Текст книги "Операция «Минотавр»"

Камачо, сидевший за рулем, не отводил глаз от дороги.

– Электронщики уже установили жучки в его доме три дня назад, когда у него поломался кондиционер. Нельзя было упускать такую возможность.

Дрейфус раскурил трубку и опустил стекло. Кондиционер в машине заревел на полную мощность.

– Вы полагаете, он спит с вашей женой?

– Вы давно читали правила работы с секретной документацией, Дрейфус?

– Послушайте, шеф. И хорошенько послушайте. Вы хотите от меня надежной, основательной работы, но держите в полном неведении. Я давно подумываю подать рапорт об отставке. Мне не нужно это дерьмо, мне надоело глотать его пригоршнями! От вас, от Старика, от директора, от всех ваших вонючих шпионов. Так и напишите в моей аттестации.

Камачо притормозил на красный свет. Он молча сидел, ожидая, когда зажжется зеленый. Когда это произошло, Камачо взглянул налево и задумался. Старая, разбитая машина собиралась проехать на красный. Когда она пронеслась мимо, Дрейфус высунулся из окна, выставив указательный палец.

Камачо снял ногу с тормозной педали и выжал сцепление.

– Ладно, – произнес Луис Камачо. – Вы хотели знать, что происходит. Я расскажу вам.

И рассказал.

Глава 25

В субботу солнце поднялось в чистом, жарком небе – приятное изменение после дымки, которая неделю стояла над рекой Потомак. В утренней телепередаче благотворную перемену объяснили холодным фронтом, который прошел ночью и одарил столичную зону долгожданным дождем.

Капитан 3-го ранга Чад Джуди слушал прогноз погоды, потирая подбородок. За двадцать лет службы в морской авиации он приобрел привычку узнавать утренний прогноз, и от нее трудно было отрешиться. Но погода мало волновала его. Он был поглощен другими делами.

Побрившись и одевшись, он налил себе стакан апельсинового сока и раздвинул стеклянную дверь, которая вела на балкон его квартиры. Вид отсюда открывался замечательный, если учесть, что это всего шестой этаж. Внизу мерцали воды Потомака, а на горизонте возносилась ввысь игла памятника Вашингтону. Как обычно, от Национального аэропорта доносился рев реактивных самолетов. Хоть ночью и прошел холодный фронт, сегодня будет жарко. По солнцу видно, что будет. Он сел на складной стульчик и задумался о Гарольде Стронге, данных по управлению полетом и Хомере Т. Уиггинсе из «Аэротек». Ничто в жизни не получается как следует, с горечью подумал он. Этот лозунг можно написать над входом в любое правительственное здание в Вашингтоне.

У Стронга возникли подозрения. Джуди слишком часто оставался по вечерам в отделе, задавал слишком много вопросов о системе дистанционного управления TRX.

Вот Стронг и исправил данные, сделав их бесполезными, если не знать точно, какие и где внесены изменения, Когда Чад узнал об этом, было уже слишком поздно. Он уже передал данные Хомеру Т.Уиггинсу из «Аэротек». Даже ошибочные, они были вполне пригодны для того, чтобы установить, сможет ли фирма изготовить микросхемы и какова будет себестоимость. Черт возьми, он мог бы написать для Хомера вымышленный отчет, который все равно позволил бы «Аэротек» сделать то же самое. Значит, он не обманул Хомера. И он, и Хомер знали, что эти данные сугубо предварительные, что в ходе разработки их будут изменять, и не раз. Изготовленная с ошибочными данными микросхема никак не могла попасть в самолет, на котором кто-то собирается летать.

И тем не менее это произошло! Все обязательные проверки, вся система бездефектной сдачи продукции – все это пошло псу под хвост в результате невообразимого стечения обстоятельств. Теперь TRX собирается уволить двух идиотов, каждый из которых посчитал, что другой выполнил проверку. В результате ее не выполнил никто.

Он допил сок, вытер губы пятерней. Поставил пустой стакан на бетонный пол и сидел, глядя на город.

Что бы он ни пытался сделать в жизни, все шло не так, как следует. Как это называется у хиппи? Карма?

Как ни странно, убить Гарольда Стронга оказалось легче, чем он представлял. Может быть, даже слишком легко. Несомненно, в чем-то он здесь сам себе наделал в карман.

Теперь, по прошествии времени, ясно, что этого не следовало делать. У Стронга были лишь какие-то неясные подозрения, которых он никогда не доказал бы.

Ладно, что сделано, то сделано. Тебя прикрепили к самолету, ты и стараешься летать на нем как можно лучше, а если сегодня твоя очередь умереть, значит, ты умрешь. Такова жизнь.

* * *

Когда Луис обработал передний и задний двор и отвел машинку в гараж, Олбрайт пригласил его выпить пивка. Десять часов.

– Черт побери, суббота же.

Они сидели на крыльце Олбрайта, в тени огромного клена.

– Что нового в славном, удивительном мире борцов со шпионажем?

– Мои люди, проверяющие магазины для гурманов, нашли зацепку. Магазинчик в Рестоне. Небольшой, но все-таки. Одна из продавщиц разговорилась, сколько знаменитостей у них покупают. Имя ей знакомо, но она не помнит, покупал ли он варенье. Говорит, он или его секретарша появлялись там с месяц назад.

– И кто же это?

– Доказательством это служить не может. Продавщица – совершенная дура. Агент докладывает, что у нее, похоже, дефект речи. Тощая, как скелет. Видимо, поедает самое себя.

– Кто?

– Ройс Каплинджер.

Брови Олбрайта поползли вверх, затем вернулись на место.

– Она уверена?

– Я же вам сказал – она болтунья. Она назвала еще трех сенаторов, пять конгрессменов, двух бывших конгрессменов и дюжину генералов и адмиралов, а также трех великосветских проституток, которые покупают у нее продукты.

– Проституток, говорите? Гм. Как называется магазин?

– «Радость гурмана».

– Будете работать дальше?

– Да. Конечно. Филеры сидят там круглосуточно. Там таракан не пролезет. Если Каплинджер появится снова и купит французское варенье из голубики, мы возьмем его прямо на месте. – Он допил пиво и встал. – Это хотя бы что то. Какой-то след.

– А как идет следствие по катастрофе УТИ?

Ни шатко ни валко. Как обычно. Славно. Удивительно.

– А почему вы занимаетесь этим?

– Адмирал, который ведет проект, до смерти боится «Минотавра». И он знает, что я лучший сыщик, и не хочет разговаривать ни с кем другим. Вот и все. – Он бросил Олбрайту пустую банку. – Мне пора. Поедем с Салли в универмаг. Спасибо за пиво.

* * *

Открывая Салли дверцу машины, Камачо автоматически бросил взгляд на лампочку на противоположной двери. Не светится.

Он сел в машину завел двигатель и выехал на улицу.

– Проеду мимо дома Ричардсов и заберу Джеральда. – Мальчик ночевал у приятеля.

– Зачем? Он днем придет сам, и у него есть ключ.

– Я отвезу вас обоих в аэропорт. На неделю-другую поедете к твоей матери.

– Но я же не собралась!

– Вам надо на время убраться из города. Не спорь. Я знаю, что делаю.

– Но наши вещи! – запротестовала жена. – Мы не можем…

– Прекрасно можете! Кидайте себе что-нибудь. У тебя чековая книжка с собой.

– Луис, в чем дело?

Он подъехал к тротуару и притормозил. Повернулся на сиденье к жене.

– Я веду дело. Те, кого мы преследуем, знают, где я живу. Мне будет гораздо спокойнее, если тебя и Джеральда не будет дома, пока все не кончится. Непосредственной угрозы пока нет, но зачем рисковать?

– Неужели ты это серьезно?

– Более чем.

– Мама… как я объясню ей наше свое внезапное появление?

– Скажи, что мы поссорились и тебе нужно побыть одной.

– Мама не поверит! Она слишком хорошо знает чтобы…

– Придумай что-нибудь. Скажи, что у нас ремонт и не выносишь запаха краски. Что угодно. Только не говори правду. Твоя мать тут же разнесет это всем приятельницам, а наш мир очень тесен. – Он включил передачу и тронулся с места.

Салли, закусив губу, крутила ремешок сумочки.

– Мне это не нравится, Луис.

– Мне тоже, но так нужно.

* * *

Чад Джуди потягивал пиво в своем любимом баре, когда увидел, как зашел Харлан Олбрайт и попросил мелочи для счетчика на стоянке. Джуди выждал несколько минут, расплатился и вышел.

Олбрайт сидел за рулем своей машины. Джуди открыл пассажирскую дверцу и сел.

– Здравствуйте.

– Хотите немного прокатиться?

– Конечно. Почему бы и нет? – Чад взял в руки темные очки, висевшие на шее на цепочке, протер их полой рубашки и водрузил на нос.

Спортивную сумку он бросил на заднее сиденье.

Через несколько кварталов Олбрайт взглянул на Джуди и спросил:

– Как дела в конторе? Я слышал, у вас была авария.

– Где это вы такое слышали?

– Да вот, знаете, ходят слухи.

Джуди пожал плечами.

– Есть планы на сегодня?

– В общем-то, нет.

– Вы не против прокатиться на побережье и пообедать? Я знаю одно местечко, где подают лучших крабов в Мэриленде.

– И туда пускают в таком виде?

Оба были в джинсах. На Олбрайте была футболка с эмблемой команды «Редкинс».

– Пускают.

– Почему бы и нет?

Олбрайт выехал на кольцевую трассу и направился по ней на восток.

Движение, как всегда, было оживленным. Он съехал в сторону Аннаполиса и включил регулятор скорости. Джуди вертел ручку приемника, пока не наткнулся на трансляцию бейсбольного матча. «Ориолс» – и только второй иннинг.

Джуди заметил, что Олбрайт поминутно поглядывает в зеркало заднего вида, но через некоторое время тот успокоился и выставил локоть в окно.

– Нет денег, чтобы поставить кондиционер, – пояснил он, и Джуди кивнул.

* * *

Луис Камачо сидел у себя на заднем дворе с банкой пива в руке. Он вынес туда переносной телевизор, который Салли обычно смотрела в кухне, и протянул провод к нему. Он увлеченно смотрел игру «Ориолс».

Когда он вернулся из аэропорта, машины Олбрайта на месте не было. Он позвонил Дрейфусу в бюро.

– Где он?

– На кольцевой дороге, едет на восток. В баре в Александрии подобрал какого-то типа, но мы его не рассмотрели. Никак не удается подобраться поближе.

– Ладно. Куда они, по-вашему, могут ехать?

– До выхода из дома он никому не звонил. Ничего не говорил. Через полчаса после того, как вы отбыли в аэропорт, сел в машину и поехал. Направился в Рестон и заглянул в «Радость гурмана».

– От Сьюзен ничего? – Сьюзен была женой агента ФБР. Они с мужем владели этим магазином, и Камачо рассчитывал на их помощь. Сьюзен была неимоверно худа, но уж никак не страдала расстройством речи.

– Есть. Говорит, он зашел, купил кое-что, постоял и поболтал, сказал, что новичок в этом районе. Торчал в магазине минут пятнадцать. Ни разу не спросил ни о Каплинджере, ни о ком другом, а она первая не затрагивала эту тему. Она хочет знать, считаете ли вы, что он вернется.

– Скажите ей, что это маловероятно. Думаю, Олбрайту требовалось только проверить мою выдумку.

– Ладно. Как только выяснится, куда он направляется – я сообщу.

– Дрейфус, я требую именно того, что сказал вчера. Ни при каких обстоятельствах, ни в коем случае он не должен обнаружить слежку. Оторвитесь от него, если иначе не получится, но не давайте ему никакого повода заметить хвост.

– Понял, шеф.

Камачо сидел на заднем дворе перед включенным телевизором. Он потягивал пиво и абсолютно не интересовался игрой.

Все что можно было сделать, сделано. Он ничего не подгонял. Он дал ситуации созреть естественным образом, и теперь все приведено в готовность.

Считая Дрейфуса, у него шестьдесят пять агентов. Они сидели на телефонной станции – на случай, если Олбрайт будет звонить из автомата, дом Олбрайта постоянно прослушивался, целая эскадра машин преследовала его по всем дорогам, за кавалькадой следовали два фургона с видеокамерами и параболическими микрофонами, в воздухе находились два вертолета, в столе Дрейфуса лежала пачка подписанных ордеров без указания имен. Что еще? Да, лучшие специалисты из криминалистической лаборатории сидели в ожидании вызова.

Он глотнул пива и стал думать, что еще следует сделать, чего он мог не предвидеть. Ничего не приходило в голову. Ладно, не в этом дело. Вся эта операция могла провалиться, любая операция рискованна, но если это случится, то совсем не потому, что что-то не было подготовлено. Самое уязвимое его место – необходимость держаться подальше от Олбрайта, оставаться постоянно в тени. Что ж, иначе нельзя, так что толку беспокоиться…

Но он беспокоился. Не в силах усидеть на месте, он достал грабли из гаража и принялся разравнивать траву, а из телевизора все неслись восторженные слова величайшего летнего мифа Америки, а полуденная жара становилась все сильнее.

* * *

Чад Джуди был поражен. Здание невзрачное, но цены в меню вполне разумные, а дары моря на тарелках ранних посетителей выглядели и пахли восхитительно.

Этот интерьер, кажется, называется «крестьянским»? Стены из неструганых досок, с потолка свисают рыбацкие сети и ловушки для крабов. Приглушенный свет.

– Кормят здесь отлично, – заверил его Олбрайт. – Ресторан специализируется на запеченных крабах в остром соусе.

Они заказали обед и сдували пену с запотевших кружек пива, когда Олбрайт небрежно произнес:

– Есть небольшое предложение для вас, если вам интересно.

Джуди вытер пальцем пену с усов.

– Смотря что.

– Вы когда-нибудь слышали слово «скрупул»?

Чад отставил кружку и подался вперед. Он с интересом рассматривал посетителей. Двое или трое по возрасту и комплекции как раз подходят. Он повернулся к Олбрайту.

– Пойдемте в туалет.

Он встал и пошел впереди.

В туалете была всего одна кабинка, писсуар и умывальник. Не самый чистый из тех, где он бывал, но ничего. Главное, что пусто. Джуди повернулся и выставил левую ногу чуть вперед. Перенес вес на пальцы ступни и чуть согнул колени.

– Руки на дверь, ноги расставить. Давай-ка, быстро.

Олбрайт постоял подбоченившись, затем, подумав, принял требуемую позу.

– Микрофона на мне нет.

– Угу. – Он старательно ощупал Олбрайта, включая мошонку. Проверил пояс, туфли и авторучку. И темные очки. Изучил заплату на джинсах. Затем отобрал бумажник и отступил к умывальнику.

– Можете повернуться.

Олбрайт спокойно наблюдал, как Джуди проверяет его документы. Долго рассматривает водительские права, читательский билет, паспорт и страховой полис на машину, счета из булочной и прачечной, кредитные карточки. Сосчитал деньги.

Двадцать сотенных бумажек.

– Сыграем вечерком в покер?

– Я предпочитаю расплачиваться наличными.

– Зачем тогда кредитные карточки?

– На всякий случай.

Джуди вернул ему бумажник.

– Если хотите поговорить со мной, выйдите в зал и отмените заказ. Оставьте чаевые. Поедем туда, куда я захочу. Ведите вы, но в машине ни слова. Ясно?

– Хорошо.

В машине Джуди показал, куда ехать. Он наблюдал за шоссе. Никто их не преследует. Он заставил Олбрайта несколько раз развернуться и после этого ехать на восток. Километров через тридцать показался большой дом у перекрестка. По знаку Джуди Олбрайт заехал на площадку и заглушил двигатель.

Они зашли в закусочную, и Джуди сел так, чтобы видеть дверь.

– Как вы сказали?

– Скрупул.

– И что это значит?

– «Скрупул» – это пароль файла в компьютерной системе Пентагона. Файл относится к вашему отделу. Это «Афина». Я дам вам все пароли к нему. Скопируйте файл «Афины» на дискету и отдайте мне.

– Весь файл? Все документы?

– Да. Может, они и не уместятся на одной дискете.

– Может быть. Что я от этого буду иметь?

– Сто штук.

Капитан 3-го ранга Чад Джуди недоверчиво взглянул на него, затем осмотрел зал. Подошел официант. Они потребовали пиво и меню.

– Что вам известно об этом файле? – спросил Джуди.

– Я вам не скажу. Достаточно того, что он мне нужен.

– Зачем?

– Вам следует знать только одно – он мне нужен за сто тысяч долларов.

– Не похоже, что он вам так уж сильно нужен.

– Во что вы оцениваете «сильно нужен»?

– Если вы решите, что готовы отдать за него четверть миллиона, тогда приходите ко мне. Половину авансом, половину при получении. Наличными. Мятыми двадцатками.

– Нет. Это чересчур… нет!

Джуди раскрыл меню.

– Я, наверное, возьму чизбургер с ветчиной. А вы?

– Обыкновенный гамбургер.

Джуди кивнул и стал незаметно оглядывать зал в ожидании официанта.

Когда они, справившись с едой, пили кофе, Олбрайт спросил:

– Если я дам вам пятьдесят сегодня и пятьдесят в понедельник, когда я получу дискеты?

– Когда вы принесете остальные деньги?

– В следующий понедельник.

– Вот тогда будут вам и дискеты.

* * *

В семь часов Луис Камачо позвонил своим. Ответила Салли.

– Привет. Ты уже там?

– О, Луис. Здесь будет хорошо. Мои старики немного удивились, но очень рады видеть нас.

– Ладно. Все будет нормально.

– Что ты делал днем? Что ты ел на обед?

Три или четыре минуты они обсуждали состояние продуктовых запасов в доме, потом Камачо пожелал ей спокойной ночи.

Через полтора часа зазвонил телефон.

– Он едет домой, – доложил Дрейфус.

– Кто был с ним?

– Не знаю. Мы сфотографировали их в инфракрасных лучах на мосту Чесапик-Бей. Фотограф не обещает, что снимок получится. Они въехали в столичный округ и ненадолго останавливались в Блейденсберге. Потом объект высадил пассажира у станции метро, и тот исчез прежде, чем наш человек успел зайти в зал. Объект едет в вашу сторону. Минут через пять будет дома.

– Пошлите кого-нибудь к дому Чада Джуди. Может, он заметит, как тот возвращается. И возьмите список номеров машин, стоявших у того бара, где объект подобрал пассажира. Пропустите их через компьютер.

– Есть, шеф. Что еще?

– Когда будет готов снимок?

– Завтра.

– Ладно.

– Я пометил, где они находились на стоянке. Может быть, завтра придем с ордером и сделаем обыск.

– Сегодня вечером или завтра объект будет много разговаривать по телефону. Будьте начеку.

– Вы уверены, что он начинает активные действия?

– Ему некуда деться. Он должен или ставить мат, или сдаваться.

– Держите пистолет под рукой.

* * *

В воскресенье утром Луис Камачо красил скамейки во дворе, когда Харлан Олбрайт окликнул его через забор. Он зашел в калитку и уселся на стуле.

– У меня есть еще одна кисть, если хотите помочь.

Олбрайт хмыкнул и отхлебнул кофе.

– Кто сказал, что Том Сойер умер? Извините. У меня утром кое-какие дела. – Он взглянул на дом. – Где Салли?

– Уехала к матери. – Камачо красил ножку стола, не поднимая головы.

– Вот как?

– Женщины, – пробурчал Камачо.

– М-да. На неделю, на две?

– Не знаю.

– Примерно так, что ли?

– Ну да.

– А мальчик?

– С ней. Он уже сто лет не был у бабушки с дедушкой. Конечно, не хотел ехать.

Олбрайт наблюдал, как Камачо красит стол. Краска стекала ему на пальцы, и он вытирал их о траву.

– Знаете, днем может быть дождь.

– Вот так мне везет.

– Почему бы вам не сложить вещички и не отправиться наконец домой?

Камачо сунул кисть в ведро и распрямился. Он пристально посмотрел на Олбрайта, пытаясь прочесть его мысли.

– Вы имеете в виду – в Россию?

– Ну да. Сколько вы здесь? Двадцать восемь или двадцать девять лет?

– Тридцать один.

– Вот-вот. Не пора ли домой?

– Да я ведь уже разучился говорить по-русски. Когда я слышу русскую речь, мне приходится напрягаться, чтобы уловить смысл, а потом долго обдумывать ответ. Больше двадцати пяти лет я мыслю по-английски. Еще кофе?

– Давайте.

Луис взял у него чашку и зашел в дом. Через минуту он вернулся с двумя чашками. Оба молча пили кофе. На дереве чирикали птицы. Камачо сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух. Как уехать? Ему здесь нравится – и место, и люди.

Олбрайт нарушил молчание:

– Вы действительно уверены, что Каплинджер – это «Минотавр»?

Луис задумался.

– Вполне возможно, – наконец, вымолвил он. – Он подходит. У него доступ ко всем делам, он был на том самом приеме три года назад, когда послу опустили первое письмо в карман. Он крайний эгоист, обожает власть. Вполне подходит.

– Но почему?

Камачо пожал плечами:

– Составьте список всех возможных причин и пройдитесь по нему. Выберите ту, что вам нравится.

– Я это сделал. И знаете что? Я подозреваю, что настоящая причина в мой список не попала.

– Почему удачно женившийся мужчина цепляет проституток на улице? Почему пожилой человек крадет пару сотен долларов из кассы?

– Это причина в списке была. Крыша поехала. Но я так не думаю.

– Это случается сплошь и рядом. – Камачо допил кофе, отставил чашку и снова взялся за кисть.

– Рейс Аллен Каплинджер, – произнес по слогам имя Олбрайт. – Шестьдесят три года. Состояние оценивается в сто тридцать два миллиона долларов. Сын аптекаря. Вырос в Сент-Поле. Дважды женат. Вторая жена умерла от инфаркта шесть лет назад. С тех пор не женился, хотя живет с секретаршей, которая работает у него пятнадцать лет. Спит с ней примерно раз в месяц на протяжении десяти лет. Ей сорок два, никогда не была замужем, довольно привлекательна, восемь лет назад ей удаляли полипы в прямой кишке. Каплинджер коллекционирует искусство индейцев, платит огромные деньги, иногда ему достаются хорошие вещи, иногда дрянь. Покупает по собственному вкусу, не обращаясь к экспертам. Собрал все книги, когда-либо написанные о Макартуре, и лучшую мемориальную коллекцию о нем. Что еще? Ах, да. Имеет двух взрослых дочерей, двух собак и «ягуар» пятнадцатилетней давности. Его поместье находится в Западной Вирджинии, близ Мидлберга. Всю свою министерскую зарплату отдает на благотворительные цели.

– В колледже был застигнут в облаве с проститутками, исключался на целый семестр, – добавил Камачо, не отрывая глаз от кисти.

– Да, и это. Грехи молодости. – Олбрайт выплеснул гущу на траву и поставил чашку на колени.

– Так что, доктор Фрейд, неужели Каллинджер уже перешел грань? Вступил в сожительство с матушкой Россией?

Олбрайт встал, положил чашку и побрел к калитке. Через полчаса Камачо услышал, как он заводит мотор и выезжает на улицу.

* * *

Олбрайт заехал в магазин «Уол-Март» близ Лорела. Потолкавшись минут десять, он позвонил из автомата у входа. Никто ему не ответил. Он выждал ровно минуту и снова набрал номер. На третий раз абонент взял трубку.

Олбрайт говорил около минуты. Его собеседник не произнес ни слова. Затем Олбрайт повесил трубку, вернулся в магазин и еще полчаса покрутился у прилавков.

Выйдя из магазина, он целый час бесцельно разъезжал. В Бертонсвилле заправился и купил банку содовой воды «Доктор Пеппер». Выпил ее, направляясь на север по шоссе № 29, тщательно стер тряпкой отпечатки пальцев с банки.

На подъезде к границе округа Колумбия он съехал на трассу № 32, сделал незаконный левый разворот на верхнем уровне развязки и спустился на то же шоссе № 29, проверился в зеркале заднего вида и направился на юг. Никто его не преследовал. Ни вертолетов, ни легких самолетов он не заметил. На шоссе № 216 он свернул направо в самый последний момент, как раз когда уже зажигался зеленый свет.

Теперь он очутился на проселочной дороге. Заглянул в зеркало. Какая-то машина свернула с 29-го на эту дорогу, но направилась на север. Раньше он ее не замечал. Теперь ему попадались только встречные автомобили.

Фултон был небольшим поселком – несколько ферм, церковь, крохотная почта и несколько магазинчиков – в двух километрах к западу от шоссе № 29. Здесь Олбрайт свернул налево, на Известковую дорогу. Узкая лента асфальта петляла, следуя изгибам речушки. Вдалеке от дороги среди широких лугов стояли красивые дома. Заборы прятались за высокими деревьями, в густой траве паслись лошади.

Машина, шедшая позади него от 29-го шоссе, свернула налево, на Бассейную дорогу, и направилась по склону невысокого холма в соседний округ.

Проехав с километр после ответвления Бассейной дороги, Олбрайт притормозил. Прямо у дороги находился каменный фонтанчик для питья, в который текла по трубе родниковая вода. Он остановился. Взял под задним сиденьем банку из-под напитка «Севен-ап», обернув руку тряпкой. Затем, перегнувшись через сиденье, открыл правую дверцу и поставил банку у подножия фонтанчика так, чтобы ее было видно с дороги. Обратно в машину, закрыл дверь, выжал сцепление. Все это заняло двадцать секунд.

Он оглянулся налево, где за широким лугом и грядой деревьев на склоне холма находился большой дом. Вроде никого.

Через триста метров Олбрайт выехал на перекресток. Там начиналась Дорога коричневого моста – еще одна полоска асфальта с желтой разделительной линией посредине, без предохранительной отсыпки. Он осмотрелся. Никакого движения. И в зеркало ничего не видно. Повернул направо. Дорога вилась через лес и выходила на открытое пространство. В двух километрах от Известковой дороги новый перекресток. Это снова шоссе № 216. Направо, к востоку, находится Фултон, в полутора километрах к западу – Хайлендский перекресток. Харлан это отлично знал, потому что потратил не одно воскресенье, разъезжая здесь по проселкам, изучая все изгибы и повороты, выискивая удобные места для почтовых ящиков.

Через дорогу высилась методистская церковь. Возле нее три-четыре машины, людей не видно.

Он поехал направо, к Фултону. Миновав поселок и выбравшись на шоссе № 29, доехал до Скаггсвилла и дальше по трассе I-95 – снова до Лореда, там развернулся у хозяйственного магазина и направился по прежнему маршруту, высматривая знакомые машины и самолеты в небе.

Ровно через полчаса, в 2.47, Олбрайт опять оказался в том месте, где Бассейная дорога ответвлялась от Известковой. В пятидесяти метрах выше на Бассейной дороге водитель фургона возился со спустившим колесом. Этот фургон он раньше не видел. Возможно, это ФБР. Но может быть кто угодно. Он проехал дальше и притормозил у фонтанчика. Банка от «Севен-ап» была на месте. Никаких машин не видно. Людей тоже. Над головой ни вертолетов, ни самолетов. Он продолжил путь мимо фонтанчика к перекрестку у Дороги коричневого моста.

Остановившись под знаком, посмотрел по сторонам. Машин нет. Обернулся через плечо, размышляя, что это был за фургон с лопнувшей шиной.

Свернул налево. Дорога вилась вдоль ручья, который впадал в реку Патаксент-Ривер. Маленькая долина густо поросла лесом. Слева виднелись разбросанные среди деревьев дома, но крутой берег с правой стороны был покрыт зарослями.

В трехстах метрах за перекрестком вправо ответвлялась покрытая гравием дорога. «Мельничная дорога», – гласил знак. Харлан поехал что ней.

Дорога была узкая, не более трех метров в ширину. Она проходила по северному берегу ручья, параллельно асфальтированной дороге, которая тянулась метрах в десяти выше по краю крутого обрыва. Это была дорога для искавших уединения влюбленных – на протяжении километра ее не было видно с асфальта вверху. Когда подростки на этом проселке не занимались любовью, местные жители сбрасывали туда мусор. Гравий был усеян зелеными мусорными мешками, банками из-под пива и кока-колы.

От этого проселка к северу отходила асфальтированная подъездная дорожка, и в этом месте на шесте был укреплен почтовый ящик. Олбрайт проехал ящик и остановился у первого большого дерева. Открыл пассажирскую дверцу, поставил под деревом банку из-под содовой и тут же юркнул обратно в машину.

Еще через двести метров Мельничная дорога влилась в Дорогу коричневого моста. Вскоре он пересек Коричневый мост – современное приземистое бетонное сооружение над рекой Патаксент, которая здесь была очень широка. Теперь дорога называлась Эднорской. Через три километра она соединилась с шоссе № 650 штата Мэриленд, и тут Олбрайт свернул налево. Через двадцать пять минут нужно вернуться к почтовому ящику. Взглянул на часы.

* * *

Тремя тысячами метров выше, на борту «Сесны-172» агент Кларенс Браун положил бинокль на колени, потер глаза и взялся за микрофон.

– Объект проехал по чертовой Мельничной дороге, и две минуты его не было видно за деревьями. Наверное, останавливался там. Стоит проверить.

Сидящий в фургоне со спущенным колесом Ллойд Дрейфус, прослушав информацию, обернулся к напарнику:

– Эта банка у родника – не почтовый ящик. Объект просто проверял.

– Вы уверены?

– Нет, черт побери. – Но Дрейфус нюхом чуял это. Он взглянул на карту.

Почтовые ящики подозрительно близко друг от друга. Олбрайту следовало быть поосторожнее. Он теряет голову.

– Думаете, он заметил самолет?

– Нет, – уверенно сказал Дрейфус. – Браун слишком высоко. На такой высоте его не слышно и не видно, если точно не знаешь, куда смотреть.

Дрейфус взял в руки микрофон.

– Не выпускай его из виду, Кларенс. Я должен знать, когда он поедет назад.

– Понял.

Своему соседу в фургоне Дрейфус приказал:

– Пусть ребята приставят колесо. Надо быть готовыми быстро тронуться. – Затем переключил частоту и начал давать указания агентам.

* * *

Десять минут спустя, когда Василий Починков проехал методистскую церковь на шоссе 216 и свернул на Дорогу коричневого моста, его сфотографировали из пикапа, стоявшего перед церковью вместе с четырьмя другими машинами. Он ничего не заметил. Его внимание было поглощено стройной фигурой женщины в шортах, входившей в церковь.

Он посмотрел на свою жену, сидевшую рядом и искавшую перчатку на полу. Она уронила ее и шарила на ощупь. Толщина не позволяла ей нагнуться и посмотреть.

Почему, в который раз подумал он, у всех русских женщин талия, как у мешка с картошкой, а американки сохраняют стройность фигуры до седых волос? С виду не скажешь, что этой бочке всего тридцать четыре года и, когда он женился на ней двенадцать лет назад, она выглядела, как балерина. Теперь надо выхлебать ведро водки, чтобы отважиться отправиться в экспедицию между этими мостовыми опорами, которые она называет бедрами.

– Приготовься, Надя. Надень перчатки.

На спуске к Коричневому мосту дорога начала петлять.

Починков сбавил скорость до сорока, посмотрел на карту начал высматривать Мельничную дорогу. Вот она!

Банку от «Доктора Пеппера» он увидел за пятьдесят метров. Оглянувшись по сторонам, он притормозил. Вокруг никого. Надя вышла из машины с зеленым мусорным мешком и поставила его в пяти метрах к западу от дерева. Пока она делала это, Починков подошел к банке, еще раз оглянулся и поставил рядом с ней другую.

Они вернулись в машину, закрыли двери и быстро отъехали.

* * *

«Бьюик» взбирался в гору на южном берегу реки, когда с Известковой дороги показался фургон и промчался триста метров до въезда на Мельничную дорогу.

Водитель притормозил, и из кузова выскочили двое в перчатках. Один раскрыл зеленый мусорный мешок, другой поспешно фотографировал.

Внутри фургона Ллойд Дрейфус слушал доклад агента Брауна, сидевшего в «Сесне».

– Объект в километре к югу от Эднорской дороги, едет на юг по 650-му. У вас всего шесть-семь минут… Вот он разъехался с «бьюиком», который направился на север.

Двое агентов вернулись в фургон менее чем за минуту. Водитель выжал сцепление, как только услышал, как хлопнула дверь кузова. Выбравшись на асфальт у Коричневого моста, он резко повернул налево, обратно к Известковой дороге.

Через четыре минуты, когда на проселке показалась машина Харлана Олбрайта, там уже никого не было. Он даже не выходил. Убедившись, что банки из-под содовой на месте, он притормозил у мусорного мешка и подобрал его. Поставив его на пол под пустым пассажирским сиденьем, он хлопнул дверцей и отпустил тормоз.

Заглянув туда, он обнаружил всякую дрянь: мятую упаковку от хлеба, пару пустых банок от овощных консервов, три раздавленные банки из-под содовой воды и бумагу, в которую когда-то заворачивали мясо. Все это, как знал Олбрайт, было тщательно отмыто, чтобы не привлекать собак. Под этим мусором лежали деньги: двести тысяч долларов, сто пачек по сотне бывших в употреблении двадцаток.