Текст книги "Вуду по-берендейски"

Посвящается моей маме.

Ах ты, шарик голубой,

Грустная планета,

Что ж мы сделали с тобой?

Для чего все это?

Все мы топчемся в крови,

А ведь мы могли бы…

Реки, полные любви,

По тебе текли бы.

Булат Окуджава.

ЧАСТЬ 1

ХРАНИТЕЛЬ ИЗ МЕЖДУМИРЬЯ

ПРОЛОГ

…Доносившееся из-за высокого частокола пение разбудило любопытство, и оно немедленно высунуло свой длинный нос наружу: что за спевка в ночном лесу? Надо бы взглянуть хоть одним глазком!

Прикинув на глаз расстояние (высоковат заборчик-то – без посторонней помощи не одолеть!), я обернулась к спутнику:

– А ну-ка, подсади! – И уже через пару минут обозревала скрытое до того момента пространство и наблюдала, как в центре круглой площадки священнодействуют люди в длинных белых плащах со скрывающими лица капюшонами.

Подсматривать было страшновато (а ну как заметят?), но любопытство пересилило.

Вот отделились от общего круга двое с объемной ношей на руках.

Передвигались они медленно, так что я, подавшись вперед и до предела напрягая зрение, сумела разглядеть – что, а вернее, кого они опустили на плиту в нише стоящей особняком скалы. Неужто – жертвоприношение?

Тем временем кто-то переместился из круга в центр, воздел руки и обратился к небесам – то ли с воззванием, то ли молитвой? – и в скале вроде бы сам собой вспыхнул огонь.

Забыв о высоте, я спрыгнула вниз, неловко приземлилась и, превозмогая боль в щиколотке, изо всех сил побежала вперед, ускользая от пытавшихся остановить меня рук и молясь об одном: только бы успеть!

Счет шел на секунды, но мне казалось, что время течет медленно, слишком медленно! До скалы оставалось всего ничего, когда окончательно разгоревшееся пламя с жадностью набросилось на сухие ветки и тех, кого угодливо принесли ему в жертву палачи в белых одеждах.

– Как вы посмели?! – задыхаясь от ярости, закричала я

Готовая, если придется, драться, сжала кулаки и развернулась лицом к палачам, но тут вывихнутая нога решила, что с нее, пожалуй, хватит и предательски подвернулась.

Я упала, ударилась головой о твердую землю и провалилась в темноту…

КУКАРЕКИ-РЕКИ-РАКИ

Ночью мне привиделся кошмар, в котором я, спрыгнув с высоченного забора, вывихнула ногу и вроде бы с кем-то подралась.

Сообразив, что видение закончилось, а я продолжаю колотить ни в чем не повинную подушку, перевернулась на спину и прошептала:

– Все хорошо, это всего лишь сон! – Такая уж у меня привычка – в самые непростые моменты жизни разговаривать с собой вслух, чтобы успокоиться. Как правило, помогает. – Излишние впечатлительность – первый признак старости, девушка. В младые-то годы ты, помниться, была покрепче, – попеняла я себе, вытерев мокрые от слез глаза. – Помнишь, как в восемь лет ты наткнулась подбородком на торчащую из земли ржавую железку? Крови было много, а слез – несколько капель, не больше. А в шестом классе, перелезая через старый забор, распорола гвоздем ногу, чуть выше колена – и что? Всхлипнула пару раз, смыла кровь водой из-под крана, залила йодом, залепила ранку пластырем и побежала доигрывать в «казаков-разбойников»!

Драматические воспоминания были прерваны донесшимися из кухни сдавленными ругательствами, перемежающимися какими-то звуками.

– Братишка опаздывает на утренний автобус, – понятливо усмехнулась я.

Так часто бывает: в самый неподходящий момент под руку попадаются совершенно ненужные предметы – причем, чем больше ты стараешься не шуметь, тем старательнее они опрокидываются, бьются или ломаются.

Я прислушалась, опознавая грохот перевернувшейся табуретки, жалобный стук половника, наверняка оставившего в отместку скол на кафеле, обиженный звон рассыпавшейся в мойке стопки тарелок, и мое сочувствие плавно переросло в раздражение: когда же это закончится?

Стук удаляющихся шагов и щелчок замка на закрывшейся входной двери пролились бальзамом на истерзанные нервы: ну наконец-то! Да здравствует долгожданная тишина – можно досыпать.

– А вдруг продолжится трансляция ночного кошмара? – испугалась я. – Нет уж, увольте. – Решительно встала и отправилась ликвидировать разгром на кухне.

Под чашкой с недопитым кофе меня дожидалась записка: «Будь паинькой: вымой грязную посуду, я не успел». Интересно, братец ограничился только одной просьбой?

Бросив тоскливый взгляд на скопившиеся в мойке с вечера чашки и тарелки, перевернула листочек и прочитала: «И забери из «Оптики» очки для своей любимой тети, а потом привези их в Кукареки – все лучше, чем дома бить баклуши. Рецепт прилагается. Иван».

В душе шевельнулась обида. Отставив пустую чашку, до сих пор мешавшую вышеупомянутому рецепту испариться, улететь или провалиться в преисподнюю, я погрозила кулачком в сторону двери и проворчала.

– А ты неплохо устроился, братец: переложил мужские обязанности на хрупкие девичьи плечи и ретировался, бессовестный! Только-только начались каникулы, а мне уже предлагается отправиться в какие-то Кукареки-реки-раки… Нет чтобы отправить сестренку к теплому морю – например, в Черногорию!

Присев на краешек пошатнувшегося, но чудом устоявшего табурета, я призадумалась.

Мытье посуды, конечно, не самое приятное занятие, но с ним я как-нибудь справлюсь. А вот визит к тетушке совершенно не вписывался в мои планы – не любительница я пропахших коровьим навозом деревенских просторов. Но поскольку передвигающегося в пространстве с невероятной скоростью брата уже не догнать, придется решать проблемы по мере их поступления: в первую очередь – забрать очки, дело, в общем-то, простое, хотя и незапланированное; во-вторых – урегулировать кое-как личные дела, а потом (так уж и быть!) можно посетить любимую деревню двоюродного брата под названием Кукареки – небольшой населенный пункт неподалеку от нашего областного центра, где проживает моя тетя (и мать Ивана). Составив приблизительный план действий, я окончательно успокоилась и, разминая обленившиеся за ночь косточки, потянулась.

– Успею отоспаться – впереди целое лето!

Прогулка до вышеупомянутой «Оптики» на Театральной площади сулила удовольствие. В хорошую погоду там всегда людно: приезжие с удовольствием обнимаются с тоненькой бронзовой девушкой, обреченной вечно спрашивать лишний билетик у входа в областной драматический театр; малыши под присмотром родителей с энтузиазмом штурмуют бортики фонтанов, пенсионеры на лавочках наблюдают за воробьями и голубями, обсыхающими на солнышке после купания. Правда, с тех пор как местный скульптор увековечил этих городских птиц в металле и определил их сюда на постоянное место жительства, мы с трудом различаем, какие именно из них настоящие.

Заказ выдали быстро. Я заторопилась назад, однако на выходе вынужденно притормозила. Прямо на пороге, загородив мне дорогу, разлегся раскормленный до невероятных размеров черный котяра – на его упитанных боках лоснилась шерсть, а на толстых щеках топорщились длиннющие усы.

Я принципиально не верю в плохие приметы: перебегающих дорогу черных кошек, разбившееся зеркало, встретившуюся с пустым ведром женщину и прочую мистическую ерунду. Любые события, на мой взгляд, непременно имеют разумные объяснения – следовательно, и у появления в магазине черного кота существовала причина. Фантазия сразу же подбросила подходящую версию:

…Студеным зимним утром под дверями «Оптики» оказался бездомный котенок – озябший, тощий и голодный. Сердобольные сотрудники пожалели зверушку и оставили жить при магазине. Та за прошедшие годы отъелась, чувствует себя здесь, как дома, и соответственно, лежит там, где хочет…

Будучи воспитанной девушкой, я попыталась договориться с препятствием по-хорошему и перепробовала всевозможные увещевания от «будь человеком, котик, дай пройти» до «брысь отсюда, животное!», но тот лишь равнодушно взглянул на приставучую девчонку круглыми, похожими на два сверкающих опала глазищами и продолжил неторопливо вылизывать шерстку. Пришлось попросту переступить через живую преграду.

Я аккуратно притворила за собой дверь и оглянулась – убедиться, не прищемила ли ненароком хвост вредного кота, однако… за стеклянной дверью никого не было. Но не испарился же он?

Не позволив странному событию пошатнуть свое душевное равновесие, я принялась «симоронить».

Самое главное в популярном психологическом тренинге «Симорон» – неиссякаемое чувство юмора, которое надо поддерживать в себе постоянно. Если, к примеру, вы поссорились с лучшей подругой, на помощь придет «Симорон», советующий отыскать в любой ситуации что-нибудь хорошее и переключиться с негативной мысли на позитив. Подумайте о смешном, и все непременно изменится к лучшему.

Вспомнился анекдот, навеянный предстоящим визитом в Кукареки: «Два года дед опрыскивал химикатами колорадского жука на картошке, на третий – жук сам стал помогать деду ее окучивать».

Я представила полосатого помощника с тяпкой в кривых лапках, и настроение исправилось.

Мысленно поблагодарив «Ванечку» (так изобретатели «Симорона» называют любую неприятность) за сумбурно начавшийся день, пожелала ему хорошего настроения, которого он меня лишил, и мысленно презентовала стаканчик с ванильным пломбиром (подарок каждый придумывает в меру своей фантазии). Представив, как рыжий Ванечка наслаждается лакомством, купила и себе вафельный рожок, после чего окончательно развеселилась.

И все-таки, вопреки моим стараниям, в тот день события развивались не лучшим образом. Не думаю, что я плохо симоронила. Скорее, наоборот: именно своевременное использование ритуала благодарения не позволило ситуации достигнуть совсем уж критического уровня.

Очередной сюрприз поджидал возле собственной квартиры, входную дверь которой подпирал незнакомый парень. На грабителя тот не походил – очень уж серьезным был взгляд больших чуть раскосых глаз, да и выглядел он страшно усталым.

– Дома никого нет! – печально сообщил незнакомец и растерянно добавил: – даже Ивана! – Опустился на корточки и поник головой.

Мне стало смешно.

– Что ж ты, молодец, не весел? Что головушку повесил? Не может человек, отбывший с самого утра в деревню к маменьке, пребывать в двух местах одновременно.

Отчего-то я сразу решила, что расстроенный паренек – друг моего двоюродного брата, аспиранта филологического факультета Московского государственного университета имени М.И.Ломоносова, который переписывается с белорусами, украинцами, сербами, словаками и представителями других национальностей, чьи языки имеют общее происхождение с русским.

О предстоящем визите друга Ваня не упоминал – вполне возможно, запамятовал, закрутившись в чехарде событий и дел, коих у него всегда великое множество. Но не выпроваживать же хорошего человека из-за его забывчивости?

Я потрясла вроде бы задремавшего незнакомца за плечо:

– Пойдем-ка, в дом, брат по разуму, там разговаривать удобнее!

Распахнув дверь, привела гостя в вертикальное положение и повлекла внутрь. Кое-как транспортировав и спихнув на диван непосильную для хрупких девичьих плеч ношу, с облегчением вдохнула и принялась усердно растирать натруженную поясницу.

– Очень нужен Иван, – пробормотал незнакомец. – И Агата! – после чего с видимым удовольствием вытянулся во весь рост, широко зевнул и заснул по-настоящему.

Взглянув на осунувшееся лицо визитера, я передумала возмущаться его бесцеремонностью (разлегся тут как у себя дома!), а прониклась состраданием и принялась разглядывать.

На вид парню было примерно лет двадцать пять. Приятное лицо с темными бровями, прямым носом и яркими губами располагало к себе. Одет во что-то вроде мексиканского пончо защитного цвета, из-под которого выглядывают узкие светлые и кожаные брюки. Взгляд непроизвольно задержался на платиново-серебристом цвете волос – у мужчин в естественном виде такой встречается довольно редко.

– А вот у девушек – хоть отбавляй, – с раздражением заявила я, и на душе немедленно «заскреблись кошки».

В начале учебного года в нашем классе появилась новенькая – яркая кареглазая блондинка Светлана, над которой я по доброте душевной взяла шефство: устроила экскурсию по школе, познакомила с друзьями и подругами, не подозревая, какой черной неблагодарностью отплатит мне за заботу подопечная: из-за нее я вскоре рассталась с мужчиной своей мечты.

Несмотря на средний рост (метр и шестьдесят четыре сантиметра), я не считаю себя коротышкой. Тем не менее, подружки, все как на подбор обладающие модельной внешностью (и соответственно, высоким ростом), прозвали меня Дюймовочкой. Но я не обижаюсь: сказка Г.Х.Андерсена, название которой они позаимствовали для моего прозвища, закончилась хорошо: крошечную девочку полюбил прекрасный эльф и женился на ней. Так же, как и она, я стала объектом внимания старшеклассника – высокого и обаятельного Владислава. Представляясь незнакомым людям, он всегда делал ударение на втором слоге, подчеркивая тем самым свои польские корни, которыми страшно гордился.

…В один совершенно не прекрасный вечер Влад, нисколько не стесняясь моего присутствия, принялся ухаживать за Светланой, которую, кстати говоря, именно я привела на дружескую вечеринку по поводу окончания предпоследнего школьного учебного года. Мой благоневерный воздыхатель-блондин крутился возле новой знакомой, как мотылек вокруг яркой лампы: приглашал танцевать, что-то нашептывал на ушко, не забывая между делом уделять внимание и мне, до сих пор считавшейся его девушкой.

– Что-то Леночка загрустила? – озабоченно сетовал фарисей.

Я терялась в догадках – хочет ли он заставить меня ревновать или поступает так в силу ветреного характера? Но прилюдно выяснять отношения не решилась и в расстроенных чувствах ушла домой раньше времени, втайне надеясь, что обнаруживший мое отсутствие Влад вскоре одумается и прибежит с извинениями.

Прошел день, другой, но положение дел так и не изменилось…

Отметив, что настроение начало портиться, я решила его подсластить – подслушала в какой-то передаче умный совет: выпейте чаю с шоколадкой или кусочком шоколадного торта, и жить станет веселее. Этот факт имеет сугубо научное объяснение: содержащийся в лакомстве магний противостоит депрессии, улучшает память, повышает устойчивость к стрессам и укрепляет иммунитет. Но едва я устроилась в любимом мамином кресле и положила в рот черную ароматную дольку с цельным фундуком, как порыв ветра со стуком распахнул форточку, едва не выбив стекло, и в проеме показалась птичья голова.

– Вот черт! – вздрогнув от неожиданности, я едва не облилась чаем и поставила кружку на стол, от греха подальше.

– Рразве? – поинтересовался с трудом протиснувшийся внутрь упитанный ворон, скептически осмотрел свои конечности и, не обнаружив копыт, обиженно возразил: – Брредятина! – Недовольно покрутил головой и пронзительно каркнул: – Каррау-ул! Катастррофа-а-а! Поторрропи-и-ись! – после чего трудом развернулся и стремительно взмыл в небеса.

Подскочив к окну, я выглянула на улицу. Во дворе было спокойно: резвилась беззаботная ребятня, соседи выгуливали собак, а старушки, привычно оккупировав лавочки у подъезда, делились со всеми желающими последними новостями.

– Ну и где катастрррофа-то? – грассируя, передразнила я ворона, а потом вернулась к прерванному чаепитию и принялась рассуждать.

Подумаешь, говорящий ворон! Возможно, его выдрессировал кто-то из жильцов окрестных домов и время от времени выпускал полетать на воле – набраться новых впечатлений и нагулять аппетит. Ко мне же птица попала случайно – возвращаясь, ошиблась дверью (то есть форточкой). Наскоро осмотревшись, говорящая птичка отчего-то посчитала нашу скромную хрущевку катастрофически непригодной для жилья и посоветовала побыстрее переехать – поторопиться, значит.

– А, на мой взгляд, у нас уютно, – с обидой возразила я, обращаясь неизвестно к кому, и очень кстати вспомнила, что в данный момент в моем доме обретается приятель Ивана. А гостей вообще-то принято кормить…

Парень проснулся самостоятельно, пришлепал на вкусный запах и в нерешительности застыл на пороге, переводя взгляд со сковородки с жарящимся мясом на кастрюлю с дымящимся картофельным пюре: все-таки не зря говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Пребывая в расстроенных чувствах из-за неурядиц на личном фронте, я не претендовала на руку и сердце симпатичного незнакомца, но ни за что не согласилась бы посрамить традиционное русское гостеприимство.

– Елена, сестра Ивана, – представилась я, нарушив затянувшееся молчание.

– Микаэль. – Низкий, с хрипотцой голос парня оказался приятным, как и твердое мужское пожатие сухой худощавой ладони.

Объяснив иностранному гостю, где можно привести себя в порядок с дороги, провела его в ванную комнату, включила освещение, а в качестве примера сама намылила руки, вымыв их под струей воды и, насухо вытерев полотенцем, вернулась в кухню и убавила под сковородкой газ.

«А вдруг Микаэль ниспослан мне заботливой Вселенной в качестве лекарства от тоски? – Из-за этой неожиданной мысли я передумала предаваться грусти и принялась ее развивать. – «Так не наведаться ли в д.Кукареки, куда спозаранку отбыл Иван – причем, с новым знакомым! Чем не развлечение?»

Вышеупомянутая деревенька всего в тридцати километрах от города, вернуться назад в случае необходимости в любой момент – не проблема.

Настроение улучшалось с каждой минутой, и когда новый знакомый сел за стол, я почти убедила себя, что поездка придется весьма кстати: сменю обстановку, а там, глядишь, и личные проблемы как-нибудь утрясутся.

Утолив голод, Микаэль принялся рассказывать о своей Родине – Эвлисии: ее густых лесах, населенных диковинными зверями и птицами, бездонных озерах с русалками и Царь-рыбой Белорыбицей, лугах с сочной зеленой травой, где пасутся табуны единорогов, упоминание о которых я встречала только в сказках. Не очень-то верилось, что где-то существуют подобные чудеса, но мало ли «белых пятен» еще хранит наша старушка-Земля?

После обеда я объявила Микаэлю, что мы отправляемся в деревню, где проживает мать его друга. Тот страшно обрадовался и принялся спешно готовиться к отъезду. Остудив его рвение, я усадила парня на диван, научила обращаться с пультом от телевизора и немного полюбовалась его круглыми от удивления глазами (гостю пришелся по душе очередной выпуск мультсериала «Ну, погоди!»), а сама принялась ликвидировала беспорядок в квартире, воцарившийся после отбытия meine liebe mutter на конференцию в г.Санкт-Петербург по обмену педагогическим опытом. Собрала в походный рюкзачок немудреные дорожные пожитки, включая злополучные (как выяснилось впоследствии) очки тети Агаты.

* * *

Мы полчаса тряслись на древнем мотоцикле с коляской, принадлежащем случайному знакомому – сердобольному старичку, возвращавшемуся домой с областной сельскохозяйственной ярмарки и обрадовавшемуся попутчикам.

Потрясенный Микаэль намертво прилип к водителю раритетного транспортного средства, а сама я «с комфортом» устроилась в тесной глубокой люльке, прижав к самому подбородку клетку с пищащими цыплятами, и украдкой посмеивалась над иностранным туристом: надолго ему запомнится путешествие по российской глубинке!

– Так ты нашей знахарке племяшкой приходишься? – уточнил недоверчивый Матвей Семенович или – для своих – дед Мотя. – Не припоминаю тебя!

Пришлось громко (чтобы заглушить громкий треск двигателя) объяснить, что на визиты к родственнице не хватает времени, поскольку я учусь, учусь и еще раз учусь.

Дедушка скептически хмыкнул, но на всякий случай похвалил меня за усердие и, привычно выровняв мотоцикл, подскочивший на сто сорок восьмом ухабе, спросил:

– Как добраться до дома Матушки-Агаты, помнишь? – Я отрицательно покачала головой, решив больше не рисковать прикушенным языком.

Прежде чем ответить, словоохотливый водитель долго хвалил тетю Агату, безмерно талантливую травницу и целительницу от Бога, не забыв перечислить многочисленных хворых односельчан, а так же недуги, которые та исцелила вопреки пессимистичным прогнозам городских эскулапов. А уж скольких сироток пригрела и пристроила в надежные руки моя добросердечная родственница – не перечесть!

– Дай ей, Боже, здоровья и многие лета, – прочувствованно прокричал Матвей Семенович и возвел глаза к небесам, призывая их всячески содействовать выполнению его пожелания, после чего приступил к описанию дороги, ведущей к дому сельской знахарки.

Она оказалось длинной и тернистой, но я старательно запоминала памятные ориентиры – дома, сараюшки, заборы (высокие и низкие, покосившиеся и новые, свежеокрашенные), принадлежавшие местным бабушкам и дедушкам, а также прочие достопримечательности. Когда они наконец-то закончились, водитель подвел итог:

– За развилкой свернешь направо и по тропинке мимо малинника выйдешь к самому лесу. Домик ейный на отшибе стоит, весь в лопухах и плюще. Уяснила, девонька?

Своевременно вспомнив о том, что язык до Киева доведет, я кивнула – на сей раз утвердительно: если и заблужусь, спрошу у вышеупомянутых бабок.

Дедушка высадил нас в центре села – у небольшого магазинчика с яркой вывеской «Гипермаркет», где хмурый жилистый грузчик под надзором бдительной дородной продавщицы выгружал из машины коробки с товаром и поды с хлебом.

Люди в очереди, как по команде прекратили разговоры и с любопытством уставились на нас.

Мы вежливо пожелали кукарекчанкам здоровья и на всякий случай уточнили, верной ли дорогой идем? Местные жительницы хором подтвердили правильность выбранного направления, и гомон возобновился – у дам появился новый животрепещущий повод почесать языки.

На краю села, как и предсказывал словоохотливый попутчик, стоял потемневший от времени сруб с резными ставенками, утопавший в зелени.

– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, а ко мне – передом, – процитировала я сказочного Ивана-Царевича, но та не выполнила указаний посторонней девицы – наверное, слушалась только свою хозяйку.

Словно от ветра, предупреждающе скрипнула калитка, в окошке мелькнул женский силуэт, и на крылечке появилась моя тетя.

Передо мной предстала не сгорбленная, опирающаяся на клюку старушонка, глядящая на мир подслеповатыми слезящимися глазами (именно такой та должна была бы стать за прошедшие с моего последнего визита годы), а женщина в полном расцвете сил и красоты: мимо просто так не пройдешь – непременно оглянешься вслед.

Кого-то она мне напоминала – не то «даму пик» из карточной колоды, не то особу королевских кровей с иллюстраций к историческим романам, которыми я зачитывалась за неимением приключений в собственной жизни: высокий рост, выдающийся бюст и гордая осанка, густые темные волосы, подвязанные алой атласной лентой; из-под изогнутых лучом густых бровей доброжелательно смотрели большие зеленые, как и у нас с Иваном, глаза, а из-под прямого носа улыбались яркие сочные губы.

Отделанные тисненым золотистым узором алые сапожки из мягкой кожи на невысоком наборном каблучке совершенно не сочетались с ситцевой юбкой в мелкий цветочек и повязанным поверх нее простеньким кухонным фартуком.

Вслед за хозяйкой на крыльцо выскользнул крупный черный кот, весьма похожий на своего «оптичного» собрата – немного постоял, оценивая непрошеных гостей и решая, заслуживают ли они его благосклонности? Но, по-видимому, пришел к выводу, что те не так уж безнадежны, потому что принялся ходить вокруг, едва касаясь ног пушистым боком.

– Здравствуйте, тетя. – Вспомнив о приличном воспитании, я поздоровалась и принялась рыться в рюкзаке. – Я ваши очки привезла! – Живо представила их на тетином носу и закусила губу, чтобы не засмеяться: очки и тетя казались несовместимыми. Может, они предназначались кому-то из её односельчан?

Агата поблагодарила и, не глядя, убрала сверток в карман фартука, а потом приветливо кивнула Микаэлю, как старому знакомцу. Особого значения этому я тогда не придала – возможно, в сельской местности все намного проще, чем в городе.

– Давненько мы с тобой не виделись, Аленушка. – Изрядно подзабытый приятный низкий голос порадовал слух, но я покраснела, почувствовав себя виноватой.

Мой отец, родной брат тети Агаты, по рассказам мамы был известным археологом и пропал во время одной из экспедиций в далекой стране Перу, когда мне едва сравнялось пять лет. Я смутно помнила его мягкую окладистую бороду, которую теребила ручонками, мечтая о том времени, когда она отрастет длинная-предлинная, и я заплету ее в косу, завязав на конце большой зеленый бант – будет очень красиво.

Meine liebe mutter, как я иногда в шутку называю мамулю, к счастью, не имеет ничего общего с опасными профессиями, предполагающими разъезды по всему миру. У Веры Ивановны Берендей сугубо мирная профессия – учитель русского языка и литературы в одной из городских общеобразовательных школ. И хотя большую часть светового дня она занимается обучением чужих детей творчески мыслить, правильно говорить и писать, а затем – проверкой их домашних заданий и подготовкой к новым урокам, но собственную дочку все-таки видит ежедневно.

Старший двоюродный брат и единственный сын Агаты Иван учился в одной школе со мной: такое решение приняли когда-то наши мамы, считая, что мальчик должен получить приличное образование в городе. И хотя моего мнения, естественно, не спросили, я, скорее всего, не стала бы возражать, поскольку заполучила в его лице приятеля для игр, верного друга и надежного защитника.

Мы с Иваном росли, окружные любовью и заботой. Ласковые слова мамы быстро гасили наши детские ссоры и взрывы подростковых эмоций, а ее умелые руки в редкие свободные часы постоянно что-то мастерили, чаще всего реализуя именно мои неуемные фантазии – то одежки для игрушек, то приглянувшийся в модном журнале атласный комбинезон, то платье или брюки с вышивкой. Внимательно наблюдавшие за ее работой брат и сестра не забывали с умным видом комментировать происходящее и давать советы, которые мама, тем не менее, выслушивала с серьезным видом. Впоследствии с улыбкой вспоминая наше поведение, я сформулировала собственное антиправило «Не умеешь сам – учи другого!» и старалась никогда ему не следовать.

Иван успешно окончил школу, потом университет, поступил в аспирантуру и нынче собирал материал для кандидатской диссертации по славянской культуре и письменности, старательно записывая сказания сельских старожилов. К своей матери он наведывался регулярно, гостил на всех каникулах, так что старики из российской глубинки, испытывающие дефицит в общении, находили в его лице благодарного и внимательного слушателя и собеседника.

В раннем детстве я время от времени бывала в Кукареках, но, повзрослев, предпочла скучным поездкам в деревню туристические походы в компании ребят постарше с непременными посиделками у костра, бардовскими песнями и страшными сказками о привидениях, русалках, леших и могущественных колдунах, живущих в лесной чаще. С тех пор утекла уйма времени: я превратилась в зрелую даму, а Агата (вслед за мамой я привыкла называть ее так, опуская «тетя») должна была состариться со всеми вытекающими последствиями. Однако природа оказалась не властна над ней – неразрешимая загадка!

– Проходите в дом, – радушно пригласила хозяйка. – Отдохните с дороги.

Жилище было небольшим: сени со скрипучими половицами, прикрытыми разноцветными домоткаными ковриками и дорожками, вели в небольшую кухоньку, где на веревке возле печки сушились многочисленные пучки душистых трав. На полу – блюдечко с молоком, а на подоконнике – глубокая тарелка с кашей.

В дальнем углу комнаты, устроившись на диванчике, увлеченно рассматривали толстую книжку с картинками мальчик и девочка лет пяти-шести. Наше появление особого любопытства у них не вызвало – наверное, малыши привыкли к частым визитам посетителей к деревенской целительнице. Они на минуту оторвались от своего занятия, чтобы поздороваться, и снова вернулись к нему.

– Дима и Соня – сиротки, – со вздохом пояснила тетя, поймав мой вопросительный взгляд. – Дальние родственники забрали их из детского дома и привезли погостить ко мне, чтобы окрепли на свежем воздухе. Мне их присутствие только в радость.

– А это – Микаэль, друг Ивана из-за границы, – спохватившись, я представила своего спутника. – Агата бросила на молодого человека мимолетный удивленный взгляд, но промолчала.

За расспросами о городском житье-бытье время летело быстро. Незаметно для себя я выложила внимательной слушательнице накопившиеся обиды – на исчезнувшего из нашей жизни отца и вечно занятую маму.

– Кем хочешь стать после получения аттестата? – поинтересовалась тетя, незаметно переводя разговор на нейтральную тему, чем застала меня врасплох: с будущей профессией я еще не определилась (с детства мечтала стать то мультипликатором, то астрофизиком, то археологом, как папа), а потому дала обтекаемый ответ, стараясь выглядеть по-взрослому солидно.

– В отличие от Ивана я займусь полезным делом, – начала самонадеянно, но, наткнувшись на недоумевающий взгляд тети, попыталась обосновать свою позицию. – По моему мнению, изучение древней культуры наших предков, которой брат бредит с самого детства, сейчас не актуально, потому что будущее – за современными науками.

– А что ты считаешь современным? – оживился Микаэль.

– Ну-у-у, – протянула я, прикидывая, как бы половчее выкрутиться. – Самое важное в жизни – это прогресс, развитие техники – в том числе компьютерной. Возможно, стану программистом. Или блогером. И для пущей важности уточнила: – Перспективные, между прочим, профессии.

Агата не стала меня разубеждать, лишь посетовала:

– Люди изрядно подзабыли о том, что будущее держится на плечах прошлого. Не разобравшись в том, что случилось с твоим народом, нельзя понять настоящее и предвидеть грядущее. У тебя, девочка, еще маловато опыта, чтобы судить о таких серьезных вещах.

Моему резкому ответу помешала с грохотом распахнувшаяся форточка, в проеме которой показалась… воронья голова. Опять?

– Прриветствую, дррузья! – перевалившись через раму, проскрипел ворон и вспорхнул на стол, вздрогнувший под его тяжестью. Покрутил головой, посмотрел на меня непроницаемым взглядом черных глаз-бусинок и поковылял по направлению к тете.

Пока я подбирала отвисшую челюсть, смутно опознавая в птице недавнего визитера, тетушка ласково спросила:

– Нагулялся, Симочка? Кушать хочешь?

– Прроголодался – стррасть! – подтвердил ворон и уткнулся в тарелку.

Агата с умилением наблюдала, как птица постукивает клювом по дну, а потом, подняв голову, глотает кашу.

– Это мой домашний любимец Симург, – пояснила она и погладила ворона по черной голове.

– Симуррг хорроший! – подтвердил скромник.

Устав удивляться, я пожала плечами: у кого-то в хозяйстве водятся утки, гуси и куры, а у моей тети – еще и ворон. Эка невидаль. Нашу скромную городскую обитель тоже недавно посетил похожий экземпляр. Может быть, просто мода пошла на говорящих птиц, а я не в курсе?