Текст книги "Операция «Минотавр»"

Глава 11

– У нас кое-что есть, – с усмешкой сказал Дрейфус, стоя в дверях кабинета Камачо.

– Не заставляйте меня ждать.

Закрыв дверь, Дрейфус подошел к столу и вручил Камачо фотокопию надписи на пачке от сигарет, которую принесла миссис Джексон:

«Интерес. Золото. ТS 849329.002ЕВ».

– Я только намекнул компьютерным мудрецам в подвале, – пояснил Дрейфус, – что это как-то связано с теми письмами, что поступают в советское посольство.

Камачо кивнул. Вся почта, адресованная в советское посольство, тщательно проверялась, с интересных писем делались копии. Всего таких писем, выглядевших подозрительными, было сорок шесть.

– И представьте себе, сработало. Вот эта штучка. – Дрейфус вынул из папки другую фотокопию. В письме осуждалась поддержка Советским Союзом афганского марионеточного режима.

– И какое же кодовое слово?

– «Лютеинизация».

– Это еще что такое?

– Какой-то медицинский термин.

– Это поможет расшифровать другие письма?

– Вот эти четыре. – Дрейфус выложил перед начальником еще четыре фотокопии.

На каждой карандашом были написаны кодовое слово, текст сообщения и инициалы программиста.

– Здорово, правда? – спросил Камачо. – Очень красиво сделано.

Дрейфус опустился в кресло напротив него. Он был высокий, худой и постоянно курил трубку, которую сейчас достал из кармана и неторопливо набивал.

– Тем не менее, нам недостает еще массы кодовых слов.

Камачо рассматривал сотрудника, который глубоко затянулся и выпустил облако дыма.

– Значит, мы теперь знаем, как строится код? – спросил он.

– Ну да. На матрице.

– И что?

– Будь у нас пара недель, мы могли бы построить матрицы для каждого слова в словаре и сравнить их с каждым письмом. При наличии достаточного машинного времени можно было бы прочесть все до единого.

– И тогда мы узнаем, что украдено. – Камачо взглянул в окно. За стеклом ничего интересного. Холодный, ветреный день. – Две недели? Господи, это же прорва машинного времени. За две недели на «Крее» можно создать единую теорию поля.

– Ну, судя по использованному им слову «лютеинизация», можно считать, что по крайней мере, часть ключевых слов – отглагольные существительные от форм совершенного вида и т.п. Возможно – даже вероятно, уж очень ловок этот парень, – что некоторые из таких слов – имена собственные. Английских слов, которые могут служить кодовыми, миллионы, и компьютер должен построить матрицу для каждого из них и приложить эту матрицу к каждому из подозрительных писем. Ну так что – прогнать программу пару миллионов раз, а потом умножить на шестьдесят! Это при условии, что он пользовался только существующими словами или названиями. Но если он брал произвольные сочетания букв, скажем, по двенадцать букв… – Дрейфус пожал плечами.

Камачо написал в блокноте: 26 1012.

– Я подсчитал, – пояснил он.

– Да знаю, знаю. Даже расшифровав все письма, мы еще не поймаем «Минотавра». Но хотя бы почуем след. Зная, какие файлы он выдавал, мы можем пойти в Пентагон и проверить, кто получал доступ к этим файлам. Тот, кого мы ищем, видел все.

– Возможно. Но не очень вероятно. Скорее всего, он получил пароли, подсмотрев без разрешения основные файлы безопасности. Но коды и номера документов… – Камачо вздохнул. – Могу спорить на что угодно, он сам не видел те файлы, которые продал. Могу поклясться, ни один человек не имеет допуска сразу ко всем файлам.

– Стоит попробовать.

– Ладно. Но никто не даст нам целый «Крей» на две недели. Группа проверки отпечатков пальцев станет на дыбы. Так что давайте начнем с того, что нам по силам. Проверьте журналы доступа к тем пяти файлам, которые мы знаем, и кто ими пользовался. Никому не говорите, что вы ищете. Нельзя вспугнуть птичку.

– Хорошо, – согласился Дрейфус. – Пока мы этим занимаемся, почему бы не взять за задницу Терри Франклина и не потрясти хорошенько эту сволочь?

– Еще рано.

У Дрейфуса погасла трубка. Он пососал ее, потом достал зажигалку. Выдохнув дым, он произнес:

– По-моему, мы совершаем большую ошибку, не ведя наблюдение за Франклином.

– Ну, расколется этот гад, и что дальше? Что, Франклин – единственный крот, посаженный Иваном? Вы уверены?

Дрейфус собрал документы.

– Пусть кто-нибудь занимается дешифровкой на «Крее», когда тот свободен. Официально нам его никто не даст на две недели, но пару часов в день можно выкроить.

– Конечно, Луис.

– Хорошо сработали, Дрейфус.

После ухода Дрейфуса Камачо долго смотрел на дверь. Он дал промашку, солгав сотруднику. Единственная возможность сохранить безопасность, живя двумя совершенно разными жизнями, – это никогда не лгать. Ни в коем случае. Часто приходится говорить не всю правду, но это не ложь. Ложь – это западня, это мина, которая в любое время может взорваться и поразить насмерть. А солгал он не в мелочи. Теперь он невидящим взглядом скользил по предметам на своем столе, размышляя над размерами лжи и ее возможными последствиями. Глупо! Дурацкая, идиотская ложь.

Он потер лоб и, не в состоянии усидеть на месте, начал расхаживать взад-вперед по кабинету, пока не оказался перед схемой организационного строения Пентагона на стене. Если файлов сорок, или шестьдесят три, или сколько их там, доступ ко всем ним имеет крайне ограниченная группа людей, причем почти все эти файлы относятся к засекреченным разработкам. Адмирал Тайлер Генри подозревает, что это именно так. Шпион Олбрайт знает наверняка и уже сказал об этом.

Контрразведчик Камачо обязан доказать или опровергнуть эту гипотезу как можно быстрее, иначе Дрейфус, и Генри, и Олбрайт, и многие другие сочтут его некомпетентным – или того хуже.

Он присмотрелся к одному из квадратиков на сложнейшей схеме. Внутри квадратика было написано: «Заместитель министра обороны по науке и технике».

Камачо присел за стол, отпер нижний правый ящик и вынул досье. В нем были фотокопии всех шестидесяти трех писем, в хронологическом порядке. Все написаны на плотной белой копировальной бумаге твердым карандашом – мудрая предосторожность со стороны автора или авторов. Чернила можно подвергнуть анализу, продавцов ручек можно опросить, но обычный карандаш есть обычный карандаш. А копировальная бумага имеется в любом учреждении.

В день советское посольство получает несколько десятков писем и открыток со всех концов Соединенных Штатов. Большинство из них короткие и конкретные.

Многие содержат оскорбления типа «ешь дерьмо, Иван». После чернобыльской катастрофы и землетрясения в Армении письма шли тысячами к большому неудовольствию почтовых служащих и агентов ФБР, которым приходилось все это разбирать.

За последние три года письма, собранные в досье, были извлечены из этого потока для изучения. Все они были написаны печатными буквами, достаточно объемны, чтобы вместить внутренний код, и сочинял их, несомненно, весьма образованный человек. Одни были подписаны, другие нет. Что интересно, более восьмидесяти процентов их отправлено из Вашингтона или пригородов. Ни один из адресов отправления не отстоял дальше чем на сто пятьдесят километров от столицы. Все запечатаны, в дешевых белых конвертах, которые продаются в сотнях книжных и хозяйственных магазинов, универсамов, киосков и так далее по всему городу.

Камачо всматривался в эти письма. Нетрудно заметить, что писал их один и тот же человек – почерк четкий, аккуратный, стиль везде одинаков. Кое-где синтаксис витиеватый, не совсем правильный. Похоже, автор сознательно запутывал предложения. Неизбежно напрашивался вывод, что именно здесь содержится внутренний код.

Принцип матрицы требует, чтобы письмо было достаточно длинным, чтобы замаскировать сообщение значительного размера, допустим, в тридцать пять знаков. Если один знак характеризуется в среднем тремя словами, то в письме должно быть не менее ста пяти слов – слишком много для открытки.

Пугало огромное количество букв. Многие из них, конечно, были сором.

«Минотавр» понимал, что эти буквы привлекут внимание, поэтому писал их в таком количестве. И невозможно определить, какие несут в себе код, а какие нет. Он прятался, находясь на свету.

Может быть, именно в этом ключ. Может, «Минотавр» – не обычный чиновник, выросший с рядовой должности, а лицо известное, у всех на виду, всем хорошо знакомое. Но почему? Зачем он совершает предательство? Вот что хотели знать Советы.

Камачо взял трубку и начал нажимать кнопки:

– Дрейфус, соберите досье на политических деятелей в Министерстве обороны и принесите в конференц-зал.

– Всех? Опять?

– Всех.

– Слушаюсь, сэр, – произнес Дрейфус без всякого энтузиазма.

Даже слепая свинья иногда случайно находит желудь, сказал себе Камачо, кладя трубку. И если в этих досье есть желудь, я должен его найти.

* * *

Младший, четырехлетний, мальчик начал баловаться, как только Люси Франклин выехала в аэропорт Даллес. Девятилетняя Карен шпыняла его все утро, и он решил, что с него достаточно. Он вопил во всю глотку и пытался драться с сестрой. Он достал ей кулачком по носу. Пошла кровь, и девочка тоже заплакала. Люси съехала на обочину и затормозила.

– Заткнитесь! – заорала она. – Перестаньте оба!

Удовлетворенный исходом битвы, мальчик откинулся на сиденье и смотрел, как на платье сестры капает кровь, а она содрогается от рыданий.

– Вы только посмотрите на себя. Опять деретесь. Вот у Карен кровь идет. Тебе не стыдно, Кевин?

Ему явно ни капельки не было стыдно, отчего Карен заревела еще пуще. Люси забрала ее на переднее сиденье и прижимала к носу платок, пока кровотечение не прекратилось. Она обняла дочку. Ночью у Карен была рвота, поэтому Люси не пустила ее в школу.

Мимо них с ревом проносились машины.

– Попроси прощения, Кевин.

– Я извиняюсь. – Он протянул руку и погладил волосы Карен.

Постепенно рыдания утихли. Левой рукой прижимая платок к носу Карен, Люси перегнулась через сиденье и обняла сына. На этой неделе им пришлось туго. Терри был так взвинчен, он почти не разговаривал, орал на детей, когда они с шумом носились по дому.

Чувствовалось, что это вулкан, который вот-вот взорвется. От него исходили напряжение и страх, чуть ли не прощупывались, и это пугало детей, а Люси приводило в ужас. Даже здесь, на шоссе, ее вдруг охватила волна безотчетного страха. Что натворил Терри? Что он сделает? Не обидит ли он детей? А ее?

– Мама, не плачь.

– Я не плачу, милый. Мне что-то попало в глаз.

– У меня уже все в порядке, – сказала Карен, бросая испепеляющий взгляд на заднее сиденье.

– Хватит драться. Вы любите друг друга. Не надо больше драться. Меня огорчает, как вы дразните друг друга.

Теперь Кевин взял ее за руку.

– Поехали встречать бабушку.

– Да. Поехали. – Она завела двигатель и влилась в поток машин.

* * *

За ленчем Бабун и Рита сидели за одним столом. Сидевший в пяти метрах от них Джейк Графтон наблюдал язык их жестов и движений, в то же время слушая, как Джордж Уилсон и Далтон Харрис спорят о бейсболе. Значит, Бабун Таркингтон снова влюбился! С парнем это повторяется с ужасающей регулярностью. На это стоило посмотреть.

Да, перед этим сосунком надо снять шляпу. Он, появившись где бы то ни было, с ходу оценивает ситуацию на женском фронте и тут же начинает прикидываться дурачком перед лучшей из женщин, какую увидит. Джейк позволил себе усмехнуться. Старина Могучий Бабун.

После ленча Джейк вызвал Таркингтона в кабинет.

– Я прочитал твою докладную насчет систем А-6. Как они работали, когда ты отключил поисковую и допплеровскую станции?

– М-да, сэр, без допплеровской РЛС, которая гасит скорости, инерциальная система слегка плавает. Но без поисковой, на одной инфракрасной станции, совсем туго. Без дождя или снега можно нормально атаковать цель, если удастся ее найти. Навигационная система сама по себе, без радиолокации, не позволяет надежно определить местонахождение цели. У инфракрасной станции узкое поле зрения. Если глобальная спутниковая система позволит стабилизировать инерциалку, тогда, может, что-то и получится, но сейчас нет.

– Похоже, ты ухватил суть проблемы. Сегодня вечером сядешь в самолет и вылетишь в Калвертон, штат Нью-Йорк. Вместе с капитаном Ричардсом. Вас ждут на фирме «Грумман». Ты должен изучить системы А-6G, поработать с ними и доложить мне свои соображения. Вернешься в понедельник. Во вторник мы с тобой отправимся на запад.

Лицо лейтенанта выразило разочарование.

– Это не помешает никаким твои планам? – Джейк подпустил нотку сочувствия в голос.

– Да ну, КАГ. Целый уик-энд…

– Ну, у тебя же ничего такого не намечалось, правда? То есть ты здесь еще не так долго, чтобы…

– О нет, сэр. Я просто хотел устроить постирушку и все такое. Может, сходить в кино. Написать письмо мамочке.

Джейк не смог сдержать улыбку:

– Что, чистое белье кончилось, а?

Бабун кивнул, пытаясь сохранить серьезный вид.

– Так пойди купи. Увидимся в понедельник, Бабун.

– Слушаюсь, сэр. В понедельник.

* * *

В четыре часа Джейку позвонил капитан 3-го ранга Роб Найт.

– Можете зайти ко мне?

– М-м… я уже собираюсь домой.

– Зайдите по дороге.

– Хорошо.

Джейк запер документы, выключил свет и надел фуражку. Чад Джуди еще сидел за столом.

– Вы запрете, Джуди?

– Конечно, капитан. Счастливого уик-энда.

Джейк пошел пешком в Пентагон. Он уже привык к этому маршруту.

Автомобильная стоянка пустела на глазах, и ему приходилось то и дело уворачиваться от выезжавших машин.

В коридоре четвертого уровня все так же копилась пыль на куче выброшенной мебели. Джейк свернул направо, в кольцо Д, прошел мимо трех дверей и постучал.

Дверь открыл контр-адмирал Костелло.

– А, капитан, заходите, пожалуйста.

В кабинете было полно народу. Сидели прямо на столах, у каждого в руках по банке пива. Там были вице-адмирал Генри, три адъютанта Костелло – все капитаны 1-го ранга, недавно командовавшие авианосцами, а теперь ожидавшие производства в адмиральский чин или нового назначения, – еще четверо офицеров и двое адмиралов, которых Джейк не знал. Он взял банку пива и заговорил с Генри.

– Рад, что вы с нами, капитан.

– Для меня это большое удовольствие, сэр.

Был Час веселья. Этим людям, которые всю жизнь провели в дежурках на авианосцах, необходимы были эти два часа в конце недели, чтобы встряхнуться и свести до приемлемых размеров накопившиеся тягости. Вскоре разговор перешел со служебных дел на общих знакомых и воспоминания о кораблях, портах и самолетах, на которых они бывали.

Незадолго до шести Джейк извинился. Они с Кэлли вечером уезжали на море.

Тайлер Генри взял свою фуражку и проводил Джейка. Когда тот открывал дверь, Генри остановился и долго с улыбкой рассматривал доску объявлений. Там был небольшой черно-белый снимок, на котором певица Энн-Маргрет в блузке без рукавов и купальных трусиках изливала в микрофон печаль сердца.

– Я там был, – сказал Генри. – Авианосец «Китти Хок», 67-й или 68-й год. Эта женщина… – Он указал на снимок. – Она настоящая леди. Моя любимая певица.

На фотографии была надпись с автографом: «Ребятам 506-й эскадрильи». Да, подумал Джейк, конечно, для нее это был волнующий момент – петь перед пятью тысячами плачущих моряков, но еще больше этот момент значил для них, и воспоминание о нем каждый пронесет в себе до конца дней. Конечно, в те времена, когда бомбили Северный Вьетнам двенадцать часов в день, для многих этот конец дней наступал очень скоро. Тогда почти каждый день сбивали по самолету. И Энн-Маргрет это было известно.

– И моя тоже, – проронил Джейк Графтон, выходя с адмиралом в коридор и пожимая ему руку. Адмирал вернулся в кабинет, а Джейк в одиночестве направился к метро.

* * *

В шесть часов, когда Джейк Графтон садился в метро на станции «Пентагон», Луис Камачо закрыл последнее досье на столе. Безнадежно: двести восемнадцать папок, двести восемнадцать политических назначенцев в Министерстве обороны, включая министров видов вооруженных сил, их заместителей и помощников. Он отобрал восемнадцать дел: заместитель министра обороны по науке и технике, его политические помощники, заместители и помощники министра обороны. И сам министр обороны. Все эти люди занимали свои нынешние посты не менее трех лет. И все равно полная безнадежность.

Никакого намека на то, что один из них – «Минотавр», не содержалось в материалах тайных расследований ФБР, проводившихся перед утверждением назначений в сенате. Все без исключения были столпами высшего общества, они принадлежали к тем, за кого многие матери молили Бога выдать своих дочерей. Все восемнадцать белые, с прекрасным образованием, с видным положением, уважаемые в своем кругу. Некоторые ранее занимали выборные или административные посты. В основном женаты или были женаты. Тринадцать из них закончили престижные университеты «Лиги плюща». Самый популярный в кругу спорт – теннис, на втором месте – гольф. Было среди них и несколько яхтсменов. Каждый обладал собственным, независимым от государства состоянием, в основном доставшимся от предков, но некоторые сумели разбогатеть самостоятельно.

С ума можно сойти. От этих папок прямо веяло богатством, привилегиями, властью. Конечно, за ними водились маленькие грешки. Одного выперли из трех колледжей, и только четвертый он смог закончить. Троих штрафовали за вождение в пьяном виде. У одного внебрачный ребенок. Еще один в молодости бегал по проституткам, другого обвиняли в гомосексуальной связи во время скандального развода. Профессиональный полицейский Камачо понимал, что все это не может быть серьезным компрометирующим материалом.

Он задумчиво разглядывал стопку папок на столе. Еще ни один полицейский не работал всерьез со столь необычной группой подозреваемых. Ни у одного из них нет даже родственников или близких знакомых, заслуживавших глубокой разработки.

Только не эти. У них все преимущества, какие могут дать рождение, богатство или положение в обществе. Он грустно покачал головой.

Если ключ к разгадке «Минотавра» лежит в его прошлом, то до него не докопаться, разве что пустить целую армию агентов – да не с лопатами, а с экскаваторами. Столько сыщиков Камачо не дадут. Больше всего контрразведчика злило ощущение острой нехватки времени. И еще убежденность, что как ни копай, на жилу не нападешь. А не имея чего-то конкретного, как он сможет доказать Олбрайту, что вот этот человек – «Минотавр»? Олбрайт требует, чтобы мотивировка поведения этого человека была ему настолько ясна, что он мог бы изложить ее на бумаге и отправить через «Аквариум» в Кремль. Об этом комитету по разведке следовало подумать еще два года назад.

Он вернулся в кабинет и нашел в досье фотографию Терри Франклина. Вообще-то их было четыре. Та, которую он держал, была снята в полный рост скрытой камерой. Франклин глядел прямо в объектив, видимо, ожидая, пока машина проедет мимо стоявшего фургона, в котором сидел фотограф. Этот снимок уместится во внутреннем кармане спортивного пиджака. Он взглянул на часы. Если поехать в Пентагон, он еще застанет вице-адмирала Генри, который редко уходит раньше семи.

* * *

Терри Франклин зашел в близлежащий бар, сойдя с автобуса после работы.

Вечером в пятницу после самой длинной в своей жизни недели он имел полное право на пару стаканчиков. За эту неделю, проведенную в ожидании, когда опустится висящий над ним меч, он весь буквально иссох. Все это время он вел себя как распоследний идиот, портил одну работу за другой, несколько раз просил начальника помочь разобраться в такой ерунде, что тот просто столбенел от удивления. Начальник даже участливо спросил, все ли у него в порядке дома.

Дело было в том, что ни о чем другом он не мог думать. Не мог сосредоточиться ни на работе, ни на жене, ни на детях – ни на чем. Он должен был выбросить это из головы – и не мог! Сидя в баре, он невидящим взглядом окинул посетителей, затем закусил губу, чтобы не закричать от ужаса. Терри сдерживался из последних сил. Это напоминало детские кошмары – он пытается убежать от страшного чудовища, но ноги не несут его, он еле двигается, а чудовище все ближе, оно уже в нескольких дюймах от него – и он с криком просыпается в мокрых штанишках.

Он хотел избавиться от страха, собраться с силами, чтобы дотянуть от конца одного дня до начала другого. В его распоряжении весь сегодняшний вечер, вся суббота, все воскресенье – три ночи и два дня, пока в понедельник снова не явятся эти демоны.

Он заказал второй мартини. Конечно, он справится. Никто ведь не знает.

Никто не собирается его арестовывать. Никто не бросит его в камеру, где полно гомиков, воров и убийц. В конце концов, это же Америка, – страна доверчивых дурачков.

Он может добыть и продать еще с десяток дискет. Затем выберет все из сейфа и исчезнет, чтобы начать новую жизнь. Скорее всего, в Рио. Целый день лежать на пляже, а ночью трахать местных красоток.

Он отхлебнул из стакана и принялся мечтать. Та жизнь, к которой он рвался, была совсем рядом – только протяни руку. Но нельзя забывать о тех чудовищах, следует быть бдительным. Он больше не станет писать в штаны. И просыпаться с воплем. Аминь.

Он уплатил по счету, добавив два четвертака чаевых. На улице он заставил себя остановиться и просмотреть газетные заголовки в киоске. Все та же чушь.

Шарик все вращается, дома по-прежнему горят, поезда сходят с рельсов…

Два квартала до дома он шел с высоко поднятой головой, вдыхая весенний воздух. Еще вчера все казалось холодным и мрачным. Но вот наступила весна. И у меня куча денег в банке, о которых никто, кроме меня, не знает.

Сосед мыл машину у ворот.

– Эй, Терри, как дела?

– Неплохо. А у тебя?

– Замечательно. Слушай, я все хотел спросить. Как твой шпионский бизнес?

Терри Франклин похолодел.

Этот идиот бросил губку в ведро и отер руки о джинсы. Он ухмылялся, доставая сигареты.

– Люси рассказывала Мелани, что ты шпион. Я смеялся, чуть не описался.

Так…

Терри уже ничего не слышал. Он ринулся к своей двери.

– Люси! – Он громко хлопнул дверью и бросился в кухню. – Люси, – орал он, – ты дура…

Люси с матерью пили кофе. Обе уставились на него, разинув рты.

– Что… что там говорил Джаред… насчет Мелани? Что ты сказала Мелани?

Eму казалось, что он ведет себя правильно, оставаясь спокойным. Но у него получался дикий вопль.

– Теперь слушай, Терри, – заговорила мать Люси.

– Люси, мне надо поговорить с тобой. – Он схватил ее за руку и рывком поднял со стула. – Вот что, Люси.

– Пусти ее, Терри!

– Мамаша Саутуорт, пожалуйста! Мне надо поговорить с…

– Нет! – отрезала старуха решительно, как сержант на плацу.

– Люси, что ты сказала этой идиотке Мелани?

– Я ей сказала, что…

– Убери руки, Терри. Я все про тебя знаю. Ты вонючий, жадный… – У старой дамы был огромный живот и два подбородка. Терри она казалась самой уродливой женщиной, какую он видел в жизни.

– Заткнись, ты, старая сука, которая всюду сует свой нос! Какого черта ты вообще тут делаешь? Люси, я хочу поговорить с тобой. – Он стащил ее со стула и потянул в ванную. Там он захлопнул дверь. – Ради Бога, что ты сказала Мелани?

Люси была перепугана до смерти.

– Нич…

– Ты ей говорила, что я шпион?

Терри не нуждался в ответе: все было написано у нее на лице. Теща с криком ломилась в дверь. Она вопила, что вызывает полицию.

– Ты… ты… – бормотал он. Ноги сделались словно ватными, и он снова ощутил на себе зловонное дыхание чудовища.

Люси открыла дверь и прошмыгнула мимо Терри, который опустился на пол, закрыв лицо руками. Жизнь рушилась, разбиваясь вдребезги из-за этой глупой, недалекой сучки!

* * *

В восемь тридцать вечера Луис Камачо остановил машину перед домом миссис Джексон и запер ее. Был замечательный весенний вечер, воздух еще прохладный, но без ветра. На деревьях распускались почки. Близилось лето, и земля готовилась к нему.

Проходя по улице, Камачо бросил взгляд на притон наркоманов. Кто-то подглядывал сквозь штору на втором этаже – было заметно, как она шевелится. На тротуаре никого. Калитка у миссис Джексон распахнута, но свет из-за штор не пробивался.

Он взошел на порог и постучал в дверь. Ожидая ответа, осмотрелся. На улице по-прежнему пусто. В такой замечательный вечер. Снова постучал. Может, она пошла в магазин или к соседке?

И вдруг он сообразил. Повернул ручку. Она подалась. Он приоткрыл дверь и крикнул в темноту:

– Миссис Джексон! Миссис Джексон, вы здесь?

Камачо раскрыл дверь шире и нащупал под пиджаком рукоятку 9-миллиметрового «магнума» на правом бедре.

Свет везде погашен. Камачо закрыл за собой дверь и стоял в темной прихожей, прислушиваясь, с револьвером в руке.

Ничего. Ни звука. Ни топота, ни шепота, ничего. Он ждал, крепко сжимая пальцами рукоятку оружия. Ничего не слышно, кроме биения собственного сердца.

Медленно, осторожно он нащупал выключатель на стене. Миссис Джексон недвижно лежала у двери в кухню, подогнув под себя правую ногу и уставившись в потолок.

В середине лба виднелся маленький красный кружок. Крови не было. Она умерла мгновенно.

Он переходил с револьвером наготове из комнаты в комнату, включая свет и заглядывая в шкафы. Все аккуратно, чистенько убрано. Удостоверившись, что убийца ушел, он вернулся в гостиную и начал осматривать труп. Нагнулся и потрогал щеку миссис Джексон. Мертва уже несколько часов. Вокруг пулевого отверстия на лбу черные пятнышки. Пороховая гарь.

Телефон был в кухне. Кошелек лежит рядом с ним, нерасстегнутый. Камачо обмотал платком телефонную трубку, прежде чем взяться за нее. Номер набрал авторучкой. Ожидая, пока ответит дежурный, он заметил, что газовая горелка под кофейником выключена. Здесь работал профессионал. Если бы ему повезло, тело не обнаружили бы еще несколько дней и установить время смерти было бы невозможно.

– Говорит специальный агент Камачо. – Он назвал адрес. – Я обнаружил труп. Пришлите медэкспертов и офицера связи окружной полиции. Еще позвоните Дрейфусу домой и попросите, чтобы приехал сюда.

В гостиной он старался не смотреть на тело миссис Джексон. Его внимание привлекло что-то блестящее в вазе для конфет на буфете. Он осторожно переступил через труп и подошел посмотреть. Стреляная гильза от винтовочного патрона калибра 5,56 миллиметра. Убийца не стал с ней возиться! А зачем? Такое оружие продается на каждом углу, и проследить его по пуле невозможно. Но как гильза попала сюда?

Он вернулся к телу. Нагнулся и осторожно ощупал голову. Еще одно пулевое отверстие в затылке. А где же другая гильза?

Агент ФБР встал на четвереньки и присмотрелся. Гильза нашлась под уголком ковра, на ней оттиснут знак фирмы «Ремингтон». Камачо не стал ее трогать.

Итак, миссис Джексон открыла дверь и впустила убийцу. На замке никаких повреждений или царапин. Она направилась в кухню, убийца шел позади и выстрелил ей прямо в затылок. Она скончалась стоя и упала там, где стояла. Он подошел к ней и выпустил вторую пулю в упор. Отдачей пистолета вторую гильзу отбросило в вазу. После этого убийца прошел по комнатам, убедился, что больше никого нет, выключил свет, погасил плиту, проверил, чтобы ничто не могло вызвать пожар и привлечь внимание к дому. Затем ушел, старательно закрыв за собой входную дверь. Возиться с запором он не стал. И тут он поступил разумно. Несомненно, убийца носил перчатки, так что никаких отпечатков не найдут. Если бы кто-то из местной шпаны потрогал ручку и вошел в дом в надежде что-то украсть, он не вел бы себя так осторожно и автоматически стал бы первым подозреваемым в убийстве миссис Джексон. Очень ловко.

Вот сволочь!

Камачо стоял у окна, рассматривая притон наркоманов, когда подъехала передвижная лаборатория ФБР, за ней седан с городскими номерами и два седана с федеральными. Два часа спустя судмедэксперты и криминалисты уехали и увезли с собой труп. Дрейфус и лейтенант из окружной полиции остались с Луисом Камачо.

– Когда вы собираетесь прикрыть эту малину? – спросил Камачо у лейтенанта в штатском, вглядываясь в дом напротив.

– Кто сказал, что это малина?

– Чего вы боитесь? Думаете, застукаете там мэра?

– Послушайте, черт бы вас побрал! Если у вас есть доказательства, что здание используется в незаконных целях, я хочу их видеть. Мы составим свидетельские показания, найдем судью и получим ордер на обыск. Тогда мы можем наехать на них. Вы просто так говорите или имеете доказательства?

– У нас есть показания женщины, которая убита здесь. Мы вам послали копию пару дней назад.

– Я видел эти показания и опросил наркоманов. Там говорилось только, что в доме происходит что-то подозрительное. Старушке показалось, что там что-то такое творится. Мощное основание! Ни один судья в этой стране не даст разрешения на основании таких показаний, даже если бы они были даны под присягой, чего в данном случае не было. Где, черт побери, доказательства?

– Что бы ни случилось с «обычно надежными источниками»?

Лейтенант промолчал.

– Вы все состоите в Ассоциации защиты гражданских прав, что ли? – Камачо рассматривал дом: краска облупилась, раствор между кирпичами выкрошился, у входа навален мусор, сквозь шторы пробивается свет. Тут из-за угла появился огромный старый «кадиллак» и притормозил у тротуара. Из него вышли четверо молодых негров. Один направился к входной двери, которая открылась при его приближении и захлопнулась сразу же, как он вошел.

– За мной, – приказал Камачо. – Я вам достану доказательства. – Еще не договорив, он очутился на улице и побежал.

В мгновение ока он очутился на противоположной стороне, перед «кадиллаком». Троица удивленно разглядывала его.

– Привет. – Левой рукой он полез в карман и достал удостоверение. – ФБР…

Один из них попятился боком, запуская руку себе под рубашку. Камачо ударил левым плечом ближайшего из негров и упал на него сверху, доставая револьвер. Послышался выстрел, сразу за ним еще два. Тот, который тянулся за пистолетом, упал спиной на кузов машины, затем сполз на тротуар, а Камачо тем временем вставил дуло револьвера между зубами того, что брыкался под ним.

– Не надо! – Парень раскрыл рот, и Камачо едва успел перевести предохранитель.

– Успокойся, кретин!

С другой стороны машины кто-то причитал:

– Не стреляйте, не стреляйте.

– Попробуй хоть пикнуть – мозги вышибу. – Камачо обыскал пойманного, не отводя взгляда от его широко раскрытых от страха глаз. На поясе у того был автоматический пистолет. Агент забрал его и повернул арестованного так, чтобы через его плечо можно было наблюдать за домом.

Дрейфус осматривал того, что лежал на тротуаре, а полицейский лейтенант надевал наручники на третьего.

Камачо приставил дуло револьвера к губам задержанного.

– В доме есть задний ход?

Губы плотно сжались. Камачо поднял револьвер и приставил дуло к переносице.

– Отвечай, или да поможет мне Бог…

– Есть. По дорожке.

Камачо подтащил пленника с тротуара к машине.

– Быстро ложись на живот, руки за спину. Немедленно, скотина! – Как только тот подчинился, Камачо швырнул наручники лейтенанту и побежал к углу.