Текст книги "Тайрин. Семь прях. Книга 3"

Нэш

Тропинка была такой узкой, что иногда Тайрин задевала плечами деревья. Они шли по лесу, где вьюны и омелы густо оплели стволы буков, грабов и дубов, где мох покрывал нежной мягкой шапкой каждый камень, а в тени валунов прятался тихий ручей. Тайрин впервые видела такие старые, корявые деревья со скрюченными пальцами веток и бородавками засохших плодов. Они сплетались ветвями там, наверху, образуя крышу. Тайрин тосковала по небу, по открытому пространству. Красно-бурые тропинки риланского леса выцвели, стали сначала желтыми, потом белесыми и поползли вверх. Нэш и Тайрин поднимались в горы. Ночевали под деревьями, завернувшись в свои плащи, ели сухари, сыр и вяленые грибы из запасов Нэша, пили родниковую воду. Каждый раз над едой Нэш что-то неразборчиво шептал.

Лес скатывался с гор, и торчали в нем хлебными горбушками молчаливые серо-коричневые скалы. Желтые пятна кленов среди зеленых дубов и багряные всплески скумпии делали эти места похожими на яркий платок. На третий день среди зелени, в просвете между деревьями мелькнуло что-то светлое, но Нэш не сбавил шага, и Тайрин послушно шла следом, хотя внутри начинала подниматься тревога. Что там такое? Не дерево, не скала, но что тут может быть, кроме деревьев и скал? Они подошли еще ближе, и Тайрин увидела полуразрушенную стену из очень белого камня, украшенную сложным орнаментом. Каменные плиты были кое-где покрыты вьюном, а дикий барбарис, кизил и терновник впивались в камень цепкими пальцами корней, будто хотели разорвать стену на части. Пахло лимонником и сухой травой.

– Остатки халаимских укреплений, – сказал Нэш и снял заплечный мешок.

Тайрин подошла ближе. На каждом камне стены был выдолблен рисунок или какая-нибудь надпись на халаимском. Округлая вязь слов вплеталась в орнамент и снова переходила в слова. Четкие и плавные линии текли, как вода, и вставали, как горы. Ни лес, ни время не нанесли им вреда. Тайрин вела пальцем по вязи букв, будто через прикосновение надеялась понять незнакомый язык или хотя бы угадать написанное. Стена была частью большого города сильного народа.

– Что здесь произошло? – спросила она Нэша.

– Война.

Тайрин отдернула руку. Вспомнила недочитанную книгу про халаимского князя Лиодо. Нэш, отдохнув, поднял мешок и двинулся вдоль стены. Тайрин пошла следом, и пока шла, вела рукой по стене. Город внутри скалы. Выдолбленные в мягком белом камне маленькие комнатки с террасами. На белой земле еще читались остатки древних дорог, по которым шли подводы в Халаимское княжество. Тут, в горах, у халаимов было большое царство, построенное на скалах в пестрых лесах. Десятки горных городов, укрепленных крепостей и тысячи людей – все сгинуло под пятой Империи. Они уходили все дальше и дальше на запад, пока не оказались у ворот Рилы, загнанные, измученные. Там они и остались – в риланской роще. Их не пощадили – слишком долго они сопротивлялись власти императора.

– Мы заночуем сегодня здесь, – сказал Нэш, когда они поднялись на плато.

– Прямо здесь?

– Тебе страшно?

– Нет.

Тайрин не чувствовала незримого присутствия прежних хозяев, за столько лет эти места покинули даже призраки. Пустота и тишина жили здесь.

Нэш ушел в лес, по своему обыкновению не сказав, зачем и надолго ли. Тайрин нарвала толстый пучок полыни, связала из него веник и подмела их пещерку. Потом побродила вокруг и наткнулась на ручей. С удовольствием вымылась в холодной воде, то и дело вздрагивая от шороха падающих буковых орешков. Нэш вернулся с охапкой хвороста – сегодня у них будет костер. Тайрин обрадовалась этому, она хотела погреться и поесть чего-нибудь горячего.

Они сварили похлебку из каких-то кореньев, которые насобирал Нэш.

– Ты умеешь охотиться? – спросила Тайрин.

Нэш помедлил с ответом.

– Да. Но не буду. Сейчас осень, в лесу полно еды, нет необходимости убивать.

– Ты так любишь животных? – удивилась Тайрин. Нэш не был похож на того, кто будет плакать над раздавленным тяжелой повозкой котенком.

– Я не люблю животных, – проворчал Нэш. – Но они не заслужили участи быть нашим обедом. Они такие же, как мы. Мы равны.

– Хмг, – только и смогла ответить Тайрин.

Она впервые встречала мужчину, который предпочитает суп из кореньев свежему куску мяса, да еще по такой странной причине. Но тут она вспомнила императорскую охоту. В тот вечер она была зайцем в лесу, была оленем, лисицей, они были равны, сын императора уравнял их своей охотой, для него не имело значения, кого поймать – ее, волчицу или кого-то из бьюи. Она и все жители леса испытывали одни и те же чувства: страх, отчаяние, желание спастись.

– Да, – сказала она неожиданно хриплым голосом. – Мы равны.

Нэш ничего не ответил, только подкинул еще дров в огонь. Угли костра, оранжевые и прозрачные, будто светящиеся изнутри, напомнили ей леденцы из лавки в Риле – если их поднести к свету. Лайпс покупал ей такие, оранжевые. Она поплотнее закуталась в теплый плащ. Если бы не Лайпс, ее бы, наверное, уже казнили.

– Я из Атунского леса, – сказал вдруг Нэш. – Я говорю на атуанском. Если ты выучишь его, у нас будет тайный язык. Мало ли что, дорога длинная и не всегда пролегает в безлюдных местах.

– А я хофоларка. Я говорю на хофоларском, и его больше никто не знает, только я и моя семья. Если ты выучишь его, у нас будет по-настоящему тайный язык.

Нэш подумал и кивнул:

– Выучим оба. Тебе будет проще в Атунском лесу, если ты будешь понимать нашу речь.

Тайрин подошла к краю обрыва. Белые отвесные скалы дремали внизу, по их склонам стекал пестрый лес и растворялся в огромном потоке зелени Риланской долины. Она уходит из родных мест, бросив свою семью, и даже не знает, живы ли они? Уходит с чужим, незнакомым человеком неведомо куда, на край земли, вручив ему свою жизнь.

– Мои родители… – сказала она. – Их арестовали в ту ночь, поэтому я вернулась.

Нэш поднял на нее глаза. Тайрин смутилась.

– То есть… их арестовали из-за меня. И, наверное, они в тюрьме. Я надеюсь, что их отпустят. Я надеюсь, что они еще живы.

– За что их?..

И Тайрин рассказала. Нэш слушал не перебивая.

– Значит, ты умеешь читать и писать?

Тайрин кивнула. Нэш смотрел на нее так пристально, будто не верил и не доверял, и она поспешила объяснить:

– Я научилась, когда работала в Библиотеке. Точнее… мой мастер над словами нечаянно научил меня.

Тайрин рассказала, как поняла, какая буква какой звук означает и как собирать их в слова. Нэш покачал головой:

– Твой мастер над словами не так-то прост. Разве ты сама не понимаешь? Не было никакого «нечаянно».

Тайрин думала об этом всю ночь и следующий день, пока шла за Нэшем по тропинкам и старым, забытым дорогам, по лесам и горным тропам, где ходили лишь дикие козы, и вспоминала, думала, сопоставляла. И поняла: Нэш прав. Мастер над словами Гута специально научил ее читать. Часто ставил в угол. Читал написанное там наставление каждый раз. Читал громко и внятно, почти по слогам. Подсовывал простые книжки. Не только по картинкам простые, но и по словам! Детские! Песенки, которые все знают наизусть, азбуку, сказки… Книги с картами. Много книг с картами. Ведь, копируя карты, ты копируешь и слова – названия рек, равнин, гор, городов. Она училась читать и учила географию, училась ориентироваться по картам, даже не выходя за стены Рилы. Он открыл ей целый мир!

Он сделал для нее так много.

А она подвела его.

Не смогла удержаться, написала корявые строчки про хофоларов, которым все равно никто не поверит!

И теперь ее семья в тюрьме.

Мастер Гута в тюрьме.

Кому нужна такая правда?

Вечером, устроившись на ночлег, Нэш сказал:

– Надежды, что твоих отпустят, очень мало. Но хорошо, что твой брат на свободе. Доберемся до Атунского леса и отправим ему весточку.

– Как?

– Есть надежные люди.

Закутавшись в плащ Лайпса и прижавшись спиной к могучей спине Нэша, чтобы было теплее, Тайрин думала о том, кто же он такой, этот атуанец. Почему он смог выбраться из Рилы? Зачем вообще туда приходил? И может, не впервые? Ведь есть люди, которые смогут передать весточку Тинбо и вернуться с ответом от него. «А вдруг он из того самого братства, про которое рассказывала Си?» – осенило Тайрин, и она против воли прислушалась к дыханию Нэша. Что он за человек? Он неразговорчив, но внимателен и заботлив, он добр, спокоен, силен. Но все же она чувствовала напряженную ноту, будто закрытый ларчик, который он прятал глубоко внутри. И не хотел никому показывать.

А еще она думала: как много девочек научил читать Гута за все эти годы? Умеют ли читать Аута и Бьёке? А Кинату? Кинату, которая вместе с Тумлисом предала его? Иначе зачем тем платить им? И знает ли Кинату, что она, Тайрин, умеет читать?

Перевал Чок

Они шли и шли. Поднимались в гору, спускались с горы и снова поднимались. Дышать здесь было легче, старый лес больше не давил на Тайрин. По дороге они учили атуанский и хофоларский, называя все, что встречали на пути, на двух языках. Нэш схватывал на лету, Тайрин за ним не поспевала.

Зато она видела то, чего Нэш, казалось, не замечал. Мир гор и лесов был полон бьюи. Они подглядывали за ними, таскали у них еду, обсуждали их. Бигги и каюры приходили целыми семействами, прислушивались к разговорам. Тайрин делала вид, что не замечает их, чтобы не пугать Нэша, но, когда он засыпал, она отходила подальше от костровища, садилась на землю и ждала. И кто-нибудь обязательно приходил. Тайрин познакомилась с меревишей, носатой толстой бьюи, у которой было восемнадцать неугомонных дочерей. Та долго жаловалась Тайрин на судьбу, вытирая слезы длинным мясистым хвостом. Люди оставили эти места, а ведь раньше всегда дарили ей и ее девочкам подарки! И блюдечки с молоком оставляли на пороге, и сушеные яблоки, и хлебные крошки. Где всё это, куда все подевались?

– Так ведь война, она прогнала всех людей отсюда, – попыталась объяснить ей Тайрин, но меревиша не понимала.

Огромный сконхольм, который притворялся холмом, поросшим травой и мелким кустарником, поднимал ее на высоту своих глаз, и она могла видеть оттуда далеко-далеко. Но Рила осталась за горами и перевалами, и Тайрин даже не знала, в какой она стороне теперь. Она пела сконхольму старые хофоларские песни, и чахлые кустики на его спине дрожали от удовольствия.

Малыши каюры угощали ее лесными орехами, тайком набивали ей карманы ягодами. Все платье было в алых и сизых пятнах от них, но Тайрин нравилась их неумелая трогательная забота.

Солнце давило на виски, сушило рот так, что Тайрин казалось, будто сам этот колючий белый мячик огня переместился с неба ей в горло. Позади осталось древнее Халаимское княжество, горы задрали носы, смотрят в небо, грозят крутыми склонами. На их вершинах лежит снег. Небо стало наполняться тучами, потяжелело, и со стороны ущелья в долину пришел сырой ветер. Нэш сказал, что пора передохнуть.

– Наконец-то, – выдохнула Тайрин и села на землю. – Еще чуть-чуть, и я упала бы замертво.

Нэш усмехнулся:

– Это только так кажется. На самом деле ты бы шла и шла, пока я не сказал бы, что на сегодня хватит. Человек может терпеть очень долго, и только когда ему говорят, что пытка закончена, понимает, насколько на самом деле ему было тяжело. Но если сейчас сюда явятся императорские охотники, ты вскочишь и побежишь, хоть тебе и кажется, что не можешь сделать ни шагу.

– Ты думаешь, я притворяюсь? – возмутилась Тайрин.

Нэш помолчал.

– Нет, – сказал он наконец. – Я думаю, что ты плохо себя знаешь.

Он дал ей попить из тугого мешка, который всегда использовал для воды, и сказал:

– Ничего, теперь уже только вниз.

Он взял ее за плечи и развернул, чтобы показать вид, открывающийся с перевала. У Тайрин перехватило дыхание.

– Что это за место?

– Просто место. Я не знаю названий. Я знаю только дорогу.

Но Тайрин узнала его. Она столько раз слушала бабушкины истории, ее длинные описания каждого камня Хофоларии, что как будто бы вспомнила это место, хоть никогда здесь не была. Круглое синее Турье озеро с островком посередине. А вокруг горы – Медвежья, Буран, Чоклар, Тар… Они такие величественные, такие огромные. И какой маленькой и ничтожной была она сама! Тайрин и Нэш стояли на перевале Чок, на который поднимались полдня, а все равно приходится задирать голову, чтобы увидеть снежные вершины Хофоларии.

– Это моя родина, – прошептала Тайрин.

Нэш покосился на нее, но ничего не сказал. Тайрин была благодарна за его молчаливость. Теперь уж она не сомневалась, что попала домой. Здесь, в этой долине, родились и выросли ее бабушка и дед.

– Я хочу переночевать здесь.

Нэш покачал головой:

– Еще рано вставать на ночевку.

– Пожалуйста.

– Давай дойдем до озера, там видно будет.

Он посмотрел на ее ботинки. За долгую дорогу они сильно обтрепались, на одном отвалилась подошва, Нэш привязал ее веревкой. Он сказал, что чем скорее они пройдут горы и хэл-марский темный лес, тем лучше. И начал спускаться. Тайрин медлила. Она хотела побыть тут еще, чтобы Хофолария сильнее отпечаталась в ее сердце. Осталась в нем навсегда. Потом она двинулась за Нэшем, не отрывая взгляда от долины. «Я останусь тут ночевать, даже если он не согласится, – сердито думала Тайрин. – Чего мне бояться, если я – дома?» Каменистый склон уткнулся в тропинку, заросшую травой, но все-таки можно было разглядеть выщербленные кусочки разноцветной мозаики. Бабушка рассказывала, что такую делали в каждой хофоларской деревне, выкладывали ею дороги, украшали дома. Тайрин присела на корточки, погладила неровные квадратики, они были холодными. И не смогла сдержать свой порыв, встала на колени, поцеловала тропинку, а потом легла на нее, будто прижала к груди этот кусочек земли.

Здесь остались домá. Разбитые, сожженные, с содранными, обвалившимися, обгоревшими крышами, пустыми окнами, они стояли, как полусгнившие пни очень старых деревьев. Почерневшие, заросшие мхом и плющом, они все-таки оставались домами. Тайрин обошла их все. Она гладила стены, заходила внутрь, будто искала какие-то следы. Она прекрасно понимала, что это пусть и большая, но всего лишь одна из деревень, может быть, даже совсем не та, в которой выросла ее бабушка или откуда был родом ее дед Тинбо. Хофолария растянулась от перевала Чок до хэл-марского леса. Но каждая из этих деревень – ее деревня.

Нэш сидел на камне и смотрел на озеро.

– Я не могу уйти так быстро, – сказала Тайрин, подходя к нему. – Я всю жизнь мечтала здесь оказаться и не верила, что это возможно. Всю жизнь у меня были только прямые каменные улицы Рилы да бабушкины сказки про Хофоларию. Нэш!

– Нам надо торопиться.

– Одну ночь! Прошу тебя!

– Тайрин…

– Я устала! У меня развалились ботинки, я натерла мозоли! Я не могу больше идти! Мне надо отдохнуть!

Он посмотрел на нее, а потом на перевал Чок. Вздохнул и снял мешок.

– Одну ночь. Завтра на рассвете я иду дальше, а ты как хочешь.

– Спасибо! – Тайрин обняла его.

И почувствовала, как вспыхнули его щеки.

Она поспешно разомкнула объятия и пошла обследовать очередной дом.

В нем жило семейство сурков, они с любопытством уставились на нее. Тайрин протянула им руку. Но сурков она не заинтересовала – рука пахла травой и камнями, а этого у них и так полно.

Зато в следующем доме Тайрин нашла бубенчик на истлевшей веревке. Он был в половину ее ладони, тяжелый и не очень звонкий. Когда она оттерла грязь, на его боках проступил орнамент. Такой же, что был на мозаичных кусочках тропинки, такой же, что вышивают хофоларские женщины, когда слушают осенние сказки.

Пока Тайрин бродила по домам, представляя, как жили ее предки, Нэш обходил кругом Турье озеро. Тайрин выбрала дом для ночевки (просто потому, что у него сохранилось подобие крыши – плющ густо переплел остатки балок), прибралась там, как смогла, и села на пороге дома – поджидать Нэша.

Вот так, наверное, это и было. Мужчины охотились, пасли овец, рыбачили, а женщины вели хозяйство, растили детей, готовили еду… Вот так же сидели на пороге, смотрели на перевал Чок, переговариваясь с соседками и приглядывая за малышами. Она будто бы помнила это, хотя помнить не могла.

Вернулся Нэш. Он протянул Тайрин пару самодельных ботинок. Тайрин по узору на коже узнала змею.

– Ты убил змею? Разве змеи нам не равны?

– Я попросил прощения, – буркнул Нэш, отводя глаза.

– У змеи? Думаешь, ей от этого легче?

Он нахмурился, потом сказал очень серьезно:

– Мне пришлось выбрать – ты или змея. Я выбрал тебя. Поэтому я попросил у мира прощения, что теперь у него на одну змею меньше. И у змеи тоже – что возьму ее кожу и мясо.

– Я не буду есть змею!

– Больше все равно нечего, – пожал он плечами. – А выкидывать ее мясо – это убивать дважды. Это очень большое преступление перед миром.

Тайрин вздохнула. Натянула башмаки. Они были красивые и сидели как влитые.

– Как ты сумел сшить такие здесь?

– Мой отец сапожник, – сказал он. – Я вставил в подошву кору дерева мар. Она мягкая и прочная. Теперь ты не поранишь ноги.

– Спасибо, – сказала Тайрин по-атуански.

Нэш улыбнулся.

Ночью зарядил дождь. Он бил по тугим листьям плюща, но внутри дома пока было сухо. Нэш что-то проворчал во сне. Тайрин не спала. Ей казалось, что в темноте кто-то бродит вокруг их пристанища, кто-то ворочает камни, щиплет траву, заглядывает в окна. Бьюи ли это? Или одичавшие овцы? Она встала и вышла за порог.

Вся долина была прошита нитями дождя, будто платье богатой невесты. Светилось в этом серебре Турье озеро с круглым островом в центре. Горы будто сделали шаг навстречу друг другу, чтобы пошептаться в ночи или чтобы прикрыть от дождя долину. На двух из них уже лежал снег. «Зимой тут глубокие сугробы и ветер дует такой, что воду из озера приходится носить по полведра, потому что, если наливаешь полное, половину выдует ветер, – поняла или вспомнила Тайрин. – Зимой тафы подходят так близко, что матери прячут детей, а окна занавешивают домоткаными пестрыми одеялами. Хофолары любят все пестрое. В этом краю диких ветров, студеных зим, непроглядных ночей яркие шторы, половики и одежда лучше всего напоминают о лете. Ведь летом вся долина залита цветами, которые умудряются расти даже на камнях».

Тайрин смотрела и смотрела сквозь пелену дождя, пелену лет. «Как много мы потеряли! Какими бедными стали мы!» В голове у нее плескалась сотня вопросов: как мы готовили еду? Как возили дрова из оставшегося внизу леса? Из чего делали мозаику? Плавали ли на остров посреди Турьего озера?

– Ну все, зарядил, будто ливневая неделя на Круговой дороге… – сказал тут Нэш, и Тайрин вздрогнула.

– Что? Какая ливневая неделя? Что такое круговая дорога?

– Есть такая. Далеко. И нам туда сейчас не надо. Давай спать, Тайрин, завтра долгий путь.

Дождь не закончился к утру. Все небо обложило серыми плотными тучами.

– Придется идти, – сказал Нэш.

Тайрин не пугал дождь, но ей не хотелось покидать долину. Впрочем, спорить с Нэшем – все равно что ворочать каменную глыбу. Она сунула руку в карман: два сиреневых камешка Лайпса, бубенчик, найденный здесь, фонарик Си. Книга Джангли лежала в мешке Нэша. Она оставила в доме свои старые, развалившиеся башмаки и точно знала, что вернется сюда. Не знала только когда.

«Нас осталось так мало… – думала Тайрин. – Эйла вышла замуж за Хетла и стала хэл-маркой, дети ее не будут знать Хофоларию. Тинбо… даже если Аута встречается уже не с ним, он теперь с книжниками, он не наш. А я… – Она глянула в спину идущего впереди Нэша. – Кто знает, что будет со мной?»

Страж хэл-марского леса

За длинный дождливый день им встретились еще три хофоларские деревни. В одной из них они пообедали.

– Еды почти не осталось, – хмуро сказал Нэш. – Нужно торопиться, а то придется ловить рыбу или зайцев.

Тайрин кивнула. Интересно, атуанцы все такие или только этот великан?

Они спускались с гор. Стало теплее. Их путь шел по краю обрыва, внизу клубился туман, но там был лес, она чувствовала его дыхание.

Вдруг рев наполнил небо, отразился от гор. Нэш схватил Тайрин за руку.

– Не двигайся.

Огромная клыкастая пасть горы, мимо которой они проходили, разомкнулась и двинулась на них. Голые острые скалы на хребте чудовища заходили ходуном. Ноздри клювообразного носа раздувались, маленькие черные глаза шныряли по долине. Он будто искал их, знал, что они здесь.

– Нам не пройти, – прошептал Нэш.

– Это валафби, он охраняет вход в хэл-марский лес, – сказала Тайрин и сделала шаг вперед. – Ему надо показать, что мы свои.

– Нет! – Нэш прижал ее к себе крепкой рукой и зашептал: – Он убивает все на своем пути. Сколько наших погибло в этой глотке! Я думал, дождь поможет нам пройти незамеченными, но…

– У меня есть бубенчик. Валафби можно напугать звоном или уговорить. Дай я попробую.

– Нет.

– Тогда отправляйся к нему в глотку! – рассердилась Тайрин.

Что понимает в бьюи этот Нэш? Ничего! Всю дорогу вокруг них шмыгали бигги, тройги, проползали тафы, флигсы, за ними подглядывали робкие каюры и деликатные хогты. Она усмиряла тягунов и сиол, просила дать им дорогу, она утешала меревишу. Но Нэш даже не замечал! Тайрин первый раз видела валафби. Но она читала о нем. И Хетл рассказывал. У нее есть бубенчик из разрушенного хофоларского дома, она справится.

Валафби взревел и двинулся к ним, таща на своей спине целый скальный хребет. Тайрин выхватила из кармана бубенчик. Звякнула. Еще и еще. Звук был негромкий, но острые уши валафби встали торчком. Он прислушался.

– Ты с ума сошла? – прошипел Нэш.

– Заткнись, – посоветовала Тайрин. И зазвенела изо всех сил.

Валафби приподнялся на мощных лапах, помотал головой. Наверное, ему казалось, что колокольчик звенит где-то у него в голове. Звени, бубенчик, звени. Валафби притих, а потом поднялся на дыбы и завопил на всю долину, разинув огромную страшную пасть.

– Бежим! – Нэш рванул Тайрин за руку, и они помчались вниз по склону так, что дождь не поспевал за ними. Обогнув скалу, они прошмыгнули по скользкой, еле заметной в пелене дождя тропинке, скатились вниз по склону, приминая мокрую траву, и юркнули под своды хэл-марского леса. Нэш поймал Тайрин, приподнял над землей, прижал к дереву и зарычал ей в лицо:

– Слушайся меня, пока мы в пути. Поняла?

Тайрин поспешно кивнула. Он отпустил ее и упал в мох.

Помотал головой, будто сбрасывая наваждение. Обхватил голову руками.

– Что ты делаешь со мной? Я ведь мог тебя убить! – простонал он. – Дразнить каменного монстра! Откуда ты такая взялась? Зачем попалась мне на пути?

– Я отвлекла его, – робко заспорила Тайрин.

Она испугалась. На Нэше лица не было, и она не понимала, что больше повергает его в отчаяние – ее дерзость или свое собственное бешенство.

– Это монстр! – взревел Нэш. – Как можно отвлечь монстра?

– Можно. Послушай. Валафби – это просто дух, защитник хэл-марского леса, он поставлен здесь, чтобы защитить его от зла. Но мы же не зло. Колокольчик или бубенчик должен был сообщить ему об этом.

– Да? А что, враги хэл-маров не могут взять в руки колокольчики?

– Если не знают об этой особенности валафби, то могут и не взять. Но он веками защищал этот лес и…

– Что-то от имперских солдат не защитил!

Тайрин подумала.

– Наверное, он принял бряцание оружия за колокольчик. Валафби не очень-то умные. Если судить о них с человеческой точки зрения.

– Я устал, – сказал Нэш. – Чертов дождь! Когда он перестанет?

Тайрин погладила Нэша по плечу. После пережитого вместе страха, после его вспышки гнева он перестал быть таким уж неприступным и далеким, и Тайрин не боялась теперь поделиться с ним своей силой. Она попросила:

– Закрой глаза. Не смотри на меня.

А потом разулась и вышла на маленькую поляну под дождь. Она постояла, вслушиваясь в ритм падающих капель, повела плечами, вскинула руки и начала свой танец. Стремительный, порывистый, заполнивший все вокруг, он был под стать дождю. И с каждой минутой танец становился сильнее непогоды.

Нэш сидел под деревом зажмурившись и слушал, как гудела от танца земля. Тайрин танцевала, сливаясь с дождем, но не становясь с ним одним целым, не растворяясь в нем. Она была звенящей, натянутой струной, связавшей небо и землю. Неожиданный порыв ветра разомкнул серую небесную завесу, и на лес упал солнечный луч. Даже через сомкнутые веки Нэш должен был почувствовать, какой он яркий. Ветер ровно загудел в вершинах деревьев, заголосили птицы.

Тайрин опустила руки, остановилась. Она была вся залита солнечным светом. Дождь кончился. С соседней сосны спрыгнула взъерошенная белка, уселась перед Тайрин. Та погладила ее между ушами и оглянулась на Нэша. Он все так же сидел, прислонившись к дереву спиной, закрыв глаза. Тайрин улыбнулась, по лужам дошла до него и сказала:

– Все, дождь кончился.

Но Нэш еще какое-то время не открывал глаза, будто боялся смотреть на мир, сотканный танцем Тайрин.