Текст книги "Второе пророчество"
Автор книги: Татьяна Устименко
Жанр: Юмористическая фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)
Мне казалось, будто я – сплю. Я не могла пошевелить ни рукой ни ногой, но при этом отчетливо понимала все происходящее возле меня. Я помнила боль от удара по голове и сменившую ее темноту, а затем немного отвлеченно, как бы со стороны наблюдая за своим телом, следила: вот надо мной суетится молодой врач, вот меня везут в машине и выгружают во дворе темного дома. Вот меня заносят в какую-то комнату, раздевают и укладывают на стол, прикрыв грязной простыней. А мне холодно, одиноко и тоскливо, хотя почему-то совсем не страшно… Но я быстро засыпаю, ощущая странный зуд в разбитой голове и жжение в области груди, причиняющие мне скорее неудобство, чем страдание. И мне хорошо, мне совсем не хочется просыпаться…
Мысли об очаровательной покойнице не покидали Геннадия ни на минуту. Закончив некогда, в отдаленном прошлом, два курса медицинского училища, он считал себя намного образованнее своих закадычных собутыльников и соучастников – Васьки с Ванькой, а посему являлся признанным лидером их маленькой шайки. Необременительная работа в морге, не требовавшая от исполнителей ничего, кроме физической выносливости и крепких нервов, приносила неплохой доход, позволяя жить в относительном достатке. С учетом незаконно экспроприированного у покойников имущества, средств Геннадию хватало не только на ломоть белой булки и кусок «докторской» колбасы – скопив денежек, он купил небольшую однокомнатную квартирку, расположенную в удобной близости к месту работы. Он действительно любил не какую-нибудь другую, а именно «докторскую» колбасу, усматривая в этом некую извращенную насмешку над своей крайне специфической профессией, а также водку, папиросы «Беломорканал» и красивых женщин. Самая бессмысленная вещь в мире – это реклама водки.
В отличие от своих практически не просыхающих друганов пил Геннадий не много, точнее, весьма умеренно, нахватанными по вершкам основами медицинских познаний убеждая себя в том, что спиртное не только не вредно, но даже полезно для здоровья – дескать, выводит оно из организма шлаки всякие и тяжелые металлы. А в то, что от водки можно умереть или деградировать, санитар не верил принципиально, чего бы там ни утверждал демонстративно игнорируемый им Минздрав. Васька и Ванька не в счет, они дебилы от рождения. А читая надписи на похоронных венках, привозимых к моргу скорбящими по усопшим родственниками, Геннадий лишь еще больше укрепился в своем бесхитростном убеждении, ибо предназначенные для умерших траурные ленты утверждали: «От жены», «От коллег», «От любящей тещи». Вот и выходило: «от водки» – еще никто и никогда не умирал. От чего и от кого угодно – да, но только не от нее, родимой!
Вскоре Геннадий понял, что кроме двух первых основополагающих факторов в жизни любого здорового мужчины – денег и спирта – морг способен обеспечить его еще и третьим вожделенным товаром, а именно – женщинами. С живыми дамами у недоучившегося медика складывались крайне неровные отношения – то цветы им подари, то в кафе своди, то на трамвае за свой счет прокати. В общем, сплошные капризы, расходы и хлопоты, а пользы – фиг да маленько. Каждая так и норовит пожрать и выпить за счет распаленного страстью кавалера, а потом его же и продинамить, то бишь – ему отказать. Ишь недотроги! И только поступающие в морг мертвячки не просили ничего, не ломались и не строили из себя бог весть кого. Да и не отказывали они никому и никогда – уж это стопроцентно. И вскоре Геннадий привык к их холодным неподвижным и негибким телам… Словом, жизнь сияла всевозможными радужными красками, не обещая в будущем ничего непредсказуемого или неприятного. Впрочем, так обстояло только до сегодняшней ночи…
Мысли об очаровательной покойнице не покидали Геннадия ни на минуту. Он сам заносил ее в морг, раздевал и укладывал на стол, заботливо прикрыв самой чистой простыней из всех имеющихся в наличии. Тело девушки не имело на себе следов постигшего ее несчастья, и лишь кровь, пятнающая ее длинные серебристые волосы, ненавязчиво напоминала – красавица насильственно покинула сей бренный мир, лишив его своей непревзойденной прелести и обаяния. Да, следовало признать откровенно, даже будучи мертвой, эта девушка оставалась настолько хороша собой, что при первом же взгляде на нее у Геннадия перехватило дух, а в глубине его давно очерствевшего сердца родились сочувствие и сожаление: «Надо же, какую красоту загубили!» Он с восхищением разглядывал ее стройные бедра и длинные ноги, тонкие пальчики с миндалевидными розовыми ноготками, нежный очерк губ и маленькую грудь, как раз помещающуюся у него в ладони. Однако черные, упрямо не желающие закрываться девичьи глаза вызывали у него смутный страх и неявное сомнение в ее безжизненности. Будучи далеко не дураком, Геннадий отлично усвоил все симптомы клинической и биологической смерти, позволяющие точно установить факт гибели человека. Однако, вопреки всем непреложным законам природы, тело прекрасной блондинки оставалось гибким и чуть ощутимо теплым, хотя он так и не смог уловить звуков биения ее сердца или прощупать пульс на ее сонной артерии. У девушки напрочь отсутствовало дыхание. Но вот ее зрачки, почти сливающиеся с темной, будто ночь, радужкой, даже при нажатии отказывались удерживать щелевидную форму, хотя именно этот «эффект кошачьего глаза» и являлся вернейшим признаком наступления биологической фазы смерти, уже необратимой вспять никакими реанимационными процедурами. Пребывая в полной растерянности, Геннадий уложил раздетую догола блондинку на стол в покойницкой и отправился пить с напарниками, осознанно предпочтя на неопределенное время отложить разрешение сей парадоксальной проблемы. Но притом в его голове почему-то беспрестанно вертелись строчки из прочитанной в детстве сказки о мертвой (а на самом деле совсем не мертвой) царевне, спящей в своем хрустальном гробу и ждущей прекрасного принца…
Выпив спирта и набравшись смелости, Геннадий вскоре пришел к выводу, что ни мускулистостью заросших рыжей щетиной плеч, ни охватом мощного торса, ни завлекательно выступающей вперед нижней челюстью он ничуть не уступает расхваленным экстерьерам модных заграничных актеров, а следовательно, на роль принца подходит идеально. Захватив с собой «группу поддержки» в лице изрядно набравшихся, а потому не боящихся ни бога ни черта Васьки и Ваньки, новоявленный герой-любовник шумно ввалился в комнату передержки неопознанных трупов, намереваясь немедленно «посвататься» к мертвой красавице. Все произошедшее далее навсегда отбило у него как желание, так и реальную возможность домогаться благосклонности каких-либо женщин – хоть живых, хоть мертвых…
Отбросив укрывающую покойницу простыню, Геннадий разоблачился и, подбадриваемый скабрезными репликами ожидающих своей очереди товарищей, вскарабкался на стол, всей массой своего отнюдь не хилого тела навалившись на прелестную девушку. Ощущая нарастающее желание, горячей волной бьющееся в его чреслах, Геннадий наклонился к слегка приоткрытым губам очаровательного объекта своего нечестивого вожделения, намереваясь совершить то, чего не проделывал никогда ранее. А именно – взасос поцеловать покойницу… Но едва лишь его слюнявые, воняющие спиртом губищи прикоснулись к алым и нисколечко не холодным губам девушки, как красавица вдруг еще шире распахнула свои и до этого раскрытые глаза, протестующе мотнула головой и громко заявила откровенно возмущенным тоном:
– Ни фига себе наезды! А ну-ка, скотина, слезай с меня немедленно!
И тогда, испытывая жутчайший ужас, подействовавший на него результативнее, чем беспощадный нож палача, Геннадий разинул рот и отчаянно заорал на весь морг, срываясь на жалобный визг бесповоротно кастрируемого борова…
Глава 2
Люди, по сути своей, самые непредсказуемые и парадоксальные создания в мире. Например, если зайти в переполненную читателями библиотеку и громко крикнуть во все горло, то тебя не поддержат и не поймут, а только одарят крайне недоуменными и осуждающими взглядами. А вот если ты закричишь в переполненном трупами морге, то к тебе сейчас же присоединятся все остальные живые экземпляры, еще обладающие хотя бы минимальной способностью кричать…
Мне снился странный эротический сон. Будто нахожусь я, совершенно раздетая, почему-то на глыбе льда… И тут из ниоткуда появляется Рейн, который ложится прямо на меня и прикасается ко мне своими холодными губами… Странно, но губы прекрасного воина оказались неприятно мокрыми, а от его горячего дыхания нестерпимо разило противным сивушным перегаром… Я вздрогнула от омерзения, глубоко вздохнула и… проснулась…
Придя в себя, я обнаружила, что вместо беловолосого красавца на мне самым нахальным образом распластался какой-то совершенно незнакомый тип – толстый, красномордый, до самых поросячьих глазок заросший неопрятной рыжей щетиной. Я возмущенно мотнула головой, стремясь избежать прикосновения его жутко смердящей пасти, и потребовала:
– А ну-ка, скотина, слезай с меня немедленно!
В ответ наглый тип завизжал так пронзительно, будто его лишали самого дорогого мужского достоинства – кошелька. Ему согласованно вторили еще два бомжеватых на вид персонажа, раскоряченно, наподобие лабораторных лягушек, прижавшихся к стене полутемной комнаты, заполненной непонятными предметами. К своему немалому удивлению, я вдруг выяснила, что вполне прилично вижу в темноте, легко различая даже самые мелкие детали интерьера и обстановки. А следующим неожиданным сюрпризом стала моя абсолютная нагота, бесстыдно выставленная напоказ этому голосистому трио.
Внезапно я услышала негромкий звук удара, и возлежащий на мне нахал вяло обмяк, закатывая глаза и роняя голову на мое плечо. Над его макушкой тут же нарисовалось сердитое лицо Рейна, сжимающего в руке свой меч, перевернутый рукоятью вперед. Первым движением он сбросил с меня впавшего в бессознательное состояние мужика, а вторым – молниеносно накрыл меня какой-то тряпкой.
Я благодарно моргнула и с трудом села, чувствуя себя весьма непривычно. У меня болело все сразу, так, словно меня переехали трехколесным велосипедом, ну тем, специфическим, которым асфальт укладывают… К тому же мне страшно хотелось есть и пить.
– С возрождением, моя госпожа! – Изгой всунул в мою ладонь развернутую плитку шоколада и заботливо придержал за днище раскупоренную бутылку шампанского, помогая мне поднести ее ко рту. Еле приладившись к горлышку нервно дергающимися губами и дробно стучащими зубами, я сделала несколько больших глотков, ощущая, как вино теплыми струйками побежало вниз по пищеводу, возвращая мне нормальное самочувствие. Закусив шоколадкой, я и вовсе оклемалась, а потому решительно завернулась в тряпку, оказавшуюся не первой свежести простыней, и уверенно слезла со своего помоста, заодно сделав открытие, что лежала на железном, водруженном на колесики столе. Шокированным взором я медленно обвела помещение, подмечая и другие столы, идентичные моему, занятые чьими-то телами, и стеклянные шкафы с какими-то сосудами… Да это же…
– Морг! – развеял последние сомнения Рейн, протягивая мне свернутую в узел одежду и тактично отворачиваясь.
Я неторопливо оделась, под защитой Изгоя ничуть не опасаясь ни валяющегося в отключке небритого нахала со спущенными до колен штанами, ни его напарников, сбежавших в неизвестном направлении.
– Так твой план все-таки удался и мы – умерли? – спросила я Рейна, недоверчиво косясь на его изорванную и залитую кровью рубаху.
– Угу. А затем – воскресли! – Он улыбался уголками губ, показавшись мне сейчас чрезвычайно гордым собой.– Лугару практически бессмертны. Их можно убить лишь парой способов – отрубив голову или пронзив сердце. В противном случае мы впадаем в затяжной период клинической смерти, постепенно регенерируя пострадавшие органы. На это я и рассчитывал. Мы оба непременно ожили бы – рано или поздно, в зависимости от резервов наших организмов и температуры окружающей среды…
– М-да,– язвительно хмыкнула я, пытаясь свыкнуться с феноменальным фактом нашего воскрешения и попутно пихая ногой неподвижное тело своего несостоявшегося насильника,– ну и намучились же в крематории с птицей феникс!..
Рейн запрокинул беловолосую голову и звонко расхохотался:
– Точно! Теперь ты понимаешь, какой стресс испытал этот человек, намеревавшийся полюбить покойницу… Прикажешь его добить?
– Одна из божьих заповедей гласит – не убий… – задумчиво бормотнула я.– А ты можешь гарантировать, что если мы оставим его в живых, то он никому уже не причинит вреда?
– Я же не дилетант, я бил в нужную точку,– солидно пояснил Изгой.– Поэтому полный паралич нижней части тела ему обеспечен всерьез и надолго.
– Ну и черт с ним тогда,– успокоившись, махнула рукой я.– Полагаю, он тоже посчитает – лучше гипсик и кроватка, чем могилка и оградка…
Изгой сардонически ухмыльнулся, одобряя мое справедливое решение.
– Пойдем домой, а? – попросила я его, прикасаясь к своим склеившимся от крови волосам.– Я в душ хочу, кофе хочу, мяса хочу. Хватит с нас на сегодня приключений и заупокойной экзотики…
Электронный будильник со светящимся циферблатом, всегда стоящий на полочке над телевизором, показывал десять часов утра. Завернувшись в теплый байковый халатик, вольготно распустив по плечам мокрые волосы, я с ногами сидела на диване да пришивала бережно выстиранные и высушенные утюгом кружева к новой рубашке Рейна, заказанной им через Интернет и только что доставленной из магазина. Сам же Изгой, невольно смущающий меня своим голым мускулистым торсом, увлеченно орудовал компьютерной мышкой, щелкая по сайтам и разыскивая себе подходящие брюки, удовлетворившие бы его взыскательный вкус. Интернет и многочисленные виртуальные магазины привели воина в полный восторг, идеально вписавшись в его врожденную немецкую педантичность и привычку не тратить время попусту. В кресле рядом со мной полулежала Галка, судорожно вцепившаяся обеими руками в бокал с коньяком и ошеломленно взирающая на меня вытаращенными глазами. Похоже, наше сверхъестественное воскрешение до сих пор плохо укладывалось у нее в голове. В комнате явственно пахло валерьянкой и корвалолом, использованными Галкой аж дважды. Первый раз – по причине ее стопроцентной убежденности в нашей с Рейном гибели, а во второй – из-за нашего эффектного появления на пороге квартиры. Ну да, звучит совсем как название фильма ужасов: «Иногда они возвращаются»!
– Это все ты накаркала, ведьма венгерская,– склочно брюзжала подруга, бултыхая наполовину опустошенный флакончик из темного стекла,– когда нарисованный мною флаг высмеяла!
Я иронично изогнула бровь, не переставая орудовать швейной иглой:
– Так нам не стоило оживать?
– Ой,– Галина снова поднесла флакончик с корвалолом ко рту и глотнула прямо из него, запивая успокоительное коньяком, что, на мой взгляд, напрочь перечеркивало его лечебный эффект,– ну ты и скажешь… Я конечно же рада, просто к этому еще привыкнуть нужно…
– К моим способностям? – уточнила я, перекусывая нитку и бросая готовую рубашку на колени Рейна.– Надевай, воин в кружевах.
– К ним,– подтвердила мадемуазель Ковалева.– И почему мы раньше не замечали за тобой ничего необычного?..
Услышав ее последнюю фразу, Изгой так и застыл с рубашкой в руках, глядя на меня отрешенно и постепенно бледнея лицом. А я в это время откровенно любовалась его мускулистым гладким торсом, совершенно лишенным волос на груди, частенько присущих среднестатистическим смертным мужчинам.
– Моя госпожа,– словно колеблясь в своих выводах, он прищелкнул пальцами,– разве ты не замечала за собой ничего необычного?
Я неопределенно пожала плечами:
– Да нет вроде бы. Мне то везло, то не везло… Хотя больше не везло, особенно в последний год…
– Так,– Рейн аккуратно приподнял мой подбородок, испытующе вглядываясь в глаза,– если на тебя и ставили ментальный блок, то после воскрешения он пропал. Но полагаю, в непосредственной близости от тебя постоянно находился мощный экстрасенс, намеренно подавляющий твои возможности…
– Экстрасенсов не существует! – враждебно парировала Галка.
– Оборотней – тоже! – лукаво ухмыльнулся Изгой.– Не так ли?
Галина обиженно насупилась.
– Твой муж – кто он? – чуть вкрадчиво осведомился Рейн, намекая на мою недавнюю откровенность, касающуюся некоторых подробностей моей личной жизни и совпавшую с неумеренным поглощением пищи, сочетающим элементы завтрака и ужина.– Что ты о нем знаешь?
Я сосредоточенно покопалась в памяти и, к своему безмерному удивлению, обнаружила – на самом деле мне мало чего известно о прошлом Вадима. Кем являются его родители? Чем занимался он до появления в Екатеринбурге? А его родной город… Он, кажется, называется Верхним Урюпинском, или нет?
– Ясно,– констатировал Рейн, выслушав мое невразумительное блеяние,– информация или стерта из твоего сознания, или изначально была ложной, внушенной тебе специально.
– Но зачем? – не поверила ему я.
– Сейчас узнаем,– помрачнел он.– Покажи мне ваши фотографии…
Я поспешно извлекла из шкафа толстый альбом с семейным фотоархивом, но вот чудо – почему-то не обнаружила в нем ни одной фотографии Вадима. Они попросту испарились, исчезнув самым загадочным образом…
– Та-а-ак… – повторно, и на сей раз намного многозначительнее, изрек Изгой,– а вот это уже становится интересным. Как выглядит Вадим?
Мы с Галкой принялись наперебой описывать моего распрекрасного муженька, замечая гримасу ужаса, разливающуюся по обычно невозмутимому лицу Рейна.
– Ключи от дома на месте? – задал новый вопрос он.
Я кивнула. Убегая после нанесенного мною удара кинжалом, Вадим забыл свой комплект ключей на тумбочке в прихожей, а дверной замок не носил на себе никаких следов взлома. Выслушав меня, Изгой встал со стула и начал методично, метр за метром, обследовать всю квартиру, а минут через двадцать показал мне отпертую задвижку на кухонном окне.
– Открывали снаружи,– убежденно прокомментировал он.– Просунули лезвие ножа в щель между рамами, отодвинули щеколду, распахнули оконные створки и влезли внутрь. Тот, кто это проделал, и забрал все фото, не желая раскрывать личность твоего мужа.
– Ты меня разыгрываешь? – криво улыбнулась я.– Как можно залезть по наружной стене дома и проникнуть в окно, расположенное на седьмом этаже? И кто способен на этакий подвиг, человек-паук?
– Не скрою, знаю я одного подходящего кандидата,– превозмогая прорывающуюся в голосе неприязнь, признался Рейн.– Его зовут… – Но договорить он не успел, потому что в его слова неожиданно вклинилась курлыкающая трель домофонного звонка…
– Это не твои ли штаны прибыли? – предположила я, бросаясь к двери и принимая позу готовящегося к поединку боксера. Мои ладони медленно нагревались.– С посыльным из магазина?
– Слишком быстро,– отрицательно дернул плечом Рейн.– Открывай дверь подъезда, посмотрим, кто к нам пожаловал…
Мы заняли оборонительную позицию в коридоре: я с простертыми вперед и уже основательно раскалившимися руками, Изгой с обнаженным мечом и Галка, наподобие гранаты сжимающая в кулаке недопитый пузырек с лекарством. Ни дать ни взять реальный прототип картины «Три богатыря» работы выдающегося живописца Васнецова. А потом Рейн облегченно рассмеялся и опустил клинок:
– Это не враг. Там находится обыкновенный пожилой человек, я слышу сбивчивое биение его изношенного сердца…
Я подула на ладони и распахнула дверь…
Испуганно замершего на лестничной площадке человечка вряд ли можно было назвать совсем уж обыкновенным, но ничего экстраординарного в нем тоже не наблюдалось. Невысокий сухонький мужчина довольно преклонного возраста, с таким огромным носом, что я мысленно подивилась – и как это он не перевешивает все тело. Из-за этого носа наш гость походил на унылого недокормленного индюка, но из-под лохматой меховой шапки на меня оценивающе смотрели маленькие карие проницательные глазки, недвусмысленно свидетельствующие – сей странный недотепа на самом деле весьма умен и пронырлив. В мозгу у меня что-то щелкнуло, включая бездействующую ячейку памяти, отвечающую за детские воспоминания, и я узнала этого человека! Широко улыбнувшись, возвестила сиплым от волнения голосом:
– Да это же дядя Абрам – друг моего дедушки! Сколько лет, сколько зим!
– Евочка! – Пожилой еврей по-бабьи всплеснул руками и расчувствованно шмыгнул носом.– Как ты выросла и похорошела! Сказочно похорошела! Ну прямо превращение Гадкого утенка в прекрасного лебедя…
– Звучит оптимистично,– не очень-то приветливо отрезал Изгой.– А чего вам здесь, собственно, понадобилось-то, уважаемый?
– Разве так встречают дорогих гостей? – поддел его хитрый еврей.– Я к вам, между прочим, по поручению пришел, а не мацу с рыбой-фиш кушать. Хотя отобедать – не откажусь…
– Ишь ты, пройдоха, рыбу ему подавай! – Изгой растянул губы в больше смахивающей на оскал улыбке и вальяжно привалился к двери, своими широкими плечами начисто перегораживая проход в мою квартиру.– Евреи – самая оптимистичная нация в мире. Еще не знают – насколько это вырастет, а уже обрезают…
Услышав подобную фривольную фразу из уст обычно невозмутимого и безупречно серьезного воина, я не сдержалась и фыркнула. Галка шокированно уронила на пол флакончик с корвалолом. По прихожей поплыл резкий навязчивый запах.
– Таки шо? – театрально изумился Абрам Соломонович, стаскивая с головы шапку и являя нам забавную лысинку.– Что вы имеете против сынов Израилевых, молодой человек?
– Много чего! – решила подыграть Рейну я.– Например, еврей убил легендарную персидскую княжну, возлюбленную разбойничьего атамана Сеньки Разина…
– Ы-ы-ы-ы? – ошеломленно вылупился на меня Абрам Соломонович.– Как это?
– «Изя Борт ее бросает в набежавшую волну!» – дурашливо пропела я, лукаво подмигивая господину Шухерману.– Во!
Адвокат нерешительно кашлянул, переводя совершенно обалделый взгляд с меня на Рейна и обратно. Кажется, у него возникли нешуточные сомнения в нашем благополучном умственном здравии.
– Так, значит, фамильный артефакт народа лугару, доверенный мне Львом Казимировичем Сокольским, вам уже не нужен, а, молодые люди? – злорадно поинтересовался он, поворачиваясь к нам спиной и делая вид, будто собирается уходить.– Или вы брезгуете получить его из рук еврея?
У меня возникло такое ощущение, словно меня ударили по голове обухом топора. А дядя-то Абрам каким еще боком замешан в моей истории?
– Э-э-э, не уходите! – взмолилась я.– Простите нас, меня и Рейна! Да к тому же никакой он не молодой, ему вот-вот сто лет стукнет…
– Ну что ж,– невозмутимо парировал Абрам Соломонович, неожиданно юрко проныривая под локтем Изгоя и проникая в квартиру,– как говорится: у каждого свои недостатки!
Мы вчетвером сидели у меня на кухне и пили чай с малиновым вареньем. Варенье, правда, было не домашним, а магазинным, но все равно пошло на ура. Абрам Соломонович умильно шмыгал носом и жаловался, что в Хайфе подобного деликатеса днем с огнем не сыщешь. Впрочем, как и настоящей русской водки, копченого сала и запашистого ржаного хлеба с поджаристой корочкой, посыпанной коричневыми зернышками тмина. Короче, у старого эмигранта наблюдалась бурно прогрессирующая ностальгия по некогда оставленной им России…
– Нет, хорошим же конспиратором оказался твой покойный дед, если препоручил величайшую тайну нашего времени этому диссиденту, этому фискалу! – вполголоса возмущался Рейн, не забывая наворачивать бутерброды с ветчиной.
– Не судите человека по его друзьям, у Иуды они были безупречны! – наставительно хмыкнул господин Шухерман.– В наши времена дикой инфляции ни один уважающий себя еврей уже не продастся за тридцать сребреников.
Изгой скептично покривился.
– В чем тогда фишка? – уже куда вежливее поинтересовался неизвестно когда успевший нахвататься модных словечек воин, извиняющимся жестом наливая адвокату еще одну рюмку водки.
Абрам Соломонович благосклонно кивнул, выпил, со вкусом закусил маринованным огурчиком и ласково погладил меня по непросохшим волосам.
– В Еве! – торжественно сообщил он.– В нашей последней надежде…
– А дедушка мне все врал! – обиженно пожаловалась я.– Почему, зачем?
– Лгут, прежде всего, тем, кого любят,– утешил меня мудрый господин Шухерман.– А он любил тебя больше всех на свете…
Мы снова замолчали и чокнулись рюмками, безмолвно поминая покойного Льва Казимировича, сейчас, казалось, незримо присутствующего среди нас. Негромко тикали старинные настенные ходики с росписью под хохлому и гирьками в форме еловых шишек, за окном методично шуршал снегопад, и вся эта мирная семейная обстановка шла в такой вопиющий разрез с довлеющей над нами тайной, что мне хотелось проснуться назавтра на своем продавленном диванчике и сказать: «Долой страшный нелепый сон…»
– Хватит! – Я требовательно шлепнула ладонью по столу, заставляя подпрыгнуть разложенные на нем вилки и ложки.– Хватит с меня секретов, пророчеств, оборотней и смертей. Пусть все закончится немедленно, а я вернусь к своей прежней, спокойной жизни…
– Не получится,– как-то слишком уж обыденно опротестовал мое заявление господин Шухерман. Он торжественно извлек из кармана своего пиджака какой-то предмет, высвободил его из складок чистого носового платка и положил передо мной: – У тебя это уже не получится…
Я нерешительно протянула руку и подрагивающим от волнения пальцем погладила золотой кулон в виде распахнувшей крылья птицы, подвешенной на цепочку…
– Что это такое? – оторопело вопросила я.
– Знак твоего рода, знак Сокола,– вместо Абрама Соломоновича мне неожиданно ответил Рейн.– Символ королевского происхождения! Порази меня стрела Аримана, полагаю, лугару десятилетиями искали наш утерянный раритет, но так и не смогли его найти…
– А до того, как попасть к деду, кому он принадлежал? – Я надела кулон себе на шею, ощущая исходящее от него тепло, возникшее сразу же после того, как Сокол коснулся моей кожи.
– Твоему отцу – Беле Фаркашу,– печально произнес Изгой.– Наследному князю народа лугару, потомку принцессы Дагмары Корвин – законной правительницы Венгрии!
Я тихонько икнула от потрясения. Итак, все услышанное от Рейна и подземного Летописца оказалось правдой, а не досужим вымыслом. Древние сказки начинали обретать плоть и кровь, неуклонно воплощаясь в реальность!
Чайник закипел и выключился автоматически, небрежно выплюнув из носика белесое облачко горячего пара. На тарелке призывно розовели ломтики сочной ветчины, красиво гармонируя с желтыми кругляшками тонко нарезанного лимона и хрустальной розеткой, наполненной малиновым вареньем. Любимые дедушкины ходики невозмутимо тикали, а в прорезях глаз нарисованной на них кошки безостановочно мелькали зрачки, подчиняясь размеренному движению маятника: туда-сюда, туда-сюда. Квартира как квартира, кухня как кухня… Все здесь выглядело настолько привычным и обыденным, что мне даже не верилось в непреложный факт, гласивший – отныне в моей квартире поселилась тайна. Величайшая тайна нашего мира, способная погубить или спасти всех живущих на Земле…
Абрам Соломонович откинулся на спинку кухонного диванчика и принялся рассказывать:
– Евочка, ты, наверное, уже и сама догадалась, что твоего дедушку звали вовсе не Львом Казимировичем Сокольским. Я не стану раскрывать его подлинное имя, уж чересчур громко прозвучало оно в шестидесятые – семидесятые годы, и со слишком многими событиями, имеющими государственный резонанс, оно так или иначе связано. Лев пожелал унести секрет своего инкогнито с собой в могилу, так уважим же его право на покой. Родился он в тысяча девятьсот двадцать девятом году в семье потомственного чекиста и пошел по стопам отца, став кадровым военным. После войны он работал на Лубянке, где занимался делами, доставшимися нашей стране в наследство от фашистской Германии.
В частности, Лев возглавил специальный отдел, расследовавший деятельность группы «Аненербе». Он много знал о разработках доктора Менгеле и его опытах над людьми, направленных на формирование устойчивых мутаций, связанных с приобретением различных сверхспособностей. Скажу прямо, твой дед сумел получить доступ к особым документам и проводил собственное расследование, заведшее его очень далеко. Он неоднократно посещал Будапешт и встречался там с некими высокопоставленными личностями, посвятившими его в приватные детали своей жизни. Мы с твоим дедом познакомились в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. В то время я случайно оказался втянутым в один грязный судебный процесс, а Левушка помог мне выйти сухим из воды, сохранив свободу и репутацию. А спустя пять лет он весьма способствовал моему отъезду за границу…
– Я помню,– мило улыбнулась я.– Смутно, но помню. И вас, и тетю Сару, и вашу дочку Дору. Надеюсь, они здоровы?
У господина Шухермана даже нос покраснел от удовольствия – настолько лестными показались ему мои слова.
– У нас все в порядке, спасибо Иегове! – пылко воскликнул он.– А еще…
– Вернемся к делу,– требовательно перебил его Рейн.– Что еще произошло тогда, в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году?
Абрам Соломонович вытер платком вспотевший лоб и продолжил:
– Я оказался косвенно связан с наемными бандитами, охотившимися за некими людьми, а точнее, за прибывшими в Россию иностранцами. Выслеживаемых звали Бела Фаркаш, Людвига Логан и…
– Рейнгольд фон Берг,– спокойно дополнил Изгой.– А кроме того, с ними была новорожденная девочка…
– Невероятно! – потрясенно воскликнул старый еврей.– Так, значит, вы и есть тот самый выживший Рейн?
Изгой хмуро кивнул.
– Левушка тоже интересовался передвижениями этих загадочных иностранцев и с небольшой группой своих агентов сумел вмешаться в их судьбу, причем в самый драматичный момент. Из его рассказов я понял, что в тот день произошла ужасная перестрелка, в ходе которой Бела и Людвига погибли. Лев Казимирович осмелился вклиниться в общую суматоху и забрал ребенка. После этого он сразу же скрылся из Москвы, уехал на Урал, сменил имя и зажил по поддельным документам, оформив выкраденную девочку как свою внучку и дав ей фамилию Сокольская, видимо, в качестве напоминания об ее истинном происхождении.
– И он молчал все эти годы! – удрученно произнесла я.– А ведь если бы я узнала обо всем этом намного раньше…
– Нет,– вдруг протестующе фыркнул Рейн.– Очевидно, твой дед располагал точными сведениями о трех пророчествах Заратустры и священной розе, растущей на могиле принцессы Дагмары. Одному Ариману известно, как смертный сумел получить доступ к секретной информации, составляющей собственность народа лугару. Он ждал, покуда тебе исполнится нужное число лет и ты войдешь в пору свершений, а до той поры заботливо оберегал и скрывал от врагов нашу долгожданную чаладанью. Он поступил мудро и осмотрительно!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.