Текст книги "Наталья Бехтерева – какой мы ее знали"

А. Д. Аничков. ПЕСНИ НЕЙРОФИЗИОЛОГОВ

В работе «О научной школе» Наталья Петровна, говоря об Отделе нейрофизиологии человека, подчеркивала: «В отделе всегда много пели». Сама Наталья Петровна была не только музыкальной, но и, как это широко известно, обладала хорошим, красивым, профессионально поставленным голосом – сопрано. Она с удовольствием пела, хотя и не часто, а мы, молодые нейрофизиологи, с наслаждением ее слушали. Из репертуара Натальи Петровны мне запомнились две песни, которые она пела на «отдельческих» вечерах.

Это – «Голубка»:

 
Когда из моей Гаваны уплыл я в даль,
Лишь ты утолить сумела мою печаль…
 

И вторая песня:

 
Над морем, над ласковым морем
Мчатся чайки дорогой прямою…
 

На этих вечерах Наталья Петровна с удовольствием и танцевала, предпочитая рослых, габаритных партнеров.

Вечера обычно проводились в довольно большом актовом зале Отдела нейрофизиологии на Кировском проспекте, и каждый такой вечер был посвящен какому-либо общенародному празднику, чьему-либо дню рождения, Дню науки, защите диссертации, приезду важных гостей и т. д. Наталья Петровна не просто «разрешала» такие вечера, а считала их весьма полезными для сотрудников, объединяющими научный коллектив, и даже организовывала их.

Иногда на таких вечерах были выступления в виде неких театрализованных представлений, обязательно юмористические, музыкальные, с живой речью, пением или смонтированные из магнитофонных записей. Так, к одному из юбилеев отдела подготовили и записали на магнитофон коллективное выступление, один из номеров которого назывался «С телеграфной ленты ТАСС». Под стук телеграфного аппарата и музыкальное сопровождение дикторы читали короткие тексты телеграмм. Конечно, все тексты телеграмм уже не вспомнить. Но вот одна из них.

Содержание ее связано с тем, что сотрудник отдела, профессор Владимир Михайлович Смирнов (ныне покойный), открыл свойства одного из ядер зрительного бугра (зрительный бугор – большое скопление серого вещества в подкорковой области мозга). Электрические воздействия через вживленные электроды на срединный центр зрительного бугра позволяют получать лечебные эффекты у больных с некоторыми тяжелыми хроническими заболеваниями. Однажды на площади Льва Толстого были выставлены большие щиты-плакаты с достижениями научных и других учреждений Петроградского района Ленинграда, и упомянутое достижение Отдела нейрофизиологии человека было описано следующим образом: «В Институте экспериментальной медицины был открыт зрительный бугорок». В свою очередь, на нашем выступлении под стук телеграфного аппарата ТАСС прозвучало такое сообщение: «Трагический случай: гражданин N споткнулся о зрительный бугорок. Пострадавший доставлен в реанимацию». Другое телеграфное сообщение связано с именем известного физиолога Прибрама, который якобы поздравляет отдел нейрофизиологии: «Шлю привет горячий вам. То ли Прибрам, то ль Прибрам». И далее в таком же духе.

С особым старанием сочиняли мы оды, восхваляющие Наталью Петровну (исполняется под аккомпанемент гитарных переборов, слова народные):

 
Почесав блажно затылок,
Осушив пяток бутылок,
Развалясь на канапе,
Расскажу вам про НП.
 
 
Слово молвить – молодица.
Ну и впрямь она – царица.
Высока, стройна, бела,
И умом, и всем взяла.
 
 
Где красотке разгуляться?
На Маяковского, 12?[11]11
  Маяковского, дом 12 – адрес Института нейрохирургии им. А. Л. Поленова.


[Закрыть]
Ну их к лешему, совсем,
Поезжай, давай в ИЭМ…
 

Особое место в истории отдела занимают сочиненные в отделе песни. Их немало. Две из них – своего рода гимны отдела.

Мы не бяки, мы не буки
^{(слова народные, музыка из мультфильма «Бременские музыканты»)}

 
Мы не бяки, мы не буки,
Не дубы, не олухи.
Мы – работнички науки, нейрофизиологи,
Нейрофи, нейрофи, нейрофизиологи,
Нейрофи, нейрофи —
Ух ты!
 
 
Мы не сеем, мы не пашем,
От трудов не ломимся.
Мы, работнички со стажем,
От науки кормимся.
Кормимся, поимся,
От трудов не ломимся.
Кормимся, поимся —
Ух ты!
 
 
Дайте, что ли, чаю в руки, Горло высохло совсем.
За работничков науки,
За пригревший их ИЭМ.
За пригре, за пригре,
За пригревший их ИЭМ.
За пригре, за пригре —
Ух ты!
 
 
Мы теперь народ непьющий.
Нас от спирту воротит.
Физиолог поддающий!
Из ИЭМа уходи!
Уходи, уходи и назад не приходи!
Уходи, уходи —
Ух ты!
 

Безалкогольная тематика данного произведения – отклик на постановление ЦК КПСС, запрещающее распитие спиртных напитков на рабочем месте.

Баллада о внешнем и внутреннем положении
^{(слова Р. И. Яковлева, музыка народная)}

 
Абориген Австралии законом обойден.
А в нашем отделе играют в бадминтон.
И старшие научные, и младшие научные
Этому обучены – играют в бадминтон.
Где-то в Патагонии креолы босиком.
А мы у нас в отделе чаи и кофе пьем.
И старшие научные, и младшие научные,
Когда у нас получка – не только кофе пьем.
Ворочается в Ниле огромный бегемот.
А в клинике вживили мимо электрод.
И старшие научные, и младшие научные
Наукою измучены – вживили, да не тот.
Где-то на Марсе каналы и пески.
А в нашем отделе засохли от тоски
И старшие научные, и младшие научные,
Оптом и поштучно – засохли от тоски.
 

Довольно популярной была песня о защите кандидатской диссертации Аллы Николаевны Шандуриной. Диссертация была посвящена нейропсихологическим методам восстановления речи. Лирический герой песни – молодой человек с криминальными наклонностями, к тому же немой.

Судьба над мной жестоко надсмеялась
^{(Слова Р. И. Яковлева, музыка народная)}

 
Судьба над мной жестоко надсмеялась:
Папаша влип и загремел в Нарым,
Моя маманя сильно заикалась,
А я и вовсе родился немым.
 
 
Папашин кореш Изя Шелудивый
Помог специальность мне приобрести:
Я был толковый, то есть терпеливый,
И стал ходить на дело лет с шести.
Однажды нас на двухэтажный домик[12]12
  Неврологическое отделение 20-й больницы.


[Закрыть]
Навел Сперанский Мишка – наш агент.
Я влез в фрамугу, встал на подоконник —
И тут в моих глазах померкнул свет.
Какой-то тяжкий груз по темю прямо
Меня огрел, да так, что мне пришлось
Впервые в жизни, крикнув слово «Мама!»,
Упасть на пол, носки раскинув врозь.
Промчалась ночь, а ровно в девять тридцать
В ту комнату вошли врачи, ей-ей.
Оказывается, я лежу в больнице,
А был сбит с ног я диссертацией.
Тот том был толще дела прокурора
О краже трех занюханных штиблет.
Его творец – Шандурина – здорова!
Его писала шесть неполных лет.
Она во всем, задрыга, виновата,
Картинками[13]13
  Имеются в виду психологические тесты.


[Закрыть] сумела охмурить.
Я через это стал ругаться матом
И прочие слова произносить.
 

(И т. д. еще не менее 10 куплетов.)

Эти вечера, песни, остроумие и легкость в поведении молодых и не очень молодых сотрудников в присутствии прославленного академика – свидетельство прежде всего душевного, человеческого отношения Натальи Петровны к младшим коллегам, ее непременного желания поддерживать научный коллектив в активном, рабочем состоянии.

А. Д. Аничков. НАТАЛЬЯ ПЕТРОВНА И ПЕТР ВЛАДИМИРОВИЧ БЕХТЕРЕВЫ

Бехтерев Владимир Михайлович (1857–1927)

Бехтерев Петр Владимирович (1888–1938)

Бехтерева Наталья Петровна (1924–2008)

Петр Владимирович Бехтерев родился в семье выдающегося русского ученого-физиолога Владимира Михайловича Бехтерева. Окончил Петербургский политехнический институт. Работал на заводах Нобеля и Лессинера, в Управлении строительства шоссейных дорог Министерства путей сообщения, затем на строительстве железной дороги Петроград-Рыбинск.

С 1921 года работал в Остехбюро (Особое техническое бюро по военным изобретениям специального назначения), участвовал в разработке военной техники – систем транспортирования техники средствами авиации и др.

В 1937 году арестован, в начале 1938 года по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР расстрелян. В 1956 году реабилитирован.

Дети – две дочери и сын. Дочь Наталья Петровна Бехтерева (1924–2008) – выдающийся российский нейрофизиолог.

Теснейшая связь Натальи Петровны Бехтеревой и ее деда – великого русского невролога Владимира Михайловича Бехтерева – представляется как само собой разумеющееся. И прежде всего, благодаря общности главного объекта научного исследования – мозга человека.

Однако в настоящей короткой главе речь пойдет об отце Натальи Петровны – Петре Владимировиче Бехтереве, который был инженером и, по-видимому, не влиял непосредственно на формирование мировоззрения Натальи Петровны как на будущего специалиста по нейронаукам (хотя и это положение не может считаться абсолютно бесспорным). Мы все знаем, как любила Наталья Петровна своих родителей и, конечно, отца, как пережила страшную трагедию своей семьи и всей страны, лучшей части русской интеллигенции.

Наверное, от отца Наталье Петровне достались такие прекрасные человеческие качества, как высокий интеллект, разносторонность в восприятии мира, музыкальность и любовь к пению, любовь к России, характерная для русской интеллигенции. Говоря о патриотизме русской интеллигенции (имея в виду, прежде всего, русскую техническую, научную интеллигенцию), необходимо подчеркнуть существенную, принципиальную разницу между представителями русской (технической) интеллигенции начала XX века, для которой очень важны были Россия и ее граждане – как соотечественники, и появившимся позднее политическим классом, для которого самым важным были собственные политические интересы, ради которых можно было уничтожить самых талантливых российских граждан. Причем здесь речь идет о тех технических специалистах, кто силой своего образования и интеллекта были способны защитить Россию от иностранных посягательств.

В 1921 году под руководством талантливого изобретателя В. М. Бекаури был создан самый значительный в России научно-исследовательский институт военного профиля – Особое техническое бюро по военным изобретениям (Остехбюро)[14]14
  Шошков Е. Из рода Аничковых. Газета «Трудовая доблесть» от 23 июля 1990 г.


[Закрыть].

В. М. Бекаури получил мандат на организацию этого оборонного учреждения от самого В. И. Ленина, а его сотрудники успешно решили целый ряд важнейших оборонных задач. Однако, несмотря на это, многие руководящие сотрудники Остехбюро, включая и П. В. Бехтерева, были расстреляны по указанию большевистских властей (Е. Н. Шошков. Центр контрреволюции).

Один из сотрудников Остехбюро, Я. Эфрусси, который не был расстрелян, а отсидел в лагерях, высказал мнение, что, если бы Остехбюро не было разгромлено, Гитлер не рискнул бы напасть на Советский Союз в 1941 году (Я. Эфрусси. Записки инженера).

В 1922 году сотрудники Остехбюро, включая П. В. Бехтерева, успешно закончили испытание первой торпеды (мины Уайтхеда), осуществлявшей управляемую криволинейную траекторию движения, о чем было доложено правительству (Е. Н. Шошков. Центр контрреволюции).

Изобретение оценили весьма высоко, признали даже гениальным. В дальнейшем эти работы вылились в создание торпедоносной авиации с разработкой не только авиационных торпед (Остехбюро), но и самолетов – торпедоносцев (коллектив А. Н. Туполева) для защиты наших северных морских границ от боевых кораблей возможного противника. Следует отметить, что до этого берега наших северных морей при их колоссальной протяженности были фактически беззащитны.

В дальнейшем научные интересы и творческая деятельность Петра Владимировича Бехтерева – инженера и изобретателя – еще больше раскрылись в Остехбюро, где он занимал высокие должности: главный конструктор спецчасти Остехбюро до 1923 года (РГАНТД – Российский государственный архив научно-технической документации), заведующий конструкторской частью до 1931 года, начальник конструкторского отдела, который разрабатывал конструкции основных изделий (мины, торпеды, радиоуправляемые катера и танки), наконец, главный конструктор конструкторского отдела.

Отметим публикацию РГАНТД под названием «Парашюты конструкции П. В. Бехтерева». В первые годы советской власти некоторые учреждения работали над исследованиями процессов, где парашюты могли бы использоваться как летательные средства для забрасывания солдат и техники в тыл врага. В результате этих разработок во время Второй мировой войны стали возможными внезапные нападения с помощью десанта. Активная работа по усовершенствованию парашюта проводилась в Остехбюро.

Инженер-изобретатель П. В. Бехтерев, жизнь которого оборвалась на взлете, как и жизнь многих талантливых людей, неугодных тоталитарному режиму, внес неоспоримый вклад в покорение высоты. Его творческий потенциал инженераконструктора был настолько широк, что во многих отраслях военной техники его изобретения были востребованы, внедрены или рекомендованы к использованию.

Вот что пишет в своих воспоминаниях Я. И. Эфрусси: «Необходимо было создать механические приспособления для подвешивания к самолетам мотоциклов с колясками, автомобилей с радиостанциями, танкеток типа Т-27, артиллерийских орудий и другого вооружения с целью последующего сбрасывания их на парашютах. Эта работа имела большое военное значение, она являлась основой для организации десантных операций. Ее высоко оценил начальник вооружения РККА. За рубежом в то время аналогичных приспособлений не существовало. Большую роль в этих разработках играл начальник конструкторского отдела Остехбюро Петр Владимирович Бехтерев – сын известного невропатолога и психиатра профессора Бехтерева».

В филиале РГАНТД среди заявочных материалов на изобретения находятся более семидесяти заявлений П. В. Бехтерева с просьбой выдать авторское свидетельство или патент на изобретение. В большей степени они относятся к устройствам различных парашютов, например, «парашют с переменным коэффициентом формы», на который Петр Владимирович получил сразу два патента, не подлежащих опубликованию (секретные).

Еще раз сошлемся на статью Е. Шошкова «Из рода Аничковых» (газета «Трудовая доблесть» от 23 июля 1990 г.). В 1925 году заведующий Остехбюро сумел получить несколько квартир в доме № 12 по Греческому проспекту, где поселились ведущие сотрудники – П. В. Бехтерев, В. В. Аничков и др. В этих квартирах часто собирались сослуживцы и весело проводили свободные вечера. В. В. Аничков был музыкален и чаще всего аккомпанировал, а П. В. Бехтерев прекрасно пел (вот откуда предрасположенность Натальи Петровны к пению).

В Остехбюро проводились разработки по применению электронных усилителей для физиологических исследований, в частности, регистрировались потенциалы действия изолированных нервов. Научная школа В. М. Бехтерева, а может быть, и первые шаги в создании техники для нейрофизиологии – это тот фундамент, который впоследствии сформировал научное мировоззрение Натальи Петровны Бехтеревой.

Н. В. Шемякина, М. Г. Старченко, Ж. В. Нагорнова, Ю. А. Бойцова. ГОТОВ УЧЕНИК, ГОТОВ УЧИТЕЛЬ…

Судьба – это в основном сам человек.

Н. П. Бехтерева

Так сложилось, что последними учениками Натальи Петровны Бехтеревой, работавшими под ее руководством в научной группе нейрофизиологии мышления и сознания, стали Мария Старченко, Наталья Шемякина, Юлия Бойцова и Жанна Нагорнова.

У каждой из нас за время общения с Натальей Петровной сложились свои отношения, и она стала для нас очень дорогим и близким человеком. Можно работать с человеком, быть у него в подчинении, считаться его учеником, но так и не назвать Учителем. Это ни в коей мере не может относиться к академику Наталье Петровне Бехтеревой. Для нас она была учителем и в науке, и в жизни. У нас нет развернутого, напрямую обращенного к нам текста, наподобие «Письма И. П. Павлова к молодежи», но у нас есть наши воспоминания о беседах с Натальей Петровной, память о ее поступках как человека и ученого. Хочется верить, что со временем бесценные уроки общения с Натальей Петровной окажутся и нашим бесценным капиталом в науке и в жизни.

Первые встречи

Мы все появились у Натальи Петровны в разное время. У каждой из нас, так уж получилось, была своя знаменательная встреча с ней. Первой из нас в аспирантуру к Наталье Петровне в 1998 году приехала учиться из Екатеринбурга Мария Старченко.

«Приехав в Петербург, для того чтобы поступить в аспирантуру, я, к своему удивлению, попала на прием к Наталье Петровне. Она посмотрела на меня, и мне показалось, что она видит меня насквозь.

– Скажите что-нибудь, я хочу послушать, как вы говорите, – сказала мне она.

Я начала излагать то, чем хотела бы заниматься в аспирантуре, а Наталья Петровна, послушав меня буквально две минуты, сказала:

– У девочки будет трудная, но счастливая жизнь. Я беру вас, но вы будете заниматься творчеством.

Так состоялось мое очное знакомство с Натальей Петровной».

Двумя годами позже в аспирантуру к Наталье Петровне поступила Наталья Шемякина.

«Учась на пятом курсе биологического факультета РГПУ им. А. И. Герцена, я всерьез задумалась продолжить свое образование в аспирантуре. А дальше все было просто: я взяла справочник и позвонила в самый интересный, с моей точки зрения, институт – Институт мозга человека Российской академии наук. Вопросов, к кому и в какую лабораторию идти, чтобы продолжить образование, естественно, не возникло. Через несколько недель регулярных звонков в приемную Натальи Петровны секретарь-референт Раиса Васильевна Вольская сообщила, что меня приглашают приехать.

Когда я вошла в кабинет, прежде чем увидеть Наталью Петровну, я почувствовала запах ее духов – „Опиум”. Наталья Петровна протянула мне руку, и это было как-то непривычно. Жест показался мне мужским, ладонь была открыта ко мне, я аккуратно ее пожала, она была мягкая и теплая. Наталья Петровна тоже пожала мою руку, и я с удивлением поняла, что пожатие крепкое. А потом все было просто: я рассказала о себе, сразу „раскрыла карты” о своем желании исследовать творчество.

Я мало знала о том, как должны вести себя будущие аспиранты, поэтому, когда Наталья Петровна обозначила мне, что тема уже занята, я попыталась отстоять свое желание заниматься именно интересующей меня темой. К концу нашего разговора Наталья Петровна мне сказала:

– Я вас беру, сдавайте экзамены.

Написала на листочке свой домашний телефон и телефон дачи, попросила найти ее аспирантку Машу Старченко и расспросить о работе группы».

В то же время в 2001 году к академику Бехтеревой поступила Юлия Бойцова.

«Я познакомилась с Натальей Петровной в 2001 году. До этого до этого на базе Института мозга человека я делала магистерское исследование под руководством ведущего научного сотрудника Сергея Георгиевича Данько.

Перед первой встречей я была взволнована и очень смущена, поскольку даже не верила, что мне доведется познакомиться с таким великим человеком. Но теплое рукопожатие Натальи Петровны при встрече меня сразу успокоило. Наталья Петровна озорно посмотрела на меня и спросила:

– Вы хорошенькая. Вы действительно хотите заниматься наукой?

Я ответила, что, конечно же, да, ведь я уже здесь. Тогда Наталья Петровна спросила, а зачем я хочу этим заниматься. Я довольно сбивчиво изложила, что хотела бы исследовать то-то и то-то. Наталья Петровна слушала, наклонив голову, потом улыбнулась:

– Вам это действительно интересно?

– Да, – ответила я.

– Ну хорошо, посмотрим, что из этого выйдет.

Впоследствии я поступила в аспирантуру к Наталье Петровне, и наши встречи с ней как с научным руководителем стали регулярными».

В 2004 году из Красноярска специально, чтобы учиться у Натальи Петровны, приехала Жанна Нагорнова.

«Наталья Петровна сразу произвела на меня неизгладимое впечатление. Я помню, что поразило меня при первой нашей встрече, когда я приехала в Петербург на собеседование еще студенткой. Я очень робела перед встречей с человеком такого уровня, но Наталья Петровна при знакомстве повела себя очень просто и дружелюбно, сразу пожав мне руку. У нее это было так принято – рукопожатие сразу устанавливает между людьми более доверительные отношения и общение. Стоило ей только раз поговорить со мной тогда, как я поняла, что хочу работать под руководством только этого человека».

Уроки в науке и жизни

В определенный момент у нас образовался весьма молодой и по-настоящему мотивированный коллектив. Наталья Петровна была великим ученым и замечательным учителем, она могла так говорить о физиологии мозга человека, что именно это направление в науках о человеке, полное тайн и загадок, стало самым привлекательным, и, кроме того, важность нашей работы становилась явственно ощутимой и приносящей радость. Радость именно от пути познания (не забывая про результаты, конечно) – это еще одна черта, которой Наталья Петровна могла научить в полной мере.

Мы все в буквальном смысле летали на крыльях после встреч с Натальей Петровной, такие встречи всегда поднимали настроение. Общение с ней всегда было радостным, мы предвкушали каждый визит к ней, как официальный – в институте, так и неофициальный – домой. После разговоров с ней, даже самых коротких, ощущался прилив сил, желание работать, как будто она давала тебе энергию, вдохновляла тебя.

Вместе с тем иногда, не имея на руках свежих данных и что сказать или же когда в приемной и без нас толпился народ, мы не шли к Наталье Петровне. И в результате таких вот «невизитов» однажды она сказала нам следующее:

– Сейчас моя жизнь – это вы, и мое время – ваше время. Это были крайне значимые для нас слова и залог нашего близкого человеческого общения и взаимного доверия, ведь мы могли рассчитывать на внимание академика в любое время дня и ночи.

Наталья Петровна была замечательным руководителем. Имея огромное количество собственных идей и мало времени, о чем она не забывала, прекрасно понимая, что жизнь конечна, Наталья Петровна давала нам право на свободу выбора.

Так было с диссертационной темой Натальи Шемякиной. «Наталья Петровна предложила мне направление (влияние эмоций на творческий процесс) и использовать тест, уже апробированный на тот момент коллегой Марией Старченко.

По ряду причин я решила, что лучше придумать что-то свое и сказала об этом Наталье Петровне.

К моему удивлению, она не стала настаивать на своем предложении и, в общем-то, пожертвовала собственным интересом ради того, чтобы поддержать самостоятельность и независимость мышления ученика.

А дальше у меня был серьезный повод задуматься: действительно ли я на правильном пути. Однако теперь уже Наталья Петровна стояла на стороне моего первоначального решения. Она сказала мне – Наташенька, в данном случае, пока вы не доведете дело до конца, вы не узнаете, были вы правы или нет. Завершите начатое.

В этом исследовании я получила весьма интересные результаты, более того, они были воспроизводимы, а предложенный Натальей Петровной тест (где учитывалась эмоциональная составляющая при сочинении рассказа) мы с Марией сделали совместно чуть позже. Наталья Петровна, которая не напоминала нам об этом своем желании, была приятно удивлена».

Был и другой весьма похожий момент с Жанной Нагорновой. Она пришла в лабораторию, уже имея цель: заниматься исследованием невербальной творческой деятельности. Это направление органично вливалось в общую направленность исследований группы и пришлось по душе Наталье Петровне, тем более что было предложено самим будущим аспирантом. Вместе с тем то, что Жанна сама выбрала тему, все последующие годы Наталья Петровна не раз подчеркивала, хотя, вероятно, она и поручила бы Жанне разработку данной темы.

Эти эпизоды иллюстрируют, с какой особой чуткостью Наталья Петровна относилась к нашим идеям, мечтам, необходимости реализации, значимости развития творческого потенциала каждого из нас. Гораздо проще было бы потребовать от нас выполнить какое-то нужное исследование, чтобы проверить собственные гипотезы. Но тогда это была бы не Наталья Петровна.

Она старалась способствовать самостоятельному развитию молодых ученых, поощряя наши идеи, направляя, прежде всего, советом. Ключевым вопросом, который она задавала в самом начале планирования исследования, был: «Чего вы хотите?» После изложения желаний и интересов, еще не разработанных идей Наталья Петровна говорила, считает ли она сама эту тему интересной, важной и осуществимой. Свобода выбора темы, разработка теста от начала до конца самим аспирантом – это огромная ответственность, в первую очередь для руководителя. Ведь если что-то пойдет не так и будет потеряно время, то молодой ученый может потерять веру в себя. Задача же руководителя – не допустить этого и в любой ситуации тонко направлять своего ученика. Наталья Петровна владела этим искусством в совершенстве.

У нас всегда было много работы. Не вся она напрямую была связана с нашей областью исследования, но во всем, чем озадачивала нас Наталья Петровна, имело смысл искать подсказки и для себя в том числе. Наталья Петровна работала много и быстро – это был ее обычный стиль. Этого же она ждала и требовала от нас. Ее радовало, если ученик мог выполнять несколько разноплановых заданий одновременно. Это был своеобразный способ инициации нашей творческой активности, импульс к саморазвитию, ведь рядом с ней всегда «приходилось держать марку», причем не только в научном плане.

Нас всегда поражала широта взглядов Натальи Петровны. Она была очень осведомленным человеком и всегда знала, что происходит не только в мире науки. Иногда она устраивала проверки на общую грамотность: приведет какую-нибудь стихотворную цитату или цитату в прозе, или случай расскажет из чьей-нибудь биографии (музыканта, художника, философа или писателя) и ждет реакции. Обычно мы сразу включались в эту игру: если знаешь, откуда фраза, непременно дашь об этом знать, а если не знаешь – Наталья Петровна осуществляла «ликбез», ничего не говоря и не сетуя. Причем это не было и не казалось какой-то унижающей тебя проверкой знаний, экзаменом. И какая была внутренняя радость, когда ты мог правильно ответить на ее вопрос! А если не мог, то возникало желание восполнить тот пробел, который обнаружился, и непременно заняться самообразованием. Просто она умела делать то, что у многих профессиональных преподавателей и родителей обычно не получается.

Сама же Наталья Петровна прекрасно во всем разбиралась, и мы, находясь рядом с ней, всегда чувствовали себя в тонусе (в самом положительном смысле этого слова). Она никогда не давала нам указаний в директивной форме. Когда же ей хотелось, чтобы работа непременно была сделана, это была всегда исключительно просьба. Но ради выполнения таких просьб мы ночевали на работе, и они становились важнее наших собственных желаний и интересов, а точнее сказать, превращались в наши собственные желания и интересы.

Сейчас, оценивая подход Натальи Петровны к нашему воспитанию как ученых, можно констатировать, что она не просто знала, а следовала высказанному Львом Толстым суждению: «Если ученик в школе не научится творить, то и в жизни он будет только подражать». Как клерки от науки мы ей были бы не слишком интересны, а вот как потенциальные архитекторы науки – несомненно.

Мы много раз ловили себя на том, что никогда не чувствовали возраста Натальи Петровны. Это выражалось во многих вещах. И в том, что Наталья Петровна с энтузиазмом участвовала в качестве волонтера во всех исследованиях (например, в кинестетическом исследовании Жанны Нагорновой, где необходимо было с закрытыми глазами, на ощупь определить разные материалы, придумывала оригинальные окончания к пословицам и поговорками, рисовала). И в том, что с Натальей Петровной можно было с легкостью обмениваться мнениями о современной литературе, приносить ей, например, книги В. Пелевина или С. Лукьяненко и ждать оценки. И в том, что мы вместе отмечали многие праздники и «лабораторные» встречи Нового года, которые всегда проходили в очень веселой и непринужденной атмосфере. В один из последних новогодних праздников Наталья Петровна пригласила домой сотрудников прежнего физиологического отдела и нас. Ей хотелось собрать вместе разные поколения своих учеников, чтобы мы, молодые, в неформальной обстановке могли увидеть тех людей, которые стояли у истоков создания Отдела нейрофизиологии Института экспериментальной медицины РАМН, и не только из книг узнать, как «творилась наука», но и услышать из «первых уст»!

Наше воспитание и образование шло сразу в нескольких направлениях. Помимо научных бесед, спонтанных и запланированных семинаров, неожиданных примеров из своей жизни Наталья Петровна подкидывала нам на прочтение статьи. Практически каждый четверг и понедельник в приемной можно было найти бумаги в «умную папку», а также для Маши, Юли, Наташи, Жанны и многих других, кто тесно работал с Натальей Петровной. В основном эти статьи не касались конкретной, узкой темы наших исследований. На первый взгляд, зачастую вообще даже не были с ней связаны. Но при дальнейшем, более детальном, рассмотрении они давали пищу для продуктивного размышления и «научного» вдохновения.

В разные периоды нашей работы под руководством Натальи Петровны она в буквальном смысле занималась нашим образованием, не только пополняя багаж научных знаний, но и, например, в английском языке. Сама она прекрасно владела английским. Наталья Петровна отправляла нас корректировать свои английские тексты и статьи к переводчику, подбирала для нас статьи и давала читать английские книги из своей библиотеки.

Всегда это происходило как бы между прочим:

– Что вы сейчас читаете? Вы знаете, у меня есть книга, которая мне понравилась, автор сейчас очень известный, хотите почитать?

Так у нас появлялись английские книги, но уже одно название говорило о том, что дело не только в английском, например: B. T. Bradford. «Hold the Dream», A. Tyler. «Breathing lessons», A. Тосс. «Американская история». В этом были забота и интерес Учителя к нам. Такие образовательные программы по английскому языку, которые придумывала для нас Наталья Петровна, по сути, в 2008 году вылились в «английские четверги». Это была наша инициатива, и таких «четвергов» было совсем немного с начала года, но Наталья Петровна не просто горячо поддержала эту идею, а стала нас вызывать для бесед по-английски.

Надо сказать, чувство юмора у Натальи Петровны было отменным. Она всегда умела посмеяться над собой и очень деликатно умела это делать в отношении других. Мы получали наши статьи, тезисы и отчеты с пометками на полях, которые часто заставляли улыбнуться и здорово поднимали настроение. Самые серьезные и смешные одновременно, начинались с заглавной буквы имени автора и восклицательного знака, а дальше что-нибудь типа: «Неужели?», «Слишком умно», «А я никогда так не думала» и т. д. Она никогда не перечеркивала предложение, которое, возможно, считала неверным, она просто на полях ставила знак вопроса или писала «подумайте» или «обсудим». Порой требовалось поднять уйму литературы, чтобы разобраться с одним знаком вопроса на полях! Потом мы обсуждали эти правки, и Наталья Петровна говорила, как она смотрит на тот или иной вопрос. В то же время на полях статьи она отмечала места и предложения, которые ей понравились, словами «молодец» или «умница» – такая похвала часто перевешивала все критические пометки и знаки вопроса!