Текст книги "Крым. Ханы, султаны, цари. Взгляд на историю полуострова участника Крымской кампании"

Это решение было принято в несчастный для Османской империи час: в результате этой войны она потеряла огромную территорию и поставила под угрозу свою независимость. И все же для такого решения были весомые политические причины. Война должна была помешать честолюбивым намерениям Екатерины относительно Польши. А их успешное осуществление сделало бы Россию еще более близкой соседкой Турции. Война соответствовала духу договоров, заключенных Турцией с поляками, и совпадала с желаниями польских дворян, которые создали антироссийскую конфедерацию в Баре и настойчиво просили Турцию о помощи.

К несчастью, Франция проявила нерешительность в делах Польши: из уважения к Австрии она отказалась признать конфедерацию. А одобрение французского двора придало бы их движению общенациональный характер и этим очень помогло бы османским войскам. Но версальский кабинет министров попросту проявил слабость, а вот венский двор повел себя позорно и предательски. В один из периодов военных действий Австрия заключила с Портой тайный договор, по которому обещала начать наступление для поддержки турецких войск при условии, что Османская империя после заключения мира даст ей субсидию на оплату военных расходов и уступит некоторые территории. Султан, верный этому соглашению, начал с того, что перечислил Австрии пять миллионов имперских флоринов, что равно более чем миллиону фунтов стерлингов. Австрия сразу же использовала его деньги на приготовления к войне против него самого и присоединилась к царице.

Именно во время этой войны русская эскадра впервые появилась в Средиземном море. Она вышла из портов Ревеля (нынешний Таллин. – Пер.) и Архангельска, одержала великую победу в Чесменской бухте. Эта битва была такой же губительной для турецкого флота, как сражение при Наварине. Победа была одержана в первую очередь благодаря мастерству и бесстрашию офицеров-британцев – вице-адмиралов Эльфинстона и Грейга и лейтенанта Дагдейла. При нынешней политической обстановке кажется странным, что наши соотечественники-британцы внесли в усиление России и ослабление Турции больший вклад, чем любой другой народ.

Крым-Гирей был строгим правителем, но умел проявлять внимание к людям. Однажды, когда французский посол находился в палатке хана, туда вбежал солдат-поляк и бесцеремонно начал раздеваться перед костром. Этот человек упал в воду, а была середина зимы, и его одежда заледенела от холода. Де Тотт хотел выставить солдата за дверь, но хан вступился за поляка и не дал его прогнать. «Что ты собираешься сделать с этим беднягой? – сказал он. – Человек, который умирает, ни от кого не зависит, разве не так? Он не знает никого, кроме человека, который может ему помочь. Короли уже ничего для него не значат. Оставим его в палатке одного». Когда татарские войска находились в Польше, нескольких ногайцев обвинили в том, что они изуродовали нарисованное изображение Христа в церкви. Хан приказал дать каждому из них сто ударов палками у ворот церкви и сказал: «Мы должны научить татар уважению к изящным искусствам и к пророкам».

Трое мужчин из каждых восьми семей ханства были призваны в конные войска. Так были набраны для войны три армии. Одна из них, численностью в 60 000 человек, под началом калги-султана, должна была двигаться вдоль левого берега Днепра. Вторая, числом в 40 000 человек, под командованием нурэддин-султана, должна была идти к «Малому Дону», а третья, 100 000 воинов под командованием самого хана, должна была войти в «Новую Сервию» – часть Украины между Бугом и Днепром. Общий сбор был назначен возле города Каушаны в Бессарабии. На время этот городок стал столицей Крымской Татарии. Официальный въезд хана в город был обставлен очень торжественно и пышно. На правителе Крыма была шапка, украшенная бриллиантами, на перевязи, переброшенной через плечо, у него висели лук и колчан. Впереди хана шли охранники, ведя в поводу лошадей, головы которых были украшены пучками перьев. Сзади несли знамя пророка. Де Тотту, который приехал в Каушаны заранее, сказали, чтобы он приготовил ужин для Крым-Гирея. Гонец, который привез это известие, намекнул, что должно быть в меню. «Наш господин любит рыбу. Он знает, что твой повар очень хорошо готовит ее. Его собственный повар кладет в соусы только воду». Де Тотт сделал так, как ему подсказали, – велел приготовить лучшую рыбу из Днестра в прекрасном вине.

Зима была необыкновенно жестокой; люди и лошади стали погибать от холода, хотя и те и другие были привычны к весьма суровой погоде. На равнине находили целые стада мертвого скота: животные замерзли насмерть, а потом были частично засыпаны снегом во время ураганов. За один день похода армия хана потеряла 3000 людей и 30 000 лошадей. «Я не могу сделать погоду лучше, но могу дать людям мужество переносить ее», – сказал хан. Он сел на коня и проехал через ряды своих воинов при пронзительном ветре, строго соблюдая обычай, запрещающий восточным правителям надевать покрывала, которыми частные лица закрывают свои головы от холодных зимних ветров. Цель похода – разорить «Новую Сервию» и отрезать русских от продовольствия – была достигнута, и татарская армия вернулась к Днестру. Провинция осталась в ужасном состоянии. Дым от ста пятидесяти сожженных деревень, мелкий пепел, подхваченный ветром, и пар от тающего снега закрывали небо на расстоянии двадцати лиг.

Вскоре после возвращения хана в Каушаны его жизненный путь внезапно оборвался. У хана бывали приступы ипохондрии, и один грек, известный врач, который также был политическим агентом, предложил ему свои услуги, обещая помочь своим искусством. Де Тотт напрасно отговаривал Крым-Гирея принимать эту помощь. «Что такое, мой друг? Ты боишься?» – спросил его хан. «Конечно, боюсь, – ответил барон. – Подумай о положении этого человека и о своем положении и рассуди сам, ошибаюсь ли я». – «Что за чепуха! – ответил хан. – Какая мне польза от таких размышлений? Тут достаточно одного взгляда. Посмотри на него, посмотри на меня, и ты увидишь, посмеет ли этот неверный что-то сделать!» На следующий день хан почти не мог двигаться. Больше он не выходил из своего гарема. Когда Де Тотт вошел в комнату, где хан лежал, больной только что закончил диктовать письма секретарю своего совета. Указав на лежавшие вокруг него бумаги, Крым-Гирей сказал барону: «Посмотри сюда: это моя последняя работа. А свои последние минуты я сберег для тебя». Но вскоре хан заметил горе, которое его болезнь причиняла барону, и сказал: «Расстанемся. Твоя чувствительность расслабит меня, а я хочу попытаться уснуть навеки в более веселом настроении». Затем он знаком велел шести музыкантам, сидевшим в дальнем конце комнаты, начать игру. Примерно через час несчастный правитель испустил свой последний вздох под звуки музыки. Вскоре на его трупе стали видны признаки отравления. Воспользовавшись суматохой, грек сбежал в Валахию. Никто не сомневался, что этот врач был тайным агентом России. Повозка, увешанная знаками траура и запряженная шестью лошадьми в черных попонах, доставила хана в Крым, на место вечного упокоения его предшественников. Ее сопровождали принцы, знатные люди и войска. Имя Крым-Гирея упомянуто в надписи на фонтане Марии в Бахчисарае, но очень сомнительно, что этот хан был героем предания о Марии. Надпись эта звучит так: «Радуйся, радуйся, Бахчисарай! Ибо просвещенный хан Крым-Гирей, всегда благосклонный к своим подданным, всегда заботящийся об их благополучии, обнаружил этот великолепный источник чистейшей воды и от своих щедрот воздвиг этот прекрасный фонтан. Слава Всемогущему! Если в мире существует другой такой фонтан, пусть его найдут! В Дамаске и Багдаде есть много прославленных чудес, но такого прекрасного фонтана в них не было».

Русские военачальники применили ужасные по своей жестокости меры против барских конфедератов, чтобы те не смогли нанести отвлекающий удар, способный повлиять на ход войны с турками. Салтыков официально объявил в приказе по армии, что каждый офицер или солдат, который захватит в плен конфедерата и сохранит ему жизнь, будет сурово наказан. В столице видели девять несчастных знатных дворян, которым были отрублены кисти рук по приказу генерала Древича. (Генерал Иван Григорьевич Древич, иначе Древиц, был родом из сербских дворян. Во время войны против барских конфедератов был полковником, участвовал во многих сражениях и руководил осадами. Отличался жестокостью к пленным. Позже участвовал в подавлении пугачевского восстания, после чего и был произведен в генералы. – Пер.) Известно, что генерал сам распоряжался исполнением своего отвратительного приговора.

В начале войны турки сражались яростно и два раза победили своих противников в ожесточенных сражениях. Но в 1770 году командование императорской армией принял маршал Романцов (вероятно, имеется в виду фельдмаршал Петр Александрович Румянцев, прославленный российский полководец и реформатор русской армии, который командовал русскими войсками во время этой войны и одержал несколько крупных побед над турками. – Пер.). После этого у турок начались крупные неудачи, поскольку их мужество не имело опоры в виде умелого управления войсками, а их противник подкрепил силу своего оружия хитрыми уловками. Престол умершего крымского хана наследовал его племянник. Однако новый правитель был молод и слаб. Порта низложила его и заменила Каплан-Гиреем. Каплан был воинственным правителем, но лучше умел сражаться как солдат, чем вести войска как их начальник. Когда этот хан во главе объединенной армии татар и турок стоял лагерем на Пруте, его астролог был подкуплен и выдал его планы Романцову. Тот же астролог, объявив день неблагоприятным, убедил своего господина не использовать удобный случай для атаки. Это предательство стало одной из причин двух сокрушительных поражений армии султана, которые открыли перед противником всю границу его империи, спасли славу русского полководца и позволили Екатерине серьезно думать о возможности завладеть Константинополем. Преступление астролога было раскрыто, и тетива сделала свое дело, но исправить причиненный вред было невозможно.

В 1771 году основные сражения войны бушевали на Дунае, где армия Романцова яростно сражалась с войсками великого визиря. В это время князь Долгорукий повел мощную российскую армию против Крыма. Его войска прорвали укрепления Перекопа и вторглись на полуостров. В этом походе они почти не встретили сопротивления, потому что турецкие военачальники робко отступали перед ними, оставляя хану лишь две возможности – тоже уходить или попасть в руки русских завоевателей. Еще до похода в ход были пущены интриги, которые создавали раскол среди татар и подрывали единство их русских союзников. Султан, разгневанный трусостью Аббаса-паши и еще нескольких военных, послал им смертельную тетиву, а потом их головы были выставлены у ворот сераля. После ухода турок хан какое-то время оставался в горах, но затем, увидев, что не сможет одолеть своих противников, бежал в Константинополь. Екатерина в письме к Вольтеру, которое датировано 2 августа 1771 года, писала: «Может быть, ко мне скоро приведут самого крымского хана. Я сейчас узнала, что он не уплыл за море с турками, а остался в горах с малым числом сторонников, как сделал претендент (Чарльз Стюарт, претендент на британский престол. – Пер.) после своего поражения у Каллодена. Если он придет ко мне, мы постараемся этой зимой научить его хорошим манерам, ему отомстить, я заставлю его танцевать; и мы сходим на французскую комедию». Русские явно захватили в этом походе немало добычи, потому что императрица добавляет: «Если мы захватим еще одну или две Кафы, то возместим расходы на войну».

Подробности этого легкого триумфа записаны позолоченными буквами в одной из церквей Арабата на плите из красного мрамора, верх которой украшен гербом. Эта надпись гласит: «В память о славных победах князя Долгорукого, который 23 июня 1771 года прибыл к Перекопу во главе второй императорской армии, а к шести часам утра 25 июня взял штурмом эти укрепления с первой атаки. Гарнизон Перекопа, состоявший из 879 человек, из них 99 офицеров и 780 солдат, сложил оружие и был отправлен морем в Варну. 35 000 турок и татар, которые поддерживали гарнизон, увидев его сдачу, в полном беспорядке бежали на юг. Затем князь Долгорукий прошел через Крым и 5 июля захватил крепость Кафу. Сераскир и 1300 солдат были взяты в плен. 22 000 турок во главе с Аббас-пашой бежали на 160 кораблях, стоявших на якоре возле Кафы. Примерно 8000 татар вернулись в свои жилища. В том же месяце князь Долгорукий взял и уничтожил три крепости – Еникале, Балаклаву и Бейби – и укрепленный замок Керчь. В их стенах были обнаружены 278 пушек, 17 мортир и 40 000 полных комплектов вооружения различных видов». Таким образом, Крымский полуостров всего за неделю покорился завоевателю из-за трусливого или предательского дезертирства турецкого командующего, а также из-за вражды и паники среди татар. Вероятно, даже самое мощное сопротивление их объединенных сил не помогло бы им устоять против русских, чья дисциплина была выше, а оружие лучше. Но все-таки можно почти не сомневаться, что безнадежность военного сопротивления определила ход событий не одна, а вместе с подкупом и обманом. Долгорукий согласно старинному обычаю получил почетное прозвище Крымский как завоеватель Крыма, хотя едва ли можно назвать завоеванием занятие территории, которое ему удалось провести, не получив в ответ ни одного сильного удара от ее защитников. Память о нем хранит четырехугольный обелиск из зеленого камня возле симферопольского собора. На одной стороне камня вырезан портрет князя, на другой его герб, на третьей российский орел, на четвертой изображено крещение татар – победа христианства над исламом. Эту победу еще надо одержать, а крещения татар можно только желать.

Новые власти Крыма не стали отменять прежние формы управления. Иначе они оскорбили бы чувства верных своим предрассудкам местных народов. Страсти накалились бы до предела, и новым хозяевам не давали бы покоя местные восстания. Была принята более благоразумная политика – позволить движущейся машине работать дальше, но взять управление этой машиной в свои руки. Поэтому завоеватели назначили нового хана, Сахиб-Гирея, который в уплату за возведение на престол с удовольствием отдал им крепости Керчь и Еникале (Семь Башен). Было сделано все возможное, чтобы сформировать среди народа партию сторонников России.

Этот год триумфа России принес ей также одно из тяжелейших бедствий в ее истории. Армии этой страны, глубоко проникнув на территорию Крыма, оказались в местностях, зараженных чумой, и принесли эту болезнь в центр империи. Эпидемия опустошила города Украины, а Москва потеряла три четверти жителей. Генералы и коменданты усилили это бедствие своей глупостью: они вели себя с чумой так, как обращались бы с шеренгой солдат, словно болезнь подчиняется военному командованию. Штофельн в Яссах своими приказами категорически запретил произносить слово «чума» и не допускающим возражений тоном потребовал, чтобы военные медики подписали свидетельство, что никакой чумы нет, когда вокруг него уже тысячи людей умирали от нее. Был также выпущен указ, в котором народ уверяли, что разговоры о чуме – ложная тревога, созданная злонамеренными людьми. Такие меры только делали людей менее осторожными и увеличивали размер бедствия. В Москве чернь, доведенная до ярости отчаянием и ужасом, восстала даже против религиозных авторитетов и убила архиепископа в Донском монастыре.

Поэтому в 1772 году обе воюющих стороны, и русские, и турки, с одинаковой силой желали мира. В Фокшанах, возле Бухареста, был организован съезд, участники которого должны были определить условия мирного соглашения. Полномочные представители договаривающихся сторон встретились под открытым небом, поставили себе шатры и сошлись для переговоров в беседке, построенной специально для этого случая. Невозможно представить себе большего контраста, чем внешний вид представителей воюющих стран. Орлов, любимец императрицы, сверкал драгоценностями, а Осман-эфенди, посол султана, выделялся среди присутствующих тростью с золотым набалдашником. Турецкий посол первым нарушил молчание, сказав, что «великий господин, его повелитель, советовал ему служить Богу и любить мир». Но заключить соглашение не удалось, и война продолжала бушевать с дикой силой, пока новые неудачи не заставили нового султана Абдул-Хамида в 1774 году уступить требованиям противника и подписать катастрофический для Османской империи договор в Кайнарджи, в Болгарии.

По этому знаменитому договору Россия сохранила за собой Азов и Таганрог, а также крепость Кинбурн. Граница между двумя государствами была проведена по реке Буг. Крым стал формально считаться независимым государством. Из всех положений договора это было самым обидным для турок: наступил конец союзу, который продолжался три столетия. Они должны были понять, что русские, отрывая полуостров от Порты, на самом деле ставили себе цель включить его в состав России. Кроме того, царица получала право бесплатного плавания по османским водам для своих торговых судов, в том числе, как специально было указано, по Босфору и Дарданеллам, куда они собирались заходить. В «славном Кайнарджийском договоре», как называл его император Николай, были и другие статьи, на которых он основал те свои требования к константинопольскому двору, которые стали причиной нынешней войны (то есть Крымской войны 1853–1856 годов. – Пер.). Эта часть соглашения – отличная иллюстрация старой поговорки «дай ему палец, он всю руку откусит». В статье 7 сказано, что Блистательная Порта обещает постоянно защищать христианскую религию и церкви этой религии, а также позволяет министрам российского императорского двора «по всем обстоятельствам» делать «разные представления» в пользу как новой церкви в Константинополе (упомянутой позже), так и ее служащих и обещает относиться к ним с уважением, поскольку они исходят от доверенного лица соседней и искренне дружественной державы». В статье 14 говорится, что по примеру других государств российскому высочайшему двору позволяется, кроме домашней часовни, сооруженной в здании ее посольства, построить в квартале Галата, на улице, называемой Бей-Оглу, публичную церковь греческого вероисповедания, которая всегда будет под защитой министров этой империи и не будет подвергаться никакому притеснению и оскорблению.

Вместе эти статьи «позволяют» России построить в Константинополе конкретную церковь, называют квартал и улицу, где она будет стоять, и отдают эту церковь под ее защиту. Кроме того, они «позволяют» России по ее желанию «делать представления» в пользу упомянутой церкви и ее служителей и обещают им должное уважение. Это и есть основания для требований покойного царя (Николая I; он умер в начале 1855 года, то есть незадолго до первого издания этой книги. – Пер.), которые так высокомерно предъявил Мензиков (князь Меншиков, в то время русский посол при турецком дворе. – Пер.). Превращая разрешения в права и единичный случай в общее правило, он потребовал документального признания своего права защищать всех членов православной общины, которые были подданными султана и жили во владениях султана. Для поддержки этого требования северное государство практически объявило войну Турции, переведя свои батальоны через ее границу.

Битва России за Черное море с Турцией была выиграна, когда был подписан Кайнарджийский договор. Империя получила прямой путь к водам этого моря через Керченский пролив и Днепровский лиман и возможность поддерживать связь с Левантом и Средиземным морем через Босфор, Пропонтиду и Дарданеллы. Обеспечив таким образом своему государству южный выход к морю, Екатерина достигла той цели, к которой напрасно стремился Петр Великий. Это большое внутреннее море, которое триста лет было привилегированным владением султанов, перестало быть только оттоманским озером. Императрица не замедлила выгодно использовать свое новое положение. По ее приказу генерал Ганнибал (Иван Абрамович Ганнибал, сын знаменитого Ибрагима Ганнибала и крестник Петра I. – Пер.) в 1778 году основал на северном берегу Днепра военный и торговый порт Херсон. Через пять лет, в 1783 году, француз Ришелье, которого Людовик XVI позже возвел в дворянское достоинство, основал там первую коммерческую компанию и заключил контракт на поставку в арсеналы Тулона пеньки и леса, которые доставляли по Днепру из внутренних областей страны. Херсон быстро стал крупным городом, но так же быстро пришел в упадок после основания приморских портов – Николаева, Одессы и Севастополя. С лихорадочной торопливостью создавался флот – и, если судить по количеству кораблей, он был создан. Но эти плохо построенные суда не были приспособлены для безопасного плавания по капризным и коварным водам. К тому же офицеры для них были плохо подобраны, а команды были неумелыми. Ветры и волны сурово обошлись с этим флотом, и несколько судов погибли. «Слава Екатерины», один из самых больших кораблей, разбился на куски о скалы Крыма. «Магдалина», 66-пушечный корабль, во время следующей войны был унесен штормом в Константинопольский пролив и захвачен турками. А 40-пушечный корабль «Крым» пошел ко дну во время того же шторма. «Звезды в своем движении сражались против Сисары» (Сисара в Библии – полководец, который командовал армией, сражавшейся против евреев, и потерпел поражение. – Пер.). Черное море показало, что не подвластно великой матери Московии.