Текст книги "Должники"

– Здравствуйте, Михаил! Ко мне можно обращаться без отчества. Я приехала взять кое-что из вещей, а не контролировать вашу работу. Контролер из меня, честно говоря, никакой.

– Но ведь вам же интересно посмотреть, что мы тут натворили?

– И еще, я думаю, натворите, – улыбнулась Тоня. – Вы меня по миру не пустите с протянутой рукой собирать на ремонт? – пошутила она.

– Смета уже составлена, договор подписан, предоплата сделана, – не принял шутку прораб.

– С кем подписан?

– С Олегом Антоновичем, естественно.

«Вот уж совсем неестественно», – подумала хозяйка, но ничего не сказала, только хмыкнула неопределенно и направилась в комнату, к платяному шкафу с вещами.

– Простите, пожалуйста, – остановил Михаил, – туда нельзя. Там сегодня стяжку делали. Еще не высохло.

– А хотя бы посмотреть можно?

– Только через порог. Если возникнут вопросы, я все объясню.

«Тебе бы не строительной бригадой руководить, а письма строчить в канцелярии», – усмехнулась Антонина и заглянула в комнату. Пустые белые стены, сырой цементный пол – все. Ни мебели, ни телевизора, ни даже узлов с вещами – ничего.

– А где остальное?

– Вы имеете в виду мебель?

– И это тоже.

– Так Олег Антонович все приказал вывезти.

– Куда?!

– Не знаю. Приехала машина, мы погрузили. Адрес был у водителя.

– Миша, – крикнул кто-то из кухни, – ты мог бы к нам подойти? Телевизионный кабель куда выводить? На чертеже ни хрена не понять!

– Подождите, я занят!

– Хорошо, – казалось, ее сейчас разорвет от злости на человека, так бесцеремонно распоряжавшимся ее домом, – не буду мешать. Мы уходим, правда, Володя? – тот молча кивнул. – Вот и отлично. А вам, Михаил, удачи. Всего хорошего, до свиданья, – и вылетела из прихожей, где толклись еще трое, размазывая что-то по стенам.

В машине она сначала молчала, потом не выдержала.

– Володя, скажите, пожалуйста, вы были в курсе, что происходит в моей квартире?

– Конечно. Я сам рекомендовал Мишку Олегу Антоновичу. Вы не смотрите, что он молодой. Михаил очень толковый парень, строительный институт закончил с красным дипломом. Причем, одновременно работал и учился. Зато теперь опыт, а это в его деле не меньше диплома значит. Знаете, сколько сейчас самозванцев? Все хотят денег, а заказчику впаривают халтуру. Не строительство – сплошной лохотрон. А на Новосельцева очередь, попробуйте еще пристроиться: все забито на полгода вперед. Потому что Михась – профессионал, ответственный и порядочный. Где еще такого найдете? – его словоохотливость удивляла, обычно из телохранителя Боровика слова не вытянуть.

– А правда, что посреднику положено десять процентов, если он находит заказ?

– Я понял ваш намек, Антонина Романовна. Но здесь вы здорово ошибаетесь, если думаете, будто я слупил с Михаила какие-то там проценты. Я работаю на Олега Антоновича, очень его уважаю и никогда не стану позорить своего работодателя тем, что буду еще с кого-то бабки сшибать, извините за жаргон. Кроме того, Боровик мне платит прилично, на жизнь хватает.

– Извините, Володя, я не хотела вас обидеть. Простите, пожалуйста.

– Ладно, проехали, – буркнул он. Но больше за всю дорогу не сказал ни слова.

…После ужина хозяин пригласил гостей в каминный зал.

– Завтра Илья отбывает в училище. И пока мы все вместе, надо кое-что обсудить. Предлагаю кофе попить у камина. Я, знаете ли, люблю смотреть на огонь, лучше думается.

Негромко потрескивали дрова, языки пламени азартно лизали дерево, на низком столике стоял кофейный прибор, ноздри дразнил душистый возбуждающий аромат. – Что-нибудь еще? – спросил Олег Антонович. – Светлана испекла потрясающий торт.

– Нет, спасибо, – ответила Тоня. – Только кофе.

– А ты, Илья? Не хочешь подкрепить мозги сладким?

– Я кондитерку не люблю, спасибо.

– Ну что ж, тогда по чашке и к делу, – усмехнулся хозяин. Тоня терялась в догадках, что за важное дело может быть у них с Олегом Антоновичем. Она и сама хотела бы высказаться о чрезмерно активном вторжении Боровика в ее жизнь, о затеянном им ремонте, о вывозе мебели в никуда, но решила сделать это потом. Нехорошо выскакивать со своими мыслями, когда собирается говорить старший. Как любила повторять тетя Роза:»Не лезь поперед батьки в пекло». И памятливая племянница помалкивала, наслаждаясь умело приготовленным кофе. – Еще налить, Тонечка?

– Спасибо, нет. После такого ужина даже одной чашки много.

– А ты, Илья?

– Мне тоже не надо, спасибо.

– Тогда к делу. У меня есть предложение. Немедленного ответа оно не требует, но и особо затягивать с решением тоже не стоит, – он поднялся с кресла, подбросил несколько поленьев в огонь, снял с подставки кованую кочергу, поворошил дрова и, дождавшись, когда их охватило пламя, вернулся к столику. – Как вы уже, наверное, поняли, дорогие мои, я занимаюсь бизнесом. Скрывать не буду, бизнес серьезный, приносит неплохой доход. Но… – он задумался, не отводя глаз от камина, – но иногда, а в последнее время точнее сказать «все чаще», задаю себе один и тот же вопрос: для кого все это? Да, я создаю рабочие места и тем самым оказываю помощь другим. Тем, кто живет не так комфортно, как я, но воровать не хочет, а хочет честно зарабатывать и кормить семью. Польза есть? Безусловно. Однако, – усмехнулся бизнесмен, – вы удивитесь, ребятки: большинство из этих людей меня ненавидит. Считают ворюгой, бандитом, развалившим страну, чтобы выкачать из нее богатства и набить свой карман. Увы, как бы ты ни старался улучшить их существование, все равно останешься виноватым во всех бедах. Так уж устроена жизнь, особенно у нас, в России: чем больше стараешься сделать, тем больше тебя хулят. Хотя, по правде сказать, кое в чем они правы. Среди нашего брата немало таких, кого не мешало бы вздернуть на дыбу за все, что натворили со страной и людьми. Но я о другом, – он задумчиво наблюдал за игрой огня с деревом, – об одиночестве, которое делает жизнь человека бессмысленной и ненужной. Мысли об этом в последнее время приходят ко мне все чаще, не дают покоя. Днем особенно размышлять о подобных материях некогда, а вот ночами… В общем, я пришел к выводу: кроме меня самого у меня, к сожалению, никого больше нет. Ни друзей, ни семьи, ни родни. Непросто в этом признаться, когда уже перевалило за семьдесят, но врать себе несолидно. Ни в юности, ни, тем более, в старости. Ты, Тоня, возможно, помнишь нашу первую встречу. Не знаю, что тогда подумала ты, но мои мысли были очень простыми, как банное мыло: вот свалилась на голову незваная гостья. Вполне вероятно, даже славная девочка, наверное, кому-то с ней повезло. Правда, с тараканами в голове: попереться в тайгу с ребенком может только самоуверенная дуреха. Воспитывать ее, конечно, не буду, но выручу. Как говорится, на небесах зачтется. Потом заболел твой сын и я, клянусь, потерял голову от страха, делал все возможное, чтобы ребенок поправился, всеми силами старался отвести беду. Помнишь? – она молча кивнула, не понимая, к чему клонит Олег Антонович. – Недаром говорят: чем больше вкладываешь, тем больше привязываешься. Возможно, поэтому долго не мог вас забыть, хоть прекрасно осознавал, что в вашей жизни я всего лишь случайный прохожий. Чужой… Но узнав тебя под колесами моей машины, понял, что второй раз людей сводит не случайность. Судьба. И сейчас она дает мне шанс, который будет непростительно упустить. Поэтому хочу сказать, – он оторвался от созерцания пламени и всмотрелся в мать с сыном, – вы для меня единственно близкие люди, других, увы, нет. Не нажил… Когда ты, Тоня, лежала в коме, я поклялся: если выживет, не отпущу. Ни тебя, ни крестника своего, – она молчала, потрясенная неожиданным признанием человека, чьему слову подчинялись другие – умнее, сильнее, благороднее той, перед кем он раскрывал сейчас свою душу. – Поэтому предлагаю выйти за меня замуж.

– П-простите, что?

– Брак, разумеется, будет фиктивным. Я, конечно, тебя люблю. Тебя и Илью – вы для меня одно целое. Но люблю, как любил бы отец, а не мужчина. Удочерить тебя не могу, увы, давно опоздал. Илья тоже для усыновления уже не годится. А я хочу дать вам хорошую жизнь, избавить от проблем, взять на себя все заботы. И тогда вопрос «для кого?» исчезнет сам собой.

– То есть, чтобы вам спокойнее жилось, от собственной жизни мы должны укрыться под вашим крылом, – уточнила Тоня. Ей казалось, она спит и видит сон абсурднее того, что приснился в больнице.

– Ты ведь веришь, что твой муж жив и хочешь его найти, так?

– Так. Но при чем здесь это?

– Со мной тебе легче будет искать. Вдвоем мы быстрее добьемся цели. Если я официально стану твоим мужем, перед тобой откроются многие двери, поверь.

– И что же я скажу Саше, когда мы встретимся? Что его нашла чужая жена? А вы представляете, что он ответит?

– Вполне.

Она поднялась из кресла, в котором только что было уютно.

– Спасибо за предложение, Олег Антонович, но…

– Подумай, Тоня. Подумайте вместе с Ильей. У вас есть еще время. Иногда то, что кажется вечером парадоксом, утром представляется единственно верным решением. А я отправляюсь спать, доброй ночи.

– Спокойной ночи, – машинально пробормотала в ответ Антонина.

– Спокойной ночи, Олег Антонович, – дополнил Илья.

После его ухода они долго молчали, наблюдая, как догорают в камине дрова. В зал заглянула Светлана.

– Можно убрать?

– Что?

– Я говорю, может быть, еще кофе? Или чай?

Тоня вопросительно посмотрела на сына.

– Я бы кофе выпил. Очень вкусный.

– На ночь?

– Мам, я сплю, как убитый. Мне пара таких чашечек, что слону дробина.

– Хорошо. Тогда, ему принесите, пожалуйста, кофе. А мне черный чай с лимоном, если можно.

– Конечно. Через минуту все будет готово.

Домоправительница исчезла так же незаметно и быстро, как появилась. Поленья превратились в угли, по которым скользили алые змейки. Думать ни о чем не хотелось, хотелось просто молчать и наблюдать за вялой попыткой огня продлить свою жизнь. Светлана принесла поднос с чаем и кофе, молча поставила на столик.

– Спасибо, – эхом откликнулись на услугу два голоса.

– Не за что, мне приятно вам услужить.

И снова молчание наедине.

– А знаешь, мамуля, мне кажется, Олег Антонович…

– Не надо продолжать, сынок. Не сегодня, хорошо?

– Хорошо. Но я тоже тебя прошу: подумай, – Илья поставил на столик недопитую чашку с дымящимся кофе, встал, поцеловал мать в висок. – Сейчас, ты, наверное, хочешь побыть одна? – Она молча кивнула, не отрываясь от огненных бликов. – Спокойной ночи, мама. Я только хочу сказать: какое бы решение ты не приняла, уверен, что оно будет самым правильным. И я его поддержу.

– Спасибо.

Прошло больше двадцати лет, как у нее отобрали мужа. Уже давно отправились на тот свет охотники до чужого, давно лежат в земле те, кто расплатился своими жизнями за мифический долг, выбрались из кошмара живые. Почему нет ее мужа? Если жив, почему молчит? Ведь он знает, что его любят и ждут. Почему не возвращается? Создал другую семью? Отчего честно не написать об этом? Она поймет и начнет новую жизнь. Без него. Если болтается неприкаянным где-то в чужой стране, каким образом другие смогли найти дорогу домой? Болен? Превратился в беспомощного калеку? Вопросы долбили мозг, перекрывая дорогу ответам, не давая возможности выбраться из разбухающей от напряжения черепной коробки. Казалось, еще немного и голова взорвется. Она прижала ладони к вискам, как будто теплая кожа могла успокоить боль. «Так ничего не решить, – подумала Антонина. – Можно до бесконечности посылать в потолок вопросы, ответ давать все равно придется самой. И отвечать лучше утром: утро, как известно, вечера мудренее. Она потянулась за прислоненной к каминной стене кочергой, осторожно поворошила чуть тлеющие угли и, убедившись, что огонь отыгрался, отправилась спать с тайной надеждой, что сон ей выдаст подсказку.

Надежда не оправдалась: Тоня спала на удивление крепко, без сновидений, проснулась бодрой и полной сил. Утро осветило не только природу, но и разум, наведя в мыслях полный порядок. Окончательно прояснилось главное: ради встречи с мужем можно вступить в сговор хоть с самим сатаной, не то, что с человеком, дважды спасшим ей жизнь. Олег Антонович, как всегда, оказался прав: вчерашний абсурд сегодня представился спасительным выходом.

…Хозяин и молодой гость мирно завтракали. На фарфоровых тарелках разлеглись тонко нарезанные умелой рукой вяленое мясо, буженина, сыры, в розетках зеленели оливки, каждая размером с перепелиное яйцо, алел джем, по соседству янтарился мед, горкой высился творог на блюде, в плетеной корзинке раскинулись тосты, в центре красовался хваленый Светланин торт, в дымящихся чашках, словно спасательные круги на темной поверхности омута, плавали кружочки лимонов.

– Доброе утро! – поздоровалась вошедшая гостья. – Вы, как я вижу, не завтракаете, а набиваете животы?

– Угу, – довольно кивнул Боровик. – Мы мужчины, нам полагается перед трудовыми подвигами плотно поесть.

– Привет, мам! Мы ели яичницу с беконом. Будешь? Светлана Васильна классно готовит! Я даже торт попробовал, и знаешь, вкусно.

– Может, Васильевна? – улыбнулась она.

– Можно, вообще, без отчества, – заметил Боровик, отлавливая чайной ложкой лимон.

– Не могу, Олег Антонович. Она намного старше меня да еще работала учительницей, преподавала литературу и русский язык. А я до сих пор побаиваюсь учителей, хоть мама тоже когда-то работала в школе. Правда, я тогда был совсем мелким, не помню. Так ты будешь яичницу?

– У меня трудовых подвигов не предвидится, поэтому ограничусь творогом и чаем, – она подтянула к себе тарелку с белой горкой.

– Что, даже торт не попробуешь? – изумился сын.

– Не попробую, но отхвачу целый кусок и съем до последней крошки, – она чувствовала себя легко, свободно, как будто принятое решение помогло прочистить не только мозги, но и поставить на место душу. – Сынок, я бы хотела проводить тебя в аэропорт. Когда самолет?

– Завтра, в четыре утра, – вмешался Боровик. – Мы вместе летим, у меня в тех краях дела, – кажется, никогда этот человек не перестанет ее удивлять. – И, пожалуйста, Антонина Романовна, не волнуйся, все будет отлично.

– Между прочим, командир экипажа тоже воевал в Афганистане, как отец.

– А ты-то, откуда знаешь?!

– Так мы же полетим на самолете Олега Антоновича, мама! Это он все знает, а не я.

– Ладно, ребятки, мне пора, – Боровик поднялся из-за стола. – Илья, ты хотел поехать со мной, не передумал?

– Нет, конечно!

– А тебя, Тонечка, я попрошу разобраться со Светланой. Она, кажется, надеется, что ты ей поможешь составить меню.

– Олег Антонович, вы вчера…

– Извини, опаздываю. Вечером обо всем поговорим, хорошо?

– Хорошо, – пробормотала она.

– Пока, мам, до вечера!

Домоправительница, она же кухарка, изумила гостью вслед за хозяином, доложив, что у того сегодня день рождения: видно, в этом доме страсть поражать окружающих передавалась, как вирус.

– Олег Антонович обычно свой день рождения не отмечает, – просвещала Светлана. – За все время, что я у него работаю, а это больше пятнадцати лет, всего один раз праздновал. Да и то, потому что друг какой-то старинный приехал. Вот они вместе и отметили: Олег Антонович – приезд, а друг – день рождения.

– У него, что, совсем друзей нет?

– Какие друзья? – вздохнула Светлана. – Все больше завистники да враги, так называемые конкуренты. Когда человек поднимается высоко, охотнее всего с ним поднимается одиночество.

– Вы, кажется, что-то собирались со мной обсудить?

– Ох, простите, конечно, собиралась! Я ведь совсем не знаю ваших кулинарных предпочтений. Какие блюда вам нравятся, а что, напротив, совсем не едите. Можно оговорить с вами меню ужина? Мне почему-то кажется, что Олег Антонович сегодня вспомнит про свой день рождения. Хотелось бы приготовить что-нибудь особенное, порадовать всех вас. Знаете, раньше здесь работала кухарка, но потом хозяин ее рассчитал. Она как-то заболела, готовить пришлось мне. Хозяину очень понравилась моя стряпня. С тех пор так повелось, что я и за домом смотрю, и на кухне всем заправляю, – улыбнулась она.

– Не трудно одной?

– Два раза в неделю приходит женщина убирать, а на остальное пока сил хватает. Так чтобы вы хотели на ужин?

К полудню гостья освоилась окончательно. После обсуждения праздничного меню поиграла с Берком и Тэем, прогулялась по территории. Здесь все казалось ей совершенным. Выметенные каменные дорожки. Подстриженный газон. Водопад, словно перенесенный со страниц иллюстрированных книжек об экзотических странах. Открытый бассейн с прозрачной голубоватой водой и сверкающей металлической лесенкой, уходящей вниз. Нежные хризантемы и пестрые астры на клумбах. Роскошный розарий. Теплица, где с веток свисали крупные помидоры, баклажаны и перец. Летняя беседка с гранитным полом и низкими стенами по пояс, подчеркнуто грубо сложенными из внушительных разноцветных булыжников. В уютной беседке, спрятанной от посторонних глаз, особое внимание привлек стол с круглой стеклянной столешницей шоколадного цвета, установленной на массивную, причудливую подставку из дерева, будившую воображение необычными формами. Стол гипнотизировал, манил в сказку и обещал поделиться секретами, спрятанными в бесконечных отверстиях и извилинах. Она присела на край плетеного кресла, прикоснулась ладонями к прохладному ребру столешницы и закрыла глаза. Лицо обвевал ветерок, шелестели листья еще не оголившегося дикого винограда, пахло сентябрем. И счастьем, которое, случайно оказалось рядом.

Поблизости кто-то деликатно кашлянул. Гостья вздрогнула и открыла глаза. У входа в беседку, опираясь на грабли, стоял Лев Николаевич Толстой, граф и великий русский писатель. Соломенная шляпа, чуть сдвинутая на затылок, седая окладистая борода, светлая рубаха навыпуск, подпоясанная веревкой, черные льняные штаны.

– Ой! – Антонина, вскочила, как школьница, из-за стола и застыла, не веря своим глазам. «Снится», – решила с перепугу.

– Вы, наверное, подумали, что перед вами Толстой? – улыбнулся старичок. – Все так думают, когда видят меня впервые. Простите, если напугал. Я садовник, у меня только внешность да имя, как у писателя, а в остальном обычный человек. Разрешите представиться: Федюркин Лев Иванович. Вам, вижу, стол понравился?

– Да, оригинальный очень.

– Не поверите, но смастерил его наш хозяин – все своими руками, кроме стекла, конечно. Олег Антонович, вообще, талантливый человек. Он и люстру в зимней беседке сделал. Не видели?

– Еще не успела.

– Хотите, покажу?

– Да, спасибо.

Словоохотливый садовник оказался неплохим экскурсоводом. Показал пруд с зеркальными карпами, конюшню с парой вороных жеребцов, зимнюю беседку, скорее напоминавшую русский трактир, чем место для размышлений, двухэтажную баню, срубленную из круглых бревен в обхват, похвастался огородом, обнесенным плетнем, к изготовлению которого приложил свою руку и, наконец, галантно откланялся, снова став больше Толстым, чем Федюркиным.

– Извините, если отнял у вас время. Мы здесь, как отшельники: никуда не выходим, никого не видим. А поговорить-то с живым человеком иногда ой как хочется. Меж собой-то уже все переговорено, как облупленных, друг друга знаем. Еще раз простите, если что не так. Очень рад был знакомству, – зацеремонился Лев Иванович. – Спасибо, что не отказали в общении.

– И вам спасибо за интересную экскурсию. А скажите, если не секрет, сколько человек присматривают за таким хозяйством? Мне кажется, должно быть много.

– Что вы! Совсем нет. Вот мы сейчас посчитаем, – для верности растопырил ладонь. – Я с помощником – это двое. Дальше, – стал загибать пальцы, – конюх, электрик, сантехник, охрану считать? – она молча кивнула. – Шесть охранников, пара водителей, Светлана – вы, наверняка, ее видели, еще домработница ходит два раза в неделю – все. Получается четырнадцать с половиной, потому что домработница тут не живет.

– Целый коллектив, – уважительно заметила Тоня, имевшая одну помощницу.

В кармане садовника зазвонил мобильник.

– Федюркин на проводе… Нет, без меня ничего не окапывать, понял? Жди, я сейчас. Это помощник, – доложился Антонине садовый начальник, – надо идти, а то нахалтурит. Сами знаете, за всем пригляд нужен.

– Конечно, – сдержала улыбку понятливая гостья.

* * *

– Дорогие мои, случилось так, что я сегодня родился. Конечно, это произошло довольно давно, не будем уточнять, когда именно, но сегодня для меня позволительно многое. И потому, чтобы себя порадовать, я хочу вам сделать подарки.

– Олег Антонович, это мы должны вас одаривать, – запротестовала Тоня. – Дарят тому, у кого день рождения, а не тому, кто на дне рождения.

– Глупости! Из нас никто никому ничего не должен. Быть должником – последнее дело. Надо уметь доставлять себе радость. И если мне в удовольствие сделать вам что-то приятное, будьте уверены, я это сделаю. Светлана!

– Да, Олег Антонович, – мгновенно проявилась та рядом, – слушаю вас.

– На письменном столе в моем кабинете пара пакетов, будь добра, принеси нам.

– Хорошо.

Кажется, прошло не больше минуты, как исполнительная помощница по хозяйству опять возникла перед хозяином. Молча передала в его руки подарочные пакеты и испарилась. Олег Антонович поднялся со стула, на лице появилась улыбка.

– Могу я позволить себе побыть эгоистом хоть один день в году и поступить согласно собственным, а не навязанным правилам? Спасибо, ваше молчание принимается за согласие. Дорогие мои, – он посерьезнел и с непривычной нежностью посмотрел на мать с сыном, сидящих напротив, – я благодарен судьбе, что она дала мне возможность снова встретиться с вами. Может, звучит пафосно, но это так. Даже если нас не будут связывать никакие другие отношения, кроме тех, что сейчас, поверьте, я найду способ оставаться для вас близким и нужным. Для меня вы уже такие. Вы только представьте, на Земле около семи миллиардов людей, а жизнь свела вместе именно нас троих. Мне кажется, я начинаю верить в Провидение. Никто не знает своего будущего, но настоящее прекрасно и достойно, чтобы за него выпить, – он разлил по фужерам шампанское. – За жизнь, которая с нами, сейчас! – Тоня ощутила ком в горле. Впервые за много лет абсолютно чужой человек, неординарный, сильный, состоявшийся во всем, кроме семьи, так просто и открыто признался, что ему хорошо с ними. С двумя песчинками из миллиардов других, наверное, не хуже, не лучше – таких же. Она выпила праздничное вино до последней капли.

– Олег Антонович, можно я скажу?

– Конечно, Тонечка. Через пару минут, хорошо? – Боровик протянул ей маленький золотистый пакет. – Это тебе, надеюсь, что не ошибся. А это, крестник, для тебя. Не могу сказать, что буду тобой гордиться, потому что уже горжусь. Ты – молодец, уважаю!

Илья выудил из темно-синего пакета дубовую полированную коробку и вопросительно посмотрел на дарителя. Тот невозмутимо молчал. Младший Аренов прикоснулся к гладкому шелковистому дереву, крышка открылась.

– Часы! – восторженно ахнул курсант. И с сожалением добавил. – Олег Антонович, я не смогу это носить.

– Почему?

– Ребята засмеют, командование не одобрит. Подумают, хвастаюсь.

– Илья, последнее дело для мужика – оглядываться на чужое мнение. У каждого из нас есть свой внутренний голос, и только его мы обязаны слушать. Этот голос называется совестью. Самое главное – быть в ладу с ней. А иначе ты не мужчина – слабак, не способный ничего добиться, не защитить никого, ничего стоящего после себя не оставить. Ведомый, который никогда не станет ведущим. Ты таким хочешь быть?

– Нет.

– Тогда надевай это и носи.

– А если сопрут?

– Наплюй и забудь. Заработаешь на другие, – Олег Антонович улыбнулся Тоне. – Что притихла? Не хочешь посмотреть мой подарок?

– Хочу, – она достала из пакета бархатный мешочек, стянутый веревочками верх делал его похожим на миниатюрную копию мешка Деда Мороза. В мешочке оказался черный футляр, в каких дарят ювелирные украшения. Антонина нажала чуть заметный выступ. На белом атласе засверкало кольцо. Две жемчужины, черная с белой, на золотой ажурной ветке в алмазной росе. Она застыла, как в столбняке.

– Что такое? Не нравится?

– Не в этом дело, – точно завороженная, уставилась на жемчужную пару среди алмазов. В памяти всплыли слова: «…в жизни белое всегда рядом с черным, как добро и зло, как день с ночью». – Извините, Олег Антонович, я это принять не могу, – защелкнула футляр и отставила в сторону.

– Объяснишь, почему?

Илья внимательно смотрел на мать, такого выражения лица ему видеть не приходилось.

– Я должна вам дать ответ на вчерашнее предложение, помните?

– Конечно.

– Я уже замужем, Олег Антонович. И абсолютно уверена, что мой муж жив. Поэтому принять ваше предложение не могу, извините.

– Не извиняйся. Все?

– Это кольцо…Вы не поверите, но ваше кольцо – точная копия броши, которая мне досталась от мамы. Тетя Роза подарила ее на свадьбу.

Боровик внезапно посерел и откинулся на резную спинку.

– Можешь показать?

– Олег Антонович, что с вами? – бросилась к нему Тоня. – Вам плохо?

– Мам, может, «скорую» вызвать?

– Никакой «скорой». Я в порядке. Где твоя брошка?

– Дома. Но там же ремонт, я даже не знаю, куда они ее дели.

– Позови Светлану.

– Сейчас, – она кинулась на поиски, но не сделала и нескольких шагов, как наткнулась на домоправительницу, опрыскивающую в холле фикус. – Света, вас Олег Антонович зовет. Только, пожалуйста, если можно, быстрее.

– Господи, что случилось?

– Не знаю. Но, по-моему, ему плохо.

Светлана поспешила в столовую, на ходу сдергивая фартук.

– Что я должна сделать, Олег Антонович?

– Капни той дряни, что давала, помнишь?

– Хорошо, что еще?

– Сделай крепкий сладкий чай, можно с лимоном.

– Сейчас, – и тут же исчезла.

– Олег Антонович, давайте подложу вам подушку под голову, – предложила Тоня, стараясь скрыть тревогу.

– Валяй.

Через полчаса Боровику стало лучше. Спала мертвенная бледность, голос окреп, повеселели глаза.

– Олег Антонович, что-нибудь нужно? – с облегчением спросила гостья.

– Признавайся, струхнула?

– Да, если честно, вы меня напугали. Светлану, думаю, тоже.

– И меня, – добавил Илья.

– Это приятно. Не ожидал от себя такой прыти. Дай-ка мне телефон, Илюша. Он где-то здесь должен быть.

Илья увидел на подоконнике мобильный и протянул его Боровику. Тот набрал номер.

– Володя, зайди в столовую, – отложил в сторону телефон и улыбнулся. – Не волнуйтесь, ребятки, я теперь долго буду жить. Еще надоем. Вот слетаем с тобой, Илюха, потом разберусь с делами и начну все с чистого листа. Как говорится, tabula raza[11]11
  Чистая доска (лат.)


[Закрыть]. Новую жизнь начнем, – посмотрел на Тоню, в глазах промелькнули лукавые искорки. – Не переживай, что дала от ворот поворот. Я, честно говоря, очень сомневался, что согласишься. Ну, какой из меня муж, пусть даже фиктивный? Скорей в отцы гожусь, чем в мужья.

– Я не волнуюсь, Олег Антонович. А чьим-то мужем вы еще вполне можете стать. Думаю, многие из женщин с радостью согласились бы выйти за вас замуж.

– Многие, Тонечка, не нужны. Нормальный мужчина всегда ищет одну. Единственную. Слушай, а что это мы все обо мне? Давай-ка, о тебе немного поговорим.

– А что вы хотите узнать? Мне кажется, вы и так про меня все знаете.

– Далеко не все. Ты, например, никогда не рассказывала о своих родителях. Кто они, чем занимаются? Где сейчас? Что отца звать Романом, я уже догадался. А мать?

– Маму звали Елизаветой, она умерла при родах. А про папу я и сама ничего не знаю, кроме того, что его давно нет на свете. Это мне тетя Роза рассказывала.

– Кто? – в голосе Боровика прозвучали странные нотки.

– Мамина родная сестра, она меня вырастила.

– А ты не обидишься, если я спрошу про твой возраст?

За спиной раздались шаги, и в столовую вошел Владимир.

– Добрый вечер!

– Проходи, Володя, дело есть. Надо отвезти Антонину Романовну на ее квартиру и помочь найти одну вещицу. Она скажет, какую.

– Олег Антонович, так мы же почти все вещи по вашему указанию перевезли сюда.

– Что означает «почти»?

– Оставили только мебель, да и ту потом в детский дом отвезли, помните? Была еще шуба, так мы ее после химчистки сдали в холодильник, чтобы моль не завелась. Еще со Светланой Васильевной советовались, куда лучше.

– А остальное где?

– Так в гардеробной. Светлана Васильевна все и раскладывала.

– Позови ее.

Через минуту оба были рядом.

– Света, будь добра, помоги Антонине пересмотреть ее вещи, надо кое-что найти. Она тебе все сама объяснит.

– Хорошо. Пойдемте, пожалуйста, со мной, – домоправительница пропустила Тоню вперед. – Простите, Олег Антонович, вам лучше?

– Да. Идите. Я жду.

– Олег Антонович, так вы же мне не сказали, что я должна найти? – спросила Тоня. Кажется, она уже потеряла способность чему бы то ни было удивляться в этом доме.

– Разве ты не говорила про брошь? Вот ее и найди, очень интересно посмотреть.

Свадебный подарок нашелся довольно быстро.

– Простите, Антонина, я, конечно, должна была сразу вам все показать. В суматохе упустила из виду. Здесь же и одежда ваша, и нижнее белье, и обувь – все. Но хозяин не давал такого распоряжения, а мне как-то самой в голову не пришло. Извините меня, пожалуйста.

– Ничего страшного. По правде сказать, я тоже об этом совсем не подумала. Когда мы сюда ехали из больницы, позвонил Олег Антонович и сказал, что все необходимое есть. А вы ведь знаете: женщина всегда забывает о том, в чем не нуждается.

– Это точно, – успокоилась помощница Боровика.

В столовой что-то оживленно рассказывал Илья, Боровик внимательно слушал. При появлении Тони оба тут же замолчали. Она ощутила укол ревности: как быстро у этих двоих от нее появились тайны.

– Вот, Олег Антонович, доказательство того, что я не вру, – протянула картонную коробочку со стертыми уголками.

– А я никогда не считал тебя врушей.

Боровик изучал брошь, как эксперт: придирчиво, сосредоточенно, поворачивая так и эдак, то рассматривая на свет, то прикрывая от света рукой. Цвет лица его при этом менялся от мертвенно бледного до почти багрового. Тоня испугалась, что ему опять станет плохо. Потом он отложил в сторону брошь, откинулся на спинку стула, закрыл глаза и застыл. В полном молчании прошла минута, вторая, третья, двадцатая. Ни она, ни Илья – никто не решался заговорить. Стало слышно, как где-то в доме тихонько напевала Светлана, за окном что-то сердито выговаривал кому-то садовник, издалека доносился веселый лай двух собак. Наконец, Боровик резко открыл глаза. Тоню поразил взгляд: ясный, пронзительный, освещающий все вокруг, будто в каждом зрачке горело по электрической лампочке мощностью тока не меньше ста ватт.

– Ну, вот и все, – спокойно объявил он. – Теперь, наконец, все сложилось. Все встало на свои места, – потом еще помолчал и сказал. – Я хочу поведать вам одну историю. Наберетесь терпения выслушать?