Текст книги "Восставшая из пепла"

– Ты спала с человеком по имени Дарак, – сказал он, – который походил на меня.

Конечно, было естественно, что он смог сделать такой вывод еще при нашей первой встрече, но слышать, как он говорит об этом так, словно ему все это отлично известно, вызвало шок и боль. Я задрожала всем телом и не могла продолжать разговора. Отвернувшись, я пошла к дверям своей спальни, а затем остановилась, потому что он последовал за мной.

– Видимо, ты поступила так, как я просил, в деле с женой Со-Эсса, – сказал он. – Как я понимаю, она и счастлива, и полна надежд. Я поставил тебя очень высоко, и тебе самое время понести мое семя для напоминания всем, что ты в браке со мной.

Я остановилась в дверях, окаменев. Пугал меня не сам акт, а цель его и этот человек, такой бесстрастный во всем, что он делал, который так же бесстрастно приготовился возлечь со мной. Я и могла и не могла вообразить такого между нами. Внезапно ко мне вернулся разум. Отказом ничего не добьешься. Этот миг принадлежал ему, и бороться было бы глупо.

– Ты мой муж и владыка, – вежливо сказала я. – Ты можешь спать со мной, когда сочтешь нужным.

Мы вошли и большую комнату с резными голубями на стенах, и он закрыл за нами двери. Мы были одни, женщины давно удалились. Мерцало несколько свечей, почти догоравших, отбрасывая тусклый рассеянный свет. У постели лежала одна из украшенных самоцветами книг Асрена.

Я сняла одежды без спешки или колебания и оставила их лежать там, где они упали. Я думала о Герете, которому я помогла стать лидером караванщиков, Герете, который изнасиловал меня и боялся – хотя то, что он сделал, было мелочью. Повернувшись к Вазкору, я увидела, что он стоит совершенно неподвижно, одетый и молчаливый. Я подняла руки и стянула с лица маску. Глаза его сузились, вот и все. Мое безобразие было больше не властно защитить меня. Руки мои опустились. Я подошла и улеглась на шелковую постель. Миг спустя он подошел и встал надо мной.

– Как видишь, Вазкор, – сказала я, – я вполне послушна.

Две свечи замерцали и одновременно погасли, потом еще одна и еще. Темнота. Он не потрудился снять одежды, только самое необходимое. Герет. И все же Вазкор не мог ни вызвать тошноты, ни заставить меня смеяться над ним. Я не в силах была взять верх над ним с помощью холодной воды или угрозы толстого белого бога. Я забыла, что он должен прикасаться ко мне, забыла, что он будет ловок в том, что делает, забыла, что в темноте его тело будет напоминать тело Дарака, руки будут руками Дарака, только без их шрамов. Даже движущийся корень между моих бедер… Молча я наблюдала за собственными реакциями, словно это было сном. Уж не знаю, получил ли он какое-то удовольствие. Вроде бы, нет. Для него это было еще одной победой, еще одним улаженным делом. Он настолько идеально держал себя в руках, был настолько идеально безразличен, что я даже не заметила мига его беспомощности, пока тот не миновал.

Его длинные волосы задели мне лицо, когда он поднялся и покинул меня – отнюдь не волосы Дарака. Свечи не горели. Он произнес в темноте:

– Благодарю тебя, богиня. Надеюсь, что вернусь до рождения.

Она была нелепой, эта его уверенность, и все же она вызвала у меня холодок. Я ничего не ответила, и вскоре он ушел. Похолодев, я лежала на постели до тех пор, пока луна не засияла на моей наготе. Я нашла спальную маску и надела ее. Часы начали отбивать второй час утра, а потом третий, четвертый и пятый часы. Спала я в За, Голубке, неважно.

Два дня в За громыхали и лязгали армии Аммата, Со-Эсса и Кмисса. Царили страшный шум и суматоха, но я их почти не слышала, равно как и ужасные часы. Я послала за лекарем и, отобрав среди его трав и лекарств те, какими пользовалась Уасти, приготовила сонное зелье. Казалось нелепостью, что я раньше не додумалась до этого. Я проспала две ночи и день между ними. Глаза я открыла в странно безмолвном рассвете – исчезли Вазкор и его военные силы, и фургоны из обоза.

Я встала, приняла ванну, оделась и позвала к себе Мазлека.

– Через За будут еще проходить войска?

– Да, богиня, – подтвердил он, – еще должно подойти несколько соединений регулярных войск и много пехоты. Они будут проходить через Город много дней.

Я сообщила ему, что нам предстоит присоединиться к Вазкору; он, казалось, удивился, но и обрадовался перспективе участия в боевых действиях. Я терпеливо ждала, пока не наступил четвертый день после отбытия Вазкора. В полдень из Аммата прибыло пятьсот всадников и двести пехотинцев под командованием здоровенного блондина в полном походном вооружении в отличие от своих подчиненных. Они расположились под стенами на придворцовом поле или нашли помещения для постоя в Городе, и началась шумная ночь. В темноте, освещенной факелами моего эскорта, я прошла по короткой траве среди рядов палаток и прибыла к огромному алому шатру. Под черным плащом я носила все регалии богини. Часовые сразу узнали меня, и через какие-то минуты я вошла и оказалась лицом к лицу с нервничающим, пораженным командиром. Он не так давно что-то пил и из кожи вон лез, стараясь скрыть этот факт. Подав мне высокое кресло, он расхаживал вокруг стола, не зная, что со мной делать.

– Командир, – сказала наконец я, когда иссякли его неловкие любезности. – Я весь день ожидала вашего ответа.

– Моего – моего ответа? – воскликнул он, останавливаясь как вкопанный.

– Снарядить моих людей для похода.

Его не скрытые маской глаза сделались круглыми от удивления.

– Я вижу, командир, – сказала я, – что посланцы до вас не добрались.

Я должна отправиться на эту кампанию вместе с моим мужем-властелином. Честь вооружить меня предоставлена Аммату.

С лицом, покрасневшим от потрясения, он начал оправдываться и заверять меня, что немедленно выполнит пожелания властелина.

Это вызвало задержку на два дня для Аммата, но тем не менее Мазлек и его восемьдесят людей получили в походных фургонах превосходное снаряжение для себя и для своих лошадей. Командир нервно спросил, что я выберу для себя, но доспехи были для меня совершению бесполезны. Их, как правило, изготовляли не для женщин, и поэтому подходящих из бывших в употреблении не находилось; к тому же, каждая часть их была громоздкой, неудобной и наверняка свалилась бы в тот же миг, как только мой конь перейдет в галоп. Поэтому я выбрала только ножи и длинный яркий меч без эмблемы. Он считал, что мне надо изготовить персональное снаряжение, но я уведомила его, что нуждаюсь в вооружении только для нападения, а не для защиты. Он прочистил горло и кивнул, считая меня, полагаю, облаченной в мою божественность и потому неуязвимой. Однако страдать от всякой раны я буду, даже если и не смогу умереть. Но сейчас это казалось неважным. Я не представляла себе битву как таковую, я думала только о том, что Вазкор твердо решил запереть меня в За и что я не дам себя запереть.

За это время в За въехал и выехал отряд Со-Эсса, и войско из самого За с лязгом прошло на юг под высоким арочным сводом ворот.

В последнюю ночь, когда я допоздна засиделась в своих покоях, готовя официальное письмо тому, у кого гостила, желтогребенчачому Джавховору, вбежала одна из моих женщин и уведомила меня, что тот только что явился лично.

Он вошел, глубоко поклонился и завозился с маской. Я спросила его, что ему угодно.

– Богиня, прости меня, но я понял так, что ты должна была оставаться здесь, в За.

– И как же ты это понял?

– Владыка Вазкор… – он заколебался. – Властелин доверил ваше благополучие моим заботам. Он объяснил положение дел. Твое деликатное состояние…

Я посмотрела на него каменным взглядом, и он покраснел.

– Деликатное? – переспросила я. – Это почему?

– Из-за беременности, – выдавил он гортанным шепотом.

Это было одновременно и смешно, и жутко.

– Владыка Вазкор, боюсь, страшно ошибся, – заявила я. Следовательно, тебе нет нужды убеждать меня не ехать, и в самом деле, я бы настоятельно рекомендовала тебе этого не делать. Ты немедленно уберешь от моих дверей свою стражу. С любыми дальнейшими попытками задержать мою особу разберется моя собственная стража. Ты помнишь, кто я и какими силами обладаю. Ты желаешь, чтобы я их продемонстрировала?

Он побелел и попятился, пытаясь найти подходящие слова.

– Я понимаю твое затруднительное положение, – смилостивилась я. – Ты разрываешься между необходимостью подчиниться Вазкору и желанием не гневить меня. Однако на самом-то деле все очень просто. Я здесь, а Вазкор – нет. А теперь иди и больше не беспокой меня чем либо, связанным с этим. Он поклонился и, трясясь, вышел; я так никогда и не увидела стражу, которую он, как я догадалась, привел с собой – бедный, сбитый с толку дурак.

Мы выехали на заре навстречу сильному яркому солнечному свету.

Дорога шла вниз с платформы, на которой стоял Город, в безлюдную белую пустыню, однако в тот день она казалась прекрасной, искрящейся, как алмаз, под ясным бледным небом. Вдали на востоке я теперь смогла различить самые слабые признаки тех гор, которые вели к Эшкорек-Арнору и окружали его. Там правил теперь человек, который ожидал во время совещания в За смерти черепахи и слов Вазкора: «Теперь ты Джавховор».

Мы двигались довольно проворно, так как не тащили с собой много фургонов, и они нас не слишком задерживали. По ночам воздвигались металлические стены, вспыхивали костры. Ко мне приходил Мазлек и понемногу обучал меня военному делу, но не слишком долго; уставая от езды, я легко погружалась в сон. Ко мне относились с большим уважением и вежливостью. Амматский командир явно думал, что делает приятное всем. Он действительно с нетерпением дожидался, когда сможет доставить меня с почетом, в целости и сохранности и должным образом вооруженную, к моему донельзя обрадованному мужу.

Как я поняла, Вазкор установил место встречи для всех своих сил в точке, называемой ими Львиной Пастью. Неподалеку от этого места, где в небо вонзались высокие скалистые холмы, создавая частокол вокруг Пурпурной долины, находилось ведущее вниз узкое ущелье. Зимой ущелье заваливало снегом, и ходило немало рассуждений и споров о том, как Вазкор планировал пробираться через эти непроходимые снега или как долго придется ждать, пока весенняя оттепель не выполнит эту работу за него. В любом случае по этому поводу ворчали. Зимняя кампания по ту сторону Театра военных действий была редким и рискованным предприятием.

Ближе к холмам ландшафт изменился: замерзшие русла речек, редкая россыпь лесов с голыми деревьями, сломанными снегом ветвями. Здесь стояло несколько деревень, и в них не обошлось без обычных солдатских грабежей, но на этот раз никаких изнасилований не было, возможно, только потому, что тут прятали женщин получше. Здесь мы также начали догонять и обгонять длинные неповоротливые процессии больших колесных пушек, осадных башен и других военных машин, влекомых запряженными цугом мулами или мертвоглазыми темнокожими. Они оставляли на белой земле большие черные колеи. Погонщики шныряли вдоль напряженных рядов, и длинные бичи взвивались и опускались, словно извивающиеся языки змей. На десятый день, когда мы проезжали мимо, пало сразу два мула, надорвавшись под грузом большого металлического тарана. Люди с бичами сердито ругались и кричали, но у амматских солдат это зрелище вызвало немало смеха. Я отвернулась от двух одинаковых туш, лежащих на снегу, словно рисунок. Уж не знаю, почему меня так расстраивал вид умершего животного, коль скоро человеческая смерть меня совсем не трогала. Наверное, потому, что животные были прекраснее, и в них не усматривалось никаких признаков разложения, в то время как даже в наилучшем из людей всегда можно найти какую-то вину или порок, из-за которых он кажется заслужившим смерть.

Скалистые холмы выросли и отвердели в лежавшей перед нами пурпурной темноте. Пересеченная лесистая местность сгустилась и отступила. Время от времени небо расшивали узорами птицы, а на рассвете появилась горстка белых волков, шныряющих вокруг стен лагеря и воющих от голода.

– Выходит, в этих горах водятся животные? – спросила я у Мазлека.

– Водятся, но мало, богиня.

– Теперь больше, – я кивнула на окружавших меня солдат и лошадей. Он усмехнулся.

После того, как мы увидели горы, нам понадобилось два дня, чтобы добраться до них, три – чтобы преодолеть первые склоны, ибо они шли вверх и вниз, и не было ни какой-либо дороги, ни короткого пути. Утром, в четвертый день восхождения, ко мне вежливо обратился амматский командир.

– Вон там, богиня, – показал он, – Львиная Голова. Поднявшись на нее, мы доберемся до Пасти – вероятно, до заката.

Я посмотрела туда, куда он указывал, и увидела большой бесформенный кусок черной с белыми снежными пятнами скалы. На мой взгляд, она даже отдаленно не походила на льва, хотя, может быть, так и было в давно минувшие дни.

– Вон скулы, – гордо объяснял он мне, – и глаз, а вон те слоистые образования – грива.

– Да, да, – вежливо согласилась я.

Поднявшись на Львиную Голову, какая-то лошадь упала и сломала переднюю ногу, и ее прикончили. Тени удлинились, небо висело низко и не являло цвета заката. В меня просочились ощущения холода и меланхолии. Я начала-таки в конце концов страшиться встречи с Вазкором.

Теперь пошла извилистая проселочная дорога, с нависшими по обеим сторонам скальными стенами, потом расщелина, а ниже – большой заснеженный уклон, террасированный и опускающийся в противоположном конце с гигантских валунов. За ними, похоже, находился спуск, откуда неясно высовывались в густеющем свете сумерек верхушки других скал. На самом же уклоне вытянулся огромный лагерь, суетившийся, словно улей. Уже видны красные точки факелов. Тянущийся к небу дым костров. Здесь, должно быть, сгруппировались тысячи людей, не считая фургонов, машин и привязанных к кольям животных. Дальше на востоке по уклону естественные арки выходили на другие уровни, где двигались взад-вперед остальные части армий.

Я ехала теперь в авангарде за воинами из Аммата, охраняемая по бокам: слева Мазлеком, а справа – алым командиром. Мы осторожно спускались по скалам. Я вдруг вспомнила стан в ущелье, и меня невольно охватил гнетущий страх.

Нас окликнули часовые. Мы теперь ехали между рядами палаток, дымов, света костров, убирающихся с нашего пути солдат. Скоро я увижу черный шатер.

Воин, стоящий около коня амматского командира, что то говорил…

– Нет, сударь. Властелин перебрался вперед, в нижний лагерь – два дня тому назад.

Слова медленно проникли ко мне в мозг. Вазкор исчез.

Теперь говоривший кланялся мне. Шатер тотчас же разобьют, и устроят все для моего удобства. Они очень удивились, увидев меня, но для них всех было высокой честью иметь в своей среде мою священную особу.

Что правда, то правда, мое прибытие вызвало в большом лагере своеобразный эффект. Мое присутствие их, похоже, искренне взволновало и обрадовало. И вдвое довольней, кажется, стали как раз воины Кмисса, Со-Эсса и Аммата. Для них я все еще оставалась особенной, потому что принадлежала не им. Теперь они громко приветствовали меня, когда я проезжала, и тепло разливалось у меня по телу – облегчение оного, что Вазкор где-то в другом месте, и ощущение собственной Силы, столь внезапно вспыхнувшее во мне в месте под названием Львиная Пасть.

Меня очень обрадовало, что Вазкора тут не было. Он уехал вперед примерно с двумя сотнями воинов из Эзланна и Со-Эсса, на более низкий участок неподалеку по ущелью, откуда открывался идеальный вид на территорию долины. Там он разбил новый лагерь, замышляя стратегию игры, в то время как выше к Львиной Пасти прибывали последние части войск. Командование у Пасти перешло к Казарлу, Джавховору Со-Эсса – логичный шаг, поскольку из всех собратьев-Джавховоров Вазкора только он лично явился со своими армиями. Войска Кмисса, За, Аммата и Эшкорека явились под началом младших братьев, старших сыновей, кузенов и племянников владык. Отсутствие первых трех было вызвано возрастом, требующим спокойного и размеренного образа жизни; кроме того, я понимала, что Вазкор предпочел бы в таком предприятии более молодых и охочих. Он, несомненно, принял меры, чтобы не допустить возникновения любых заговоров среди оставленных дома номинальных владык. Что же касается нового хозяина Эшкорека, то он слишком недавно обосновался в своем кресле, чтобы так быстро убегать из него. Вероятно, он остался по недвусмысленному приказу Вазкора.

Мой первый день у Пасти полностью заняли две существенные мелочи. Сперва требовалось достать у них похожий на вино напиток, которым я теперь утоляла голод. Для путешествия сюда я привезла достаточно, но в конечном-то счете все колодцы пересыхают. Пока я ехала вместе с Вазкором, никаких трудностей не возникало, так как заботился об этом он. А одной мне приходилось преодолевать барьеры их смущения, описывать его, а потом смотреть, как его украдкой и почтительно доставляют ко мне в шатер. Тем не менее, я не утратила их уважения, ибо никто из них не смог бы прожить, питаясь такими крохами. Вторую свою трудность я считала дурацкой, однако, она досаждала мне. Мои месячные кровотечения давно приобрели определенный ритм, появляясь у меня раз в двадцать дней, и больше ни в коей мере не расстраивали меня, так как протекали легко и безболезненно и длились всего сорок восемь часов, а то и меньше. Теперь же прошло двадцать пять дней, а ожидаемый гость не приходил. Я убедила себя, что, по всей вероятности, путешествие сюда все расстроило, но это рассуждение меня не утешило. Мозг сверлило глупое, ледяное подозрение, но даже мысленно я боялась признаться в этом.

На второй день у Львиной Пасти я переключила свои мысли на другие дела. Солдаты все подходили и подходили регулярными потоками, и огромный лагерь стал еще более переполненным и разросшимся. Я отправила Днарла и двух других передать мои приветствия различным военачальникам, в том числе и Казарлу, и попросить их навестить меня в двадцатом часу у меня в шатре. Я знала, что они почтительно явятся, но притом будут в замешательстве, не ведая, о чем следует говорить с угнездившимся в центре военного лагеря женским божеством. Но для них это не составило труда. За все два часа, проведенные в их обществе, я произнесла всего несколько слов, да и те, в общем-то, сводились к подсказкам. Я дала им полную волю говорить о войне – о ее истории и будущих кампаниях. Они понятия не имели, что Вазкор не хотел, чтобы я находилась здесь. Им думалось, что он будет доволен их попытками уведомить меня обо всем, что они знали, а когда они обнаружили, что я не только понимала, о чем они говорят, но вполне искренне интересовалась и увлеклась их рассказом, у них сложилось новое мнение обо мне. Я была, считали они, женщиной, но с мужским умом; это мнение так и излучалось их лицами и являлось высшим комплиментом. Они ушли от меня в хорошем настроении, впечатленные своей богиней, научив ее немного тому, чего следует ожидать на войне, и раскрыв многое в их собственных характерах.

Утром я встала рано и прогулялась в сопровождении Мазлека, Днарла и Слора по рядам палаток. На меня больше таращились, чем отвешивали глубокие поклоны, однако солдаты, с которыми я заводила разговор, казались как благоговеющими, так и гордыми тем, что Восставшая выделила их. Завтрашний день увидит этот лагерь тронувшимся в путь, чтобы присоединиться к Вазкору на нижней стоянке, и уже полным ходом шли приготовления к отбытию. Появился Казарл и взял меня на экскурсию к военным машинам и на инспектирование строевой подготовки мечников и конницы. В районах расквартирования лучников воины смолили свои луки, несколько конных тренировались, пуская стрелы в раскачивающееся соломенное чучело и мешки, а другие, пешие, – по разным висящим на столбах мишеням.

Я заметила Казарлу, что забыла выбрать себе лук и хотела бы сделать это сейчас. Он, казалось, изумлялся всему новому, к чему я показывала себя способной, и этот раз не стал исключением. Однако ж он подозвал воина, и мы прошлись среди припасов; через некоторое время я выбрала тот лук, который показался наиболее удобным. В нем не чувствовалось такой близости, как в тех, какими я пользовалась, когда была с Дараком – те ведь делались лично для меня, но я надеялась, что со временем между нами может сложиться союз. Прихватив несколько стрел, я вышла с ним из палатки и живо расправилась с цветными глазами мишеней. Вокруг меня прокатился ропот восхищения со стороны лучников, и я знала, что известие об этом распространится по всему лагерю.

Делала я и другие вещи, возможно, глупые, так как у меня не было уверенности, что я добьюсь в них успеха, но, впрочем, у меня было очень мало времени. Я сразилась среди офицерских шатров в учебной схватке на мечах и ножах с одним худощавым и хитрым бойцом. Сперва я думала, что он сдерживался от тревоги из-за такой ситуации, но через некоторое время мое умение убедило его, что ему лучше что-то предпринять против меня. Нас судили по очкам и в итоге сочли равными. Думаю, я могла бы побить его, хотя и не стану клясться в этом, но мне не хотелось вызывать ни зависти, ни гнева тем, что я сделала. На открытом месте находились табуны лошадей из горных долин Эшкорек-Арнора, все еще диких, которых воины мало-помалу объезжали для ратного труда. Мне это дело не нравилось с тех пор, как я смотрела на Дарака, объезжавшего в степном крарле Сарроку, и узнала, что покорить лошадь означает также сломить ее дух. И все же я выделила белого жеребца – гордость табуна, не лощеного, неприрученного и разъяренного на весь этот мир.

– Этот, – указала я.

Казарл начал было возражать, но я вежливо предложила ему помолчать. С помощью проклятий и стрекал белого залучили в отдельный загон, и я прыгнула туда следом за ним. Теперь я понимаю, что это и впрямь было глупостью, но в то время такое действие имело свою извращенную логику. Белый повернулся и посмотрел на меня двумя горящими колесами глаз и стал попеременно рыть землю то одним, то другим копытом. Я велела не придерживать его для меня, да, по-моему, они и в любом случае едва ли смогли бы его удержать. Он обругал меня по-своему и встал на задние ноги в самой невозможной позе, и пока он балансировал так, на пределе своей взбешенности, я побежала к нему и в последний момент увильнула в сторону, прежде чем он смог шарахнуть меня копытом, а когда он встал обратно на все четыре, я ухватилась за его гриву, уперлась ногой в ледяной бок и забралась ему на спину. Он подпрыгнул, подняв в воздух все четыре ноги, отчего у меня при сотрясении, казалось, сместились все суставы позвоночника. Я вцепилась ему в шею и гриву, но мои руки не дотягивались до его огромной шеи, чтобы поприжать дыхательное горло – старый, но верный прием объездчиков. Лагерь, скалы и небо разбились на мелкие осколки и начали виться вокруг наших голов. Скачка была жуткой, и мне не раз думалось, что я погубила все свои планы, и буду сброшена и, вероятно, съедена, так как эти дикие табуны из Эшкорека пользовались славой пожирателей людей. Пусть даже так, но не могу отрицать, что панический ужас в данном случае доставлял мне своеобразное удовольствие – это было осязаемой реальностью посреди напастей и бед, казавшихся нереальными. Конец наступил совершенно неожиданно. Никакого замедления бега, просто внезапное прекращение всякого движения. Не знаю, сколько длилось это страшное испытание, но, думаю, довольно долго. Вокруг загона собрались толпы воинов, смотревших во все глаза, кричавших приветствия. Казарл носил маску и оставался непроницаем, однако поднял руку, отдавая честь.

Конь стоял подо мной не дрожа, очень спокойно. Сперва я думала, что то неистовство может начаться заново, но через некоторое время рискнула слезть. Подойдя к могучей голове, я пристально посмотрела в его тлеющий глаз. Конь наклонился и ткнулся мне в плечо. Подняв руку, я погладила бледную шею, слегка испещренную, как стало видно вблизи, полуневидимой прекрасной сетью голубоватых веснушек, будто она была высечена из мрамора. – Мой, – объявила я.

Я свое доказала. Этот белый дьявол бывал спокоен со мной и одним-двумя конюхами; как надлежало, его представили им – но со всеми прочими он по-прежнему оставался демоном. Наверное, это самое разумное – сдерживать коня только одной рукой. По крайней мере, я не уничтожила ни его самого, ни его душу бешеного коня.

Мы отправились к Вазкору утром, я ехала во главе на белом коне. Эго было нетрудно. Я сообщила Казарлу, что приведу армии Белой Пустыни к их властелину, и тот поклонился, сразу же капитулировав. Что же касается следовавших за мною воинов, то, думаю, что такое положение удручало немногих. В конце концов, я же была богиней, да притом богиней-воином, владыкой на день. Но заключавшийся в этом скрытый смысл значил очень даже многое. Я больше не боялась встречи с Вазкором.

Когда солнечные лучи упали на край скалистых гор, мы спустились, петляя по старой проселочной дороге, созданной в далеком прошлом, наверное, путешественниками, и прибыли на огромное ровное плато с разбросанными на нем палатками и загонами для лошадей. Это было огромное открытое место, а за ним в скалах зияло много узких проходов, которые летом должны были вести прямо в долину, но теперь были завалены снегом. В одном месте у бреши в скале виднелось внизу пустое пространство, завешенное сейчас белой вечерней мглой.

Армии юга уползали за мной вниз огромной змеей и растекались по плато.

Позади меня полыхнул красным свет факелов в руках солдат.

Из черного шатра вышел человек в волчьей маске с алыми глазами.

– Властелин, – окликнула я. И отдала ему честь. – Я привела тебе твои боевые силы, как ты приказал.

С миг он стоял не двигаясь, а затем подошел ко мне. Остановился около коня, поднял голову.

– Добро пожаловать, – официально приветствовал он меня.

Он протянул мне руку, чтобы помочь сойти с коня, и я приняла ее потому, что на нас смотрело множество глаз.

Я подняла одну руку, и Казарл, следуя указанию, спешился и передал остальную огромную колонну на попечение ее капитанов. Фигуры на лошадях повернулись и удалились. Стало очень шумно, когда воины принялись разбивать палатки и расквартировываться.

Вазкор кивнул мне:

– У меня в шатре.

– Нет надобности, – отказалась я. – Уже подъезжает мой собственный вон там, видишь?

Подошел конюх, чтобы увести моего коня, и тот топнул и мотнул головой. Я повернулась, дабы успокоить его, и обнаружила позади себя Мазлека и еще десятерых из моей стражи, застывших и неподвижных, повернувшихся лицом к Вазкору – прекрасная мизансцена, исключительно эффектная и очень действенная.

Вазкор снова кивнул и отошел. Я подошла к белому коню и ласково успокоила его.

В ту ночь я не могла лежать спокойно. Я ликовала, упиваясь достигнутым, может быть, слегка переусердствовав. Я сидела у себя в шатре в красном пылании множества жаровен и светильников, подрагивая, словно животное во сне, и грезила наяву о достигнутой цели и независимости.

А затем к пологу подошел Казарл Джавховор, вошел, имея бледный вид, поклонился и посмотрел на меня.

– Надеюсь, богиня хорошо себя чувствует, – сказал он.

– А разве она должна чувствовать себя иначе?

– Я явился попросить прощения, – проговорил он.

– За что?

– Ты должна понять, – нервно сказал он, – я не знал о состоянии богини у Львиной Пасти.

– Моем состоянии? – повторила я, и мои мысли затвердели в кремень.

– Да, в самом деле – я не знал. Владыка Вазкор уведомил нас всех, и он разгневан. Надеюсь и молюсь, что твое здоровье не подверглось опасности.

Он оборвал фразу и отступил на шаг. С миг я не могла понять, почему, а потом сообразила, поднялась на ноги и почувствовала, как ярость и гнетущее напряжение закипают во мне, электризуя и ужасая – аура, которую он мог ощутить и, возможно, даже увидел. Я отвела от него взгляд, и хрустальный предмет на одном из приставных столов раскололся. Я сжала кулаки и попыталась унять ярость.

– Вазкор, – прошипела я, – ошибся. Можешь так и передать своей армии.

А теперь – вон!

Он сразу повернулся и, спотыкаясь, вывалился из шатра.

Я стояла в центре шатра, мой гнев обратился внутрь, словно горящее, бушующее море, заключенное в кувшин. Проведя руками по животу, я сказала всему, что могло быть у меня в утробе:

– Нет, нет, не от него. Вон, вон из меня. Не от него.

Острая боль вонзилась мне сквозь пах в живот. Она напугала и отрезвила меня, и вскоре я сделалась очень спокойной и холодной. Шевельнулась одна мысль.

– Нет, – сказала я ей и натянуто улыбнулась. – Я не поверю в тебя. Я очень сильна. Если я не уверую в тебя, ты не сможешь быть.

И захлопнула перед этой мыслью железную дверь, и повернулась к ней спиной.