Текст книги "Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших"

Глава 46

Закончив разгружать последний фургон болванок, Ричард оперся руками на кучу и опустил голову, тяжело дыша. Мышцы рук и спины гудели. Куда проще разгружать вдвоем, один в фургоне, другой на земле, но мужик, что должен был помогать при разгрузке, уволился несколько дней назад, заявив, что с ним плохо обращаются. Ричард не больно-то по нему скучал. Даже когда этот гад соизволял поднять свою задницу, от него было больше вреда, чем пользы.

За окном начинало темнеть, небо на западе окрасилось в пурпур. По шее тек пот, прокладывая дорожки в черной металлической пыли. Как же хотелось нырнуть в прохладное горное озеро! Даже сама мысль об этом освежала. Продолжая мечтать о купании, Ричард переводил дух.

Из-за угла выплыл Ицхак с лампой в руке.

– Ты слишком усердно трудишься, Ричард.

– Мне казалось, что меня наняли работать.

Ицхак некоторое время взирал на него. В одном глазу отражался желтый свет лампы.

– Прими совет. Ты слишком усердствуешь. Это лишь навлечет на тебя неприятности.

Ричард работал на складе вот уже три недели, загружая и разгружая фургоны. И успел познакомиться с другими работниками. Поэтому отлично понимал, что имеет в виду Ицхак.

– Но я все еще опасаюсь оказаться в воде с болванкой на шее.

Ицхак сверкнул глазами и гулко расхохотался.

– Тогда я просто выступал специально для Йори.

Йори звали возницу, отказавшегося разгружать сломавшийся фургон.

Ричард зевнул.

– Да знаю, Ицхак.

– Тут тебе не ферма, с которой ты пришел. Жить по правилам Ордена – это совсем другое дело. Ты должен помнить о нуждах других, если надеешься продержаться. Так уж устроен мир.

Ричард уловил предостерегающие нотки в интонации Ицхака и отлично понял смысл ненавязчивого предупреждения.

– Ты прав, Ицхак. Постараюсь об этом не забывать.

Ицхак лампой указал на дверь.

– Сегодня собрание рабочей ячейки. Тебе пора двигаться.

Ричард застонал.

– Ну, не знаю… Уже поздно, и я устал, как собака. Я и вправду скорее…

– Ты же не хочешь, чтобы твое имя начали склонять все вокруг? Не хочешь, чтобы люди начали говорить, что у тебя нет чувства гражданского долга?

– Я думал, эти собрания – дело добровольное, – хмыкнул Ричард.

Ицхак снова расхохотался. Ричард взял свои вещи с полки в углу и помчался на выход, чтобы Ицхак мог запереть дверь.

Снаружи, в наступающей темноте, Ричард едва разглядел соблазнительную фигурку Никки, сидящую на стене у входа на склад. Но у Ричарда изгибы ее тела вызывали лишь одну ассоциацию: со змеей. Жилья у них по-прежнему еще не было, но она часто приходила на склад, проведя день в очередях за хлебом и прочими необходимыми товарами. Они вместе возвращались к своему убежищу в спокойном переулке примерно в миле от склада. Ричард дал немного денег местным пацанам, чтобы те охраняли их приют и не позволяли никому занять его. Пареньки были еще достаточно юными, чтобы быть благодарными за денежку, и достаточно взрослыми, чтобы ответственно относиться к своей работе.

– Хлеба достала? – спросил Ричард, подойдя.

Никки спрыгнула со стенки.

– Сегодня хлеба нет. Закончился. Но я достала нам немного капусты. Так что сварю суп.

У Ричарда урчало в животе. Он рассчитывал на хлеб, чтобы прямо сейчас слопать кусок. А на суп нужно время.

– Где твоя сумка? Если ты купила капусту, то где она?

Улыбнувшись, она достала маленький предмет. И на ходу подняла его так, чтобы в сумерках видны были очертания. Ключ.

– Комната? Мы получили жилье?

– Я сегодня утром наведалась в жилищную контору. Наконец пришла наша очередь. Они выписали нам комнату. Господину и госпоже Сайфер. Сегодня мы уже будем там ночевать. Что очень кстати: похоже, снова пойдет дождь. Я уже отнесла свои вещи в нашу комнату.

Ричард потер ноющие плечи. Его окатило волной отвращения от унижения, которому она подвергла его… подвергла Кэлен. Временами он ощущал некий намек на что-то очень важное в Никки и в том, что она делает, но по большей части его бесил идиотизм всего этого.

– Ну, и где эта комната? – Он надеялся, что не в другом конце города.

– Это одна из тех, где мы уже побывали. Неподалеку отсюда. Там, где пятно на стене, сразу как входишь в дом.

– Никки, тут повсюду пятна на стенках.

– Пятно, которое похоже на лошадиный круп с поднятым хвостом. Скоро увидишь.

Ричард умирал от голода.

– Мне сегодня снова придется переться на собрание рабочей ячейки.

– Ой! Собрания рабочих ячеек – важное дело. Они помогают людям не забывать о том, что правильно, и о долге каждого перед остальными.

Эти собрания были сущей пыткой. Ничего толкового там отродясь не говорилось. Пустая трата времени. Однако были и такие, которые только и ждали эти собрания, чтобы встать и начать распространяться во славу Ордена. Это был их звездный час, когда они чувствовали себя кем-то значительным, важным.

Те, кто не показывался на собраниях, приводили в пример в качестве не очень преданных Ордену людей. Если отсутствующий не приводил достойных причин своего отсутствия, то запросто мог оказаться заподозренным в подрывной деятельности. Отсутствие доказательств значения не имело. Выдвигая подобные обвинения, некоторые чувствовали себя более значительными личностями в стране, где высшим идеалом было всеобщее равенство.

Угроза подрывной деятельности, как темное облако, постоянно нависала над Древним миром. Было вполне обычным зрелищем, когда городские гвардейцы по подозрению в подрывной деятельности волокли людей в околоток. Пытки порождали признания, подтверждавшие правдивость обвинителя. Исходя из этой логики, те, кто произносил длинные речи на собраниях, точнехонько указывали на нескольких бунтарей, что подтверждалось дальнейшим признанием этих самых «бунтарей».

Из-за постоянно царившего в Алтур-Ранге подспудного напряжения многих беспокоили подстрекания к бунту – исходящие из Нового мира, согласно официальной версии. Представители Ордена мгновенно подавляли подобные слухи, как только выявляли. Другие граждане настолько боялись, что укажут на них, что велеречивых ораторов на собраниях рабочих дружно заверяли в массовой поддержке их высказываний.

На многих площадях как напоминание о том, что грозит тем, кто свяжется с дурной компанией, висели тела неблагонадежных, причем до тех пор, пока птицы не очищали добела их кости. Самая распространенная шутка, которой удостаивался человек, высказавший что-то не в масть, звучала так: «Ты хочешь быть похороненным на небе?»

Они свернули за угол к залу собраний. Ричард снова зевнул.

– Не помню я пятна, которое похоже на лошадиный круп.

Они шли по краю темной улицы. Под ногами хрустели камешки. Впереди виднелась лампа Ицхака, торопящегося на собрание.

– Ты тогда смотрел в другую сторону. Это тот дом, где живет та троица.

– Какая троица?

На собрание поспешал народ. Некоторых Ричард знал, других – нет.

И тут он вспомнил. И остановился.

– Ты имеешь в виду ту дыру, где живут те три обормота? С ножами?

Он едва различил в темноте ее кивок.

– Именно.

– Класс! – Ричард провел ладонью по лицу. – Ты не спросила, нельзя нам поселиться где-нибудь в другом месте? – спросил он, когда они двинулись дальше.

– Для новичков в городе получить жилье – это чистое везение. А комнату тебе определяют, когда приходит твоя очередь. Если ты отказываешься, то снова оказываешься в конце списка.

– Ты уже отдала управляющему деньги?

– Все, что было, – пожала она плечами.

Ричард на ходу скрипнул зубами.

– Это же все наши деньги до конца недели.

– Я могу растянуть суп.

Ричард ей не верил. Она наверняка каким-то образом постаралась сделать так, чтобы им дали именно эту комнату. Он сильно подозревал, что ей охота посмотреть, как он поведет себя с теми юнцами, поскольку теперь вынужден с ними столкнуться. Она вечно делает мелкие пакости, задает странные вопросы, высказывает всякую дурь, чтобы посмотреть на его реакцию, увидеть, как он справится с ситуацией. Ричард никак не мог понять, что ей вообще от него надо.

Эта троица его обеспокоила. Он отлично помнил, как эйджил Кары причинил Кэлен такую же боль, что и Никки. Если эти трое изнасилуют Никки, то Кэлен тоже придется все это выносить. От одной этой мысли его прошиб холодный пот.

Придя на собрание, Ричард с Никки уселись на задний ряд в прокуренной комнате. Они слушали выступления тех, кто вещал во славу Ордена: как Орден помогает людям жить праведной жизнью. Мысли Ричарда унеслись к их с Кэлен домику в горах, он вспомнил родник за домом. Он вспоминал те летние деньки, когда наблюдал, как Кэлен болтает ногой в воде. Его скручивало от тоски, когда он мысленным взором ласкал изгибы ее ног.

Последовали речи о долге каждого рабочего перед согражданами. Многие речи велись монотонными голосами и повторялись так часто, что было совершенно очевидно, что слова значения не имеют, важен лишь сам факт их оглашения. Ричард вспомнил смех Кэлен, когда он поймал для нее рыбок и посадил в банку.

Следующие ораторы – руководители ячеек, или городские старшины – с жаром и страстью вещали о том, как они высоко ценят политику Ордена. Несколько человек поднялись и заговорили о тех, кого нет на собрании, называя отсутствующих по именам и обличая их нелояльное поведение, наплевательское отношение к благополучию своих братьев-рабочих. По залу пробежал шепоток.

Когда речи закончились, встали несколько жен рабочих и объяснили, что у них появились дополнительные нужды, потому что только что родился очередной ребенок, муж временно не работает, находящиеся на их попечении родственники серьезно заболели и тому подобное. После высказывания каждой из них объявлялось голосование и вздымался лес рук. Если ты согласен поступить по справедливости и хочешь, чтобы ячейка им помогла, то подними руку.

Тех, кто руки не поднимал, брали на заметку. Ицхак растолковал Ричарду, что ты в принципе можешь не поднимать руку, если не согласен, но если будешь это делать слишком часто, то тебя занесут в список неблагонадежных. Ричард понятия не имел, что это за список такой, но ему было несложно подчиниться. К тому же Ицхак сказал, что вовсе не желает оказаться в списке, и сам он чаще поднимает руку, чем нет.

Ричард поднимал руку каждый раз. Ему было глубоко наплевать на происходящее. Он не желал принимать в этом участие, не желал пытаться улучшить что-то, и ему было все равно, хорошо или плохо живут эти люди. Большинству, похоже, нравилось, что Орден управляет их жизнью, избавляя от бремени думать самим. В точности как в Андерите. Никки казалась удивленной и даже несколько разочарованной тем, что он всякий раз поднимает руку. Но не возражала и не задавала вопросов.

Ричард даже едва отдавал себе отчет, что поднимает руку. Он мысленно улыбался, вспоминая изумление Кэлен, восторг в ее зеленых глазах, когда она впервые увидела «Сильную духом». Ричард охотно вырезал бы для нее гору статуэток, лишь бы снова увидеть ее радость и восторг при виде чего-то, что ей нравится, чего-то для нее ценного и дорогого.

Заговорил очередной оратор, жалуясь на несправедливые условия труда и рассказывая, что он вынужден был уволиться, чтобы не позволять транспортной компании так эксплуатировать его. Это был тот самый тип, что уволился, предоставив Ричарду разгружать фургоны в одиночку. Ричард поднял руку вместе с остальными, разрешая выплатить этому хмырю полный шестимесячный оклад в виде компенсации.

После всех этих многочисленных голосований, перешептываний, записи всех решений здоровым членам ячейки было объявлено, что они должны внести справедливую лепту в помощь нуждающимся. Ричарду было сказано, что все, кто может, обязаны трудиться с полным усердием, дабы помогать тем, кто работать не в состоянии.

Когда назывались имена, люди поднимались и выслушивали, какую часть из зарплаты на следующей неделе у них забирают. Поскольку Ричард был новичком, его фамилию назвали последней. Он встал, глядя через дымный зал на людей в траченных молью плащах, сидящих за длинным столом, сконструированным из двух старых дверей. В одном конце сидел Ицхак, во всем поддерживая большинство. Сидевшие в президиуме женщины все еще перешептывались. Закончив переговоры, они что-то прошептали председателю. Тот кивнул.

– Ричард Сайфер, принимая во внимание, что ты новенький, тебе еще предстоит восполнить свой долг перед рабочей ячейкой. Твоя зарплата за следующую неделю целиком идет на помощь нуждающимся.

Ричард какое-то мгновение тупо глядел на него.

– Но… что я буду есть? И как платить за жилье?

Сидящие в зале хмуро повернулись к нему. Председатель хлопнул ладонью по столу, призывая к тишине.

– Ты должен благодарить Создателя за отличное здоровье, позволяющее тебе работать, молодой человек. А сейчас тут есть те, кому не так повезло в жизни, как тебе, те, чья нужда куда больше твоей. Помощь страждущим и нуждающимся важней эгоистичного личного обогащения.

Ричард вздохнул. Да какое все это имеет, в сущности, значение? В конце концов, ему ведь везет в жизни.

– Да, сударь. Я понял, что вы имеете в виду. Я с радостью отдаю мою зарплату нуждающимся.

Как же он жалел, что Никки пустила по ветру их деньги!

– Ну, – сказал он, когда они вышли наконец на свежий воздух, – полагаю, мы можем стребовать с управляющего квартплату назад. Мы можем и дальше жить там, где жили, пока я не заработаю и не скоплю немного денег.

– Квартплата возврату не подлежит, – сообщила Никки. – Управляющий поймет нашу проблему и позволит нам жить в долг, пока мы не сможем начать его гасить. На следующем собрании тебе нужно лишь встать и объяснить ревизионной комиссии свои трудности. Если ты все правильно изложишь, они окажут тебе вспомоществование для выплаты квартплаты.

Ричард иссяк. Ему казалось, что все это – какой-то дурацкий сон.

– Вспомоществование? Да это моя зарплата! За работу, что я выполняю!

– Это эгоистичный взгляд на вещи, Ричард. Работа– это милость со стороны рабочей ячейки, компании и Ордена.

Ричард слишком устал, чтобы спорить. К тому же вовсе не ожидал никакой справедливости хоть в чем-то, что делалось во имя Ордена. Ему хотелось лишь добраться до их нового жилья и упасть спать.

Когда они открыли дверь, один из тех трех юнцов рылся в сумке Никки. Держа в одной руке ее нижнее белье, он ухмыльнулся, глядя на вошедших через плечо.

– Так-так, – протянул он, поднимаясь. Рубашки на нем по-прежнему не было. – Похоже, две мокрые крысы нашли-таки нору для жилья.

Его похотливый взгляд скользил по Никки. На лицо ей он даже не смотрел.

Никки сперва выхватила у него сумку, потом свои вещи. И принялась запихивать их в сумку. Юнец наблюдал, продолжая ухмыляться. Ричард испугался, что она наплюет на узы с Кэлен и воспользуется своей силой, но Никки лишь разъяренно поглядела на нахала.

Комнатушка оказалась жалкой и обшарпанной. Низкий потолок просто давил. Когда-то он был побелен, но теперь потемнел от чада свечей и ламп, комната походила на пещеру. Освещала помещение одинокая свечка, горевшая на замызганной полочке у двери. В углу, у засиженной мухами стенки стоял перекосившийся шкаф. Одна дверца шкафа выломана. Единственное, на что можно сесть, кроме замызганного и ободранного соснового пола, – два деревянных стула подле стола у окна. Маленькие квадратики стекла на окне были все заляпаны пятнами краски всех цветов радуги. Через маленький выбитый треугольник Ричард видел серую стену соседнего здания.

– Как ты сюда попал? – рявкнула Никки.

– Универсальный ключ, – помахал он ключом, как королевским жезлом. – Мой папаша – управляющий. Я просто осматривал ваши шмотки на предмет подрывной литературы.

– А ты умеешь читать? – Никки просто сочилась ядом. – В жизни не поверю, пока своими глазами не увижу!

С физиономии юнца не сходила вызывающая ухмылка.

– Нам не нужны тут подрывные элементы. Это может подвергнуть опасности всех остальных. Мой отец обязан сообщать о любой подозрительной деятельности.

Ричард шагнул в сторону, пропуская направившегося к двери парня, но тут же перехватил его за руку, когда тот схватил свечку.

– Это наша свечка, – произнес Ричард.

– Да ну? С чего ты это взял?

Ричард сжал крепче обнаженную мускулистую руку парня. Глядя ему в глаза, он жестом показал:

– На ее основании вырезаны наши инициалы.

Парень машинально перевернул свечку, чтобы посмотреть. Горячий воск брызнул ему на руку. Взвыв, он выронил свечу.

– Ох ты! Беда какая! – спокойно проговорил Ричард. Наклонившись, он поднял свечу. – Надеюсь, с тобой все в порядке? Горячий воск в глаза ведь не попал, а? Жутко больно, когда горячий воск попадает в глаз.

– Да? – Юнец отбросил прямые темные волосы со лба. – А откуда ты знаешь?

– У себя на родине я как-то видел, как это случилось с одним бедолагой.

Ричард высунулся в коридор, где горела на полке еще одна свечка. И ногтем демонстративно нацарапал Р и С на основании свечи.

– Вот видишь? Мои инициалы.

Юнец даже не соизволил поглядеть.

– Угу, – буркнул он и рванулся к дверям.

Ричард вышел с ним вместе и зажег свечу от той, что горела в коридоре. Юнец, притормозив, высокомерно глянул на Ричарда.

– А как тот придурок ухитрился залить себе воском глаза? Он что, такой же тупой здоровенный дуболом вроде тебя?

– Да нет, – небрежно ответил Ричард. – Вовсе нет. Это был озабоченный юнец, по глупости позарившийся на чужую жену. И воск в глаза ему налил муж.

– Да ну? А почему этот тупоголовый козел попросту не закрыл их?

И тут Ричард впервые за все время одарил парня не сулящей ничего хорошего улыбкой.

– Да потому что ему сперва отрезали веки, чтобы он не мог закрыть глаз. Видишь ли, там, откуда я родом, с каждым, кто прикасается к женщине вопреки ее воле, обращаются не больно-то ласково.

– Дану?

– Ага. И веки – не единственное, что отрезали тому молодцу.

Юнец снова отбросил волосы со лба.

– Ты что, мне угрожаешь, дуболом?

– Нет. Я не могу сделать тебе ничего хуже того, что ты уже делаешь себе сам.

– Это ты о чем?

– Ты никогда ничего в жизни не добьешься. Ты всегда будешь ничтожеством, грязью, что счищают с сапог. У тебя есть лишь одна жизнь, а ты ее растрачиваешь впустую. И это очень печально. Сомневаюсь, что ты имеешь хотя бы малейшее представление, что означает быть по-настоящему счастливым, совершить что-то действительно стоящее, чтобы можно было гордиться собой. Ты сам все это на себя навлек, и хуже этого ничего быть не может.

– Я не могу изменить свою жизнь.

– Нет, можешь. Ты сам строишь свою жизнь.

– Да ну? И как ты себе это представляешь?

– Посмотри, в каком свинарнике ты живешь, – обвел рукой Ричард. – Твой отец – управляющий. Почему бы тебе не проявить немного гордости и не привести в порядок это место?

– Так он ведь управляющий, а не хозяин. Хозяин был алчным сукиным сыном, сдирающим плату, которая многим была недоступна. Орден забрал этот дом себе. А хозяина за его преступления против народа замучили до смерти. Моему отцу дали работу управляющего. Мы просто присматриваем за этим домом, чтобы помогать таким дуракам вроде тебя, у кого нет жилья. У нас нет денег на ремонт дома.

– Денег? Разве нужны деньги, чтобы убрать весь этот мусор в коридоре? – указал Ричард.

– Не я его набросал.

– А погляди на эти стены. Чтобы их вымыть, деньги вовсе не нужны. А пол в этой комнате? Его не мыли лет десять как минимум.

– Эй, я ведь не уборщица!

– А ступени у подъезда? Кто-нибудь в один прекрасный день свернет себе шею. Может, даже ты сам или твой отец. Почему бы тебе для разнообразия не сделать что-нибудь полезное и починить их?

– Я же сказал, у нас нет денег на ремонт.

– А для этого деньги и не нужны. Ее нужно лишь перебрать и заменить прогнившие ступеньки. А их можно вырезать из валяющихся повсюду деревяшек.

Парень вытер ладони о штаны.

– Раз ты такой умный, так чего ж не починишь ступеньки?

– Отличная мысль. Я так и сделаю.

– Да ну? Я тебе не верю. – К парню снова вернулась наглость.

– Завтра, после работы, я починю ступеньки. Если придешь, то я научу тебя, как это делать.

– Может, и появлюсь, чтобы посмотреть на придурка, который будет чинить что-то, что ему даже не принадлежит, и чинить задаром к тому же.

– Вовсе не задаром. А потому, что я тоже хожу по этой лестнице, и чтобы дом, в котором я живу, выглядел поприличней. И мне не хочется, чтобы моя жена сломала себе ногу. Но если ты захочешь прийти и научиться, как чинить лестницу, то сперва наденешь рубашку из уважения к живущим в твоем доме женщинам.

– А если я приду посмотреть, но не стану напяливать рубашку, как какой-то старый пердун!

– Тогда у меня не найдется достаточно к тебе уважения, чтобы тратить время на то, чтобы учить тебя чинить ступеньки. И ты ничему не научишься.

– А если я не хочу ничему учиться?

– Ну, тогда, наоборот, я узнаю кое-что новое о тебе.

– Да за каким лешим мне вообще нужно учиться чинить какие-то дурацкие ступеньки? – закатил глаза парень.

– Вообще-то особой необходимости учиться чинить ступеньки у тебя нет, но если тебе не наплевать на себя самого, то тебе следовало бы хотеть чему-нибудь научиться. Даже самым простым вещам. Человек начинает гордиться собой, только если делает что-то полезное, пусть это всего лишь только починка нескольких ступенек.

– Да ну? Я и так горжусь собой.

– Ты запугиваешь людей и их страх ошибочно принимаешь за уважение. Никто не может дать тебе самоуважение, даже те, кому ты небезразличен. Самоуважение человек зарабатывает сам. А пока что ты умеешь только пыжиться и выставлять себя дураком.

– Это кого ты обозвал… – скрестил на груди руки парень. Ричард ткнул парня пальцем в гладкую грудь, вынуждая отступить на шаг.

– У тебя всего одна жизнь. Шляться по улицам, оскорбляя прохожих и пугая людей, с твоей бандой – это все, что ты хочешь от жизни? Это все, на что ты хочешь растратить свою единственную жизнь? Каждый, кто чего-то хочет от жизни, хочет, чтобы его жизнь что-то значила, пожелал бы учиться. Завтра я починю эти ступеньки. И завтра мы узнаем, что ты собой представляешь.

Юнец снова с вызовом скрестил руки на груди.

– Да ну? Ну а может, я предпочту провести время с дружками?

– Именно поэтому-то твоя жизнь и зависит только от тебя, – пожал плечами Ричард. – Не могу сказать, что совершил что-то очень уж значительное в своей жизни, но я всегда сам делаю свой выбор. В данный момент я предпочитаю починить ступеньки и слегка привести в порядок место, где я живу, вместо того чтобы хныкать и ждать в надежде, что кто-то другой это сделает за меня. И горжусь тем, что умею делать это сам.

Починка лестницы не сделает тебя человеком, но придаст тебе немного самоуважения. Если хочешь, приводи с собой друзей, и я научу вас всех, как использовать ваши ножики на что-то более полезное, чем размахивание ими перед носом у прохожих.

– Мы ведь можем прийти тебя оборжать, дуболом.

– Ладно. Но если вы с корешами хотите научиться чему-то полезному, то лучше вам для начала показать мне, что хотите учиться, проявив уважение, и прийти в рубашках. Вот первый стоящий перед тобой выбор. Если сделаешь неправильный выбор, то в дальнейшем возможность выбирать у тебя станет еще более ограниченной. И меня зовут Ричард.

– Как я уже сказал, ты запросто можешь оказаться посмешищем. – Он скорчил рожу. – Ричард.

– Да смейся, если хочешь. Я знаю себе цену и мне нет необходимости доказывать что-либо тому, кто сам себе цену не знает. Если хочешь учиться, то знаешь, что тебе делать. А если еще хоть раз посмеешь угрожать мне ножом или, паче чаяния, моей жене, то тогда совершишь самую последнюю из многочисленных ошибок в своей жизни.

Парень предпочел проигнорировать угрозу и проговорил с еще большей бравадой:

– И кем же я могу стать? Очередным придурком вроде тебя, вкалывающим до седьмого пота на жадюгу Ицхака и его транспортную компанию?

– Как тебя зовут?

– Камиль.

– Что же, Камиль, я работаю за зарплату, чтобы содержать себя и мою жену. У меня есть кое-что ценное: я сам. Кто-то ценит меня достаточно, чтобы платить мне за мое умение и время. В данный момент, став грузчиком, я сделал очередной раз выбор. И я решил починить ступеньки, потому что таким образом улучшу свою жизнь. – Ричард сузил глаза. – И вообще, при чем тут Ицхак?

– Ицхак? Так он же владелец транспортной компании.

– Ицхак всего лишь старший грузчик.

– Ицхак когда-то жил здесь, до того, как Орден забрал дом себе. Мой отец его знал. Вообще-то говоря, ты спишь в его кабинете. И тогда эта транспортная компания принадлежала ему. Но он предпочел алчности путь просветления, когда ему предложили выбор. И согласился, чтобы городская рабочая ячейка помогла ему научиться стать достойным гражданином Ордена. И теперь он знает, что ничуть не лучше остальных. Даже меня.

Ричард оглянулся на стоящую посреди комнаты Никки, внимательно следившую за разговором. Он напрочь о ней забыл. Ему расхотелось дальше вести беседу.

– Завтра вечером я узнаю, придешь ты посмеяться или учиться. Это твоя жизнь, Камиль, и твой выбор.