Текст книги "Куртизанка"

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Симон сложил папку и, прихватив шкатулку с вещественными доказательствами, поднялся наверх в свою комнату. Мири неотступно следовала за ним по пятам. Он не понимал, почему не приказал своим людям остановить ее, почему вообще не запретил ей присутствовать при допросе.

Не обращая внимания на девушку, он прошел к огромному деревянному дорожному сундуку, стоявшему в ногах кровати, и опустился на колени. Затем, не спеша, упаковал свои записи и вещественные доказательства, собираясь с силами для разговора с Мири. Он знал, что беседа будет не из приятных, и лишь надеялся, что девушка не станет плакать. Но когда Симон отважился посмотреть на Мири, то вздрогнул, пораженный тем, что перед ним стоит не несчастная просительница, а гневная языческая богиня.

Мири возвышалась над ним, уперев руки в чуть обрисованные девичьи бедра. Она гневно вздернула подбородок, ее ясные глаза потемнели, как небо в летнюю бурю.

– Симон, как ты… как вы могли? Ты же сказал Габриэль, что всего лишь хотел задать ей несколько вопросов. И затем отпустишь ее.

Симон закончил запирать сундук. Он встал с пола, отряхнул руки.

– Я сказал, если ее ответы окажутся удовлетворительны. Но даже вы должны признать, что они таковыми не были.

Рябь сомнения пробежала по лицу Мири. Симону стало ясно, что она была ошеломлена содержанием шкатулки и ничего не знала о том, в чем замешана ее сестра Но Мири не желала признавать, что Габриэль совершила что-то плохое.

– Ты даже не дал Габриэль шанс все объяснить, – возмутилась Мирибель.

– Ей еще представится возможность защищать себя на суде. Если принять во внимание все обстоятельства, я вел себя по справедливости. Я мог арестовать и этого вашего друга тоже.

– Мартина?

– Да, именно его.

Симон с досадой отметил, что его голос выдает неприязнь к этому мальчишке. Он не понимал, что именно в спутнике Мири вызывало в нем гнев. Может, то, как он окружал Мири вниманием. В его поведении сквозило, что он претендует на какие-то права в отношении девушки. Возможно, все обстояло много проще и виной всему красивое, не изуродованное шрамом лицо юноши. Но ревность относилась к числу бесплодных эмоций, а Симон не мог себе позволить подобную роскошь.

– Господин Ле Луп, кажется, глубоко завяз в делах вашей сестры, – продолжал он. – По этому малому плачет виселица, если я правильно понимаю.

– Как странно. Мартин говорит то же самое о тебе.

Симон принял ее укол с натянутой улыбкой. Скрестив руки за спиной, он направился к камину, приняв позу, которая явно указывала, что все дальнейшие дебаты по этому вопросу бесполезны.

– Очень жаль, что арест вашей сестры так расстроил вас. Обещаю вам, с нею будут обращаться достойно, пока она ждет суда. Я даже позабочусь, чтобы вы навестили ее, если вы этого захотите. Но это все, что я могу вам сказать. А сейчас, если вы позволите, у меня есть другие дела, которые требуют моего внимания.

Мири не обратила внимания на его намек, что ей пора уходить. Она покусывала ногти, как делала всегда, когда напряженно думала.

– Что, если я скажу, что медальоны и кольцо принадлежат мне, а не Габриэль?

– Я назову вас лгуньей. Красивой, но лгуньей.

Она хмуро посмотрела на него.

– Очень странный ты охотник на ведьм, Симон Аристид. Обычно вашему брату интересно притянуть как можно больше женщин к делу, особенно из одной и той же семьи. Одна кровь, простая связь. – Мири подошла к нему так близко, что он не мог не уловить присущий одной ей нежный и одновременно терпкий аромат, как от полевых цветов, которые растут только на диких лугах, обдуваемых всеми ветрами.

– Ну, так почему бы тебе и меня не арестовать?

Потому что Симон никогда не поднимет на нее руку, каким бы колдовством Мири ни занялась. Он отвел взгляд от милого лица, полного негодования.

– Сегодня я уже арестовал всех, кого собирался арестовать, – пробормотал он.

– А как же быть с Кассандрой Лассель? – настаивала она. – Никогда я не стала бы наговаривать на другую Дочь Земли. Но ведь в этом твоем деле только она и есть настоящая ведьма. Почему ты не ищешь ее?

– Не бойтесь. Я займусь и мадемуазель Лассель. Своевременно. Я первой арестовал вашу сестру. Но, несомненно, она не станет последней.

– А все-таки почему? Ты несколько дней собирал по городу свои сведения. Как странно, что ты решил начать борьбу именно с моей сестры.

Мири научилась быть недоверчивой.

– Вот те на! Мирибель Шене, вы ли это? Откуда такая подозрительность? – подразнил ее Симон. – Обыкновенно вас отличала невероятная доверчивость.

– Учусь на своих ошибках, – отрезала она. – Почему ты так поспешно воспользовался предлогом, чтобы арестовать Габриэль? Что тебе действительно от нее нужно?

Чтобы выиграть время на размышление, Симон перешел к столу и стал перебирать какие-то бумаги. Не имело никакого смысла открываться Мири, если бы только не одно обстоятельство. Возможно, ему удастся использовать ее. Но он не хотел этого. В глубине души он боялся ранить ее доверчивое сердце во второй раз. Но, с другой стороны, он осознавал, что на карту поставлено невероятно много. Если его план удастся, он одержит победу, какая ему и не снилась. Он боролся со своими чувствами к этой странной девочке с глазами сказочной феи.

– Что ж. Признаюсь, арест Габриэль не является моей основной целью, и надеюсь, что ее арест поможет мне избавить мир от значительно большего зла.

– Зла? Какого зла? – Мири изумленно смотрела на него. – Великий боже, Симон. Если ты вздумал использовать Габриэль, чтобы попытаться заманить в ловушку Темную Королеву, ты просто безумец.

– Нет, не Темную Королеву. Хотя допускаю, я достаточно честолюбив, чтобы надеяться, что сумею когда-нибудь положить конец господству этой ведьмы-итальянки. Но на свете существует тот, кого я давно считаю равным с ней в использовании темных сил. Это ваш зять, граф Ренар.

– Ренар! Как же так… Симон…

– Если вы опять попытаетесь убедить меня, будто я ошибаюсь в нем, не стоит тратить время. Граф – это сам дьявол, которого давным-давно следовало подвергнуть судебному разбирательству.

– Судебному разбирательству или отмщению? – уточнила Мири.

Ее ясные серые глаза, казалось, проникали в самую душу Симона. Его рука инстинктивно поползла к шраму, но он вовремя опомнился.

– Я стараюсь не впутывать личную вражду и обиды в дела. Граф виновен не только в том, что раскроил мне лицо. Я видел степень его мерзкого влияния на вашу семью, наблюдал, как он проливал кровь моих братьев по ордену.

– Он защищал меня и моих сестер от твоего сумасшедшего магистра ле Виза, – возразила Мири. – Или ты совсем позабыл про это? Ренар – хороший и честный человек…

– Хорошие и честные люди не покупают за бешеные деньги такие книги, как это дьявольское чтиво «Книга теней».

– Симон, мы уже покончили с этим, – устало вздохнула Мирибель.

– Книга существует, Мири. И она у вашего зятя. Я настолько убежден в этом, что готов послать к нему посредника. Предложите ему свободу Габриэль в обмен на то, что он приедет один и отдаст книгу. Вы можете помочь облегчить наш обмен.

– Я? – Мири посмотрела на него так, как если бы он потерял рассудок.

– Граф способен уничтожить любого из моих людей при малейшем приближении, прежде чем тому удастся доставить мое предложение. Но я знаю, что у вас есть необычные способы держать друг друга в курсе ваших дел. Как-то я сбил одну из птиц, которых вы заколдовываете, превращая в письмоносцев.

– Не заколдовываем, а учим, – с негодованием поправила Симона Мири. – Птицы обладают замечательным умом, они много умнее, чем некоторые мужчины, которых я встречала.

Ее направленная колкость не прошла незаметной для Симона, но он намеренно не обратил на это внимания.

– Пошлите записку графу. Передайте ему мое предложение.

Однако Мири уже отрицательно качала головой.

– Но вы же желали как-то помочь своей сестре, разве нет?

– Вы ждете от меня, что я стану спасать одну сестру, разбив сердце другой? – Девушка с упреком посмотрела на него. – Ренар – муж Арианн. Она обожает его.

– Передо мной не стоит задача уничтожить ни Габриэль, ни графа, а только получить в мои руки эту книгу и убедиться, что она сожжена. – Симон проявил крайнюю осторожность, чтобы не встретиться взглядом с Мири.

– Ты ждешь, что я поверю тебе?

– У вас небольшой выбор. Совсем нет выбора, если вы хотите спасти вашу сестру. Сомневаюсь, что Габриэль окажется способна достойно защитить себя на суде.

– Поскольку ты в этом совершенно не заинтересован.

Симон избежал ее обвиняющего взгляда, отойдя к окну. По двору гостиницы взад-вперед метался друг Мирибель, Мартин Ле Луп. Ни дать ни взять волк. «Покорный ручной волк», – презрительно подумал Симон. Ждет, как ему и приказала Мири. Симон никогда не позволил бы девчонке получить такую власть над собой. Она подошла вслед за ним к окну. Весь гнев исчез из ее глаз, но она словно погрузилась в глубокое горе.

– Меня предостерегали насчет тебя, Симон. Не раз и не два. Моя семья, Мартин, даже мой кот. Моя голова предупреждает меня не доверять тебе. И все же мое сердце продолжает искать того, кого я разглядела в тебе когда-то давно. Кого-то много добрее, мягче и сострадательнее мужчины, которого я вижу перед собой сегодня. – Мири горестно вздохнула. – Я ни секунды не верю, что у моего зятя есть та дьявольская книга, которую ты ищешь, но я сообщу ему о твоем предложении. Но знай, Симон Аристид: если по твоей вине с Габриэль или Ренаром что-то случится, я никогда не смогу простить тебе этого. Ты когда-то сказал мне, что я не научилась ненавидеть. Пожалуйста, сделай так, чтобы не ты преподал мне первый урок ненависти.

Симон неподвижно смотрел в окно. Когда он обернулся, чтобы как-то отреагировать на ее слова, она уже ушла, и только тонкий нежный аромат еще витал в комнате. Мирибель Шене так и не перестала удивлять его. Она ни в коем случае не была глупышкой, но в мире, погруженном в злобу и вероломство, она по-прежнему искала только хорошее, боролась за право верить лучшему в каждом, даже в нем.

«…Я не научилась ненавидеть. Пожалуйста, сделай так, чтобы не ты преподал мне первый урок ненависти».

Симон в отчаянии опустил голову, понимая, что никогда не сможет внять ее мольбе. Он был охотником на ведьм. Она происходила из семьи ведьм.

Он был обречен стать ее учителем.

Реми промчался через ворота города и галопом унесся прочь, не в силах выносить шум, грязь и сутолоку Парижа. В голове и груди все гудело, и ему необходимо было вырваться из города, чтобы глотнуть свежего воздуха, отдышаться, начать снова думать и планировать, что делать дальше. Способность логически мыслить и легендарное спокойствие, столько раз выручавшие его накануне сражений, покинули его. Он пустил коня в галоп по пыльной проселочной дороге, едва понимая, куда мчится. Нещадно палило солнце, но только когда и он, и его лошадь взмокли от пота, он почувствовал необходимость натянуть поводья, если не ради себя, то хотя бы ради своего коня.

Впереди лежала маленькая деревушка, немногочисленные домики, опрятные сады, пруд и небольшая рощица. Реми спешился и немного прогулял коня, пока тот достаточно не остыл, и привязал его около водоема. Прежде чем самому свалиться под большим вязом, он плеснул воды на лицо.

И хотя он кипел от ярости на нее, его сокрушало сознание, что ему пришлось оставить ее в заточении. Нет, Габриэль не изнемогала от слез, не умирала от страха, как любая другая нормальная женщина в ее положении. О нет, только не Габриэль Шене. Даже оказавшись под угрозой суда за колдовство, эта женщина оставалась все такой же гордой, упрямой и непокорной. Реми едва понимал, чего он хочет больше: бранить ее или целовать, пока она не запросит пощады.

Он заставил себя вспомнить, что ни на то ни на другое он больше не имел никакого права. Она разорвала их помолвку. Его мучили сомнения, мысль, что, возможно, Габриэль никогда и не собиралась выходить за него замуж, терзала его. Возможно, они с Темной Королевой на самом деле лишь строили козни…

«Черт побери, Габриэль, – выругался он про себя. – Ну почему ты не была со мной правдива? Зачем тебе потребовалось продолжать играть во все эти игры?»

Может, она и права, что положила конец всему. Может, им обоим все это только на пользу. Тогда почему он испытывал желание кинуться головой в воду и утопиться? Встряхнувшись, чтобы отогнать прочь подобные мысли, он заметил, что к нему приближается всадник.

Прищурившись на солнце, различил знакомые черты Волка.

Меньше всего он сейчас нуждался в высоком драматизме Мартина. Этот малый буквально лез на рожон, жаждал борьбы, в любую минуту готов был сразиться со всеми охотниками на ведьм сразу. Похоже, особую ненависть он испытывал к Аристиду. Реми с неимоверным трудом удалось отогнать парня подальше от гостиницы «Шартр», прежде чем он поубивал их всех. Уезжая из города, Реми приказал Волку оставаться на месте, доверив позаботиться о Мири, и убедиться, что та села в карету и отбыла на остров Фэр. Простейшая задача.

Волк быстро натянул поводья и соскочил с седла. Мальчишка так и не научился управляться с лошадьми, но сейчас он оседлал кобылу с весьма покладистым нравом. Она покорно поплелась за Волком, когда он направился к Реми. Нахмурившись, капитан рывком поднялся. Густая грива Волка была взлохмачена еще больше, чем обычно. Он смотрел на Реми не то с упреком, не то в замешательстве.

– Капитан…

– Что, черт возьми, ты делаешь здесь? Я же сказал, чтобы ты позаботился о Мири, а не таскался за мной повсюду. Ты отправил ее на остров Фэр?

– Она не уедет туда. Я бы объяснил вам это еще дома, если бы вы дали мне хоть слово сказать. Она никуда без сестры из Парижа не уедет.

– Тьфу, какая же это напасть, женщины Шене! Неужели никто из них никогда никого не слушает?! – Он негодующе посмотрел на Волка. – И ты ничуть не лучше. Мог, по крайней мере, оставаться с нею. Не хватало только мне еще и о ней волноваться.

– Мири вернулась в дом своей сестры, – ощетинился Волк. – Пока там все спокойно, иначе я никогда не покинул бы ее. Это вы покинули свою невесту.

– А что ты прикажешь мне делать? Пробиваться одному, без помощи, через два десятка вооруженных людей? Рисковать жизнью Габриэль и Мири?! – возмутился Реми и горько добавил: – Кроме того, Габриэль мне больше не невеста.

– Как это?

Забыв обо всем, Волк выпустил из рук поводья, чтобы схватить Реми за рукав. Лошадь направилась к пруду. Волк испуганно смотрел на Реми.

– Господи Капитан! Понимаю, мадемуазель вас расстроила и у вас есть причины гневаться на нее. Но вы оттолкнете женщину, которую любите, только потому, что она совершила небольшую ошибку?

– Я не бросал ее. Это она разорвала нашу помолвку.

– И вы просто так разрешили ей это сделать.

– Ты ничего не понимаешь, мой мальчик. Она… – Реми раздраженно стряхнул руку Мартина. – Не бери в голову. Это тебя не касается.

– Это будет меня касаться, если вы намереваетесь отказаться от мадемуазель Габриэль.

– Черт побери, Мартин. Я не отказываюсь от нее. Ты-то должен меня знать.

Реми почувствовал, как начинает выходить из себя, и постарался подавить гнев, хотя и имел достаточно причин, чтобы сердиться на Волка Он понимал, что беда случилась больше по вине Габриэль, но участие Волка в их обмане уязвило его почти так же глубоко.

– Послушай. Не мог бы ты просто оседлать свою лошадь и вернуться к Мири? Немного погодя присоединюсь к вам. Я вовсе не хочу ссориться с тобой и не виню тебя в случившемся.

Волк уставился на него, как громом пораженный.

– Вы не вините меня за то, что я спас вас от ведьминого заклятия? Черт возьми, как это благородно с вашей стороны.

– Вопрос не в том, ценю ли я то, что ты сделал ради меня. Но тебе не следовало так рисковать. Ты должен был прийти ко мне и предупредить меня, и так же следовало поступить Габриэль, а не впутывать тебя. Она обещала мне, что больше не будет ни тайн, ни интриг.

Кровь бросилась в голову Мартина от гнева, сначала у него покраснела шея, потом вспыхнули и щеки.

– Мадемуазель Габриэль не сделала ничего дурного. И я тоже. Ладно, согласен, нам пришлось солгать вам. Но ведь не такое уж это преступление. И ради вашего же блага.

– Никогда в жизни не видел, чтобы ложь приносила хоть какое-то благо. Мне неприятно было бы узнать правду о медальоне, но если бы меня вовремя предупредили, я сумел бы…

– Вы думаете, что сумели бы лучше справиться с той ведьмой? Она не по зубам солдату, великому Бичу. Там пригодился именно жулик и вор, тот, кто умеет изворачиваться и иногда уходить от правды. Там пригодился Мартин Ле Луп. – Волк ударил себя в грудь для усиления драматического эффекта. – Вы думаете, только вы один способны проявлять геройство? Может, у меня и нет вашего понятия о чести, но у меня есть столько же бесстрашия и такие же чувства, как у вас. А возможно, чувств-то и побольше. Никогда я бы не отказался с легкостью от такой женщины, как мадемуазель Габриэль. Она же любит вас…

– Но, видно, недостаточно любит.

– Недостаточно? – Волк надвинулся на него, сжимая кулаки. – Боже мой! Если вы еще раз произнесете подобные слова, я… мне придется отколошматить вас, стереть в порошок. О, я не сомневаюсь, вы сделаете из меня отбивную, но я, по крайней мере, попытаюсь выколотить из вас всю вашу дурь, и с удовольствием.

– Мартин… – предостерегающе зарычал Реми, отступая на шаг.

– Нет! Вы… вы уж помолчите и выслушайте меня. – Волк неистово замахал пальцем перед лицом Реми. – Вы хотите знать, почему мадемуазель Габриэль боялась прийти к вам и во всем признаться? Я расскажу вам почему. Потому, что для вас все всегда предельно ясно. Ясно, где правильно и где неправильно, где черное и где белое. Чего уж там! Но мы, остальные простые смертные, почему-то все время натыкаемся на всевозможные оттенки серого. И мы не в силах всегда соответствовать вашим высоким образцам.

Реми открыл было рот, чтобы горячо опровергнуть слова Волка, но поперхнулся еще несказанными словами, вспомнив, как Габриэль однажды говорила ему нечто очень похожее. «Вы требуете слишком многого ото всех, Реми». Ее голубые глаза печально смотрели на него. «В том числе и от себя самого». Воспоминание ввергло его в смятение. Реми упорно пытался выкинуть его из головы, а Волк тем временем продолжал бушевать.

– Вы рассказываете мне, как любите Габриэль Шене, какая она красивая, обворожительная, безупречная, как недосягаема для вас. Потом мы добираемся до Парижа, и вы обнаруживаете, что она вовсе, не настолько безупречна, что она стала куртизанкой. Ваше сердце разбито.

– Я переступил через это… – попытался прервать его Реми.

– Нет, никуда вы не переступили. Вы все еще хотите, чтобы она была безупречной для вас.

– Все, чего я хочу, чтобы она верила мне. Любила меня.

– А вы думаете, этого нет? – Волк закатил глаза от негодования. – С тех пор, как вы возвратились в Париж, вы видели от нее только любовь. Помните ночь маскарада, когда мадемуазель Габриэль рискнула всем – своими собственными интересами, своими честолюбивыми планами, да что там говорить, самой жизнью своей, – чтобы тайком провести вас к вашему королю? Помните, как в коридоре Лувра она прошептала мне что-то на ухо?

– Да, помню, – признался Реми.

– Знаете, что она прошептала тогда? Она прошептала: «Позаботьтесь о нем, верный Волк. Берегите нашего капитана». И она всегда пыталась уберечь вас. Почему она принесла этот скверный амулет и обманом надела на вас? Потому что не знала, как это опасно. Потому что думала, будто защищает вас. Почему она взяла то кольцо от Темной Королевы и заключила договор с женщиной, чьей силы она боится? Опять же она пыталась защитить вас! Мадемуазель Габриэль пойдет на все, лишь бы с вами ничего не случилось, рискнет всем, даже собственной жизнью.

– И я бы пожертвовал жизнью ради нее, но…

– Верно, а вот пожертвовали бы вы ради нее своей честью? – Пытливые зеленые глаза Волка неприятно буравили его душу. – А она бы пожертвовала. Или вы считаете, что у нее вообще нет чести?

– Прекрати, ничего такого я вовсе не считаю.

– Я рад, потому что иначе я действительно вынужден был бы ударить вас. – Волк немного поостыл и продолжал уже более спокойно: – Я знаю, вы спасете мадемуазель Габриэль, потому что вы – герой и именно так поступают герои. Но потом-то что? Вы умчитесь на своем коне прочь из ее жизни, потому что она разочаровала вас, потому что она помешала вам спасти вашего короля. Вы продолжите искать способ исполнить свой долг. Вот только по мне, так все эти короли, эти благородные порывы, даже королевства – все, в конечном счете, превращается в ничто. Только любовь выдерживает испытание временем, а вам выпал шанс быть любимым. Мало кому из людей достается познать такое. Вот меня, например, никогда… – Он прервался, и тень пробежала по его лицу. Голос его чуть дрогнул, когда он продолжил: – Если вы позволите этой любви ускользнуть у вас из рук, тогда мне ясно, как божий день, что я впустую тратил свое время все эти три года. Поскольку я следовал повсюду не за великим Бичом, а за великим кретином.

Волк развернулся на пятках и пошел прочь. Реми ожидал, что юноша вскочит на лошадь и просто уедет. Но Мартин уселся на берегу пруда и стал печально смотреть на воду. Воцарившаяся тишина была настолько тягостной, что Реми показалось, будто вокруг умерли все звуки. Далее трава не шелестела под дуновением ветерка, и лошади не шевелились. Он чувствовал, как запылало его лицо, на сей раз не от гнева, а от стыда.

Стыда настолько необоримого, что он угрожал раздавить его. Словно Волк поставил зеркало перед ним, и Реми не понравился мужчина, отражение которого он увидел. Мужчину, который так нянчился со своими представлениями о чести и долге, что стал слепым и глухим ко всему остальному и превратился в ходячую бескомпромиссную добродетель.

Он был оскорблен, когда Габриэль обвинила его, считая, что он больше обозлен тем, что она сорвала его план освобождения Наварры, чем обеспокоен ее обманом. Реми ужаснулся, поняв, насколько она была права.

Реми мучительно переживал, вспоминая те немногие драгоценные минуты, которые Аристид дал ему побыть наедине с Габриэль. Ну, зачем он впустую истратил их на гнев и обвинения, вместо того чтобы обнять и утешить ее?! Габриэль вела себя вызывающе дерзко, и это только подогревало его ярость, но он-то должен был разглядеть в ее поведении игру. Он должен был хоть в этом достаточно узнать Габриэль. Как: часто он наблюдал в ней эту упрямую браваду, за которой прятались боль и страх!

Но его слишком захватили собственные обиды, чтобы понять, как она нуждалась в его прощении. Как нужны ей были простые слова, что все уладится. Вдруг те минуты оказались последними мгновениями, проведенными вместе?

Нет, он не позволит себе подобные мысли, ни на секунду не позволит себе так думать. Он спасет ее или умрет, пытаясь ее спасти. Может быть, он сумеет все начать сначала. Оставался еще один человек, с которым следовало наладить отношения. Мартин сидел на берегу пруда, хмурясь и кидая в воду камни, пытаясь заставить их прыгать по поверхности воды. У него получались лишь тяжелые всплески, которые только пугали лошадей.

Юноша напрягся при приближении капитана. Он украдкой бросил взгляд на Реми, и тот заметил, что парень сам немного озадачен и смущен своей недавней вспышкой.

– Я осознаю, что посмел слишком нагло говорить с вами, капитан, – выпрямившись и расправив плечи, хрипловатым голосом заговорил Волк. – Мало того, я действительно лгал вам, да еще хитрил и изворачивался в этом деле с амулетом. Выходит, если пожелаете уволить меня со службы у вас или… или даже захотите вызвать меня на дуэль, потребуете компенсации, я… готов, я очень даже понимаю.

– По правде сказать, я не хочу ни того, ни другого. – Реми протянул Волку руку. – Все, чего я хочу, это попросить у тебя прощение за… гм-м, как это ты сказал, за то, что вел себя как… великий кретин.

Волк смущенно почесал нос, потом в сердечном порыве крепко сжал руку Реми.

– Спасибо, капитан, но думаю, вам надо просить прощения не только у меня.

– Это я знаю. Боюсь, что я всегда вел себя как кретин, когда дело касалось Габриэль. Черт возьми, она каждый раз доводит меня до белого каления. Никогда не встречал такой необыкновенной женщины. В этом и состоит часть моей проблемы. Меня постоянно преследует страх потерять ее, не суметь удержать ее навсегда. Возможно, именно поэтому мне было легче позволить разорвать нашу помолвку, чем удерживать ее.

– Да уж. Но вы никогда не искали легких решений, капитан. Я уверен, вы найдете способ вернуть вашу невесту в свои объятия.

– Сначала мне надо вызволить ее из чужих объятий этих охотников на ведьм, – уточнил Реми, мрачно вздохнув. – И я должен послать весточку Наварре, предупредить его о случившемся. Жаль, но у него нет никакой реальной власти. А то я воспользовался бы его влиянием, чтобы освободить Габриэль.

Мартин нетерпеливо дернулся при упоминании о Наварре, но во взгляде юноши все-таки прослеживались некоторые признаки сочувствия.

– Капитан, я знаю, какие горькие мысли вызывает у вас пленение вашего короля, знаю, как вы разочарованы, что вам не удалось сдержать клятву и обеспечить его свободу. Но из того, что я наблюдал, этот ваш Генрих Наварра обязательно убежит, когда по-настоящему захочет убежать, с вашей помощью или без нее. Он только притворяется ленивым и легкомысленным, праздным и несерьезным, но на самом деле ваш король знает, как ему выживать, по-настоящему умный и хитрый малый.

– Да, этот малый во многом похож на тебя, мой верный Волк.

Волк пожал плечами и постарался не раздуться от гордости, но у него это не получилось.

– Кстати, о твоем уме и смекалке… Я не поблагодарил тебя. – Реми по-дружески похлопал его по плечу. – Ты снова спас мне жизнь. Кстати, я так точно и не знаю, почему ты сделал это тогда, в тот первый раз.

– Все из-за сапог. – На лице Волка наконец-то появилась знакомая улыбка во весь рот.

– Да ты ведь просто стянул бы их с меня, и все. Надо было только дать мне умереть.

– Вы толком ничего не помните, так что ли, сударь? – Волк с любопытством разглядывал Реми. – Я прятался в проулке, пока вы храбро бились со своими врагами, пока они вконец вас не одолели. Я решил, что вы умерли, дождался, пока солдаты уйдут, и выполз из тени, словно уличная крыса, собираясь ограбить вас. Но когда я стал снимать сапоги, ваши глаза открылись. Вместо того чтобы осыпать меня проклятиями, вы лежали и молча смотрели на меня. Вы изнемогали от боли, ваша жизнь утекала от вас, и все же вы заметили, что я босой. И тут вы сказали… нет, еле слышно прошептали: «Возьми мои сапоги, малыш. Тебе они теперь пригодятся больше, чем мне». И еще объяснили, где спрятаны ваши деньги на поясе. Никогда никто в моей жизни ничего мне не дарил. – Глаза Волка предательски заблестели. – И тогда я сказал себе: «Мартин Ле Луп, смотри, вот что такое настоящее геройство. Не только храброе, но и великодушное сердце». – Он пожал плечами. – Вот я и постарался спасти вас, вот почему с тех пор везде и всюду следую за вами. Хоть в ад.

Слова парня глубоко тронули Реми. Он крепко сжал плечо Волка.

– Спасибо, дружище. К сожалению, в ад мне и дорога.

– Мой господин?! – Волк озадаченно нахмурился.

– Веришь или нет, я проскакал всю дорогу сюда вовсе не для того, чтобы любоваться облаками. Я думал. В моем распоряжении всего две недели до суда над Габриэль. Мне, вероятно, все-таки придется вызволять ее силой, но до этого я хотел бы хотя бы попытаться доказать ее невиновность.

– И как это можно сделать?

– Отыскать настоящую преступницу. Притащить Кассандру Лассель и ее горничную из их логова. Вынудить их сознаться.

Волк побледнел.

– Этим ничему не поможешь, капитан. Вы понятия не имеете, насколько опасна та женщина, и, кроме того, думаете, этот мерзавец Аристид признает правду, даже если услышит ее, даже если вообще станет ее слушать?

– Аристид не показался мне человеком, совершенно не воспринимающим разумные доводы, – заметил Реми. – Он, похоже, немного выше обычных охотников на ведьм.

– Вот уж нет. – Волк фыркнул. – Давайте просто убьем его. Я так и сделаю, – оживился он.

– Только после того, как я попытаюсь убедить его освободить Габриэль.

Когда Волк начал протестовать решительнее, Реми оборвал его:

– Я должен попробовать, Мартин. Я сам жил, как беглец, изгнанный из своей страны, знаю, каково это. Я и так немногое могу дать Габриэль, но мне надо хотя бы попытаться избавить ее от подобной судьбы. Чтобы она не жила всю жизнь под грузом обвинения в колдовстве, под постоянным прицелом охотников на ведьм, рыскающих по ее пятам.

– Ладно, согласен, капитан, – вздохнул Волк, не скрывая своей глубокой обеспокоенности.

Реми показалось, он догадался, что беспокоило юношу, и он заговорил, проявив всю свою деликатность.

– Гм… Мартин, я знаю о твоих чувствах, связанных с Мезон д'Эспри и ведьмами вообще. К тому же я не хочу снова подвергать тебя опасности навлечь на себя гнев этого отродья, Лассель. Тебе нет надобности сопровождать меня.

Реми приготовился к неистовым заявлениям Волка, выражающего ожесточенное негодование против любого, кто, как ему казалось, сомневался в его храбрости. Но совершенно неожиданно для Реми Волк тихо и невесело рассмеялся.

– Нет, капитан, я пойду с вами. Я не боюсь этой женщины.

«Теперь уж точно не боюсь», – горько подумал Волк. Он уже испытал самое худшее от Кассандры Лассель. Она запятнала его, навсегда лишила мечты о любви Мири. Хуже она ничего уже не смогла бы сделать.