Текст книги "Ясный день. Рассказы, которые согреют в любую непогоду"

Голос за ширмой

Дорога к санаторию петляла, и с каждым поворотом открывался новый захватывающий природный ландшафт. Краски осени «перекликались» между собой разноцветьем. Сергей Иванович, впервые ехавший по санаторной путевке, удивлялся, что расстояние до него чуть больше двухсот километров, а он ни разу не был в этих местах. Наконец дорога выровнялась, и вскоре показались корпуса санатория.

Сергей Иванович надел куртку и кепку, ощущая осеннюю зябкость. Еще довольно моложавое лицо (благодаря здоровому образу жизни), почти подтянутый вид, не считая чуть наметившегося живота, – Сергей Иванович производил впечатление вполне симпатичного, интересного мужчины. Собеседником он был отменным, но в выборе партнера для разговора был довольно избирательным, не со всяким мог разговориться.

Уже на другой день мужчина отправился на процедуры, и по времени ему выпал как раз физиокабинет. В кабинку его проводила высокая, крупная женщина с пышной прической ярко-каштанового цвета.

– Услышите сигнал, значит, время истекло, – объяснила она.

Сергей Иванович удобно устроился и даже подумал, что так можно и уснуть, как услышал совсем рядом, за тканевой плотной перегородкой, женский приятный голос: «Поняла, все как обычно, спасибо вам большое, Анна Георгиевна».

Женщина затихла, оставшись одна, потом вздохнула, показалось, как будто легла удобнее. Сергею Ивановичу стало очень любопытно, что за соседка там, за ширмой, с таким приятным голосом, словно успокаивающим. Он слегка кашлянул, потом еще разок. Женщина молчала.

– Извините, кашляю тут, побеспокоил вас, наверное, – не выдержал Сергей Иванович.

– Нет, что вы, все хорошо, – откликнулись за ширмой.

В общем-то, и не ширма это вовсе, а просто перегородка, образующая своеобразную отдельную кабинку.

– Вот сам себе удивляюсь, почему раньше в санаторий не ездил: отдых, воздух…

– А это всегда так: на себя времени не хватает, – охотно поддержала разговор женщина, «журча» своим завораживающим голосом, – вот почему бы раньше не походить на физио, это же такая польза для суставов.

– А я вот все смотрю, как народ с палками ходит…

– Да-да, это скандинавская ходьба, тоже интересно, но я все как-то не решаюсь…

Беседа текла непринужденно, одна тема сменялась другой, казалось, понимание приходит мгновенно, хотелось слушать друг друга. Сергей Иванович забыл про свои еще вчера ноющие колени, разговаривал увлеченно, даже жестикулировал и с таким же наслаждением слушал голос, в который, кажется, влюбился.

В мыслях мелькал образ женщины за ширмой, почему-то она представлялась ему стройной, с длинными светлыми волосами и красивыми глазами. Он спросил еще что-то, как вдруг неприятный звук напомнил, что процедура закончилась. Сергей Иванович не успел опомниться, как вошла медсестра, при которой он не решился общаться с соседкой.

Он вышел в коридор, решив подождать «голос за ширмой», минуты через три закончится сеанс и у нее. Он даже разволновался от мысли, что увидит ее воочию. Чтобы не привлекать внимание, стал читать стенд с расписанием кабинетов, как будто занят делом.

Вот уже послышался сигнал в соседней кабинке, и тот же приятный голос стал благодарить медсестру – Сергей Иванович еще больше разволновался перед встречей. Он стоял вполоборота, когда она вышла. Невысокая, немного полноватая, с короткими, слегка волнистыми волосами темно-русого цвета, она бросила взгляд на Сергея Ивановича, и было видно: догадалась, что это он. Оставалось ему сделать шаг навстречу, но Сергей Иванович, обескураженный несовпадением «картинки», покраснел и снова уткнулся в расписание. Женщина смутилась, поняв, что ее не замечают, и прошла мимо.

Сергей Иванович почти выбежал на улицу, вдохнув свежего сырого воздуха после прошедшего дождя. Ему самому было неловко, даже стыдно за себя, он не понимал, чего он испугался: обычная женщина, не модель, конечно, простая, но довольно милая. Видно, в первый момент не совпал голос и образ той женщины.

До самого вечера думал о том случае, а на другой день пошел на физио с уверенностью, что обязательно ее встретит и заговорит. Но женщина не пришла, может, другое время назначено…

И на следующий день ее не было, и всю последующую неделю. Сергей Иванович успел познакомиться с моложавой блондинкой, которая непринужденно отказалась от прогулки с ним. Еще одна дама была слишком навязчива, и, не чувствуя к ней симпатии, он удалился сам.

Так прошли двенадцать дней. Сергей Иванович ходил по тропинкам среди деревьев, иногда думая о том, что можно было вот так прогуливаться с «голосом за ширмой», общаясь так же легко, как тогда. Он даже представил, что рассказал бы ей, например, о своем путешествии на Камчатку и много чего еще, но женщины нигде не было видно: ни на процедурах, ни в столовой, ни на танцах. «Наверное, уехала», – подумал он с сожалением и тоже стал готовиться к отъезду.

К остановке с чемоданами и сумками подтягивался народ, Сергей Иванович тоже направился, но вспомнил, что хотел купить воды в дорогу. Небольшой киоск в одном из корпусов как раз работал – никогда он сюда раньше не заходил, не было надобности. За стеклянными перегородками были разложены товары.

– Есть тут кто? Мне бы водички, – позвал продавца Сергей Иванович.

Послышался шелест бумаги:

– Минуточку, сейчас выйду.

Сергей Иванович даже вздрогнул: это был тот самый «голос за ширмой», и через несколько секунд появилась она. Мужчина смутился, но взгляд не отвел. Видимо, женщина узнала его, но не подала виду. Он стоял с бутылкой воды и никак не мог отойти от киоска. В окно было видно, как подъехал автобус…

– А я вас по голосу узнал, мы тогда с вами в физиокабинете общались.

Женщина улыбнулась, но все еще была сдержанной.

– Не понял тогда, что это вы были, а потом искал все двенадцать дней, но нигде не встретил, думал, домой уехали.

– Дом мой в соседнем поселке. Сколько работаю здесь, первый раз решилась на физио, в тот день последний сеанс был, – голос ее был таким же приятным, успокаивающим, а внешне… Сергей Иванович только теперь разглядел ее миловидность и маленькие ямочки на щеках, удивляясь, что голос невероятно сочетается с ее внешностью.

– Так, может, еще поговорим, если телефон дадите, а то я уезжаю, – предложил он, осмелев.

Женщина написала на листке из блокнота номер телефона и свое имя: Ольга.

Сергей Иванович размашисто черкнул на второй половинке листка свой номер и имя.

– Оля, если не против, я сегодня же вечером позвоню. Как приеду домой, так и позвоню.

– Хорошо-хорошо, легкой вам дороги, – «прожурчала» она своим приятным голосом.

Сергей Иванович по-молодецки вскочил на ступеньку автобуса, сел у окна, глядя на корпус, в котором только что встретил Олю. Его не покидало чувство сожаления о том, что они могли бы вместе прогуливаться по этим тропинкам, дышать этим воздухом и говорить, говорить, говорить… От этой мысли было немного грустно. Он вдруг хватился, что так и держит в руках номер телефона Оли, аккуратно сложил и спрятал его во внутренний карман куртки, потом вытащил и внес в телефон, внимательно сверяя каждую цифру.

Позови меня жить вместе

К Степану Павловичу свахи потянулись сразу после сорока дней. И все уходили ни с чем. Потом выждали год и вновь стали появляться, иногда сразу с «невестами». А чего церемониться, за шестьдесят уже, не молоденькие, чтобы свидания назначать. Но Степан Павлович гостей принимал, никого не обижая, отвечал уклончиво и в конце концов отказывал. Вскоре к нему перестали приезжать.

Так прошло пять лет, а Палыч по-прежнему жил один. Только дочка Лена наведывалась из города. Одна у него дочка-то. Десять лет с мужем прожила и развелась. Детей не было, вот и решила, чего мужика держать, он еще успеет стать отцом. Так и остались одни: немолодой овдовевший отец и разведенная бездетная дочь.

– Слушай, Надежда, у меня тут дело к тебе, присядь на минутку, – Анна Матвеевна задержала почтальонку Надю, которая принесла пенсию и свежую газету. – Знаю, ты надежный человек, понимающий, – продолжила хозяйка, – в каждый дом входишь. Так вот попросить хочу: поговори со Степаном Павловичем Лычковым насчет меня. Он один, и я одна, как бы нам переговорить о житье-бытье нашем…

– Вы что же, Анна Матвеевна, свахой меня назначить хотите? – почтальонка не знала то ли смеяться, то ли всерьез воспринимать.

– Ну, вроде того, самой-то мне неловко, а ты, помимо газет, еще и на словах весточку передашь.

Надежда осознала всю серьезность предложения и спросила откровенно:

– Анна Матвеевна, а зачем вам это надо? Ну, Лычков этот.

Хозяйка вопрос восприняла стойко и ответила без всяких «вихляний»:

– Заметила я, что давно уже сама с собой передачи обсуждаю или фильм какой. Нет, можно, конечно, с соседкой Зойкой или с Любой, подружкой моей. Так до них идти надо. А тут иной раз переброситься бы словом с человеком, а нет этого человека. И уже если совсем по правде: Степан мне по душе.

– Ладно, попробую, – согласилась почтальонка, поняв одиночество Анны, – только не обессудьте, если с отказом приду.

Степан Павлович встретил почтальонку во дворе, когда перекладывал дрова. Надежда до встречи несколько раз обдумывала, как лучше намекнуть, что Анна Матвеевна в одиночестве живет и как бы им переговорить по этому вопросу. Но в последний момент все слова улетучились и она, подав газету, сказала:

– А я вам еще одну весточку хочу передать. На словах. От Анны Матвеевны Пермяковой.

Хозяин не сказать, чтобы удивился, но видно было, что он весь во внимании.

– Слушаю тебя, Надежда.

– Вы же знаете, она тоже одна и давно. А был бы добрый человек рядом, все же веселее…

Палыч улыбнулся, сразу «схватив» замысел названной свахи.

– Вот же проблема какая, все так уважительно, а отказать придется.

– Степан Павлович, дело, конечно, ваше, но встретиться-то можно. У нее дверь чего-то плохо закрывается, может, взглянули бы, помогли женщине, – про дверь Надежда придумала в последний момент, – она там ждет в воскресенье, выпечку затеяла, зайти-то по-свойски можно.

Палыч только махнул рукой в ответ, не желая дальше объясняться. Весь день брался за какие-то дела, а на ум приходила Анна Пермякова, которая за все эти годы, как он остался один, ни разу не попыталась даже поговорить с ним про совместную жизнь, в отличие от других. И теперь он удивлялся, почему же вдруг сейчас. Идти он к ней не собирался, с такой мыслью так и лег спать. А утром взял необходимый инструмент и направился к Пермяковой.

– Ну что тут у тебя с дверью, – поздоровавшись, спросил он.

Анна так быстро не ждала, еще даже почтальонку после того не видела. И появление Палыча обескуражило ее.

– Не знаю, вроде закрывается.

– Так тут просто петли смазать надо.

– Слушай, Степан, раз пришел, давай пообедаем вместе.

– Какой обед, утро еще!

– Ну, позавтракаем…

– Завтракал я.

– Тогда хоть чаю выпей.

– Ты лучше скажи, может, еще чего наладить, я с инструментами пришел.

– Да мне сын подлатал, когда приезжал, вроде ничего не надо. Степан, не обижайся, что через почтальонку передала. Я и в самом деле поговорить хотела.

Степан сел напротив хозяйки.

– Да понял я. Только какой с меня жених…

– А я и не предлагаю женихаться, я хотела… – Анна взволнованно сжала полотенце в руках, – я хотела сказать, позови меня… жить вместе, – она и сама обрадовалась, что произнесла это. И последующая речь была уже не такой взволнованной, а текла в спокойном русле. – Внуки почти выросли, кем мне заниматься. А были бы вместе, дочке твоей легче бы стало, переживает она за тебя. Может, и замуж бы вышла, ребенка родила.

– Не-ет, тут другой вопрос, нет у нее деток и не будет. Ты же знаешь, у нас с Ниной после Лены еще трое было, и ни один не выжил. Каждый раз ждала братика или сестренку, пока Нина беременной ходила, а потом разочарование ее детскому сердцу, может, оно и сказалось теперь, – Степан Павлович хотел уже попрощаться, но почему-то не уходил.

– Ладно, Степан, считай, что я ничего не предлагала, да и неприлично это женщине самой напрашиваться. Хочешь, оставайся чай пить, а не хочешь, так твоя воля.

* * *

Степан и Анна сходились медленно, постепенно, что ли. Решали вопрос, как быть с домом Анны. Наконец она нашла хороших дачников и пустила на время.

– Бери вещи, какие хочешь, найдем, куда поставить, – Палыч оказался понимающим, зная, что непросто оказаться в чужом доме, а со своими вещами как-то легче. Сын Анны Матвеевны, зная Палыча с детства, только одобрительно пожал ему руку.

Дочь Лена через полгода приехала с мужчиной. Вадим был старше лет на пять, уже с небольшой сединой.

– У него дочка есть, – сказал Палыч, – так что ему необязательно совместного ребенка заводить.

Но еще через полгода Лена удивила отца, сообщив, что беременна. Анна от услышанной новости даже побоялась радоваться: «Степа, ты никому не говори, молчи, пока не родит и ребенок не окрепнет».

Степан и сам озадачился положением дочери. Обрадовался, что за столько лет первая беременность. И боялся, как бы не повторить ей горький путь собственной матери, когда все, едва родившиеся, не выживали.

Внук у Палыча родился в апреле, крепенький малыш, спокойный и с хорошим аппетитом. Почтальонка Надя теперь всегда заходила с каким-то радостным чувством в этот дом. То, что они сошлись, она не считала своей заслугой, и в обсуждения с другими не вступала. Иногда разговор у местных заходил про Лычкова, который отказывал всем, а тут вдруг женился на Анне Пермяковой. И только Лена, дочка Степана Павловича, так и оставалась загадкой, точнее ее неожиданное материнство. То ли попросту время ее пришло, то ли и в самом деле женитьба Степана Павловича каким-то чудесным образом содействовала материнскому счастью его дочери.

Кудри золотые

«Ведет она его, значит, по деревне, а сама так и улыбается всем, так и улыбается, как будто не в подоле принесла, а от законного мужа», – рассказывала тетка Нюра бабам у колодца.

Алешке два года. Ведет его Люда за ручку по деревне, посматривая, куда он ножками наступает, и успевает и по сторонам взглянуть, и поздороваться с любопытными кумушками. Никто в деревне не знает, от кого Люда сыночка родила – такого ангелочка светловолосого, кудрявого. Нет в деревне парней с такой шевелюрой, и в районе не припомнят такого заметного, кто «подарочек» преподнес Людке Важиной.

Ну, родители, само собой, знают – уж мать-то точно должна знать. Не зря суетилась, как о беременности узнала, может, грешным делом, думала «освободить» дочку, раз отца ребенка и близко нет. Может, так и думалось, да не случилось, и слава Богу. И бегает теперь, звонко смеясь, это чудо кудрявое.

Люда через два года замуж вышла. Полюбил ее за приятную внешность да за покладистый характер односельчанин Сергей, парень спокойный и скромный. Может, слишком простоват, так ведь и Людмила не царевна. Лешку принял хорошо, а через год дочка родилась.

Люда и над дочкой трясется, и за Лешкой приглядывает – любит своих детей. Сядет вечером у окна, возьмет расческу и причесывает кудряшки сына. А они в вечернем закате, как золотые. Не рыжие, а пшеничного цвета с золотистым отливом на солнце. Причесывает она его и ласково приговаривает:

– Кудри вы мои золотые…

Когда подрос Лешка, уже сам управлялся со своей шевелюрой, не подпуская ни мать, ни бабушку:

– Маленький я вам, что ли, – заносчиво заявлял мальчишка.

Любил Лешка с техникой возиться: сначала разбирать и собирать свой велосипед, а потом мотоцикл. И занятие это так ему нравилось, что и на обед не дозовешься. К восемнадцати годам преобразился Алексей, подтянувшись: ростом чуть выше среднего, стройный, крепкий паренек с голубыми глазами. Люда взглянет на него, улыбнется, найдет момент – дотянется рукой до его головы и потреплет волосы: «Кудри вы мои золотые…» А Лешка увернется и скажет: «Ну, маам…»

– Да ладно, подумаешь, кудрей твоих коснулась, уж матери-то можно.

Про отца он никогда не спрашивал, хоть и знал, что Сергей – неродной ему отец. Звал он его сначала папа Сережа, а потом просто папка. И Люда – молчок, как будто и не было вовсе у Лешки отца, словно и в самом деле в капусте нашли.

Близился ноябрь. Легкий морозец по ночам напоминал о приближении зимы. Однажды зябким вечером, когда уже лежало немного снега и холод щипал нос и щеки, потянулся народ в Дом культуры, который построили год назад на смену ветхому клубу. К ноябрьским праздникам обещали концерт, ну а потом танцы для молодежи.

Перед концертом директор совхоза поздравил с праздником, объявив, что поздравить односельчан приехали из области. Под аплодисменты к сцене направился мужчина среднего роста в сером пиджаке и белой рубашке. Но подниматься не стал и, остановившись у сцены, обратился к залу:

– Я вот хочу с молодежью пообщаться, вот так: лицом к лицу, – и он отошел от сцены на два шага. – Интересно мне узнать, кто и где учится, хотите ли в село вернуться…

Молодежь несмело направилась к Березину, которого видели впервые, но быстро поняв, что дядька контактный и довольно простой в общении, окружили гостя.

Иван Степанович был еще довольно молод – на вид чуть больше сорока. Светлая шевелюра волнистых волос была зачесана назад, и даже при искусственном освещении можно было заметить голубизну его глаз.

Люда пыталась протиснуться сквозь толпу и увести Лешку. Но тот уже стоял почти напротив Березина и никак не мог понять, где он его видел. Березин уже несколько раз взглянул на Лешку, даже запнулся на полуслове, но быстро выровнялся и уже говорил без запинки.

И только стоявшая у стеночки Люда почти выбила его из колеи. Он растерянно улыбнулся и пошел в ее сторону. Но Людмила успела выйти первой и исчезнуть из вида.

Дома Лешка вопросительно смотрел на мать, словно ждал от нее каких-то слов, которые все разъяснят.

– Начальник этот из области только на меня и смотрел, наверное, я его по телевизору видел.

Людмила выронила из рук чашку.

– Тетка Нюра сказала, что одно лицо, это она про меня и этого Березина, – Лешка напрягся, глядя на мать.

Людмила присела на табурет у стола:

– Так и есть, почти одно лицо, – призналась она. И надеясь, что сын уже вполне взрослый, чтобы оценить ситуацию, рассказала все. Почти все.

– Как же так? Ты не сказала ему, и он уехал…

– Пришлось надолго уехать по работе. Да и не встречались мы уже к тому времени, о беременности позже узнала.

Лешка хоть и выглядел взрослым, но психологически оказался не готов к свалившемуся известию. Губы у него задрожали, в глазах появилась ненависть.

– И что ты молчала? Раньше нельзя было сказать?

– А раньше ты бы всю жизнь мучился, думал и ненавидел его.

– А сейчас я что делаю? Сейчас, думаешь, легче?

– Сынок, ну что ты так кипятишься? Разве Сергей тебе не отец, разве ты сиротой рос? Ну получилось так, что занесло его к нам, – неправильная была эта встреча. Если бы я знала, сама не пошла бы и тебя не отпустила, – Люда попыталась коснуться рукой волос сына. – И волосы у тебя, как у него, и похожи вы, но никогда мне не было больно смотреть на тебя, никакой обиды. Слава Богу, что жила с легким сердцем. И ты не держи обиду.

Лешка дернулся, увернувшись, и взлохматил свои «золотые кудри». На другой день зашел в крохотное помещение к Верке-парикмахерше.

– Давай налысо! – попросил он, усевшись в кресло.

– Упал, что ли, и головой ударился? Зачем красоту такую налысо?

– Стриги, говорю! Под машинку!

Вера посмотрела, не пьян ли парень. Но Лешка был трезв как стеклышко. Еще раз уточнив, взялась подстригать, и на пол упали светлые Лешкины кудри.

Люда присела от удивления, а больше от испуга, увидев Лешку: она даже в детстве его так не стригла. Догадавшись, из-за чего сын подстригся под самый ежик, заплакала. Лешкин запал к тому времени уже прошел, и стало жалко мать.

– Ну, маам, ты чего? – он сел рядом. – Все равно же в армию скоро, на днях проводы, так я лучше сам, чем там. Ну правда, не обижайся, – Лешка виновато смотрел на мать, поняв, что злость завела его самого невесть куда.

– Ну ладно, в армию, так в армию, отрастут, поди, как вернешься.

– Конечно, отрастут, – обрадовался Лешка.

На перроне было зябко, пробрасывал снег. Оставались считанные минуты, чтобы родным попрощаться с новобранцами – безусыми мальчишками, еще такими молоденькими, а уже отправляющимися служить, а может, и защищать родину.

Люда взяла сына под локоть и попросила обернуться. В трех шагах от них стоял Иван Степанович. Не такой торжественный, как тогда в Доме культуры, а в темной куртке и фуражке, прикрывавшей его светлую шевелюру, и с опущенными плечами.

– Подойди к нему на минуту, ждет ведь, – попросила мать.

– Да не робей ты, солдат уж почти, – подбадривал Сергей.

Лешка подошел к Березину, и они несколько секунд просто смотрели друг на друга.

– Времени нет объясняться, да и просто поговорить некогда. Одно скажу: ты, Алексей, знай, что кроме родителей, – он кивнул в сторону Людмилы и Сергея, – еще один близкий человек будет думать о тебе и ждать тебя. Возвращайся! А там – разберемся, – и он в порыве чувств обнял Лешку, хлопнув его по плечу.

– Спасибо, что пришли, Иван Степанович, – сказал Лешка и посмотрел на Березина с благодарностью.

– Ну все, иди к родителям, а то скоро посадку объявят.

Людмила и Сергей почти одновременно потянулись обнять сына, что-то наказывая, целуя его и повторяя: «Пиши, сразу напиши, как на месте будешь». Лешка обещал писать, обнимая отца и мать и поглядывая на отдалившегося Березина, махнувшего ему рукой.

Уже запрыгнув на ступеньку, Лешка повеселел и крикнул плачущей матери:

– Все хорошо! А волосы отрастут, не переживай, вот вернусь, так к свадьбе и отрастут.

Люда улыбнулась сквозь слезы:

– Мальчик ты мой, да что же мне твои кудри золотые, в них ли дело… лишь бы скорей отслужил, – и она обхватила руку мужа, опершись на него, чувствуя, что почти обессилела.

– Ну-ну, Люсь, не плачь при Лешке, хороший парень вырос. А то будет переживать, глядя на тебя.

– Не буду, Сережа, не буду, – пообещала она, провожая взглядом тронувшийся с места поезд.