Текст книги "Куда скачет петушиная лошадь?"

Светлана Лаврова
Куда скачет петушиная лошадь?

© Лаврова С. А., 2014

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Камбал ягас пö чудь гуыс эм да некод оз тöд кöнi. Петук вöлöн кö гöран, сэк сiйö кыптö и клад налöн сюрас. А петук вöвсö нö кысь корсян?

. . . . . . . . . . . . . . .

В бору Камбал, говорят, имеется чудская яма, но никто не знает где. Если вспахать бор на петушиной лошади, то яма вскроется и клад обнаружится. А откуда ж взять петушиную лошадь?

«Коми легенды и предания», составитель Ю. Г. Рочев

Пролог

Начнём, как подобает, от сотворения мира.

Все коми люди знают, что землю сделали боги-братья Ен и Омоль. Зачем им это было надо – непонятно, однако. Они доставали со дна болота кусочки суши и слепляли вместе. Пока земля была молоденькая, она, как ребёнок, быстро росла. Например, Ен создал камень, а камень стал расти, пока не вымахал размером с гору. Еле-еле Ен его остановил. Так горы и получались – камни росли, а Ен их тормозил. Уральские горы близко были, Ен их быстро остановил, вот они и вышли невысокие. А всякие Кордильеры далеко, в Америке, нешто коми богу за ними углядеть? Они там без Енова пригляда и вымахали неприлично высокие.

В основном работал Ен, потому что он был бог-творец и вообще хороший и трудолюбивый. А Омоль считался в семье лоботрясом. Пока Ен вкалывал, делая горы и поля, реки и леса, Омоль пустяками развлекался – оторвал кусок от солнца и соорудил луну. И всякие мелочи настрогал вроде злых духов.

Когда земля наконец была сделана, боги внимательно оглядели то, что получилось.

– Что-то не то, – сказал Ен.

– Согласен, – сказал Омоль и сам очень удивился: он никогда с Еном не соглашался, потому что был «нехорошим» богом и всячески Ену прекословил и вредил. А тут вдруг такое единодушие.

– Пустовато получилось и скучно, – продолжил Ен. – Опять же, когда я создам человека, ему надо будет на кого-нибудь охотиться. И кого-нибудь пасти. И доить.

– Во-во, сейчас я создам зайца и волка, и пусть человек их пасёт и доит, – придумал Омоль.

– Нет, это я создам, я бог-творец, – поправил Ен. – А ты смотри и учись.

И Ен создал белку, чтобы человек мог на неё охотиться. А пасти и доить белок не надо, это он догадался. Тогда вредный Омоль сотворил куницу, чтобы она охотилась на белку и человеку не на кого было охотиться. Тогда Ен создал собаку, которая поможет человеку охотиться на куницу, которая охотится на белку, на которую охотится человек. Тогда Омоль создал волка, который будет охотиться на собаку, которая поможет человеку охотиться на куницу, которая охотится на белку, на которую охотится человек. Этот процесс мог продолжаться очень долго, но Ен не дал втянуть себя в это соревнование и вовремя остановился. Потом Ену пришло в голову сотворить что-нибудь летающее. И он занялся птицами. Ен сотворил петуха, курицу, тетерева, куропатку, рябчика…

– Надо бы ещё утку сделать, – сказал Ен, – да материала не осталось. Ага, придумал! Я сделаю утку из того, что осталось после создания других птиц.

Поэтому утка-широконоска такая пёстрая – ведь её сделали из пёрышек разных птиц. А клюв у неё такой широкий потому, что «клювного» материала осталось довольно много и, чтобы не выкидывать, бережливый Ен весь его вбухал в утиный клюв.

– Я тоже умею птичек делать, – надулся Омоль. – И зверей умею. С зубами. Нечего этому задаваке Ену воображать. Щас как насотворяю – мало не покажется!

Чтобы напакостить Ену, Омоль создал много разнообразных хищников: ястреба, филина, лису, росомаху, рысь. Потом Ен очень долго разрабатывал лягушку (видимо, модель была сложная), а Омоль наловчился и, как на конвейере, сооружал лося, оленя, зайца, мышку, рыб, кошку… Кошка почему-то получилась абсолютно лысая, и никто из зверей не хотел с ней дружить, хотя она уверяла, что это не лысина на всё тело, а просто очень короткая модная стрижка.

Ен спохватился: пока он возился с лягушкой, Омоль сотворил почти весь животный мир! Теперь он будет считаться основным творцом, а не Ен! Тогда Ен пошёл на хитрость: он стал улучшать и дорабатывать уже созданных зверей. Например, покрасил зайцу кончики ушей в чёрный цвет, и заяц стал считаться творением Ена, а не Омоля. Дал ершу колючки – и тоже стал считаться его творцом. По-моему, нечестно. Ен тут повёл себя не как хороший бог, а как плохой. Но это бывает в жизни – и с людьми тоже. Омоль за этот плагиат обиделся. Плагиат – это когда один человек придумал песню или написал картину, а другой сказал, что эта песня или картина его. Обиженный Омоль назло Ену сотворил комаров. Они у него очень здорово получились и начали кусать всех подряд, включая Ена.

– А мне дай шерсть, пожалуйста, – попросила кошка Ена. – А то комары кусаются. Да и холодно тут в Приуралье, сквозняки. Не Африка, чай.

– Зачем тебе шерсть? – удивился Ен. – Она аллергенная. Аллергия – это когда ты входишь в квартиру, и все начинают чихать и покрываются симпатичными красными и зелёными пятнышками. Значит, у всех на тебя аллергия. Это я только что её придумал. Впрочем, зелёными пятнышками не надо покрываться – красное с зелёным некрасиво сочетается. Отныне и во веки веков аллергическая сыпь будет только красная. А зелёная – если её зелёнкой намажут.

– Всё равно не хочу быть лысой, – настаивала кошка. – Задразнили уже.

– Вот я дал тёплую, пушистую шерсть собаке – и ей теперь не разрешают жить в доме, выгоняют в конуру, чтобы она не линяла по всем комнатам, – сказал Ен. Наверное, ему шерсти жалко было. Может, для себя экономил – зимой в Приуралье всем холодно, даже богам.

– Всё равно хочу шерсть, – упёрлась кошка. – Я скажу людям, что специально для них шерсть надела – чтобы им было приятнее меня гладить. Лысину гладить разве приятно? А за это я буду мышей ловить.

Ен сделал шерсть кошке с условием, что она будет ловить мышей. Кошка хитро ухмыльнулась – вообще-то она и так их ловила, мышки вкусные. Потом, когда создали человека, она пошла и договорилась с людьми, чтобы ей позволили жить в доме, несмотря на шерсть.

– А это ещё что такое бежит? – Ен краем глаза заметил какое-то несуразное животное, проскочившее мимо. – Омоль, злодей, ты что такое создал? Это же монстр какой-то!

– Где? – удивился Омоль. – Вот это? Не знаю. Это не я. Сам, поди, набраковал, а на меня сваливаешь. Это что? Это лошадь? Или петух?

– По-видимому, это петушиная лошадь, – сформулировал Ен. – Я её не создавал.

– Я тоже, – сказал Омоль. – Я хорошо работаю и такую гадость не сумею сконструировать. Совесть не позволит.

– У тебя есть совесть? – поразился Ен.

Омоль гордо оставил этот выпад без ответа и продолжил:

– Может, она сама себя создала? Инициатива снизу, хе-хе… Или какая-нибудь легкомысленная лошадь… м-м-м… вышла замуж за петуха… и получилось вот это.

– А где она, кстати?

Пока боги спорили, петушиная лошадь убежала. И никто никогда её больше не видел, кроме народа коми. Почему-то его она выбрала среди всех народов планеты и иногда показывалась и даже помогала клады искать. Полезное животное оказалось. Но непутёвое.

Потом боги создали человека и решили, что уже много поработали. И пошли в отпуск. Или, может, насовсем уволились. Ен отправился на небо. Омоль тоже хотел на небо, но из вредности провертел в небе дырку и провалился сквозь неё аж под землю. Так боги до сих пор и отдыхают, и практичные люди народа коми им не молятся – зачем ублажать уволившихся богов? История потихоньку пошла дальше без Ена и Омоля и добралась до XXI века.

Глава 1
Мертвец для шедевра

«А-а-а!» – заорал мертвец. Красный огонь вспыхнул в его глазах. Нет, одного огня на два глаза маловато. Два красных огня вспыхнули в двух его глазах. Он воздел к небу руки с растопыренными десятью пальцами… тоже не пойдёт. Не мертвец, а упражнение по математике: два огня в двух глазах плюс две руки с десятью пальцами…

Даша с отвращением посмотрела на монитор, выделила написанный абзац и нажала Delete. Уже в пятый раз за утро. Шедевр решительно не желал сочиняться. А Даше позарез нужен был нетленный шедевр. Можно не очень нетленный, так, средненький. Через два года она собиралась уезжать из родного Сыктывкара и поступать в Екатеринбург, в универ – на журфак или филфак, как выйдет. Чтобы учиться на писателя. Писателем быть здорово – все восхищаются, и гонорары платят, и интервью берут, и автографы, и можно ездить по всему миру и получать международные премии. Если в год дадут хоть одну премию, то вполне можно прожить. Всё лучше, чем на мамину врачебную зарплату.

Конечно, для этого надо писать книги. Желательно хорошие. Но в книжных магазинах и киосках продавалось гораздо больше плохих книг, чем хороших, – всякие гламурные романы про морально неустойчивых красавиц и неаппетитные кровавые детективы. «Значит, выгоднее писать плохие книги, – поняла умная Даша. – Начать надо с плохих, а когда они принесут славу и деньги, то можно на свободе и хорошие написать. Уж муру́-то я смогу сочинить, вон у меня всегда пятёрка за сочинение».

И теперь Даша маялась над компом, придумывая начало. Она сразу решила работать с местным материалом, чтобы главным героем стал Пера-богатырь, знаменитый персонаж коми сказок и легенд. Но рассказать о нём в современном стиле. Так ещё никто не делал, Даша в инете посмотрела. Оригинально и патриотично, и можно послать на конкурс «Волшебная строка» и получить диплом «За патриотизм» или «За творческое осмысление родного фольклора». У них в классе одна девочка написала про коми легенды и получила диплом.

Правда, Пера решительно не желал осовремениваться. Но Даша не сдавалась. Она начала снова, с эпизода борьбы Перы и Вэрсы-лешего. По легенде, князь Перми Великой пожаловал Пере-богатырю леса за Лупьёй – за то, что он вражье войско победил. Но в тех лесах уже обитал хозяин, Вэрса-леший. «Это будет боевик, – поняла Даша. – Передел территорий и крутые разборки. Леший – глава местной мафии, гонит наркоту из мухоморов. Борьба с наркомафией – это модно». И застучала клавишами, проговаривая текст вслух, как её в литературном кружке учили, – для благозвучности.

Пера со стингером наперевес… нет, со свингером… ладно, лучше с «калашниковым» наперевес одним прыжком выскочил из развалин Мэдгортской церкви и огляделся. Вэрса поднял бузуку… или базуку? Кто-то из них стреляет, а на ком-то играют. Ладно, потом гляну в «Википедии». Огненная очередь срезала вихор на макушке Перы, тот шарахнулся в сторону. Так, а математического покойника куда денем? В кирпичи засунем. Мертвец зловеще сверкал красными глазами из груды битого кирпича в западном приделе… или пределе? В общем, мертвец был на пределе. Пера заметил его боковым зрением, но решил пока не отвлекаться. Черты мертвеца были смутно знакомы, и это Перу тревожило. Пера нажал на спусковой крючок. Он всегда так поступал, когда его что-то тревожило. «Нет! – раздался истошный крик, и навстречу выстрелам рванулась блондинка в бриллиантах… ох, одних бриллиантов маловато, надо на неё ещё что-нибудь надеть, это же боевик, а не порнуха. В мехах и бриллиантах… «Не стреляй! Я люблю его!»

– Бред, – вздохнула Даша.

– А кто эта блондинка? – спросили у неё за спиной.

– Блондинка – дочь южноамериканского миллионера и наркобарона, – охотно пояснила Даша. – Её ещё младенцем похитила мафиозная нянька, потому что она была наследницей… и ещё знала, где находится клад Кучума – ну, того самого, из-за которого Ермак погиб. Нет, она про клад сначала не знала, когда её похищали, ей три месяца было. Она потом случайно узнала, когда мафия во главе с нянькой переправила её в Россию и спрятала в парме, ну, в лесу, под Сыктывкаром. Младенца вырастила Золотая Лань… нет, Лосиха с золотыми рогами. И выдала замуж за Вэрсу-лешего, потому что он в парме считался самым лучшим женихом. Вэрса блондинку загипнотизировал с применением нанотехнологий, и блондинка не знала, что она человек, и верила, что лешачиха. И даже умела сама с себя скальп снимать – снимет, волосы шампунем намылит, в речке прополощет и снова наденет. Это такой признак нечистой силы – скальпы снимать, а Чингачгук ни при чём. А клад Кучума… ой, а кто это спрашивает?

Даша оглянулась. За её плечами стоял невысокий мальчик примерно её возраста, одетый как ролевики на фестах: охотничий лузан, обувка смешная. Он с интересом смотрел на монитор.

– Так я и спрашиваю, – сказал мальчик. – Меня Пера-богатырь зовут.

Глава 2
А в это время в очень далёкой галактике…

– Эо! – раздалось в тишине школьного двора.

Мир вжался в стену, распластался по ней лепёшкой и быстро оброс красными сосульками. Поздно, его заметили.

– Мир-офф, ты уже выбрал тему для дипломной работы?

Мир обречённо ликвидировал сосульки и сделал вид, что он и не думал прятаться.

– Конечно, Достопочтенная Госпожа Культурологическая Учительница, – промямлил он. – Мы с Тове очень хорошую тему придумали… э-э-э… про восстание улипегов – звезда Ш-1618, планета А-4.

– У звезды Ш-1618 нет планеты А-4, – вздохнула учительница. – Улипеги восстали на планете А-3. И я запрещаю тебе и Тове участвовать в восстании. Ты помнишь, чем закончилась твоя помощь крестьянской революции дубоподобных хвощей в Поссете, звезда У-413, планета Б-6?

– Да мы почти победили! – возмутился Мир.

– Вот именно, – кивнула учительница. – Я так и не поняла, зачем надо было привлекать к революции огнедышащих драконов, в которых подавляющее большинство населения всё равно не верило?

– Да мы почти всё потушили! – опять возмутился Мир, на этот раз не очень искренне.

– Значит, так, – сказала учительница. – Даю вводную: по данным справочника, планета должна быть слабо заселённой, местность для внедрения – почти пустой, не более трёх разумных существ на квадратный урд. Аборигены не применяют трансформаций. Вариант разума – не растительный. Можно животный, минеральный, эктоплазменный, даже механический. Чтобы если кого пришибёте, то хоть не братские растения, а каких-нибудь зверей или роботов. Мутации запрещаю! В восстаниях не участвовать! Королей не смещать! Мир, хватит ухмыляться, я серьёзно говорю. Тебе шестнадцать, такая здоровенная орясина вымахала, уже ощипываться скоро, а ведёшь себя как семечко в детской оранжерее!

Мир украдкой потрогал изнанку боковых листочков. Нет, ощипываться ещё явно рано. У взрослых мужчин беловатый пух вырастал на обратной стороне боковых листьев, и его полагалось ощипывать по утрам при помощи специальных станков-щипчиков. Неощипанные мужчины выглядели неряшливо. У мальчишек белый пух не рос.

– Ладно, – вздохнул Мир. – Вы ещё пожалеете, Достопочтенная Госпожа Культурологическая Учительница, что не верите в меня. Я такое совершу…

– Не надо, – быстро сказала учительница. – Вот защитишь диплом, сдашь экзамен на аттестат зрелости, окончишь школу – тогда и совершай.

Аттестат зрелости был старомодным понятием. Когда ученики становились взрослыми, мелкие зелёные стручки на их головах созревали и делались коричневыми – зрелыми. Потому последний экзамен в школе и назывался «на аттестат зрелости». Но на ум спелость стручков не влияла. Некоторые отличники шевелили совсем зелёненькими стручками за ушами. А взрослые, кстати, иногда подкрашивали свои почерневшие стручки зелёным, что выглядело, на взгляд Мира, совсем по-дурацки.

– До свидания, Достопочтенная Госпожа Культурологическая Учительница, – поклонился Мир. – Сейчас мы с Тове всё придумаем.

Он знал, где искать Тове. Тот валялся за школой на пышной траве – он очень любил «братьев наших меньших» и всё свободное время проводил с цветочками, травками, кустиками… За Тове вечно бегали какие-то полуприрученные лютики, и даже самые свирепые рододендроны на него не лаяли.

Мир плюхнулся рядом, закинул корни за плечевые отростки и рассказал о беседе с учительницей.

– Ну и чего ты завял, будто год не поливали? – лениво поинтересовался Тове, перебирая листочками.

– Так этим условиям удовлетворяет только планета Е-17 нашей системы, – уныло сказал Мир. – Туда всех двоечников ссылают на аттестацию: безопасно, скучно, ничего не напортишь и сам не взорвёшься. Тоска.

– Ха, – сказал Тове. – Хлорофилл меня задери, учительница забыла самое главное. Она не запретила пользоваться Информационным Полем!

– А… а как мы туда войдём, там же допуски в пять уровней сложности и только для начальников, – заморгал Мир.

– Опять же ха! У меня есть знакомая герань в горшке как раз в нужном отделе Информатория, – хмыкнул Тове. – Я её от клещей вылечил и от несчастной любви. Она всё для меня сделает. Пошли, герань мне ещё на той неделе организовала допуск к Общему Полю. Диплом получится – разбегайся, зашибём!

Общее Поле – это было «народное» название информационного поля, пронизывающего Вселенную. Обитатели планеты, на которой жили мальчики (назовём её планета F), знали, что мысль материальна и всякая идея, строчка, поэма попадает в огромное информационное поле, единое для всех галактик. Они уже давно научились подключаться к Общему Полю и потому многое знали о жизни других цивилизаций, хотя летать по космосу в ракетах не любили – сказывались вековые традиции народа, изначально неподвижного.

Как уже понял уважаемый читатель, цивилизация планеты F была растительной. На заре эволюции некоторые первобытные травки почему-то пошли тернистым путём разума. Они довольно быстро научились передвигаться на высоких крепких корешках, разговаривать посредством дрожания голосовых связок в полых трубочках верхней части стебля, а самое интересное – они ещё в древности освоили трансформацию! Хотя поначалу это считалось колдовством и лучших трансформаторов жгли на кострах. А растения горят гораздо легче, чем люди, и им так же больно…

Вообще-то каждое растение умеет трансформироваться: крохотное семечко превращается в могучий дуб, и никто этому не удивляется. Но жители планеты F… назовём их «флорики», что ли, ибо древнее самоназвание непроизносимо и состоит в основном из шелеста листьев. Итак, флорики столетиями совершенствовали это умение. Превращаться учили в школах на уроках трансформации, каждый год сдавали экзамен, и любой выпускник худо-бедно мог превратиться в любое существо, быстро перестроив свои органы и ткани. Поэтому на планете не было паспортов с фотографиями – зачем? Достаточно отпечатка верхней трети переднего второго листка, они у всех разные и не поддаются трансформации. Даже если ты превратишься в Колобка или Ивана-царевича (чего флорики пока не делали), передний второй листок будет торчать у тебя на макушке или под мышкой – как повезёт.

Конечно, на планете F жило много диких и домашних растений и животных. Их использовали в народном хозяйстве. А разумная раса была одна. И вот теперь два представителя этой разумной расы готовились к экзамену по культурологии на аттестат зрелости. Культурология включала историю и искусствоведение разных стран и цивилизаций. Она считалась одной из самых важных наук. Потому что флорики были мирной расой – ну представь себе битву между одуванчиками и ромашками! Да уж, кровавое зрелище. Словом, флорики войну не любили и считали, что культурология – это профилактика войны. Потому что культурному человеку будет жалко разрушать культуру другого народа и в голову даже не придёт воевать.

Экзамен проходил так: ученик (один или группа) выбирал планету, эпоху, народ, трансформировался в представителя этого народа и телепортировался туда (это нетрудно, если знать как). Там он жил несколько дней, стараясь, чтобы его не разоблачили. И благополучно возвращался получать хорошую отметку. Или не очень хорошую – вон Мир и Тове как напортачили с драконами на прошлогоднем экзамене!

Тове быстро набрал на клавиатуре вводную, назначенную учительницей.

– Ха, не такой уж маленький выбор, – сказал он, вглядываясь в монитор. – Планета О-818, звезда СС-15. Пустыня за хребтом Хольблюд, жители пасут титикаков и изготовляют куроды (интересно, что это такое?). Цивилизация животная, трансформаций нет. Планета Лю-6, звезда И-5050. Цивилизация эктоплазменная – слушай, это редкость, привидения! Население – одно привидение на 500 урдов… м-да, там мы неделю будем бродить и никого не встретим. Планета Лю-1, звезда И-5050. Цивилизация животная. Все рогатые и травоядные… м-м-м… немного опасно, могут сожрать, но нас это не остановит.

– Мы будем сдавать экзамен и в сожранном виде, – фыркнул Мир.

– Там бронзовый век с плавным переходом в атомную энергетику, – продолжил Тове. – Рогатые травоядные атомщики… супер! Планета Му-3, звезда СС-300. Цивилизация животная, есть литературные ссылки на механический и эктоплазменный разум, но недостоверно. Заселена неравномерно, есть почти пустые места. Вот тут, на севере. Называется Приуралье.

– Фу, язык сломаешь, – поморщился Мир и показал другу зелёный и ещё не сломанный язык. – Дальше.

– Погоди, – замялся Тове. – Тут есть ссылка на тебя. Ну, на какого-то твоего тёзку.

– Что?

– Мир… ага, Мир-суснэ-хум, «Присматривающий за миром», седьмой сын верховного бога народа манси, синоним вогулы. Кликуха: «царь идущих облаков» и ещё целых две строчки титулов. Летает по небу в компании восьмикрылого коня с золотой гривой, он на нём едет… кто на ком – непонятно. И следит, всё ли в порядке.

– Как наш полицейский, – ухмыльнулся Мир. – Хотя стать сыном бога и царём облаков… заманчиво, заманчиво…

– Так, а что такое конь, – полез Тове в «Фикипедию». – Ага, животное, опасное для растений, потому что их ест. Неразумная раса, на них ездят и пашут в отдалённых галактиках. Ездят – понятно. А «пашут» – это что?

– Не знаю, наверное, что-то неприличное, раз ссылок нет, – пожал плечевыми отростками Мир.

– Коня зовут Товлынг-лув. Опс! Я Тове, а он Товлынг!

– Странно, – сказал Мир. – В этой легенде есть я – Мир и ты – Тове, по-ихнему Товлынг. Наверное, это судьба. Я трансформируюсь в этого бога-полицейского, а ты – в его товарища с восемью крыльями.

В древние времена флорики верили в судьбу. А потом выдающийся учёный из благородного рода дубов Фэйнштейн доказал математически, что всё относительно, зато судьбы нет абсолютно. И флорики стали передовыми и просвещёнными и в судьбу больше не верили. Но вы не представляете, как живучи древние суеверия среди школьников, особенно накануне экзамена!

– Роль нетрудная, – сказал Тове, читая ссылки. – Мир-суснэ-хум прилетает к народу вогулы, или манси, при этом Товлынг-лув не должен становиться на землю, ибо осквернит священные копыта.

– У меня будут копыта? – поразился Мир, разглядывая свои корешки.

– Нет, у меня. И жрецы подкладывают ему под копыта серебряные тарелочки. Потом ты всех благословляешь, тебе молятся, и мы улетаем обратно. Кстати, за участие в древнем обряде на экзамене добавляют десять баллов.

– А что такое тарелочки? – полюбопытствовал Мир.

– Ну, это мы проходили, ты забыл. Представители животных разумных рас, прямо как наши кошки, буки и другие звери, получают пищу не из воздуха и воды, как цивилизованные флорики. Они отстало запихивают в ротовое отверстие всякую всячину, называемую «еда», и она у них в животе (это вот тут, посредине стебля) превращается в питательные вещества. Но перед запихиванием в ротовое отверстие «еда» должна полежать на круглом диске под названием «тарелка». Это магический предмет, улучшающий вкусовые качества «еды».

– Тогда зачем на тарелку ногами вставать? – не понял Мир. – Мы же его есть не планируем? Нет, старый добрый фотосинтез надёжнее. Ладно, дай почитаю ссылки и как кто выглядит. Лингвотрансформатор у тебя заряжен?

– Даже новую программу скачал, не то что твоё старьё, – похвалился Тове.

– А карта где? Ага, вот эта планета. И надо трансформироваться и потренироваться, а то я в жизни ни на ком не ездил.