их с ног, чтобы сбросить в пучину… которая рычала и шипела совсем рядом, и чем ниже они спускались, тем чаще она яростно швыряла в них увесистые порции воды и клочья пены…

Полностью Антон пришел в себя только тогда, когда они очутились в теплой, грязной воде. Осознание того, что за жизнь еще предстоит побороться, привело их в чувство окончательно. Течение воды в районе разлома эстакады оказалось нешуточным, и им пришлось напрячь все силы, чтобы противостоять водоворотам.