Текст книги "Отец"

Пока мужчина лежал в палате, окруженный приборами и заботливыми медсестрами, у него было много времени на раздумья. Он думал о матери, которая так же, как и он могла умереть от рака и покоиться где–то, всеми брошенная и забытая. Он представлял ее осунувшейся с желтовато-бледной кожей и пустым взглядом. Этакая старуха на четвертом десятке. Такая кончина, которой некто наградил свою мать, представлялась выдумкой и подвергающейся сомнениям теорией. Причины ее исчезновения, как и любой матери, чей ребенок стал сиротой, варьируются от смертельной болезни до банального отказа от родительских обязанностей, и даже если это правда, то уже слишком поздно, что–то исправить. Смысла в том, чтобы заново переваривать детскую обиду, не было, нужно решать насущные вопросы.

У него есть два варианта: согласиться на лечение и продлить себе жизнь, а лучше полностью попрощаться с раком – если верить научным статьям в медицинских журналах, это вполне возможно – или не оставлять любимую работу и продержаться несколько месяцев. У некто не было близких, ради кого он мог бы бороться и победить болезнь, не было тех, кому бы его смерть принесла страдание. Мужчина был один среди миллиардов людей. До того, как в его организм вторгся инородный объект, такое положение вещей, когда до него никому нет дела, Гилберта вполне устраивало, но видимо метастазы добрались до мозга, раз его сознание сменило направление. Завести семью он уже не сможет, ему это казалось чем–то нереальным и далеким, но перспектива пожить для себя, переосмыслить все свои поступки и по возможности исправить ошибки с каждым разом все отчетливее маячила перед глазами. Мужчина устало вздохнул и наконец решил для себя, что пора на этом заканчивать. После того, как он получит свои деньги, то покинет страну, где его окружают лишь неприятные воспоминания. Благо, что некто вел скромный образ жизни и за не полных десять лет смог скопить приличное состояние, которого ему хватит до конца его дней.

Мужчина ненадолго задремал и видел сны, где он уже полностью здоровый летит в самолете в неизвестном направлении, мимо проплывают облака, и он чувствует, как боль уходит в забытие, как глубоко вдыхая воздух, он не заходится в кашле. Когда некто проснулся уже совсем рассвело, и в палату вошла доктор, улыбаясь так, словно он выиграл миллион долларов в лотерею. Хотя с чего ей хмуриться, не она же умирает и лежит на постели, истыканная иголками. Ее позитивный настрой начинал раздражать.

– Доброе утро, как ваше самочувствие?

– Лучше, чем вчера.

– Я этому рада. Я пришла вам сказать, что назначила дополнительные обследования, чтобы посмотреть, как быстро развивается опухоль. Ваша задача отдыхать и проходить все необходимые процедуры. Договорились?

Гилберт кивнул и закрыл глаза, устроившись поудобнее. В чем–то доктор права, он не сможет поймать девчонку в таком состоянии, пара дней ничего не решит. Он должен отдохнуть и набраться сил, а там уже посмотрим кто кого. Перед тем как уснуть, мужчина подумал о том, с чего начнет, когда покинет больницу. Либо продолжит поиски в городе, либо, если парнишка его обманул, снова начнет искать ее уже в другом месте. Перед этим, он конечно нанесет парню визит и дотошно его расспросит, не привлекая к этому делу свидетелей. Некто не сомневался, что мальчишка расколется, и он в любом случае найдет ее, и тогда уж отыграется вволю.

Пайпер

Когда Грег рассказал о мужчине, настолько близко подобравшимся к ней, Пайпер по–настоящему испугалась. В груди рос и множился ком из страхов и мучений, которые ей придется пережить, если он все–таки доберется до нее. Девушка решила рассказать все человеку, которому больше всех доверяла, иначе ее побег, уловки, чтобы сбить ищейку со следа, были напрасны. После долгого рассказа у Пайпер пересохло в горле, она замолчала в ожидании реакции.

– Ты должна была все рассказать. Зачем убегала? Его бы наказали по всем статьям. Пока ты здесь прячешься, он спокойно живет и проделывает все то же самое. Ты единственная, кто знает правду. Ты должна была все рассказать, – повторил Грег.

– Кто бы мне поверил? Малолетка, которая все выдумала, чтобы обратить на себя внимание. Да он бы, не задумываясь, заткнул мне рот.

– Неужели твоя мать не встала бы на твою сторону? – Грег ходил из угла в угол пытаясь усмирить гнев.

– Моя мать…она…ей просто плевать. Она вообще ничего не замечает.

– А что насчет бабушки? Ты говорила, что вы с ней хорошо общались.

Пайпер посмотрела на Грега, словно он идиот и не понимает простых вещей.

– Она – его мать и в первую очередь поверит ему. Поэтому я к ней не поехала. Она уговорила бы меня вернуться домой или в тайне позвонила отцу.

Грег потер переносицу и сказал:

– Это все равно все очень глупо. Только ты можешь засадить его за решетку, и ты должна это сделать.

– Я не могу. Не хочу, чтобы моя сестра об этом узнала. Она не виновата, что родилась в такой семейке.

Парень подошел к постели и сел рядом с Пайпер, взяв ее за руки.

– Именно ради сестры ты должна все рассказать. Если хочешь, я поеду с тобой.

– Я не хочу решать все сейчас, мне надо подумать, как поступить.

Грег не стал настаивать на своем, видя, как девушка взвинчена в этот момент, его напористость только все испортит, и она поступит по–своему, упустив возможность наказать виновного. Парень обнял Пайпер и позволил ей выплакаться, крепко прижимая к себе и поглаживая спутанные волосы. Когда девушка уснула, Грег не решился уйти, предвидя, как она расстроится, проснувшись в полном одиночестве.

На следующее утро парень открыл глаза, когда Пайпер еще тихо сопела рядом. Он повернулся к ней и погладил по щеке, отчего она нахмурилась, но все так же продолжала спать. Грег ушел купить завтрак, надеясь успеть вернуться до того, как она откроет глаза. Как он и думал, Пайпер спала, свернувшись в клубок. Запах горячего кофе и беспокойные шаги разбудили девушку, она приподнялась и прохрипела:

– Доброе утро.

Грег улыбнулся, не отворачиваясь от окна, и ничего не ответил.

– Ты злишься?

– С чего ты взяла?

Она пожала плечами и ответила:

– Не хочешь лишний раз говорить, чтобы случайно не нагрубить мне. Боишься, что я не послушаюсь твоего совета.

– И с каких это пор ты стала такой наблюдательной? – сказал Грег и подошел к Пайпер.

– У тебя научилась.

На минуту в комнате воцарилась тишина. Затем девушка сказала:

– Я вернусь домой и сделаю, как ты сказал. Но при одном условии.

– Что за условие?

Пайпер подняла на Грега решительный взгляд и ответила:

– Научи меня защищаться.

Он улыбнулся и сказал:

– Не нужно было использовать уроки самообороны в качестве условия, я же сам тебе это обещал.

– Мне больше ничего не нужно. Это самое важное для меня на данный момент.

– Я знаю, сделаю все, что смогу. Обещаю.

Через час Грег ушел. Его ждала работа, которую Пайпер снова отбросила на второй план. На долю девушки выпало сидеть в безопасности и никому не открывать, как посоветовал, а если быть точным, приказал ей Грег. Поначалу она просто лежала на постели, уставившись в потолок и думая, что ее ждет завтра или по крайней мере через несколько часов. Ворвется к ней в комнату мужчина, который ее ищет или он так никогда ее и не найдет? Пайпер сомневалась, что удача сейчас на ее стороне, особенно, когда ищейка так близко подобрался к ней. Он уже не сдастся и станет искать до последнего и в конечном итоге найдет, поэтому ей нужно бежать, пока есть такая возможность. Пайпер села на кровати и посмотрела на сумку, стоявшую в углу. Она не отрывала от нее взгляда на протяжении нескольких минут, прежде чем решила остаться на месте и ничего не предпринимать. Я так устала бежать. И какой в этом толк? Он снова отправит кого–нибудь на поиски, и тогда меня точно найдут. Так к чему откладывать неизбежное? Нужно просто это принять. Когда девушке надоело думать об уготованной ей судьбе, она поднялась с постели и взяла в руки карандаш и альбом. Она рисовала свою сестру, то ли для того, чтобы отвлечься и успокоиться, то ли для того, чтобы убить время. Пайпер прорисовывала длинные реснички, обрамляющие большие умные глаза, линии носа и губ, которые всегда чуть улыбались, будто знали какой–то секрет. К вечеру, когда портрет был готов и девушке стало скучно сидеть взаперти, она решила рискнуть и выйти на прогулку. Что как не свежий воздух лечит от всех болезней и избавляет от тревог?

Пайпер оставила короткую записку Грегу под ковриком и со спокойной душой вышла на улицу. Подумав навестить Гудманов, она тут же отбросила эту мысль. Ей было ужасно стыдно перед ними, ведь они были уже в курсе, что на их работницу объявили охоту. Она была уверена, что гостеприимная семья, которая обеспечила ее своей заботой, не желала видеть девчонку, принесшую в их дом опасность. К чему им разбираться с чужими проблемами? Пообещав себе подумать об увольнении завтра, Пайпер вышла из дома и по инерции повернула налево, направляясь к Бурбон–стрит. Она не собиралась идти туда, боясь, что ее заметят и завалят вопросами, к тому же поблизости с «Кракеном» девушку может поджидать ищейка, а ей необходима отсрочка, чтобы завершить свои дела. Пайпер остановилась на перекрестке, откуда один путь вел к месту ее работы, другой в неизвестном ей направлении. Первый для нее был закрыт, но сейчас, когда уже заметно стемнело, следовать новому маршруту и заблудиться не выглядело заманчивой перспективой. К тому же спросить дорогу у незнакомцев, встречающихся по дороге, она никак не сможет, не в ее это стиле. Пайпер добралась до улицы Канал–стрит, которую рассекали вдоль трамвайные пути, не заметив, как прошло уже пятнадцать минут, и отвлеклась на блестящие витрины. Она представила себя туристом, ненадолго заехавшим в Новый Орлеан за порцией новых приключений. Может купить сувенир, чтобы оставить себе запечатанные воспоминания в хрустальной фигурке или сверкающем брелоке? Или при взгляде на частицу одинокой жизни станет только хуже? Пайпер оторвалась от витрин и пошла дальше: лучше все забыть, будто ничего и не было, вернуться домой, отомстить и навсегда покинуть Нью–Йорк. А когда исполнится восемнадцать забрать сестру. Она будет лучшей матерью для нее, чем их родная мать. Не совершит таких страшных ошибок и никогда не отстранится от родных.

Когда Пайпер надоело рассматривать товары, призывно расставленные на полках, она сделала крюк и по Север–Рампар–стрит дошла да церкви святого Августина. По крайней мере она сможет помолиться напоследок, избавившись от груза грехов. Девушка вошла в святыню и по центральному проходу поплелась к первым рядам. Церковь пустовала, еще было не слишком поздно, чтобы ее двери для прихожан закрылись, но для шумных сборищ время не подходящее. Она села на скамейку, ближе к проходу и сложила ладони, уперевшись кончиками пальцев в подбородок. Пайпер беззвучно молилась, тихо покачиваясь в такт своим словам. Девушка была здесь так часто, но спроси у нее, как эта церковь выглядит, она даже и не вспомнит. Будучи либо в слишком хорошем настроении, чтобы хоть секунду тратить на созерцание помещения или в полном раздрае (как сейчас), она смотрела лишь на людей, их умиротворенные лица, теплые улыбки, и это вдыхало в нее жизнь. Сейчас здесь никого не было, по бокам церкви в люстрах горел свет, недостаточный, чтобы затронуть центр помещения, создавая атмосферу единения с Богом. Способствовали этому и колонны цвета слоновой кости, расположенные по правой и левой сторонам, закрывая собой источники света. Пайпер не видела этого, она приходила сюда не ради архитектуры или общения, она просто искала защиты, верила, что в эти стены не проникнет зло, и Бог, к которому девушка сейчас взывает, позаботится о ней. Слова лились потоком из подрагивающих губ. Пайпер не знала правильных фраз и определенных молитв, подходящих к каждому конкретному случаю. То, что девушка говорила было искренне и она надеялась, что слова, сказанные от чистого сердца, дойдут до его получателя. Боже, помоги. Сколько раз в день ты слышишь эти слова, только тебе известно. Но я как никто другой понимаю этих людей. Всем нам страшно, все мы считаем себя брошенными и беззащитными. Нам никто не поможет, кроме тебя. Ты слышишь, я говорю «нам», потому что знаю, есть те, кто страдает больше, чем я. Кто никогда не видел счастливых дней. Мне с этим повезло больше. Было время, когда ты оберегал меня, и я не знала бед. До тебя долетал мой смех, моя благодарность? Сейчас так случается все реже. Я не знаю, что меня ждет, и не хочу знать. Но в тот момент, когда я пришла сюда, мне захотелось сдаться. Отдаться на волю судьбе и больше не страдать. Простишь ли ты мне такой грех или я навсегда попаду в ад? Но прежде, чем ответить, послушай. Что мне ад, когда я живу в нем? Что мне огонь, когда я каждый день сгораю? Что мне слезы, когда они вот уже шесть лет непрерывным потоком льются из глаз? Что мне смерть, когда я давно уже умерла? Пайпер почувствовала, как ком подступает к горлу и на секунду остановила свой диалог с безмолвным собеседником. Она думала, что ей больше нечего сказать, что она иссякла, но слова пришли сами собой, последние слова. Я знаю, ты слышишь меня. В моменты, когда ты отказываешься от всего, когда все то, что раньше тебя интересовало теряет всякий смысл, ты слышишь шепот в своей голове. Я знаю – это твои ответы. Я хочу попросить об одном. Защити мою сестру, дай ей шанс не пройти через тоже, что и я. Дай ей возможность быть счастливой. Разбуди мою мать. Не дай ей забыть, что в ней нуждается ее дочь, ребенок, который так старается выглядеть взрослым. Я бы все отдала, чтобы она была счастлива, чтобы влюбилась, достигла своей мечты и завела семью, чтобы ты забрал ее душу, когда ей стукнет лет восемьдесят и все ее дети и внуки будут рядом. Я готова отдать все, я уже говорила это. Но у меня ничего нет, кроме моей жизни. Ее я тебе и отдам. Девушка открыла глаза и поднялась со скамьи. Ее щеки пропитались влагой, но она ничего не замечала. Она думала лишь о том, что не встретит следующий рассвет и больше никогда не увидит сестру, не услышит звонкого смеха, предназначенного только для ее ушей. Пайпер не хотела возвращаться домой, не хотела, чтобы ее нашел Грег рано утром. Он ей нравился, он был ей другом, в котором девушка так нуждалась, и взваливать на его плечи такую ношу она не имела права. Поэтому Пайпер повернула обратно, туда откуда пришла, выйдя вечером из дома. Девушка направлялась в сторону площади Дункана, медленно передвигаясь, словно была призраком, она не замечала редких людей, встречающихся ей на пути, просто бесцельно шла куда глаза глядят.

На пересечении улиц Ройал–стрит и Эспланаде–авеню кто–то тронул Пайпер за плечо, она обернулась и в испуге отпрянула. Этого не может быть.

Глава 13

Джоан

Дорога заняла у Джоан в три раза больше времени, чем было нужно. Даже удобная дорогая машина не могла избавить ее от ломоты в спине и быстрой усталости. Каждые три часа она глушила мотор, припарковавшись перед этим рядом с наиболее приличным отелем и, снимая номер, тут же отключалась, восстанавливая силы. Только спустя три дня пути и частых остановок, когда женщина добралась до точки назначения, она смогла выйти из отеля и начать поиски. Джоан не предполагала насколько этот город огромен. Чтобы обойти каждую улочку потребовалось бы несколько недель, а то и месяцев, что могло увенчаться неудачей. Женщина подходила к каждому, кто готов был ответить на ее вопрос и показывала фотографию, одну из тех, что некогда хранилась в семейном альбоме. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Сколько это могло продолжаться, она не представляла.

Очередным жарким вечером Джоан сидела в номере отеля, смотрела на проезжающие мимо машины и следила взглядом за прохожими. Где–то там ее девочка. Она боится и ждет помощи, а старая развалина ничего не может сделать. В один из моментов отчаяния Джоан задала себе вопрос: «Действительно ли она здесь или я ошиблась?». А потом женщина бодро встала на ноги и отмела любые сомнения. Так только повредишь делу, нужно верить в себя и не прекращать поисков. На часах было девять, когда Джоан решила выйти и подышать свежим воздухом. Стены отеля давили и мешали сосредоточиться.

Она гуляла около часа, ноги приятно заныли от долгой пешей прогулки, и женщина решила вернуться. Были ли это чутьем или подсказкой свыше, она так и не смогла этого понять. На другой стороне улицы медленно словно призрак скользила тонкая фигура. Женщина перешла дорогу, не отрывая взгляда от девушки и думая, что это сон, догнала ее на пересечении двух незнакомых ей улиц. Когда незнакомка развернулась, Джоан увидела то, что искала. Свою дорогую девочку.

– Бабушка? – глаза девушки нервно забегали. – Как ты…Как ты здесь оказалась?

– Я искала тебя.

– С кем ты приехала? – Пайпер все еще не давала женщине себя обнять, оглядываясь по сторонам.

Джоан удивилась. Почему внучка отстраняется? Неужели она боится ее?

– Одна, конечно, – женщина не могла поверить своей удаче, среди тысяч людей, среди сотен городов, она нашла ее. – Детка, мы можем уйти отсюда и поговорить в тихом месте. Я живу в отеле неподалеку.

– Нет, мне нужно домой.

Девушка отвернулась и уже собиралась уйти, как в спину донеслось:

– Я знаю, что дело в твоем отце. Я хочу помочь.

Когда Пайпер обернулась и взглянула бабушке в глаза, то заметила в них лишь доброту и участие. Похоже, она все–таки не врала. Видя, что внучка сомневается, Джоан добавила:

– Ты можешь мне доверять. Расскажи, что случилось? И почему ты сбежала?

Девушка обняла себя руками и, оглядевшись, сказала:

– Уйдем отсюда.

Всю дорогу до отеля женщины молчали и старательно держались на расстоянии. Джоан – потому что боялась спугнуть внучку. Пайпер – не до конца верила бабушке, готовая в любой момент сбежать.

Они поднялись в номер и Джоан заперла дверь на ключ, подозрительность Пайпер только усилилась. Девушка переминалась с ноги на ногу, ожидая, что сейчас к ней выйдет отец, и тогда она уже не спасется. Женщина присела на кровать и показала внучке на кресло:

– Присядь, я не собираюсь тебя обижать. Я просто хочу знать правду.

Девушка нерешительно присела, так и не увидев опасности, и сказала:

– Сначала ответь, как ты узнала, что я здесь?

Джоан улыбнулась и пустилась в объяснения:

– Я помню, когда ты была совсем маленькой, то хотела поехать в Париж, а я рассказала тебе о том, что в нашей стране спрятана маленькая Франция и показала на карте Новый Орлеан. Неужели ты этого не помнишь?

В тайных уголках подсознания возник образ: растопленный камин и слишком холодный для лета вечер. Карта США, принесенная бабушкой с чердака и красный круг, обводящий порт на юге страны. Было уже поздно, но девчонке не хотелось спать, они сидели и болтали обо всем на свете, делились планами и раскрывали мечты. Пайпер не могла понять, как одно из теплых воспоминаний детства вылетело из ее головы.

– Немного помню, – пришлось зажмуриться, чтобы образ не ускользнул снова. – Теперь я понимаю, что заставило меня приехать именно сюда.

Джоан неловко поерзала в кресле:

– Милая, ты не хочешь рассказать причину твоего…отъезда?

Пайпер молча смотрела в окно, никаким образом не реагируя на вопрос. Казалось судьба проезжающих мимо машин гораздо важнее предстоящего разговора. Джоан молчала, стараясь не давить на внучку. Минуты медленно истекали. Казалось женщина нашла решение. Она поднялась с кровати и покашляла, привлекая внимание отстраненной девушки. Когда Пайпер повернулась, Джоан сказала:

– Если тебе не комфортно, я могу отвернуться или сесть подальше. Можно выключить свет, если тебе так будет легче. Я принесу воды и ты, как только будешь готова, начнешь с чего сама захочешь. Просто говори. Поделись со мной. Я не стану осуждать тебя или винить. Я всегда на твоей стороне, – женщина кивнула, простым жестом подтверждая свои слова.

– Хорошо, я попробую, – слова дались девушке с трудом.

После того как все манипуляции были совершенны, Джоан села на дальний угол кровати и приготовилась слушать.

– Отец делился со мной важной информацией, – послышалось спустя долгие минуты ожидания, – он считал я никому ничего не расскажу. Большинство его дел – липа. Он сам их придумал и сам защитил невиновных. Для этого нанимал людей, которые проворачивали такие дела. Многие из якобы виновных кончали жизнь самоубийством, перед этим признаваясь в преступлениях. Других убивали в тюрьме за определенную плату: сокамерники или надзиратели. Он объяснял это тем, что люди, однажды приступившие закон, сделают это снова. Так почему бы и не воспользоваться этим. Только в тех преступлениях, в которых их обвиняли, они не были виноваты, – Пайпер сглотнула и отпила воды из заранее принесенного Джоан стакана, после небольшой паузы она продолжила. – Сначала я не слушала, все равно ничего не понимала из его слов. А потом вдруг обратила внимание. Я записывала имена и детали, боялась, что забуду. Не знаю, зачем я это делала. Машинально выходило. Наверное, я знала, что когда–нибудь мне это пригодится. Он строил свою карьеру на выдумке, мне надоело слушать его рассказы. И я сбежала.

Наступила тишина. Джоан подождала, в надежде, что Пайпер скажет что–нибудь еще. Девушка молчала.

– Он угрожал тебе, чтобы ты не рассказала никому о его делах?

– Нет, просто просил никому не говорить. Он убеждал меня в том, что это наш с ним секрет. Сначала мне было приятно, что он меня выделяет и доверяет мне. А потом стало противно. Не хотелось все это выслушивать, – Фары проезжающей машины осветили гримасу отвращения на лице девушки.

– Почему ты не приехала ко мне?

Голова Пайпер резко дернулась в сторону женщины.

– Ты его мать. Ты бы поверила ему, а не мне.

Джоан почувствовала, как сжимается горло. Она никогда бы не защитила выродка, даже если бы он заживо горел на ее глазах. Кровные узы разрезали вместе с пуповиной раз и навсегда. Теперь женщина винила себя в том, что не сказала девушке правды. Правды о прошлом. Правды об отношениях между матерью и сыном. Она хотела уберечь девочку всеми возможными способами, но сделала только хуже. Джоан опустила голову, подумав об истинной причине ее лжи. Она боялась, что если доверится внучке и расскажет все как есть, то та отвернется от нее и станет презирать за такое обращение со своим ребенком, тогда женщина осталась бы одна и медленно умирала в полном одиночестве. Но как оказалось ее молчание только усугубило ситуацию, поделись Джоан своей тайной с внучкой несколько лет назад, девочка смогла бы ей довериться и не сбежала на другой конец страны. Сейчас у женщины не было выбора, нужно выложить все так как есть, не скрывая ничего от внучки.

– Милая, ты не права, – она старалась говорить как можно спокойней, с трудом сдерживая ненависть к сыну на безопасном уровне. – Если уж мы говорим начистоту, я тоже должна быть с тобой откровенна. Послушай меня очень внимательно, – она перевела взгляд на стену и мгновенно перенеслась в прошлое, которое так жаждала забыть. – Когда я родила Джеймса, мне было девятнадцать. Я только вышла замуж и уже забеременела, тогда я была не готова к этому. Твой дед безумно обрадовался, услышав от меня новость о ребенке, а я его любила, поэтому постаралась принять это как должное. Всю беременность я ничего не чувствовала. Ни любви, ни умиления, только раздражение. Мне многие говорили, когда ребенок появится на свет и я возьму его на руки, все изменится. Я взгляну в его глаза и больше не смогу с ним расстаться. Они ошибались. Я помню тот день. Он снится мне в кошмарах. Я родила его, и мое раздражение переросло в ненависть. Сначала я стыдилась таких чувств, притворялась любящей матерью и молила Бога дать мне каплю любви к младенцу. Но ничего не менялось. Хоуп, я ненавидела твоего отца всю его жизнь. Как только узнала, что у меня будет ребенок. Это необъяснимо, но я будто чувствовала, что он принесет всем только зло. И я была права. Мне очень жаль, что я ничего тогда не сделала. Мне жаль, что я ничего не могу изменить сейчас.

Девушка смотрела на Джоан, плечи девушки тихо вздрагивали от беззвучных рыданий. Она чуть слышно прошептала:

– Почему ты мне не рассказала?

– Боялась, ты не поймешь. Я думала, отец для тебя – весь мир, и после моих слов ты даже говорить со мной не станешь. К тому же твои отношения с матерью оставляли желать лучшего, и я решила, что ты начнешь презирать меня, так же, как и ее сейчас. Я не любила своего ребенка, никогда. Но тебя очень люблю. Всем сердцем. Я рада по крайней мере, что он не обидел тебя.

Пайпер спрятала лицо в ладонях и стала раскачиваться в безумном танце. Сквозь ладони слышался леденящий душу крик. Джоан в испуге подбежала к девочке и обняла ее.

– Тише, не плачь. Все хорошо. Ты…О Боже, – женщина внезапно все поняла, она закрыла глаза и теснее прижала к себе ребенка. – Посмотри на меня, пожалуйста.

Как она могла не заметить очевидного, она же изучала это в университете и прочитала столько литературы на эту тему, но, когда это случилось с близким человеком, ничего не увидела. Она же знала, что он принесет людям только горе. Пока Джоан упрекала себя в невнимательности, Пайпер кричала и билась в истерике. Женщина схватила со столика стакан и выплеснула холодную воду на лицо девушке. Она отшатнулась и перестала кричать, только тихонько покачивалась из стороны в сторону.

– Вот почему ты сбежала, не из–за рассказов о работе. Я…Когда это началось?

– Шесть лет назад.

Джоан тихо ахнула, вспомнив фотографию в альбоме и осознав причину печали девушки, ее глаза заметались по комнате в поисках спасения, когда она пришла в себя, то спросила:

– Но…Если…Если ты не доверяла мне и боялась пойти в полицию, то почему терпела шесть лет? Почему не сбежала раньше?

Прежде чем Пайпер ответила прошло немало времени. В коридоре раздался смех, взрывной волной долетев до их комнаты. Девушка вздрогнула, выйдя из оцепенения и заговорила:

– Я забеременела, – голос звучал глухо без намека на эмоции. – Не знала, что делать. А потом купила таблетку и все кончилось. Смыла его в унитаз и все, – одинокая слеза скатилась по щеке. – Я так больше не могла. Я так устала. Очень устала.

– Все детка, тихо, не говори больше ничего, – Джоан взяла девушку за руку и немного сжала. – Отдохни, со мной ты в безопасности. Я обещаю.

Пайпер вырвала свою ладонь и с раздражением в глазах крикнула:

– Нет, я не могу больше так. Не хочу в себе это держать. Хотела все узнать, так слушай, – ее голос сорвался и спустя минуту борьбы со слезами, она продолжила. – Он приходил ко мне каждую ночь, шесть лет подряд. Я не понимала, что он делает. Думала, так надо, думала…это правильно, – с каждым произнесенным словом девушка погружалась в транс и рассказывала все так, будто это случилось не с ней, стараясь не сорваться и не впасть в истерику. – Впервые это случилось на мой десятый день рождения, последний день, когда я была по–настоящему счастлива. Ночью все изменилось. Он пришел, когда я уже легла спать. Лег рядом со мной и…обнял. Он говорил, что любит меня и никому нельзя рассказывать, что здесь произошло, иначе меня накажут. Когда он ушел, я почувствовала себя опустошенной, будто из меня все внутренности вытащили. Потом, через несколько недель, он начал рассказывать мне о своей работе, и я цеплялась за это, чтобы хоть как–то отвлечься от того, что происходит в данный момент. Иногда это помогало, иногда нет, – она снова замолчала в этот раз надолго, и Джоан решила, что больше не услышит от внучки ни слова, но внезапно девушка продолжила. – Я боялась кому–то сказать, потому что он заставил меня поверить, что это я во всем виновата и накажут только меня. Я думала, что каждую ночь я расплачиваюсь за свои грехи, а потом случилось то из–за чего я больше не могла терпеть. Он лишил меня детства, лишил нормальной жизни. Я никогда не смогу этого простить, никогда не смогу забыть, – по щеке девушки скатилась слеза, за которой последовала еще одна. Она забыла добавить, что не сможет и жить с этим, потому что была уверена, бабушка начнет ее отговаривать и точно посадит под замок. Ей не понять той боли, которую я испытала и не ей решать мою судьбу.

Пайпер посмотрела на Джоан и спросила:

– Ответь мне честно. Если бы я рассказала все полиции, его бы наказали?

Женщина отвела взгляд. Она хотела уверить девочку в том, что ее отец получил бы по заслугам, но врать в такой ситуации бессмысленно. Джоан знала законы, по которым жил ее сын и ему подобные, и они были ей отвратительны. И судя по тому, что сказала ей внучка, он вообще не считался ни с чем, и оболгать собственную дочь оказалось бы для него пустяковым делом. Без сторонней поддержки девочке никто не поверит и узнай отец о ее протесте, тут же наказал бы так, что она уже ничего не смогла бы сказать. Джоан это понимала, но как сказать об этом внучке, как ей объяснить, что никто не встал бы на ее защиту, что деньги, которых у ее отца предостаточно, закроют эту тему раз и навсегда. Она молчала, не зная, как начать, но в этом не было необходимости, девушка уже и так все поняла. Она медленно поднялась с кресла и пошла к выходу, но Джоан ее задержала:

– Не уходи, прошу тебя. Останься здесь, так мне будет спокойней.

Девушка посмотрела на нее невидящим взглядом и вернулась к широкой постели. Как только ее голова коснулась подушки, она уснула.

Джоан, оставшись в полной тишине, не могла сдвинуться с места. Грудь сдавила дикая боль, которая перерастала в жажду мести, она прошла к креслу и, сев в него, посмотрела на внучку. На невинное создание, которое нигде не могло найти защиты и помощи, которое ежедневно подвергалась нападкам близкого человека. Она его боготворила, а он ее растоптал.

Этой ночью Джоан не спала, она сидела в кресле, охраняя сон внучки, и закипала от злости на человека, которого она породила, который стал виновником всех бед, произошедших с ее дорогой девочкой. Женщина впивалась тонкими пальцами в подлокотники и думала о том, что ее месть будет страшна.

Рейчел

С разговора о разводе прошла неделя. Рейчел была уверена в своем решении как никогда, но не прислушаться к словам мужа она не могла. В чем–то Джеймс был прав, она не умела быть матерью, не знала, как заботиться о девочках и что нужно делать, если вдруг раковина засорится. Всю неделю Рейчел, полная энтузиазма, общалась с няней и женщиной, которую Джеймс любил называть экономкой. Она интересовалась денежными вопросами и особенностями ведения хозяйства, а особенно ее интересовали материнские обязанности. В Рейчел снова проснулась жажда жизни, жажда узнать все на свете. Каждый день – подъем в семь утра, приготовление завтрака под руководством миссис Джонс и уже в восемь она готова проводить дочь в школу. Подумать только Рейчел впервые за многие месяцы покинула пределы дома. Серое осунувшееся лицо с благодарностью принимало теплые солнечные лучи. Правой рукой она сжимала ладошку дочери, не отпуская до школьных ворот. Любопытные взгляды родительниц не давали ей проходу, жгли спину, она буквально чувствовала, как они шепчутся где–то позади, строя различные версии ее долгого отсутствия. Ну надо же, Рейчел Брукс появилась в школьных дверях, вспомнила, наконец, что у нее есть дети. Женщина знала, что ее еще долго будут обсуждать, но на такие мелочи у нее просто не оставалось времени. Нужно было думать о более серьёзных вещах.