Текст книги "Ганнибал"

42

Опознание доктора Ганнибала Лектера в качестве убийцы Ринальдо Пацци дало Клэрис Старлинг возможность наконец-то заняться чем-то серьезным, слава богу! Она стала facto[155]155
  Фактически, неофициально, в противоположность de jure (лат.) – юридически, официально.


[Закрыть] осуществлять связь – хоть и на низшем уровне – между ФБР и итальянскими властями. Хорошо было решать одну и ту же задачу совместными усилиями.

Жизнь Старлинг резко изменилась с момента перестрелки во время рейда против наркодельцов. И она, и те, кто остался в живых после событий на рыбном рынке «Фелисиана», оказались как бы в административном чистилище, в ожидании решения по докладу Департамента юстиции юридическому подкомитету палаты представителей.

После того как ей удалось отыскать рентгеновский снимок Лектера, Старлинг пыталась убить время, замещая инструкторов Национальной полицейской академии в Квонтико, тех, что болели или находились в отпуске.

Всю осень и зиму Вашингтон раздирали страсти по поводу скандала в Белом доме. Пустословы-морализаторы разбрызгивали гораздо больше слюны, чем потребовалось для совершения злосчастного маленького грешка, и президент Соединенных Штатов, пытаясь избежать импичмента, публично нахлебался такого дерьма, какого вовсе и не заслуживал.

Этот цирк заставил отложить в долгий ящик такую мелочь, как бойня на рыбном рынке.

День за днем в голове Старлинг зрело убеждение, что федеральная служба уже никогда не будет для нее тем, чем была прежде. На ней, на самой Клэрис, теперь лежало клеймо. Ее сотрудники, когда им приходилось иметь с ней дело, смотрели на нее с некоторой опаской, будто она могла передать им заразную болезнь. А Клэрис была еще достаточно молода, чтобы такое отношение ее удивляло и разочаровывало.

Замечательно снова заняться делом: просьбы итальянцев предоставить им информацию о докторе Лектере дождем сыпались на Отдел психологии поведения; приходили они обычно в двух экземплярах, один из которых пересылал им госдепартамент. Старлинг охотно отвечала на запросы, забивая информацией факсы и пересылая файлы с делом Лектера электронной почтой. Она и сама удивлялась тому, сколько разрозненных материалов скопилось за семь лет, прошедших с его побега.

Ее крохотная подвальная комнатушка в Отделе психологии поведения доверху заполнилась бумагами, измазанными чернилами факсами из Италии, копиями итальянских документов.

Что же такое важное могла она переслать итальянцам? Больше всего их заинтересовало то, что за несколько дней до смерти Пацци в ФБР поступил компьютерный запрос из Квестуры о доступе к файлу Лектера на сайте в Информационном центре ФБР в Квонтико. Итальянские газеты старались при помощи этой информации обелить Ринальдо Пацци, утверждая, что он, втайне от всех, разрабатывал план поимки доктора Лектера, стремясь восстановить свою репутацию.

С другой стороны, размышляла Старлинг, что из информации, касающейся убийства Пацци, могло оказаться полезным здесь, если доктор Лектер вдруг надумает вернуться в Соединенные Штаты?

Джек Крофорд не так уж часто бывал у себя в отделе, чтобы можно было с ним советоваться. Он много времени проводил в суде и, по мере того как приближался его уход на пенсию, все чаще вынужден был давать там показания то по одному незакрытому делу, то по другому. Все чаще он брал отпуск по болезни на один-два дня, а то и дольше, и даже когда бывал в отделе, казался все более и более отчужденным.

Мысль о невозможности получить от него совет вызывала у Старлинг приступы жгучей паники.

За годы службы в ФБР Старлинг насмотрелась всякого. Она знала, что, если доктор Лектер снова совершит убийство в Соединенных Штатах, в конгрессе вострубят трубы возмущения, извергая метаболические ветры; невероятных размеров волна запоздалых догадок и предположений хлынет из Департамента юстиции, и игра в догонялки-трахалки начнется всерьез. Первыми по шее получат таможенники и служба береговой охраны – за то, что впустили его в страну.

Местные судебные власти – там, где будет совершено преступление, – затребуют всю информацию, касающуюся Лектера, и все усилия ФБР будут сосредоточены на местном отделении Бюро. Потом, когда доктор совершит новое убийство – уже в новом месте, – все сразу переместится туда.

А если его поймают, все конторы станут яростно драться, точно белые медведи вокруг задранного тюленя, за то, чтобы присвоить себе честь поимки преступника.

Делом Старлинг было подготовиться к возможному возвращению Лектера – не важно, вернется он на самом деле или нет, – загнав подальше неприятные мысли о том, что будет затем твориться вокруг расследования.

Она задавала себе простой вопрос, который показался бы бессмысленно банальным любому карьеристу внутри опоясавшего Вашингтон Белтвея[156]156
  Белтвей – объездная дорога, полукольцом обнимающая Вашингтон.


[Закрыть]: как она сумеет сделать именно то, в чем присягала? Как сумеет защитить граждан своей страны и поймать преступника, если он возвратится?

У доктора Лектера, по всей видимости, были хорошие документы и немало денег. Он блестяще умел изменять свою внешность, умел скрываться. Взять хотя бы элегантную простоту его первого укрытия после побега из Мемфиса: он снял номер в четырехзвездочном отеле по соседству с огромной клиникой пластической хирургии в Сент-Луисе. У половины постояльцев были забинтованы лица. Он забинтовал себе лицо и роскошествовал там на деньги убитого им человека.

Среди сотен собранных ею бумажек были квитанции об оплате гостиничных услуг в Сент-Луисе. Цифры астрономические! Бутылка «Батар-Монтраше» за сто двадцать пять долларов. Как замечательно было почувствовать вкус такого вина после стольких лет тюремной баланды.

Она запросила из Флоренции копии всех его счетов, и итальянцы с готовностью откликнулись на просьбу. Судя по качеству копий, подумала Клэрис, они, должно быть, делались печной сажей.

Ни в чем никакого порядка. Вот личные бумаги доктора Лектера из палаццо Каппони. Несколько заметок о Данте, от руки, – знакомый каллиграфический почерк; записка уборщице; квитанция из флорентийского магазина деликатесов «Вера дель 1926» об оплате двух бутылок «Батар-Монтраше» и каких-то tartufi bianchi. То же самое вино, а что же такое эти tartufi? «Новый школьный итало-английский словарь» сообщил Старлинг, что tartufi bianchi – это грибы – белые трюфели. Она позвонила шеф-повару одного из лучших итальянских ресторанов Вашингтона и расспросила его о трюфелях. Ей пришлось слезно просить разрешения закончить телефонный разговор, так долго он с восторгом описывал их вкус.

Вкус. Вино. Трюфели. Вкус к определенным вещам был неизменной чертой доктора Лектера, жил ли он в Америке или в Европе, преуспевал ли как практикующий врач или как сбежавшее из тюрьмы чудовище. Лицо ему, вероятно, удалось изменить, но вкусы его не изменились: не тот он был человек, чтобы в чем-то себе отказывать.

Вкус был для Старлинг темой весьма болезненной, ведь, именно говоря о вкусе, доктор Лектер впервые сумел задеть ее за живое, похвалив элегантную сумочку и высмеяв за дешевые туфли. Как он тогда ее назвал? Тщательно отмытой и отчищенной пробивной деревенщиной с капелькой вкуса.

Именно вкус мешал ей до конца принять ежедневную рутину существования в самых разных общежитиях и учреждениях, с их функциональным оборудованием и сугубо утилитарной обстановкой.

В то же время ее глубокая вера в отточенность технических приемов умирала, уступая место чему-то совершенно иному.

Старлинг устала от технических приемов. Вера в отточенную технику – религия всех опасных профессий. Чтобы выйти против вооруженного преступника, противостоять ему в перестрелке или схватиться с ним в скользкой грязи – для этого необходима уверенность в том, что совершенное владение техническими приемами, непрерывная напряженная тренировка делают тебя непобедимым. Но это неправда, особенно в перестрелках. Конечно, перевес может оказаться на твоей стороне, но если приходится участвовать во многих таких схватках, в одной из них тебя обязательно убьют.

Старлинг видела это собственными глазами.

Усомнившись в этой религии, к чему могла она теперь обратиться?

В разъедающем душу однообразии горестных дней Старлинг стала вглядываться в образы вещей. Старалась доверять собственным инстинктивным реакциям на различные вещи, не квантифицируя их, не сводя их к словам. Примерно в это же время она заметила изменения в собственной манере читать. Раньше она сначала прочитывала подпись, потом уже смотрела на саму иллюстрацию. Теперь все стало по-другому. Иногда она вообще подписей не читала.

Многие годы она читала публикации от кутюр тайком, испытывая чувство вины, будто это была порнография. Теперь она признавала, что было в этих публикациях нечто заставлявшее ее испытывать жажду. При ее складе ума, напичканного лютеранскими принципами, предостерегающими от всяческой скверны, она чувствовала себя так, будто уступает восхитительному соблазну.

Старлинг со временем так или иначе пришла бы к избранной ею теперь тактике, но ее подтолкнула к находке мощная волна изменений в себе самой: подтолкнула к мысли, что вкус доктора Лектера к раритетам, предметам весьма ограниченного спроса, может оказаться тем самым спинным плавником, что, словно плавник акулы, взрезает поверхность вод и делает чудовище видимым.

Используя внесенные в компьютер списки покупателей, сравнивая их, она, возможно, сумеет отыскать одну из его меняющихся личин. Чтобы добиться этого, ей нужно знать, что он предпочитает. Ей нужно знать его лучше, чем кто-либо другой на свете его знает.

Что я знаю о том, что он любит? Он любит музыку, вино, книги, еду. И ему нравлюсь я.

Первый шаг в развитии вкуса – научиться доверять собственному мнению. В том, что касается еды, вина и музыки, Старлинг придется следовать вкусам доктора, выясняя, что он предпочитал раньше. Но хотя бы в одном она могла считать себя равной ему. Автомобили. Она была влюблена в автомобили и знала о них все: всякий, кто видел ее машину, мог с уверенностью судить об этом.

У доктора Лектера, до его позора, был «Бентли» с мощным двигателем. С наддувом, но не турбо. Сделанный на заказ, оснащенный поршневым нагнетателем воздуха, с прямым механическим приводом от двигателя, он не страдал инерционностью – недостатком, характерным для машин с турбонаддувом. Она быстро сообразила, что спрос на заказные «Бентли» столь мал, что вернуться к этому предпочтению было бы слишком рискованно.

Что же он может теперь купить? Она прекрасно понимала, какие ощущения он должен испытывать, ведя машину. Восьмицилиндровый двигатель большого объема, с большой мощностью на малых оборотах, не требующий сильной акселерации. А что бы она сама выбрала на сегодняшнем рынке автомобилей?

Что за вопрос, разумеется, «Ягуар»-седан модели ХJК. с наддувом. Она тут же разослала факсы фирмам, торгующим «Ягуарами» на Восточном и Западном побережьях Америки, запросив недельные сводки продаж.

К каким еще вещам был у доктора вкус, насколько она знала?

Ему нравлюсь я, снова подумала она.

Как быстро он прореагировал на известие о ее беде. Даже учитывая задержку из-за необходимости воспользоваться службой пересылки, чтобы ей написать. Плохо только, что почтовый штемпель смазан, вокруг франкировальной машины всегда полно народу, любой жулик может ею воспользоваться.

Как быстро «Нэшнл тэтлер» попадает в Италию? Именно оттуда он узнал про ее неприятности – экземпляр газеты нашли в палаццо Каппони. Есть ли у скандальной газетенки свой сайт в Интернете? И еще – если у него в Италии был компьютер, он мог прочесть краткое описание схватки на открытом массовому доступу сайте ФБР. Что можно было бы узнать из компьютера доктора Лектера?

В описи личных вещей доктора Лектера в палаццо Каппони никакого компьютера не числилось.

Но ведь раньше Старлинг что-то такое заметила. Она взялась за фотоснимки библиотеки в палаццо Каппони. Вот снимок замечательно красивого письменного стола, за которым он ей писал. И здесь, на столе, стоял компьютер. Портативный – ноутбук «Филлипс». На более поздних фотоснимках компьютера уже не было.

С помощью словаря Старлинг с огромным трудом составила факс в Квестуру города Флоренции:

«Fra le cose personali del doctor Lecter, с’è un computer portatile?»[157]157
  «Среди вещей доктора Лектера был портативный компьютер?» (ит.)


[Закрыть]

Так, шажок за шажком, Клэрис Старлинг следовала за доктором Лектером коридорами его вкусов и предпочтений, с ничем не оправданной уверенностью в том, что под ногами у нее твердая почва.

43

Служитель Мэйсона Верже, Корделл, взглянув на образец, что стоял в рамке на письменном столе, сразу же узнал характерный почерк. Конверт и бумага гласили: «Отель «Эксельсиор», Флоренция, Италия».

В эпоху Юнабомбера[158]158
  Юнабомбер – прозвище, данное прессой террористу, рассылавшему бомбы в почтовых бандеролях и письмах, в результате с 1987-го по 1995 г. погибли 3 и были ранены 29 человек. По случайному доносу был арестован Теодор Качински, бывший университетский профессор, который в обмен на признание себя виновным получил смягченный приговор – пожизненное заключение вместо смертной казни.


[Закрыть] все больше и больше людей, достаточно богатых, обзаводились собственными флуороскопами для проверки почты, такими же, как на Главном почтамте США.

Корделл натянул перчатки и проверил письмо. Флуороскоп не показал ни проводков, ни батареек. В строгом соответствии с указаниями Мэйсона он скопировал письмо и конверт на копировальной машине, осторожно беря бумагу пинцетом, и сменил перчатки, прежде чем взяться за копию и передать ее Мэйсону.

Знакомый четкий, каллиграфический почерк:

Дорогой Мэйсон, спасибо, что прислали мне такой невероятно щедрый дар, назначив столь высокую цену за мою поимку. Хотелось бы, чтобы Вы расщедрились еще больше. В качестве системы раннего оповещения такой дар работает много лучше, чем любой радар. Он заставляет представителей полицейских властей, в какой бы стране они ни находились, забывать свой непосредственный долг и в одиночку бросаться за мной вдогонку. Результат Вы видите сами.

На самом-то деле я пишу, чтобы освежить в Вашей памяти сюжет, касающийся Вашего прежнего носа. В Вашем недавнем и весьма вдохновляющем интервью «Женскому домашнему журналу», посвященном борьбе с наркотиками, Вы утверждаете, что скормили свой нос – вместе с остальным лицом – двум собачкам, Скиппи и Споту, умильно вилявшим хвостами у Ваших ног. Вовсе нет! Вы скушали его сами, в качестве легкой закуски. Судя по тому, как он похрустывал у Вас на зубах, я сказал бы, что по консистенции он походил на куриную гузку: да и Ваш комментарий в тот момент был примерно таким:

«На вкус – ну прямо жареный цыпленок!» Мне это напомнило звуки, которые когда-то я слышал в бистро, где некий француз с жадностью поглощал салат gsier[159]159
  Салат gésier (фр.) – салат с куриными потрохами.


[Закрыть].

Вы что же, забыли об этом, Мэйсон?

Кстати, о цыплятах: во время наших терапевтических сеансов Вы говорили мне, что в летнем лагере, когда Вы растлевали там обездоленных детей, Вы обнаружили, что шоколад раздражающе воздействует на Вашу уретру. Вы и об этом забыли?

Вы не думаете, что поведали мне о многом таком, что теперь, похоже, напрочь выпало у Вас из памяти?

Никуда не уйти от невероятного сходства между Вами и Иезавелью[160]160
  Иезавель (библ.) – жена царя Израиля, Ахава. Называя себя пророчицей, она «вводила в заблуждение рабов Божиих, прелюбодействовала и ела идоложертвенное». Ей было дано время покаяться, но она не покаялась. В соответствии с пророчеством после смерти мужа по приказанию нового царя Израиля, Ииуя, она была выброшена евнухами из окна и пожрана собаками. «И выбросили ее, и брызнула кровь на стену и на коней, и растоптали ее… и будет труп Иезавели на участке Израильском, как навоз на поле, так что никто не скажет: это Иезавель» (4 кн. Царств, 9:33–37).


[Закрыть], Мэйсон. Вы так увлеченно изучаете Библию, что непременно вспомните эпизод, когда собаки пожрали лицо Иезавели, как, впрочем, и все остальное, после того как евнухи выбросили ее из окна.

Ваши люди вполне могли убить меня на улице. Но ведь Вам хотелось получить меня живым? Аромат, который издавали Ваши наемники, убедительно показал, какой прием Вы планировали мне устроить. Ах, Мэйсон, Мэйсон! Вам так хочется увидеться со мной, примите же несколько слов утешения. Вы ведь знаете – я никогда не лгу.

Перед смертью Вы сможете увидеть мое лицо.

Искренне Ваш

Ганнибал Лектер, МД[161]161
  МД – доктор медицинских наук.


[Закрыть]

Р. S. И все же я очень беспокоюсь, вдруг Вы, Мэйсон, до этого не доживете. Вам следует избегать новых рецидивов пневмонии. Ведь Вы очень восприимчивы к таким заболеваниям, поскольку теперь прикованы к постели (и изменений в этом отношении не предвидится). Я бы рекомендовал Вам немедленную вакцинацию в сочетании с иммунотерапией (инъекции) против гепатита «А» и «В». Мне не хотелось бы преждевременно Вас потерять.

Казалось, у Мэйсона перехватило дыхание, когда он дочитал послание до конца. Он все молчал, молчал и только через некоторое время сказал что-то Корделлу, чего тот не расслышал.

Корделл наклонился пониже и был вознагражден целым фонтаном брызг изо рта Мэйсона, снова обретшего дар речи.

– Соедините меня с Полом Крендлером, – прошипел Верже. – И с нашим главным свинарем.

44

Вертолет, ежедневно доставлявший Мэйсону иностранные газеты, доставил в Маскрэт-Фарм и заместителя помощника Генерального инспектора Пола Крендлера.

Зловещее присутствие Мэйсона, его затемненная комната, непрерывное шипение и вздохи аппаратов, безостановочные извивания угря в огромном аквариуме – всего этого Крендлеру и так хватило бы с лихвой, а тут еще пришлось снова и снова просматривать видеопленку, запечатлевшую смерть Пацци.

Целых семь раз наблюдал он, как семейство Виггерт вершит орбиту за орбитой вокруг Давида, видел, как стремительно падает Пацци, как вываливаются его внутренности. Во время седьмого просмотра Крендлер уже вполне готов был увидеть, как вываливаются внутренности у Давида.

Наконец в той части комнаты, где располагались места для посетителей, в так называемой гостиной, зажегся свет; от ярких светильников над головой Крендлера шел невыносимый жар, сквозь сильно поредевшую щетину коротко стриженных волос его череп отражал сияние ламп.

Семейство Верже отличает несравненный нюх на всякое свинство, поэтому Мэйсон без обиняков заговорил о том, что Крендлер хочет получить для себя. Мэйсон вещал из окружавшей его тьмы, ритм его речи отмеряли вздохи респиратора.

– Мне незачем выслушивать… полное изложение вашей программы… сколько денег она потребует?

Крендлер хотел поговорить с Мэйсоном наедине, но в комнате они были не одни. На фоне освещенного аквариума вырисовывалась фигура широкоплечего человека с устрашающе развитой мускулатурой. Мысль об охраннике, прислушивающемся к их разговору, заставляла Крендлера нервничать.

– Мне хотелось бы… может, этот разговор будет только между нами? Вы не попросите его оставить нас?

– Это моя сестра Марго, – сказал Мэйсон. – Она может присутствовать.

Марго появилась из тьмы, шурша велосипедными бриджами.

– Ох, простите, – произнес Крендлер, привставая с кресла.

– Привет, – ответила она и, вместо того чтобы пожать протянутую ей руку, взяла пару орехов из вазы на столе и стиснула их в кулаке так, что они с громким треском раскололись друг о друга. Затем она снова удалилась во тьму и встала перед аквариумом, где, по-видимому, и съела орехи. Крендлер услышал, как на пол упала скорлупа.

– У-у’кей, – сказал Мэйсон. – Выкладывайте.

– Мне – чтобы провалить Лоуэнстайна в двадцать седьмом округе – десять миллионов долларов минимум. – Крендлер закинул ногу на ногу и вгляделся куда-то в затемненное пространство. Он не знал, видит ли его Мэйсон. – Эта сумма понадобится для оплаты прессы. Но я могу с полной гарантией утверждать, что он уязвим. Мне ли не знать.

– А что у него?

– Ну, скажем, его поведение вызывает…

– Я спрашиваю – что? Деньги, извращения?

Крендлеру неловко было сказать «извращения» в присутствии Марго, хотя Мэйсона это, видимо, вовсе не волновало.

– Он женат, но уже давно сожительствует с судьей апелляционного суда штата. Судье удалось несколько раз добиться решений в пользу тех, кто оплачивал избирательную кампанию Лоуэнстайна. Это может быть простым совпадением, но если телевидение обвинит его в таких вещах – дело в шляпе.

– Судья – женщина? – спросила Марго.

Крендлер кивнул. Не уверенный, что Мэйсон его видит, он добавил:

– Да. Женщина.

– Худо, – сказал Мэйсон. – Лучше бы он был извращенцем, правда, Марго? Но все-таки вы же не можете запустить эту дезу сами, Крендлер. Нельзя, чтобы это исходило от вас.

– Мы составили план, который предлагает избирателям…

– Но вы не можете запустить эту дезу сами, – повторил Мэйсон.

– Я просто сделаю так, чтобы в Управлении судебного надзора знали, куда смотреть, грязь так прилипнет, что Лоуэнстайну век не отмыться. Что скажете? Согласны мне помочь?

– Согласен – наполовину.

– Пять?

– Давайте не будем так легко швыряться этим словом. Давайте произносить с должным уважением – пять миллионов долларов. Господь благословил меня этими деньгами. И с их помощью я осуществляю Его волю: вы получите эти деньги, только если Ганнибал Лектер окажется у меня в руках. – Мэйсон несколько мгновений переводил дыхание. – Если это случится, вы станете конгрессменом Крендлером от двадцать седьмого округа, свободным и независимым, и все, о чем я когда-либо попрошу вас, это выступить против закона о применении гуманных методов забоя скота. Если Лектер попадет в руки ФБР, если фараоны его где-нибудь схватят и он отделается всего лишь смертельным уколом, что ж – рад был с вами познакомиться.

– А как я могу помешать местным правоохранительным органам его поймать? Или – если конторе Крофорда вдруг повезет и они его сцапают? Я же не могу это проконтролировать.

– Сколько штатов, где есть смертная казнь, могли бы вынести доктору Лектеру обвинительный приговор? – спросила Марго. Голос у нее был скрипучий и низкий, как у Мэйсона, из-за гормонов, которые она принимала.

– Три штата, и в каждом – многократные предумышленные убийства.

– Если его арестуют, я хочу, чтобы его судили в соответствии с законами нашего штата, – сказал Мэйсон. – Никакой ерунды вроде похищений, никаких нарушений прав человека, никаких межштатных процессов. Я хочу, чтоб он получил пожизненное, я хочу, чтоб он сидел в тюрьме нашего штата, а не в федеральной строгого режима.

– Надо ли мне спросить – почему?

– Только если на самом деле хотите, чтобы я вам ответил. Это не подпадает под Закон о применении гуманных методов забоя скота, – сказал Мэйсон и хихикнул. Разговор истощил его силы. Он сделал жест в сторону Марго.

Она вынесла на свет пюпитр – планшет с зажимом – и стала читать свои записи:

– «Нам нужно получать всю информацию, что получаете вы, до того как она попадает в Отдел психологии поведения, нам нужно получать все рапорты отдела, как только их введут в Сеть, и нам нужны коды доступа к Сети Информационного центра ФБР в Квонтико и Национального информационного центра».

– Вам нужно будет пользоваться таксофоном каждый раз, как вы будете входить в Сеть ИЦ в Квонтико, – сказал Крендлер, все еще обращаясь куда-то во тьму, будто женщины с ним рядом вовсе не было. – Как вы сможете это сделать?

– Я смогу это делать, – сказала Марго.

– Она сможет это сделать, – прошептал Мэйсон из темноты. – Она составляет программы для тренажеров в спортзалах. Такой у нее маленький бизнес, чтобы не жить на иждивении братика.

– У ФБР закрытая система, а часть ее вообще зашифрована. Вам придется подключаться через гостевой вход, точно следуя моим указаниям, а затем загружать ноутбук, предварительно загруженный в Департаменте юстиции, – сказал Крендлер. – Тогда, если в ИЦ вам подбросят приманку и устроят слежку, они ткнутся носом в Департамент юстиции. Купите быстрый ноутбук с быстрым модемом – за наличные, прямо у оптовика, и не оформляйте никаких гарантий по почте. Купите еще и ziр-драйв[162]162
  Ziр-драйв – носитель информации.


[Закрыть]. И не входите пока в Сеть. Машина понадобится мне на сутки, а когда вы со всем этим покончите, вернете ее мне во что бы то ни стало. Я с вами свяжусь. О’кей, с этим – все.

Крендлер встал и принялся собирать бумаги.

– Не совсем все, мистер Крендлер… – сказал Мэйсон. – Лектер может вовсе не объявиться. Денег у него полно, хватит, чтобы спрятаться на веки вечные.

– Откуда у него деньги? – спросила Марго.

– Когда он занимался психиатрической практикой, у него было несколько очень пожилых пациентов, – ответил Крендлер. – Он уговорил их отписать ему кучу денег – и акции в придачу – и здорово их припрятал. Налоговая инспекция так и не смогла их отыскать. Даже эксгумировали парочку его благодетелей, чтобы выяснить, не он ли их укокошил, но ничего не обнаружили. Тесты на токсины – отрицательные.

– Так что на грабеже его не поймаешь, проблем с деньгами у него не будет, – заметил Мэйсон. – Надо его как-то выманить на свет. Продумайте, как это сделать.

– Он узнает, откуда ветер дул там, во Флоренции, – сказал Крендлер.

– Точно, узнает.

– И захочет вам отомстить.

– Не думаю, – ответил Мэйсон. – Я нравлюсь ему в своем теперешнем состоянии. Думайте, думайте, Крендлер. – Мэйсон принялся напевать какую-то мелодию.

Все, что заместитель помощника Генерального инспектора Крендлер мог слышать, направляясь к выходу, была эта мелодия. Мэйсон часто мурлыкал псалмы, обдумывая свои интриги. Первую наживку ты проглотил, Крендлер, но мы еще поговорим об этом, когда ты откроешь в банке изобличающий тебя счет… когда ты будешь принадлежать мне целиком, со всеми потрохами.