Текст книги "Тайрин. Семь прях. Книга 3"

Часть третья
Тайрин уходит

С этого времени он навсегда уверовал в единство по-настоящему мудрых людей со всеми прочими живыми существами, люди это или бессловесные твари, и в последовавшие годы скитаний немало усилий приложил к тому, чтобы научиться понимать тех, кто погружен в безмолвие, – глаза животных, полет птиц, величественные медлительные жесты деревьев.

Урсула Ле Гуин. Волшебник Земноморья

Мы ни мертвы, ни живы – мы в пути.

Наталья О’Шей (Хелависа). Океан

Каждое же из различных имен

указывает лишь на какую-то одну сторону

его существования в какое-то определенное время.

А. С. Байетт. Обладать 

Протаптыватель тропинок

Осень тронула кисточкой лес. Нарисовала на зеленых листьях желтую кайму и багряные пятна. Обметала золотистой пыльцой траву, рассыпала рыжие всполохи по лугу.

Над рекой невиданным белесым зверем ходил на мягких лапах туман, тыкался мокрой мордой в скалы, в стволы деревьев, валялся на полянах, оставляя в траве клочья росистой шерсти. Листья падали, и весь лес шуршал хрупкой музыкой. Пряный, сытный грибной дух плыл по лесу.

Тайрин неспешно шла в этом запахе, собирая с земли орехи, набивая ими карманы. Не с кем поделиться. Родителям нельзя говорить, что она выходит за стену. Тинбо ее предал. Угостить Элту, который просто порадуется, не задавая вопросов, да потолочь в ступке, чтобы покормить беззубую бабушку. Как опустел их дом! Да и в мастерской тоска. Девочки заняты своими делами, им не до нее. Си нет. Исчезла, растворилась, пропала, и с каждым днем Тайрин все больше сомневается, была ли? Может, она просто привиделась ей? Но в дупле дерева хранится книга, которую Тайрин так и не вернула Джангли. И уже никогда не вернет: у нее нет волшебных палочек, открывающих любые замки, а еще – она не решится пойти туда без Си. Джангли запросто убьет ее за то, что задержала книгу. «У меня есть своя книга теперь. Украденная поневоле. Необыкновенная. Научившая меня танцевать и чувствовать воздух и землю». У Тайрин был выходной, и она решила бродить здесь до вечера, чтобы сбросить морок последних четырех книг, которые она перерисовывала и которые исправляла.

Тайрин потрясла орех. Это звук осени, ее музыка. Тайрин начала танцевать под стук орехов, под шорох листьев под ногами. Скоро придет зима. Все здесь уснет, замолчит, померкнет, и белый зверь-туман спрячется в реке, испугавшись вьюг. Только ветер и снег, только белое и черное. А Тинбо так и не вернется. «Он заколдован, я должна его расколдовать. Я должна станцевать особенный танец, как в той книге. Танец древних риланцев».

И она танцевала.

Две белки спустились с деревьев и уселись на краю поляны, глядя на нее. Она была благодарна этим непрошеным зрителям. Потом Тайрин покормила их с рук орехами. И бросила в реку два орешка – поблагодарила духов воды. А еще два закопала у края поляны – покормила духов земли. Осень только начинается. Пусть обойдется без потерь.

Она брела домой среди желтеющей, но все еще высокой травы, когда наткнулась на человека. Он был чуть постарше ее, огромного роста и такой широкоплечий, что у Тайрин не хватило бы рук, пожелай она его обнять. Густые, ярко-рыжие с огненной искрой волосы, а брови и ресницы – темные. Парень уставился на нее, будто она на его глазах превратилась из белки в девушку. Тайрин растерялась, ведь ни разу в жизни она не встречала никого здесь, лес был одинок, как она сама.

– Что ты здесь делаешь? – выпалила она.

Парень не ответил, лишь угрюмо глянул на Тайрин и пошел сквозь траву дальше.

– Эй! Ты как сюда попал?

Снова молчание.

– Ты что, немой?

Парень фыркнул.

– А, ты не говоришь на имперском!

– Все говорят на имперском, – сказал парень так свирепо, что Тайрин засмеялась. Надо же, какой сердитый, просто великан из сказки.

– Что ты делаешь?

– Работаю.

– Работаешь? Что это за работа такая – ходить по траве?

– Я протаптыватель тропинок.

– Чего?

Тайрин расхохоталась. Парень глянул на нее почти обиженно.

– Это хорошая работа, – угрюмо сказал он. – Хожу и протаптываю.

– А зачем?

– Ну, не самому же императору тут топтать…

– Императору? Здесь? При чем тут император?

– Этот лес сделали его… как уж… в общем, императорский сын охотиться тут будет. А для всех остальных лес закрывают. Только надо же его подготовить, больно он дикий. Кто-то буреломы расчищает, кто-то зверье прикармливает. Я вот тропинки топчу. Работа нетрудная, и платят много.

Тайрин прислонилась к дереву. Императорский лес для охоты. Вот во что они превратят ее дом. Протопчут тропинки, прикормят диких зверей. А потом всех убьют.

– Подожди! – Она побежала за парнем. – Это ведь все неправда? Император же в столице, зачем ему сюда приезжать?

Протаптыватель тропинок пожал плечами.

– Что, у него там своих лесов нет? А как же они… как можно закрыть лес?

Парень посмотрел на нее свирепо:

– Ты вроде не из книжников? И точно не из атуанцев, тебе тут вообще находиться нельзя.

Он ушел, а она все смотрела ему вслед, придавленная новостью. Маленькая белочка вспрыгнула ей на плечо. Тайрин погладила рыжую спинку. Протаптыватель тропинок сказал правду, она это чувствовала. Лес чувствовал. Белки, деревья, трава. Она побрела к дому и видела, что да, в этой части леса много народу: слышались голоса солдат, смех каких-то девушек.

– Эй! Кто такая?

К Тайрин бежали солдаты. Она попятилась. «Если они поймают меня тут, за стеной, мне конец. Нельзя бояться, страх меня выдаст». Белка на ее плече завозилась. Тайрин вспомнила протаптывателя тропинок, аккуратно сняла белку, посадила ее на ладонь и сказала:

– Я расчесывательница белок.

– Чего?

– А вы что, хотите, чтобы император смотрел на лохматых белок?

– Что-то ты не похожа на атуанку. На работы в лес набирали только атуанцев.

Она пожала плечами и пошла прочь. Сердце ее стучало быстрее и громче беличьего. «Ничего, – прошептала она. – Ничего страшного, милая».

– Стой! – завопили ей вслед, но Тайрин уже скрылась в лесу, спряталась за деревом, прижалась к нему всем телом. Белка соскочила на ствол и вскарабкалась наверх.

– Найдите ее немедленно! Узнайте ее имя! Вечером императорская охота, в лесу не должно быть посторонних! Живо!

Солдаты бросились врассыпную. Земля вздрагивала от их топота. «Ты не похожа на атуанку…» «Узнайте имя…» Огонь из букв вспыхнул в голове Тайрин. Слова книг синего треугольника пылали и пытались помочь. Тайрин обхватила себя за плечи, зажмурилась. «Я – Мира. Я Мира Ронифа, атуанка, сирота, я работаю в саду наместника Рилы. Я Мира. Я – Мира».

– Эй! Ты кто такая?

– Я Мира Ронифа, я работаю в саду наместника, он меня сюда отправил…

Двое солдат смотрели на нее. Они вспотели и запыхались от бега.

– Все ваши уже ушли, – сказал один, переводя дух, – тебе тоже надо уходить поскорее, пока не началась охота.

– Ладно.

– Слушай, Мира, а ты не видела здесь еще одну, рыжую такую?

Мира вцепилась в шершавую кору дерева. «Я – Мира».

– Нет.

– Уходи побыстрее, – снова сказал солдат. – И если увидишь кого из ваших, скажи, чтобы тоже убирались, а то сын императора будет считать вас дичью вроде оленей.

– Что?

– А что? Лес-то его, здесь никому, кроме его дичи, быть нельзя.

– Я Мира, я работаю в саду, меня сюда отправили…

– Да понял я, понял, все атуанцы такие тупые! Всё, привели лес в порядок – и молодцы. Домой иди, пока цела, и нас не задерживай, нам еще эту рыжую искать.

Они ушли, бряцая оружием, а Мира так и стояла у дерева, переводила дыхание, пытаясь осмыслить то, что она сейчас услышала. «Не видела здесь рыжую… нам еще рыжую искать…» Мира потянула прядь волос – она была золотого цвета. Будто она одна из лит. Мира опустилась в траву. Как у нее это получилось? Да, она читала в книгах синего треугольника, что такое возможно, но ведь даже Си не очень этому поверила. А у Тайрин получилось. Получилось стать другой! «Интересно, узнает ли меня мама? А Тинбо?» Она усмехнулась. Никто ее теперь не узнает. Дело не в цвете волос. Она понимала, что и лицо ее стало другим – тонким, узким, с большими зелеными глазами и нежным маленьким ртом. Оно вспыхнуло в голове, когда Тайрин назвалась Мирой, и приросло к ней. Ничего общего с темноглазой рыжеволосой хофоларкой.

Она повернула к дому. До заката оставался час или два. Надо еще суметь вернуть свое лицо, пробраться в Рилу и выспаться. Ее выходной закончился, завтра снова на работу. Она вышла из леса на луг и замерла.

Хрипели собаки, захлебывались злобным лаем, всхрапывали кони, люди сосредоточенно переговаривались и смотрели по сторонам. Впереди всех на сером коне сидел высокий черноволосый человек. Наследный принц, сын императора. Даже через большой луг Тайрин узнала его, ведь ей столько раз приходилось перерисовывать его портреты. Вокруг принца и чуть позади толпились всадники. Наместник Рилы, его сыновья, глава гильдии книжников, мастер над словами Дитал, хозяин театра, глава музея и – Лайпс. Он тоже был тут, самый молодой из всех. Он был взволнован близостью императорского сына и хотел отличиться, Тайрин видела это, она его хорошо знала. С мальчишеским восторгом, который пытался изо всех сил сдержать, он оглядывал лошадей, собак, охотников. Гладил по шее коня, посмеивался каким-то шуткам соседа. Несколько раз он глянул на Тайрин, но ничего не отразилось на его лице.

«Он меня сейчас даже не узнает, ведь я – Мира, садовница наместника Рилы, атуанка». И если бы была у нее крохотная надежда, что он вступится за нее перед сыном императора, она постаралась бы вернуть свой истинный облик. Но надежды не было. «В этом-то все и дело, – поняла она вдруг. – Не важно, что он книжник, а я хофоларка, что он богатый, а я – нет. Дело в том, что я никогда не могла бы ему довериться. Тот мальчик, что подрался со своим тощим приятелем из-за каких-то слов обо мне, давно в прошлом. Этот молодой холеный мужчина любит свою невесту и ничегошеньки обо мне не знает. И он не будет рисковать собой и просить для меня пощады у принца».

Миру и императорскую охоту разделял только широкий луг. Наследник престола что-то сказал и махнул рукой. Протрубил охотничий рожок, собаки оскалились. Егеря нагнулись, чтобы спустить их с привязи. Еще минута, Мира, и ты будешь дичью. Мира бросилась обратно в лес.

Собаки догонят. Любая собака быстрее человека. Собаки найдут. Их научили искать и загонять дичь. Ее порвут на куски, и никто не поможет, не спасет, не защитит, никто даже не узнает. Мира плохо знала этот лес. Его знала Тайрин, а садовница наместника Рилы атуанка Мира ходила только по тропинкам, протоптанным парнем с огненной головой. Мира слышала лай собак, их хриплое дыхание и бежала так быстро, как только могла, уводя погоню в непролазную чащу и бурелом, который не успели расчистить садовники.

«Я Тайрин, я должна снова стать Тайрин, Мира пропадет здесь, она не выберется». Но дыхание ее срывалось, а голова отказывалась верить, что можно вот так взять и загнать человека, натравить на него собак, и все эти мужчины, у которых есть жены и дети и которых ее брат называет «людьми», – все они будут просто смотреть, послушные воле императора!

Она выскочила к реке. Река была узкая, быстрая, но в ней был брод. «Я – Тайрин». Тайрин Лиар из клана Таров, хофоларка, танцующая на лугу, знает, что духи воды могут сбить со следа даже волка, главное – правильно их попросить. Она вытащила из кармана четыре ореха, кинула их в реку. И сама бросилась следом. Река подхватила ее, понесла. Духи воды кусали ее ледяными зубами, хватали холодными пальцами, но не тянули на дно. Она легла на воду, раскинув руки и ноги и позволив реке нести себя. Куда-нибудь. Подальше от этого места.

Тайрин слышала шорох камней по дну, течение струй, стук своего сердца. Она видела над собой закатное небо, розовое, золотое, сиреневое. Оставшиеся в карманах орехи выскользнули и плыли рядом с ней, как свита. Лес взобрался на скалу, и вода бурлила у ее подножья. Погоня отстала, а духи воды все сильнее стискивали Тайрин в холодных руках. Нельзя долго испытывать их терпение. Она поплыла к берегу, но никак не могла справиться с водоворотами и бурунами. «Я умру тут. Утону в этой реке. Духи воды спасли меня от мучительной смерти в зубах разъяренных собак, но взамен сами заберут мою жизнь». Вода заливала лицо, шумела в ушах. Сквозь грохот чудились далекие голоса. Кто-то схватил ее за шкирку, вытащил на камень. Тайрин закашлялась, сплюнула воду, с трудом разлепила глаза. Перед ней стоял протаптыватель тропинок. Последний солнечный луч горел в его волосах.

Он притащил ее в пещеру. Стянул с нее мокрую одежду и закутал в свой теплый сухой плащ. Он прижал ее к себе и растирал ее пальцы, а потом ладони и ступни. Этот чужой человек. И она молча и покорно слушалась его. Ей казалось, что она уже наполовину не здесь, что часть ее осталась в воде и по-прежнему плывет по течению.

– Давай, давай, просыпайся, слышишь? Как тебя зовут, ты помнишь свое имя? – Чужой человек с головой-солнцем все время что-то говорил на плохом имперском. Интересно, куда идет этот парень с солнцем вместо головы, зачем ему такой теплый плащ в начале осени? Тайрин блуждала взглядом по пещере, голова ее плыла. Вдруг парень так сильно сжал ее, что у нее хрустнули все до единой косточки. И прояснилась голова.

– Эй! – закричала она и попыталась вырваться.

– Слава Большедреву!

Он тут же ослабил хватку, выпустил ее из кольца своих рук, и Тайрин неловко поднялась, отошла на безопасное расстояние, но запнулась о его длинный плащ и упала. Он не шелохнулся, чтобы помочь ей. Зато разложил ее мокрое платье на нагретых солнцем камнях у входа в пещеру.

– Да как ты… – начала она, вдруг осознав, что он переодевал ее, как маленького ребенка, что он видел ее голой, что она полностью в его власти.

– Не кричи. Охота еще близко, – сказал он и сел спиной к ней.

Тайрин запахнула плащ. Что за странный человек спас ее? Она оглядела пещеру. В углу валялся мешок с лямками, такие носят бродячие торговцы. Мешок был забит до отказа. Этот парень собрался в долгую дорогу. Ведь не грибы же у него там.

– Откуда ты?

– Был в Риле.

– А куда идешь?

– Домой.

– А где твой дом?

Протаптыватель тропинок не ответил.

– Мне тоже надо домой, – вздохнула Тайрин. – Родители, наверное, с ума сходят.

Протаптыватель тропинок молчал.

– Как думаешь, сколько будет длиться охота?

– До утра.

– Вот грязный флигс! – выругалась Тайрин и посмотрела на реку. Вода была рыжей от закатного солнца.

Тайрин подошла чуть ближе к парню, так и сидевшему к ней спиной, потрогала свою одежду. Та была совсем мокрой.

– Можно я пока побуду в твоем плаще?

Протаптыватель кивнул.

Тайрин проверила карманы платья. Один орех, капля Тинбо и два сиреневых камешка Лайпса. Она подержала их в горсти, потом села рядом с рыжим протаптывателем тропинок.

– Спасибо тебе. Меня зовут Тайрин. А тебя?

Он долго молчал, будто не совсем понял смысл ее слов, потом нехотя проговорил:

– Нэш.

– Спасибо, Нэш. Ты меня спас.

Солнце упало за лес, сразу стало темно и тревожно. Где-то далеко еще слышны были собачий лай и звук охотничьего рога. Ей придется пробыть тут до утра. С этим угрюмым Нэшем. И слушать, как катится по старому риланскому лесу императорская охота. По ее лесу! Который она пробудила к жизни, наполнила своей любовью и силой! И представлять довольное лицо Лайпса. Качать на ладони его сиреневые камешки. Мерзнуть. Нэш обернулся.

– Тебе холодно? Я не могу пока развести огонь, нас заметят.

Тайрин кивнула. Она вспомнила, как он растирал ее ступни, какой жар шел от его рук. А если бьюи не смогут спрятаться? Если поймают крошку каюра или медлительного тройги? Она вскочила.

– Я буду танцевать, – сказала она. – Не смотри.

Тайрин скинула плащ, достала камешки Лайпса и начала танец.

Пусть охота будет неудачной.

Пусть ни один лесной зверь, ни один бьюи, даже самый крошечный, не пострадает.

Не для того я помогала оленихам и лисицам плодиться, чтобы вы их сейчас убили.

Пусть сын императора уйдет из нашего леса.

Пусть Нэш скажет мне хоть одно ласковое слово.

Танец прервался. Откуда эта странная мысль, какие литы ее принесли?

Ночь перевалила за середину, Тайрин чувствовала это в воздухе, в хрупкой лесной тишине. Нэш сидел не шелохнувшись весь ее длинный танец.

– Мне пора, – сказала она ему в спину.

– Ты хочешь вернуться в этот страшный город? – спросил он.

– Почему страшный? – удивилась Тайрин.

Она родилась и выросла в Риле. Может, там было скучно и тесно, но уж точно не страшно!

– Это клетка, а не город, – сказал Нэш, не оборачиваясь.

– Ну, другого у меня нет.

Протаптыватель тропинок буркнул, ничего не объясняя:

– Не надо тебе туда.

– Почему это?

– Хочешь сидеть в клетке?

– Никакая это не клетка! Город как город!

– Будто ты видела другие города!

Тайрин прикусила язык. И правда, что она знает о мире? Улицы Рилы, коридоры Библиотеки, риланский лес… Нет, она знает! Знает много! Потому что у нее есть книги, она может читать. И через эти книги она побывала в тысяче городов!

– Мне надо в Рилу, – сказала она.

Нэш пожал плечами:

– Я буду здесь до утра. Передумаешь – приходи. Я иду домой, в Атунский лес.

Тайрин кивнула, надела платье, положила свернутый плащ рядом с Нэшем и стала спускаться к реке. «Я тоже иду домой. Дом там, где горит огонь Хофоларии». Она вспомнила карту, увиденную в одной из книг синего треугольника, в той самой, что они с Си переписывали для мастера над ветрами. Там были подписаны все бывшие провинции. И она знала: чтобы попасть из Рилы в Атунский лес, надо пройти дорогами Хофоларии. «Я все равно не смогу уйти сейчас, никого не предупредив, – отмахнулась она от дерзкой мысли. – Родители и так сходят с ума от беспокойства. А Тинбо… Тинбо даже не узнает, что я не ночевала дома».

Плащ Лайпса

Тайрин перешла реку вброд и пошла вдоль длинного луга, чтобы выйти к Риле со стороны той лазейки, что в книге по истории Рилы обозначена как «рассветная». Тайрин пролезла через нее и оказалась на улице Стекольщиков. Сердце у нее ёкнуло. Где-то здесь в чужом доме, в чужой семье спит ее брат-близнец Тинбо.

Когда-то она думала, что ближе его у нее никого нет, но он ушел, бросил ее, оставил одну. И она стала ведьмой. Той, что танцует при луне на лесных полянах, призывая весну, встречая лето, ловя сетями осень, утешая зиму. Она та, что кормит с рук самых пугливых птиц и разговаривает с белками. Она умеет слушать землю и чувствовать тайные помыслы людей, отводить беду. Она дружит с бьюи, хотя они пугливее косуль. Книги синего треугольника сделали ее такой? Разговоры с Си? Огонек Хофоларии? Нет, Тинбо, который ушел и бросил ее. Ей нравилось быть ведьмой. Но все ее танцы, все знания не заменят Тинбо. Просто такой она выбрала способ, чтобы заштопать дыру в своем сердце.

Тайрин передернула плечами. Было холодно, влажный подол ее платья волочился по булыжной мостовой, как намокший беличий хвост.

Стук копыт. Тайрин вздрогнула.

– Тайрин! Что ты… Как ты тут оказалась?!

Лайпс. Грязный, уставший, измученный. Что, трудная выдалась охота? Она усмехнулась. Охота всех только разозлила, это она знала точно. Его конь тяжело дышал, а сам Лайпс выглядел очень встревоженным.

– Ты сбежала?

– Что?

Значит, он узнал ее даже в обличье Миры? Узнал – и не защитил, отвернулся, сделал вид, что не имеет к ней никакого отношения, не остановил охоту… «Какая разница, – тут же подумала она устало. – Он в любом случае не вступился за девушку, позволил бы собакам разорвать ее. А теперь делает такое участливое лицо!» Она прошла мимо, щеки ее пылали. Но Лайпс спешился, схватил ее за плечо, останавливая. Тайрин вырвалась.

– Гонец от Челисы прибежал ко мне на пир после императорской охоты. Он спрашивал, что ей делать с Тинбо, потому что всех вас… погоди, ты не ночевала дома? Где ты была?

– Нас всех что?

– Где ты была?

– Нас всех что, Лайпс?

– Арестовали.

Тайрин покачнулась, и Лайпс опять схватил ее за плечо, чтобы не дать упасть, заглянул в лицо, будто пытался увидеть в ее глазах ответы на свои вопросы. Тайрин помотала головой. Арестовали. Вот это и случилось. Она ждала этого каждый день, каждый миг. Не только с тех пор, как сделала первую правдивую запись на полях книг, нет. Все хофолары жили внутри этого страха. Прятали огонь Хофоларии, переносили из дома в дом. Врали, что они хэл-мары. Не пытались научиться читать, не выходили за стены Рилы, о флигс, они даже мечтать об этом не смели! Они трудились во благо Империи. Выполняли правила. Все до единого.

Кроме нее.

«Что я наделала…»

– Говорят, в мастерской Гуты что-то произошло, – сказал Лайпс. Тайрин посмотрела ему в глаза. – Какая-то испорченная книга, и вроде бы ты переписывала ее последней. Что-то там про войну и исчезнувшие народы… Мастер Гута тоже арестован.

Мастер Гута. «Что я наделала?!» Тайрин попятилась. Лайпс слегка встряхнул ее:

– Ты не знала?

Она снова помотала головой.

– Где ты была, Тайрин?

Она не могла говорить, да и не важно, не имеет значения, ничего не имеет значения, что она наделала, что делать теперь?..

– Слушай, – сказал Лайпс, – тебе нельзя домой, там наверняка стражники, ведь они ищут именно тебя.

– А бабушка? Элту?

– Всех арестовали, Тари, я же говорю. Всех, кто был дома. Тинбо они не тронут, я позабочусь об этом, а тебе надо уходить. Дождись где-нибудь ночи и уходи из Рилы! Я не верю, что это ты испортила книгу, но они не будут разбираться. Ты еще не выбросила те камешки? Ну, сиреневые, помнишь, я тебе дал там… Если их продать, на первое время хватит. Иди в столицу, там можно затеряться, никто тебя не найдет. Тайрин!

Она подняла на него глаза.

– Прошу тебя. Очень прошу тебя – уходи! Если ты меня хоть когда-нибудь любила… если ты любишь брата – уходи из Рилы. Твоим сейчас ничем не помочь, во всяком случае, ты в бóльшей опасности, чем они, ведь стражники думают, что это ты испортила ту книгу!

Он снял с себя плащ и накинул ей на плечи. Плащ был теплым и влажным от пота.

– В столице много людей, там легко спрятаться, там есть театры, ты устроишься на работу. Уходи, Тайрин!

Она кивнула и бросилась бежать.

Арестовали… всех арестовали… бабушка… малыш Элту… мама, папа…

«Что я наделала?!»

У их калитки стояли двое. Они были не в форме стражников, а в обычной одежде, очень аккуратной, и чем-то незримо похожи. Говорят, что эти – самые страшные. Тайрин пряталась за углом соседнего дома, топча петуньи госпожи Кулфы. Вдруг дверь их дома отворилась, и Тайрин не поверила своим глазам: Тумлис и Кинату. О чем-то переговариваясь, они постояли с этими, и Тайрин уловила почти незаметное движение – один из этих сунул в руки Тумлису большой кошель. Отблагодарил?

Тайрин съехала по стене. Плащ на ее плечах пах лесом и Лайпсом. «Если ты меня когда-нибудь любила…» Тайрин выбралась из соседского садика, свернула в Жестяную улицу. Когда-то она его любила. Но она не могла любить тех, кто считает, будто людей можно вот так забирать из родного дома, кто запрещает им жить свободно, кто установил эти законы, где одни властвуют, а другие молча подчиняются, потому что их осталось ничтожно мало и в них еще жива память обо всех, кто погиб, сражаясь против Империи.

Протаптыватель тропинок Нэш спал, закутавшись в свой плащ и подложив под голову мешок с лямками. Тайрин села рядом. Перед тем как прийти сюда, она забрала из дупла старого бука книгу и фонарик Си. Она смотрела сейчас на обложку книги, и внутри ее сердца дрались два дракона. Один хотел разорвать книгу в клочья, утопить фонарик в реке. Если бы не эти книги, не Си, не Джангли, она бы никогда не узнала всей правды о Риле, об Империи, о побежденных народах, она жила бы как раньше, как все живут, и ее родные были бы сейчас свободны. Но другой дракон яростно шептал: без этих книг, без Си, без Джангли и ему подобных, без танцев за стеной ты навсегда осталась бы бесцветной мышкой Тари, ты потеряла бы себя и огонь Хофоларии. Тайрин уткнулась в книгу и заплакала.

В эту же самую минуту седой всклоченный старик с огромным тяжелым мешком за плечами покидал Рилу через лазейку западного ветра. Он шмыгал носом: то ли был простужен, то ли плакал. Выбравшись из города, он с чувством пнул ногой его каменную стену.