Текст книги "Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX."

Взглянув на неподвижно лежавшую Цинвэнь, тетушка подумала, что та спит, и направилась к выходу, но Уэр сказала:

– Мама, ты разве забыла, что сестра Сижэнь ищет второго господина Баоюя!

– Запамятовала! – сокрушенно воскликнула женщина. – Ведь няня Сун мне сказала: «Только что второй господин Баоюй вышел из сада через боковые ворота. Там его дожидается женщина, не может запереть ворота, пока он не вернется!»

Кухарка Лю спросила невестку Цинвэнь, не видела ли она юношу. Но та, и без того напуганная, не решилась сказать правду, только заметила:

– Да разве второй господин осмелится сюда прийти?!

Лю уже собралась уходить, когда Баоюй решительно отодвинул дверную занавеску. Он опасался, как бы не заперли ворота, и к тому же не имел ни малейшего желания оставаться наедине с невесткой Цинвэнь.

– Тетушка Лю! – позвал Баоюй. – Подождите, вместе пойдем!

– Второй господин! – вскричала кухарка, подскочив от испуга. – Как вы здесь очутились?

Баоюй ничего не ответил и выбежал за дверь.

– Мама, скажи господину Баоюю, чтобы поостерегся! – крикнула Уэр. – Его могут увидеть! Сестра Сижэнь не велела запирать ворота до нашего возвращения.

Мать с дочерью поспешили за Баоюем. А невестка Цинвэнь еще долго стояла у ворот, с грустью глядя вслед красавцу юноше.

Баоюй успокоился, лишь когда вошел в ворота сада, и с нетерпением ждал тетушку Лю с дочерью – он боялся, что запрут ворота. И действительно, едва женщины вошли, как послышались голоса: проверяли, все ли слуги на местах. Опоздай старуха Лю хоть на минуту, ворота оказались бы запертыми. Баоюй незаметно прошел к себе и сказал Сижэнь, что ходил к тетушке Сюэ. Та поверила.

Баоюю постелили, и Сижэнь спросила:

– Как будешь спать?

– Мне все равно, – ответил Баоюй.

Надо сказать, что последние два года Сижэнь, стремясь снискать еще большее расположение госпожи Ван, держалась с достоинством и старалась не оставаться с Баоюем наедине. Особых дел у нее не было, но она тщательно следила за рукоделием, за расходами на Баоюя, на одежду и обувь служанкам, в общем, целыми днями была занята. Недавно у Сижэнь началось кровохарканье, и вместо нее в комнате Баоюя спала Цинвэнь. Баоюй часто пугался по ночам, иногда требовал чай, а у Цинвэнь был очень чуткий сон, и она сразу просыпалась, стоило Баоюю ее позвать. Но сейчас Цинвэнь прогнали, и Сижэнь пришлось снова перенести свою постель в комнату Баоюя.

В тот вечер Баоюй был сам не свой, и Сижэнь торопилась его поскорее уложить спать, а затем легла сама. Она слышала, как Баоюй ворочался и вздыхал. Так продолжалось до третьей стражи. Наконец он затих, и Сижэнь тоже уснула. Но не прошло времени, достаточного, чтобы выпить полчашки чаю, как Баоюй стал звать Цинвэнь.

– Чего тебе? – отозвалась Сижэнь.

Баоюй попросил чаю. Сижэнь налила.

– Я так привык к ней, – вздохнул Баоюй. – Совершенно забыл, что сегодня здесь ты.

– Когда Цинвэнь пришла сюда, – улыбнулась Сижэнь, – ты еще долго сквозь сон звал меня…

Они поговорили немного и снова легли. Баоюй уснул лишь в пятую стражу и во сне увидел Цинвэнь. Она сказала:

«– Больше мы с тобой никогда не увидимся! Будь счастлив!..» – и исчезла. Баоюй стал громко звать ее и разбудил Сижэнь.

Сижэнь подумала, что он зовет Цинвэнь по привычке, но, когда открыла глаза, увидела, что Баоюй горько плачет, причитая:

– Цинвэнь умерла!..

– Что ты болтаешь? – попыталась улыбнуться Сижэнь. – А если люди услышат?

Баоюй насилу дождался рассвета, чтобы послать служанок к Цинвэнь.

Но вдруг в сад прибежала девочка-служанка от госпожи Ван и сказала:

– Вот что моя госпожа велела передать: «Пусть второй господин Баоюй сейчас же встает и одевается. Кто-то из друзей пригласил к себе его батюшку полюбоваться хризантемами, и он хочет взять с собой Баоюя и Цзя Хуаня в награду за то, что они сочинили хорошие стихи». Батюшка дожидается господина! Брат Цзя Хуань уже там. Пусть господин Баоюй не медлит. Я иду за господином Цзя Ланем!

Служанки бросились во двор Наслаждения пурпуром и стали стучаться в ворота. Сижэнь догадалась, что произошло что-то важное, приказала младшим служанкам узнать, в чем дело, а сама стала одеваться. Услышав, что отец зовет Баоюя, она велела принести воду для умывания, стала собирать одежду и торопить Баоюя. Одежду она выбрала попроще, поскольку предстояло ехать с отцом.

Когда Баоюй предстал перед Цзя Чжэном, тот как раз пил чай и находился в прекрасном расположении духа. Баоюй справился о его здоровье, затем поздоровался с Цзя Хуанем и Цзя Ланем. Цзя Чжэн велел ему выпить чаю, а сам, обращаясь к Цзя Хуаню и Цзя Ланю, сказал:

– Баоюй учится хуже вас, но что касается стихов, надписей и парных фраз, то вам до него далеко. Возможно, в гостях вас попросят сочинять стихи – не пугайтесь, Баоюй вам поможет.

Цзя Чжэн никогда еще не отзывался так лестно о способностях Баоюя, и госпожа Ван не могла скрыть свою радость.

Сразу после ухода Цзя Чжэна и Баоюя она хотела пойти к матушке Цзя с хорошей вестью, но тут явились приемные матери Фангуань и еще двух девочек-актрис и сказали:

– Фангуань, удостоившись вашего милостивого разрешения уехать, словно обезумела: не ест, не пьет, все время подбивает Оугуань и Жуйгуань уйти в монахини. Сначала мы думали, это детский каприз, а потом видим – дело серьезное, – они не боятся ни угроз, ни побоев, стоят на своем. Вот мы и пришли просить вас, госпожа, отдать их в монахини или же передать на чье-нибудь попечение. Не выпало, видно, нам счастья называться их матерями!

– Глупости! – воскликнула госпожа Ван. – Зачем вы им потакаете? Думаете, так легко попасть в монастырь? Отколотите их хорошенько, посмотрим, посмеют ли они снова скандалить!..

Надо сказать, что на праздник, пятнадцатого числа восьмого месяца знатные семьи в монастырях устраивали жертвоприношения, а из монастырей в богатые дома приходили монашки с освященными дарами. По этому случаю монахиню Чжитун из монастыря Шуйюэ и монахиню Юаньсинь из монастыря Дицзан-вана на некоторое время оставили пожить во дворце Жунго.

Услышав такую новость, монахини решили взять девочек к себе и сказали госпоже Ван:

– Ваша семья всегда славилась благими делами, и лишь благодаря вашей доброте, госпожа, сумели прозреть эти маленькие барышни. Хотя говорят, что учение Будды просто, но постичь его трудно, нужно помнить, что законы Будды равны для всех. Мы дали обет спасать все живое. У этих девочек нет родителей, они живут вдали от родных мест, у вас в доме они узнали, что такое богатство и почет; в детстве же судьба их обидела, они стали актрисами, видели много непристойного и задумались над тем, что ждет их в будущем. Перед лицом страданий они раскаялись и решили уйти из мира, чтобы заняться самоусовершенствованием. Это поистине благородное желание! Не надо, госпожа, чинить им препятствия!

Госпожа Ван вначале не поверила, что желание девочек искренне, что, став монахинями, они смогут сохранить нравственную чистоту и не вступят на путь прегрешений. У госпожи Ван было множество дел и забот – сначала пришла госпожа Син сказать, что возьмет Инчунь на несколько дней домой, чтобы подготовить ее ко встрече с женихом, потом заявилась сваха сватать Таньчунь. Поэтому госпожа Ван не стала больше раздумывать, оставить девочек или отпустить, тем более что слова монахинь показались ей вполне справедливыми.

– Что же, – сказала госпожа Ван монахиням, – берите девочек к себе в послушницы!

– Вот и хорошо! – воскликнули монашки, несколько раз помянув Будду. – Вы, госпожа, совершаете великое и доброе дело!

Они низко поклонились госпоже Ван, благодаря ее за милость.

– Только прежде спросите у самих девочек, согласны ли они, – предупредила госпожа Ван. – Искренне ли их желание? И непременно передайте от меня поклон настоятельницам.

Монахини вышли и через некоторое время возвратились с тремя девочками. Госпожа Ван спросила, тверды ли они в своем желании уйти в монастырь, и девочки, не раздумывая, ответили, что только этого и желают. Они поклонились монашкам и стали прощаться с госпожой Ван. Госпоже стало жаль девочек, и она приказала принести для них и для монашек подарки.

Итак, Фангуань последовала за Чжитун в монастырь Шуйюэ, а Жуйгуань и Оугуань отправились с Юань-синь в монастырь Дицзан-вана.

Если хотите узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.

Глава семьдесят восьмая

Старый ученый-конфуцианец задает тему для стихов о полководце Гуйхуа;

безрассудный юноша сочиняет поминальную песнь деве – Покровительнице лотосов

Итак, монашки увели с собой Фангуань, Жуйгуань и Оугуань, а госпожа Ван отправилась к матушке Цзя. Воспользовавшись тем, что матушка Цзя в прекрасном настроении, госпожа Ван обратилась к ней с такими словами:

– У Баоюя была служанка Цинвэнь, она стала уже совсем взрослой. Девушка сверх меры избалованна, ленива и к тому же часто болеет. Врач определил у нее чахотку, и я решила отправить ее домой. Если даже она выздоровеет, вряд ли следует брать ее обратно, пусть лучше родные выдадут ее замуж! Девочек-актрис я тоже решила отпустить. Они плохо влияют на барышень, мелют всякую чепуху, кривляются, как на сцене! Денег давать им не нужно, они сами себе заработают. Девочек-служанок у нас больше чем достаточно. Если же кому-нибудь понадобится служанка, возьмем новую.

– Совершенно с тобой согласна, – сказала матушка Цзя, одобрительно кивая. – А Цинвэнь жаль. Хорошей она была служанкой. Кто мог сравниться с ней в остроумии или же в уменье вышивать! Я думала, лучшей служанки для Баоюя и желать не приходится. Кто мог подумать, что она так изменится!

– Вы никогда не ошибались в выборе служанок, почтенная госпожа! – с улыбкой произнесла госпожа Ван. – Просто у Цинвэнь несчастная судьба – она заболела такой страшной болезнью! Недаром пословица гласит: «Восемнадцать раз девушка переменится, пока ей восемнадцать лет сровняется». Кроме того, люди незаурядные склонны ко всякого рода крайностям. Разве вы сами этого не замечали? Еще три года назад я обратила внимание на Цинвэнь, стала к ней присматриваться. Не спорю, она лучше других служанок, вот только легкомысленна. Если же говорить о соблюдении приличий, то тут Сижэнь не знает себе равных. Говорят, что жена должна быть мудрой, а наложница – красивой. А по-моему, не только красивой, но еще и доброй, покладистой, а в поведении безупречной. Словом, такой, как Сижэнь. Она скромна, держится с достоинством, не заигрывает с Баоюем. Напротив, удерживает его от опрометчивых поступков. Два года я присматриваюсь к Сижэнь и не ошиблась в ней. Я потихоньку приказала выдавать ей ежемесячно по два ляна серебра из моих личных денег, пусть еще больше старается. О своих планах я пока разговора с ней не заводила. Баоюй еще слишком юн, и отец не согласится дать ему наложницу, опасаясь, как бы в этом случае он не забросил ученье. Кроме того, Баоюй не будет слушаться Сижэнь, если она станет его наложницей. Я подумала, что пора доложить вам об этом, потому и пришла.

– Вон оно что! – воскликнула матушка Цзя. – Ты, пожалуй, права! Сижэнь с детства была молчаливой. Я даже прозвала ее Немой тыквой. Но раз ты ее так хорошо узнала, надеюсь, все будет в порядке.

Госпожа Ван рассказала матушке о том, что Цзя Чжэн похвалил Баоюя и взял с собой в гости. Матушка Цзя была вне себя от радости.

Вскоре разряженная и разодетая Инчунь пришла прощаться с матушкой Цзя. Затем явилась Фэнцзе, которая справилась о здоровье матушки Цзя и приготовилась прислуживать ей за завтраком. Матушка Цзя немного поболтала, а затем удалилась отдыхать. Госпожа Ван спросила Фэнцзе, принимает ли она пилюли.

– Пока не принимаю, они еще не готовы, – ответила Фэнцзе, – пью только настой! Не беспокойтесь обо мне, госпожа, я уже здорова!

Фэнцзе и в самом деле выглядела бодрее. Госпожа Ван ей рассказала, за что прогнала Цинвэнь.

– Почему Баочай ушла домой не спросившись? – как бы невзначай поинтересовалась Фэнцзе.

– Ты знаешь, что у нас творится? – в свою очередь спросила госпожа Ван. – Я вчера решила все проверить. Оказывается, Цзя Ланю взяли новую няньку, но по легкомыслию она совсем о нем не заботится. Я велела Ли Вань выгнать няньку. А потом спросила, знает ли она, что Баочай теперь живет дома. Ли Вань сказала, что знает, что Баочай ушла из-за болезни матери и, как только та выздоровеет, сразу вернется. Ничего серьезного у тетушки Сюэ нет: небольшой кашель и боль в пояснице. Это у нее повторяется из года в год. Мне кажется, Баочай ушла по другой причине. Может быть, ее обидели? Тогда будет неудобно перед ее родными. Она девушка скромная, серьезная.

– Кто же ни с того ни с сего станет ее обижать? – с улыбкой спросила Фэнцзе.

– Может быть, Баоюй! – высказала предположение госпожа Ван. – Язык у него без костей, он ничего не признает, и если разойдется, начинает молоть всякий вздор.

– Вы, госпожа, слишком мнительны, – заметила Фэнцзе. – Баоюй входит в раж, лишь когда речь заходит о чем-то серьезном, с сестрами же и служанками он уступчив и обходителен, а если даже у него и вырвется резкое слово, никто не сердится. По-моему, сестра Баочай ушла из-за всей этой истории с обыском, подумав, что подозрение пало на всех, кто живет в саду, в том числе и на нее. Тем более что ее служанок мы не стали обыскивать. В общем, ее уход вполне объясним.

Госпожа Ван согласилась с Фэнцзе и, немного подумав, велела пригласить Баочай, чтобы с ней объясниться и попросить ее тотчас переселиться в сад.

Баочай выслушала госпожу Ван и сказала:

– Я давно хотела уйти домой, разрешения же не спросила, потому что вы, тетушка, все время заняты. А тут еще заболели мама и обе наши самые лучшие служанки, как же я могла их оставить? Теперь вы все знаете, и я хочу вам сказать: я сегодня же насовсем переселяюсь из сада и прошу у вас дозволения перенести свои вещи.

– А ты все же упряма! – упрекнули ее Фэнцзе и госпожа Ван. – Переселилась бы лучше обратно, стоит ли из-за пустяков отдаляться от родственников?

– Вы напрасно так говорите, – возразила Баочай, – переселяюсь я потому лишь, что в последнее время у мамы стало с памятью плохо и по вечерам она остается одна. Кроме того, брат не сегодня завтра женится и надо готовиться к свадьбе. Все это так, я не лгу. К тому же вы знаете, что творится в доме. А с тех пор, как я поселилась в саду, маленькая калитка в юго-восточном углу сада постоянно открыта, ради того лишь, чтобы я могла ходить домой. Но кто поручится, что другие не ходят через нее, чтобы сократить себе путь? За калиткой никто не следит, и может случиться беда. А это и вам, и нам неприятно! И разве так уж важно, буду я ночевать у себя дома или в саду? В сад я переселилась, когда все мы были еще малы, и никаких забот я по дому не знала. Играла с сестрами, вместе с ними занималась рукоделием. Все лучше, чем скучать одной! Но сейчас все выросли, в доме у вас то одна неприятность, то другая, за садом присматривать трудно, и, если так будет продолжаться, нас это тоже коснется. Если я со своими служанками уйду из сада, вам меньше будет хлопот. И вот еще что я хотела сказать вам, тетя: экономьте на чем возможно, это не умалит достоинства вашей семьи. Расходы на тех, кто живет в саду, можно было бы сократить, не оглядываясь на прошлые времена. Возьмите к примеру нашу семью. В какой упадок она пришла!

– Что же, раз Баочай так решила, не стоит препятствовать ей, – обратилась Фэнцзе к госпоже Ван.

Госпожа Ван согласно кивнула.

– Я не возражаю, – сказала она, – пусть Баочай поступает как хочет!

Вернулся из гостей Баоюй и прошел прямо к госпоже Ван.

– Отец еще не приехал, – сказал юноша. – А нам, как только стало смеркаться, велел отправляться домой.

– Ну как, ты не осрамился? – спросила сына госпожа Ван.

– Не только не осрамился, но получил в награду немало подарков! – отвечал Баоюй, сияя улыбкой.

Едва он это произнес, как в комнату вошли служанки и слуги, дежурившие у ворот, и внесли подарки: три веера, три набора подвесков к ним, шесть коробок кистей и туши, три связки четок из благовонного дерева и три яшмовых кольца.

– Это подарил член императорской академии Ханьлинь господин Мэй, – стал объяснять Баоюй, показывая подарки. – Это ши-лан[215]215
  Ши-лан – название придворной должности в старом Китае.


[Закрыть] господин Ян, а это – внештатный лан Ли… Тут подарки для нас троих.

Затем Баоюй вытащил из-за пазухи амулет – маленькую фигурку Будды, вырезанную из сандалового дерева, и сказал:

– А вот это мне лично подарил Цинго-гун.

Госпожа Ван поинтересовалась, кто был в гостях, какие стихи сочинили Баоюй, Цзя Хуань и Цзя Лань. Затем между ними разделили подарки, и Баоюй отправился к матушке Цзя.

Матушка Цзя порадовалась успехам внука и спросила, о чем он беседовал с матерью.

Баоюй отвечал рассеянно, все его мысли заняты были Цинвэнь. Наконец он сказал:

– Пришлось ехать верхом; так растрясло, что все тело болит.

– Тогда иди к себе, – забеспокоилась матушка Цзя. – Переоденься, погуляй немного, и все пройдет, только не ложись сразу спать.

У дверей Баоюя дожидались Шэюэ, Цювэнь и две девочки-служанки. Как только он вышел, девочки подбежали к нему, взяли у него кисти и тушь, и все вместе они поспешили во двор Наслаждения пурпуром.

– Ну и жара! – то и дело дорогой повторял Баоюй.

Он сбросил верхний халат, снял шапку, отдал их Шэюэ, а сам остался в тонком шелковом, цвета сосны, халате, из-под которого виднелись ярко-красные штаны. Цювэнь сразу вспомнила, что эти штаны Баоюю сшила Цинвэнь, и вздохнула:

– Поистине человек умирает, а созданное им остается!

Шэюэ дернула ее за рукав и сказала:

– Как красиво! Красные штаны, зеленый халат, черные сапоги, черные с синеватым отливом волосы и белоснежное лицо!

Баоюй сделал вид, что не слышал этот разговор, и, пройдя еще несколько шагов, вдруг спросил:

– Как же быть? Я хочу прогуляться!

– Ну и гуляй. Чего бояться? – отозвалась Шэюэ. – Ведь еще не поздно! Неужто ты потеряешься?

Она приказала девочкам-служанкам сопровождать Баоюя, а сама сказала:

– Мы отнесем эти вещи домой и вернемся.

– Милая сестра, не уходи, – попросил Баоюй, – подожди меня здесь, пойдем домой вместе!

– Мы сейчас же вернемся, – пообещала Шэюэ. – Только отнесем подарки и вещи. А то одна несет «четыре сокровища кабинета ученого», другая – шапку, халат, пояс… На что это похоже?

На самом же деле Баоюй только и мечтал, как бы поскорее от них отвязаться. И как только девушки ушли, свернул за небольшую горку и тихонько обратился к девочкам-служанкам:

– Сижэнь кого-нибудь еще посылала навестить сестру Цинвэнь?

– Да, посылала, – ответила одна из девочек. – Сказали, что Цинвэнь всю ночь бредила, а к утру потеряла сознание.

– Что же она говорила в бреду? – спросил Баоюй.

– Свою мать вспоминала.

– А еще кого? – снова спросил Баоюй, вытирая навернувшиеся на глаза слезы.

– Не разобрали.

– Дурачье! – выругался Баоюй. – Надо было слушать внимательнее!

Вторая девочка сразу смекнула, в чем дело, и воскликнула:

– Ну, конечно, дурачье!.. А я вот все слышала и все видела собственными глазами!

– Что ты видела? – удивился Баоюй.

– Я всегда знала, что сестра Цинвэнь отличается от остальных служанок, да и относилась она ко мне по-доброму, – стала рассказывать девочка. – И сейчас, когда ее незаслуженно выгнали, а мы не могли ничем ей помочь, я решила ее навестить, чтобы не быть неблагодарной. Узнай кто-нибудь о моем намерении, меня наверняка поколотили бы! И все же я рискнула, потихоньку выскользнула из сада и отправилась к Цинвэнь. И, представьте, она до самой смерти оставалась умницей! Я уже собралась уходить, когда вдруг она широко открыла глаза, схватила меня за руку и спросила: «Где Баоюй?» Я ей сказала, что вы уехали с отцом в гости, и тогда она со вздохом промолвила: «Значит, больше мы с ним не увидимся!» Я ей говорю: «Сестра, ты подождала бы его возвращения». А она улыбнулась и говорит: «Ничего ты не понимаешь. Я не собиралась умирать, но как раз сейчас на Небе не хватает духа цветов, и Яшмовый владыка велел мне занять его место. Нынче после полудня мне предстоит вступить в должность. Баоюй вернется через четверть часа после того, как я уйду, поэтому мы с ним больше не увидимся. Правда, случается, что Яньван посылает бесов за душой человека, а люди сжигают бумажные деньги, приносят жертвы, и бесы уходят, оставив человека еще немного пожить. Но меня зовут не бесы Янь-вана, а небесные духи, и мешкать я не могу!» Я, признаться, ей не поверила. Но за четверть часа до того, как служанки доложили о вашем возвращении, Цинвэнь умерла.

– Ты не училась, поэтому многого не понимаешь, – возразил Баоюй. – Есть дух – покровитель всех цветов и есть свой дух у каждого цветка в отдельности. Каким духом будет Цинвэнь, ты не знаешь?

Девочка замешкалась было, но вдруг заметила в пруду лотосы и смело ответила:

– Я спросила ее, какими цветами она будет ведать, и обещала тщательно за ними ухаживать. Она сказала, что будет духом – покровителем лотоса, но просила никому об этом не говорить, кроме вас.

Баоюй нисколько не удивился, и скорбь его мгновенно сменилась радостью. Он посмотрел на лотосы и промолвил:

– Да, за лотосами может присматривать только такая девушка, как Цинвэнь. Я знал, что даже в мире ином она не останется без дела! И все же тяжело думать, что больше мы с ней никогда не увидимся!

«Я не был рядом с Цинвэнь в последние минуты ее жизни, – размышлял Баоюй, – зато поклонюсь ее душе и тем выражу свои чувства, которые питал к ней несколько лет».

Баоюй вернулся домой, быстро переоделся и, сказав, что идет к Дайюй, поспешил к дому брата Цинвэнь, надеясь, что гроб еще не унесли.

Между тем невестка Цинвэнь решила получить от хозяев несколько лянов серебра на похороны и отправилась к госпоже Ван.

Госпожа Ван распорядилась выдать деньги и приказала:

– Немедленно вели отнести гроб подальше и сжечь! Ведь девушка умерла от чахотки!

Получив деньги, невестка Цинвэнь поспешила выполнить приказ. Шпильки и кольца Цинвэнь стоимостью лянов в триста – четыреста невестка припрятала и вместе с мужем отправилась сопровождать гроб. Его отвезли за город и сожгли.

Подойдя к дому, где жила Цинвэнь, Баоюй увидел, что никого нет, постоял в нерешительности и вернулся в сад. Когда он приблизился к двору Наслаждения пурпуром, его охватила тоска, и он решил зайти к Дайюй. Но той не оказалось дома, и на его вопрос, где она, служанки ответили:

– Ушла к барышне Баочай!

Баоюй отправился во двор Душистых трав, но и там было безлюдно, вещи из комнат вынесены. Баоюй встревожился было, но вспомнил, что Баочай собиралась переселиться домой. Занятый в последние дни учебой, он совершенно об этом забыл.

Баоюю стало досадно, но тут он подумал:

«Лучше всего дружить с Сижэнь и Дайюй. Они останутся со мной до самой моей смерти!»

С этой мыслью он зашагал в направлении павильона Реки Сяосян. Дайюй еще не возвратилась. Баоюй не знал, ждать ему или уйти, но в это время пришла девочка-служанка и сказала:

– Приехал ваш батюшка, зовет вас! Хочет вам что-то сказать. Идите быстрее!

Когда Баоюй пришел в комнаты госпожи Ван, отца там уже не было, и мать приказала слугам проводить Баоюя в кабинет Цзя Чжэна.

Цзя Чжэн в это время вел оживленную беседу с друзьями о красоте осени.

– Перед тем как разойтись, мне хотелось бы рассказать вам одну замечательную историю, – говорил Цзя Чжэн. – К ней вполне применимо изречение: «Прекрасные и изящные достойны почитания, справедливые и преданные заслуживают восхищения». На эту замечательную тему пусть каждый из вас сочинит по стихотворению.

Гости попросили Цзя Чжэна рассказать им историю, и тот начал:

– Некогда жил князь, носивший титул хэнвана, и государь назначил его управителем округа Цинчжоу. А хэнван этот увлекался женщинами. Он приблизил к себе множество красавиц и в свободное от службы время обучал их ратному делу. Была среди красавиц девушка по фамилии Линь. В семье она родилась четвертой, и звали ее Линь Сынян – Четвертая барышня Линь. Восхищенный ее красотой и ловкостью, хэнван сделал Линь старшей над остальными девушками и дал прозвище Полководец Гуйхуа, что значит Нежная.

Раздались одобрительные возгласы:

– Неподражаемо! Нежный полководец! Как непривычно, оригинально! Сразу чувствуется свежесть мысли и изысканность! Видно, сам хэнван был натурой незаурядной.

– Разумеется, – подтвердил Цзя Чжэн, – но вы послушайте, что было дальше!

– Что же? – с нетерпением спросили друзья.

– А то, что на следующий год разбойники, наподобие «Желтых повязок» и «Краснобровых»[216]216
  Желтые повязки – участники крестьянского восстания, направленного против династии Хань (184—204). Краснобровые – участники крестьянского восстания в начале первого века нашей эры.


[Закрыть], налетев, словно коршуны, захватили район Шаньцзо. Хэнвану казалось, что расправиться с этой шайкой – все равно что одолеть стаю собак или стадо баранов, что большого войска не нужно. И выступил в карательный поход с легкой конницей. А разбойники оказались хитрыми. Дважды сражался с ними хэнван и в конце концов сам был убит… В городе Цинчжоу началась паника, военные и гражданские чиновники говорили друг другу: «Если наш князь не добился победы, что можем сделать мы?» И решено было сдать город. Тогда Линь Сынян собрала женщин-военачальников и сказала: «Мы не успели отблагодарить нашего князя за милости, и сейчас, когда страна в опасности, я решила сражаться не на жизнь, а на смерть. Смелые последуют за мной, а малодушные пусть убираются на все четыре стороны». «Мы все пойдем за тобой!» – дружно вскричали женщины. И вот Линь Сынян во главе отряда выступила ночью из города и внезапно ворвалась во вражеский лагерь. Захваченные врасплох, разбойники потеряли нескольких главарей. Но когда увидели, что перед ними женщины, ринулись в бой. Оставаясь верными убитому князю, женщины погибли, выполнив свой долг до конца, о чем и был представлен доклад на высочайшее имя. Сам Сын Неба и все его сановники скорбели о гибели мужественных женщин. Нашлись при дворе храбрые и умные военачальники, которые возглавили войско и развеяли как дым разбойничьи орды. Теперь вы знаете все о Линь Сынян, так скажите: можно ею не восхищаться?!

– Да, она достойна всяческих похвал! – вздыхая, согласились гости. – И наш долг – сочинить стихи в память об этой славной героине.

Тем временем слуги принесли кисти и тушечницу, а пока Цзя Чжэн рассказывал о Линь Сынян, один из гостей успел с его слов набросать вступление к стихам и дал прочесть Цзя Чжэну.

– Так все и было, – заметил Цзя Чжэн. – Описание этой истории издавна существует. Признаюсь вам, вчера я удостоился высочайшего повеления проверить, нет ли людей, достойных награды за подвиги, о которых забыли доложить государю. Неважно, какого они сословия и какое занимают положение: будь то монахи, монахини, нищие, девушки или замужние женщины, – если они совершили подвиг, надо незамедлительно составить по имеющимся документам их жизнеописание и представить в ведомство церемоний, а ведомство церемоний доложит государю, дабы тот определил награды за совершенные подвиги. Мне попалось на глаза описание подвига Линь Сынян, и я отправил его в ведомство церемоний. А чиновники этого ведомства решили сочинить «Песню в честь Гуйхуа», дабы прославить преданность и высокое чувство долга этой женщины.

– Все это справедливо! – в один голос воскликнули гости. – Поистине достойно восхищения, что при ныне правящей династии в отличие от прежних издаются такие замечательные указы. Поистине государь наш не забывает даже о малых делах!

– Именно так! – согласился Цзя Чжэн, кивая головой.

Между тем Баоюй, Цзя Хуань и Цзя Лань потихоньку подошли к столу, чтобы прочесть вступление. Цзя Чжэн приказал каждому из них сочинить стихи. Тому, кто сочинит первым, обещал награду, а кто сочинит лучше всех – две награды.

Цзя Хуаню и Цзя Ланю последние дни не раз приходилось сочинять стихи при посторонних, и они перестали робеть. Прочитали тему и погрузились в раздумье.

Цзя Лань сочинил первым. Цзя Хуань, боясь опоздать, тоже поспешил закончить. Оба они уже успели переписать стихотворения начисто, а Баоюй все еще сидел, задумавшись. Стали читать стихотворение Цзя Ланя, написанное по семи слов в строке:

 
Гуйхуа – Воительницу Нежную
В жизни звали просто Линь Сынян,
Был ей облик дан из чистой яшмы,
Но и дух железный был ей дан!
 
 
Пал хэнван. И, мстя за господина,
Пала в жаркой битве и она…
Ароматом вся земля в Цинчжоу
С тех далеких пор напоена…
 

Гостям стихотворение понравилось.

– Мальчику всего тринадцать лет, – говорили они, – а как хорошо пишет! Не зря говорят, что семья ваша высокообразованная!

– Он еще желторотый юнец, но спасибо ему и за это! – с улыбкой отозвался Цзя Чжэн.

Затем все стали читать стихотворение Цзя Хуаня, где строка состояла из пяти иероглифов:

 
Прелестная! При господине
Жила, не унывая, с ним…
Когда же мстительницей стала, —
Был ратный пыл неукротим!
 
 
Представить можно: пряча слезы,
Покинув шелковый шатер,
Пылая гневом, ты в Цинчжоу
Спешишь, чтоб дать врагу отпор!
 
 
За ласку и за добродетель, —
Сказала ты себе самой, —
Не уклонюсь теперь от мщенья,
Вступлю с разбойниками в бой!
 
 
Веками чтим ее могилу
И воспеваем Долг и Честь,
Тысячелетья не забудем,
Что значит праведная месть!
 

– О, это стихотворение еще лучше! – заметили гости. – Третий господин Цзя Хуань всего на несколько лет старше Цзя Ланя, но мысли у него значительно глубже!

– В общем, неплохо, – согласился Цзя Чжэн, – но до совершенства далеко.

– Вы слишком строги, – возразили гости. – Ведь третий господин еще не достиг совершеннолетия. Он будет стараться, и через несколько лет из него выйдет если не старший, то младший Юань![217]217
  Старший Юань (Юань Сянь) и младший Юань (Юань Цзи) – дядя и племянник, известные поэты, жившие при династии Цзинь (265-420).


[Закрыть]

– Так его и захвалить недолго! Учится он не очень прилежно, иначе не делал бы ошибок в стихах, – возразил Цзя Чжэн и спросил у Баоюя, не написал ли он еще свое стихотворение.

– Второй господин Баоюй очень старается, – заметили гости, – и, конечно же, напишет стихотворение более глубокое по содержанию, чем первые два.

– Такое стихотворение нельзя писать новым стилем, – сказал Баоюй. – Надо подобрать одну из древних стихотворных форм большего размера, ибо в маленьком стихотворении невозможно ярко и убедительно раскрыть подобную тему.

– Вот видите! – вскричали гости, захлопав в ладоши. – У него свои собственные взгляды и мысли! Получив тему, второй господин Баоюй прежде всего пытается найти форму и стиль. Так с древних времен поступали истинные поэты. Тема стихотворения – «Песня в честь Гуйхуа», к ней есть прозаическое вступление, а это значит, что стихотворение должно быть крупным по форме, которая соответствовала бы содержанию. Образцом может служить песня Вэнь Бача «Играю на чашках», «Песня о Хуэйцзи» поэта Ли Чанцзи[218]218
  Ли Чанцзи (Ли Хэ) – танский поэт, живший на рубеже VIII —IX вв.


[Закрыть], «Песнь о бесконечной тоске» Бо Цзюйи[219]219
  Бо Цзюйи (772—846) – поэт эпохи Тан, автор многих лирических стихов, поэм «Лютня», «Песнь о бесконечной тоске».


[Закрыть] или же стансы, воспевающие старину; а писать нужно наполовину ритмической прозой, наполовину стихами, в плавном ритме. Лишь тогда получится красиво.

Выслушав друзей, Цзя Чжэн согласился с ними, взял кисть и сказал Баоюю: