Текст книги "Бумеранг судьбы"

Глава 42

Мелани отвозит моих детей домой. Она уже провела немало времени у смертного одра Бланш вместе с Соланж и нашим отцом. И вот я остаюсь в квартире бабки один. Уже поздно, почти одиннадцать вечера. Я чувствую смертельную усталость. Но я знаю, что Соланж ждет меня. Меня, единственного в семье сына. И быть здесь – мой долг. Я с удивлением нахожу в большой гостиной толпу незнакомых людей, которые пьют шампанское. Думается, это друзья Соланж. Гаспар одет в строгий серый костюм.

– Эти люди – друзья вашей тети и пришли, чтобы поддержать ее в горе, – сообщает он мне. И шепотом добавляет, что ему нужно сказать мне нечто важное. Не могу ли я поговорить с ним перед отъездом? Разумеется, я так и сделаю.

Я привык думать, что моя тетя – человек одинокий и замкнутый, но при виде такого количества народа готов поверить, что ошибался. В конце концов, что я о ней знаю? Ничего. Со старшим братом они не ладят. Она никогда не была замужем. У нее не было личной жизни, и мы редко видели ее после смерти нашей матери, когда перестали ездить летом в Нуармутье. Соланж всегда много времени проводила с Бланш, особенно после смерти Робера, своего отца и нашего деда.

Соланж направляется ко мне. На ней украшенное вышивкой платье, на мой взгляд, слишком роскошное для такого случая, и жемчужное ожерелье. Она берет меня за руку. Лицо у нее опухло, в глазах усталость. Что будет теперь с ее жизнью? Ни матери, о которой нужно заботиться, ни медсестер, которых нужно нанимать… И огромная квартира, которую нужно содержать. Соланж подводит меня к комнате Бланш, я послушно следую за ней. Здесь я снова вижу людей, которых не знаю. Они молятся. Горит свеча. В полутьме я различаю очертания тела, но мне кажется, что пронзительные ужасные глаза все еще смотрят на меня. Я отворачиваюсь.

Оказывается, Соланж направляется в маленькую гостиную. Комната пуста. Сюда едва доносятся разговоры гостей. Она закрывает дверь. Ее лицо, как мне кажется, очень похожее на лицо моего отца, если не считать ее более массивного подбородка, внезапно каменеет, приобретая жесткое выражение. Я понимаю, что мне предстоит пережить трудные минуты. Находиться в этой комнате мучительно само по себе. Я то и дело опускаю глаза, рассматривая ковер. Здесь когда-то лежало тело моей матери. Именно здесь, где стоят сейчас мои ноги.

– Как себя сегодня чувствует Франсуа? – спрашивает Соланж, поигрывая жемчужным ожерельем.

– Я не виделся с ним, он уже спал.

– Похоже, он держится молодцом.

– Ты о смерти Бланш?

Ее тело напрягается. Щелкают в пальцах жемчужины.

– Нет. Я о его раке.

Я выпадаю в осадок. Рак… Ну конечно! Рак! Отец болен раком. Но как долго? И какой орган затронут? Какая стадия? Черт, в этой семье люди никогда не разговаривают друг с другом. Играют в молчанку. Разговору предпочитают оцепенение и хлороформ молчания. Свинцовую тишину, которая накрывает вас, словно удушающая фатальная лавина.

Я спрашиваю себя, знает ли Соланж ответы на мои вопросы. Догадалась ли она, хотя бы уже по выражению моего лица, о том, что я впервые слышу о болезни отца? По крайней мере, только что узнал, чем именно он болен.

– Да, – угрюмо говорю я. – Ты права. Он держится молодцом.

– Мне нужно вернуться к гостям, – говорит наконец моя тетка. – До свидания, Антуан. Спасибо, что пришел.

Соланж выходит, и спина у нее прямая, как струна. Я направляюсь к входной двери» и в этот момент из большой гостиной выходит с подносом Гаспар. Я даю ему понять, что буду дожидаться его на первом этаже. Я спускаюсь в холл и выхожу на улицу покурить.

Гаспар появляется через несколько минут. Он выглядит спокойным, хоть и немного усталым. Он сразу переходит к делу.

– Мсье Антуан, я должен вам кое-что рассказать.

Он прочищает горло. Гаспар куда более спокоен, чем в тот день, когда мы беседовали у него в комнате.

– Ваша бабушка умерла. Я ее боялся, очень боялся, понимаете? А теперь она уже ничего мне не сделает.

Он замолкает и тянет себя за галстук. Я решаю ждать, не задавая вопросов.

– Через несколько недель после смерти вашей матери к вашей бабушке пришла какая-то мадам. Я открыл ей дверь. Она была американкой. Увидев ее, ваша бабушка пришла в ярость – стала кричать на посетительницу, требуя немедленно уйти. Ваша бабушка была очень сердита. Я никогда ее такой не видел. В тот день в квартире никого, кроме нее и меня, не было. Моя мать ушла за продуктами, вашего дедушки не было в Париже.

К нам приближалась элегантная дама в сером норковом манто, благоухающая «Shalimar». Мы молча подождали, пока она зайдет в дом. Потом Гаспар придвинулся ко мне и продолжил рассказ:

– Американская дама хорошо говорила по-французски. Она тоже стала кричать на вашу бабушку. Она хотела знать, почему та не отвечала на ее звонки и почему приказала частному детективу следить за ней. Потом еще громче, чем прежде, она выкрикнула: «В ваших интересах рассказать мне, как умерла Кларисс, и немедленно!»

– Как выглядела эта американка? – спрашиваю я, чувствуя, что сердце стало биться быстрее.

– Лет сорока, с длинными и очень светлыми волосами, высокая, спортивного телосложения.

– И что случилось потом?

– Ваша бабушка пригрозила позвонить в полицию, если она не уберется из квартиры. Она попросила меня проводить даму и ушла, оставив нас наедине. Дама сказала что-то явно ужасное по-английски, а потом вышла, хлопнув дверью, даже не взглянув на меня.

– Почему вы умолчали об этом тогда?

Гаспар покраснел.

– Я не хотел об этом рассказывать, ведь ваша бабушка была еще жива. У меня хорошая работа, мсье Антуан. Я работал в этом доме всю свою жизнь. Зарплату получал хорошую. И я уважаю вашу семью. Я не хотел никому доставлять неприятности.

– Вы еще что-нибудь знаете?

– Да, это не все, – нервно продолжил он. – Когда дама упомянула о частном детективе, я вспомнил, что вашей бабушке звонили из одного агентства. Я от природы нелюбопытен и не увидел ничего странного в этих звонках, но после ссоры все вспомнил. К тому же я обнаружил кое-что в мусорной корзине вашей бабушки на следующий день после визита той американки.

Его лицо краснело больше и больше.

– Я бы не хотел, чтобы вы подумали…

Я улыбнулся.

– Нет-нет, не волнуйтесь, я не думаю, что вы поступили плохо, Гаспар, вы ведь просто опорожнили корзину для мусора, не так ли?

У него на лице появилось выражение такого облегчения, что мне стало немного смешно.

– Я хранил это все эти годы, – шепчет он.

И протягивает мне смятый клочок бумаги.

– Но почему, Гаспар?

Он распрямляется с полным достоинства видом.

– Ради вашей матери. Потому что я чту память о ней. И потому что я хочу помочь вам, мсье Антуан.

– Помочь мне?

Его голос звучит так же твердо и даже торжественно;

– Да, я хочу помочь вам выяснить, что с ней случилось. В тот день, когда она умерла.

Я просматриваю листок. Это счет, выписанный на имя бабушки частным детективным агентством «Viaris», расположенным на улице Амстердам, что в Девятом округе. Листок выглядит грязным.

– Ваша мать была очаровательной женщиной, мсье Антуан.

– Спасибо, Гаспар.

Я пожимаю ему руку. Рукопожатие выходит неловким, но я вижу, что он доволен. Я смотрю ему вслед, на его кривоватую спину и тонкие ноги. Он исчезает в стеклянной кабине лифта. Я возвращаюсь домой.

Быстрый поиск в Интернете подтверждает мои опасения: агентства «Viaris» не существует. Его поглотила более крупная фирма – «Rubis Détectives», предлагающая услуги по сбору информации о профессиональной деятельности, надзору, слежке, проведению тайных операций, проверке деятельности и взысканию задолженностей. Мне и в голову не приходило, что подобные услуги востребованы и в наши дни. И это агентство процветает, если верить их сайту – современному, с красивой графикой и оригинальной системой «окон». Их офис расположен недалеко от «Гранд-Опера». Имеется также и адрес электронной почты. Я решаю написать и объяснить ситуацию: мне необходимо узнать результаты расследования, организованного по заказу моей бабки, Бланш Рей, в 1973 году. Я вписываю в письмо номер дела, указанный в счете, и прошу как можно скорее со мной связаться, поскольку это очень срочно. В конце письма – обычные формулы вежливости и номер моего мобильного.

Мне хочется позвонить Мелани и сообщить о своих розыскных мероприятиях, и я уже тянусь к телефонной трубке, но вдруг до меня доходит, что на дворе второй час ночи. Я долго ворочаюсь в кровати, пытаясь заснуть.

Смертельная болезнь отца. Предстоящие похороны бабушки. Высокая светловолосая американка.

В ваших интересах рассказать мне, как умерла Кларисс, и немедленно!

Глава 43

На следующее утро по дороге в контору я ищу номер Лоранс Дардель, дочери доктора Дарделя. Сейчас ей, должно быть, около пятидесяти. Ее отец был личным врачом и другом нашей семьи. Именно он подписал свидетельство о смерти моей матери и, если верить Гаспару, первым прибыл в квартиру деда и бабки в тот роковой февральский день 1974 года. Лоране тоже врач, она унаследовала клиентуру отца. Я не видел ее много лет, мы не очень хорошо знакомы. Когда я звоню ей в кабинет, мне отвечают, что доктор Дардель в больнице, где она обычно ведет прием, и мне нужно договориться о встрече. Но попасть к ней можно будет не раньше следующей недели. Я благодарю за информацию и кладу трубку.

Если память мне не изменяет, ее отец жил на улице Спонтини, недалеко от улицы Лонгшамп. Его медицинский кабинет находился по тому же адресу. Кабинет его дочери находится на авеню Мозар, но я почти уверен, что она живет в квартире на улице Спонтини, которую унаследовала от отца. Когда я был ребенком, после смерти матери мы иногда ходили туда пить чай вместе с Лоране и ее мужем. И дети у них, по-моему, намного младше моих. Я никак не могу вспомнить имя мужа Лоране Дардель, тем более что она оставила свою девичью фамилию в интересах профессиональной деятельности. Единственная возможность удостовериться, что она все еще живет на улице Спонтини, это отправиться прямиком туда.

Посвятив утро активной работе, в обед я звоню отцу. Режин снимает трубку и сообщает, что они с Соланж занимаются похоронами Бланш, которые состоятся в Сеи-Пьер-де-Шайо. После полудня у меня назначена встреча с Паримбером в его офисе, одна из последних, кстати. Собор Духа почт» готов, осталось урегулировать мелкие детали.

По прибытий на место мне становится не по себе – Рабани, невыносимый зять Паримбера, тут как тут. Я ошеломленно наблюдаю, как он пожимает мне руку с улыбкой, которой я у него не припомню, – широкой, открывающей весьма неприглядного вида десны. Он заявляет, что я проделал фантастическую работу над собором. Паримбер демонстрирует нам свою обычную удовлетворенную гримасу. Мне кажется, что этот добрейший Чеширский Кот вот-вот замурлычет. Рабани вне себя от возбуждения, на его малиновом лице выступает пот. К моему величайшему удивлению, он убежден, что собор Духа со своей структурой светящихся панелей – «достойная всяческого восхищения революционная концепция огромного художественного и психологического значения». И, с моего согласия, он желал бы ею воспользоваться.

– Это мог бы быть величественный проект, – почти задыхаясь, говорит он, – проект мирового значения!

Рабани уже все обдумал и все предусмотрел. Мне остается лишь подписать контракт, ну, разумеется, показав его предварительно своему адвокату, но действовать нужно быстро. Если все пройдет, как задумано, я скоро стану миллиардером. Ну, и он тоже. Мне не удается вставить ни слова и остается только ждать, когда он остановится, чтобы перевести дыхание. Рабани брызжет слюной, мочки ушей краснеют все сильней. Я преспокойно кладу в карман контракт века, ледяным тоном уверяя его в том, что мне необходимо подумать. Чем холоднее я становлюсь, тем больше он передо мной лебезит. И наконец уходит, в последний раз подпрыгнув, как щенок, мечтающий, чтобы его погладили.

Мы с Паримбером приступаем к работе. Он недоволен креслами, по его мнению, слишком мягкими, что не способствует эффективному восприятию молниеносной силы, исходящей от собора. Он предпочитает более жесткие, твердые кресла, в которых сидеть можно только выпрямившись, словно ученик перед строгим преподавателем. Нельзя оставлять сидящему ни единого шанса для расслабления!

Невзирая на свой медовый голос, Паримбер – клиент требовательный, и я покидаю его кабинет намного позже, чем рассчитывал, с ощущением, что побывал на допросе с пристрастием. Я решаю сразу же отправиться на улицу Спонтини. В этот час на дорогах полно машин, но я добираюсь до места назначения за двадцать минут. Паркуюсь возле авеню Виктора Гюго и какое-то время жду, сидя в кафе.

Все еще никаких новостей из агентства «Rubis». Мне хочется позвонить сестре и рассказать о своих намерениях, но стоит мне вынуть телефон, как он звонит. Анжель. Мое сердце колотится, как всегда, когда она звонит. Я уже готов признаться ей, что намереваюсь посетить доктора Лоранс Дардель, но сдерживаюсь. Нет, я никому не скажу об этой погоне за правдой. Я завожу разговор на другую тему – о будущем уик-энде, который мы условились провести вдвоем.

Потом я звоню своему отцу. Его голос слаб. Как обычно, наш разговор краток и монотонен. Между нами стена. Мы говорим, как обычно, ничего не изменилось – в наших словах по-прежнему нет даже намека на нежность и привязанность. Да и откуда взяться переменам? Я не знаю, с чего мне следовало бы начать. Спросить у него о его болезни? Сказать, что я в курсе происходящего? Невозможно. Я так и не научился выражать некоторые чувства. И, как обычно, отчаяние захлестывает меня, стоит мне нажать «отбой».

Сейчас почти восемь часов вечера. Лоранс Дардель должна уже быть у себя – в доме № 50 по улице Спонтини. Я не знаю кода, поэтому жду на улице, покуривая сигарету. Наконец кто-то выходит из подъезда. Я проникаю в холл. Согласно списку жильцов, вывешенному возле помещения консьержа, семья Фуркад-Дардель живет на третьем этаже. В этих буржуазных османских домах с лестницами, устланными красными коврами, пахнет одинаково – смесью аппетитных ароматов приготавливаемой пищи и пчелиного воска. Это наводит на мысль о шикарных, нарядных интерьерах.

Дверь мне открывает парень лет двадцати в наушниках. Я называю себя и интересуюсь, дома ли его мать. Он не успевает мне ответить, как я уже вижу перед собой Лоранс Дардель. Она пристально рассматривает меня, потом спрашивает с улыбкой:

– Вы Антуан, не так ли? Сын Франсуа?

Она знакомит меня с Тома, своим сыном, который, так и не сняв наушников, тут же исчезает. Лоране ведет меня в гостиную. Лицо у нее именно такое, каким я его запомнил, – маленькое, заостренное, с венецианскими светлыми ресницами, а волосы уложены сзади в безупречный шиньон. Она предлагает мне вина. И я соглашаюсь.

– Я прочитала о смерти вашей бабушки в «Figaro», – говорит она. – Должно быть, вы очень расстроены. Мы обязательно придем на похороны.

– Мы с бабушкой не были близки.

Лоране поднимает брови.

– Я думала, что вы с Мелани очень к ней привязаны.

– Не так, чтобы очень.

Повисает тишина. Комната, в которой мы находимся, оформлена в лучших буржуазных традициях. Здесь все на своем месте. На жемчужно-сером ковре ни пятнышка, на мебели ни пылинки. Антикварная мебель, лишенные души акварели, на полках множество медицинских книг. А ведь эта квартира могла бы стать чудесной. Мой наметанный глаз берется за работу – снимает навесные потолки, разбивает ненужные перегородки, устраняет громоздкие двери. Из кухни доносится тягучий запах. Сейчас время ужина.

– Как поживает ваш отец? – вежливо интересуется Лоранс.

Она ведь врач. Зачем ломать перед ней комедию?

– У него рак.

– Да, я знаю.

– Но как давно?

Она подпирает рукой подбородок, ее рот округляется.

– Мне сказал об этом мой отец.

Я чувствую себя так, словно получил удар под дых.

– Но ведь ваш отец умер в начале восьмидесятых!

– Да, а именно – в 1982 году.

Она такая же коренастая, как и ее отец, с такими же короткими широкими руками.

– Вы хотите сказать, что в 1982 году мой отец уже был болен?

– Да, но лечение спасло его. У него был длительный период ремиссии. Но в последнее время ему стало хуже.

– Вы его лечащий врач?

– Нет, но мой отец лечил его до самой своей смерти.

– Он выглядит очень усталым. Даже измученным.

– Это из-за химии, она изматывает.

– Лечение эффективно?

Лоранс смотрит мне прямо в глаза.

– Я не знаю, Антуан. Я не его врач.

– Если так, откуда вы знаете, что ему стало хуже?

– Потому что недавно я его видела.

– Наш отец не сказал ни мне, ни Мелани, что болен. Я даже не знаю, какой именно орган у него поражен.

Но она воздерживается от комментариев. Я смотрю, как она выпивает свое вино и ставит бокал.

– Почему вы пришли, Антуан? Чем я могу вам помочь?

Я раскрываю рот, чтобы ответить, но щелкает замок входной двери – и появляется полный мужчина с зачатками лысины. Лоране нас знакомит.

– Антуан Рей! Ну конечно! Вы становитесь все больше похожи на своего отца.

Ненавижу, когда люди так говорят. Неожиданно для себя я вспоминаю, как его зовут, – Сирил. После минутного разговора ни о чем он выражает мне свои соболезнования и покидает комнату. Лоране поглядывает на часы.

– Не хочу занимать ваше время, Лоранс. Да, мне нужна ваша помощь.

Я замолкаю. Живое и искреннее выражение ее глаз придает лицу определенную суровость. Почти мужскую.

– Я бы хотел просмотреть медицинскую карточку своей матери.

– Могу я узнать зачем?

– Я хочу проверить кое-что. Помимо прочего, увидеть ее свидетельство о смерти.

Лоране прищуривает глаза.

– Что именно вы желаете узнать?

Я склоняюсь к ней и решительным тоном заявляю;

– Я хочу знать, как и где умерла моя мать.

Она выглядит изумленной.

– Это необходимо?

Ее вопрос выводит меня из себя. И я не пытаюсь это скрыть.

– Это проблематично?

Мой голос звучит резко. Она вздрагивает, словно я ее ударил.

– Это не составляет проблемы, Антуан. Не надо сердиться.

– Значит, вы можете дать мне ее карточку?

– Мне нужно ее найти. Я не знаю наверняка, где она. Это может занять какое-то время.

– А именно?

Она снова смотрит на часы.

– Карточки пациентов моего отца здесь, но сейчас я не могу ее искать.

– А когда сможете?

Между нами возникает напряжение.

– Я постараюсь заняться этим как можно скорее. Я позвоню вам, когда найду ее.

– Прекрасно, – говорю я, вставая.

Лоране тоже встает, и кровь приливает к ее лицу.

– Я прекрасно помню смерть вашей матери. Мне тогда было двадцать. Я недавно познакомилась с Сирилом и как раз училась на медицинском Отец позвонил мне и сказал, что Кларисс Рей умерла от разрыва аневризмы. И она была уже мертва, когда он приехал, так что он ничем не мог ей помочь.

– И все-таки я хочу посмотреть ее карточку.

– Копаться в прошлом бывает очень больно. Вы взрослый человек и должны бы знать это.

В одном из карманов я нахожу визитку и протягиваю ей.

– Вот мой номер. Позвоните мне, как только карточка окажется у вас в руках.

Я ухожу со всей доступной мне скоростью, даже не попрощавшись. Щеки мои горят. Закрываю за собой дверь и скатываюсь вниз по лестнице. И зажигаю сигарету, не успев даже выйти на улицу.

Несмотря на горькие воспоминания и на страх перед неизвестностью, я бегу к своему авто и ощущаю нашу с матерью близость, ощущаю острее, чем когда-либо в жизни.

Глава 44

Из агентства «Rubis» мне позвонили на следующий день, ближе к вечеру. Моей собеседницей оказалась обаятельная и деятельная женщина по имени Делфин. Никаких проблем, она может предоставить мне досье, хотя срок давности велик – более тридцати лет. Однако для этого мне нужно приехать к ним в офис, чтобы подтвердить свою личность и подписать пару документов.

Движение на дорогах от Монпарнаса к «Гранд-Опера» интенсивное, и поездка кажется мне бесконечной. Стоя в пробке, я слушаю радио и стараюсь дышать глубоко, чтобы не позволить страху завладеть собой. Последние недели я плохо сплю – ночи напролет размышляю о том, что мне уже удалось узнать. И все же ответов на свои вопросы я не нахожу, и это меня угнетает. Мне хочется позвонить сестре и рассказать ей обо всем, но я откладываю этот момент. Сначала я сам все узнаю. Хочу, чтобы все карты были у меня на руках. Начиная с досье Рей, которое мне отдадут в агентстве «Rubis», и медицинской карты доктора Дарделя. Имея все это, я хорошенько все обдумаю и найду подходящие слова для беседы с Мелани.

Делфин заставляет меня десять минут ждать в приемной, оформленной в крикливых вишнево-кремовых тонах. И в таком вот антураже супругам, подозревающим мужей в измене, приходится с ужасом ждать приговора… Кроме меня в этот поздний час в приемной никого нет. Наконец появляется Делфин, состоящая из сплошных округлостей, с широкой улыбкой на лице. М-да, современные частные детективы совсем не похожи на Коломбо.

Я ставлю подпись в квитанции и предъявляю удостоверение личности. Она протягивает мне большой запечатанный воском конверт. Многие годы его никто не открывал. Фамилия «Рей» напечатана на нем заглавными черными буквами. Делфин сообщает, что в конверте содержатся оригиналы всех документов, которые в свое время отсылали моей бабушке. Вернувшись в машину, я борюсь с желанием поскорей открыть конверт, но решаю все-таки подождать.

Дома делаю себе кофе, зажигаю сигарету и сажусь за кухонный стол. Потом набираю в легкие побольше воздуха. Еще не поздно выбросить этот конверт, так и не открыв его, так и не узнав. Мой взгляд скользит по привычной обстановке кухни: от чайника идет пар, на рабочих чертежах хлебные крошки, на столе стоит полупустой стакан молока… В квартире тихо. Люка, вероятнее всего, уже спит. Марго еще перед компьютером. Я сижу не шевелясь и жду. Жду долго-долго…

А потом беру нож и вскрываю конверт. Печать поддается…