Текст книги "Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX."

Глава семьдесят третья

Глупая девчонка находит мешочек с любовным зельем;

робкая барышня боится заговорить об украденном золотом фениксе

Итак, когда наложница Чжао вела разговор с Цзя Чжэном, раздался оглушительный грохот. На вопрос, что случилось, служанки сказали, что это в прихожей выскочила оконная рама. Наложница Чжао обругала служанок и вместе с ними стала прилаживать раму, после чего проводила Цзя Чжэна отдыхать и уже не возвращалась к начатому разговору.

Баоюй как раз лег поспать, как вдруг раздался стук в ворота. Это пришла Сяоцяо, прислуживавшая в комнатах наложницы Чжао. Не отвечая на вопросы служанок, девочка направилась прямо к Баоюю.

– Что случилось? – удивленно спросили девушки.

– Хочу сообщить вам новость, – зашептала Сяоцяо на ухо Баоюю. – Ваш батюшка в разговоре с моей госпожой упомянул ваше имя. Имейте это в виду, если батюшка позовет вас к себе.

Сказав это, Сяоцяо заторопилась домой. Даже от чая отказалась – боялась, что запрут ворота.

Баоюй знал, что наложница Чжао терпеть его не может, знал и ее коварство. Неизвестно, о чем они говорили с отцом, но Баоюй почувствовал себя так, как Сунь Дашэн[189]189
  Сунь Дашэн (Сунь Укун) – персонаж из фантастического романа У Чэнъэня «Путешествие на Запад». На голове Сунь Укуна был металлический обруч; если Сунь Укун делал кому-нибудь зло, монах Сюань Цзан произносил заклинание, обруч сжимался, причиняя Сунь Укуну нестерпимую боль, тем заставлял его отказываться от своего намерения.


[Закрыть] при заклинании: «Обруч, сожмись». Баоюя проняла дрожь. По некотором размышлении он решил, что отец собирается устроить ему экзамен. «Самое главное – не теряться, – думал Баоюй. – Если же у отца какое-нибудь другое дело, я вывернусь!» Баоюй накинул халат и сел за книги. «Эти дни отец не вспоминал обо мне, и я опять забросил учение, – ругал он себя. – Знай я, что так получится, каждый день повторял бы пройденное».

Он стал перебирать в памяти прочитанное. Оказалось, что прочесть наизусть он может сейчас только «Великое учение», «Учение о середине», «Великие и малые оды»[190]190
  «Великие оды» и «Малые оды» – названия разделов «Книги песен» («Шицзин»).


[Закрыть] и «Изречения». Первая часть «Мэн-цзы» была выучена лишь наполовину, и услышь он какую-нибудь фразу из текста, вряд ли вспомнил бы, что следует дальше. Вторую часть «Мэн-цзы» он вообще плохо знал. В «Пятикнижие» Баоюй частенько заглядывал, когда сочинял стихи, и кое-как смог бы ответить. Из остальных книг он ничего не помнил, – отец, к счастью, не заставлял его их читать. Из неканонических литературных произведений Баоюй когда-то читал «Мемуары Цзо Цюмина»[191]191
  «Мемуары Цзо Цюмина» («Цзо чжуань»), «Мемуары Гулян Чи» («Гулян чжуань»), «Мемуары Гунъян Гао» («Гунъян чжуань») – неоканонические конфуцианские книги, представляющие собой развернутое изложение летописи «Чуньцю», приписываемой Конфуцию.


[Закрыть], «Книгу Борющихся царств»[192]192
  «Книга Борющихся царств» – исторический труд, посвященный описанию периода Чжаньго (475 – 222 гг. до н.э.).


[Закрыть], «Мемуары Гунъян Гао», «Мемуары Гулян Чи», а также произведения времен династий Хань и Тан. Но в последнее время он эти книги и в руки не брал. А если брал, то тут же забывал прочитанное. Восьмичленные сочинения он не терпел, уверяя, будто, судя по стилю, они принадлежат не древним мудрецам, а их потомкам. А потомки только стремились к чинам. Как же с помощью таких книг понять в полной мере глубочайшие мысли мудрых и мудрейших? Перед отъездом отец выбрал для Баоюя сто десять таких сочинений, относительно новых, лишь некоторые отрывки из них были написаны в совершенстве. Эти отрывки, повествовавшие о далеких странствиях и всевозможных забавах, пришлись Баоюю по вкусу и тронули его душу. Баоюй читал их ради собственного удовольствия, но ни одно не прочел до конца. Заниматься ими сейчас, пожалуй, не стоило – отец может спросить совсем другое; повторять же «другое» рискованно – вдруг отец придерется именно к тому. Повторяй он всю ночь напролет, все равно не успел бы всего повторить.

Беспокойство Баоюя час от часу росло. Что сам он занимался всю ночь, это бы еще ладно, но он не давал спать уставшим за день служанкам.

Сижэнь снимала нагар со свечи, наливала чай Баоюю. Младшие служанки клевали носом.

– Ну и дряни! – бранилась Цинвэнь. – Целыми днями в постели валяетесь, и все вам мало! В кои-то веки приходится посидеть попозже, так уже раскисли! Смотрите, а то буду колоть иголкой глаза!

Не успела она произнести эти слова, как в передней что-то стукнуло. Это девочка-служанка сидя задремала и ударилась головой о стену. Плохо соображая спросонья, она услышала последние слова Цинвэнь и решила, что та ее ударила.

– Милая сестрица! – громко заплакала она. – Я больше не буду!..

Все покатились со смеху.

– Прости ее, – попросил Баоюй. – Пусть девочки ложатся, и вы можете спать по очереди!

– Занимайся-ка лучше, – сказала Сижэнь. – У тебя всего одна ночь, потрудишься хорошенько, потом делай что хочешь.

Баоюй внял словам Сижэнь и опять углубился в книги.

Шэюэ налила ему чаю, Баоюй заметил, что девочка в одной тонкой кофточке, и сказал:

– Холодно, надела бы длинный халат!

– Не отвлекайся, – заявила Шэюэ, – забудь о нас, думай только об этом! – И она ткнула пальцем в книгу.

Тут в комнату с шумом вбежали Чуньянь и Цювэнь:

– Беда! Кто-то перелез через ограду!

– Где? – раздались тревожные возгласы.

Поднялся переполох.

Цинвэнь, опасаясь, как бы Баоюй не переутомился, решила воспользоваться суматохой.

– Ты можешь притвориться больным, – обратилась она к Баоюю. – Скажешь, что перепугался!

Этот совет пришелся Баоюю по душе.

Сторожа, вооружившись фонарями, обшарили все уголки в саду, но никого не обнаружили.

– Может быть, маленькие барышни спросонья приняли за человека раскачивающуюся на ветру ветку? – говорили они.

– Глупости! – заявила Цинвэнь. – Просто вы плохо искали, а теперь хотите увильнуть от ответа! Все девушки видели, как кто-то перелез через ограду. И Баоюй тоже, когда выбежал вместе с нами из дому. Он даже побледнел от испуга и слег. Жар у него появился. Придется идти к госпоже за лекарством. А что ей сказать? Что вы никого не нашли?

Сторожа не посмели перечить и снова отправились на поиски злоумышленника. А Цинвэнь и Цювэнь побежали за лекарством, рассказывая дорогой всем встречным, что Баоюй заболел от испуга.

Госпожа Ван приказала дать Баоюю лекарство, а сторожам строго-настрого наказала еще раз самым тщательным образом обыскать сад. Еще она велела проверить дежуривших за вторыми воротами у стены, которая отделяла дворец Жунго от соседнего дома.

Всю ночь в саду Роскошных зрелищ не прекращалась суматоха, мелькали фонари и факелы.

Случившееся не посмели скрыть от матушки Цзя, и она сказала:

– Не ожидала я, что такое может случиться. Что сторожа невнимательны, не такая уж беда, главное, чтобы они сами не оказались грабителями!

В это время в комнату вошли госпожи Син и Ю справиться о здоровье матушки Цзя. Ли Вань, Фэнцзе и барышни уже были здесь. Все молчали в полной растерянности. Первой заговорила Таньчунь.

– Сестра Фэнцзе болеет, – сказала она, – поэтому слуги и распустились. Раньше они собирались лишь по ночам или в свободное время, по трое, по четверо, и забавы ради играли в кости да в карты, а сейчас у них там чуть ли не игорный дом. Даже свои заводилы есть, а ставки – от тридцати до пятидесяти связок монет. Недавно драку затеяли.

– Почему же ты молчала? – спросила матушка Цзя.

– Не хотела госпожу беспокоить, у нее и так дел по горло, да еще нездоровится. Я сказала старшей сестре Ли Вань и управительницам, после этого стало тише.

– Ты молода и не представляешь себе, сколько зла от этих игр, – проговорила матушка Цзя. – Игра на деньги не так безобидна, как на первый взгляд кажется. И дело не только в раздорах и перепалках. За игрой они пьют вино, бегают за ним в лавку, а воры в это время под покровом ночи могут проскользнуть в ворота. И не всем женщинам, живущим в саду, можно доверять! Есть среди них и распутные, какой они вам пример подают? Прощать подобных вещей нельзя!

Таньчунь молча села на свое место, а Фэнцзе с досадой воскликнула:

– И как назло, я все время болею!

Она приказала вызвать жену Линь Чжисяо и трех других управительниц и при матушке Цзя строго их отчитала. Матушка Цзя приказала всех допросить: кто назовет имена игроков, тем выдать вознаграждение, кто скроет – примерно наказать.

Опасаясь гнева матушки Цзя, ни жена Линь Чжисяо, ни остальные управительницы не посмели вступиться за виновных. Они собрали служанок и каждую в отдельности допросили. Поначалу ничего не удалось выяснить, но недаром говорят: «Когда утекает вода, обнажаются камни». Вскоре удалось выявить трех главных игроков, у них было восемь постоянных партнеров. А вообще по ночам играли в азартные игры десятка два человек, а то и больше. Их всех привели к матушке Цзя и поставили посреди двора на колени. Провинившиеся отбивали земные поклоны, моля о пощаде.

Первым долгом матушка Цзя спросила имена и фамилии трех главных виновниц и поинтересовалась, какие они делали ставки. Одна из женщин приходилась теткой жене Линь Чжисяо, другая – младшей сестрой кухарке Лю из сада Роскошных зрелищ, а третья оказалась кормилицей второй барышни Инчунь.

Прежде всего матушка Цзя распорядилась сжечь кости и карты, деньги все отобрать и распределить между слугами и служанками, трем главным виновницам дать по сорок палок и выгнать из дворца; остальным – по двадцать палок с вычетом трехмесячного жалованья, после чего поставить их на чистку отхожих мест. Жена Линь Чжисяо отделалась строгим внушением, но ей жаль было тетку, а Инчунь – кормилицу. Дайюй, Баочай и Таньчунь, сочувствуя Инчунь, решили вступиться за кормилицу. Они пошли к матушке Цзя и сказали:

– Эта женщина никогда не играла. Непонятно, каким образом она впуталась в эту историю.

– Ничего вы не знаете! – оборвала их матушка Цзя. – Эти кормилицы больше других заслуживают наказания, они вечно скандалят, а потом просят, чтобы за них вступались. По себе знаю! Хорошо, что она попалась, накажу ее, пусть другим неповадно будет! А вы не мешайте мне!

В полдень матушка Цзя легла отдыхать. Зная, однако, что она гневается, уйти никто не осмеливался.

Госпожа Ю пришла к Фэнцзе поболтать, но, застав ее в скверном расположении духа, отправилась в сад Роскошных зрелищ.

Госпожа Син посидела немного у госпожи Ван и тоже решила прогуляться по саду. У ворот ей попалась девочка-служанка из комнат матушки Цзя. Все звали девочку дурочкой, она и в самом деле была глуповата. Девочка шла навстречу госпоже Син и, хихикая, размахивала каким-то ярким предметом. Поглощенная этим занятием, девочка не глядела по сторонам и, лишь столкнувшись с госпожой Син, подняла голову и остановилась как вкопанная.

– Глупая девчонка! – рассердилась госпожа Син. – Что это тебя так насмешило? Ну-ка дай поглядеть!

«Дурочке» было четырнадцать лет, у матушки Цзя она служила недавно, и использовали ее только на черных работах. Толстушка, она была проворной и ловкой в работе, отличалась упрямством, не разбиралась в житейских делах, а уж если принималась о чем-нибудь рассуждать, вызывала веселый смех. Матушке Цзя Дурочка нравилась; она и дала девочке прозвище, и если та совершала оплошность, ее не наказывали. Когда нечего было делать, девочка гуляла.

Вот и сегодня, бродя по саду, она свернула за небольшую искусственную горку половить сверчков и вдруг увидела на траве мускусный мешочек с вышивкой. Только вышиты были на нем не цветы и не птицы, на одной стороне – два голых обнявшихся человека, на другой – иероглифы. Девочка не поняла, что это любовная сцена, и принялась размышлять:

– Может быть, это дерутся волшебники?

Так и не догадавшись, что вышито на мешочке, Дурочка направилась прямо к матушке Цзя, чтобы ее расспросить.

Поэтому она с готовностью протянула мешочек госпоже Син и, радостно улыбаясь, сказала:

– Поглядите, госпожа! Очень любопытная вещица!

Госпожа Син как увидела, так и остолбенела.

– Где ты его взяла? – только и смогла она вымолвить.

– Я хотела половить за горкой сверчков, – стала объяснять девочка, – там и нашла.

– Никому не рассказывай! – предупредила госпожа Син. – Это нехорошая вещь! Если увидят, тебя могут убить.

– Не буду, не буду! – торопливо произнесла девочка, побледнев от страха. Она поклонилась госпоже Син и, ошеломленная, бросилась прочь.

Госпожа Син огляделась – поблизости никого не было, только девочки-служанки, не отдашь ведь им мешочек. И госпожа Син спрятала его в рукав, недоумевая, как мог он очутиться в саду. Стараясь ничем не выдать своего волнения, госпожа Син направилась к Инчунь.

Инчунь хоть и была расстроена тем, что кормилица ее провинилась, но госпожу Син встретила как положено.

– Ты уже взрослая, – принялась та упрекать девушку, – а потакаешь кормилице, совершившей неблаговидный поступок. Ведь она опозорила нас!

Инчунь потупилась, потом, нервно теребя пояс, сказала:

– Я дважды с ней говорила. Но она слушать ничего не желает. Что же я могу сделать? Не я ее, а она меня должна поучать! На то она и кормилица!..

– Глупости! – прервала ее госпожа Син. – Поучать следует того, кто провинился. Ведь ты – барышня и вправе сделать ей замечание. А не слушается – мне бы сказала. Теперь все в доме знают об этой истории. И свои, и чужие! На что же это похоже? Мало того! Она наверняка играла на твои шпильки, кольца, платья! Характер у тебя мягкий, и ты ей волю дала! А клянчить она мастерица, язык хорошо подвешен. Если это так, я не дам тебе ни гроша! Посмотрим, что ты будешь делать на праздник!

Инчунь еще ниже опустила голову. Госпожа Син холодно усмехнулась.

– Ты родная дочь старшего гоподина Цзя Шэ от наложницы, а Таньчунь – дочь второго по старшинству господина Цзя Чжэна, тоже от наложницы. По происхождению вы одинаковы, но твоя мать пользуется в доме куда большим влиянием, чем наложница Чжао. А ты во всем уступаешь Таньчунь. Почему?

Разговор их был прерван появлением служанки.

– Пожаловала супруга второго господина Цзя Ляня! – доложила она.

Госпожа Син сказала служанке:

– Передай ей, пусть лечится, мне не нужно ее услуг!

Следом прибежала девочка-служанка и доложила:

– Старая госпожа проснулась!

Госпожа Син поспешила к матушке Цзя. Инчунь проводила ее до ворот.

– Ну, что вы теперь скажете, барышня? – обратилась к ней служанка Сюцзюй. – Помните, я сказала вам, что исчез золотой феникс с жемчугами? Вы не поверили, что эта старуха его утащила и отнесла в заклад, ведь ей нужны деньги на азартные игры. Вы были убеждены, что феникса убрала Сыци, и велели мне у нее спросить. Сыци тогда болела и просила вам передать, что феникс по-прежнему лежит в шкатулке, на книжной полке. Она сама его туда положила, поскольку скоро праздник Середины осени и барышне он понадобится. Вам, барышня, надо бы спросить об этом у старухи.

– Зачем? – возразила Инчунь. – Она взяла феникса на время. Я ведь предупреждала ее, если что-нибудь берет, пусть кладет на прежнее место. Кто мог подумать, что она забудет?!

– Да разве она забыла? – возмутилась Сюцзюй. – Просто она знает вашу доброту. Вам нужно доложить обо всем второй госпоже Фэнцзе, пусть заставит старуху вернуть или же выкупить феникса, и делу конец.

– Не надо, – остановила ее Инчунь. – Чем поднимать скандал, пусть лучше пропадет…

– Нельзя так, барышня! – укоризненно покачала головой Сюцзюй. – Будете всего бояться, так вас самих, чего доброго, украдут! Пойду-ка я доложу второй госпоже!

Инчунь не стала больше ей возражать, и Сюцзюй направилась к выходу.

И надо же было такому случиться, чтобы невестка кормилицы Инчунь, жена слуги Юй Гуя, как раз в это время шла к Инчунь с просьбой вступиться за ее свекровь, услышала из-за двери разговор о золотом фениксе и последние слова Сюцзюй. Опасаясь гнева Фэнцзе, жена Юй Гуя влетела в комнату и, подобострастно улыбаясь, взмолилась:

– Барышня, не поднимайте скандал! Наша старуха из ума выжила. Чтобы отыграться, взяла золотого феникса, не подумав о неприятностях, которые ее ждут. Мы все знаем, так что рано или поздно выкупим феникса и возвратим барышне! Умоляю вас, вступитесь за нашу старуху перед старой госпожой!

– Сестра, это невозможно, – ласково произнесла Инчунь. – Кто станет меня слушать? Даже сестрицам Баочай и Дайюй старая госпожа отказала. Я от своего стыда не знаю куда деваться, зачем же брать на себя еще чужой?

– Выкупить золотого феникса – это одно, а простить старую госпожу – совсем другое, – вмешалась Сюцзюй, обернувшись к женщине. – А если барышня не вступится за твою свекровь, вы что – не выкупите феникса? Сначала принесла бы вещь, а уж потом вела разговор.

Жена Юй Гуя вспыхнула и напустилась на Сюцзюй:

– Нечего зазнаваться! Где это видано, чтобы мамки и няньки не наживались за счет господ?! Все потихоньку воруют! Чтобы посылать матери Син Сюянь деньги, госпожа распорядилась удерживать один лян из нашего месячного жалованья. Да и на саму Син Сюянь тратят немало! Опять же страдаем мы! Что же получится, если все за наш счет начнут экономить? Кому-то не хватает, а расплачиваемся мы. За последнее время нам недодали по крайней мере тридцать лянов серебра! Наши кровные деньги!

– Какие еще тридцать лянов? – обрушилась на нее Сюцзюй. – Погоди, я с тобой рассчитаюсь! Наша барышня что-нибудь у тебя требовала?

Инчунь не выдержала:

– Хватит! Не можешь принести феникса, так хотя бы скандала не поднимай! Спросит госпожа, скажу, что потеряла. Тебя это не касается, иди своей дорогой! Чего расшумелась!

Она велела Сюцзюй налить чаю, но Сюцзюй никак не могла успокоиться и продолжала ворчать:

– Вам-то бояться нечего, а я что отвечу, если спросят? Они украли вашу золотую вещь и вас же еще обвинили! Будто вы жалованье у них отнимаете! Нужно все выяснить, а то дойдет до госпожи, она начнет допытываться, что да как, и новой неприятности не избежать! Чего доброго, вас обвинят в вымогательстве!

Сюцзюй заплакала. Сыци поднялась с постели и решила вместе с Сюцзюй пойти допросить старуху. Инчунь не смогла удержать их и, чтобы отогнать неприятные мысли, принялась читать «Откровения верховного божества».

В это время явились Баочай, Дайюй, Баоцинь и Таньчунь. Инчунь была расстроена из-за кормилицы, и сестры пришли ее утешить. Войдя во двор, они услышали громкие голоса – это все еще спорили между собой служанки. Таньчунь заглянула в комнату и сквозь затянутое тонким шелком окно увидела Инчунь, та сидела, прислонившись к спинке кровати, и читала.

– Барышни пожаловали! – доложила девочка-служанка.

Инчунь отложила книгу и поднялась. Увидев Таньчунь, жена Юй Гуя прикусила язык.

Таньчунь села на стул и обратилась к Инчунь:

– Мне показалось, здесь кто-то громко разговаривал?

– Ничего особенного, – ответила Инчунь. – Эти служанки готовы из мелочи раздуть целую историю.

– Разговор шел как будто о золотом фениксе, – продолжала допытываться Таньчунь. – Кто-то нас обвинил в том, что мы отнимаем у служанок деньги? Интересно, кто отнимает, уж не ты ли, сестра?

– Вот именно, барышня! – вскричали Сюцзюй и Сыци. – Когда это наша барышня вымогала у служанок деньги?

– Если не ты, значит, мы вымогали! – улыбнулась Таньчунь. – Ну-ка, позовите женщину, которая нас в этом обвиняет, – я хочу с ней поговорить!

– Ты-то чего беспокоишься?! – улыбнулась Инчунь. – Тебя никто не обвиняет!

– Ошибаешься, – возразила Таньчунь. – Что ты, что я – в данном случае все равно. И упреки эти относятся так же ко мне. Мы как хозяйки часто требуем все, что нам вздумается, забывая о деньгах. Но скажи, при чем тут золотой феникс?

Жена Юй Гуя перепугалась и стала оправдываться.

Таньчунь с улыбкой сказала:

– До чего же ты глупа! Раз твоя свекровь провинилась, вместо того чтобы скандалить, попросила бы у госпожи Фэнцзе денег, которые еще не успели раздать служанкам, и выкупила феникса. Тогда не пострадало бы ваше доброе имя! Но раз уж вы опозорились, пусть свекровь и отвечает за всех, зачем, как говорится, рубить две головы? Поговори со второй госпожой Фэнцзе! Стоит ли поднимать шум из-за пустяков?!

Жене Юй Гуя нечего было возразить, но идти к Фэнцзе с повинной у нее не хватало смелости.

– Узнав о случившемся, я не могла не вмешаться, – с улыбкой продолжала Таньчунь, выразительно поглядев на Шишу. Та сразу же вышла. Неожиданно появилась Пинъэр.

– Сестра Таньчунь наверняка волшебница и обладает даром вызывать духов! – всплеснув руками, воскликнула Баоцинь.

– Не волшебница, – с улыбкой возразила Дайюй, – а великий полководец, действующий по плану: «Обороняйся – враг не подступится; наступай стремительно – застанешь врага врасплох».

Баочай сделала девушкам знак глазами, и они тотчас переменили тему.

– Твоя госпожа поправилась? – спросила Таньчунь у Пинъэр. – Поистине от болезни она. поглупела, забросила дела, и из-за нее мы терпим обиды!

– Кто же смеет вас обижать? – удивилась Пинъэр. – Рассказывайте!

Тут к ней бросилась жена Юй Гуя:

– Садитесь, пожалуйста, барышня! Позвольте, я расскажу, что происходит!

– Ты как очутилась здесь и почему вмешиваешься в разговор? – строго спросила Пинъэр.

– У нас тут приличий не понимают, – с усмешкой заметила Сюцзюй, – кто хочет, тот и идет!

– Сами виноваты, – заметила Пинъэр. – Ваша барышня слишком добра. Гнать надо нахалок и жаловаться госпоже.

Жена Юй Гуя густо покраснела и вышла, не сказав ни слова.

Таньчунь между тем обратилась к Инчунь:

– Будь это кто-нибудь другой, я стерпела бы. Но ведь совсем недавно мать Юй Гуя, пользуясь своим положением кормилицы, без спросу взяла твою вещь и заложила, чтобы играть в кости, а потом заставляла тебя просить старую госпожу о снисхождении. Сейчас жена Юй Гуя затеяла с твоими служанками ссору, а ты с ней не можешь справиться. Она что, на небе живет и правил не знает? С подобным безобразием я не могу мириться! Или же кто-нибудь ее подбивает вести себя так? Сейчас они взялись за тебя, а потом примутся за меня и Сичунь!

– Зачем вы так говорите, барышня? – с улыбкой произнесла Пинъэр. – Наша госпожа Фэнцзе этого не допустит!

Таньчунь усмехнулась:

– Знаешь пословицу: «Своя рубашка ближе к телу. Потеряешь губы, от холода заболят зубы». Как же я могу не беспокоиться за сестру?

– Это дело можно быстро уладить, – обратилась Пинъэр к Инчунь. – Что вы на это скажете, барышня?

Инчунь, поглощенная чтением, оторвалась от книги и с улыбкой сказала:

– Не знаю, что делать! Пусть кормилица сама за себя отвечает. Я вмешиваться не буду. Вернет феникса – хорошо, не вернет – не надо. Спросят госпожи, куда он девался, постараюсь как-нибудь выкрутиться. А не удастся – так и будет. Может, я и в самом деле чересчур добрая, но быть другой не могу. А вы поступайте как считаете нужным.

Девушки засмеялись, а Дайюй сказала:

– Инчунь, как говорится, вздумала рассуждать о причинах и следствиях, когда на крыльце сидят тигры и волки! Интересно, что сделала бы в данном случае сестра, будь она мужчиной?

– Мужчиной? – с улыбкой произнесла Инчунь. – Да вы и представить себе не можете, какими нерешительными бывают мужчины! В «Откровениях верховного божества» есть прекрасная мысль. Там говорится, что спасти человека от беды – самое доброе тайное деяние. Зачем же я буду с кем-то враждовать?! Это только во вред себе!

Не успела она произнести эти слова, как в передней послышались шаги.

Если хотите узнать, кто пришел, прочтите следующую главу.